Философия смерти. Часть 2

Юрий Шпилькин
Глава 3. Христианская и исламская  диалектика смерти. От картины Гольбейна «Мертвый Христос в гробу», (1521—1522),  по словам князя Мышкина в романе Достоевского «Идиот», «у иного еще вера может пропасть». Но церковь провозглашает: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав, так оценивает христианство последний земной подвиг Иисуса Христа. Христианство, в отличие от древневосточных религий, очень пространно описывает загробные путешествия. Конечность рая и ада, категоричность страшного суда, безвозвратность и завершенность служат для христианина скорее морально - воспитательным аспектом, чем ответом на вечные вопросы. Для атеиста, верящего в христианскую мораль и воспитанного в ней, смерть - это распад, конец всему, за которым может и есть что-то, но этого лучше не касаться. Здесь смерть воспринимается с позиций научного рационализма как болезненное и безвыходное напоминание об ограниченности нашей власти над природой.

Христианское представление о смерти наиболее зримо предстало в произведении Данте «Божественная комедия», которая отличается необыкновенно четкой, продуманной композицией. Поэма делится на три большие части («кантики»), посвященные изображению трех частей загробного мира согласно учению католической церкви, - ада, чистилища и рая. Каждая из трех кантик состоит из 33 песен, причем к первой кантике добавляется ещё одна песнь (первая), носящая характер пролога ко всей поэме. Так получается общее число 100 песен при одновременно проводимом через всю поэму троичном членении, находящем выражение даже в стихотворном размере поэмы (она написана трехстрочными строфами – терцинами). «Божественная комедия» имеет также и античные источники. Обращение Данте к ним объясняется огромным интересом к античным писателям, что является одним из главных симптомов подготовки Ренессанса в его творчестве. Из античных источников поэмы Данте наибольшее значение имеет «Энеида» Вергилия, в которой описывается нисхождение Энея в Тартар с целью повидать своего покойного отца. Влияние «Энеиды» на Данте сказалось не только в заимствовании у Вергилия отдельных сюжетных деталей, но и перенесении в поэму самой фигуры Вергилия, изображаемой путеводителем Данте во время странствований по аду и чистилищу. Язычник Вергилий получает в поэме Данте роль, которую в средневековых «видениях» обычно исполнял ангел. Этот смелый приём находит объяснение в том, что Вергилия считали в средние века провозвестником христианства. Данте использует форму «видений» с целью наиболее полного отражения реальной земной жизни; он творит суд над человеческими преступлениями и пороками не ради отрицания земной жизни как таковой, а во имя её исправления, чтобы заставить людей жить, как следует. Данте не уводит человека от действительности, а, наоборот, погружает человека в неё.

Первая часть «Божественной комедии» — «Ад», в котором Данте собрал все пороки, живущие в людях, и расположил их в определенной последовательности. Ад по своей архитектонике представляет собой конусообразную воронку, В верхних кругах караются невоздержанные, которые не могут обуздать своих инстинктов, пристрастий: сладострастники, обжоры, скупцы и расточители, гневные. Не зная удержу в своих желаниях, они искупают порок карой, которая связана с их грехом и противоположна тому, что приносило им удовлетворение. Слепо отдавшиеся похоти преследуются адской бурей, которая гонит их, словно ветер осенние листья. Обжоры захлебываются в слякоти под ледяным дождем. Гневных прожигает дождь из огней. В следующих кругах ада наказания более жестоки, ибо более тяжел грех: насильники над ближним и над собой (самоубийцы), над божеством и естеством. Еще страшнее для Данте  грехи обмана, лицемерия, раздора, и они караются ниже. Но самое дно ада — ледяной пруд Коцит вмещает предателей родных, родины, единомышленников и благодетелей.. Таков реестр пороков, составленный Данте. И все же поэма дает читателю ощущение не только ужаса, но трагизма и красоты.

