Ч. 2. Гл. 3. Постигая простые истины или...

 

Сказки для Евгении

Ч. 2. Гл.3

Постигая простые истины или бандиты в Городе

Человек ко всему привыкает. Простая истина? До недавнего времени Ольга Петровна и не подозревала, насколько простая. Если бы неделю, нет,  несколько дней назад ей кто-нибудь сказал, что она, Ольга Петровна,  примерная мать, руководитель солидного учреждения, человек состоявшийся, зрелый и упорядоченный донельзя, превратится в обыкновенного …бомжа, она бы посчитала это неприличной и оскорбительной шуткой. Но это произошло. Злой или незлой волей Анюты за несколько дней поменялся весь образ, весь уклад жизни ее сестры.

Покинув квартиру Ольги Петровны, новоиспеченные сестры – существа менее всего походившие друг на друга - обосновались в нескольких дворах от дома Ольги Петровны… у канализационных труб, устроив здесь  из фанеры и картонных коробок очень милое жилище. Настолько милое, что осенними ночами их не донимал ветер и дождь. Ольга Петровна быстро забыла, что такое ежедневный душ, правила личной гигиены и как должны выглядеть, а, главное, пахнуть, цивильная одежда и настоящая еда. Собственно от той Ольги Петровны, с которой читатель познакомился несколько глав назад, почти ничего не осталось. За короткое время Ольга Петровна осунулась, похудела, о чем так мечтала в другой жизни. Ее кожа и волосы покрылись слоем грязи, а аккуратная, выдержанная в чиновничьем стиле одежда превратилась в лохмотья. Когда недавние соседи и знакомые спешили по делам мимо жилища двух бомжих и равнодушно-презрительными взглядами одаряли старшую из сестер, устроившую вместе с младшей пикник из даров, позаимствованных в ближайшей мусорной мульде, им и в голову не приходило, что это солидная дама Ольга Петровна из 77-го дома.

Самой Ольге Петровне ее жизнь казалась дурным сном. Сон затянулся, никак не заканчивался. Проснуться не удавалось. Но и принимать всерьез странный сон не стоило. Сон, эта странная жизнь вскоре стали привычными, потому что, как известно, человек ко всему привыкает. И, что печально, к падению гораздо быстрее, чем к взлету. От сумы и от тюрьмы, как говорится…

Больше всего Ольгу Петровну волновали воспоминания о покинутой дочери. Это единственное, что не давало ее памяти окончательно расстаться с прошлым. Служба, коллеги и подчиненные, всегдашние служебные проблемы и заботы, план и показатели – все исчезло, забылось в миг, а дочь…
 
Забыться, отвлечься, заглушить крики совести помогали бесконечные речи сестры – Анюты. Зачем тебе сон, зачем еда, зачем дом, зачем служба – словом, все, что совсем  недавно составляло саму жизнь, зачем аборигены, которых ты считаешь родственниками? Все это – на самом деле чужое, чужеродное. Это и есть странный ненужный сон… Зачем заботиться об этом теле, если оно не твое - фикция, маскировка, обман, футляр!?

Вот и сейчас, расположившись на сломанной табуретке у небольшого, костерка, Анюта, в одеянии, напоминавшем то, в котором она предстала перед читателями впервые – в немыслимо огромном, не по размеру, пальто, поношенных сапогах и надвинутой на глаза черной шапке, как всегда бесстрастная и, казалось, ко всему равнодушная, рассуждала:

- С чего ты взяла, что мы ведем ненормальный образ жизни, а представители местного вида – нормальный? Как это у них называется – крыша над головой, кусок хлеба, чистая постель, цивильная, размеренная жизнь? Ничего этого тебе не нужно. И кто тебе сказал, что это нормально? Они – аборигены, сами себя не понимают, смысл собственного существования – для них по-прежнему загадка. Жалкая, застрявшая в младенческом возрасте цивилизация, разве, что еще не успели сами себя  уничтожить… За ними, как за детьми малыми нужен догляд… И поэтому мы здесь. Ты понимаешь, о чем я?
Ольга Петровна внимательно слушала, кивала в ответ с туповатой покорностью, ничего, конечно, не понимая.

- Неужели ты совсем ничего не помнишь? – с горечью восклицала Анюта. – Неужели необходимость ежедневного сна, приема пищи, совершения каких-то гигиенических процедур с этим телом не вызывают у тебя отвращения? И сама эта жалкая материальная оболочка не противна тебе? Неужели ты забыла, кто ты есть?
Анютой, совсем как порой представителями местного, отвратительного ей вида, завладели эмоции. Женщину душил гнев. Она вскочила со своего импровизированного стула, резким движением залив огонь костерка водой из грязной бутылки, которую только что пила Ольга Петровна, и остервенело закричала на сестру:

- Вспомни, кто ты есть на самом деле! Ты - моя сестра! Ну, что ты молчишь!? Как можно забыть себя самое, забыть свое предназначение?!
Ольга Петровна побледнела. В последнее время такие вспышки гнева случались с Анютой, теряющей надежду,  все чаще и чаще. И не то что бы Ольга Петровна боялась сестру, но сопротивляться ей не приходило в голову.

