Мажоритарный принцип

Виктор Матвеев 2
                Если взять и окинуть
                Свой жизненный путь –
                То получится песня -
                Горькая…               
                В ней струною звенит,
                Как хрустальная нить –
                Твое имя простое –
                Ольга.


                МАЖОРИТАРНЫЙ  ПРИНЦИП

Говорят, что раз в семь лет человек совершает полный цикл жизни. Где и когда Дорохов слышал эту фразу – он никак не мог вспомнить, как, впрочем, и ручаться за то, что эта фраза достоверно истинна. Но факт остается фактом, и как бы там ни было, только этой фразой он не мог объяснить всего того, что случилось с ним за последние две недели, проведенные в этом городе.

Жизнь его до последнего времени тянулась вполне обыденно: дом, дорога, работа. Работа, дорога, дом. Частенько пьяные посиделки с постоянными друзьями, а то и просто первым встречным.
      В нем как бы уживалось внутренне два человека: один – примерный семьянин, прекрасный работник, по своему талантливый человек, умеющий многое и не обделенный от природы – про таких говорят – это - от Бога. Как он всегда говорил, неважно, что не знаешь – важно знать, где это можно узнать. А за этим стоят люди - и этих людей он знал и они знали его.
      За свои 35 он перепробовал много занятий: хорошо играл в шахматы, имел первый разряд по лыжам, сочинял стихи, песни и сам исполнял их на гитаре, прекрасно рисовал, увлекался литературой. До много еще чего.
      Второй, который сидел в нем, все это творчество направлял в обратном направлении, а именно: по беспробудному пил и был в этой части очень изобретателен; и как обвести жену, как начальство, а - как и просто – убедить себя, что выпить необходимо.
Кто из них двоих побеждал на данном этапе – туда и катилась телега жизни. Его жизни.
Что вдруг случилось? Была ли нарушена причинно-следственная связь? Скорее всего. Или эта фраза, услышанная где-то? Или еще что – сам Дорохов не мог объяснить.
За последний месяц в его жизни произошло несколько событий.

        Первое – это то, что их новый «шеф» ( впрочем, какой новый, он когда-то уже работал у них, потом ушел на повышение и волею судьбы получилось так, что вернулся к ним через 13 лет, впрочем у Дорохова с ним были хорошие отношения еще с тех давних времен – даже Новый год как-то раз вместе встречали ) вызвал его, долго испытующе смотрел на него и в конце концов сказал: «Вот, что, Николай. Я тебя по-хорошему предупреждаю – без эксцессов. Ты же талантливый мужик, что случилось?»
      Что было объяснять? Дорохов смутился, только и промямлил что-то вроде того, что живет на нервах и в том, что случилось, он сам разберется. Что еще он отвечал «шефу» он потом мучительно не мог вспомнить. Впрочем, это и неважно. Он получил урок, который впрок ему, впрочем, не пошел.
      В тот же вечер он напился до чертиков дома так, что жене с маленькой дочерью пришлось уйти ночевать к его матери, чтобы не слушать его пьяные бредни. Но в то же время в нем уже поселился червячок сомнения и даже не сомнения, а предчувствия того, что что-то должно произойти, но что, он пока не мог понять. Но, зная себя, понял – произойдет.
            Это он знал еще с тех времен, когда учился в военном училище, где   их обучали на занятиях по спецподготовке.
      Хотя, с другой стороны, у него и без этого самого спецназа, шестое чувство было развито дай бог дай каждому.

Вторым событием в его жизни стало то, что ему позвонил все тот же «шеф» и сказал: «Хотим тебя представить…». Дорохов испугался: «К чему бы это?» Сразу вспомнилась последняя пьянка и другие отдельные грехи. Но «шеф», слыша его молчание, продолжил:»…к званию «Почетного работника отрасли». «Авансом, конечно, с прицелом на будущее».
      Дорохов не нашел ничего умнее, как схохмить:
- На груди его могучей одна медаль теснилась кучей, на что «шеф» ему ответил: «Повторяю – это «аванс» и, попрощавшись, повесил трубку.

