Брошенный крейсер. ч. 14

Сергей Дроздов
Брошенный крейсер.

(Гибель «Боярина»)

Теперь рассмотрим второй акт трагедии в Талиенванском заливе.

«Выстрелы, произведенные по минам "Енисеем", и последовавший взрыв были услышаны в Дальнем. Через некоторое время стали видны силуэты пароходов, шедших из Порт-Артура. Поэтому начальник гарнизона генерал-майор А.В. Фок  телеграфировал в Порт-Артур о появлении японских миноносцев. Получив это известие, наместник приказал направить в Талиенван крейсер "Боярин" и миноносцы "Властный", "Внушительный'', "Сторожевой". "Расторопный". Приказание на крейсер передал устно младший флаг-офицер.
Младший флагман контр-адмирал М.П. Молас  приказал Сарычеву по прибытии в Талиенван ждать прихода транспорта "Амур" снаружи бухты, а затем поступить в распоряжение контр-адмирала М. Ф. Лощинского.  Тут же, в спешке командиру крейсера был показан примерный план минного заграждения в Талиенванском заливе. Исполнительный план штабом эскадры получен еще не был. Таким образом. "Боярин" отправился к Талиенванскому заливу не имея точного плана минных заграждений, но зная о том, что они там выставлены».

Есть несколько версий произошедших потом событий.

Вот как они произошли, в интерпретации командира «Боярина» капитана 2-го ранга Сарычева:
 Рапорт Командира крейсера II ранга "Боярин" Начальнику эскадры Тихого океана. 30 Января 1904 года №151.

«Доношу Вашему Превосходительству, что сего числа, идя по поручению для освещения местности около бухты порта Дальний и имея приказание уничтожить имеющиеся в той части местности японские миноносцы, проходя приблизительно в 2 - 2 1/2 милях от оконечности острова и маяка San-Shan-Tau, наткнулся на донную мину; взрыв произошел под миделем крейсера с левой его стороны и, вероятно, под переборкой между 2 и 3 котельными отделениями и ближе к левым бортовым угольным ямам, после чего крейсер очень быстро накренился на левую сторону на 8 градусов и начал опускаться. Все переборки, двери и горловины были задраены и надежность закрытия их проверена трюмным механиком, а затем и старшим офицером еще сейчас после съемки с якоря, так как была пробита тревога для отражения минной атаки. Тотчас была пробита водяная тревога и приказано пустить турбины, берущие воду из кочегарных отделений, а также приказано было подводить парус-пластырь, приготовленный в полной исправности еще за день до первой минной атаки, но пары минут через пять прекратились, видимо вследствие того, что взрывом перебиты были все паропроводные трубы; в это время крейсер начал крениться больше и больше и я, опасаясь, что не спущу гребных судов, так как их надо было еще отвалить, приказал приготовить гребные суда.

Миноносцам голосом дал знать, что прошу их держаться вблизи крейсера для принятия команды. В это время от S шла очень крупная зыбь, к которой крейсер лежал лагом; ветер был силой баллов 5, крейсер дрейфовало на остров, и я опасался, что он должен коснуться других мин заграждения, так как, видимо, попал на линию, ограничивающую S-й вход в Дальний. Крен к тому времени дошел до 15 градусов и спуск шлюпок стал затруднителен, почему я приказал отставить подводить пластырь, а спускать гребные суда и выбросить из сеток койки. Приказания мои исполнялись безукоризненно, и спокойствие команды было примерное; большинство взяли с собой винтовки. В это время миноносец "Властный" подошел к правому борту, и через спущенные шлюпки я приказал команде перебираться скорее на миноносец, желая его отпустить с командой с опасного, по моему предположению, в минном отношении, места. Мое впечатление было, что крейсер, хотя медленно, но садится, почему я тоже не считал возможным оставлять дольше команду на крейсере, тем более, что ветром и приливом его, видимо, прижимало к берегу и я ожидал с минуты на минуту взрыва второй мины.

