В соавторстве с АЛЕКСАНДРОМ ЖЕЛЕЗНОГОРОВЫМ
http://www.proza.ru/avtor/210952
ГЛАВА 4
СТРАНИЦЫ СУДЕБ
Страницы Судьбы, будто листья опавшие
И слёзы,на целую жизнь опоздавшие
Виктора и Ольгу связывали давние отношения. Всё началось ещё в институте, когда после зачисления на истфак, они оказались в одной группе, направляющейся в колхоз. Они как-то сразу приглянулись друг другу: оба небольшого росточка, хрупкие, остроносенькие, с волнистыми волосами до плеч.
Когда они в телогрейках, обнявшись, шли по деревне, невозможно было разобрать кто из них Витя, а кто – Оля. Видимо, с этого времени на курсе, а потом и в институте, у этой пары появилось прозвище – ВИОЛА, подчёркивавшее их единство и неразрывность. Но не всё было так однозначно.
По обывательскому счёту, их союз был мезальянсом. Витя – сын благополучных родителей, вполне состоятельных, отлично устроившихся в тогдашней жизни, преуспевавших и входивших в партийно-хозяйственную элиту города и, конечно же, имевших совершенно определённое представление о том, из какой среды должна быть жена их единственного сына.
Оля – сирота, воспитанная бабушкой, в условиях всегдашней нехватки и лишений, старенькой, болезненной, но люто ненавидевшей Советскую власть во всех её проявлениях. Не понятно, как она ещё жила на этом свете, ведь и хиленькое тельце, и убитая многочисленными горестями душа её, казалось, были давно мертвы. И только внучка – Оленька, удерживала её среди живущих.
Анастасия Андреевна приехала из «столичного города с областной судьбой» сразу же, как только узнала, что невестка беременна. На беду, и сын, и его жена оказались членами политического кружка, который возглавлял выпускник геологического факультета Ленинградского университета Юрий Турыгин.
Молодые люди собирались друг у друга дома, говорили, спорили, скрупулёзно изучали работы Ленина и, сравнивая их с современным положением вещей в стране, приходили к выводу, что ленинские нормы жизни нарушены и их необходимо восстанавливать. Именно о том, когда и как это делать, и спорили студенты.
Шёл 1951 год, страна выживала после жесточайшей и самой трагичной из воин. Казалось, что теперь-то только жить и жить, но логика сохранения власти диктовала свои законы. Престарелый тиран, опасаясь раскрепостившихся за время войны фронтовиков, подросшую, вскормленную на всепоглощающем чувстве патриотизма и своей ответственности за судьбы страны, дерзкую молодёжь, выдвинувшихся новых воинских командиров, партийных и хозяйственных руководителей, продолжал нажимать и нажимать на кровавые кнопки репрессивно-устрашающей машины.
В её жернова попали и олины родители. Аресты начались по доносу одного из участников вечеринки, посвящённой отъезду к месту распределения, в Красноярский край, Юрия Турыгина. Это был поистине замечательный молодой человек: отличник, староста группы, интеллигентный и образованный, он и диплом- то защитил досрочно.
Его арестовали в Красноярске и препроводили в Москву, где подвергли жесточайшим допросам, на которых выбивали признание в антисоветской деятельности. По решению Военной коллегии Верховного суда СССР за участие в контрреволюционной террористической организации Турыгин был расстрелян.В Москве, на кладбище Донского монастыря.
Все члены кружка были также арестованы и осуждены. Ольгины родители оказались среди сотен политзаключённых и спецпоселенцев, отправленных на рудники, в шахты и на лесоповалы Верхнебуреинского района Хабаровского края.
О жутких условиях их работы и жизни очень точно написал лагерный поэт С.Снегов:
В невылазной грязи телеги тонут.
Из вязкой глины не извлечь кирки.
Прорабы не командуют, а стонут.
И пайки сверх возможного легки.
В бараке вонь, и грязь, и дым.
В газете, висит таблица вынутых кубов.
И парочка блатных творит в клозете
Нечистую трусливую любовь...
Летом 1952 года в тюремной больничке Чегдомынского карьера у арестантов появилась дочка. Ребёнку необычайно повезло: ко времени её рождения ленинградская бабушка уже находилась в посёлке Чегдомын, пустив в ход все свои сбережения, драгоценности, привезённые из Ленинграда продукты, Анастасия Андреевна смогла забрать двухнедельную малышку и увезти её в Хабаровск.
