Мерзость

Гл 7 
из второй книги «Перекрёстки богов»  романа «Блюдца Аннеты».

Модос:
   Невиданное зрелище повергло в страх погонщиков каравана. Собаки прижали уши, прижимаясь к хозяевам: в сотне локтей над извивающейся змеёй торгового каравана пролетела «колесница богов»; поднялась над чахлым леском, обогнула дальний хребет и исчезла, будто её и вовсе не было. Охрана одновременно выдохнула и приняла бравый вид.
  - Боги полетели к проклятущему городу, который мы всегда обходим стороной, - заметил старший погонщик и приложился губами к амулету-божку из кудра, висящему на груди.
  - Может хоть боги накажут их за мерзкие дела, - забормотал крепкий ещё старик.

  Тем временем колесница богов осуществила посадку в каменистой низине среди густых барбарисов, в заданном районе.
 
 - Ты не знаешь, Никола, почему погонщик сказал о проклятом городе, - Джон спрыгнул первым, не выставив лесенку, многозначительно подмигнув товарищу, осмотрел припасённую для подобного случая одежду – желтый длинный плащ грубой ткани с синим подбоем по краям и капюшоном на случай непогоды.
 - Ладно, хватит трындеть, - Николо поправил пояс с пристёгнутым ножом и парализатором. – Джо, не забудь поставить защиту, а то пока вернёмся, местные аборигены растащат нашу допотопную летающую колымагу на сувениры.
 - Не бойсь, дружище, - Джон запахнул плащ и подпоясался широким жёлтым поясом, оставив свободное место для крайнего случая. – Я вот что думаю, Нико, а реальность ли происходящее, или нам пудрят мозги в виртуале.
 - Не уверен ни в том, ни в другом, но в отношении «допотопной» колымаги, верно попал в дюрку, - хохотнул, Никола. – Странно вот что Джон: задание то больно непонятное и хлопотное мы получили.
 - После семи месяцев воздержания, я первым делом по приходу в городок сниму курочку, а Ты Никола – мальчика, не правда ли? - Джо развеселился от удачной остроты и довольно хмыкнул.
 - А ну тебя, - отмахнулся Никола – мог бы и помолчать.
  Ангелы бросили последний взгляд на колесницу богов и начали спускаться к мутному ручью, продираясь в зарослях барбариса по нагромождению камней.
  Через полчаса посланцы межмирья добрались к серпантину проезжего тракта, ведущему к Модосу, - утопающему в зелени кипарисов и смокв, пятитысячному поселению дигейцев. 
  Обмениваясь взаимными уколами, чтобы скрыть волнение, посланцы богов приближались к заданной цели. Изредка путники останавливались отдохнуть у обочины: Джон разворачивал свиток – кристаллический кремниево-водный экран, камуфлированый под кожаный свиток и включал. Инфа с миниатюрного беспилотника, кружившего над местечком тотчас являла грязные улочки, мулов, отгоняющих мух, бродящих с целью и без цели горожан  и безвкусную архитектуру Модоса.   Искомый дом находился у мощёной камнем дороге, почти в центре селения. Хозяин – убеленный сединой пятидесятипятилетний на вид с манерами аристократа – Тол, как раз вернулся домой. Рабы опустили носилки, а другие запёрли ворота. Господина Тола встретили две черноволосые хрупкие девушки – дочери.
