Последние часы правителя Иосиф Сталин и другие

Константин Меликян
Константин Меликян

                ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ ПРАВИТЕЛЯ
                (Иосиф Сталин и другие)   
      Он лежал неподвижно, с судорожно полусогнутой высохшей левой рукой. Глаза были закрыты, а еле теплившаяся жизнь проявлялась только в слабом и прерывистом хриплом дыхании. Лежал Он на полу рядом с диваном, на котором любил отдыхать и даже часто ночевал. Полная беспомощность и отсутствие речи лишили его возможно-сти позвать на помощь, а врача, который ему не нравился Он еще вчера вечером отослал в Москву. Единственная надежда была на то, что кто-то из охраны войдет в кабинет и вызовет помощь. Но надежда была слабая, поскольку никто не посмеет приоткрыть дверь кабинета без его разрешения и должно пройти много времени, чтобы обеспоко-ившись долгим его отсутствием, кто-либо рискнул узнать,  с чем оно связано. Слух его обострился, мозг воспринимал через него все, что происходило вокруг, но не было обратной связи.

      Время остановилось, и Он никак не мог сообразить, сколько часов уже находится в таком плачевном положении. Время работало против него. Он хотел было обратиться к Богу и попросить о помощи, но с Богом отноше-ния не сложились и, считая себя почти равным ему, решил не унижаться.
Перед мысленным взором стали появляться эпизоды из далекого прошлого, которые ему хотелось забыть, стереть из своей памяти, но это так и не удалось.

      Он увидел бешено летящий на него фаэтон, затем удар, сильная боль и темнота. Он очнулся от горестных стенаний матери и проклятий в адрес виновников беды. Заражение крови от загноившегося ушиба привело  к  тому, что левый локтевой сустав стал  плохо сгибаться. Этого увечья Он очень стеснялся и компенсировал его силой духа, ввязываясь в драку по любому поводу.
 
      Затем Он увидел отца, вечно небритого и отвратительно пахнущего перегаром и едким потом. В тот день, придя домой в сильном подпитии, отец вдруг спросил мать:
      - Ты знаешь, что о тебе люди говорят?
      - Не знаю и знать не хочу, - ответила она.
      - А люди говорят, что ты давала всем у кого работала. И священнику Чарквиани, и князю Мамонашвили, и купцу Адельханову, и многим другим. И это в то время, когда я надрывался на тяжелой работе, чтобы прокормить вас, черт подери!
      - Побойся бога и не говори такие грязные вещи хотя бы при нашем сыне.
      - При твоем сыне! Так кто же его настоящий отец? Может быть я? Или те трое? А может мы все вместе?!

      Глаза его налились кровью, и он ударил жену наотмашь. Да так сильно, что несчастная женщина беззвучно повалилась на пол. Отец ударил ее ногой в живот, лежачую. И в этот момент возле его уха просвистел нож, брошенный сыном. К счастью мальчик промахнулся. Отец мгновенно протрезвел и потерял дар речи. Опомнившись, он бросился было за мальчишкой, но мать вцепилась в его ногу и не выпускала до тех пор, пока сын не убежал достаточно далеко.

      - Сукин сын! Он осмелился швырнуть в отца нож!
      - Ты же сам при нем усомнился в своем отцовстве. За-то он точно знает, что я его мать.
      - Молчи! Подлая шлюха!
      - Смотри, не доводи меня, а то я тебя ночью зарежу, спящего. И ребенка не смей трогать.
      Отец, зная характер своей жены, испугался не на шутку. Драться перестал, но каждый день сильно напивался и скандалил.
      Мать свою Он очень любил, но слова отца посеяли в его неокрепшей душе червоточинку сомнения, чего Он ему так никогда не смог простить…

     …Следующее видение было связано с годами учебы в Тифлисской духовной семинарии. Он увидел своего ду-ховного наставника, отца Дмитрия. Растерянного, со слезами  незаслуженной обиды в глазах.
     Отец Дмитрий (Абашидзе), князь по происхождению, из старинного дворянского рода, водившего знакомство с императорской семьей,  преподавал тогда в семинарии Священное писание. Он имел большое влияние на юного семинариста. Но случилось так, что  Абашидзе на год отправился в Кутаисскую духовную семинарии с инспекторской миссией,  и за время его отсутствия  юноша успел заразиться модной тогда среди учащейся молодежи болезнью - марксизмом. Под влиянием марксистских идей Он перестал видеть в священнике Абашидзе своего наставника. Более того, Он стал дерзить.

      Отец Димитрий как-то заметил, что воспитанник смотрит как бы сквозь него.
      - Ты что, меня не видишь? - Спросил Абашидзе.
Он с насмешкой протер глаза и ответил:
      - Как же, вижу. Какое-то черное пятно".
      Его всю жизнь мучила совесть. Отец Дмитрий был с ним всегда добр и всячески помогал. Защищал перед начальством, а Он повел себя как последний неблагодарный негодяй…
      …Появились картины из жизни в Батуме. Вот Он стоит в окружении рабочих, членов марксистского кружка. Рабочие стали спрашивать  о том, как нужно правильно устроить жизнь в России, чтобы рабочему люду хорошо жилось.
      - А что вы сами думаете по этому поводу?- Спросил Он.
      - Эх, если бы у нас был такой царь как Ленин, все было бы хорошо,- заметил один из кружковцев.
      - Ну какой же Ленин царь? Ленин наш вождь. А управлять страной после победы нашего дела мы будем вместе. Всем миром, - заметил Он.
      - Как это всем миром? Без царя - земля вдова, а народ сирота. Нет, царь нужон, но справедливый. Ох как нужон,- загалдели рабочие.

      Он удивился. Зная, что подобные убеждения бытуют в крестьянской среде, Он никак не ожидал, что пролетариат думает также.Ему стало ясно, что политическая  лояльность  русского человека  связывалась  не с абстрактным государством и его идеологией, а  с конкретной личностью  Правителя. Сотни  лет царского  самодержавия  с  его  официальным  культом   самодержца  постепенно сформировали  у большей части простого  народа,  и особенно у крестьян, монархический  склад  ума, изменить который пропагандой или силой было невозможно.
 
      А в девятьсот пятом Он четко понял, что народ к бунту приводят не пламенные речи революционеров, а пустой желудок. Речи лишь провоцируют и подталкивают.
 
