Веди себя хорошо,
Зови меня если что.
И попытайся смолчать,
Когда захочется о чём-то сказать. (c) Адо
Меня всегда умиляла манера Рене сначала идеализировать людей, а потом злиться и обижаться на то, что они идиоты.
- Но разве это правильно? – нахмурился сидящий напротив светловолосый юноша, поправляя ворот бежевой рубашки.
Я поднёс к губам фарфоровую чашечку, отпивая горячий ароматный кофе со сливками. Уж не знаю почему, но вкус этого напитка ассоциируется с тобой.
Ты достаточно симпатичный, некоторые даже сочтут миловидным. Но это не так. Золотисто-русые волосы, ассиметричная косая чёлка, спадающая на лицо. Миндалевидный разрез глаз удивительного цвета бирюзы. Но не персидской небесно-лазурной, а скорее казахстанской – густо-голубой с заметным зеленоватым оттенком. Прямой нос и тонкие губы, уголок которых пересечён маленьким шрамом.
- Наверно нет. Но с другой стороны, что в этом плохого?
Рене фыркнул и принялся сосредоточенно ковырять ложечкой ванильное мороженное с миндалем:
- Ты всегда так говоришь, Анри. Тебе всегда хоть бы хны!
На этот раз обиделся я:
- Ну, знаешь…
Рене посмотрел на меня и робко улыбнулся:
- Прости, я не хотел тебя обидеть…
Я проворчал что-то неразборчивое и почти приличное.
- …но всё равно он не имел права заявлять, что между нами ничего нет! – громко возвестил он, привлекая внимание всех до единого посетителей маленькой кофейни.
Я вздохнул. Пожалуй, стоит рассказать всё с самого начала.
Два года назад я пришёл играть в группу «Цветы зла». Ребята играли поп-рок, и на просторах Франции их музыка пользовалась не маленьким спросом. В состав группы входили: барабанщик Пьер, бас-гитарист Эмиль, соло-гитарист Рене и вокалист Жан. Внештатным сотрудником группы был Морис Руа – менеджер «цветов». Вероятно, он решил внести в звучание группы нечто новое, поэтому и пригласил меня в качестве клавишника.
Сразу нас поразило довольно забавное совпадение. Я и Рене были похожи, словно, родные братья. Разве что волосы у меня были длиннее, а так…Сходство, в общем, было невероятное.
Сыгрались мы быстро, я без проблем влился в коллектив. Демоноподобный Жан то и дело подшучивал, называя нас «близняшками». Кстати, сам вокалист врядли бы сумел найти себе двойника. Слишком необычен он был. Кожа оттенка горького шоколада, чёрные глаза, длинные жёсткие волосы, которые, судя по всему, приходилось выравнивать и всегда убранные так, что можно было видеть фигурно выбритые виски. На сцене он выглядел словно оживший потомок эфиопских царей, некогда воевавших против фараонов.
Я добродушно отмахивался от подобных заявлений, а Рене иногда чуть смущённо отфыркивался.
И, возможно, так дальше и продолжалась бы наша безбедная жизнь, но однажды нам случились гастроли в Марселе… Выступление прошло отлично, но в конце, спускаясь со сцены Рене подвернул ногу. Не сильно, как нам браво заявил, но при этом начал заметно прихрамывать. Морис предложил ему не ходить на намеченную в тот же вечер афтерпати, но Рене лишь вознегодовал и заявил, что не для того так выкладывался, чтобы потом лежать в тёмном номере гостиницы, да и ещё в унылом одиночестве.
На вечеринке прошло всё как по маслу. Пожалуй, за исключением одного момента. Все здорово набрались. Я держался довольно не плохо, хотя, конечно, границы восприятия смазались. При чём самым негодяйским образом, потому что поручни лестницы, по которой мы поднимались в гостинице на наш этаж, тоже обманчиво растворялись в воздухе и возвращались на своё место только путём наведения резкости при помощи внутреннего употребления дополнительных градусов. Рене в этот момент градусы уже не помогали и, включив автопилот, то есть полностью повиснув на моём плече, он доверил моей персоне доставку себя на место.
Знаете, я почти справился с поставленной задачей. Но аккурат возле дверей в номер Рене умудрился наступить на больную ногу и с нечленораздельным воплем грохнуться на пол. При этом потянув меня за собой. Ослабленный алкоголем разум и непокорные конечности были вовсе не против принять горизонтальное положение, и в результате я незамедлительно шлёпнулся рядом с ним. Дальше было возмущённое сдавленное фырканье и «слезь с меня, слон, не то раздавишь». Cлон, то бишь я, за неимением возможности удерживаться даже на четвереньках, тем временем всё же пытался исполнить свой товарищеский долг и изъять ключи из заднего кармана джинс Рене, а также открыть ими номер и сгрузить гитариста внутрь.
