1.
Ветер рвал тонкие верхушки молодой поросли, пригибал их почти до земли, стремясь сломать их, потому что они мешали ему быть полным Властелином этого мрачного и сырого оврага.
В центре оврага, зарывшись в неглубокую яму, лежал Ермил. Лежал он тихо, с закрытыми глазами и только редкие хриплые вздохи указывали на то, что он ещё жив. Сколько времени он пролежал так Ермил не знал. В памяти всплывал только контур деревенской церкви и сильный удар в грудь. Позвать на помощь не мог, просто не было сил, он лежал и умирал.
2.
А дома его ждала семья, жена Анюта и сын Мишутка, да слепая мать Пелагея Гавриловна. Ждали они его уже второй день. Когда налетел осенний шквал, слепая Пелагея стукнула худеньким кулаком по столу и властным голосом приказала:
– Анютка, возьми ключ у меня из-под подушки, открой сундук, и достань оттуда Сатанинскую книгу.
– Что вы матушка, – закричала Анютка, – какую такую сатанинскую! Кроме святых книг в Вашем скарбе ничего нет!
– Подсматривала, змея! – прошептала Пелагея.
– Тащи сюда ту, что толще других.
Через минуту толстая, старая книга в кожаной обложке лежала перед ней. Прошептав какое-то заклинание и перекрестившись перевёрнутым крестом, она открыла обложку, и ахнувшая Анюта, прочла витиеватую славянскую вязь «Чёрная и Белая магии».
– Открой мне страницу, на которой изображён дух лесов.
– Какой это такой дух? – взволнованно спросила Анюта.
– А тот, что в медвежьей шкуре и с рогами.
– Ой, не этот ли? Тьфу, погань, какая!
– Он самый, – глаза Пелагеи раскрылись. Белая пелена спала со зрачков, и она торжественно произнесла:
– Ты, отродье, почто не возвращаешь мне моего сына Ермила? Зачем он тебе, когда есть я? Я, царица колдовства, могу превратить тебя в жабу болотную, в самом смрадном болоте.
Страшная рожа на картинке зашевелилась, скривила улыбчивую гримасу и наполовину высунувшись с листа, чмокнула старуху в руку.
– Где мой Ермилка? – бабка ловко ухватила рогатого за ухо.
– Там, там он матушка, неподалеку, в волчьей норе заночевал, поди к утру и будет.
Бабка в гневе стукнула рогатого и произнесла:
– Жив ли, мёртв ли, а в свою избу воротиться должен.
– Должен-то, должен, ранен он, кажись в грудь. Я ничем помочь не могу, вдруг как поднимешь его, а он и умрёт. Что ты тогда со мной сделаешь?
Бабка немного помолчала и сказала:
– Цыц, – захлопнув книгу.
3.
Большую часть ночи, она хлопотала над травами и порошками. Смешивала их, и процеживала сквозь сито. Зелье искрилось всеми цветами радуги, после чего она позвала: – Анютка, надень сапоги мужнины, да ступай к Яру, в трёх верстах отсюда будет, там и лежит Ермилка. Польёшь его рану этим колдовским отваром, оживёт Ермилка.
– Ой, маменька, радость–то какая!
– Не радуйся прежде времени, возьми нож охотничий, да подточи его, а как только польёшь его рану зельем, сразу себе на руке разрез сделай, иначе погибнешь, запомнила? – Да зачем всё это? Вместе с Ермилом нам любая дорога не страшна.
Старуха захохотала, и пелена слепоты снова окутала её глаза.
– Не бойся Ермилки, кем бы он не предстал перед тобой, запомни, убить его может только родной, близкий ему по крови человек. Ты да я, да малец несмышлёныш.
– Ступай! – резко сказала она невестке и указала на выход.
4.
Мишутка, не спал, а только притворялся спящим. Ему было страшно и жутко глядеть на костлявые руки Пелагеи, описывающие круги над дымящимся чугунком, слушать её непонятное бормотанье. А после того, как мать стала в ночь куда-то собираться, он испугался ещё больше. Тени от свечи метались по избе, отражаясь в неподвижных глазах Пелагеи. Когда, как выстрел захлопнулась дверь за матерью, Пелагея легла на спину, судороги свели её тело, изо рта показалась пена. Мишутка подумал, что она умирает, и хотел было слезть с печи, чтоб помочь бабке. Как вдруг та успокоилась, вытерла рукавом платья рот и сказала:
– Если ты, Царь Всемогущий, не сможешь вернуть мне сына человеком, верни тварью земною и передай ему все знания, которыми я обладаю и пусть погибель, которую ты готовил, падёт на мою голову, на голову моей семьи и деревенских простолюдинов. Пусть ремесло моё живёт в нём до тех пор, пока он не станет человеком и не передаст его сыну своему.
После чего она встала, выпила кружку воды и тихо уснула на самодельной кровати, за печкой. Мишутка оторопел, он дрожал всем телом, зубы его непроизвольно лязгали. Потом он осмелел, потихоньку слез с печи, подошёл к столу и увидел сатанинскую книгу. Она вся светилась, освящая всё вокруг.
–Куда пошла мама? – вот что сейчас больше всего беспокоило его. Невольно вспомнились слова бабки:
– У Яра, в трёх верстах отсюда!
Он тихо и поспешно засобирался. Стянул со стенки отцово ружьё, и легонько приоткрыв дверь, выскользнул на улицу.
5.
Анюта еле волочила ноги по направлению к Яру. Сколько раз ходила этой дорогой и не испытывала никакого страха. Но сейчас! Голос Пелагеи звучал в ней, как многократное эхо:
– Ступай! Ступай! Ступай!