- Ну же, отвечай! – приказала Анюта. – Говори мне, кем ты себя ощущаешь?! Кто Ты?!
- Я… Я… - на глаза Ольги Петровны навернулись слезы. – Я всего лишь женщина, слабая женщина...
- «Женщина», «слабая женщина»?!!! - в полном ужасе повторила Анюта.- Это ты-то - слабая женщина? Ты? В отличие от меня ты…

- Нет! Я слабая! – неожиданно перебила  Ольга Петровна. Покорность покинула ее, а неожиданный порыв придал сил. Она отбросила в сторону остатки жалкого ужина и закричала в полный голос, так, что испугала прохожих, что шли мимо.

- Нет, я слабая! В школе, младших и средних классах я носила очки и меня звали «очкастой дурой».  Я была застенчивой и стеснительной до ужаса. В юности, в старших классах меня – дурнушку никто не замечал. Оставалось довольствоваться ролью жалкой тени симпатичных и более удачливых подруг. В двадцать пять лет счастье блеснуло яркой искрой: я влюбилась, меня полюбили. Я вышла замуж. Я была счастлива. Какое-то время. А потом… все закончилось. Нелепо, глупо, отвратительно… Я осталась одна - с рваной раной в сердце, разодранной душой… и с маленькой дочкой на руках. С тех пор я одна… Всегда одна. С тех пор никто и не заподозрит во мне слабую женщину. Сильной женщине не страшно быть одной. Мужчины – что-то внешнее, чуждое в моей жизни. Коллеги, подчиненные, соседи… И никого рядом. Я воспитала дочь одна. Я смогла. Я добилась больших успехов на службе. Моя извечная, проклятая застенчивость была  с боем побеждена. Я стала такой, какой я стала. Сделала себя сама. Без чьей-либо помощи. И никто не знает, что я просто …притворяюсь. Притворяюсь сильной…

Все это Ольга Петровна не проговорила, а прокричала на одном дыхании. А затем, молча, без сил опустилась на свой «картонный стул». Анюта внимала вспышке сестры почти с радостью, ни слова, впрочем, не понимая.

- Какие мужчины? Какие женщины? О чем ты?
- Теперь ты не понимаешь, - грустно вздохнула Ольга Петровна. – А разве в твоем мире нет любви? Разве ты не любила? У тебя не было привязанностей? Тебе не хотелось быть красивой? Не хотелось быть женщиной?

- «Быть женщиной»? – состояние ступора теперь посетило Анюту. – А с чего ты решила, что ты женщина?
Ольга Петровна онемела. Ей впервые стало по-настоящему страшно от слов Анюты: «Это не твое тело». А если это правда?


- Ну, что? Здесь, говоришь, ее высадили? Да, не мямли, урод!
Шакал был зол, очень зол. Тащиться в такую даль, чтобы искать теперь иголку в стогу сена! В Городе восемьсот тысяч жителей. Где среди них прячется эта чертова баба? Никакой зацепки! И этот урод еще мямлит.

- Здесь… вот у этого магазина… «Сигма» называется, - тихо проговорил  Серега.
– А может… может, не надо… - вдруг жалобно, по-детски попросил он Шакала.

- Что?! «Не надо»?! Ты говоришь мне «не надо»? – бычья шея Шакала вмиг стала пунцово красной, его затрясло.
Со злобой хлопнув дверцей салона джипа, Шакал спрыгнул на обочину шоссейной дороги. Два громилы, между которыми на заднем сидении был зажат Серега с начала их поездки, немедленно вытолкнули его следом.

- «Не надо»? – орал Шакал. – А мокруху на меня сливать надо? А мусорам братанов сдавать надо? Какого х… твой старшой поперся в ментовку? Что на него нашло? Какой бормотухи вы с ним нажрались в этом  гребаном городе?

На группу мужчин, стоявших у фиолетового джипа на обочине Первомайского шоссе, уже обращали внимание прохожие. Здоровенные, сытые морды, бритые кочаны голов и черные костюмы приезжих наглядно характеризовали род их деятельности. Шакала внимание горожан нимало не волновало. В городе, из которого они прибыли, его ребят не боялись только умалишенные. Надо будет, и в этом чужом Городе он построит всех и вся. А вот Серега давно растерял свою самонадеянность. Растрепанная одежда, фингал под глазом и потухший взгляд служили тому подтверждением.