В тексте Корана мы можем найти, хотя и не системное, но вполне полное изложение учения о смерти, находящееся в различных аятах. Коран сообщает нам, что смерть – неизбежный и естественный этап нашей жизни. Достигнуть цели жизни сможет тот, кто не соблазнится благами земной жизни перед Вечностью. Цель жизни есть Рай и воскресение:  «Каждая душа вкусит смерть, но только в День воскресения вы получите вашу плату сполна. Кто будет удален от Огня и введен в Рай, тот обретет успех, а земная жизнь – всего лишь наслаждение обольщением». (Коран 3: 182 (185)
Хотя смерть является неизбежностью для каждого, тем не менее, есть глубокое различие и в самой смерти между праведником и грешником: «Неужели те, которые погрязли в злых деяниях, полагали, что Мы сделаем их подобными тем, которые уверовали и совершали праведные дела, что их жизнь и смерть будет одинакова? Как плохо они рассуждают». (Коран 45:20 (21)
Правильное понимание этого аята можно описать следующим образом: Смерть грешного человека будет такова, какова была его жизнь. Да, иногда смерть настигает злодея во сне, он умирает, казалось бы, без боли, как нам кажется, спокойно и мирно. В то же время человек праведный, может умереть в видимых муках и страданиях. Кажется, это не справедливо…  Но мусульмане различают внешний образ смерти, от образа внутреннего. То, как видят смерть близкого окружающие его люди, и то, как сам умирающий ее переживает. Именно об этом внутреннем переживании и идет речь в вышеуказанном аяте.
Согласно исламу, душу правоверного мусульманина встречают ангелы и бережно сопровождают ее к Аллаху: «Ангелы, которые приходят встретить души истинных му`минов, приветствуют его словами «Мир тебе», и забирают его душу с мягкостью и благом, сообщая ему радостную весть о Рае». (Коран 16:34 (32)

Души же неправоверных людей, ангелы встречают иначе. Согласно Корану «ангелы упокоят их и будут стегать по лицам и спинам» (Коран 47: 29 (27). Конечно же, это образ, тем не менее, вполне передающих характер встречи умершего с вестниками Аллаха. Есть и другие аяты, более красочно повествующие о смерти неправедных людей: «О, если бы ты видел, как грешники пребывают в пучинах смерти, а ангелы простирают [к ним] руки [, чтобы лишить их жизни, и говорят]: "Расставайтесь ныне со своими душами! Сегодня вам воздадут унизительным наказанием за то, что вы возводили на Аллаха навет и пренебрегали Его знамениями». (Коран 6: 93). Таким образом, согласно Корану, смерть для настоящего мусульманина – это радость, начало блаженной жизни, тогда как для безбожника смертью начинаются мучения ада, да и сама смерть уже является ужасающим событием.

Глава 4. Реалистическое обуздание смерти. На смену христианской диалектике смерти, которую резюмирует и заключает собой формула Паскаля: «Вся жизнь зависит от того, смертна или бессмертна душа» приходит гуманистическая концепция рационалистического обуздания смерти. На Западе у ее истоков стоят стоики и эпикурейцы (Монтень: отрицание смерти — улыбчивая или холодная безмятежность), и вплоть до XVIII века и до Фейербаха: «Смерть — это призрак, химера, поскольку она существует лишь тогда, когда не существует». Это демонстрация разума, отнюдь не вытекающая ни из избыточной силы жизни, ни из энтузиастического приятия смерти; гуманизм занят поисками естественной причины смерти, поисками мудрости, подкрепляемой науками и Просвещением.

Шведский ученый-естествоиспытатель, теософ Эммануил Сведенборг (1688 — 1772) в своем главном литературном труде «О небесах, о мире духов и об аде» выдвинул версию посмертного существования. Все, что есть на небесах, соответствует тому, что есть у людей. При этом человек сохраняет все свои привычки, склонности и любимые занятия, на основании которых отправляется в ту или иную область потусторонней реальности. И ад создают сами люди собственными дурными мыслями, делами и манерами.

На смену этому формально-рационалистическому преодолению смерти приходит диалектический разум — смерть как негативность и процесс становления у Гегеля. Однако его оппонент и критик А. Шопенгауэр, признавая влияние на свои взгляды восточной философии, также отрицает посмертное существование личности. Человек, обладающий индивидуальным сознанием, есть то, чему не следовало быть, он есть порождение воли и после смерти сливается с ней, прорывая цепь бессмысленных страданий.