  Джон увеличил разрешение и вздохнул: - Эх, нельзя на работе.
 - Красивы чертовки, - Никола безразлично скользнул по обнажённым плечам девушек и грудном вырезе.
 - Конечно, Нико. Ты ведь предпочитаешь мальчиков, - съязвил Джо.
 - Раньше ты был молчаливее и скромнее, - обиделся и одновременно уколол товарища Никола.
 - Не обижайся, - Джон дружески похлопал по плечу. – Мы все изменились в межмирье, Никола. – Джон отключил монитор, свернув в трубку, засунул в заплечный мешок.
 - Уважаемый, – помахал он посохом проезжающему мимо скучающему возничему, не среагировав на предостерегающий тычок друга в ребро.
 - Что нужно, - недовольно осклабился исподлобья возница. Неприязнь, мелькнувшая в нём исчезла, едва Джон показал серебряную монету.
 - Присаживайтесь путники, - засуетился рыжебородый, - подвезу, как ни помочь путникам.
 Монета перекочевала в руки перевозчика. Попробовал на зуб, удовлетворённо засопел, почёсывая всколоченную бороду. Он оказался словоохотлив и не прошло пяти минут, как разговорился, начав осторожно выспрашивать путников о цели путешествия. Получив ответ и известное в городке имя Тола, он совсем успокоился и стал своим в доску: предложил путникам вина, за плату, разумеется. Ангелы не отказались и пригубили прямо из меха. Выпил и возница и разговорился, поведав, что как раз направляется в Модос к господину Толу со свежепойманной рыбой, присыпанной солью чтоб не пропала и сухой травой. У дочери Тола сегодня день совершеннолетия и ожидается много гостей, а вот рыбку и сам господин, да и местные любят побаловаться.
  Джон и Никола многозначительно переглянулись и развязано попросили ещё вина.
  Так незаметно и скоротали время, выведав у торговца как можно больше о городе и горожанах, но регулярно их возница хотел что-то сказать и застывал с открытым ртом и откровенным ступором. Путники непринуждённо болтали о том и сём и «не замечали» состояния возницы, хотя сами прекрасно осведомлены о культурных нравах местных. Наконец, торговца, видимо, доняло вино, а может и полуденный зной и он проболтался, что де Модос гостеприимен, но ночевать лучше подальше отсюда. Поняв, что сболтнул лишнего, возница нахмурился и забормотал какую-то абракадабру и в конце бормотания выдал членораздельно, что де, видно перебрал лишку.
   Распрощавшись с торговцем и попросив сообщить Толу, что они присланы из селения из соседней долины от уважаемого состоятельного человека, ангелы соскочили с телеги и не спеша направились осматривать городок - по кривым загаженным улочкам, чтобы составить собственное мнение о горожанах, а не полученную загодя информацию. К хозяину они добрались часа через четыре, успев отведать на местном базарчике ароматных дынь и немножко подкрепится в дорожной харчевне постоялого двора, где навели справки о предстоящей ночёвке. Хозяин харчевни сначала удивился просьбе заезжих, но скоро вошёл в роль, изобразил слащавую улыбку и пообещал все возможные удобства и удовольствия за четыре серебряных. На том и договорились.

