Враг народа

               

                Мы осенние листья, нас ведь бурей сорвало.      
                Нас все гонят и гонят ветров табуны.
                Кто же нас успокоит, бесконечно усталых…
                А. Вертинский


«ВРАГ НАРОДА»

ПОЛКОВНИК
Раскисший окурок тыкался в борт парохода, как слепой головастик. Подплывшие мальки, не найдя в нем ничего вкусного, отправились восвояси, а окурок все тыкался и никак не хотел раскиснуть окончательно, что сильно раздражало высокого полковника, отрешенно смотревшего с борта парохода на грязную воду батумского порта.
Уже третий день «Великая Княгиня Ксения», последний пароход, ушедший из Одессы с остатками белой армии, ожидал загрузки топлива с тем, чтобы двинуться дальше через Истамбул в Марсель. Переход от Одессы до Батума  был мучительным из-за жары, отсутствия самых элементарных удобств и большой скученности пассажиров, плывших в неизвестность и прекрасно понимавших, что их нигде не ждут.
Супруга полковника с тремя детьми, младшему из которых едва исполнилось два года, находилась на верхней палубе, где, несмотря на палящее солнце, все же было получше, чем в каюте.
Полковник никак не мог смириться с тем, что придется жить в чужой Франции и привыкать к ее обычаям и порядкам. Но Империя развалилась.
В Петрограде хозяйничали большевики и, судя по всему, это было надолго. Ему же – боевому русскому офицеру, оставшемуся верным присяге, путь домой был заказан. Наслышанный о зверствах мародеров-голодранцев и пьяной матросни он не мог рисковать семьей.
Родившийся в интеллигентной армянской семье и женатый на русской дворянке, он все же был несколько патриархален и считал, что для того, чтобы дети выросли достойными людьми их нельзя отрывать от своих корней. В свое время отец отправил будущего полковника в знаменитую Тифлисскую1 армянскую школу Нерсисян для углубленного изучения армянского языка и истории Армении. Школа была основана в 1824 году и многие ее питомцы стали выдающимися писателями, музыкантами, художниками и общественными деятелями.
В голове  все время вертелась навязчивая мысль: сойти с парохода и отправиться в Армению, где, по рассказам очевидцев, было спокойно и никаких революций не предвиделось. Но полковник  не совсем ясно представлял, как эта Армения выглядит, поскольку там никогда не бывал. Ему почему-то вспомнились слова Императора Николая Первого, который, будучи в Эривани2, после победы в русско-турецкой войне, спросил генерала Паскевича:
- А стоило ли забираться так далеко ради какого-то глиняного горшка? Государь Император имел в виду глинобитную эриваньскую крепость. Его императорское величество были не в духе. Ему так и не удалось увидеть Арарат за все три дня пребывания в Эривани.
Ну что же горшок, так горшок, подумал полковник, опять же лучше, чем нынешняя Россия с ее красным террором и непредсказуемым будущим.
Через несколько часов на телеге, запряженной тройкой низкорослых батумских лошадок, и с парой чемоданов семейство отправилось в неизвестность. Путь был неблизкий. Железная дорога от Батума до Тифлиса бездействовала, а до Эривани в любом случае пришлось бы добираться на лошадях по тракту, который в конце прошлого века строил отец полковника – инженер-дорожник. С этой дорогой было связано самое страшное воспоминание юности. Он не мог забыть почерневшее от невыносимой муки лицо матери, зашедшейся в немом плаче без слез.
- Папу убили!
Отца вместе с двумя помощниками, перевозивших крупную сумму денег для оплаты строителей дороги, возле азербайджанского села Касах, в сорока верстах от Тифлиса, убили и ограбили местные жители.
В этот день кончилась юность студента Санкт-Петербургского Императорского технологического института Александра Меликова, которому пришлось взять на себя заботу о содержании матери и двух младших сестер-гимназисток. Поскольку не стало средств на оплату обучения в институте, Александр перевелся в Николаевское военно–инженерное училище,  из которого через год был выпущен по первому разряду. Затем служба в гарнизоне на юге России и в 1906 г. поступление на впервые открытый курс военной администрации и обеспечения армии в Императорской Академии Генерального штаба.