Парень достаточно ощутимо брыкался, что, в общем-то, я прекрасно понимал. Когда ты лежишь на полу перед дверью, а на тебе лежит ещё один мужик и при этом проделывает невероятные манипуляции, результатом которых есть непрямой массаж твоих же ягодиц - это врядли сможет вызвать желание провести в таком положении всю свою жизнь.
С шипением и высказыванием всего, что я о нём думаю, я всё же умудрился достать ключ и, приложив титанические усилия, открыть дверь и всё же затянуть неспособного «близнеца» в номер.
Как я добирался к себе – уже не помню. Разве что точно знаю, что на пути назад столкнулся с Жаном и Эмилем.
Утро не заставило себя ждать. Оно явилось в виде разгневанного Мориса Руа, который подсунул мне под нос газету и, не обращая внимания на моё плачевное состояние похмелья, почему-то костылял почём свет стоит меня, а также бедного соло-гитариста.
- Вы хотя бы совесть имели! Зачем было это делать прямо на этаже? Что? До номера нельзя было потерпеть? Там хоть привяжи его к постели! Но зачем проявлять свою склонность к экстриму в месте, где каждый второй ходит с фотоаппаратом?
- В каком-каком месте проявлять? – переспросил я, связав лишь то, что осознал и поморщился, хватаясь за голову.
- В каком я тебе скажу и покажу даже, если ты, конечно, это переживёшь!
Морис упал в глубокое кресло и выудил из кармана пачку сигарет:
- Не думал, что тебя тянет в Эту сторону.
Признать правду, тянуло меня сейчас больше всего в сторону ванной, но говорить об этом было очень не прилично. Особенно рассерженному Руа, пыхтящему аки паровоз табачным дымом.
- Смотри и любуйся, а не строй из себя несчастную сиротку, у которой забрали бутылочку с кока-колой.
Кстати, от кока-колы я б сейчас не отказался. Эдак ведра. Причём со льдом.
Развернув газету, я застыл на месте.
- Эээ…
- О, да, детка, - Морис выдохнул сизый дым в сторону, прищурив зелёные глаза, - давай продолжай, у тебя хорошо получается.
На фото крупным планом красовались я и Рене, причём в довольно странной в позе. При этом я за каким-то финтом держался, пардон, за зад нашего гитариста. Почему я выбрал именно такой поручень - было немаленькой загадкой. Заголовок статьи гласил «Цветы зла не скрывают своей ориентации».
Я закашлялся.
- Это бред. И…и нечего на меня так смотреть! Я помог ему добраться до номера!
- Угу, - кивнул Морис, - я вижу.
Я глубоко вдохнул, чтобы успокоится, и отбросил газету на тумбочку. Приятного было мало. Кто виноват? Я виноват. Пить меньше надо и альтруизм тогда не проснётся и не позовёт на подвиги.
- Нет у меня никакой такой ориентации, - пробурчал я, запуская пальцы в волосы.
- Когда нет никакой – это вообще беда, - заявил появившийся в дверях Жан, сверкающий белозубой улыбкой, - так что не надо таких жертв.
- Уйди, сатана, - простонал я.
Ехидная и довольная улыбка вокалиста явно не принесла мне никакой радости.
Из-за его спины показались Пьер и примятый Рене. По лицу юноши было видно, что его тоже обрадовали новостью.
- Не уйду, - рассмеялся вокалист, - мы чертовски заинтересованы, чем вы всё-таки занимались и почему получился такой результат.
- Ничём, - буркнул Рене и ткнул в плечо развеселившегося коллегу.
Тот не отреагировал и подошёл к окну, усаживаясь на подоконник. Пьер культурно примостился на стул. Рене за неимением другого места плюхнулся рядом со мной.
- Ну, что, любовнички, как будем выкручиваться? – полюбопытствовал Морис, - Мне как любителю интересно, ни как профессионалу.
Я снова пробурчал что-то, а Рене метнул испепеляющий взгляд на менеджера. Но сказать… ничего не сказал.
В номере повисла тишина. Жан задумчиво рассматривал газету:
- Морис, а знаешь что…
Мне не понравился тон, которым это было сказано.Мы с Рене быстро переглянулись. Гитарист чуть пожал плечами.
Жан развернул газету и ещё раз показал менеджеру компрометирующее фото:
- Ты это видишь?
Руа пыхнул сигареткой:
- Да я только делаю, что вижу Это.
- А … - Жан бросил взгляд на нас обоих, - видишь, как это может получиться?
Морис хотел было сказать что-то неприличное, но так и замер на полуслове. Прищурившись, посмотрел сначала на фото, а потом на нас с Рене. Потом ещё раз на
фото:
- Хммм…- почесал он подбородок.
Это «хм» мне не понравилось ещё больше, чем Жановское «знаешь, что». И как выяснилось, не зря.