Журналы, деньги, отчетность, карты и книги, шифр и опознавательные сигналы были взяты с собой и при отчете будут представлены в штаб Вашего Превосходительства. Перед съездом последних людей я приказал спустить все флаги, что и было исполнено штурманским офицером и старшим сигнальщиком. Поведение команды и офицеры считаю выше похвалы, тем боле что, будучи так глубоко виноват во всем происшедшем из за недостаточной осторожности при проходе столь опасным местом, считаю себя недостойным хвалить порученную мне команду и офицеров, так как ими долг их был исполнен безукоризненно. Полагая, что крейсер тонет, так как крен его еще увеличился, а вместе с тем, будучи уверен, что его несет на мины заграждения, не приказал открывать кингстонов для затопления его окончательно, будучи уверен в его взрыве. Съехав с крейсера последним на миноносец и видя, что все миноносцах, ушел, не желая задерживать миноносцы на этом опасном месте и боясь подвергать их опасности ночью, если на них будет произведена атака теми миноносцами, которых уничтожить я был послан и появления которых ожидал с минуты на минуту. Считая себя глубоко виноватым во всем происшедшем и только себя одного, так как остальные исполнили свой долг также безукоризненно, как и в день боя, могу представить одно слабое обстоятельство в свое извинение.
Я считал своим долгом непременно иметь столкновение с неприятельскими миноносцами и, полагая, что они стоят близко за островами, позволил себе подойти, видимо, ближе, чем следует, не приняв во внимание, что, поставленные при очень свежем N ветре и отлив, мины могли сдрейфоваться. Место взрыва, на мой взгляд, лежит в 2 - 21/2 милях от San-Shan-Tau. Из команды не досчитываю 9 человек, которые, по всему вероятию, остались в затопленных кочегарных отделениях. Вещи г.г. офицеров и команды остались все на крейсере, ибо я не решился разрешить брать что бы там ни было с собой, в виду недостатка времени и невозможности брать на миноносце груз.

Капитан 2-го ранга Сарычев»


Что тут скажешь: видно, что человек расстроен и страшно переживает произошедшее.
Но если критически проанализировать этот рапорт Сарычева и сравнить его содержание  с реальными событиями и о том, про что он «постеснялся» сообщить, то возникает вопрос: неужели ЭТО написал командир крейсера, «его высокоблагородие» и георгиевский кавалер, в придачу?!


