День Милосердия

Натали Бизанс
   Этот праздник мы отмечали всегда вместе. Уже сложилась целая традиция: в следующее воскресение после Пасхи мы приезжали в Roscoff, вместе молились на службе, принимали таинства, а после дружной семьёй обедали у Эрвэ. Вспоминается один из таких дней... 
   В доме нашего священника уже был накрыт стол, и возле каждой тарелочки лежала маленькая карточка с иконой Милосердного Иисуса. Это было так трогательно, что не могу передать, словно мы садимся за стол с самим Иисусом и у каждого Он свой. Эрвэ стал для нас французским отцом, первым, кто протянул нам во Франции руку помощи, подобрал с улицы, накормил.
   Он был для нас отцом Милосердия, Духовным Наставником и просто любимым, родным человеком, светлым и горячим как Солнце, в лучах которого зарождается всякая жизнь и счастье. 
   Праздник отмечается через неделю после Великого дня Воскресения Господня. И пришёл он в этот мир через святую Фаустину, польскую монахиню, носившую в миру имя Хелена Ковальска. Всю свою жизнь она посвятила служению Божьему Милосердию и подарила миру Образ Милосердного Иисуса, множество прекрасных молитв и духовных сокровищ. 

   Ещё в Латвии я узнала о ней, и моё сердце воспылало любовью и почитанием к иконе. Впервые увидев этот уникальный образ, я сказала мужу, что видела Иисуса именно таким в своей душе. Уже позже, время спустя, мы узнали, что это за икона и как она появилась на свет. Начали ежегодно держать Новенну Божьему Милосердию и читать Венчик. Икона проехала с нами через всю Европу в нашем многострадальном бегстве с родины. Десять суток мытарств с двумя маленькими детьми в никуда из ниоткуда...

   Владушке было пять лет, Яночке всего три года. Обоих детей мы сгребли ночью в охапку и с одним чемоданом рванули на встречу судьбе, спасаясь от заранее предсказуемого несправедливого суда, спасая свою семью. Отчаянное решение, к которому мы шли долгим и тернистым путём голодной нищенской жизни с кандалами долгов, безысходностью, как два загнанных в угол зверька, облаиваемые гончими псами.

   Это был наш единственный шанс спастись. В любом другом случае мужа ждала тюрьма, а может даже и смерть. Или пан, или пропал,- так стоял вопрос, но только вместе, чтобы ни случилось. Жизни без него я не видела. Дети были в этот момент оба больны бронхитом и страшно кашляли, хорошо, что на дворе был июнь, но холодный и пасмурный, с ветром и частыми дождями. Покидали Латвию мы накануне  Лиго (это как Иван Купала на Руси), отмечается он в день летнего солнцестояния, с двадцать третьего на двадцать четвёртое число - самый длинный день и самая короткая ночь в году. Чествуют в этот праздник всех Янисов и Янин, им на голову надевают дубовые венки с вплетёнными в них полевыми цветами, жгут костры вблизи водоёмов и рек, пьют пиво и заедают сыром, поют традиционные песни, прыгают через костёр, чтобы всё чёрное и худое сгорело. А ещё влюблённые ищут мифический цветок папоротника, который расцветает только в эту ночь и исполняет самое заветное желание. Впервые в жизни нам было не до праздника, наш Янис был с нами, испуганный ребёнок, поднятый ночью, которого непонятно куда тащат родители...
   