Лошади двигались медленно, с частыми остановками и унылое путешествие скрашивал только восхитительный горный пейзаж с усыпанными огромными оранжевыми маками альпийскими лугами, чередующимися с долинами, обрамленными лиственными лесами на склонах гор.   
        В глазах супруги полковника, выпускницы Смольного института благородных девиц, бывшей гоф-девицы3 двора вдовствующей императрицы Марии Федоровны, матери последнего Российского императора, замер немой вопрос – а что дальше? По письмам подруг она уже знала, что многим женщинам из старинных дворянских фамилий приходится в Париже самим зарабатывать себе на хлеб. Они работали в известных домах моды манекенщицами, швеями и приказчицами. Но это удавалось лишь великосветским красавицам. Остальным приходилось довольствоваться менее «чистой» работой. Но это все же была Франция. А  по нищим и полудиким деревням, в которых они останавливались на ночлег, вполне можно было составить безрадостное впечатление о том, что их ждет впереди.
Через три недели утомительного пути они, наконец, прибыли в Эривань, бывший уездный город Тифлисской губернии, а ныне столицу Армянской буржуазно-демократической, или «Первой республики», как ее назвали впоследствии.
Приезд полковника в Армению, естественно, не мог остаться незамеченным, и буквально на следующий день он был приглашен к премьер-министру.
 - Рад Вас приветствовать на родной земле, дорогой полковник. Весьма знаменательно, что в столь трудное время лучшие сыны армянского народа возвращаются на родину, дабы послужить ей.
Мне доложили, что до октябрьского переворота вы были начальником военной инспекции Одесского военного округа. Имеете боевой опыт, приобретенный в мировую войну, воевали с большевиками  в армии генерала Деникина. Правительство считает Вас наиболее достойной кандидатурой на пост товарища военного министра и поручило мне предложить его Вам.
Это было более, чем неожиданно и не совсем ему понятно, поскольку подобный пост не следовало бы предлагать незнакомцу, только что спасшемуся от большевиков после поражения добровольческой армии. Полковник не знал, что в Армении всегда с интересом отслеживали судьбу соотечественников, занимавших более или менее заметное положение в обществе, и о нем имелось достаточно сведений.
 - Для меня это большая честь, господин премьер-министр, однако я не вправе согласиться, поскольку не имею ни малейшего представления о ситуации в Армении и никого здесь не знаю. Ведь для подобной работы необходимо знать и принимать политическую и военную доктрину правительства, реально оценивать обстановку, а также суметь подобрать себе штат дееспособных помощников. Кроме того я очень нуждаюсь в хотя бы кратковременном отдыхе.      
 - Ваши аргументы, полковник, не очень убедительны. Однако я ценю Вашу скромность и думаю, что Вам, действительно, следует отдохнуть. Вам также надлежит представиться  нашему военному министру, в прошлом командиру добровольцев, воевавших против турок. Отдыхайте, а через некоторое время мы вернемся к нашему разговору.
«Час от часу не легче»- подумал полковник и с грустью вспомнил, что дома его ждет горячая ванна с наверняка уже изрядно подостывшей водой, первая со времени отъезда из  Одессы. Временно избавившись от предложенной чести, он отправился домой, предвкушая возможность вздремнуть после ванны на чистых простынях. К решению проблем по добыче хлеба насущного полковник решил вернуться после того, как хорошенько отоспится.
Так или иначе, занятие я себе найду, думал он, ведь, в конечном итоге, я же инженер, хоть и военный. Он и предположить не мог, что его инженерные знания здесь никого не интересуют.
 В Армении тогда был один единственный медеплавильный завод Манессмана в городишке Алаверды и небольшие горнодобывающие предприятия в Зангезуре. Основной базой экономики были винно-водочная  промышленность, торговля и слаборазвитое сельское хозяйство.