     …Он увидел себя молодым на поселении  в Ачинске в гостях у Каменева. Ежевечерние беседы, как правило, велись вокруг ленинской интерпретации марксизма. В конце 1912 года в Кракове Он по настоянию Ленина написал большую статью «Марксизм и национальный вопрос», в которой высказал большевистские взгляды на решение этой проблемы в многонациональной Росийской империи.  Работа приобрела известность среди российских марксистов, и с этого времени Он стал считаться специалистом по национальному вопросу. Каменев, расхаживая по комнате, покровительственно  разглагольствовал о примитивном стиле его речи и статей:
     - Вы знаете, Осип (так Его звали в Ачинске). Я вас не критикую. Я вполне отдаю себе отчет в том, что здесь про-сто сказываются отсутствие образования и Ваш недоста-точно высокий культурный уровень. Хотя в уме Вам не откажешь.
     - Спасибо и на этом, Лев Борисович. Однако хочу за-метить, что статья написана не для университетских профессоров, а для рабочих. И написана она простым языком без каких – то вычурных фраз. Да и Владимир Ильич оце-нил ее весьма положительно.
     - Нет, ты посмотри, Ольга,- обратился он к жене,- этот дикарь еще и подкалывает меня. Осип, когда Вы научитесь уважать мнение людей более авторитетных, чем Вы.
     - Наверное, никогда. - Он презрительно рассмеялся, - для меня существует только один непререкаемый авторитет – Ленин! Это человек дела, а не пустопорожний бол-тун, любующийся красотой выстроенных им фраз. Как, например, товарищ Троцкий.
     - Ну. Насчет Льва Давыдовича Вы не правы. Это великолепный оратор.
«Дикарь» умолк и прищурившись, стал сосредоточенно сосать трубку.

     Прошли годы, но Он этого разговора не забыл. Вспоминал часто и несерьезное отношение Каменева и покровительственное пренебрежение Троцкого и вечную легкую иронию размазни Бухарчика, единственный мужской подвиг которого состоял в том, что он, уже будучи в более, чем зрелом возрасте, соблазнил молоденькую ро-мантичную гимназистку Ларину, которая родила ему сына.

     … Он вдруг увидел, как его приятель по семинарии венчает его с Като Сванидзе, обожаемой им семнадцатилетней красавицей. Но счастье продлилось недолго. Като умерла от тифа через три года после замужества, оставив ему маленького сына Якова. Он был виноват перед Яковом. Был слишком с ним суров, считая, что так воспитает настоящего мужчину. Но причина была не только в этом. Он, сам не зная почему, сына недолюбливал.

       Он так и не постарался найти общий язык с Яковом, который был замкнут и немногословен, а в 1928 году даже пытался покончить с собой. Перед Его глазами стояла записка, которую Он написал своей второй жене Надежде Аллилуевой: "Передай Яше от меня, что он поступил как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего. Пусть живет где хочет и с кем хочет"…

       В мае 1941 года Яков Джугашвили окончил военную академию, а 16 июля попал в плен. И снова стал для Него тяжелой головной болью. Все могло бы быть иначе, если бы… Да чего уж там. Сделанного не вернешь.

      … Следующее воспоминание было связано с одним из самых больших его разочарований. Когда через 16 лет после смерти Якова Свердлова, пламенного революционера и трибуна, во время инвентаризации в Кремле в 1935 году, нашли и вскрыли его личный сейф, там не оказалось ни заспиртованной головы императора, ни секретных документов. Перед Его помутневшим взором маячила докладная записка Генриха Ягоды.
               
                «Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Сталину
       На инвентарных складах коменданта Московского Кремля хранился в запертом виде несгораемый шкаф покойного Якова Михайловича Свердлова. Ключи от шкафа были утеряны. Шкаф был нами вскрыт, и в нем оказалось:
1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108 525) рублей.
2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными  камнями,- семьсот пять (705) предметов.
3. Семь чистых бланков паспортов царского образца.
4. Семь паспортов, заполненных на следующие имена:
A) Свердлова Якова Михайловича,
Б) Гуревич Цецилии-Ольги,
B) Григорьевой Екатерины Сергеевны,
Г) Княгини Барятинской Елены Михайловны,
Д) Ползикова Сергея Константиновича,
Е) Романюк Анны Павловны,
Ж) Кленочкина Ивана Григорьевича.
5.  Годичный паспорт на имя Горена Адама Антоновича.
6.  Немецкий паспорт на имя Сталь Елены.
  Кроме того обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750 000) рублей.
  Подробная опись золотым изделиям  производится со специа¬листами.
                Народный комиссар внутренних дел
                СоюзаССР (Ягода)
                27июля1935г. № 56568».
 
       Он приказал строго засекретить всю информацию о сейфе Свердлова, чтобы не позорить партию и революцию, но разочарование было невероятно тяжелым. В конце концов они были вместе в ссылке в Туруханском крае, Свердлов всегда был ярым противником самодержавия и казался искренним революционером. Он вдруг вспомнил также и о том, что телеграмму о покушении Фанни Каплан на Ленина 30 августа 1918 года Яков Свердлов продиктовал значительно раньше, чем раздались выстрелы. Но тогда в суматохе  Он на это не обратил внимания, а сейчас вспомнил. Он и до этого уже стал подозревать ряд крупных деятелей революционного движения в связях с масонами. Членами масонских лож египетского обряда «Меморис Мицроим», оказались многие либеральные российские политики и руководители революционного движения.

       Он считал их главными врагами революции и русского народа. Троцкий (у которого по слухам был 66 уровень посвящения), Зиновьев и Каменев стремились  встать во главе  Советской империи.

       Он это знал, и применил все свои способности для устранения конкурентов, даже самых незначительных. Он прекрасно понимал, что получил пост Генсека благодаря заблуждению Троцкого, Зиновьева и Каменева относительно его способностей и значимости в партийной иерар-хии. Он же постарался использовать все возможные способы укрепления своей личной власти…

      … Затем Он снова переместился в детство. Он вспомнил, как после неприятной беседы с директором горийского православного духовного училища вместе со своим однокашником они признались друг другу в нетвердости своей  веры в Бога.
      - А кем ты бы хотел стать, когда окончишь училище? - Спросил однокашник. 
      - Кем угодно, только не попом и не учителем.- Ответил Он.
      - Я бы стал волостным писарем и писал бы для бедных людей прошения. Я знаю грузинский, русский, осетинский и армянский языки  и мне было бы легко понимать всех жителей нашей волости. Волостной писарь это тебе не какой-то там поп. Он приносит пользу,  помогая людям.
      - А разве священники не приносят пользу людям?
      - Они их только утешают и стараются примирить с любой несправедливостью. А это неправильно. Люди не должны вести себя как бараны. Они не должны прощать обиды.
      - Да. Ты, наверное, прав. А ты в бога веришь?
      - Не очень.- Ответил Он.- Если Бог есть, то почему помогает только богатым? И почему кругом столько горя.
      - Я тоже не очень,- прошептал будущий священник. И вообще, я хочу стать кузнецом как отец. Только вот мать хочет, чтобы я стал священником или учителем…

    … Он увидел себя на Эриванской полощади Тифлиса, в фетровой шляпе и сапогах сосредоточенно читающим газету. На площади в это время не происходило ничего осо-бенного. Лишь пристав, вышедший на середину площади, вежливо рассеивал толпу прохожих:
      -Через площадь проход закрыт, господа!