   Отвезти нас в ближайший город согласился крёстный наших детей, тоже именинник грядущего праздника. Мы на минуту остановились на панорамной площадке, чтобы проститься с местом, где родились, выросли, полюбили друг друга, обвенчались, родили наших детей... С городом, подарившим нам столько радости и столько за последние годы горя. Родина отвергала нас, словно мы перестали быть для неё родными, оказалось, что мы здесь оккупанты, нежеланные дети, от которых лучше избавиться. Многие тогда уехали, разлетелись по всему миру. Кто мог, возвращался в Россию, Белоруссию, нам же туда нужна была виза, которую в той ситуации уже никто бы не дал с подпиской о не выезде.
   Трудно передать, что испытывает человек, покидая насиженные места, уезжая в неизвестный ему мир, на спасение или погибель... Никто не мог предвидеть, что ждёт нас там, но решение было принято и, как только пришли деньги, пожертвованные нам моим двоюродным братом, уже пару лет живущим в Англии, мы двинулись в путь. В то время многие русские из Прибалтики нашли работу и убежище в Ирландии, тогда её двери были широко открыты, мы знали несколько семей, благополучно устроившихся там. Слухи, конечно, всегда приукрашены, манна Небесная нигде не ждёт чужаков. Везде, в любой стране мира, идёт борьба за жизнь и существование, особенно, когда ты приезжий. И всё же, это был шанс ко спасению, ибо дороги назад для нас уже не было.

   На смотровой площадке в ту ночь мы впервые в жизни увидели настоящего живого светлячка. Маленькая зелёная звёздочка сияла в траве волшебным светом. Это - добрый знак, решили мы все вместе и увозили его в сердце с благодарностью Богу.
Было с нами и благословение местного ксендза, того, кто венчал нас, крестил наших детей, Язепа Лапковского, подарившего нам в дорогу каждому по медальону Девы Марии.
   В соседнем городе сели на автобус до Литвы, чтобы пересечь границу. Я дрожала и молилась всю дорогу, особенно на границе, когда забрали паспорта, чтобы проверить их и занести в компьютер. Если бы он выдал информацию о том, что муж под следствием, его бы тут же арестовали. Но Бог милостив, паспорта нам вернули, и мы продолжили путешествие через Вильнюс на Варшаву.

   Вторая бессонная почти ночь в аэропорту. Как сложно объяснить двум маленьким нездоровым утомлённым детям, почему они должны спать на пластиковых стульях, почему не могут вернуться домой в свою привычную кроватку с множеством игрушек, зачем и куда их тащат туда, где холодно и сквозняки, где всё время ходят чужие люди, объявляют рейсы. Как можно спать в такой ситуации?! Но усталость брала своё, и чада наши умудрялись восстанавливать свои силы. Нам же всё время приходилось оберегать их и свои вещи.
   На самолёт наших денег оказалось недостаточно и, по совету кассирши мы отправились через Берлин в Амстердам на поезде с пересадкой, чтобы оттуда улететь за меньшую стоимость. 

   В Берлин мы попали как раз перед началом гей-парада. У меня, взрослой женщины, волосы становились дыбом, что уж и говорить о детях, они с ужасом смотрели на накрашенных полуголых дяденек, разодетых в платья и кто во что горазд... Ладушка тогда спросила: "Мамочка, мы в аду?"...  Всё это было действительно больше похоже на сходку нечисти или ведьминский шабаш, на разгул чертей, вылезших из преисподней. Мы стояли в подземном переходе, ожидая папу, который пытался выяснить, где пересаживаться. С чемоданом в толпе веселящихся непонятных существ неопределённого пола. Казалось, что продолжается это целую вечность. Они кричали и громко приветствовали друг друга, стараясь всячески подчеркнуть свою раскрепощённость, бунтарство, наплевательство на моральные законы и человеческие приличия. Дети жались ко мне со страхом и ужасом в глазах. Я как могла старалась их успокоить. Выбравшись с вокзала, перекрестилась.
   Мы нашли к счастью вовремя место пересадки и благополучно добрались до Амстердама. Ещё одна ночь в аэропорту, но уже в Голландии. Билетов в кассах не оказалось, шёл чемпионат Европы по футболу. Все билеты были распроданы. Ещё трое суток мы бесполезно пытались выбраться оттуда. Состояние было таким, что хотелось умереть, лишь бы выспаться. К тому же, я всё время боялась потерять в толпе детей и дремала, что называется, одним глазом. Муж к концу уже пристроился спать на газетах прямо на полу. Трудно описать на кого мы уже были похожи к тому времени! Детей я обмывала каждый день в туалете, набирала в пластиковую бутылку тёплую воду и мыла как могла, так же и сами как-то выкручивались, но чистое бельё подходило к концу, стирать то его можно было и в раковине, а вот сушить?..

