Ми-лан. Миии-лан, Ми-лаааан. Притягательное слово. И не потому, что для всякой модницы нет ничего желаннее бутиков на виа Монтенаполеоне, а потому что поется хорошо. Ми-лаааан… Милан в моей жизни появился намного позже Италии вообще, которая еще в советской юности, оказавшись в пределах прямой видимости, сразу стала самой сильной, много лет спустя осуществившейся мечтой. Милан появился, когда я уже любила Италию не теоретически, а за невероятную театральность Венеции. И, так же, как этот город-декорация, город-призрак, Милан вызвал полное ощущение былого моего присутствия на его мощеных и асфальтированных улицах, в пыльных парках и скверах, заплеванных и разрисованных вандалами поездах антиподного метрополитена. Словно я просто уезжала «на минуточку» из этого города, северный темперамент которого даже не дает почувствовать, что ты в Италии. Словно я просто уезжала, приехала вместе с Петербургским театральным сезоном и еще вернусь сюда не раз сама по себе.
ЧЕТЫРЕ ИЗ ПЯТИ ЧЕТВЕРТЕЙ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТЕЙ
Милан – странно безликий город, как две капли воды похожий на сотни других городов Европы: после ковровых бомбардировок Второй мировой здесь от старины почти ничего не осталось. В итоге туристский глаз здесь радуется лишь похожему на Трокайский замок замку Сфорца, да неколебимому в величии шестисотлетнего строительства Duomo di Milano – собору, словно вырезанному из моржового клыка. Романтики, правда, утверждают, что «из слоновой кости», но белоснежный готический ажур Миланского кафедрала куда родственней морозной резьбе архангелогородцев, чем изощренному топленомолочному плетению Востока. Внутри, как и положено в католических хоромах, чувствуешь себя букашкой: стрельчатость становится здесь вершинностью, которой никогда не достигуть. Даже витражи не спасают своим оптимистичным родством с детским калейдоскопом. А ведь снаружи казалось, что и ты – величина, что и тебе есть, чем гордиться – человеки же строили...
Некоторые визитеры в Милане еще воодушевляются Пассажем Виктора-Эммануила, где сосредоточены, как в московском ГУМе, все самые крутые модные марки – Гуччи, Вуттон, Прада и прочая-прочая. Но историей про свалившегося с лесов и погибшего здесь архитектора Менгони, разжалобить человека, выросшего в Петербурге, крайне трудно, как невозможно удивить и металлическим плетением стеклянной галереи, мозаиками с изображениями частей света и многоуровневыми дверными ручками. У нас с архитектурными сооружениями связаны истории и пострашнее, а модерн представлен в лучших своих проявлениях. Так что пассаж как пассаж: прошел насквозь и все. И напрасно гид напирает на специально стилизованный «под объект» неожиданно черно-золотой логотип известной сети быстрого питания: не впечатляет. А куда деваться, если хочешь зарабатывать на здоровье людей в доходном месте с историческим прошлым? Или играешь «нашу игру» или п-шшшел… Но, если честно, вечером при закатном солнце ажурная галерея Виктора Эммануила Второго божественно хороша.
Еще из стоящих достопримечательностей в миланском Санта-Мария делле Грацие есть «Тайная вечеря» великого Леонардо. Но лично я ее не видела: записываться на желаемую встречу с прекрасным надо заранее, недели за две. Особы, командированные в столицу Ломбардии, как я, на три-четыре дня, этой встречи с шедевром оказываются обычно недостойны.
ЛА СКАЛА, КАК ОН ЕСТЬ
А вот встречи в Милане с самим Леонардо да Винчи не избежать даже командировочным. Причина этого кроется в географии города, все основные достопримечательности которого сосредоточены практически в одном месте. Взглянуть на театр Ла Скала (причем многие туристы просто не распространяются, что видели его только снаружи) – часть обязательной программы. Здание, очень похожее на Венскую оперу, прячется в уличном закутке, гордо именуемом площадью, на которую выходит «несущая» крестообразного Пассажа. И в спину бедняги Леонардо вы обязательно уткнетесь, пройдя галерею Виктора Эммануила насквозь от Дуомо. Главный человек Возрождения с изумлением, равновеликим вашему, взирает с высоты своего пьедестала, вкруг которого теснятся четверо несчастных учеников Мастера (разве можно быть счастливым бесконечно копируя манеру учителя?), на унылую серую домину. Вот это и есть Ла Скала, хранящий в своей типично классицистической, витиеватой утробе отзвуки величайших голосов мира.