      На площадь влетел инкассаторский фаэтон в сопровождении казачьего эскорта. В этот самый момент какой-то человек метнул под колеса экипажа пакет. Раздался взрыв, другой, третий, затем еще - в разных концах площади. Взрывной волной выбросило из фаэтона кассира, кучера и охранников. Перепуганные лошади понесли казачий конвой прочь, а экипаж  пересек Эриванскую площадь и помчался в Сололаки.
 
      В результате было похищено 250 тысяч рублей (около 5 млн. долларов по сегодняшнему курсу), в том числе 100 тысяч рублями в банкнотах достоинством в 500 рублей, серии и номера которых были зафиксированы. Попытка обменять их окончилась арестом нескольких революционеров. Полицмейстер Тифлиса, не вынеся позора, застрелился.

      Расследование установило, что налет совершен боевой организацией РСДРП. Налетчик, унесший баул с деньгами оказался известным членом этой организации по имени Котэ-он же Коба. Следствие установило, что Котэ был тем самым человеком в фетровой шляпе, который читал газету на площади.
      За Кобой началась настоящая охота. Бакинская охранка внимательно следила за всеми его действиями, но чаще всего Ему удавалось ускользать от филеров. Особенно упорно охотился за Ним молодой филер Горбунов, только что окончивший Бакинскую мужскую гимназию на Балахановской улице и мечтавший сделать полицейскую карьеру. Он не питал личной неприязни к революционерам. Для него - охотника они были всего лишь дичью. Коба же привлекал его своей неуловимостью и хитростью.
Но Горбунову не везло. Он выследил Кобу и попытался взять его в одиночку, но получил сокрушительный удар в лицо и упал, а затем долго сидел, глотая слезы и кровь, и мысленно клялся разделаться с этим Джугашвили.
Отыгрался он через несколько месяцев, когда после ареста сопровождал Кобу в Баиловскую тюрьму. у Кобы были скованны руки и Горбунов дважды ударил Его по лицу. Но не кулаком и не ладонью, презрительно, внешней стороной кисти. Глаза Кобы сверкнули. Он ничего не сказал, просто плюнул в Горбунова.
      Он мысленно усмехнулся. Много лет спустя, в начале войны ему принесли на утверждение списки офицеров НКВД, представленных на получение генеральских званий. Он увидел фамилию Горбунова и приказал принести его личное дело. С фотогрфии смотрел на Него старый знакомец, только уже изрядно постаревший.
      - Сильные всегда великодушны. Сказал он сам себе и утвердил список.
      
      И лишь спустя много времени, жандармское управление выяснило, что приставом, разгонявшим толпу на Эриваньской площади, был Симон Тер-Петросян по кличке Камо.
     «Да. Лихой был парень Камо. Через многое прошел, но так и остался революционным налетчиком.» Ему понравилось это определение «Революционный налетчик». Жаль, что погиб так глупо» - с грустью подумал Он. А злой червячок в мозгу тихо шептал ему:
      - Но ведь ты же знал, что Берия хочет избавиться от него и не запретил ему этого.
-     Отвяжись. Не твоего ума это дело. Все, что я делал, я делал на благо партии и страны.
     - Как бы не так!
     Ему было неприятно, что Он так и не смог окончательно заглушить свою совесть.

     …Он вспомнил о судьбоносной встрече в Тифлисе в 1912 году.Случилось так, что в это время Он жил в Тифлисе в квартире, которую с ним делил Георгий Иванович Гюрджиев – философ-мистик, композитор, хореограф и путешественник. Гюрждиев (Гюрджиян)  родился в Армении в  г. Александрополь (затем Ленинакан, а ныне Гюмри) 9 янва-ря 1872 г. Настоятель местного собора,  зародил в нем интерес к оккультной философии. Гюрджиев увлекся «сверхъестественными феноменами» и объездил различные страны Азии и Африки, пытаясь найти ответы на интересовавшие его вопросы. Гюрджиев сказал Ему тогда:
      - Я чувствую в Вас необыкновенное стремление к лидерству. Причем лидерству масштабному. Я мог бы дать Вам несколько советов, которые возможно позволят дос-тичь желаемого результата, поскольку Ваша мощнейшая энергетика выделяет Вас из массы обычных людей. Нужно только научиться избавляться от угрызений совести, когда придется сделать что-либо не совсем соответствующее христианской морали. В Вас, как в бывшем семинаристе, это сидит достаточно глубоко. Тогда появятся реальные предпосылки для становления «сверхчеловека».
      - Я не очень понимаю то, что Вы сейчас сказали. А потом с чего это Вы решили, что я бывший семинарист?  Вы ошибаетесь относительно моих честолюбивых устремлений, но то, что Вы говорите - довольно любопытно. Я с интересом Вас послушаю.
      Гюрджиев улыбнулся и сказал:
      - Хотите, я Вам расскажу о тайных мучительных мыслях, которые Вас посещают с детства. Тогда Вы, наверное, поверите мне окончательно.
      - Что ж попробуйте.
      - Самое больное Ваше место – это репутация Вашей матери. Вы боготворите свою мать и Вам невыносимо думать, что она могла жить одновременно с несколькими мужчинами. Могу их перечислить: Яков Игнаташвили крупный торговец, Дамиан Давричуи - начальник полиции Гори, священник Чарквиани, купец Адельханов. Могу продолжить еще.

      Он был поражен и  резко прервал Гюрджиева:
      - Ни слова больше о моей матери! Иначе я за себя не ручаюсь! Лучше поговорим о Вашем учении и посмотрим, можно ли из него извлечь практическую пользу.
      Гюрджиев почувствовал, что сильно зацепил своего соседа, подающего серьезные надежды на проведение масштабного эксперимента, который был задуман им уже давно. Нужно было только найти талантливого исполнителя.
      Гюрджиев стал с ним заниматься и Он понял, как претворить свои мечты в действительность. Они через длительные перерывы встречались не раз, и даже после того, как Он стал Великим Сталиным – отцом и вождем всех народов…

     … Самыми неприятными были эпизоды, связанные с достижением абсолютной власти и ее упрочением. Целых13 лет (с1925 по 1938г) ему пришлось хитрить и изворачиваться, приносить в жертву близких людей, создавать себе непререкаемый авторитет в народе. И все это ради того, чтобы в один прекрасный день оказаться в полном одиночестве. Без друзей и близких.Зато выстраивались контуры великой державы, мощной империи, во главе которой стоял Он. Он один...

