КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ
ТОСТ
Дядя моей жены - Райр Георгиевич Симонян был известным военным ученым. Генерал майор, профессор, доктор военных наук, он более 20 лет руководил кафедрой разведки и иностранных армий в Военной академии им. Фрунзе. Выйдя в отставку, он занялся общественной деятельностью и стал одним из руководителей международной организации «Генералы за мир и разоружение». Как-то летом он позвонил из Москвы:
- Мы собираемся в Ереван по приглашению комитета защиты мира. С нами едет бригадный генерал Майкл Харботтл, руководитель Британского отделения нашего движения, с супругой. Он не только боевой генерал, но и мой близкий друг.
Дружба окрепла, когда пару лет назад в новогоднюю ночь их превосходительства еле успели выскочить из горящей дачи. А в тот год в Подмосковье зима была достаточно суровая. Все, к счастью, обошлось без серьезных последствий для генеральского здоровья, но дача сгорела дотла.
Перед их отъездом из Армении мы собрались у нас дома большой компанией. Были друзья и наши и наших детей. Был среди них и известный артист Миша Погосян, который очень хорошо пел. Было много разных тостов, присутствующие чувствовали себя комфортно, а хозяева были рады, что гости довольны. И тут Миша спел знаменитую песню - вопрос, адресованную Богу «Ур эир аствац?»1. Песня была написана Артуром Месчяном архитектором и музыкантом, по просьбе Католикоса Вазгена Первого к 60 летней годовщине геноцида.
«Где ты был Господь, когда уничтожался целый народ, ни в чем не повинный, и слова молитвы застывали в горле?». Песня настолько эмоциональна и пронзительна, что слушать ее без слез невозможно. Миша закончил петь, над столом вместо грома аплодисментов нависла гнетущая тишина.
Мы молчали. И тут наш гость – генерал Харботтл попросил слова:
- Я не мастер произносить тосты и спичи. Но я знаю, что за столом обычно произносятся тосты «За». Я же хочу сказать тост «Против».
Я против того, чтобы кто-то уничтожал беспомощных детей, беременных женщин и стариков по религиозному и национальному признаку, прикрываясь военной необходимостью.Я против того, чтобы эти монстры назывались людьми. Я не могу простить правительствам ведущих стран мира их равнодушие и бездеятельность, прикрытую фиговым листком политкорректности. Я не понимаю, как народ, сам переживший холокост, выступает против признания геноцида армян и даже препятствует этому в разных странах мира. Я допускаю, что быть единственным народом-мучеником очень выгодно. Но где же элементарное человеческое сострадание и солидарность с народом, перенесшим не меньшую трагедию. Все, что я говорю – это не с чужих слов. Я сам был свидетелем похожих действий обнаглевших вандалов во время захвата северного Кипра, когда напалмом выжигались леса и дома. Я тогда был начальником штаба миротворческих сил ООН на Кипре, и это вторжение удалось остановить с большим трудом. Мы не имели права открывать огонь.
Мы молчали, потрясенные эмоциональной речью генерала и его словами, идущими от сердца.
И кто-то еще смеет утверждать, что геноцид – это только личная проблема армян, не трогающая больше никого.
РАСУЛ ГАМЗАТОВ
Когда я учился в Москве, в аспирантуре, мы с женой во время сессий верховного Совета СССР приходили в гостиницу «Россия», чтобы встретиться со своими знакомыми. В этот раз случилось так, что наши знакомые слегка запоздали, и я прошел ко входу в ресторан, чтобы их встретить. В это время в зал ворвался (именно ворвался) выдающийся советский поэт Расул Гамзатов. Среднего роста, очень живой и румяный, он подлетел ко мне, крепко обнял и расцеловал, как это принято на Кавказе при встрече с близким человеком. Я, было, растерялся, но видя искреннюю радость в его глазах, сам тоже его расцеловал и пригласил за наш столик.
Увидев мою жену, он смутился и тихо сказал:
- Вы знаете, я, кажется, обознался, извините, пожалуйста.
- Ну уж нет, ответил я. Теперь Вы наш гость. Хотите Вы этого или нет.
-Хочу.- Тихо ответил поэт. Ужин вылился в большой литературный вечер.
Расул Гамзатович читал свои стихи на русском языке с неповторимым очаровательным акцентом. Казалось, что сами стихи были предназначены именно для такого чтения. В зале было много известных в стране людей, и стояла тишина. Все, замерев, слушали замечательные стихи о любви, мужской дружбе и родной земле. Многие подходили к нашему столику, чтобы поприветствовать любимого всей страной поэта.
