Не только, и не столько, о дочери.
Дочурку свою я увидел когда ей было уже четыре месяца.
За два месяца до назначенного врачами срока, узнав о предстоящей полугодовой командировке, посадил я свою беременную жену в "анннушку", благо командир экипажа разрешил проводить мне, "литёхе", её до трапа, а там взял довольно тяжёлую сумку и занёс в самолёт, кивнув и подмигнув мне одновременно.
И просил то я всего трое суток, чтобы "сдать с рук на руки" жёнушку свою тёще, но нарвался только на грубость командирскую:
- Может тебе ещё и ключ от моей квартиры?! Да показать где деньги лежат?!,- сволочь слюнявая была и очень редкая, сцеплялся я с ним ни раз, но сейчас не об этом.
"Командировку" ту, будь проклята и она, и те, кто её "придумал", вспоминать не люблю! Трусом себя не считал и не считаю. Но пусть не врут те, которые с бравадой заявляют, что совсем не страшно, особенно когда осознаёшь, что первенца своего можешь и не увидеть вовсе.
Когда узнал, что дочка (сменщик, конечно же не мой, весть привёз) и всё там в полном порядке, обрадовался до ... того самого места! Честное слово мне был безразличен пол моего первого ребёнка. Ну честное слово! Хотел Юлией назвать, по этому поводу телеграмму отправил длинноватую, на все деньги, что в карманах остались после обмывки ножек-ручек, и, как видно, не очень понятную, потому как тесть, как позднее выяснилось, прочитав её, с подозрением спросил у тёщи:
- Он что, забыл уже как и жену зовут?
Но тёща, милый мой дружок, всё правильно поняла. Тут ещё моя маман прикатила на внучку посмотреть. И решили две бабки, что у Юлии ни в имени, ни в отчестве, ни в фамилии ни одной буквы "Р" не будет, а вдруг певицей станет - записали мою дочку Ириной. А мне какая разница!? Но старшая внучка у меня, дочка Иришки, Юлия между прочим, хоть я никому не предлагал больше такое имя.
Так вот, чтобы закончить с той командировкой. У каждого, кто был ТАМ, были секунды когда душа орала благим матом: "Мамочка, родимая, роди меня обратно!,- и очень хотелось как страусу сунуть голову в песок. Главное в это время ТАМ человеком остаться. У меня ЭТО было там, где, как ТАСС ни раз был уполномочен заявить, советских солдат не было и не могло быть. А на вводном инструктаже командир только и предупредил, чтобы не вздумал "союзничкам" фотографию жены показывать, а то, если понравится, пристрелят в спину недавние выпускники Университета "ужасной" дружбы народов, чтобы хвастаться потом кого это он "ябаль", когда учился в Москве.
Завалился я в родное гнездо жены в Волгограде уже перед 9 Мая. Дома были тесть, он гладил пелёнки и подгузники моей четырёхмесячной дочурки, и старшая сестра Танюшки. Тесть мой взгляд понял сразу и кивнул на дверь в соседнюю комнату. Влетел я туда, чтобы схватить дочку на руки и обмер: как это я её такую маленькую, черноглазку глазастенькую и вертлявую возьму то, чтобы не повредить ручки-ножки?! Стою и боюсь, хоть взять очень хочется. Слышу сзади:
- Что, Вася, не такая?,- это свояченица.
- Да такая, Валя, такая, вот только боюсь очень взять такую кроху!
- Это ты не видел какая она была сразу",- и вытащила довольно бесцеремонно (своя то на год старше была) мою девоньку из кроватки и вручила мне со словами:
- Головку на всякий случай придерживай, но вообще-то она её уже держит",- и показала как.
Довольно долго держал я дочку на руках, боясь пошевелиться, пока не пришли жена и тёща, которая сразу же кинулась кормить зятя. Тесть извинился, что не может сесть за стол. Сказал, что "торжественный приём" переносится на завтра и ушёл на "сороковины" своего фронтового товарища. Родион Григорьевич был артиллеристом, закончил перед войной училище. Командовал батареей в Сталинграде, войну закончил под Кёнигсбергом, как и мой отец, кстати.
Народу на улицах 9 Мая было множество. Очень многие в военной форме в основном с юбилейными наградами. А вечером к тестю пришли его батарейцы, традиция у них такая была, собираться на День Победы. Меня, конечно, то же за стол посадили, у которого весь вечер либо "стояла во фрунт", либо "металась кабанчиком" между гостями, не забывая и Родю своего, тёща, что на неё очень было не похоже.
Вспомнили фронтовики былые дни, товарищей погибших в боях и умерших от ран уже в мирное время. А когда выпили стоя и не чокаясь за тех, кого нет с нами, Косухин, командир орудия, сказал вдруг:
- Я, Родя, одного никак в толк взять не могу, почему это нас всё меньше, а фронтовиков - всё больше?!
Ответом ему была полная тишина.
До следующего Дня Победы тесть не дожил. Умер 24 апреля в гарнизонном госпитале. Тёща до самых похорон обивала пороги, но добилась отмены посмертного вскрытия:
- На что там смотреть то, весь ведь искромсан - исполосован осколками и скальпелем?!