Далее и эта концепция начинает давать сбои, и ее место занимает неизбывность, непреодолимая неизбежность смерти (С. Кьеркегор). Диалектический разум рушится у Хайдеггера: он приобретает субъективно-иррациональную форму метафизики абсурда и отчаяния, которая однако же не перестает быть диалектикой сознательного субъекта, обретающего в ней парадоксальную свободу: «Все позволено, поскольку смерть неодолима». Камю утверждает: «Человек абсурда с напряженным вниманием всматривается в смерть, и этот завороженный взгляд освобождает его».

Страх смерти как испытание истинности. Человеческая жизнь как бытие-к-смерти. Хайдеггер: «Собственное бытие к смерти, т.е. конечность временности, есть потаенная основа историчности присутствия». Смерть как «подлинность»: по отношению к системе, которая уже сама по себе смертоносна, тут есть некое вызывающее повышение уровня, которое фактически является глубокой покорностью.

Террор подлинности через смерть — еще один вторичный процесс, благодаря которому сознание, совершив акробатический трюк диалектики, вновь овладевает своей «конечностью» как судьбой. Страх и тревога как принцип реальности и «свободы» — это опять-таки воображаемое, которое в своей нынешней фазе поставило себе зеркало смерти вместо зеркала бессмертия. Но все это по-прежнему сугубое христианство, и недаром оно постоянно соприкасается с «экзистенциалистским» христианством.

Бельгийский писатель М. Метерлинк подвергает сомнению потустороннее существование с сохранением индивидуального сознания. Чем "Я" будет сильнее, тем больше будет его обособленность и тем больше будет его желание приобщиться к тому, что вне его. И поэтому, вместо блаженного слияния с абсолютом, получится вечная борьба между существованием и стремлением."Отказ от перспектив сохранения личностного сознания в посмертном существовании подчеркивает абсурдность земных страданий человека, Бесконечность ничто, если она не блаженство, а если Вселенная несчастна, значит, она безумна"- провозглашает Метерлинк.

 Однако в западноевропейской культуре существует философская традиция, идущая от Августина, к философии Б. Паскаля, С. Кьеркегора и далее, к экзистенциализму, рассматривать страдания человека как ценности, необходимые для выражения эмоциональной полноты бытия, прихода к высшему смыслу, понимаемому как соединение с Богом при сохранении сознания "Я". Страдание у Б. Паскаля необходимо как шаг на пути к смерти, выступает как результат культивирования состояния тревоги, тоски, способствующих высокому трагедийному накалу души. Бесчувствие к смерти, побуждающее устранять из сознания любой намек на скорбь и страдание, понижает нравственный тонус самой жизни.
С.Кьеркегор определил жизнь как бытие к смерти. Поэтому страдание - это проявление истинного отношения к жизни. И все же страдание, переходящее в отчаяние, понимаемое как осознание духом несамодостаточности своего бытия, может быть снято в надежде на единение с Богом за границами земного существования. И Паскаль и Кьеркегор, признавая страдания атрибутом земной жизни, все же допускают возможность избавления от него через милосердие Бога.

Западная революционная мысль колеблется между диалектизацией смерти как негативности и рационалистической задачей отменить смерть — одолеть ее усилиями науки и техники как «реакционное» препятствие, как союзницу капитала, поставив себе целью бессмертие человеческого рода по ту сторону истории. Смерть, как и многое другое, всего лишь элемент надстройки, и ее судьба будет решена революционным преобразованием базиса.

По-иному раскрывается тема страдания в русской религиозной философии. В творчестве Л. Н. Толстого богатство личности проявляется на пути к смерти через обращение к другому, и путь этот сопровождается страданиями. Страх смерти преодолевается через любовь, побеждающую эгоизм. Тема смерти в творчестве Льва Николаевича Толстого связана с проблемой смысла жизни. Нежелание человека жить дальше связана с утратой смысла жизни; через похожие религиозно-философские искания прошел и сам Лев Николаевич («Исповедь»). В рассказе «Три смерти» описывается смерть состоятельной молодой барышни, старого крестьянина и дерева, в которое ударила молния. Вначале описывается смерть молодой женщины от чахотки: она никак не может примириться с неизбежностью собственной смерти, до конца не верит в происходящее. Во время соборования она остается внутренне чуждой происходящего, для неё сильнее собственное не желание расставаться с жизнь, которая для неё только успела начаться, чем религиозное переживание будущей встречи с Богом. Далее Толстой описывает смерть крестьянина, которой умирает тихо и незаметно, в примирении со всеми; его смерть похожа на смерть дерева – она подчиняется тем же природным закономерностям, она так же естественна.