Расставались мы как близкие люди но, к сожалению, больше не встретились никогда.
ВЛАДИСЛАВ ВОЛКОВ
В марте 1971 года состоялся очередной съезд комсомола Армении. В то время было принято приглашать на съезды в качестве почетных гостей летчиков - космонавтов. В Армению приехал Владислав Волков, входивший в первую двадцатку. Красивый, интеллигентный и умный он пользовался в стране большой популярностью.
Моя жена в это время работала в газете ЦК ЛКСМА «Комсомолец» и взяла интервью у Волкова, а затем пригласила его к нам в гости. Владислав Николаевич согласился.
Поздним вечером Волков вместе с сопровождающим приехал к нам. Мы сидели почти до утра. Пели под гитару и много расспрашивали о впечатлениях во время его первого космического полета, планах на будущее. Гитару приходилось перенастраивать с русского на испанский строй и наоборот. Естественно, наши дети проснулись и явились посмотреть, что происходит. Мой первоклассник сын тут же пристроился космонавту на колени и стал рассматривать звезду Героя и знак летчика космонавта СССР.
- Дядя Вадим, а это все взаправду, или так?
- Да, вроде бы взаправду.
Затем дети принесли свои учебники п попросили автографы. Волков подписал им все книги. На следующий день ребята вернулись из школы расстроенные. Им никто не поверил. Пришлось звонить учительницам и подтверждать истинность автографов.
Инженер по профессии, он собирался серьезно заняться научной работой. Мы обсудили и эту тему. Чем дольше мы общались, тем больше проникались взаимной симпатией и все свободное время до его отъезда из Армении провели вместе.
Но в тот вечер, произнося тост, я пожелал ему мягкой посадки при следующей экспедиции. Волков слегка нахмурился:
- Если бы ты знал, как это тяжело и страшно. И как изнуряет работа в космосе. Больше не хочу ни плавных взлетов, ни мягких посадок.
Мы приумолкли. Средства массовой информации, как всегда, переусердствовали, представляя полеты в космос как, чуть ли, не воскресную прогулку. И все это благодаря заботе родной партии и правительства. Соответственно, у людей несведущих иногда возникал вопрос «за что же тогда дают геройские звания?».
Прошло три месяца. 30 июня я, как обычно, забежал домой в обеденный перерыв и застал жену, дочку и сына горько плачущими перед включенным телевизором.
- В чем дело? Почему вы…
На экране появился диктор Кирилов, который в очередной раз объявил о гибели экипажа корабля «Союз 11», на котором Владислав Волков летел в качестве бортинженера. Это был полет без скафандров в нагрузочных костюмах.
Космонавты погибли в результате разгерметизации спускаемой капсулы. Вообще, как выяснилось впоследствии, полет готовился в большой спешке и результаты неудачной экспедиции корабля «Союз 10» были учтены не полностью.
Вот так оборвалась жизнь трех замечательных людей. Вся Армения тяжело переживала их гибель. И Добровольский и Пацаев перед полетом несколько месяцев стажировались в Гарни у академика Григора Гурзадяна.
ЕВГЕНИЙ МАКСИМОВИЧ ПРИМАКОВ
В начале июля 1987 года меня вызвал Председатель Совмина Республики и спросил:
- Ты читал постановление Союзного правительства о создании совместных предприятий?
- Читал. Но не понимаю, при чем тут мы? Нам ведь не разрешат связаться с американцами, англичанами или японцами по режимным соображениям, а с Монголией или Северной Кореей создавать СП вроде бы ни к чему.
- Тебе никто не предлагает связываться с монголами. Ко мне обратились два специалиста в твоей области из Лондона. Один из них владелец фирмы «Бритиш майкро», занимающейся производством персональных компьютеров. Почему бы не организовать их совместное производство на базе одного из предприятий твоего объединения.
- А как же «око недреманое»?
- Я этот вопрос постараюсь урегулировать, а ты обсуди проблему со своим московским руководством. Я с твоим новым министром лично не знаком, так что определяйся с ним сам. А мы пригласим этих ребят в Армению.
Через месяц все вопросы были урегулированы, и в один из вечеров я уже встречал своих будущих партнеров в Ереванском аэропорту.
В торжественной обстановке был подписан контракт. и это событие было показано в программе «Время» - главной официальной информационной программе Советского Союза. Наше СП «Микрограф Интернейшнл» было вторым в СССР и первым в оборонке.