   В общем, не дали нам билетов, так и сказали: "Сразу видно, никакие вы не туристы, а беженцы, а нам таких пускать нельзя".

   Помню скамейку возле аэропорта, на которой муж меня очень долго уговаривал вернуться обратно домой, денег оставалось ровно на то, чтобы доехать мне с детьми, без него. Оставить одного без средств к существованию, в чужой стране, без знания языка... Я хоть как-то объяснялась на своём ломаном английском, чудом сохранившемся где-то в мозгу ещё со школьных времён, в экстремальной ситуации вспомнилось всё, даже то, чего казалось не знал. Он просил меня думать о детях, ведь впереди неизвестность, а там, худо ли бедно, знакомые, родные. Я рыдала, понимая, что потеряю его, и не могла так поступить.
   "Я никуда не поеду, если и погибать, то вместе!" - сказала тогда, и ему ничего не оставалось, как принять моё решение.
   Всё это время на протяжении изнурительной недели мытарства по Европе, мы молились Милосердию Божьему, читали Венчик, и несмотря ни на что, верили, что Бог нас не оставит. Везде, где бы мы ни были, появлялся откуда ни возьмись какой-нибудь человек, который подбегал к нам и спрашивал: "Ребята, вы русские? Чем я могу помочь? У меня есть несколько свободных минут..." Эти Богом посланные люди помогали нам купить билеты, сесть на нужный поезд, найти пересадку... Благослови их Господь за доброту и неравнодушие, за то, что не проходили мимо.
 
   Позвонила брату, рассказала о нашей ситуации, он посоветовал добираться к нему в Англию, это возможно на поезде "Евростар" через Бельгию и Францию, под Ла Маншем до самого Лондона.  В Бельгии нас задержали, не понравились им наши лица. Долго пробивали паспорта, спрашивали даты рождения, сверяли подписи и так далее, в конце концов, пограничник отдал мне паспорт и сказал: "Здесь на фото красивая женщина, это не Вы!.. - он не мог узнать во мне, измученной дорогой ту, что красиво улыбается на паспорте, белки моих глаз были красными от недосыпа, волосы немытые превратились в паклю. Наш поезд тогда уже ушёл, сели на следующий, и вот она, Англия!

   Но и там нас задержали на выходе при проверке паспортов. Мужчина, проверявший документы, решил, что паспорта наши не внушают доверия и принял интересное решение, которое до сих пор не умещается в моем понимании: задержать главу семейства с вещами и документами в участке, а меня с детьми отправил "погулять" до утра. Иди куда хочешь, делай что хочешь, умри, если есть желание. Мне бы хоть в тюрьме дали койку, я была бы счастлива, но нет. Оказались в толпе огромного вокзала, в одной руке ладошка дочки, в другой сына. Папы нет. Что делать? Звоню брату, вновь рыдаю в трубку, он с другого конца Лондона едет за мной, добираясь несколько часов. Я сижу с моими измученными крохами, не шевелясь и боясь потеряться в огромном неизвестном море спешащих мимо людей... Как высказать ощущения матери, взявшей на себя ответственность подвергнуть своих малышей таким испытаниям?! Что нас спасало? - Только вера. Вера в Чудо, вера в Милосердие Божье.
   Когда Руслан приехал, мы проделали тот же путь через весь Лондон вместе, добираясь к месту, где мы сможем отдохнуть. Оказалось, даже не у него в квартире. "Сестрёнка, мне тебя не только положить негде, там пройти сейчас нельзя, нас семь человек в одной комнате, матрас к матрасу". Так эмигранты экономили деньги на жилье, чтобы сэкономить заработанное и отправить как можно больше средств домой на жизнь семьям, оставшимся в нищей, разворованной, разваленной стране безработных.