     …Он увидел себя на заседании политбюро, держащим в руках воззвание видного большевика Мартемьяна Рютина.

                « Ко всем членам ВКП (б)
                Товарищи!
     Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру…»

     Он обратился к членам политбюро:
     - Как вы думаете, товарищи. Что это я держу в руках? Бред сумасшедшего, или прокламацию настоящего врага? Не моего врага. Нет. Врага партии и народа. Вашего врага. Что будем делать с этим отщепенцем, который нагло оклеветал политику партии и ее борьбу за чистоту рядов.

      Раздались робкие голоса. Кто-то предложил расстрелять, кто-то посадить. Киров, Куйбышев, Орджоникидзе и ряд других членов ЦК высказались против расстрела и предложили посадить Рютина на 10 лет. Никому из этих видных партийцев даже в голову не пришло, что политбюро заменило собой суд и вынесло приговор.

       Но это было еще не все. Уже была создана потогонная система строительства индустриального общества, которая постепенно приобретала осязаемые черты. Плановые задания Госплана отраслевыми наркоматами увеличивались вдвое и втрое. В довершение всего вождь объявил «Пятилетку - в три года!»

       Он усмехнулся: «Гюрджиев был прав. Все, что сейчас происходит, стало привычной нормой. Его теория управления «человеком-машиной», при нечеловеческой физической нагрузке, плохом питании и психологической трансформации подтверждается. Я бы даже сказал – «человек-винтик». Пример тому работа заключенных в лагерях. Если раньше Гюрджиев применял этот режим к своим ученикам и получал интересные результаты, то сейчас это делается в массовом порядке и результатом будет индустриализация страны в кратчайшие сроки. Что бы там не кричали о ошибочности строительства крупнейших металлургических заводов за Уралом. Это себя оправдало в Великую отечественную. Хотя Гюрджиев не оригинален. Идея «человек-машина» была успешно реализована в древнем Египте, древней Элладе и древнем Риме. Машин тогда не было и их заменяли рабы…

      … После того, как планы свершения мировой революции и завоевания мирового господства провалились, троцкисткое крыло партии решило уничтожить основную часть российского населения в ходе тотальных, ничем не обоснованных репрессий. Свою деятельность троцкисты  начали в 1917 году с Красного террора, который  ударил по наиболее образованной и продвинутой части российского общества. Красный террор был поддержан Лениным и многими другими руководителями Советской России. Затем планировалось уничтожение основной части Российского крестьянства. Для этого Троцким и была разработана программа разрушения крестьянской общины и создания колхозного строя.   Главный удар по российскому  зажиточному крестьянству  был нанесён в 1929-30 годах.

       Хорошо известно,чем аукнулась российскому крестьянству программа коллективизации «по Троцкому».  Потому что другой программы пока еще не было. Его статья «Головокружение от успехов» появилась только в 1930 году. В ней прямо говорилось, что надо отличать середняка от сельского буржуя и не торопиться с репрессиями и ссылками. Следом был разгромлена новая экономическая политика и зачатки рыночной экономики. Это его мало волновало. Цель была индустриализация.

       Он в то критическое для страны  время сумел  добиться поддержки большинства народа, а затем  чисто по - иезуитски наблюдал как дерутся за власть группировки Троцкого и Каменева. И в результате отстранил от власти всех. И не только отстранил, но уничтожил даже теоретическую возможность их возвращения…

      …Он вдруг увидел себя вжавшимся в кресло, растерянным и испуганным. Зрелище со стороны было малоприятное. Только что ему доложили о нападении Германии на СССР. А он так надеялся на отсрочку, заигрывал с Гитлером и не разрешал принимать ответных мер, даже когда уже было ясно, что Гитлер подтянул огромную армию к границам СССР. Он все еще надеялся на «пакт о ненападении». А собственно, чем оказался этот пакт - всего лишь бумажкой. На гвоздик ее, да и только. Первый испуг прошел. Он вызвал Молотова и приказал выступить по радио перед страной.
     - А почему не Вы, товарищ Сталин? - Спросил Молотов, приняв официальный тон.
     - Мое время еще не пришло. Делай, что говорят, Вячеслав.

     Генштаб в течение недели ежедневно докладывал о продвижении противника вглубь страны, несмотря на отчаянное сопротивление Красной Армии.
Он понимал, что нужно мобилизовать все ресурсы, включая людские. И сделать это мог только Он, вселив в народ веру в победу. Пришлось опять воспользоваться уроками Гюрджиева.

      Кстати о Гюрджиеве. Разведка доложила о его тесных связях с генералом Карлом Хаусхофером, который был его учеником и одним из идеологов национал-социализма, сформировавшим геополитическую доктрину третьего рейха. Известно также, что он один из создателей тайного оккультного общества «Туле», управляющего нацистской Германией. Все ясно. Адольф тоже взял на вооружение тезис «человек-машина». Да что удивляться? Этот принцип лежит в основе любого авторитарного режима.
      То, что две такие похожие, но в то же время разные тоталитарные государственные системы большевизм и национал-социализм развились параллельно, в одно время, говорит о том, что между ними существует некое связующее звено. Судя по всему, им вполне мог быть Георгий Гюрджиев.

      … Он увидел себя перед микрофоном, уставшего и сразу постаревшего. Заключительная фраза его речи «…Все силы народа - на разгром врага! Вперед за нашу победу!» прочно вошла в сознание советских людей…

      Пришел Жуков с просьбой выпустить из тюрем ряд крупных военных, в том числе и Рокоссовского, который, кстати, ему нравился.
      - Что-то список слишком длинный. Вы не находите, товарищ Жуков?
      - Не нахожу, товарищ Сталин.
      - Я подумаю.
      - Только у меня просьба, товарищ Сталин. Пожалуйста, думайте быстрей и прикажите не тянуть с переброской в Москву, тех, кого Вы сочтете достойными прощения.
      Он ничего не ответил, но подумал, что этот Жуков ничего не боится, даже его. Это было неприятно, но вызывало уважение.

      В это время вошел Поскребышев доложил о доставке личного послания Черчилля.
Он распечатал плотный конверт и прочитал короткое письмо.
      «Англичане бомбят Германские города. Это правильно, хотя масштабы этих операций невелики. Дальше идут обещания по взаимодействию военно-морских сил СССР и Англии. Вот и положено начало для союзнического сотрудничества. Дай-то Бог.»  - Подумал Он.

       Он вспомнил также, что, несмотря на не сложившиеся взаимоотношения с Богом, ему все же пришлось прибегнуть к помощи Богоматери.Во время блокады Ленинграда произошло то, что и было предсказано Петру I святителем Митрофаном(Воронежским).«Город святого апостола Петра избран Самой Божией Матерью, и пока Казанская Ее икона находится в городе и есть молящиеся, враг не сможет войти в него».