   Тол радушно встретил дорогих гостей и когда услышал имя пославшего их, несказанно обрадовался такой чести и посадил их по правую руку. Когда было достаточно выпито и съедено и гости сбросили верхнюю одежду, ангелы же, сделали вид что не замечают недвусмысленных взглядов мужчин. Тол отвлекал почётных гостей от этого, и посланцы подыгрывали хозяину, хотя и Никола держал руку на поясе у частотного модулятора, применявшегося в нештатных ситуациях для изменения сознания окружающих. Когда Джон выпил очередную чашу превосходного янтарного вина, сытно рыгнул и громко сообщил о цели визита, что их господин хотел бы взять в жёны сыну, ставшую совершеннолетней – красавицу - дочь хозяина с глазами ночи, где может утонуть вечность. Тол, видимо и близко не предполагал такого оборота и онемел и даже прокашлялся.
 - Какая высока честь для меня, - торжественно произнёс Тол и предложил снова наполнить чаши.

     Заказные местные танцовщицы превосходно знали своё дело, Джон то и дело ловил себя на мысли, что не отказался бы, но жаль – работа есть работа, тем более что это мероприятие - экзамен на старейшину, который провалить никак нельзя. Чтобы отвлечься от нахлынувшего возбуждения, он понёс околесицу, в том числе и рассказ караванщика о пролетевшей над ним колеснице богов и якобы сами боги выглядывали из окошка той колесницы. Между прочим, сообщил он, икая, Толу, что они с Николо договорились переночевать в постоялом дворе по соседству. Едва эту новость услышал хозяин, его лицо застыло каменной маской.
  - Вы переночуете у меня, - сообщил он как можно непринуждённее на ухо Джону. – И не вздумайте перечить. Вы – мои гости, - а потом объявил то во всеуслышание.
 - Кажется, процесс пошёл, - толкнул под столом товарища Никола.

  А «процесс» действительно пошёл, и теперь оставалось только ждать ночи.
 В постоялом дворе по информации ангелов ночью разыгрывался целый спектакль для приезжих. Их комнату окуривали ароматическими наркотическими благовониями и подмешивали возбудитель в вино, с обязательными танцами обнажённых девушек. Ночью, когда приезжие «дозревали» и  начинали грезить наяву и манить девушек, на смену им выстраивалась очередь «страждущих» и начинался «процесс познания» …
 Продолжалось мероприятие несколько суток. Находящиеся в угаре наркотического опьянения постояльцы насиловались со всеми возможными извращениями, а когда приходили в себя, не могли передвигаться и тут появлялся целитель. Через время память восстанавливала всё унижение и ужас произошедшего, гости молчали, стыдясь себя и не рассказывая никому. Ко всему тому большая их часть становилась наркозависимой  и соответственно по происшествии времени возникало желание повторить процесс. Слухи о своебразном поведении горожан всё же просачивались в соседние селения и потому Модос пользовался дурной славой.
 «Зависимые», кто вернулся выстроили своё селение с противоположной стороны долины, и тоже боготворили священный, теперь для них, разврат.

  Как и предполагалось, когда взошла луна, в ворота Тола требовательно застучали. Догадавшийся о цели визитёров, Тол испугался не на шутку; он не находил себе места и переживал за гостей, а точнее за замужество старшей и собственную репутацию.
 - Мы всё знаем, Тол, - ангелы были уже на ногах и во всеоружии. Джон посоветовал Толу отворить врата, а сам приказал, чтобы хозяин забирал семью и уходил из города.
  Обезумевшая толпа не унималась и дубасила ворота.
 - Открывай же, - прикрикнул разъярённый Джон.
  - Как знаете, - засуетился Тол. Подчиняясь приказу и махнув на всё рукой, хозяин вышел к колеблющимся факелам. Запинаясь, предложил алчущим «познания» гостей, своих дочерей, на что толпа ответила хохотом и улюлюканьем.
 Джон стал рядом с Толом, скрипнув зубами: - Когда они разойдутся, собери самое необходимое и прочь из города.
 - Кто вы? – залепетал в страхе Тол, пятясь от напирающей обезумевшей похотью толпы мужчин и юношей.
 - Мы ангелы и пославший нас предупреждал об эпидемии, охватившей город. Перед рассветом собери самых близких и вон из города – зловеще сказал Джон. Посланцы включили посохи-модуляторы и направили в сторону беснующейся мрази.
 - О господь, - прошептал Тол увидав чудо, которое и не мог себе представить.
 - Вон отсюда нелюди,.. по домам, спать, – приказал Джон. Толпа притихла, успокоилась и начала таять. Когда исчез последний озабоченный, Никола объяснил куда идти Толу и где остановиться, а потом оба ангела накинули капюшоны и заспешили вон.

