(Фамильные предания)
Мой дед по матери - Иван Львович Гвоздев. Прадед - Лев Матвеевич. Прапрадед - Матвей Васильевич. Прапрапрадед - Василий Коныч. Прапрапрапрадед, значит, Кона. Дальше следы теряются.
Иван Гвоздев жил в городе Родники. Очень рано женился - еще до Первой мировой войны. В жены ему досталась очень любознательная девушка - моя бабушка Анна Евстигнеевна. Она закончила два класса церковно-приходской школы. Как-то раз во время урока заглянула под рясу священнику, который вел Закон Божий. Захотела узнать, что там у него под рясой. Выяснилось, что штаны в полоску. За свою любознательность тут же получила св. Писанием по голове.
Дед сразу начал изменять молодой жене, но его скоро забрали на Первую мировую войну. Узнавшая об измене бабушка сохранила ненависть к любовнице деда вплоть до самого преклонного возраста. Когда любовница, будучи уже дряхлой старушкой, приходила посидеть на лавочке с другими старушками, бабушка, злобно ругаясь, сразу же демонстративно покидала старушечье собрание.
Вернувшись с фронта, дед рассказывал о Первой мировой лишь то, как после каждой штыковой атаки солдатам приходилось стирать кальсоны. Больно страшно было.
Бабушка работала в Родниках на ткацкой мануфактуре. Однажды к ним в цех забежали какие-то "маленькие, черненькие" (бесы, наверно?) и давай кричать:
- Кончай работу!
Работницы бросили станки и собрались во дворе. Начался митинг, о чем говорили - никто не понял. И тут налетели казаки и стали люто, бешено махать нагайками. Подстрекатели кричали в толпу:
- Не расходитесь! Не расходитесь!
Но, куды там! - говорит бабушка. Так все и разбежались. Что это было? Наверно, революция.
Родниковской мануфактурой владел фабрикант Красильщиков. Его жена, Аленушка, занималась благотворительностью. В Родниках до сих пор стоит Аленушкина школа. После революции Красильщиковы уехали в Америку. Дожив до брежневских времен Красильщиков просился перед смертью посетить Родники, но его не пустили. Постеснялись, что за все годы советской власти в городе так ничего и не построили. Только снесли церковь на главной площади и вместо неё поставили кинотеатр "Родник".
Дед недолго побыл дома - началась гражданская война и его забрали в красную армию. А потом он попал в плен к белым. Когда его везли в эшелоне с пленными, заболел тифом. Белые хотели его расстрелять, но потом предложили дойти "вон до того дерева". Дед дошел и его оставили в живых, более того, положили в госпиталь. Там почему-то царила неразбериха и белые лежали вперемешку с пленными красными. В один прекрасный день появилась комиссия, состоявшая из белых офицеров, которые начали тупо спрашивать - кто белый, а кто красный? Рядом с дедом лежал пленный красноармеец, который признался, что он - красный. А дед заявил, что он - белый. "- Ванька, ... твою мать, ты же красный!" - обиделся товарищ деда. "- Не ...зди, гад, белый я". - истово перекрестился дед (хотя в жизни он никогда не матерился. не считая словечка "хуле"). Ему вроде бы поверили, но дед, от греха подальше, этой же ночью из больницы сбежал. Устроился батраком на хутор к какой-то местной кулачке и одновременно сделался ее любовником. Когда подошли красные, дед решил затаиться и дождаться их прихода, поэтому спрятался на сеновале. Его искали и протыкали сено штыками, но деда не нашли, хотя он, как гоголевский Хома Брут, в одночасье поседел.
После прихода красных деда снова забрали в армию. Гражданскую войну он закончил вместе с Блюхером на Дальнем Востоке. Этого военачальника дед уважал. Когда Блюхера расстреляли, он пил горькую, стучал кулаком по столу и грозно спрашивал у перепуганной бабушки: " - Где Блюхер?!" Сталина не любил и называл его "рябой черт".
Великую отечественную дед прошел от начала до конца в боевых частях и ни разу не был серьезно ранен. Закончил войну в Берлине (см.фото). Рассказывал, что якобы Жуков негласно дал три дня на разграбление города. Демобилизовавшись, домой дед не доехал - вышел на станции Горкино в нескольких километрах от Родников и устроил драку с киданием стульев и столов в ресторане. Отсидел за это.
Его дочь, а моя тетка, Тамара Гвоздева, воевала под Москвой прожектористкой - освещала по ночам немецкие самолеты. Вернувшись домой, написала письмо вождю: "Иосип Виссарионович, вот мы воевали-воевали, пришли с фронта, а махорки в сельпе нету". Ей за это письмо ничего не сделали, а сельпо завалили табаком.
В пятидесятые годы, во время работы на фабрике, деду стало плохо. Он пришел в медсанчасть, там была очередь. Постеснявшись зайти без очереди, он сел ждать, но так и не дождался помощи и умер.
Дед по отцу - Иван Филатов. Служил в НКВД во Львове. Когда началась Великая Отечественная война, немцы стали бомбить город. Все убегали. Товарища деда смертельно ранило, он лежал и жутко кричал: "- Филатов, пристрели меня!" Но дед не смог.
После войны продолжал служить на Западной Украине. Однажды пил самогонку со старостой деревни, а в подполе у старосты в это время пряталась группа вооруженных бандеровцев. Впоследствии один из них рассказал на следствии, что они совещались между собой:
- Ну що, виліземо, уб'ємо Філатова?
- Не треба, він так ще нічого. А то іншого призначать - гірше буде.
Так дед остался в живых.