- Зачем он это сделал? Знаешь ты или нет? – кричал Шакал.
- Она… - дрожащим голосом начал Серега. - Она сказала, что я должен высадить старшого у отделения милиции… Я и высадил. Старшой зашел внутрь. Я уехал. Лохудра его, Митряя, сразу свалила…
- Да кто эта она?!
- Я не знаю… Она приказала привезти ее в этот Город. Вышла вот здесь… и пошла вон туда...
Видно было, что этот «монолог» дался Сереге нелегко. Он напоминал туповатого второгодника, с большим трудом, по слогам читающего азбуку.

- Ну, и лепишь ты, гн…! Складно лепишь… - зло усмехнулся Шакал. – Сколько небо копчу, о таком не слыхал. Чтоб двух братанов уболтала какая-то баба?! Экстрасенша, что ли?
- Нет, - уверенно ответил Серега, - просто строгая она....

- Строгая?! Да, это моя училка в 3-м классе Софья Эдуардовна была строгая…
Шакал, кипя как огромный котел от негодования, замолк.  Серега был ему еще нужен. Компания замерла. Пацаны ждали указаний Шакала, а тот молчал. Серега размышлял об ожидавшей его участи, уже покорившись судьбе. Наконец главарь очнулся.
- Вперед, братаны! – приказал он. – Будем прочесывать квартал за кварталом. Гадом буду, но эту бабу  найду! А ты смотри, урод, смотри…

Вечер сгущал краски, ветер усиливался, небо засинело и уже хмурилось тучами, когда Шакал и его пацаны нашли ту, что искали.
- Она!? – орал главарь бандитов, со злобой обращаясь к Сереге. – Она-ааа?!
«Уютное гнездышко» сестер – бомжих картонно-фанерного исполнения к этому моменту было разгромлено и втоптано в грязь. «Семейный ужин» грубо прервали. Один из подручных Шакала заломил Ольге Петровне руки за спину, второй сорвал черную шапку с головы Анюты.

- Эта?! – вопил главарь, распугивая редких прохожих, которые и так уже бежали прочь от места расправы над  бомжами. – Эта?!
- Эта… Она… - шепотом подтвердил Серега.
Не жалость, а крайнее удивление и ужас владели теперь его чувствами. Серега переводил глаза с Ольги Петровны на Анюту, а с Анюты на Ольгу Петровну. «Две! Их теперь две! Она …увеличилась… в количестве!»

Один из бандитов толкнул Анюту вперед, поближе к хозяину.
- Ну, расскажи нам, голуба, чем приглянулся тебе наш Олежка Митряев, что ты послала его в такую даль и мусорам на поклон? – притворно ласково заговорил с Анютой Шакал. Рассыпавшиеся по плечам локоны погладил, с одобрительным любопытством разглядывая странную женщину. – Ты че, так с преступностью борешься? Активная? Или верующая?
Анюта отстраненно молчала. Ольга Петровна онемела от страха.
- Ты кто, вообще, такая? Из секты что ли? А, может, тебе денег дать, хоть умоешься? Или тебя надоумил кто? С братанами из этого Города я дел не имею, дорогу никому не переходил…
Анюта продолжала молчать. Не ясно, была ли извлечена из ее архива информация об эпизоде с Митряевым, вспомнила ли она Серегу, дошел ли до ее понимания смысл предъявляемых серьезными ребятами претензий? Впрочем, даже если и вспомнила, и поняла, все равно ни на секунду не утратила спокойствия и холодности.

- Ну,  чего молчишь, дура? Думаешь, я с тобой до утра базарить буду?! – Шакал потерял терпение, пятерней мертвой хваткой вцепился в волосы Анюты, ожесточенно встряхнул женщину, повалил наземь и принялся с неистовой силой пинать ногами.

Один из бандитов немедленно последовал примеру главаря. Отшвырнув Ольгу Петровну, словно котенка, в сторону, и третий присоединился к расправе. Пинали в три ноги, методично, с удовольствием - нечеловеческим удовольствием,  с улюлюканием и азартом. Ольгу Петровну,  бросившуюся на помощь сестре, легонько ткнули лицом в грязь, чтоб не мешалась под ногами, пока до нее очередь не дойдет. Дикие крики «старшей» сестры: «Что вы делаете?!», «Вы же убьете ее!», «Помогите!» никого не тронули – ни трех подонков, занятых любимым действом, ни Серегу, тупо, в состояния полнейшей апатии взиравшего на происходящее, ни жителей соседних домов, наблюдавших эту сцену из окон. Тщетно Ольга Петровна надеялась на то, что кто-то придет на помощь. Людей цивилизованных так мало волнует судьба бомжей - отбросов общества!
А Анюта, корчившаяся в луже собственной крови, уже захрипела.
Нет! Нет! Она не должна умереть! Мы встретились недавно не для того, чтоб так быстро расстаться. Этого не должно случиться! Она так молода, так красива! Она так похожа и так не похожа на меня! Она совершенна! Кто позволил им делать это с ее сестрой? Кто разрешил этим отморозкам прикасаться к ней? Трое здоровенных мужиков избивают молодую, хрупкую женщину! Ее сестру! Убийцы! Их кто-то должен остановить! Остановить, пока не поздно! Я должна их остановить…