Дорохов ошеломленно оглядел сотрудников отдела. Впрочем, на него никто и не смотрел, все были заняты своими делами. Выйдя в коридор и закурив, он долго не мог унять мелкую и противную дрожь во всем теле.         
       Конечно, за свои 17 лет работы в отрасли от монтера до ведущего инженера он сделал многое, удач было больше, чем явных промахов, ему по своему везло, он знал практически всех работников предприятия по имени-отчеству, побывал лично во многих пунктах, работал сам и заставлял работать других. От дела не уклонялся и, поразмыслив, пришел к выводу:
- А почему, впрочем, и нет? - На работе все хорошо, отлаженная машина движется без сбоев – в этом и его немалая заслуга, тем более, что за эту отрасль он сам и отвечает в полной мере и вкупе получается, что именно он вполне это звание заслужил.
Жене Дорохов не сказал ничего, на мартовские праздники  был подозрительно тих и занимался тем, что расписывал настенные доски – было у него и такое хобби – вся кухня завешена ими.
Через две недели он уехал в командировку. И вот, в этом городе, он встретил ту, с которой еще 16 лет назад учился на курсах радистов.
        …Он узнал ее сразу, со спины,  узнал, каким-то диким интуитивным чувством, опять сработало шестое чувство, да так, что он даже задрожал и понял - что-то будет! Это была она!   
-Ольга!? – тихо окликнул он и голос его сорвался. Она обернулась в толпе и вопрошающе посмотрела на него.
- Ты меня помнишь?!…
   Как, в какой- то миг изменились ее глаза!
- Коля…! Она бы упала, если бы он не подхватил ее.
 
       Он был безнадежно влюблен в эту девушку, 17 лет назад с грациозной осанкой, откинув назад густую копну каштановых волос, вошедшую в их радиокласс. Он просто обалдел от ее красоты и не мог сказать и слова в ее присутствии.
       Позже они познакомились и она однажды даже приходила к ним в гости с подругой в гостиницу. Но Дорохов не мог бы и в мыслях допустить себя до нее. Она казалась ему недосягаемой. Все это казалось таким нереальным, что он  просто и поверить не мог в то, что он может быть с нею вместе. К тому же она была старше его на три года, замужем, правда детей у нее не было.
      Но пути господни неисповедимы.

      Он просто, по мужски, чувствовал, что они должны быть вместе. Это чувство никогда не подводило его, и женщины это чувствовали тоже. Но это был особый случай – и он сам признавался себе в этом.
И они стали вместе – в последний день перед отъездом она пришла к нему сама и осталась с ним до утра.
      И, эту встречу, и все что там было – он бережно хранил в себе все эти годы. Они больше не встречались - он и не пытался найти ее, хотя из своих источников знал, что она замужем и что у нее есть сын и, каждый раз, приезжая в этот город, он вспоминал ее с теплой, щемящей  сердце, грустью.
-Ты помнишь меня?

Он вдруг внезапно понял, до боли в сердце понял, что все эти годы любил только ее и это чувство так переполнило его, что она не могла этого не заметить. Конечно, она узнала его, они о чем-то говорили, торопясь, глотая слова, стоя на выходе из аэровокзала. Ее ждала подруга, его - друзья, которые, отчаянно жестикулируя, показывали на часы – что, мол, опаздываем! Их толкали выходящие и входящие из аэровокзала люди, а они смотрели друг на друга, взявшись за руки, не догадавшись даже отойти в сторону… «Дай мне твой телефон – я позвоню». «Конечно, запиши и вот что еще» – она, покопавшись в сумочке, достала конверт и сказала:
- Приедешь домой – посмотри, но только дома, здесь не надо, обещай мне.
-Что это?
- Дома посмотришь и все поймешь сам.
-Хорошо.  Я обязательно позвоню тебе и мы еще увидимся.
            Он прилетел в этот город, она улетала, и на ее рейс уже объявили посадку.

Она ушла вместе со своей подругой и толпа поглотила их. И только сейчас до него дошло, что она сказала, что была здесь в краткосрочной командировке, а телефон, который она дала ему, был ее домашний в том городе, где она жила.

Впрочем, на обратном пути он будет там проездом – решил он и смогу  вполне задержаться хотя бы на сутки. Благо время позволяет. Пусть так и будет – решил он для себя.