Правительство и лидеры политических партий, растерялись от грязных политических игр Великобритании, Германии, Турции и Грузии.  За полтора года сменились три премьера и политическая элита была затянута в трясину  мелких интриг. Основные надежды на будущее связывались с западной помощью, особенно со стороны Британской империи. Однажды такая «помощь» уже была оказана, когда после успешной Эрзерумской операции  по требованию британского командования войска генерала Юденича, невзирая на его категорический протест, были переброшены временным правительством с кавказского фронта на помощь англичанам, сам генерал был отстранен от командования армией  и турецкая регулярная армия устроила очередную резню армян.
 О полковнике забыли, и в течение последующих нескольких месяцев он варил в домашних условиях мыло и ваксу, шил обувь своим детям, преподавал им математику, физику и химию, пока в Армению не вошла XI Красная армия, установившая в Закавказье советскую власть.
Как ни странно, большевики оказались не такими уж страшными, а первый председатель Совета народных комиссаров Александр Мясникян4 - вполне образованным и интеллигентным  человеком.      
Еще до прихода Красной армии большинство специалистов и просто образованных людей покинули Армению, перебравшись за пределы бывшей Российской империи. Нехватка специалистов вынудила новую власть привлечь к  решению накопившихся хозяйственных и социальных проблем тех, кто остался, невзирая на их прошлое и политические взгляды. Полковнику предложили работу в Совнаркоме5, в отделе планирования и развития промышленного производства. Через месяц он уже был руководителем планово-производственного управления. Дети ходили в школу, супруга вела домашнее хозяйство. Жизнь постепенно налаживалась.
Огромной радостью для семьи стал приезд Риты, старшей дочери супруги от первого брака, буквально чудом добравшейся из  Одессы, где она училась в закрытом пансионе и, опоздав к отплытию парохода, не смогла выехать вместе с семьей. Итак, почти вся семья была в сборе, кроме двух старших сыновей-офицеров, пропавших без вести в Гражданскую войну. Младший из них – Михаил, ставший художником, подал о себе весточку из Греции только через пятьдесят лет. Он же сообщил, что его брат Борис погиб в 1920 году где-то в Бессарабии.
Младший сын Шурик, родившийся в страшном восемнадцатом в Одессе,  рос   худеньким,  но  очень  живым   ребенком. Старший  - флегматичный увалень Павел уже заканчивал 5 класс. Особое место  занимала ласковая и хитренькая Тамара – любимица полковника, внешне очень похожая на отца.  Старшая дочь Рита, умевшая печатать на «Ундервуде»6, уже работала машинисткой в Совнаркоме.
Александра Ивановна – супруга полковника была статной красивой женщиной. Необыкновенно добрая и спокойная,  она была стержнем семьи. Обожала мужа и детей и во всю старалась дать детям приличное воспитание, учила их французскому и музыке, по памяти пересказывала произведения русских и европейских авторов, много читала младшим из того, что можно было найти в Эривани.
Отец также старался внести свою лепту в воспитание детей. Иногда по вечерам раздавался его густой бас:
¬- Шурик! Иди учить стихи. - И начиналось:
- Как-то раз перед толпою соплеменных гор
  У Казбека с Шат7 горою был великий спор…
«Спор» был одним из любимых Лермонтовских стихотворений полковника. А еще он очень любил музыку, особенно русскую оперу. Полковник  мог по памяти спеть все арии из Рубинштейновского «Демона».
Жизнь не стояла на месте, и Эривань стал приобретать черты цивилизованного города. Сказывались результаты новой экономической политики Советов. Появились кафе и рестораны с официантами в черных тройках и бабочках,  магазины с зеркальными витринами. По приглашению правительства Советской Армении в город стали съезжаться из Москвы, Петербурга, Киева и других общественно-политических центров России ученые, художники, музыканты, врачи. Некоторые вернулись из Европы. Силами режиссеров и актеров, приехавших из Тифлиса, был создан национальный драматический театр и даже киностудия. Было принято решение о создании Государственного университета и учительского института. Вместо глинобитных домишек началось строительство четырех и пятиэтажных жилых домов из октемберянского и артикского туфа. Стали строиться электростанции, заводы и больницы, школы и детские сады. Мирзоевскую8  конку заменил современный трамвай.