      Город был измучен, защитники его держались из последних сил. Тогда Он приказал вынести из Владимирского собора Икону Казанской Божьей Матери и обойти с ней крестным ходом  измученный город. В некоторых храмах начались богослужения. И случилось невероятное. Немцы так и не переступили границы, очерченной Крестным хо-дом. А вера в победу вновь ожила.

      А до этого Икона была перенесена в  Богоявленский собор в Кремле и выполнила свою священную миссию по защите Москвы. Участвовала она и в сталинградской битве.
Запрет на религию был снят, и  о победе тогда молилась вся страна.
 
     … Следующее видение было особенно неприятным. Он упал с коня и сильно ушибся. Над ним стоял Василий, его сын и, с трудом сдерживая смех, спросил:
      - Ты не очень сильно ушибся?
      - Хватит болтать. Лучше помоги мне встать.
      - А с чего это ты вдруг сел на лошадь. Ты же никогда не ездил верхом?
      - Это тебя не касается. На чем хочу, на том и езжу.

      А дело было в том, что Он очень хотел принять парад победы лично сам. Но для этого нужно было уметь хорошо и красиво держаться в седле. Но не получилось. Пришлось скрепя сердце поручить эту почетную миссию Жукову, как наиболее заслуженному полководцу  и бывшему кавалеристу. «А Генералиссимус, значит, будет стоять на трибуне мавзолея с этими штатскими Молотовыми и Кагановичами и смотреть, как другие присваивают его славу», с обидой подумалось ему.

       Тело ныло от ушибов и не прибавило ему хорошего настроения. «Ничего. С этим тоже разберемся.  Да, видимо я выглядел довольно нелепо, раз даже Ваське стало смешно».

       Парад победы прошел достойно и торжественно, но неприятный осадок остался. Ему стало казаться, что люди стали забывать, кто был Верховным главнокомандующим всю войну и помнят только тех, чьи имена часто звучали в сводках Информбюро и кому он дал возможность взять Берлин и подписать акт о капитуляции Германии. Хоть это был второй подобный документ (первый был подписан днем раньше с подсуетившимся англо-американским командованием), но все же. Эти союзники после окончания войны стали вести себя как лавочники, особенно в вопросах установления послевоенных границ. Он не жалел, что не забрал у Турции черноморские проливы и часть Западной Армении. Его больше интересовало установление власти коммунистов в Восточной Европе и создания военного плацдарма на будущее. В том, что союзнические отношения вскоре трансформируются в конфронтацию и военное противостояние он не сомневался. Нужно было срочно заиметь свое атомное оружие.

       Первый успешный взрыв произошел 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне. Он помнил срывающийся от ликования голос Лаврентия, который руководил атомным проектом:
- Докладываю! Ваше задание выполнено, товарищ Сталин! Испытание прошло успешно. Завтра в Москву привезут кинопленку и Вы сами все увидите, поздравляю!
      "Засранец ты, Лаврентий. Если бы я не вырвал из твоих грязных лап резидента нашей разведки в Нью-Йорке профессора Овакимяна, передававшего ценнейшие сведения для Курчатова, что бы ты сейчас докладывал"-подумал Он, но вслух сказал:
      - Молодец, Лаврентий. Мы им всем еще покажем!

      Он устал. Но мозг никак не хотел отключаться. Все новые и новые видения вставали перед глазами. Он уже не знал сколько времени лежит в этом беспомощном состоянии, но никто не приходил, даже Валечка Истомина.

       …После войны в стране возникла новая серьезная проблема. Это была проблема бывших фронтовиков, которым казалось, что после победы, добытой ценой неимоверных жертв, их ждет особое отношение и красивая обеспеченная жизнь. Высшие офицеры  устроились хорошо, вывезя из Восточной Европы целые эшелоны барахла, а вот остальные вернулись в разоренную войной голодную страну, где не было достойной работы и которую нужно было восстанавливать. Требовалась дешевая, а точнее бес-платная,  рабочая сила. Пришлось собрать всех, кто побывал в немецком плену или был вывезен в Германию во время оккупации, а заодно и многих других, кто мог быть причислен к чуждому элементу. Нужно было отрезвить армию, возомнившую себя независимой, и особенно,наиболее   "самостоятельных" генералов. И вновь была задействована технология Гюрджиева.

       Хозяйство страны восстанавливалось быстрыми темпами. Для того, чтобы подчеркнуть значимость успехов Он приказал отменить продовольственные карточки и периодически снижать цены на все виды потребительских товаров. Это вселяло в людей веру на близкое «светлое будущее». Цены действительно снижали,причем довольно значительно. Только вот товаров и продуктов не было в нужном количестве…

       Он лежал и думал о том, насколько алчна и безнравственна людская толпа, которая легко поддается манипулированию, но почти не поддается нравственному воспитанию. На поверхности оказались те, кто отсиделся в тылу во время войны и успел занять «хлебные места».

       Его мысли прервались. Скрипнула дверь, и Он услы-шал семенящие шаги Лаврентия и его учащенное дыхание. Почувствовал, что Лаврентий нагнулся к его лицу, затем выпрямился и с торжеством в голосе тихо сказал:
      - Наконец издох! - и добавил по грузински грязное ругательство.
 
      «Ах ты сукин сын, твою мать», - подумал Он. «То что ты подлец я знал всегда, но терпел твое присутствие только потому, что ты с полуслова понимал, чего я хочу и немедленно все в точности исполнял».

      Он услышал голос Лаврентия:
      - Заходите товарищи. Кажется, наш дорогой вождь при смерти.
      Члены политбюро в ужасе уставились на него: «А вдруг услышит и очухается. И что же тогда будет?»
      - Надо срочно вызвать врача. - Всхлипнул Ворошилов.
      - Врач ему уже не поможет.- Ответил Лаврентий,- но вызвать все - таки надо.
      - Что делать-то будем? - Заскулил Хрущев.- Беда - то какая.
      - Будем работать!- Жестко ответил Маленков.
      - А Он меня пузатым говнюком называл. - Вдруг заплакал Хрущев.
      Лаврентий повысил голос:
      - Возьми себя в руки, Никита. Сейчас не время для лирических воспоминаний. Давайте решим. Сообщать народу или не сообщать.
      - Не сообщать.- Сказал осторожный Каганович. - Через день-два объявим, что приболел. Посмотрим, как будут развиваться события дальше.  А там видно будет. Кстати, почему до сих пор нет врачей?
      - Дались тебе эти врачи, Лазарь. Да и кого звать? Все, кто хоть чего-то умел, сейчас сидят. А те, кто занял их места, вряд ли смогут сделать что-либо путное. Но я все же распорядился. Скоро приедут.- Ответил Лаврентий.