   Я, трясясь в метро, думала, какой счастливый, наверное, мой муж, он уже спит где-то в камере. Как потом оказалось, так и было: его накормили, разрешили помыться, дали даже бритвенные одноразовые принадлежности, шампунь, мыло, зубную пасту.
   Брат привёз нас к своим друзьям поздней ночью. Добрые люди согласились принять несчастных скитальцев на свой страх и риск. Да благословит их Господь за проявленное к нам Милосердие! Там нас предупредили, чтобы дети не шумели, так как соседка по комнате, француженка, она очень вредная, может настучать хозяину квартиры, что были чужие люди, и это может грозить выселением квартиросъёмщикам. Нас положили в зале, дети на креслах, я на маленьком диванчике. На сон оставалось всего пару часов, после этого нужно было вновь выехать, чтобы добраться обратно к участку, где будет вынесено решение, что делать с нами дальше.

   Приняв горизонтальное положение, я тут же провалилась в нирвану. Но блаженство было недолгим. Сквозь туман моего глубокого забытья я услышала детский плач, который ежесекундно возрастал в звуковом диапазоне. Сквозь сон я поняла, что это голос дочки, она хотела в туалет, и в темноте, в неизвестном доме не могла сориентироваться, куда же ей идти. Точно так же потерялась и я, разыскивая выключатель, чтобы зажечь свет... Когда я его наконец нащупала, мы стали искать туалет. Он оказался на втором этаже, в результате, до него мы донесли лишь половину, ребёнок обписался. Лестницу, покрытую ковролином, не вытрешь, увы.
   Через пару часов нас вновь разбудили, я напросилась в душ, быстро помыла детей, на себя времени не хватило. Мне было ужасно стыдно, что мы нашумели, да ещё и подмочили свою "репутацию", но что делать, дети есть дети, в таком путешествии и взрослый может не выдержать.

   Позже мне рассказали, как француженка-соседка поутру поведала нашей спасительнице: "Я схожу с ума, слышала ночью детский крик, откуда у нас могут ночью взяться дети?!" На что ей ответили: "Наверное, приснилось!.." Так как мы приехали слишком поздно, а уехали очень рано, нас никто, кроме приютившей подруги Руслана, не видел. Тайна мокрого ковра на ступеньках так и осталась не раскрытой.

   Вновь приехал мой братик. Дети как пьяные, шатаются от усталости, сама еле держусь на ногах, и вновь автобус, потом метро по знакомой схеме. В участке железнодорожного вокзала нас принял молодой английский офицер, привели мужа и переводчика. "Торжественно" вручили паспорта с печатью о депортации без права въезда на пять лет на территорию Англии. Офицер оказался вполне симпатичным и  добрым парнем, проникся к нашей истории, о которой я честно всё рассказала. Узнав, куда мы стремимся, он по секрету посоветовал нам один путь: через Францию идут корабли напрямую в Ирландию. И не побоялся сказать через переводчика: "На корабле, если вам удастся туда попасть, выбрасывайте паспорта в море и объявляйте, что вас обокрали. Это - единственная возможность, иначе ирландцы не смогут вас принять с нашими штампами и отправят обратно!" Помню, как округлились глаза переводчика. Подумала тогда, как бы у этого офицера проблем из-за нас не вышло, ведь не каждый раз услышишь такое из уст блюстителя закона. Дай Бог этому человеку счастья и процветания! Без него мы бы, возможно, никогда и не додумались о такой возможности. Господь нас вёл одному Ему известными путями!

   Нас отправили "Евростаром" до Бельгии, паспорта были у командира поезда, и их вместе с нами сдали брюссельским полицейским. Бельгийцев не сильно беспокоила наша судьба и они, посоветовав нам вернуться домой, отпустили нас на все четыре стороны.
    Добирались до Парижа вместе с футбольными фанатами, размалёванными по цветам любимых команд, за которые они болели. Помню, как наш трёхлетний сын со взрослыми дяденьками гонял по перрону футбольный мяч в пять утра в Брюсселе. Дяденьки восхищённо рукоплескали подвижному карапузу, хорошо подающему мяч.