В числе приехавших было и несколько старых товарищей полковника еще по Петербургу. Соответственно расширился круг общения семьи. Особенно интересен был известный ученый - армяновед профессор Каро Мелик-Оганджанян. Остроумный и чуточку язвительный, обладающий недюжинными энциклопедическими знаниями он завораживал своей эрудицией и красноречием. Благодаря ему дети смогли понять и оценить всю самобытность и красоту армянского языка.
В это же время руководство Совнаркома приняло решение о строительстве жилого дома для сотрудников на центральной улице города – Астафьевской. Строительство было поручено полковнику как инженеру, что его, однако, не освобождало от исполнения основных обязанностей в Совнаркоме. Вскоре семья переехала в новое благоустроенное жилище, которому впоследствии довелось сыграть роковую роль в ее судьбе. Соседями были командарм2 Шишов, Председатель Совнаркома Серго Мартикян и другие ответственные работники
Шли годы, дети росли, получали образование. Павел уехал в Тбилиси (уже не Тифлис) на учебу в институт инженеров железнодорожного транспорта. Он женился на дочери бывшего табачного фабриканта и у него родился сын-Александр. Тамара стала инженером строителем, а Шурик поступил в учительский институт. Появились первые внуки. Главной любимицей полковника стала внучка Ирочка – дочь Тамары от брака с сыном отставного генерала Араратова.  Рита вышла замуж за известного экономиста Степана Степаняна – одного из руководителей Госплана республики.
Наступил 1937 год. Уже давно не было ни Мясникяна, ни его сподвижников. В Москве, Ленинграде и столицах союзных республик начались судебные процессы над троцкистами и другими «врагами», которых оказалось несметное количество. В числе врагов были старые революционеры и бывшие политкаторжане, бывшие офицеры и купцы, ученые и зажиточные крестьяне. Люди, ложась спать, не знали, что их ждет на следующий день. Многие не надеялись встретить рассвет дома.
Однажды под утро задребезжал дверной звонок, сопровождаемый громким стуком в дверь.
- Откройте! НКВД9! - Стучали ногами.
Дверь открыл полковник. На пороге стоял низенький толстый человечек в форме офицера госбезопасности и двое солдат с винтовками. Коротышка пыжился, стараясь выглядеть значительным. От сознания собственной значимости толстячок сильно вспотел и нервно вытирал несвежим платком толстую красную шею. Угрожающе запыхтев и придерживая деревянную кобуру маузера, висящего на боку, он попытался рукой отодвинуть полковника, загораживающего дверь и войти в квартиру, но услышал командирский окрик с требованием стоять на месте и предъявить свои полномочия на вторжение.
 От удивления у толстячка открылся рот. Обескураженный, он заморгал глазами и оглянулся на своих сопровождающих, ища поддержки, однако быстро пришел в себя и проревел:
- Какие ищо  полномочия? Я старший майор10  госбезопасности и пришел арестовать жену врага народа, крупного троцкиста Степаняна. Ты, что! Тоже хочешь в турму?
Войдя в квартиру он внимательно осмотрел все комнаты, даже заглянул в шкафы, но Риты не нашел, поскольку она в это время гостила у Павла в Тифлисе. Как выяснилось позже, ночью, по доносу сослуживцев, арестовали Степаняна и, не обнаружив   Риты чекисты явились к родителям в надежде найти ее там. Толстячок по-хозяйски потрогал ореховый комод, присел на стул в столовой и даже поерзал, проверяя его на прочность.   
- Красивая мебель. Моей жене понравилось бы. Ну что, господин хороший, я думаю,  мы еще встретимся. Мы Вас научим уважать органы госбезопасности, сказал он полковнику, уходя.