Возвращаться в Ленинград было не на что, да и оставалась слабая надежда хоть изредка передавать посылочки сыну и невестке. Впрочем, и этим надеждам не суждено было сбыться: вскоре на карьере во время взрыва породы погибло несколько десятков заключённых, среди них были и ольгины родители.
Бабушка дотянула девчонку до семнадцати лет, от души порадовалась, что внучка стала студенткой, и тихонько угасла, оставив её круглой сиротой. Видимо ещё и поэтому, девушка так привязалась к Виктору — он стал для неё всем: семьёй, другом, любимым.
После эпопеи с «Колумбарием», спасая своего сына, родители Виктора не захотели заступиться за его девушку и, напротив, сделали всё возможное, чтобы их разлучить. Ольга была отправлена в далёкий посёлок Чумикан, да и застряла там, а Виктор делал карьеру в Хабаровском крайкоме партии.
Молодые люди очень скучали друг без друга. Виктор начал попивать, а Ольга работала в своей газете с утра до глубокой ночи, много курила и ненавидела возвращаться в свою одинокую комнату.
Они были счастливы только тогда, когда Виктору удавалось приехать в командировку. Вот как сегодня! Они были вместе, и, казалось, всё остальное было просто неважно.
...А в это время светский раут набирал обороты. Незаметно зал заполнился до отказа, вышли официантки. Они проходили от стола к столу неторопливо, словно бы нехотя, вальяжно, подражая не лучшим представителям этой профессии в больших городах .
- Котлеты из медвежатины, дикое мясо в горшочках, папоротник по-корейски, водка по сто граммов на человека,- закатив глаза, сладким голосом мурлыкала бывшая подавальщица третьеразрядной «тошниловки», а ныне – официантка главного ( ничего, что единственного) ресторана района.
- А ты неси всё, мы с удовольствием откушаем таежных деликатесов, не забудь брусничный морс, красавица,- Виктор сделал акцент на последнем слове.
Под общий шорох и перешёптывание появился Первый в сопровождение двух дам: супруги и третьего секретаря по пропаганде и агитации, ярко выделявшейся среди представительниц прекрасной половины шикарным кримпленовым платьем производства соседней страны, не подписавшей с нами мирный договор аж со времен второй мировой войны.
- Товарищи! Сегодня мы присутствуем при историческом событии!- начал свою речь партийный хозяин района
- Интересно, есть ли у него проблема с печенкой или он только недавно на первых ролях?- Костя наклонился к Людмиле.
- Впервые в нашем районе открывается центр культуры нового типа...- между тем продолжал оратор.
- Люда, посмотри, а жена у первого похожа на купчиху с зеркалом с картины Бориса Кустодиева.
-Тихо ты, у каждого свой выбор. Лично мне нравится, смотрится не тривиально! Представь себе, сколько времени ей пришлось с ним мотаться по всяким дырам, прежде чем она выстроила себе такой образ,- сдерживая смех, ответила Людмила.
Глава района завершил своё непродолжительное выступление, и началось движение: загромыхали стулья, зазвенела посуда, застучали вилки и ножи; салаты, нарезки и другие закуски переходили из рук в руки, совершенно обреченно падая в тарелки с вензелями общепита.
- Ну! За процветание района,- подтянул тост местного значения Виктор.
- Да! А может через несколько лет Чумикан выдвинут кандидатом на проведение Зимних олимпийских игр,- рявкнул Максимыч. Видно триста грамм, которые сидели в нём, заставили его вспомнить классиков, а если точнее — незабвенных Ильфа и Петрова и их знаменитый пассаж о межпланетном шахматном турнире и становлении Нью - Васюков центром мировой цивилизации.
Накатив ещё пару рюмок, грозный партийный финансист окончательно «дошёл до кондиции», на лице его появился хмельной кураж, он, как орел, медленно, со знанием дела, стал осматривать «поляну» и, когда заиграла музыка, первым соскочил со стула и очень галантно пригласил на танец третьего секретаря райкома.
На правах краевого начальства, он вальсировал с ней по всему периметру зала, так незаметно она оказалась за столиком рядом с ним. Они выпивали, настолько было видно со стороны, о чем- то беседовали и опять выпивали. Их заразительный смех мягко тонул в общем раскладе ресторанного веселья.