Беспрепятственное и бесплатное попадание внутрь мне и коллегам обеспечено благодаря одной из многочисленных русских жительниц Милана, работающей в самом сердце европейской оперы. На служебном входе она просто перебрасывается с местным вахтером фразами, аналогичными отечественным "Привет, Вася! Сегодня ты работаешь? А это мои друзья. Мы пройдем внутрь?". Вася-Джузеппе улыбается итальянской безалаберной улыбкой, плюет на правила безопасности и коммерции и пропускает русскую журналистскую гоп-компанию в святая-святых.
Зайдя в исторический партер в джинсах и тимберлендовских бегунках, священного трепета я не ощутила. Эллипсовидный, не в пример Михайловскому или Мариинскому глубокий зал с непривычно глубокой сценой сразу почему-то напомнил о гении театральной архитектуры Серлио, о паразите Палладио, использовавшем его идеи, и о веке XVII-м, навеки лишившем итальянских, а за ними и всех на свете зрителей равенства в оплате мест из-за появления в амфитеатре ярусов. Посещение царской ложи усиливает ощущение гигантомании пространства и обнаруживает, что три с лишним тысячи зрителей здесь помещаются реально. Но вместо того, чтобы, как и положено культурному человеку, попавшему вдруг в легендарный театр, рваться вечером на «Раймонду», я прусь в театральный музей Ла Скала. Причем больше всего меня поражают не портреты и личные вещи Великих, а, как книжницу-хроника, богатейшая театральная библиотека. Мучимая неосуществимым желанием подержать в руках хоть одну партитурку ХIХ века и ощутить магические вибрации времени собственными руками, я удаляюсь, пытаясь обмануть саму себя: мол, дань музыкальному искусству мною отдана. Все равно полюбить его я уже не успею. А ведь в моем детстве мама потратила на «оперно-балетные прививки» столько сил…
ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩАЯ МАТЧАСТЬ
В Милане я впервые в жизни пробую жареные каштаны. В октябре, когда погода выдает скачки от воспоминания о летнем тепле до пронизывающего намека на осень, эта примета итальянской зимы незаменима. Сладковатая, подгорелая с одной стороны мучнистость, выглядывающая из треснувшей от жара скорлупы, может таить в себе неприятность, которой запросто порадовались бы где-нибудь в Таиланде или даже во Франции. Если вы брезгливы и живете не в ладу с природой, существовать в которой позволено и толстым белым червям, полюбившим каштановую сытость куда раньше людей, эта экзотика не для вас. Но быть в Милане осенью-зимой и не попробовать каштаны…. Это будет неправильно.
Неправильно будет и не уделить времени пресловутым миланским магазинам. В отличие от мужчин, азарт в которых просыпается в чистом поле, когда они преследуют добычу, женский азарт просыпается в тесноте бутиков, в ходе перебирания вешалок с одеждой и поисков "своей вещи". Не поддаться этому азарту невозможно, хотя выносливостью, необходимой для его реализации обладают немногие. В скитаниях по европейским магазинам у меня есть надежная опора – коллега, с которой мы предпринимаем невероятные шопинг-марш-броски, спровоцированные нашими скромными доходами. Единственным и необходимым условием успеха такого броска является задание нужного направления кем-нибудь из знающих людей. А они всегда являются сами собой. Так, абсолютным чудом миланского октября становится для нас явление украинской эмигрантки Люси, указавшей нам путь в рабочие окраины, где расположены универмаги с бросовыми ценами. В обшарпанном метро правильность маршрута подтверждает еще одна бывшая соотечественница, но, выйдя на незнакомой платформе, окруженной глухими заборами, мы теряемся. Пойди туда, не знаю куда... Идем туда, где люди. Но это школа: через широко раскрытые ворота хлещет поток подростков, часть которых тут же подбирают в автомобили родители, часть растекается за упомянутые заборы и в метро, а большинство рассасывается неизвестно куда. Возвращаемся к станции и заруливаем в ближайшую закусочную – больше спросить-то некого...