Толстой в этом рассказе хотел показать, что если человек знает, за чем он живет, то смерть он принимает менее трагичнее, для него это естественное завершение жизни. Страх перед смерть связан с отсутствием смысла жизни. Толстой уловил возможность благотворного влияния на человека близкой встречи со смертью. Например,  Пьер Безухов, один из главных героев романа «Война и мир» ведет бессмысленную, пустую жизнь вплоть до своего ареста и приговора к смерти. Он видит, как перед ним казнят пятерых людей и готовится к смерти. Но внезапно приговор отменяется. Это опыт преображает Пьера - на оставшихся трехстах страницах он проживает свою жизнь осмысленно и горячо, становится способным найти для себя жизненную задачу и посвятить себя ей.

Понимание проблемы смерти и бессмертии в русской философии очень отличатся от постановки и решения этой проблемы в западном мышлении. В наибольшей степени тема смерти рассмотрена в творчестве А. Хомякова, Вл. Соловьева, Н.Н. Федорова. Идея смерти в русской философии связана с идеей истинной жизни и идеей спасения. По Хомякову истинная жизнь это жизнь духовная; человек может духовно умереть прежде физической смерти. Смерть души гораздо страшнее смерти тела. Особое место в рассмотрении проблемы смерти играла идея Богоискупления. После распятия и воскресения Иисуса Христа для верующего человека стала возможной победа над смертью. Согласно Вл. Соловьеву победа человека над смертью, его стремление жить истинной жизнью неосуществимы в рамках единичного существования. Для этого необходимо единство усилий человека и общества.

В отличие от Хомякова и Вл. Соловьева, Федоров считает, что преодоление смерти не в усилии человеческого духа, но воли. Человек, расширяя граница научного знания, способен изобрести средство преодоления смерти, получить бессмертие. Обретение бессмертия зависит от прогресса научного знания.Можно сказать, что в русской культуре преобладает христианское понимание смерти; смерть обоснованна в творении, она появляется вследствие первородного греха. Это один из способов примирения со смертью. Смерть может быть двух видов – смерть духовная и физическая; для русской культуры характерен страх перед смертью духовной, именно тогда происходит исчезновение человека. Смерть физическая не воспринимается как смерть души, но как переселение её в загробный мир в ожидании страшного суда и воскресения мертвых. После этого всегда остается надежда на вечную жизнь в Царствии Небесном.

Проблема смерти может рассматриваться и через диалектику индивидуального и общего, проявляющуюся в типах поведения человека в процессе перехода к смерти и в возможных перспективах существования после смерти. В культурах Востока, в частности, в буддизме смерть понимается как возвращение к истокам бытия, как слияние индивидуального сознания с великой пустотой, как освобождение от страданий, порождаемых иллюзорными потребностями мнимого "Я".

Один из идеологов евразийства Л. Карсавин в «Поэме о смерти» утверждает всеобщий характер страдания, которым пронизана и жизнь и смерть, и посмертное бытие. Философ говорит не только о страдании индивидуального "Я", но и о сострадании, ощущении всего мира кок страдающего тела, следуя тем самым принципу соборности русской религиозной философской мысли. Смерть по Карсавину не есть конец жизни, не есть переход к блаженству, а есть начало бесконечного страдания, и "Я" должно переживать вечное свое умирание в бесконечном умирании мира, Философ оставляет надежду избавиться от страдания даже в обращении к Богу, так как и Бог есть страдание. Л. Карсавин провозглашает страдание причастием мира и отвергает рационалистический оптимизм, признающий отсутствие страдания как блага. Вытеснение смерти из спектра ценностей современной западной культуры предполагает негативное отношение к страданию, порождает попытки изжить его из жизни и максимально облегчить переход к смерти, и этим объясняется возрастающее количество сторонников не только пассивной, но и активной эвтаназии.