А дальше нужно было понять, как строить отношения с партнерами, как рассчитывать и минимизировать риски, как ориентироваться в рыночном пространстве, определяться с ценами на комплектующие, как правильно, с юридической точки зрения, составлять контракты, проводить маркетинговые исследования, оценивать платежеспособный спрос и решать все вопросы, связанные с деятельностью совместного предприятия. Положение усугублялось тем, что напрочь отсутствовала нормативная база и соответствующая литература, а чиновники, с которыми приходилось иметь дело, были совершенно без понятия и боялись самостоятельно решать даже самые простые вопросы, поскольку за совместным предприятием незримо маячила «могучая тень капитализма». Пришлось искать компетентных советников, что оказалось весьма непростым делом. Предложенный нам «эксперт» из Минвнешторга ничего не смог рассказать по существу дела, зато быстро подсчитал, какой «навар» можно получить с каждой загранкомандировки. После долгих поисков и консультаций и убедившись, что внешторговцы, которые имеют опыт практической работы с западными фирмами, не хотят ничем помочь и очень ревниво относятся к любому «посягательству» на их монополию, я понял, что есть только один человек, к которому стоит обратиться за интеллектуальной помощью. И этот человек - академик Евгений Максимович Примаков, директор института мировой экономики и международных отношений АН СССР.
Мы договорились о встрече, и к назначенному часу я приехал в институт. Евгений Максимович извинился и сказал:
- Утром позвонили из аппарата Горбачева и объявили, что я должен его сопровождать в поездке в США на встречу с Рейганом. Вылет где-то около восьми часов вечера из Внукова-2. Так что мы сможем пообщаться где-то около получаса.
Однако наша беседа оказалась столь интересной и увлекательной, что она продлилась несколько часов. Евгений Максимович едва успел заехать домой перед вылетом. А его интерес был вызван тем, что я высказал несколько нетрадиционных, с точки зрения экономики, мыслей, ориентируясь только на логику и здравый смысл. Примаков стал их развивать и увлекся сам.
Он сделал несколько замечаний, суть которых сводилась к тому, что очень непросто, но возможно «впрячь в одну упряжку коня и трепетную лань» поскольку мои рассуждения были о том, как втиснуть совместное предприятие с частной собственностью в прокрустово ложе социалистической системы со всеми ее жесткими законами и несметным количеством подзаконных актов.
Этот человек меня буквально покорил. На редкость обаятельный, умный и тактичный, выросший в Тбилиси и впитавший в себя кавказские понятия о чести и достоинстве, он всегда оставался верен своему слову, друзьям и стране. Позже мои впечатления подтвердили некоторые из его близких друзей, с которыми мне довелось пообщаться. Его интеллигентный русский язык, несмотря на легкий тбилисский акцент, был очень насыщен и не лишен изящества.
Мы расстались весьма довольные беседой и договорились о будущих контактах. Многое из того, что он говорил, впоследствии очень пригодилось. Евгений Максимович посоветовал при первой же возможности уточнить финансовое положение нашего партнера через информационную банковскую сеть. Доступ к этой сети в то время имели только топ - менеджеры крупных банков. К счастью таковой (армянин, выходец из Ирана) в Лондоне нашелся. Информация оказалась несколько неожиданной и объяснила многие нюансы поведения нашего партнера. Но к одному из советов Евгения Максимовича мы отнеслись без должного внимания. Речь шла о том, что большинство иностранцев очень любят показать себя на публике, обожают давать интервью по любому поводу, поэтому нужно быть внимательными и проследить, чтобы нежелательная или некорректная информация не попала в прессу. В результате наш партнер дал интервью одному американскому журналу и сообщил, что мои личные связи в Москве настолько сильны, что двери в Кремль «открываются ногой». Причиной послужило то обстоятельство, что мне нужно было по делам зайти в ВПК, размещавшийся в Кремле. Водитель припарковал машину возле храма Василия Блаженного, а англичанин остался ждать меня. Когда я вышел, он был окружен группой иностранцев и о чем-то торжественно вещал. Как он впоследствии объяснял, это было сделано с целью повысить авторитет совместного предприятия. «Повышение авторитета» обошлось без особых последствий, но весьма неприятный разговор в ЦК КПСС все же имел место.
