Приоритет

Татьяна Бахтигараева
Все события реальны.

В первую секунду я даже испытала облегчение.  Наконец-то найдена причина этой удушающей боли, от которой темнеет в глазах и выступает испарина.
Но следом за облегчением стало неотвратимо накатывать понимание смысла слов врача:
- У вас довольно крупное новообразование. Мне трудно судить о его доброкачественности, но оперативное лечение необходимо в любом случае. Понимаете,  просвет пищевода уже меньше сантиметра, опухоль давит на трахею. Ее необходимо удалить.
Я по инерции поблагодарила врача и пошла по коридору к выходу из клиники.
Нет. Пошла – это какое-то не совсем правильное слово. Чужие ноги машинально несли бесчувственное тело. Живой оставалась только голова, плывущая по воздуху. А в ней, в голове, на фоне полной пустоты начинали зарождаться и ворочаться страшные мысли о будущем, близком и далеком.
Около метро меня дернула за рукав какая-то женщина.
- Я вижу, что тебе нужна помощь. Держи.
Я остолбенело молчала, она сунула мне в руку лист бумаги и объяснила буднично:
- Это волшебная бумага. Пишешь желание, сжигаешь, а пепел  высыпаешь за окно. Запомнила? – она снова дернула меня за рукав.
Я кивнула и сунула бумажку в карман.  И забыла о ней в тот же миг.
В метро за накатившим ужасом не услышала объявления моей остановки. Оставила пакет с тапками, которые брала в клинику, чтобы переобуться.
Главным стал вопрос о том, ставить ли в известность родителей. Сначала я решила строить из себя партизана. Опухоль – штука серьезная. Могу себе представить, как они будут переживать! Хорошо. Не скажу.
Но как быть с операцией? Очевидно, что это не та ситуация, о которой получится умолчать. Каким-то образом придется объяснять свое отсутствие дома.  Прикинув в уме варианты, поняла, что придется признаваться.
Мама распереживалась не на шутку, и с ходу принялась меня хоронить:
- Как же так? Такая молодая! И не пожила совсем!
Я неприязненно пыталась объяснить, что у меня, вполне вероятно, не рак, и я после операции буду жить, как жила.
Но мама уже ушла в свой мир и слышала меня фрагментарно:
- Говорят, при раке лучше опухоль не трогать. Обычно делают операцию, и человек сразу умирает.
Я заткнула уши и ушла в комнату. Мама пришла и принялась рассказывать, как плохо бывает после  операции. От наркоза тошнит, швы болят…
Не со зла. От шока. Но мне от этого было не легче. Одно дело нести горе только своё, и гораздо тяжелее тащить два горя.
И тут я вспомнила о волшебной бумаге. Не очень-то  во все это верю, но когда вопрос стоит остро, поверишь во все, что угодно.
Я достала бумажку из кармана куртки, положила на стол и разгладила. Все будет хорошо. Я напишу желание, сожгу, пепел развею.  Нет, случаются же чудеса? Вдруг и со мной тоже?
Но тут пришел с работы папа. Его первое действие всегда – включить телевизор.
Мое сознание невольно переключилось на ворвавшийся шумовой фон. И тут я поняла, что несчастье сегодня не у меня одной. «Норд-Ост», террористы, заложники. 
Я передвинулась поближе к телевизору. Там было страшно. Целый зал людей. Дети. И смертники со взрывчаткой.
Меня охватило чувство бессилия – миллионы людей сидят сейчас перед телевизорами, и абсолютно ничем не могут помочь тем, кто в зале.  Никто ничего не может сделать.
А я могу! У меня же есть чудо! Какое счастье, что я не успела его истратить!
Я бросилась к столу, лихорадочно нацарапала: «Хочу, чтобы в Норд-Осте не было взрыва!»
Перерыла ящик, нашла зажигалку, которой обычно оплавляла леску на фенечках. Чиркнула – бумажка занялась. Я спохватилась, что жечь надо в какой-то посудине. Быстро огляделась, схватила сувенирную тарелку из Брюсселя, уже обжигая пальцы, бросила огонь в нее.
Бумажка догорела. Я вытряхнула пепел в окно.
И тут, опоздав, прибежал внутренний голос:
- Ну, и что ты сделала? О себе-то подумала?
- А что я не так сделала?
- Ты не то желание загадала! Тебе же надо было себе здоровья просить!
- Да я и забыла как-то…
- А если это рак, и ты умрешь?
- Но я одна, а их вон сколько! Пусть лучше умрет один человек, а не двести, правда?
- Но один человек – это ТЫ! А о родителях ты подумала?
- …
- Вот именно! Ты им во сто крат дороже, чем те двести!
- Но они тоже чьи-то дети, родители, любимые! Если погибнут они, представляешь, сколько станет несчастных? Приоритет у большинства, понимаешь?

Через некоторое время стало ясно, что желание мое сбылось: взрыва действительно не случилось. Стало очень больно. Это же надо было так сглупить! Ведь можно было сформулировать желание как-то иначе. Например, написать: «Чтобы все заложники остались живы».  И что уж говорить, что и сама осталась без чуда.
- А я тебе говорил, говорил, - ворчал внутренний голос. – Думать надо было!
Мы с ним спорили долго. Пока шла подготовка к операции, пока я лежала в реанимации, потом, когда начала ходить. И главное – когда ждала результатов гистологии.
Опухоль оказалась не страшной. Правда, операция оказалась сложной, и выздоравливала я долго.
Голос удовлетворенно умолк, и я, за отсутствием надобности, снова перестала верить в чудеса. В самом деле, что может изменить какая-то бумажка?
Но одна мысль осталась где-то на краю сознания: желания сбываются именно так, как они были сформулированы…