«Жену врага народа» Риту арестовали через несколько дней и продержали в тюрьме без суда десять месяцев, затем выпустили, без каких либо объяснений. Судьба мужа стала известна лишь через 20 лет. Его расстреляли сразу же после ареста.
Прошло несколько месяцев. Аресты в городе продолжались. Вначале брали старых партийцев, затем настала очередь интеллигенции. Арестовали нескольких друзей и знакомых полковника. Перед новогодними праздниками полковник сильно простыл и несколько дней не выходил на работу. Больного пришли навестить сослуживцы и на вопрос, «когда Вас ждать на работе?» получили весьма неожиданный ответ:
 - Не знаю. Всех порядочных людей арестовывают и, если я появлюсь, что обо мне подумают.
 …  Ночью явился старший майор с компанией и, ткнув в лицо полковнику ордер на обыск и арест, прорычал: 
-   Вот тебе полномочия, а теперь собирайся. Поедешь с нами.
Ранним утром Александра Ивановна с сыном уже оказались на улице с парой узлов,  несколькими связками книг и старым фортепьяно.
Жена старшего майора была довольна.  Мебель и квартира ей понравились, а книги и пианино были ни к чему. А еще ей понравилось пахнущее лавандой красивое постельное белье, все еще хранившее тепло прежних хозяев. Такого она, дочь гянджинского11 лавочника, никогда не видела и почувствовала себя почти барыней.
На первых порах их приютила Марья Михайловна – старая домработница. Сын Мамихи, как ее называла внучка полковника, служил в комендатуре НКВД, но против гостей не возражал, так как хорошо знал их с детства. Он все время твердил, что это недоразумение, которое скоро рассеется. Еще во время обыска Александра Ивановна успела незаметно передать сыну фронтовой кисет отца с несколькими  фамильными украшениями, орденами и карманными золотыми часами, подарком Государя Императора по случаю производства в полковники и пожалования потомственного дворянства. Второпях юношу забыли обыскать, а впоследствии на деньги, вырученные от продажи драгоценностей, удалось купить двухкомнатную квартирку в одноэтажном доме по улице Ленина.
 … Следователь был уже немолод. Проработав  до революции много лет в Бакинской  охранке, он научился распознавать людей с первого взгляда и понимал, что сидящий перед ним пожилой мужчина не будет никого оговаривать и давать нужные ему показания.
- Как к Вам обращаться? Ваше высокоблагородие или товарищ Меликов? Спросил он с гаденькой улыбочкой.
- Не имел чести состоять в ваших товарищах, поскольку никогда близко не общался с офицерами ведомства, в котором Вы изволили служить раньше. – Полковник сразу распознал в следователе бывшего жандарма.
-  Паапрашу без оскорблений. Отвечайте на вопросы. Что Вы делали в Париже в 1916 году и кто вас завербовал для работы на французскую разведку? И вообще, как Вы туда попали?
-  Я был в служебной командировке в ведомстве военного агента12 графа Игнатьева по вопросу поставок фронту снарядов к полевой артиллерии французского производства. И никто меня никуда не вербовал. Да и смысла не было. Ведь мы были союзниками.
-  Вот именно. Вы и в гражданскую были союзником Антанты и снабжали парижскими  снарядами белогвардейские банды.
-  К сожалению, у  нас не было французских орудий, а те, кого Вы называете бандами – это офицеры и солдаты, не нарушившие воинскую присягу на верность отечеству,  в отличие от Вас, 
- Вы забыли упомянуть веру и царя, – ухмыльнулся следователь,Так. Значит, Вы признаёте, что воевали против нас в компании с белогвардейскими бандитами?
-   Я никогда не якшался с бандитами и не воевал с охранкой.
-  Молчать! Здесь не место для салонных шуточек! Я Вам покажу, ваше высокоблагородие! – И он ударил полковника обрезком толстого резинового шланга. Метил в голову, но попал в плечо. Полковник успел увернуться и, хорошо помня уроки окопного рукопашного боя, усвоенные в Академии, ударил следователя ребром ладони по шее. Следователь охнул и мешком осел на стул. Придя в себя через некоторое время, он выхватил наган и разрядил весь барабан в грудь полковника. На шум выстрелов сбежалась охрана…. Фамилия следователя была Горбунов.