  Через пять часов, когда лучи просыпающуюся долину, бледные Джон и Никола всё не могли решиться, вернее один – Никола. Джон высказал своё мнение и ждал.
  - Я не знаю, как правильно поступить, - ответил тихо Никола. Он в который раз отследил через беспилотник, переваливших через хребет семейство Тола и снова вздохнул и вопросительно посмотрел на хмурого товарища.
 - А если я не смогу, мы провалим наше испытание, или же – высказал сомнение Николо.
 - Тогда мы подведём наших товарищей и в первую очередь Аннету… Эта зараза начала заражать соседние селения, - безстрастно констатировал Джон. – Ты ещё в плену собственных иллюзий, а может ты беспокоишься о своих, некогда, дружках-педиках, Николай… Извини, я знаю что ты ушёл сам от этой гадости. – Джон специально уколол товарища, хоть и сам стол на распутье, волновался и не до конца был уверен в правильности решения.
 – А Помнишь Нико, начало 21-го века на нашей Земле, когда потреблятство и толерантность к содомитам достигла апогей и довела до сколожества и людоедства и всё то вылилось ценой в сотни миллионов жизней. Если наши мнения разделятся, значит, возвращаемся на У-а-ла-э и скажем, что решили так, испытывая жалость. Мы и так пожалели семью и близких Тола, к тому же порядочный и богатый человек из соседней долины получит в жёны красавицу, достойную жену и хорошую мать.
  - Не знаю, - покачал головой Николо, - дай мне, пожалуйста, одну минуту...

   Если бы Джон только мог заподозрить, какие пляски станут вытворять дочери с членом одурманенного наркотиками отца, и какова из неё будет жёнушка и дети, то не оставлял бы в оборудованной ими пещере-схованке четыре меры золота и одеждой и подуктами, тем, кому выпал счастливый билет ценой в жизнь. И не оставлял бы ЖИЗНЬ.

   Старший караванщик потянулся и сладко зевнул, привычно захрустев скулами. Отошёл от просыпающихся погонщиков и зевающих у костра, сторожевых.
  Нарастало шипение, которое переросло в гул. Заревели верблюды, попятились мулы и залаяли псы. В их сторону падала звезда, оставляя позади пламя и дым. Звезда, сотрясая грохотом округу, пронеслась над  разбуженным караваном. Старший караванщик машинально полез за пазуху за божком и поблагодарил за чудесное спасение. Вздрогнул, проследив направление полёта звезды, и догадался.
 
Ракета угодила прямо в дом Тола, но никто из горожан не успел удивиться знаку небес и тем более что-либо понять.
  Взметнулась огненное облако до самих небес, а на месте града Модоса поднимался гриб ядерного взрыва.
 Джон обнял Николу, заметив седые волосы у товарища. Николай молчал, а когда успокоился и посмотрел на Джона, вскрикнул и подал старейшине перекрёстков зеркало. Все волосы Джона стали белыми как снег, а лицо испещрила сеть морщин.

 Караван заторопился прочь, в спешке и страхе, когда в долине в небо взметнулось исполинское дерево, яркое как солнце и ураганный ветер пронёсся над ними. Погонщик снова приложился губами и оцепенел: Прямо по пути следования каравана, опустилась небесная «колесница». показались два испускающих свет ангела, похожих на людей. Один из них властным жестом приказал приблизиться ему и всем сопровождающим караван. Преодолевая страх и опуская голову перед беловолосым и белокожим посланником небес, он всё же приблизился.
 - Человеки, вы пренебрегли заповедями, данными вам Богом и потому мы уничтожили рассадник человечьей мерзости. Передайте человекам, что подобного не должно быть пред лицом господа. Нам жаль эту цветущую долину, зверей, птиц и растения, но не живших в ней, исполнившихся блуда мерзости. Мать, вынашивая дитя творила мерзости и потом безгрешное дитя рождалось грешным среди грешных. Мы приказываем человекам не посещать эту долину в течение двадцати лет.
 

 Фанфик на тему Содома и Гомморы «посвящается» нынешним продвинутым депутатам Верховной Рады Украины, в том числе и двум последним президентам, ратующим за вхождение в «братскую» ветвь народов, исповедующих педерастию, лесбиянство и прочую мерзость, убивающую в человеке его суть и разрушающих институт Семьи-Рода – самого главного, на чём держится мир.

 (исключение составляет КПУ, выступающая против толерантного отношения к продвижению идей «свободного» мира и обязательствами перед нашими потомками.)