       О чем они говорили - он не мог вспомнить уже спустя несколько минут, стоя в автобусе, весь горя от чувства того, что он только что стоял рядом с той, которую любил столько лет, а в нужный час на первый план вылезли какие-то ненужные совершенно слова, ненужные фразы и ничего путного они так друг другу и не сказали.
       «Боже мой» - подумал он – «Какой же я дурак! До чего, собственно говоря, мы договорились? До чего? Я ведь даже не знаю, замужем она, или нет, хотя какое, в принципе, это имеет значение, что сейчас говорить, посмотрим – куда потом кривая выведет».
      А друзья расспрашивали его о чем- то, он что-то отвечал им - невпопад – они смеялись, он тоже вместе с ними, а по приезду в общежитие, когда у них, чисто по мужски, было все, он и вовсе забыл про Ольгу и, выпивая за  очередной тост с друзьями, которых не видел столько лет, уже откровенно смеялся над их шутками и радовался их встрече и играл собственные песни на принесенной откуда-то гитаре.

        Началась учеба на курсах, хотя честно признаться, он был на них урывками, заданий от руководства было дано немало и  выполнять их приходилось исключительно в рабочее время. Как хочешь, так и крутись!
                Курсы по системам спутниковой связи читал старый профессор по фамилии Буга. Ему было уже за 60, жизнь избороздила его лицо глубокими морщинами, но глаза! Глаза смотрели умно и лукаво, казалось вот-вот он предложит – а ну-ка, ребята, где наша не пропадала, завалимся в кабак, по русски, а уж там я вам такого расскажу, что вы все только рты разинете и это в худшем случае, а в лучшем - попросту свалитесь со стульев!
      Правой руки, а точнее, правого плеча у него не было, пиджак висел на нем как на кривой вешалке, но это совершенно не воспринималось, потому что то, о чем он говорил (и как говорил!) совершенно не давало никакого повода это заметить. Это был умнейший человек, который держал аудиторию в постоянном внимании к предмету, про который рассказывал.
       Работавший еще с Королевым, а потом, по воле несчастного и трагического случая, когда погиб маршал Неделин, при запуске баллистической ракеты, надолго выбитый из колеи жизни, он не поддался пессимизму и чувству отчаяния, а сумел, превозмогая боль и физические лишения,   защитить кандидатскую, а потом и докторскую диссертации. На курсах у него был любимый конек – кодирование радиосигналов.
      Как-то, профессор, рассказывая про это, назвал термин - мажоритарный принцип.
      Суть его заключалось в том, что три сигнала, переданных с ошибками в результате помех в итоге преобразуются в итоговый сигнал и принимаются в искомом месте без ошибок.  Все это делалось для  того, что бы сбить с толку любую радиоразведку мира.
      Да бог с ними, радиоразведками мира – это ведь про меня! Дорохов вдруг понял, пронзительно понял, что это про него, конечно, про него – ведь вся его жизнь, по сути – мажоритарный принцип.

          После стольких ошибок, прийти к нужному результату, после стольких лет жизни, что поразившись этому, всю ночь  не мог уснуть и выкурив за ночь пару пачек сигарет, перебрав всю свою жизнь, вывернув себя наизнанку до такой степени, что дальше уже невозможно – под утро уснул тяжелым и беспробудным сном и ему, второй раз в жизни, приснился тот давний детский добрый сон, который он так бережно хранил все эти годы, что проснувшись утром, он долго не мог понять, почему ему так легко и покойно, чего не было уже столько лет, а когда вспомнил, то тихо засмеялся и ощущая в теле необычайную легкость и ощущение безграничного счастья, уверенности в том, что дальше все будет только хорошо, тихо запел: «Значит - нужные книжки ты в детстве читал!»
И вот теперь, две недели спустя, когда он не спал всю ночь, вывернув всю свою сущность наизнанку, он вдруг до изумительной ясности понял, что все то, что было у него до этих дней - это только прелюдия, а главная жизнь только начинается, и-  во-первых - она навсегда свяжет его с Ольгой, а во вторых, выведет на какие то новые орбиты, неизвестные ему орбиты, о существовании которых он еще вчера и не подозревал. Кстати и профессор ему намекнул , что желал бы видеть его у себя.

          Они улетали домой, друзья провожали их в Пулково, опять говоря, что Земля круглая и мы все равно опять, когда – нибудь и - где-нибудь, смеялись, выпили, конечно, на дорожку. Самолет поднялся в туманную сырость, что там, до Архангельска - час лету, и он позвонит ей, а там уж будь, что будет. Для себя он все решил.
      Но почему на сердце такая дикая тяжесть и тревога, он не мог понять и даже шестое чувство не подсказывало на этот раз, оно просто затаилось, не хотя ни  о чем говорить.

        Сразу после прилета он позвонил ей из таксофона в аэропорту.