Нужно ли говорить, что с тех пор нам пришлось поддерживать легенду о том, что мы на самом деле любовники. Смотрелись мы идеально. Не в смысле того, что подходили друг другу. А как красивая картинка, на которую хочется смотреть, смотреть и ещё раз смотреть.
Дискуссии мигом подняли на уши всю общественность. Тема была самой обыденной «Братья. Любовники. Ангелы» Что самое интересное ни первыми, ни вторыми, ни третьими мы не были, но Морис так умело направлял репортёров и удачно подбрасывал искру в толпу, что интерес к нам совершенно не утихал.
Однажды, так же как и сегодня в поддержание легенды, мы с Рене ходили на какую-то выставку. Но стоило выйти на улицу, как хлынул сильнейший ливень. Погода была жуткой, а мне нужно было добираться через весь город.
Рене предложил зайти к нему в гости, пока не выйдет солнце. Квартира находилась через квартал, что бесповоротно сыграло в её пользу и, не раздумывая, я направился к нему, незамедлительно приняв приглашение.
У музыканта оказалась достаточно уютная квартира и почти весь вечер мы провели на кухне, смеясь, болтая, раскуривая сигареты и наслаждаясь горячим кофе с корицей. Где-то часам к десяти зазвонил мобильный Рене и, перекинувшись несколькими словами с человеком на том конце (в смысле стороне), хихикая, гитарист возвестил, что к нам прибудет пополнение в виде Жана, у которого сломался мотоцикл, а домой добераться пешком он не собирается.
Наш демон появился промокший до нитки, матерящийся почём свет стоит на погоду. Кое-как приведя себя в порядок, он присоединился сам.
В ту ночь я спал на роскошном диване в гостиной, так как ливень и вовсе имел меня ввиду и продолжал вовсю лить на ночной город.
Разбудило меня что-то такое, что нельзя было передать словами. Будто кто-то стоял надо мной и что-то говорил. Но при этом таким тихим задыхающимся шёпотом, что нельзя было разобрать ни слова. Повертевшись с боку на бок, я понял, что голоса доносятся из приоткрытой двери в комнату Рене. Прикинув, что гитарист балуется просмотром телевизора под одеялом (очень уж странно приглушались звуки), я осторожно слез с дивана и подкрался к двери в комнату.
…всё, что мне до этого хотелось сделать мигом оказалось совершенно глупым и ненужным. В комнате было темно, но всё же были видны очертания двух силуэтов и тусклое поблёскивание на каких-то странных металлических вставках. А также тихие, чуть дрожащие выдохи и вздохи.
Как только глаза немного привыкли к темноте, я понял, что это самое поблёскивание есть натягивающая и ослабляющаяся цепочка наручников, приковывающих чьи-то вытянутые руки к быльцам постели.
- …Жа-а-а-н…- прошелестел выдох по комнате, - умоляю…
- Будь умницей, - глухо прошептал склоняющийся над, как я понял, Рене демоноподобный вокалист, - веди себя хорошо.
Послышался рассекающий воздух свист (или мне так показалось) и Рене выгнувшись, протестующее застонал, хотя в этом протесте читалось сплошное протяжное «да».
У меня отпала челюсть. Я мог, что угодно предположить, кроме этого. В чём-то я даже был рад, что в их спальне темно и можно только предполагать. Хотя стоны, выдохи, а после и сводящие с ума влажные похотливые звуки однозначно давали понять, что предполагать – это мягко сказано.
На утро Рене вышел, как ни в чём не бывало и, пожелав мне доброго утра, принялся сооружать завтрак. Потом вошёл Жан. Уж не знаю, что за чутьё у него, но узрев моё озадаченное лицо, он улыбнулся уголком губ и, подойдя к Рене, мягко вплел пальцы в золотистые пряди и жадно впился в его губы, приветствуя любимого утренним поцелуем.
Челюсть моя на этот раз осталась на месте. И я только зааплодировал. Вместе смотрелись они потрясающе.
Вот так спустя год я случайно узнал, что Рене и Жан любовники. Они не афишировали своих отношений, но как потом я понял, в группе все об этом знали кроме меня. Самым удивительным было то, что вокалист сам дал идею Руа разогреть сплетню, что мы с Рене «не просто друзья». Почему? Ему эта идея показалась интересной.
***
Сейчас же Рене был возмущён поступком нового продюсера, который неосторожным заявлением подтачивал хорошо слаженную легенду.
Я допил кофе и посмотрел в окно
- О, смена караула.
Рене замолк на полуслове и тоже повернул голову.
На той стороне улицы возле мотоцикла стоял Жан и показывал на часы.
- Засиделись мы, - отметил я и, подхватив свою джинсовую куртку с сидения, в одну минуту оказался возле гитариста, склонившись так близко, что почти касался губами мочки его уха:
- До встречи на репетиции…и веди себя хорошо.