Костя пригласил Людмилу на медленное танго. Он любил этот старинный аргентинский танец "свободной" композиции, когда можно прижать партнершу и почувствовать её расположение к себе. Вот здесь их интересы полностью совпали, она оказалась прекрасной партнершей: лёгкая, податливая, угадывающая любые направления, любые оригинальные вращения со сплетением и вымещением ног в изысканных позах и поддержках.
В завершение танца Костя прижал партнершу и нежно поцеловал.
- Молодой этнограф делает успехи,- Людмила одарила его очаровательной улыбкой.
Тем временем за столиком произошли "кадровые " перемены: Ольга и Виктор вышли покурить;исчез Максимыч,сублимировался, перейдя из жидкого состояния, в газообразное; не видно было за столом и обладательницы кримпленового богатства.
Зато Молчун, с не запоминающимся, будто стёртым, лицом, вплотную придвинулся к Машке и тихонечко сидел рядом, положив руку на её округлое колено. Оглядев публику и убедившись, что у неё самые массивные золотые кольца и серьги, крайкомовская гостья потеряла всяческий интерес к окружающим и стала налегать на закуску и выпивку.
Вскоре она захмелела достаточно для того, чтобы не замечать потную, подрагивающую руку,приставленного к лекторской группе гэбэшника.
Более того, махнув ещё одну рюмашку, схватила его за гульфик и,ощутив нечто вполне плотное, подняла на него мутные глаза:
- Ну что, пойдём?
Костя по началу с интересом наблюдал за этой странной парой : удивительно , но он так и не смог засечь момента, когда Молчун пил или ел, но затем, погрузившись в водоворот всеобщего веселья, забыл о них напрочь.
Никто никого уже не интересовал: развесёлое гуляние в таежном ресторане достигло своего апогея. Танцы, тосты и еще раз тосты длились и длились,сменяя друг друга. Официантки сбились с ног, разнося стограммовые графинчики к столикам ответственных работников райкома и славных представителей комиссии вышестоящей организации.
Вдруг в самый разгар веселья из подсобки показалась знакомя фигура – Максимыч! Вид у него был ещё тот: пиджак весь измят и посыпан чем-то белым, галстук висел на рубашке только благодаря золотой заколке, подаренной любимой тещей ещё ко дню свадьбы.
Всю эту живописную картину дополняла свежая царапина, которая пропорола ему щёку и часть шеи и была настолько глубока, что алая кровь представителя крайкома тонкой струйкой стекала на его накрахмаленную рубашку.
«Раненый» подошел к столу, демонстративно хлопнул стограммовую рюмку водки и, покачиваясь, покинул ресторан. Через несколько минут любопытствующие могли заметить, как минуя задние столики, пролетела к выходу раскрасневшаяся ответственная за пропаганду и агитацию всего района.
Как только Максимыч оказался на свежем воздухе, он начал медленно трезветь и всё больше приходить в бешенство от случившегося. А произошло вот что. Поддавшись общему настроению праздника, да ещё и сдобрив ситуацию хорошей порцией спиртного, он принял соблюдение субординации и гостеприимства за податливость и вседозволенность.
Однако, когда, под предлогом посмотреть санитарное состояние хранящихся продуктов, оказался в подсобном помещении наедине с дамой и, прижав её к стене, приступил к активным действиям, женщина прореагировала совсем не так, как он ожидал.
Она возмущённо оттолкнула его, а когда, не слушая никаких возражений, он продолжил расстёгивать молнию на её платье, не пожалев маникюра, вцепилась ему в лицо острыми ногтями.
Неудачливый соискатель женской ласки от неожиданности взвизгнул и отскочил в сторону, больно ударившись о металлические стеллажи, на которых стояли кули с мукой. Женщина и не думала его бояться ( причина этой смелости станет понятна Максимычу позже), наоборот, она схватила его за грудки, рванула, что есть силы, и злобно прошипела:
- Ну, мразь, ты об этом ещё пожалеешь!
Между тем, банкет в новоиспечённом ресторане, как водится,превратился в банальную попойку.Костик находился в отличном настроении, он с интересом наблюдал, как публика ела и пила, раскрепощалась и пьянела. И по мере того, как он сам активно «вливался в процесс», поддерживая все тосты и не забывая «освежать» содержимое своей рюмки, незаметно надрался как извозчик.