То, что произошло через секунду, Серега запомнил на всю оставшуюся жизнь. Много позже, в сотый раз рассказывая своему психиатру события того злополучного вечера, он подробно описывал, как успел упасть наземь, и странное, необъяснимое, невероятное белое свечение, что в один миг начала излучать старшая из сестер, серебристым облаком пронеслось над ним и настигло Шакала и его ребят. Он вспоминал, как один за другим бандиты побледнели, покрылись белой изморозью и утонули в белом облаке, как в предрассветном тумане.
Когда через минуту туман рассеялся и растаял в воздухе, у канализационных труб обнаружились безжизненные тела трех мужчин в черных костюмах. Молодая женщина, что умирала минуту назад, …немедленно поднялась на ноги. Размазывая кровь, а, отнюдь, не слезы по щекам, она очень старательно и сосредоточенно начала ощупывать свое лицо, подбородок, резким движением вправила челюсть, а затем, положив руки на  талию, принялась исследовать состояние собственных ребер. А потому прошла еще долгая минута, прежде чем Анюта увидела Ольгу Петровну, ее перекошенное от ужаса лицо и огромные, наполненные слезами глаза.
- Знаю! – кивнула она сестре. – Полная регенерация оболочки потребует слишком много времени и энергии.

- …Я   …убила… Как я… убила…
Серега в этот момент нашел, наконец, в себе силы подняться на четвереньки и уползти в кусты, подальше от страшных, всесильных леди, победивших самого Шакала.

- Убила? – удивилась Анюта.
Анюта ничего не знала, конечно же, о заповеди «Не убий!», древней как мир (мир гомо сапиенс) и так часто  преступаемой и отвергаемой. Она задумалась над смыслом  слова – «убила». Но только на секунду. В системе ценностей Анюты не было такого понятия, как не было и такого явления.

- Не убила, - улыбнулась она, прикасаясь пальцами к разбитым губам, - а провела зачистку. Зачистку деформированного сознания этих индивидов. Когда дня через три местные техники оболочек приведут их в сознание, они будут чисты, как младенцы. Память в результате сбоя в программе исчезнет, и этим мужским особям придется начать жизнь с чистого листа.
- Как… Как я …это сделала? – шептала в ужасе Ольга Петровна.

-А я откуда знаю, - усмехнулась Анюта уже в салоне фиолетового джипа, в который она в секунду затащила сестру. – Нам следует спешить.
Улицу огласили звуки милицейской сирены. Это жители окрестных домов, наконец, проявили милосердие и вызвали стражей порядка. Видимо, жалкая участь трех мордоворотов их тронула сильнее, чем крики Ольги Петровны.

- Откуда мне знать, - повторила Анюта, резко крутанув руль. – Это вопрос к тебе. Такого цвета твоего биополя я раньше не наблюдала.
С огромной скоростью фиолетовый джип помчался куда-то в противоположную сторону от Первомайского шоссе. Дождь, пролившийся с небес в одну минуту, застучал в лобовое стекло. Раскаты грома едва заглушали радостный смех Анюты: «Ты вспомнила!» Впервые оказавшись за рулем внедорожника и моментально разобравшись с системой его управления, Анюта демонстрировала чудеса вождения. Лихо лавируя на мокром асфальте, она с легкостью оторвалась от погони.

Ольга Петровна, неловко, боком расположившаяся на переднем сидении рядом с сестрой, привалилась к стеклу, на котором дождь серебряными нитями ткал немыслимые рисунки. С трудом преодолевая дрожь во всем теле, женщина сквозь дождевые разводы рассматривала мелькающие по сторонам улицы родного Города, затем, когда они покинули пределы Города, полоски леса и квадраты желто-серых полей. И зачем-то пыталась понять, как она оказалась внутри этой чудо-машины, прежде ей не часто приходилось передвигаться на джипе? Зачем они угнали этот внедорожник, куда они едут?

- Вспоминай! Вспоминай!
… и что произошло двадцать минут назад? Что случилось? За Городом дождь то стихал, то усиливался, убаюкивал, успокаивал, усыплял… Глаза закрывались и опять открывались…
- Вспоминай! Вспоминай!

А Ольга Петровна все думала и думала. Как она, до недавнего времени такая порядочная, законопослушная дама, а  вне пределов службы тихая, несмелая, слабая женщина, сумела справиться с тремя бандитами? Что такое она сделала? И что она… такое?