      Время шло, врачи все не появлялись, а Он продолжал
неподвижно лежать на полу рядом с остывшей трубкой.
      - Дайте хоть на диван его переложим.- Сказал, всхлипывая, Хрущев.
      - Я хоть и не врач, но знаю, что в таком состоянии больного лучше не трогать.- Ответил Лаврентий.

      Он остался лежать на полу не испытывая особых неудобств. Тело было абсолютно бесчувственным. Работали только его могучий мозг и обостренный слух.

      «А чего я собственно ждал от этой братии? Преданности? Любви? Сочувствия? Ни хера подобного! Вся их преданность и любовь держались только на страхе, который проник во все их клетки, кровь, душу. Интересно, а есть ли у них душа? А у меня? Ну про себя-то я скоро узнаю. Ждать осталось совсем недолго. Неплохо бы попасть в ад, если таковой существует. Лучше туда, в общество  пап, королей, блудниц и других веселых людей, чем в рай  - в компанию нищих, святых мучеников, праведников и сумасшедших, как писал великий Макиавелли. Тем более, что я совсем не гожусь на роль праведника.»
      Его мысли прервал голос Ворошилова:
      - А кто будет председателем правительственной комиссии по похоронам?
      - О чем ты, Климент Ефремович? – Дай человеку испустить дух. – одернул его Маленков.
      - Им буду я! – Безапелляционно, сказал Берия, игнорируя замечание Маленкова. - Или у товарищей есть другие предложения? Давайте проголосуем.
      Проголосовали. Большинство было «за». Против был только Хрущев. Каганович и Микоян, на всякий случай, воздержались. «Самый заслуженный член Политбюро ЦК» Вячеслав Молотов за все время не произнес ни единого слова.
      Скосившись на «оппозиционеров», Лаврентий с издевкой сказал:
      - Тоже мнэ, дэмократы, мамадзахли (сукины дети. Груз.).
      Голосование по сложившейся после смерти Ленина традиции предопределило Лаврентию роль преемника.

      «Господи! На кого я оставляю страну! Что за стадо трусливых баранов? Не могут одернуть обнаглевшего мингрельца. Как же я их допустил во власть? Собственно, какую власть? Власть - это я. Они только сопутствующий элемент - инструмент власти и результат моего неудачного воспитания. Видимо я слишком увлекся, окружая себя послушными бездарями.»

      Он вспомнил, как тщательно подбирал себе помощников, установив  ряд требований, которым они должны были соответствовать.
      Во - первых, следовало избегать шибко образованных. Таких, как Бухарчик и остальные, окончившие гимназии и  университеты. С другой стороны, нужны были профессиональные революционеры, которых знали в массах. Но все они были вечными иждивенцами, которые никогда и нигде не работали. Умели только теоретизировать, заниматься агитацией и болтать, болтать, болтать. Эти наивные олухи в свое время решили сделать меня генсеком, думая, что я стану послушным орудием в их руках и покараулю место, пока они урегулируют свои вопросы и запросы. Готовили голосование за Кирова – этого ненасытного бабника, агитировали людей, вели каждый свою игру. Дурачье. На XVII  съезде партии я им показал, что важнее всего «правильно» посчитать результаты голосования. А уж кто и как проголосовал не имеет никакого значения.

      Что ж, на определенном этапе такие были нужны, а дальше жизнь, то есть я,  ставит каждого на свое место. Хотя  среди них есть и толковые. Например, Молотов. Серьезный и принципиальный руководитель, очень ответственный и, главное, скромный, не считает  себя выше других.»

      Раздался  голос Поскребышева:
      - Товарищи. Прибыла медицинская бригада.
      - Пусть войдут. - Разрешил Лаврентий.- Товарищи доктора, сделайте что нибудь. Вождю плохо.
      - Когда это случилось? - спросил один из прибывших.
      - Мы уже здесь несколько часов дожидаемся вас. - ответил Лаврентий.
      - Бригада выехала сразу же, как только нам сообщили, а ехали мы от силы полчаса.
      - Очень интересно. - сказал Лаврентий. - Ничего. Мы с вами после разберемся.

      «Ах ты, негодяй!» - подумал Он. - «Ведь это ты поздно приказал прислать медиков. Стараешься загнать меня в гроб, чтобы захватить власть. Ничего не выйдет. Ты не я, а еще один грузин во главе страны – это уже перебор. Меня каждый считал своим.  Для казаха я был казах, для русского – русский, для украинца - украинец. Ты же некрасивый, лысый в шляпе и в очках, да еще мингрелец. Ничего не выйдет. Будешь переть на мое место - тебя пристрелят как собаку, даже судить не будут.»

       Если бы Он знал, насколько точно предугадал судьбу Лаврентия, ему было бы легче переносить свою беспомощность, которая его угнетала больше, чем приближающаяся смерть.

       Он снова вспомнил детство. Измученное лицо рано постаревшей матери. Ее глаза полные слез и любви. Она очень хотела, чтобы Он стал священником и прожил жизнь достойным человеком. Она даже и помыслить не могла, что ее Сосико в один прекрасный день станет верховным правителем страны. А потом… отвернулась от него.
      - Эх деда, деда (мама, груз.) и ты меня бросила. Я остался совсем один. Ни родственников, ни друзей. Любимая жена назло мне застрелилась, дочь, в которой я души не чаял отдалилась от меня, когда я посадил ее престарелого еврейского ухажера, а его расстрелять было мало. Старший сын сгинул в плену, а младший променял отца на спортсменов, баб и водку. А друзей никогда не было. Разве, что только в детстве. А потом были просто товарищи по борьбе. Так что я круглый сирота. - Ему стало до слез жалко себя. Но слез не было…
       Тут раздался голос Ворошилова:
       - Долго еще мы будем здесь торчать? Поехали по домам. Медикам мы помочь не можем, будем только мешать. Они без нас справятся лучше.
       «Убирайтесь.» -  Подумал Он. «Все равно уже ничего не изменить.»