Через два дня сын Мамихи с потухшими глазами принес затвердевшую от засохшей крови нательную рубашку полковника с его монограммой – переплетенными буквами А и М, вышитыми белым шелком.
По городу поползли слухи, что полковника расстреляли за попытку устроить бунт политических заключенных в следственной тюрьме НКВД. Шурика, как сына врага народа выгнали из комсомола и института. Куда-то исчезли почти все знакомые и родственники. Даже при случайной встрече на улице они обходили членов семьи полковника, стараясь не смотреть в их сторону. Рита с большим трудом устроилась на работу в какую-то заштатную контору машинисткой. Шурик пошел работать курьером в Палату мер и весов, предтечу Госстандарта, в свое время организованную его отцом.
Следователь несколько раз вызывал на допрос Шурика и каждый раз выпытывал – поддерживал ли полковник связь с белоэмигрантскими кругами. А что мог ответить бедный парень?
 … Ранней весной 1942 года Шурик, уже будучи командиром взвода, воевал на Калининском фронте. Вместе со своим ординарцем он отправился в лес в надежде подстрелить какую-нибудь дичь. Неожиданно они набрели на лесную поляну, где из избы лесника немецкие солдаты выносили какие-то ящики и грузили их на машину. Чуть поодаль стояла штабная легковушка, закамуфлированная сосновыми ветками. Они затаились и стали наблюдать за происходившим. Наконец из избушки вышли три офицера во главе с полковником. Они выстроили солдат перед грузовиком и стали что-то им говорить. Позиция для стрельбы была очень удобная и парни открыли огонь из автоматов. Все, кроме полковника, отделавшегося небольшой царапиной, были убиты. Забрав полковника с собой и привязав штабную машину к грузовику, они отправились в расположение своих войск. Прибыв на место, Шурик доложил командиру батальона о происшествии. Тот спросил:
-  А почему Вы расстреляли пленных, ведь есть же приказ пленных не расстреливать.
-  Там не было никаких пленных, а были вражеские офицеры и солдаты с оружием в руках. Мы не смогли бы вдвоем взять в плен трех офицеров и семерых солдат.
-  Грузовик и пленного я отправил в штаб дивизии, а Вам объявляю десять суток ареста за нарушение приказа Верховного Главнокомандующего. Дал бы больше, да не имею права.   
Из штаба дивизии германский полковник вместе со штабными документами был отправлен в штаб фронта. Оттуда пришел приказ срочно прислать Шурика. Его вызвал член военного совета фронта дивизионный комиссар П.С. Смокачев.
- Ну, герой, рассказывай!- Шурик рассказал, как все произошло.
-  К какой награде Вас представили?
- … Десять суток ареста. Обещали добавить еще.
- Да ты что! Они, что там, с ума посходили? Сам Конев приказал достойно наградить и тебя и солдата.
Как потом выяснилось, комбат посинел от зависти, когда узнал, с каким трофеем Шурик вернулся с охоты. Пристроиться в компанию с ребятами он уже не мог, вот и решил прикрыть это дело таким путем, в надежде, что никто ничего не заметит. Шурика наградили орденом Боевого красного знамени, а рядового Шушунова орденом Красной звезды…
Шурик с Шушуновым  стояли у обочины раскисшего от весенней распутицы проселка в надежде добраться на попутном транспорте до штаба фронта, где им должны были вручить ордена. Перед ними, разбрызгивая бурую глинистую жижу, затормозила штабная «эмка»13, из которой с перекошенным от злости лицом высунулся бывший следователь НКВД, а ныне начальник особого отдела ударной армии Горбунов.
 -  По какому праву на тебе военная форма с командирскими знаками различия, белогвардейский выкормыш?! Твое счастье, что я тороплюсь, но мы еще встретимся!