Попинываемая коллегой я собираю в кулак волю и скудные знания итальянского, на который когда-то убила года два, но работают тут исключительно арабы, которые и улыбаются-то совсем не по-итальянски. Выручает английский: оказывается, надо перейти линию метро...
По ходу движения вдоль запыленной без меры улицы возникает прозрачная стена, за которой японский сад со всеми прелестями из "Убить Билла": "Стук, бряк, ш-ш-шууух, бульк, дзынь..." Миниатюрные ковшички наполняются, с колокольчиковым звуком стучат о металлические чаши, поднимаются, сбрасывая воду и вновь опускаются наполненные ею. Вокруг лишь глухие стены и вовсе нет людей. Для кого это? Дичь какая-то....
Вожделенный мегамаркет уже близок: это огромный, без конца и края космический ангар, уставленный обувью и сумками. Рай для женщины! Если бы мне еще утром кто сказал, что я смогу провести в обувном магазине два с половиной часа, не поверила бы и убила пророка. Но провожу тут даже больше времени...
В результате шопинга по-итальянски я одеваюсь с головы до ног, и покупки укладываются в сумму, которой в Отечестве я смогла бы, разве что, покрыть стоимость очень средней спортивной куртки. После этого Милан кажется еще милее.
С УТРА И ДО УТРА
Миланские улицы никогда не стихают. Это вам не островная Венеция, где все умирает часов в семь вечера, и только дворники исступленно машут метлами во имя завтрашнего дня. В Милане ночная жизнь есть, хотя кафе и ресторанчики работают до строго определенного часа – границы, переступить которую могут считанные по пальцам, избранные пиццерии.
Если вам повезет остановиться в гостинице с балконом, выходящим на какую-нибудь улочку миланского центра, обязательно понаблюдайте за его жизнью днем, вечером, ночью и утром. Днем можно увидеть, как в определенный час весь работающий люд Милана отправляется обедать. Если туристу в это время приспичит поесть, придется остаться голодным: право на обед используется неукоснительно, и свободных мест нет ни одной забегаловке или ресторанчике центра. Впрочем, не поесть будет и потом: обязательная сиеста, непонятная нашим людям, избалованным круглосуточным обслуживанием, парализует все "пищеточки" до вечера. Но движение на улицах днем будет постоянно: авто, странно выглядящие на нешироких, почти пешеходных улочках, мотоциклисты, количественно конкурирующие в Милане с автомобилистами, велосипедисты, пребывающие в возрасте от 12 до 60-ти, неуемные афролоточники, выменивающие на «пиастры» те самые бусы и платки, что еще пару столетий назад всучили их предкам европейцы в обмен на настоящее золото… К ночи первые три разновидности «движухи» вымрут, но темнокожие спекулянты останутся. К ним прибавятся «ночные бабочки», которых здесь ловят без сачка: просто подходят, берут за локоть и идут с ними куда-то… Впрочем, знают куда, раз идут.
Часов в семь-восемь утра начинают открываться магазинчики: хозяева или продавцы приходят, с чисто европейским воспитанным грохотком поднимают стальные жалюзи, выставляют на тротуар черные затертые до мутности досочки с цифрами цен, бакалейщики выносят лотки с овощами-фруктами, появляются покупатели. Слышится звук знаменитого миланского трамвая, который в отличие от финского или чешского не очень-то бесшумен...
...Напротив гостиницы и почти вровень с моим балкончиком – мансарда с узким балконом, уставленным цветами в горшках (в этом странном городе сады на крышах и балконах обычнее обычного). Сквозь редкую зелень вечнозеленых и редколистных кустиков и кустов, фикусов и лиан я отчетливо вижу старушку-итальянку с мелкими седыми кудрями, в очках. Она ходит по кухне, выглядывает на балкон, передвигает горшки с цветами. Потом возвращается в дом, наливает кофе (мне кажется, что я даже слышу его запах) в керамическую кружку и неторопливо пьет его. В ее движениях есть главное, чего не хватает старушкам Петербурга – достойная размеренность, неторопливость и покой. Собственно, в этой старушке – весь Милан, в котором нет темперамента и ажиотажа, потому что здесь живут, чтобы жить, а не выживают, чтобы все равно умереть.
Октябрь 2011 - апрель 2012
Продолжение следует...