      …Он вспомнил почему-то, как  Хрущев принес ему на утверждение огромный список ответственных работников Москвы и Украины. Партработников,старых большевиков, бывших троцкистов, петлюровцев, кулаков и даже простых рабочих и колхозников.
      - Вот. Принес Вам на утверждение, товарищ Сталин.
      - Что нужно утвердить, Никита?
      - Списки.
      - Списки чего?
      - Списки подлежащих уничтожению.
      - А что уже был суд и всех их приговорили к расстрелу?
      - Нет еще. Но это списки врагов, Товарищ Сталин.
      - Чьих врагов? Моих или твоих?
      - Врагов партии и народа.
      - А почему я должен их утверждать? Я почти никого из них не знаю. Вижу вот только твоих заместителей по Киеву и Москве и перспективного вожака украинского комсомола. Ты что записал сюда всех кого боишься? Тех, кто может занять твое место? Сам составил, сам и утверждай. Или принеси мне факты по каждому из них, чтобы я понял, кто в чем виноват и затем направил дела следователям НКВД.
      - Лаврентий Павлович сказал, что без вашей санкции он и пальцем не шевельнет.
      - Так ты хочешь, чтобы он зашевелил пальцами? А я бы дергал за ниточки? Ах ты, говнюк пузатый. Хочешь снять с себя ответственность и повесить ее на меня?
      - Но ведь Вы же сами сказали, что всю эту нечисть нужно выжигать каленым железом.
      - Очень правильно сказал. Но ты сначала убеди меня, что это нечисть.
      - А как же Троцкий, Бухарин и остальные?
      - Они все предстали перед советским судом. Их вина была доказана и суд им вынес приговор.
      - Но Лаврентий Павлович сказал…
      - Хватит тыкать своим Лавренти Павловичем!

      Он вызвал Поскребышева и приказал соединить его с Берией.
      - Слушай, Лаврентий. Ты зачем прислал ко мне Хрущева с какими-то списками. Ты что не можешь поручить своим людям, чтобы Они проработали вопрос и потом передали дела в суд. И почему я должен утверждать какие-то списки. Что я всех подозреваемых знаю лично?
      - Все исправим, товарищ Сталин.
      - Исправляйте.
      - А ты, Никита, иди отсюда. Если будешь опять приставать, я тебя впишу в этот список собственной рукой под номером первым.
       Хрущев побелел и выскочил из кабинета.
 
      …Он понимал, что его приспешники будут стараться обвинить побольше людей, чтобы доказать свою преданность партии и ему лично. С другой стороны они будут стараться переложить ответственность на кого-то, сняв ее с себя. Так и получилось.Виноватыми оказались Генрих Ягода, потом Николай Ежов. Он понимал также, что на местах люди и людишки будут не только выискивать врагов народа, но и сводить личные счеты, решать свои частные  проблемы. Все это были неприятные издержки, неизбежные при решении важных государственных задач. «Лес рубят -щепки летят». А Он затеял большое дело – поднять страну до уровня мировой державы. Чтобы разговаривать в полный голос со всеми этими Гитлерами, Черчиллями и Рузвельтами.Но для этого сперва нужно было навести порядок внутри страны.
      После каждой революции обычно возникает проблема революционеров. Появляется много недовольных, считающих, что их вклад в дело революции недооценен. Будучи людьми достаточно известными (каждый в своем масштабе) они своим недовольством и критиканством могли нанести серьезный вред стране, а значит и ему лично. С этим нужно было считаться. Объяснять, что каждого из них невозможно сделать наркомом было нереально да и некогда. Кому-то повезло чуть больше, кому-то меньше. Вот и пришлось часть наказать в назидание остальным. Но репрессии вызвали небывалый энтузиазм населения. Подавляющее большинство стало писать доносы на своих начальников, соседей, недоброжелателей и просто случайных знакомых. На собраниях беспощадно клеймили тех на кого еще вчера молились. Пошла цепная реакция, остановить которую было уже невозможно. С одной стороны это облегчало работу органов, но с другой – было страшно. Он окончательно потерял веру в людей!

       Была еще одна важная проблема, связанная с руководящими кадрами в народном хозяйстве. Необходимо было обновить их состав, заменив старых партийцев и выдви-женцев на более подготовленных в профессиональном плане. Он назначил немало молодых и способных специа-листов на высшие руководящие должности в промышлен-ности. Взять того же Дмитрия Устинова. После ареста Моисея Рухимовича наркоматом вооружений короткое время руководил Каганович, затем Ванников. Устинов же стал наркомом вооружений в тридцать три года. Это было в самый трудный период в конце 1941 года. Он блестяще справился с его заданием - сумел в условиях тяжелейшей войны быстро перевооружить армию.

      … Он вспомнил, как перед войной дал санкцию на арест Тухачевского и еще нескольких крупных военных. Но главной целью был Тухачевский – молодой и образо-ванный военачальник, человек амбициозный, неразборчи-вый, жестокий и ради успеха готовый на все. Подавление Кронштадтского мятежа и, особенно, восстания крестьян в Тамбовской губернии было очень жестоким и легло позор-ным клеймом  на партию, самого Ленина и его соратников. Рабоче-крестьянская Красная армия расстреливала и травила газами не только самих повстанцев, но и их семьи - стариков, детей и женщин. Тухачевский же был «объявлен  героем», стал маршалом и получил несколько высших орденов. Все забыли о его военных неудачах в конфликте с Польшей и не только. Но так продолжаться не могло, нужно было реабилитировать руководство страны перед теми, в чьей памяти еще были живы все эти события. Вот и стал маршал агентом империализма и врагом народа, а политбюро и ЦК вроде бы ни при чем.

      …Он вспомнил свою жену Надежду. Ее слезы и упреки по поводу проводимой внутренней политики и просьбу о восстановления в Промакадемии нескольких ее сокурсников, исключенных из партии. Он только посмеялся над ней, а сам в душе приревновал ко всем и подумал, а стала бы Она в подобной ситуации просить за него. Скорее всего нет. Интересы партии для нее всегда были важнее, чем Он. Но почему сейчас Она считает, что борьба с врагами –это его интересы, а не партии?  Неужели Она не видит что у него уже нет ничего личного? Что страна, партия и Он – это единое целое? Что, укрепляя свою власть, Он укрепляет власть партии и народа. Ведь страна, которой отданы все силы, наконец, выбралась из дикой разрухи, набирает мощь и скоро станет одной из самых могущественных, если всякая мелочь пу-затая не будет ему мешать.

       От этих жен только одни неприятности. Через несколько лет Он приказал арестовать жен некоторых своих приближенных, в том числе и Полину Жемчужину – жену Молотова, которая очень уж возомнила о себе в своем еврейском антифашистском комитете. Он ждал, что Молотов придет просить за жену. Но этого не случилось. Молотов молча проглотил обиду. Жемчужину не расстреляли, а только сослали в Сибирь. Арестовали также жен членов Политбюро - Калинина и Жданова. Они тоже не пикнули.