   В Париже мне удалось выяснить, что корабли идут с Шербурга и Роскоффа.  Шербург был ближе, поехали туда, там оказалось, что корабль будет лишь через четыре дня, с Роскоффа рейс через двое суток. Взяли билеты оттуда в Росслар. Два дня легче прожить без денег, чем четыре. А уж там как-нибудь...
   Но до Роскоффа ещё нужно доехать, а средств больше нет. Опять оставалась только молитва к Милосердию Божьему. Откуда ни возьмись, появляется один грузин, сам подходит к нам и просит помочь ему купить билет до Ирландии, дело в том, что он не мог выговорить "свою" литовскую фамилию по фальшивому паспорту, Альгирдас Василиаускас или что-то в этом роде. Нам, жившим в Латвии, это не составляет большой трудности. Я помогаю, он берёт билет на тот же корабль, что и мы. 
Благодарный, предлагает нам ехать вместе. Мы говорим, что денег у нас больше нет. И Захар(как он нам представился), проявляет милосердие, купив нам всем билеты до Роскоффа.

   Свою остановку, на которой мы должны были выйти в Морле, мы все дружно проспали и доехали до самого Бреста (во Франции тоже есть город с таким названием), до конечной остановки. Там оказалось, что вокзал на ночь закрывается. И нас попросили покинуть помещение. Ближайший поезд обратно был только утром.
   Я со слезами бросилась к начальнику вокзала прямо в ноги и он сжалился, позволил нам заночевать в вагоне поезда, на котором утром мы должны были вернуться в нужном направлении.
   Не чудо ли? Ещё какое! Царская ночь в вагоне первого класса для таких бродяг, как мы!.. И ничего страшного, что ночью нас несколько раз будили уборщики и охранники, начальник написал на наших билетах разрешение и поставил штамп. Утром поездом добрались до Морле и пересели на автобус до Роскоффа. В порт добрались пешком ближе к полудню. До корабля оставались ещё сутки...
   Помню, проходя мимо одной красивой резиденции, я неожиданно воскликнула: "Вот бы хоть день в таком доме пожить!" Я не знала тогда и не могла предвидеть, что мы спустя несколько недель будем жить в этом самом доме целых три месяца. Пути Господни неисповедимы!
   На ночь помещение порта тоже закрывается, тут уже не помогли ни мои слёзы, ни мольбы о детях, ни билеты на корабль завтра утром. Мы остались на улице под звёздным небом на берегу. Напялив на детей все возможные вещи и расстелив газеты, пристроились на стопки досок, приготовленных к погрузке, и, прикрыв малышей от ветра своими взрослыми телами, проспали так несколько часов, пока не пошёл с моря холодный туман, пробирающий до костей. Хорошо ещё, что дождь начался только утром. Мы вместе с нашим другом - грузином дружно выдавали чечётку, в том числе и зубами до открытия помещения.    
   Питались эти дни колбасой с хлебом, Захар нас жалел, воду набирали в бутылку из-под крана в уборной. Дожили кое-как до прихода нашего парома. И вот он пришёл, этот белый корабль мечты, выстраданный нами за десять дней бесконечных мучений!
 