Вот тут «Остапа понесло». В этой случайной компании никто не знал, а, между прочим, среди друзей он слыл потрясающим рассказчиком матерных анекдотов. Правда, иногда паренька захлестывали эмоции, заставляя переходить грань дозволенного, употреблять непечатные выражения или затрагивать опасные темы, но он ухитрялся так повернуть суть анекдота, был так мил и непосредственен, что даже самые чопорные дамы прощали ему эту маленькую шалость.
...Утро, казалось, не наступит никогда.
Костя сначала открыл один глаз, так как любое другое движение вызывало у него приступ дурноты, и осмотрел помещение.Оно напоминало ему клизменную в инфекционном отделении: кругом стояли кушетки, довоенного призыва, покрытые такими же древними клеёнками грязно-розового цвета.
Сбоку, на ржавых гвоздях, гордо висели кружки Эсмарха - вместительные клизмы, при виде которых, даже у самых крепких мужчин, портилось настроение и изменялось до неузнаваемости выражение лица.
Страшно хотелось в туалет, но двинуться было невозможно, так как тело представляло собой плохо прожаренный стейк, да ещё и не первой свежести.
Вдруг Костя почувствовал, как чья-то рука бережно положила влажную салфетку на его, измученный ночными кошмарами,лоб.От салфетки шел приятный мятный запах.Костя приоткрыл глаза и увидел Людмилу.
- Ну что, дебошир, проснулся?- услышал он ласковый голос
- Люда, где мы? Я ничего не помню, мне очень, очень плохо,- он сжал ее руку.
- Мы в физиотерапевтическом кабинете районной больницы, у меня хватило сил дотащить тебя сюда, ты был потрясающе пьян, но держал всю компанию на себе весь вечер. Вот только,- Люда замялась...
- Что,что? Ну,говори,не томи,- взмолился Костя.
- Да всё было замечательно! Мало-помалу все дамы сосредоточились вокруг тебя, особенно, по-моему, ты приглянулся жене Первого, вот именно, обращаясь к ней в заключительной части вечера, ты успел рассказать тот анекдот и получилось не очень красиво, мягко говоря...
- Какой анекдот?
- Ну тот, про попа, который заставил девушку вокруг церкви три раза на коленях проползти, потому что она, извините, была любительницей минета, а это - грех.
- Ну а дальше?
- А дальше... ты что, свой анекдот не помнишь? Пришел другой поп, главный, из центра, и сказал, что местный служитель культа в настоящей, ещё раз пардон, е*ле ничего не понимает.
- Ну и что..
- Все вдруг мгновенно протрезвели — восприняли это как намек на Первого, даже смеяться перестали... Вот тогда Виктор быстренько распорядился спрятать тебя тут, пока не доложили наверх, и не последовали оргвыводы.
- Давай поднимайся, у нас, вертолет в Удское через час.
Константин последними усилиями воли поднялся, ему было очень больно и…стыдно. Эти смешанные чувства и терзали его, измученное алкоголем, тело. Утренний туалет показался Костику малой испанской экзекуцией.
При минус двадцати пяти по Цельсию, в обледеневшую за долгие зимние месяцы туалет-уборную, он зашел в полном осознании своей вины перед обществом и принял это заслуженное наказание, героически, как должное, стойко и безропотно.
- Замечательно, наш рафинированный интеллигент вернулся после очищения души и, что немаловажно, тела от скверны,- хмуро заметил появившийся, как всегда внезапно, Виктор, в руках у него был огромный сверток, а лицо выражало крайнюю озабоченность
- Витя, не знаю, как всё это получилось...- начал было оправдываться герой ресторанного инцидента.
Руководитель лекторской группы отмахнулся от него, как от надоедливой мухи:
- Да что там твой анекдот, чухня! Вот Максимыч кашу заварил так да! Представляете, он по привычке, никогда не встречая отказа у подчинённых, попытался зажать в подсобке вчерашнюю красотку в кримплене, секретаря райкома по агитации и пропаганде. Оно бы и ничего, но муж у неё оказался управляющим районным отделением банка, он держит в руках все деньги района, финансирование предприятий и учреждений.