        На том конце долго не отвечали, то шел отбой, то какие-то шорохи и в конце концов он услышал старческий женский голос, который спросил:  «Кто это?» Он, запнувшись, ответил, что учились вместе с Ольгой  в радиошколе…

      Голос в трубке тихо, по бабьи, протяжно запричитал: «Ой, лихонько, ой, горюшко, убилась неделю назад Оленька наша на машине – врезался в них какой-то пьянчуга на грузовике! И она и сынок ее Коленька и на кого они меня оставили! В среду уж и схоронили…»

       Дальше Дорохов уже ничего не слышал. Он только пытался отстраненно понять, что еще хочет ему  сказать этот женский, причитающий северным говорком, голос в телефонной трубке и, рванув на груди куртку, до спазма в сердце понял, что он уже не жив, он совершенно мертв,  машинально повесил трубку, вышел из кабины на улицу и побрел, не разбирая дороги, неизвестно куда, шлепая туфлями по холодной воде луж, совершенно не обращая  внимания ни на холодный северный ветер, ни на то, что грязная вода заливает его туфли и носки промокли до нитки… Перед глазами стояло только одно –  как она входит в радиокласс своей неповторимой грациозной походкой, неся грудь впереди, откинув назад тяжелую копну каштановых волос.

   …Он стоял у края перрона, прислонив голову к холодной решетке, глядя как очередная партия пассажиров садится в автобус, а потом присел на холодную скамейку, достал сигарету, но не успел ее прикурить, потому что напротив его остановилась собака, наверное из местных, внимательно посмотрела на него, а он грустно подмигнул ей и сказал «Вот такие, брат, дела»…
     Собака, вдруг заскулила, закинула лапы ему на колени и стала лизать ему лицо, верно чувствуя его состояние. Дорохов заплакал, а собака все лизала и лизала его лицо, а он машинально гладил ее, отстраненно понимая, что в настоящий момент времени ближе существа, чем эта собака, у него нет. И он был благодарен ей за это…
      Ничего в его дальнейшей жизни, после этого, вроде и не изменилось - он на работе привычно (скорее машинально) занимался текущими делами, но однажды, проснувшись ночью, снял со своих ног ноги жены (была у нее такая привычка - ложить свои ноги на него) и признался сам себе в том, что это уже и не жизнь, а привычка. А привычка – это уже не жизнь. По обеим сторонам висков пробежали белые пряди, которые сотрудницы отдела считали ему очень даже идущими, но он сам чувствовал, что жизнь его пройдена и ничего не может его удержать на этой земле, кроме его дочери, которой было всего 3 года и, которой, он считал, был нужен и потому держался на этой ниточке, совершенно бросив пить, полюбил оставаться один и долго-долго сидел, отрешенно, смотря в одну точку и видя перед собой только одно, единственно дорогое ему лицо женщины, которая могла бы стать его женой и была матерью его сына. Все рухнуло в один миг.
       На майские праздники Дорохову было официально присвоено почетное звание работника отрасли, вручен почетный знак и удостоверение, в связи с чем многие его поздравляли, кто-то завидовал, но никто не отрицал того, что банкет то уж он должен им обеспечить.  Да он и не отказывался.
   
    …Дорохов погиб в конце осени того же года на охоте при невыясненных обстоятельствах…Милиция, как всегда, никакого компромата не нашла.То ли сердце, то ли  не понятно что.
       В кармане его куртки, вместе с документами, были найдены - фотография неизвестной женщины с распущенными волосами, с красивым славянским лицом, которая держала на коленях маленького мальчика, удивительно похожего на Дорохова в детстве и листок бумаги, с написанными рукой  Дорохова стихами:

                По опавшим листьям вдаль уходит лето,
                За окном злой ветер нагоняет хмарь
                И осталась песня наша недопетой
                По пустой дороге к нам пришла печаль.

                Я уйду из дома, подружусь с печалью,
                На чужой сторонке на другой женюсь –
                Прошлое зашторю черною вуалью,
                Ну а в чем не прав был, сам признать боюсь...

                Но однажды сердце отозвалось болью,
                Прошлое не спрячешь – позвало назад -
                В памяти осталось твое имя - Ольга
                И на старом фото грустные глаза...

         Фотографию забрала себе мать Дорохова. Она одна поняла все.

                *******



 Ленинград – Архангельск – Нарьян-Мар – март 1993 – сентябрь 2006 г.