Машина отъехала от растерянного Шурика и буквально через 100 метров взлетела на воздух от прямого попадания шального снаряда. Шурик в ужасе уставился на синюю фуражку офицера госбезопасности с оторванным козырьком медленно вкатившуюся в воронку, оставленную разрывом. Какой-то безвестный солдат противника оказал ему неоценимую услугу.
Да, видимо, Бог все же есть, подумал Шурик, перекрестился  и поцеловал медный крестик, подаренный матерью перед уходом на фронт. А вскоре в «Комсомольской правде» появился очерк о подвиге ребят. Крестик уже более 60 лет бережно хранится в семье.

ИСТОРИЯ  С  КАТАФАЛКАМИ
Шурик никогда не видел своего деда, но многое знал о нем со слов своих теток – сестер полковника. Тетки – Лёля и Соня жили в Тифлисе. Леля  была замужем за известным адвокатом Аствацатуровым и имела двоих сыновей и дочь, а у Софьи была только одна дочь. До революции более половины населения Тифлиса составляли армяне: врачи, юристы, коммерсанты, учителя, мелкие торговцы и ремесленники. Немало было среди них и крупных промышленников.
Дед Шурика, Мнацакан Меликян был человеком компанейским и веселым, имел многих друзей и несметное количество приятелей и знакомых из самых разных слоев общества. Каждую весну, когда в Петербурге бывало особенно сыро и тоскливо, он устраивал себе отпуск. Сперва отправлялся в Европу, чаще всего в Вену или Париж, а затем в Тифлис, проведать родственников. В одну из поездок в Вену после обильного ужина  с шампанским и коньяком он с друзьями не смог найти экипаж по причине то ли слишком поздней ночи, то ли слишком раннего утра. Пришлось воспользоваться двумя проезжавшими катафалками, запряженными черной и белой парами. Прогулка по ночной Вене с песнями и шампанским так понравилась деду и его собутыльникам, что утром в состоянии сильного подпития он купил оба катафалка, заплатил наличными и поручил бывшим владельцам отправить их по Тифлисскому адресу своего дяди.
Естественно, проспавшись на следующий день, он забыл об этом, а заметное  облегчение своего бумажника отнес на счет ночного кутежа. Пробыв в Вене около месяца, он отправился в Тифлис.
В один прекрасный день к его дяде пришел чиновник почтового ведомства и попросил принять груз из Вены.
Дядя удивился, но затем сообразил, что это, видимо, проделки любимого племянника, разбудил последнего и отправил принимать посылку.
Перед  домом стояли два богато разукрашенных катафалка, весьма впечатляющих, которые собрали вокруг себя целую толпу зевак. Для Тифлиса это было в диковинку. Спросонья дед не понял, что происходит, но потом сообразил. Вернувшись в дом, он рассказал домочадцам о своем венском приобретении.
-  Ну и что будем делать с твоими катафалками? - Спросил дядя.
- Не знаю, - ответил племянник.
В это время в комнату ворвалась сестра полковника Лёля, которая после перенесенной в Петербурге пневмонии, поправлялась в Тифлисе у родственников.
- Немедленно убери эту гадость. Ты что, хочешь, чтобы меня в гимназии дразнили дочкой катафальщика?!
Дед обожал свою красавицу дочь и послушно вышел на улицу, остановил первого приглянувшегося ему человека и заявил:
-   Примите, пожалуйста, от меня в подарок эти две упряжки.
Прохожий опешил:
- Да как же можно! Ведь это стоит больших денег. Я не могу принять подобный подарок от незнакомого человека.
- Я рад, что не ошибся, выбрав Вас. По всему видно, что Вы человек благородный.
Короче, сошлись на том, что прохожий постепенно выплатит стоимость катафалков, отдавая часть прибыли. Так в Тифлисе появились два роскошных катафалка, а в каждый очередной визит деда в Тифлис его ожидала приличная сумма.