Все руководители и хозяйственники находятся от него в полной зависимости . Ко всему прочему,у «нашего» мужа то ли высокопоставленные покровители, то ли даже родственники в Москве.,- Виктор закатил глаза под лоб, показывая высокий статус этих серьёзных людей, затем достал платок и вытер испарину на лице и шее..
- Ладно, давайте к делу. Ваш вертолет через полчаса, а это документы, которые тебе передали с большой любовью из местного музея, я, между прочим, сделал с них копии. Костя подошёл к Виктору и молча обнял его.
- Ну,ну…
- И вот ещё что. Людмила, у тебя кипяток есть? Так давай его срочно сюда. Сейчас мы с тобой, Костян, поправим здоровье,- он достал жестяную банку дефицитного бразильского растворимого кофе,- держу для особых случаев.
Удивительно, но после вместительной кружки крепкого, горячего кофе Костя буквально ожил. Все девяносто километров от Чумикана до Удского, пользуясь тем, что вертолёт летел на небольшой высоте, он показывал Людмиле места стоянок первых казачьих отрядов, которые ещё в 17 веке осваивали огромную территорию охотского побережья и рассказывал о них.
- Нужно отметить, – с увлечением говорил молодой учёный. – что коренные жители Приамгунья не под силой оружия, не принудительно, приняли русское подданство, а сделали это добровольно. Вот тогда-то многие представители негидальских и эвенкийских родов стали православными, их окрестили и дали новые фамилии: Громовы, Ивановы, Казаровы и т.д. Поэтому, теперь, зачастую, в одной деревне можно увидеть, что все жители имеют одну фамилию, например - Громов.
Людмила не очень внимательно слушала, о чём он говорил, она увлечённо следила за тем, как он это делал. Она увидела совершенно другого Константина: умного, уверенного, страстного и с интересом рассматривала его.
Признаться, Люда приметила его ещё в аэропорту Хабаровска и весь полёт тихонечко наблюдала за ним. Сначала её привлёк его внешний вид : высокого роста, с копной каштановых волос, большими серыми глазами в обрамление густых ресниц, с ямочками на щеках и широкой белозубой улыбкой, он смахивал на большого жизнерадостного ребёнка.
Давненько сердце Людмилы не подавало никаких сигналов. Вот уже около семи лет она была замужем. Отношения с мужем незаметно стали тягостной привычкой, их теперь связывала только пятилетняя дочка, которую оба очень любили. Людмиле было всего двадцать девять лет, душа просила романтики, мужского внимания, желания слышать нежные слова любви, а тело – огненных ласк и безумных страстей.
Но все романтические «подвиги» мужа ограничивались жалкими букетиками дважды в год – ко дню рождения и восьмому марта. А интим?
- Иди сюда, дорогая, у меня есть четырнадцать минут. И вслед за этим, опостылевшая поза «лёжа сзади» дважды в неделю, а по праздникам – поза «миссионеров», вот и всё безумие.
Весёлый и обаятельный Константин, за эти несколько дней стал для неё хорошим приятелем, но всё чаще она ловила его восхищённые взгляды, а при случайных прикосновениях между ними непременно пробегала пресловутая искра.
Вот и сейчас, сидя рядом с ним, она ощущала его близость, которая приятно будоражила и волновала её. Чутьём достаточно опытной женщины Людмила понимала, что их вояж вдвоём в это, забытое Богом место, имеет все основания закончиться более серьёзными отношениями.
«Ну что ж, я не могу, да и не хочу ничего менять, пусть будет, что будет» подумала Людмила и ещё плотнее придвинулась к Косте.
За бортом грохотавшего вертолёта расстилался лесной океан. Громадные, взбиравшиеся по обрыву реки Уды редкие сосны, покачивались от ледяного ветра. В глубине долины, среди синих лесов, серой лентой мелькала, скованная льдами река, она несла свои воды от каменной Джагды до самого Охотского моря.
Эти красно-коричневые хребты величаво поднимались в далекую, глубочайшую синь, загромождённую кучевыми облаками. Видно было, что по мере продвижения на северо-запад, тайга меняла свой цвет от грустных сухоломов коричневого песка, до белой от снега равнины у предгорий, покрытых, как спичками, обнаженными стволами деревьев - свидетелей страшных лесных пожаров.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
http://www.proza.ru/2012/04/28/1257