   Но у Бога были на нас свои планы. Во время паспортного контроля Захар с его липовым литовским документом прошёл, а мы со своими кровными остались на берегу. Пограничник заметил штамп о депортации из Лондона и нас не пустили. Это был конец. Все мои духовные, моральные и физические силы закончились. Что было потом помню, как в бреду. Муж кричал, дети плакали, а я впервые в жизни каталась по полу в истерике. Было уже всё равно, что подумают о нас люди, заберут в психушку или посадят за решётку; всё, что угодно, только бы это всё закончилось.
   Когда успокоилась и пришла в себя, подошла к кассе потребовать назад деньги за билеты, мне сказали: где покупали, там и выбирайте (соответственно в Шербурге), и окошко закрылось перед моим носом. Сжалилась другая компания, даже разрешили мне позвонить брату в Лондон.
   Бедный мой Русланчик, сколько же ему досталось за наше путешествие! Но ни идей, ни денег больше не было. Единственное, что он посоветовал, - просить убежища во Франции.
    Господа офицеры не понимали, чего я у них прошу. Одного из них я схватила за рукав и не отпускала, обливая слезами, повторяя, как герой "Двенадцати стульев", что не ела уже много дней и не спала, что больше нет денег и мы просим политическое убежище. Он пытался от меня отмахнуться, даже насыпал мне пригоршню монет, но я сказала, что копейки нас не спасут. Без возможности отвязаться от меня, он привёл нас в свою контору. Там его коллеги дали нашим детям по бутылочке сока "Оранжина" и какие-то печеньки, стали думать и решать, что с нами делать. Звонили куда-то, с кем-то договаривались несколько часов, но, судя по всему, никто не хотел нами заниматься. В конце концов кто-то из них вспомнил про Церковь. Там нас без лишних разговоров и принял Эрвэ.
   Спустя время, когда мы уже понимали по-французски, он говорил: "Никогда не забуду твои глаза в тот день. Умирать буду, вспомню! Страшнее я ничего не видел. Сколько боли и отчаяния было в твоих глазах..."
 
   Нас посадили за стол и хорошо накормили, даже налили вина, а потом отвели в приготовленные комнаты с чистыми постелями, показали где душ... Истинную Цену всех этих житейских "мелочей" понимаешь, лишь познав, каково быть без всего этого. От счастья текли слёзы. У нас появилась крыша над головой. Из окна был виден прекрасный храм Роскоффа, часы отбивали каждые полчаса. А на улице вдруг начали гудеть машины, люди радовались и восторженно что-то кричали. В этот день Франция победила в чемпионате Европы по футболу.

   Икона Милосердного Иисуса была всё это время с нами. Несколько дней мы провели у священника. Позже нас перевезли в кемпинг на берегу моря, там мы пробыли две недели. Прихожане привозили нам еду, детям игрушки и одежду, совали в руки деньги. Я никогда ещё не видела такой щедрости и доброты, незнакомые нам люди, с которыми мы даже не могли объясняться, дарили нам столько внимания и любви!
   Этот город стал для нас священным, землёй Обетованной, спасением, дарованным нам Милосердным Богом. Там мы крестили нашего сына, родившегося через три года. Крёстным Антуана стал Эрвэ Кярэс (Herve Caraes), крёстной - Симон Креаш, первая, кто накормил нас в тот знаменательный день в доме священника. Ей уже больше восьмидесяти лет, и каждая наша встреча становится всё дороже...

   Эрвэ пробыл с нами ещё девять лет, уйдя на пенсию, он исполнил свою давнюю мечту посетить давнего друга по семинарии, служащего на Гаити. Всей паствой собирали на эту поездку, и она осуществилась. В жаркий день друзья пришли к морю искупаться. Поплыли, никто сразу и не заметил, что Эрвэ неподвижно лежит на спине, покачиваясь на волнах. Глаза его были открыты и смотрели в небо, на губах блаженная полу-улыбка... Наверное так легко и красиво уходят только праведные души. Когда крёстная сообщила нам о его смерти, она сказала: "Не плачь, он ушёл, чтобы открыть нам двери!"

   В День Милосердия мы возвращаемся в Роскофф. Туда, где всё началось, наша новая жизнь во Франции с чистого листа. Мы приходим в Церковь, вспоминаем крёстного и опускаемся на колени перед образом Милосердного Иисуса, благодаря Его за всё пережитое, за тех, кто был с нами рядом...
   
P.S. Все события и имена реальны.