Катафалки стали очень популярны и не только для похорон. Тифлисские кутилы любили их использовать для ночных прогулок. Видимо было в этих «экипажах»  нечто, располагающее к загулам.

ПАРИЖСКИЕ  ДУХИ
В один из «отпусков» дед Шурика отправился в Париж. Там в Сорбонне учился на врача его двоюродный брат. Учился он уже семь лет, и конца этой учебе не было видно. Анатомию он усердно изучал в «Фоли Бержер»15 и на бульваре Клиши16, обзавелся многими друзьями и приятелями, такими же «вечными студентами», как он сам. Знал также многих начинающих художников и актеров. Естественно, деду, которому было чуть больше тридцати, такая компания была вполне по душе. Проведя в Париже несколько недель и нагулявшись всласть, он, наконец, собрался домой. Купив замечательный полный сервиз Севрского фарфора для дома – для семьи (от него осталась только одна чайная чашка с блюдцем), дед решил, хотя бы  в частичное искупление грехов, сделать  изысканный подарок  жене.
По совету братца он отправился на Елисейские поля в самый фешенебельный магазин дамских аксессуаров и потребовал самые лучшие и дорогие духи. Расплатившись и получив великолепно упакованную коробку, он весьма довольный отправился домой. Приехав в Петербург, торжественно вручил подарок жене.
Вскрыв роскошную упаковку и открыв коробку, бедная женщина горько расплакалась:
-  Ты где это купил? В москательной лавке Барабанова на Литейном?
-  Нет! Вы только посмотрите! Она сошла с ума! Я купил эти самые лучшие и самые дорогие парижские  духи на Елисейских полях! Заплатил за них двадцать пять рублей  золотом! Тебе ничем не угодишь!
- Да? Посмотри, что это ты притащил из Парижа!
Оказалось, что это были очень популярные российские духи «Любимый букет императрицы»,  изготовленные петербургским парфюмером Анри Брокаром для матери Императора Николая II, вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. Это были самые дорогие духи в  Париже. Уже при советской власти они получили новое название - «Красная Москва» и в Париже больше никогда не продавались.



ИКОНА  В  БЛАГОВЕЩЕНСКОЙ  ЦЕРКВИ
Дед, бывая в Москве, частенько захаживал в Английский клуб, что на Тверской. Там  он обедал, беседовал со знакомыми, играл на бильярде и иногда в карты. Играли обычно в вист. Как-то раз дед сел играть, заменив своего приятеля, торопившегося куда-то. В результате он проиграл не только всю имевшуюся наличность, но и выдал расписку на весьма крупную сумму. Пришлось срочно телеграфировать жене. Бедная женщина вынуждена была заложить свои драгоценности и часть приданого – столовое серебро: блюда, подносы, столовые приборы. Дед вернул карточный долг и приехал домой. Повинившись перед супругой, он дал слово больше никогда в жизни не брать карты в руки. Слово свое он сдержал.
В семье хранилась красивая старинная  икона Пресвятой Богородицы в драгоценном окладе. Эту икону бабушка  подарила своему духовнику – священнику церкви Благовещения Пресвятой Богородицы в Петербурге с просьбой отмолить дедов грех. Икона и поныне находится там.

ПРИМЕЧАНИЯ
1 Старое название Тбилиси
2 Старое название Еревана.
3 Придворный чин V класса для молодых женщин.
4 Известный большевик, партийный и государственный деятель.
5 Совет народных комиссаров. Правительство у большевиков.
6 Популярная в то время марка пишущих машинок
7 Старинное название горы Эльбрус.
8 В.Мирзоев. Построил в Ереване трамвай на конной тяге.
9 Воинское звание в Красной армии, впоследствии приравненное  к генерал-полковнику.
10 Народный комиссариат внутренних дел (МВД).
11 Офицерское звание в НКВД, приравненное к армейскому полковнику.
12 Гянджа-старое название Кировабада.
13 Военный атташе в дореволюционной России.
14 Легковой автомобиль «М-1».
15 Театр-варьете в Париже.
16    Средоточие злачных мест в Париже.