Евгений Максимович, как личность выдающаяся, всегда вызывал ревность начальства и зависть коллег. Кто знает, как бы повернулась судьба России останься он еще на несколько лет председателем правительства. Вместе со своим первым заместителем Юрием Дмитриевичем Маслюковым1, профессионалом высшего класса, он сумел бы вернуть России статус мировой промышленной державы, чего не захотели да и не могли сделать все последующие российские премьеры, слабо подготовленные, недостаточно бескорыстные и масштабные для этого.
ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ШИМКО
Весной 1978 года мы начали осваивать площадку в Давидашене. Снесли часть старой школы, а на оставшейся, более поздней постройки, стали обустраивать машинный зал для размещения вычислительной техники (ЭВМ серии ЕС). Мы торопились создать более или менее благоприятные условия для работы отдела программного обеспечения и проводили субботники в помощь строителям.
В одну их из таких суббот к нам пожаловали гости - зав отделом ЦК КП Армении с инструктором оборонного отдела ЦК КПСС - Владимиром Ивановичем Шимко, который курировал радиоэлектронную промышленность. То, что он увидел, ему очень понравилось. Молодой и симпатичный, воспитанный комсомолом, он с удовольствием наблюдал за тем, что происходит. Поддавшись общему настроению, Владимир Иванович снял пиджак и галстук, лихо подхватил носилки с цементом в паре с моим заместителем. Поработав около часа, мы отправились в институт, где я ответил на многочисленные вопросы, и рассказал о своем видении перспектив развития предприятия и выработанной стратегии. Мое непосредственное московское начальство не очень было довольно тем, что мы взяли курс на развитие информационных технологий, создавая собственное направление, вместо того чтобы выполнять рутинную работу по заданию какого-либо из московских предприятий.
Владимир Иванович сказал, что мы очень своевременно стали заниматься этой тематикой и что сейчас готовится специальное постановление ЦК и Совмина по вопросу развития информатики. Заручившись его поддержкой, мы заняли твердую позицию перед главком.
Оборонный отдел ЦК КПСС был известен жесткостью его руководителя. Заведующий отделом Иван Дмитриевич Сербин был классическим партаппаратчиком сталинской закалки и вгонял в трепет министров и директоров предприятий. Его «строгость», порой доходившая до изощренной жестокости, снискала ему славу очень опасного человека, и все старались не пересекаться с ним без крайней необходимости. За глаза его называли «Иван Грозный». Сербин постоянно использовал ненормативную лексику и самым мягким выражением, характеризующим того или иного человека, было слово «мудак». Некоторые руководители ведомств и предприятий старались подражать ему, не понимая, что такая норма поведения была в моде в 30-40 годы и сейчас выглядела несколько дико.
Однако Владимир Иванович был настолько полезен как сотрудник и обаятелен как личность, что «Грозный» никогда ему не «тыкал» и не унижал.
Шимко внимательно следил за развитием нашего предприятия и искренне радовался каждому успеху.
Случилось так, что мои натянутые отношения с непосредственным начальством (Ю. Титовым) привели к тому, что он вместе со своим фаворитом (замом по строительству) отправился в ЦК КПСС за разрешением освободить меня от занимаемой должности в связи с излишней самостоятельностью. Владимир Иванович в то время уже был заместителем заведующего оборонным отделом ЦК.
По словам курировавшего нас инструктора, который присутствовал при этой встрече, межу «ходоками» и Владимиром Ивановичем состоялся примерно такой диалог.
Титов: Этого Меликяна надо снять с должности. Он постоянно критикует начинания главка, возражает, если что-то ему не нравится. Развел у себя «профессоров», заставляет сотрудников заниматься сложной тематикой и писать диссертации.
В.И: А разве это плохо? Он в директорском корпусе вашего главка один из немногих, кто имеет ученую степень и серьезный опыт научно-исследовательской работы. Мой вам совет. Оставьте его в покое и не мешайте ему работать.
В результате начальство перестало «наезжать» на меня и уже не так активно мешало нашему развитию. Вскоре Титова отправили на пенсию, а его фаворит был исключен из партии и попал под суд.
Через некоторое время Владимир Иванович стал заведующим отделом ЦК, а затем министром радиопромышленности СССР. После развала СССР и ликвидации оборонных министерств он стал президентом АО «Радиокомплекс», а в 1998 году трагически погиб.
Таких людей как Владимир Иванович в высших властных структурах было немного, и их всех объединяло то, что они были бессребрениками и настоящими «государственниками» в отличие от остальных. Их авторитет был огромен, а уважение к ним безгранично.