Наказание

Елена Гвозденко
Идея рассказа пришла после рецензии Андрея Ярошенко на "Клинику душевных болезней" http://www.proza.ru/2012/02/19/332.

Ни сменяющийся незнакомый пейзаж за мутноватым стеклом дряхлого УАЗика, ни жуткая тряска по разбитой, разъезженной дороге не могли отогнать от Ефима Борисовича видений его судного дня. Еще недавно крупного чиновника, руководителя отдела мэрии судили за взятку. Самым обидным для Ефима Борисовича показался даже не сам суд, не тот факт, что его как-то по-глупому поймали именно в тот момент, когда он прятал злополучный конверт, а именно небольшой размер подношения.  «Ну ладно бы на миллионном «барашке» прогореть, а то мелочь, всего каких-то 160 тысяч», - корил себя за жадность бывший чиновник. До дня суда он еще верил в то, что ему удастся договориться с судьей, заплатить штраф, пусть даже сменить один уютный кабинет на другой, но решение суда повергло его в шок: «пять лет поселения в глухой деревне без права сообщения с внешним миром».  Супруга оказалась не из породы жен-декабристок и  довольно быстро оформила развод. Впрочем, Ефим Борисович и не представлял свою молодую жену среди этой грязи, без спа и массажных салонов, вне мира, частью которого она была. Небольшой узелок, что ему разрешили взять с собой, собирала для него его прежняя супруга, оставленная им за подрыв его имиджа немолодой внешностью.

«Охохонюшки, дела наши грешные», - приговаривал экс-чиновник выплывшую вдруг из глубин памяти любимую фразу своей бабушки, обходя покосившийся почерневший не то дом, не то сарай, что отвели ему на поселение. Внутри жилье выглядело совсем скверно. Лохмотья черной паутины, низкий закопченный потолок, скрипучие расшатавшиеся полы, какая-то рвань по углам. И все это стыдливо прикрыто таким слоем многолетней пыли, что Ефиму Борисовичу показалось, будто он попал в черно-белые кадры документальной хроники. Но это было не последним испытанием. Вода в деревушку подавалась с большими перебоями. Зимой было проще, люди просто топили снег, а вот сейчас, весной, за водой приходилось ходить с ведрами аж за 8 километров.  Организм чиновника, привыкший к перемещению в пространстве исключительно на удобных авто, напомнил о существовании конечностей уже через сто метров. Через 2 км чиновник сел на небольшую кучку, показавшуюся ему самым чистым местом среди окружающей топи. К несчастью, кучка оказалась муравейником. Впрочем, зуд добавил прыти, и до источника Ефим Борисович добрался уже без остановки.

Этот поход за водой отнял у поселенца остатки сил вместе с брезгливостью, и он даже с каким-то наслаждением повалился на грязную, пропахшую мышами, постель.  Из спасительного забытья его вырвал голод. Съестные запасы, что он взял с собой, закончились еще в дороге. Впрочем, у него была с собой весьма скромная сумма денег, которую разрешили взять на первое время. Осталось найти в этой деревне какой-нибудь магазин. Однако, и тут его ждало разочарование. Никакого магазина, а впрочем, и больницы и иных учреждений в деревне не было.  Оставалось только идти за подаянием к местным жителям.

Его ближайшая соседка, сухая сгорбленная баба Маша долго допытывалась, за какую-такую провинность выслали такого интересного мужичка из города. Ефим Борисович что-то сочинял про несправедливость и про врагов, а сам, тем временем обдумывал, как-бы выпросить у старушки краюху хлеба, которая издавала столь умопомрачительный аромат свежеиспеченности, что желудок, сделав кульбит, остановился где-то в горле.
- Да ты, сынок, поди голодный, - догадалась старуха и поспешила к столу.  Жадно откусывая ароматный хлеб и запивая взваром из непонятных трав, чиновник все расспрашивал про деревню и ее обитателей. Услышанное Ефима Борисовича не обрадовало.  Жилых домов в поселении осталось около пятнадцати. Обитатели, в основном, забытые родственниками и властями пенсионеры. Правда, со слов старухи, в деревне еще есть двое работающих – Митька и Венька.
- Они, конечно, редко когда трезвыми бывают. Разве только как на работу к фермеру уходят.
- А что за фермер? Где живет, - заинтересовался чиновник. Согласно условиям ссылки, Ефим Борисович должен был самостоятельно зарабатывать себе на жизнь.
- Да кто его знает, где он живет-то? Богатенький какой-то. От нас недалече себе усадьбу построил, да хозяйство завел. Отсюда всего километров в пятнадцати.  Да только сам он там бывает редко. Там управляющий его всем ведает. Из соседних деревень работников понабрали. Говорят, у него там и скотинка, и птицы, и землю, вроде обрабатывают. Да я и не знаю толком. Ты у ребят – Митьки с Венькой поспрашивай.

- А почему в деревне воды-то нет?
- Да был водопровод, башня стояла. Да только все в негодность пришло. Нам говорят, что сделают за 160 тысяч. А откуда у нас деньжищи такие?
«Надо же. И тут 160 тысяч. Для них это – деньжищи и вода, а для меня так, мелочь, хотел своей модельке очередное колечко купить за фальшивый поцелуй».
- А ведь раньше большая деревня была. Не поверишь: и магазин, и клуб, и школа, и даже медпункт со своей врачихой.
- А куда же все подевалось?
- Так школу закрыли, пришлось молодежи уезжать. А за ней и больницу. Остались в деревне одни старики, а они – какие покупатели. Так и магазин исчез. Вот и доживаем мы тут свой век, кто как может. Уж и скотинки не осталось. Нам не под силу, а молодых нет. Только курочки, да и то, не у всех. Ой, да я смотрю, сморило тебя, сынок. А ты ложись-ка у меня на печке. Там хорошо – тепло и дух хлебный.

Ефим Борисович открыл глаза от назойливого звука. Его сотовый сипел позывными звонка супруги.
- Котик, ты где, что не отвечаешь? Я тут колечко себе присмотрела. Помнишь, ты обещал?
Чиновник отключил телефон, потянулся на уютном мягком кресле.  «Ну и приснится такая ерунда», - подумал он, нащупывая в кармане пухлый конверт.