И она шла, не из-за страха перед Пелагеей и её сатанинской книгой, а из-за любви к Ермилу, которого могла спасти только она. Прижимая к груди стекляшку со снадобьем, она пристально вглядывалась в каждый кустик, каждый пенёк напоминал ей лежащего на земле Ермила.
Вдруг, под сваленной сосной, она увидела ноги в знакомых сапогах.
– Ермил!– крикнула она надрывно и испугалась собственного крика. Разворошив листву, она увидела мертвенно-бледное лицо мужа. Липкая, загустившаяся кровь, была разбрызгана вокруг и она сама была в его крови. Она не послушными руками стала открывать стекляшку, а после этого старательно полила рану своего мужа, не веря, что это поможет. Ермил застонал, зашевелился и начал изменяться. На глазах Анюты он превращался в невиданного зверя. Он потихоньку встал на четвереньки и медленно повернулся к Анюте. Анюта вскрикнула и чтобы не упасть, уцепилась за побег деревца. На неё смотрел не Ермил, на неё смотрело чудовище. От страха она забыла обо всём, чему учила её бабка, а вспомнив, выхватила нож, но удар когтистой лапы отбросил его очень далеко и клыки зверя впились в горло Анюты, а когти рвали её нежное тело.
6.
Мишутка бежал к Яру, сжимая заряженное ружьё, он должен был догнать мать, он должен был её защитить. Зачем она пошла в лес, не взяв ружья? Что значат причитания бабки Пелагеи? Один раз он упал, порвал брючину и сильно поранил колено, с трудом поднявшись, он продолжал бежать вперёд. Вдруг он услышал крик матери. Собрав последние силы, он добежал до Яра и увидел жуткую картину. Его родную мать терзало чудовище, с клыков его капала кровь, и грозный рык раздавался на всю округу. Выбежав, метров на пять вперёд, Мишутка лязгнул затвором и прицелился в голову чудовища. Не торопливо, он прицелился в глаз, нажал спусковой крючок, щёлкнула собачка, но выстрела не последовало.
–Осечка! – мелькнуло у него в голове. В это время зверь, подняв на загривке шерсть и оскалив клыки, приближался к Мишутке. А в следующую секунду он одним прыжком оказался рядом с ним и, припав к раненому колену, принялся языком, как собака зализывать рану. На мгновение зверь поднял глаза, и Мишутка прочёл в них не ярость, а нежность и любовь, но это не остановило Мишутку. Он, заново взведя курок, выстрелил в упор, в звериную шею. Зверь качнулся, завалился набок и, рыча, рвал когтями землю, через некоторое время рык перешёл в стоны, а ещё через секунду чудовище исчезло и на его месте, с прострелянной шеей, истекая кровью и умирая, лежал его отец Ермил.
–Тятя, так это ты, живой! – обрадовано крикнул Мишутка, обнимая знакомые крепкие плечи. Тёплая, алая кровь, пульсирующая из прострелянной шеи, убедили его в том, что отец умирает.
– Боже правый – вскричал мальчик,
–Что я наделал, что наделал. Это же мой батя, как же мне теперь жить?
Вдруг сзади кто-то тронул его за плечо, это была Пелагея.
–Убил отца, выродок.
– Да что ты, бабка Пелагея, он мамку в куски разорвал, а потом и у меня кровь слизывать начал.
– Где, покажи? – приказала старуха.
Мишутка задрал брючину, но разбитого колена, к своему удивлению не заметил, не одной ссадины.
– Отец твой, мой сын Ермил, узнал тебя по вкусу крови и хотел помочь. Ты же убил его, а вместе с ним колдовские чары, которые я приготовила для него. Наш род живёт двойной жизнью, мы можем принимать иной облик. Я очень стара и по – сему, все, что я знаю, передаю тебе. Отныне ты будешь жить с этим.
С этими словами она достала нож и молниеносно ударила Мишутку в плечо. Он упал, сознание от боли помутилось, и было лишь слышно невнятное бормотание старухи, после на рану плеснула какой-то жидкостью, тело стало лёгким, упругим, сильным. Мишутка вскочил на четвереньки, как собака, и обвёл взглядом страшную поляну. Его взгляд остановился на Пелагее. Она смеялась, отбросив нож в сторону. Пелагея ждала нападения Мишутки. Он, коротко рыкнув, бросился на бабку, зубы его впились в её плоть и вдруг зверь ощутил прилив злости, ему очень хотелось жрать, но он не хотел останков своих родичей. Неожиданно на полянке раздался звонкий, детский голосок.
– Ой, мама, смотри какой красивый родник!
Облизнув языком сухую пасть, Мишка двинулся по направлению звука. Вскоре оттуда донёсся злобный рык и предсмертный крик девочки.
7.
Мама девочки утверждала, что видела большое коричневое чудовище, напоминающее медведя – людоеда, разорвавшего её дочь. С тех пор Яр, где бил подземный ключ, в избытке росла малина, черника и другие ягоды и грибы, был навсегда забыт людьми и именовался в народе Мишкиным Яром. Для людей, неизвестна была судьба лишь одного, сына Ермила, Мишутки, внука Пелагеи. Но дикий рёв, доносившейся в ночи до села, породил догадку о том, что это и есть маленький Мишутка. Мишкин Яр, этим пугали детей, заставляли больше молиться в ночи и занавешивать окна изб. Говорили, что его видели иногда, стоящим на задних лапах, и заглядывающего в окна односельчан. Несколько раз мужики стреляли в него почти в упор, но он оставался жив и скрывался в Яру, носящим его имя.