Коль скоро индивид не подлинная личность, смерти нет, есть умирание. «Эмпирическая смерть не перерыв личного существования, а только глубокий его надрыв, несовершенный предел, поставленный внутри дурной бесконечности умирания», - это твердое убеждение Карсавина. «Трагедия несовершенной личности заключается как раз в ее бессмертии Ибо это бессмертие хуже в нем нет смерти совершенной, а потому нет совершенной жизни, но - одно только умирание». Карсавин написал специальный трактат о смерти, где изобразил ужасы «полураспада» покойника. Это диалог с самим собой, аргументы "за" и "против" умирания тела". "Ты не можешь представить себе, что умрешь Никто не может себе этого представить Тем не менее все умирают"-  Я вовсе не утверждаю, что не умру тою смертию, которую умирают все люди. Такую смерть я легко могу вообразить. Не могу лишь представить себе, чтобы при этом не было меня.  Конечно, и я умру, как все. Но это еще не полная, не окончательная смерть. "Значит, останется душа". -  Нет, не душа, а замирающая и беспредельно мучительная жизнь моего тела, сначала неодолимо недвижного, а потом неудержимо разлагающегося.

Холодным трупом лежу я в тесном гробу. Сизый дым ладана. Но ладан не заглушает сладковатой вони разлагающегося трупа. Мозг уже превратился в скользкую жидковатую массу, в гнойник, и в сознании моем вихрем проносятся какие-то ужасные, нелепые образы. В мозгу уверенно шевелятся и с наслаждением его сосут толстые, мне почему-то кажется, красные черви. Разгорается огонь тления, не могу его остановить, не могу пошевельнуться, но все чувствую "Можно сократить время твоих адских мучений - сжечь твое тело" -  А есть ли в аду такое время. Если же нет, - лучше ли вечный огонь? Посмотри в окошечко крематория от страшного жара сразу вздымается труп и, корчась, превращается в прах. Хорошо ли придумал человеческий разум?
Можно сделать из тебя мумию. Легче ли мне, если, по земному счислению, мое тело будет гнить не пять, а тысячу лет. Вечности моей этим не сократишь. И чем мерзкая крыса, которая шлепая хвостом по моим губам, будет грызть кончик моего мумифицированного носа, лучше могильного червя. Быть мощами - особенная мука. Кто знает, легче ли она, чем тление в земле или вечный огонь.  "Кончается жизнь тела на земле. Кончатся и посмертные муки. В том-то и дело, что ничего не кончается. Вот почему и страшно умереть. Смерть не конец жизни, а начало бесконечной адской муки. В смерти все умершее оживает, но как бы только для того, чтобы не исчезло мое сознание, чтобы всецело и подлинно переживал я вечное мое умирание в бесконечном умирании мира. Разверзается пучина адская, и в ней, как маленькая капля в океане, растворяется бедная моя земная жизнь".

Лев Платонович Карсавин был похоронен в приполярной тундре, среди множества безымянных холмиков. На груди его лежали два креста: один, свинцовый, - православной веры, данной с рождения, и другой - черный, с миниатюрным распятием, его подарил перед смертью католический священник. Это был символ: Восток и Запад в Карсавине соединились в единой вере. Исполнилось заветное желание Христа на Тайной вечере: "Да будет все едино".

В книге «Карма судьбы» известного теософа Е.П. Блаватской (1931 – 1891), есть глава «К вопросу о смерти и Сатане» в которой изложены близкие ей суждения Элифаса Леви: Смерть является необходимым растворением несовершенных комбинаций. Это повторное поглощение грубого контура индивидуальной жизни в великую работу жизни универсальной; только совершенный бессмертен.  Это ванна забвения. Это источник молодости, куда с одной стороны погружается старость, и откуда с другой стороны выходит младенчество. Смерть? Это преображение живого; трупы? Это лишь мертвые листья на Древе Жизни, которое еще распустит все свои листья весной. Воскресение людей вечно напоминает эти листья. Тленные формы обусловлены нетленными прототипами. Все те, кто жил на земле, все еще живут в новых экземплярах своих прототипов, но души, которые превзошли свои прототипы, получают в другом месте новую форму, основанную на более совершенном типе, так как они вечно восходят по лестнице миров... Существа прекрасно сознают, что они не могут никогда надеяться на обретение конечного успокоения в чистом духе, или нирване, и они скорее будут цепляются за жизнь в любой форме поскольку большинство желудей бессильно вырасти в новое живое дерево, то вероятно и большинству людей не удастся развиться в новое живое существо после своей земной кончины.