       Перед его мысленным взором пронеслись лица репрессированных и обиженных деятелей искусств. Мейерхольд, Ахматова, Мандельштам, Есенин, Цветаева, Бабель, Пильняк, Шостакович, Прокофьев и многие другие. Ох уж этот Мандельштам. Сидел бы себе тихо и писал свои стихи. Кстати довольно приличные. Нет. Обязательно надо было зацепить его. Он, видите ли, не чувствовал под собой страны. А почему он, собственно, должен был чувствовать ее под собой, что она ему жена? А еще «широкая грудь осетина», спасибо, что не еврея.
 
       Ему стало смешно. Он вспомнил, как личный фотограф и друг Адольфа Гитлера  Генрих Гофман все старался сфотографировать его в профиль, чтобы были видны мочки его ушей. Гитлер прислал Гофмана в Москву вместе с официальной делегацией, возглавляемой Риббентропом, чтобы тот определил нет ли в маршале Сталине еврейской крови и объективно оценил его как личность и будущего противника. Удивительно, что Адольф при всем своем таланте вождя, способный как и Он манипулировать целыми народами, так опростоволосился со своим фанатичным антисемитизмом. Не будь этого, вряд ли Америка так легко стала бы союзником СССР в этой войне…
       Между ними существовала некая мистическая параллель. У обоих было тяжелое детство. Оба они были атеистами, но свято верили в свое высшее предназначение. Оба из низов вознеслись на вершину власти. У обоих не было систематического образования, но были недюжинные интеллектуальные способности и умение четко анализировать получаемую информацию. Но они выходили из себя, когда эта информация не соответствовала их желаниям или планам. Это свойство сослужило им печальную службу. Одному в канун воины, а второму ближе к ее концу. Оба были патриотами и искренне любили свои народы. И, как им казалось, лучше всех знали, что этим народам нужно для полного счастья. Оба успешно использовали подневольный труд заключенных для реализации своих грандиозных планов.
 
       «Ах, Гюрджиев, Гюрджиев и здесь ты создал сбалансированную систему, противопоставив СССР и Германию, Старый лис». Обиженно подумал Он.

       Подавляющее большинство «подданных» их обожало. Ненавидела только та часть, которая серьезно пострадала от проводимой внутренней политики. Да и то не вся. Многие шли на расстрел с криками «Да здравствует Сталин» и «Хайль Гитлер». Казалось бы, абсурд, но есть множество свидетельств, подтверждающих это.

       Они глубоко уважали и ненавидели друг друга,  подсознательно испытывая желание пообщаться лично, но жизнь не предоставила такой возможности. Им вместе было тесно в этом мире. В результате Адольфа не стало, а мир стал бояться и уважать Его. Побаивался Его даже такой политический колосс, как толстяк Черчилль.

      …«Я все сделал правильно», думал Он. «Потомки меня должны понять. Я им оставляю в наследство мощную державу, которую боятся и ненавидят потому, что боятся. Надеюсь, Они сумеют правильно распорядиться моим наследством. А  кто, собственно, наследники? Вот эти что ли?

       Он опять вспомнил своих приближенных. Они любое дело могут загубить, если дать им волю. Все силы направят на грызню за власть.  Среди них один только по-настоящему умный, да и тот Микоян. Интересно, кто захватит лидерство в партии.  Наверно Маленков или Молотов. Кагановичу и Микояну, понятно, ничего не светит. Как Они все мне надоели!»

       Он очень хотел услышать свою Валечку, хозяйку и гражданскую жену. Почувствовать ее присутствие рядом именно сейчас. «Это единственная живая душа, которая искренне к нему привязана и, похоже, ни разу не предала. Но Она не приходит, а «эти» все не уходят. Ждут его конца, чтобы потом спокойно пойти спать. Придется потерпеть. Назло им я протяну еще несколько дней. Эх загнать бы их в кинозал и в сотый раз заставить смотреть «Чапаева», «Волгу-Волгу» или «Цирк», чтобы даже аппетитные ляжки Орловой стали им противны. А я бы после посмотрел с удовольствием «Девушку моей мечты» или «Три мушкетера». Вот это кино, не то, что снимает этот пижон  Александров.

       …Стране нужна фигура, способная удержать всех в узде и не дать растащить по частям Союз.  «Лучше один правитель, лишенный угрызений совести, чем соперничающие удельные правители,»  как писал Макиавелли. Среди них, пожалуй, самый сильный Лаврентий. Но самого сильного может сожрать самый хитрый и тоже «лишенный угрызений совести». Кто же у нас такой? Хрущев?! Микоян тоже очень хитрый, но еще и умный. Он никогда не будет претендовать на верховную власть. А этот крестьянин, Никита будет к ней рваться, расталкивая всех локтями и притворяясь простачком, чтобы не остановили. Бедная страна. Что ее ждет? Если ослабить вожжи, сразу же поднимет головы вечно недовольная так называемая трудовая интеллигенция (это те, кто только вчера сняли лапти, получили образование, стали носить шляпы  и даже успели тайком прочитать пару крамольных книжек) и начнет мутить воду. Время массовых доносов кончилось и им теперь необходимо чем-то заняться. Вот и займутся шельмованием политики партии.
  Как и кому все это объяснить. Я не могу сказать ни единого слова, не могу вообще ничего. Могу только слышать, да и то плохо. Обидно. Не успел я подготовить себе преемника. Я же не собирался умирать, а тех, кого намечал, эти, если узнают, сожрут.»

       Сознание постепенно затуманивалось. Напоселдок перед ним мелькнуло родное и грустное лицо матери:
      - Эх Сосико, Сосико. Лучше бы ты стал священником.
      Он уже ничего не слышал и ушел в темноту и безмолвие.
      - Кажется все. - Сказал врач столпившимся вокруг «соратникам». Все замолкли.
 
      В это время в комнату вошла Валечка Истомина, которую Он так хотел услышать. Она встала перед телом на колени и, положив голову ему на грудь, зарыдала в голос, по бабьи, как это обычно делали простые русские женщины, потерявшие мужей.
      Он ушел из жизни. Люди до сих пор спорят о нем и не могут его понять. Одни, особенно те, кто о нем мало знает, считают его только жестоким тираном, другие, знакомые с историей страны – еще и величайшим правителем. О нем написаны книги, пьесы и научные исследования, тенденциозные и противоречивые, сняты фильмы с надуманными сюжетами. Особенно изощряются те, чьи деды и отцы не были затронуты репрессиями (вероятнее всего были в числе доносителей)...

       И случилось то, чего Он так опасался. Великую страну растащили на удельные княжества в угоду личным амбициям и во вред своим народам. Созданная его усилиями Великая Держава стала просто страной с необъятной территорией и богатейшими природными ресурсами, которые распродаются направо и налево, а не используются для развития собственной экономики.  Поэтому народ мечтает о сильном правителе, не воре и не стяжателе, а патриоте, способном вновь поднять страну до уровня великой мировой державы.