Как может КОМАНДИР боевого корабля бросить своё судно на произвол судьбы?
Даже по его содержанию его рапорта видно, какое нервное потрясение испытал Сарычев от взрыва мины.
По всей видимости, несмотря на утверждение Сарычева о «спокойствии» экипажа, на корабле возникла паника, которой поддался и сам командир.
Иначе сложно объяснить следующие факты:
- Борьба за живучесть крейсера была брошена, по существу не начавшись. Не была даже осуществлена попытка завести пластырь под пробоину.  А ведь совсем рядом был порт Дальний, ещё ближе -  отмель и наш остров. Противник поблизости отсутствовал, было ещё светло,  и Сарычев имел хорошую возможность для организации работ по спасению повреждённого крейсера. К примеру, можно было бы хотя бы ПОПЫТАТСЯ выброситься на эту близкую отмель. (К ней волны и ветер впоследствии сами и прибили брошенный экипажем  «Боярин»); 
- Главной заботой Сарычева после подрыва стал спуск шлюпок. Его оправдания, что «имел большой крен», который всё время увеличивался,  были бы простительны для юного мичмана, а не опытного командира. «У страха – глаза велики», как известно.
Заведующий 1 отрядом эскадренных миноносцев капитан 1-го ранга Матусевич, отправленный на следующий день на поиски «Боярина», написал в своём рапорте:  «Крейсер "Боярин" нашли стоящим на мели, правым бортом вдоль берега в расстоянии от 5 до 10 саж., с НЕБОЛЬШИМ (выделено мной) креном на левый борт. Крейсер слегка покачивало. На берегу лежали выкинутые шлюпки: баркас и два вельбота; у борта крейсера держался моторный катер без машины».
Как видим, брошенный крейсер прибило к отмели, он был на плаву (его слегка покачивало волной), тут же были брошенные экипажем шлюпки и катер, показывавшие, насколько нервно происходила «эвакуация» экипажа;
- По словам самого Сарычева, корабль ветром «прижимало к берегу». Можно было СПОКОЙНО высадить на шлюпки (и причалившие к нему миноносцы) всех лишних членов экипажа, а САМОМУ, вместе с аварийной командой, вести борьбу за живучесть легко повреждённого «Боярина». Сарычев невольно проговаривается, ПОЧЕМУ он этого не сделал. Причиной были БОЯЗНЬ новых подрывов и потеря им самообладания. Сарычев ТРИЖДЫ пишет об этом: «опасаясь, что не спущу гребных судов», «крейсер дрейфовало на остров, и я опасался, что он должен коснуться других мин», «я ожидал с минуты на минуту взрыва второй мины». Сарычев  был ОБЯЗАН держать себя в руках и «ожидать» этого второго взрыва, на СВОЕМ корабле, организуя борьбу за его живучесть и руководя экипажем;
- Противоречия и нестыковки в путанном рапорте Сарычева очевидны. Вначале его он пишет: «крейсер начал быстро опускаться»,  через пару абзацев: «мое впечатление было, что крейсер, хотя МЕДЛЕННО, но садится». Так «быстро опускался», или «медленно садился» повреждённый «Боярин»?! Ни то и не другое, как выяснилось.
Брошенный экипажем повреждённый крейсер просто медленно дрейфовал к ближайшей отмели;
- совершенно непонятно, КАК Сарычев мог увидеть, что «все на миноносцах»?! Экипаж «Боярина» состоял из 16 офицеров и 315 матросов. «Увидеть» такую массу людей, убедиться, что ВСЕ на миноносцах без самого тщательного пересчёта людей – просто невозможно. А его-то и не было, иначе в рапорте обязательно было бы указано Сарычевым, кто его произвёл;
   - Совершенно непонятно, ПОЧЕМУ Сарычев не отдал приказа на открытие кингстонов, раз уж он решил оставить тонущий, как ему ПОКАЗАЛОСЬ, «Боярин». Это его объяснение: «полагая, что крейсер тонет, так как крен его еще увеличился, а вместе с тем, будучи уверен, что его несет на мины заграждения, не приказал открывать кингстонов для затопления его окончательно, будучи уверен в его взрыве» - не выдерживает никакой критики. КАК можно было «быть уверенным» во втором взрыве?! КАК можно было командиру крейсера бросить его, не убедившись, что тот утонул, по крайней мере?!
- дважды упомянутое Сарычевым «спокойствие экипажа» в аварийной ситуации, конечно похвально, но оно как-то слабо вяжется с тем фактом, что не все матросы, при эвакуации с крейсера, даже взяли с собой свои винтовки (точное число брошенных на «Боярине» винтовок Сарычев не называет в своём рапорте, отмечая лишь, что «большинство» матросов их таки взяли). Отдавал ли он приказ экипажу взять с собой личное оружие, или нет,  командир «Боярина» в рапорте тоже сообщить забыл...
Хотя, особого значения это не имеет: «снявши голову, по волосам – не плачут», как известно.  Бросив крейсер, стоивший казне десятки миллионов рублей, трудно вспомнить о каких-то винтовках:
- Не был организован Сарычевам даже осмотр внутренних помещений тонущего (по его мнению) крейсера, эвакуация тел девяти погибших матросов его экипажа. «Из команды не досчитываю 9 человек, которые, по всему вероятию, остались в затопленных кочегарных отделениях» - пишет он. Ни списка погибших, ни количества раненых нижних чинов в рапорте тоже нет. Да и не факт, что все они были в кочегарках. Вполне возможно, что кто-то из них  просто утонул при оставлении «Боярина»,  об этом можно только гадать.
Зато в рапорте есть никчёмное упоминание о «личных вещах г.г. офицеров и команды», оставленных на «Боярине»...
КАКИЕ «личные вещи могут быть у офицеров на  крейсере в боевом походе?!
Форма, комплект нижнего белья, да какие-то личные безделушки. Разве ОБ ЭТОМ должна была «болеть голова» у командира «Боярина», после всего случившегося?!
А ведь организовать осмотр помещений крейсера, перед своим уходом с него, Сарычев был просто ОБЯЗАН. Да и сделать это было не сложно, как выяснилось.
 
На следующие сутки брошенного «Боярина», который стоял на отмели у острова, осмотрела аварийная команда капитана 1-го ранга Матусевича:
«Из рапорта Заведующего 1 отрядом эскадренных миноносцев Начальнику эскадры Тихого океана. 4 Февраля 1904 года №83:
«Внутренний осмотр показал, что кормовая часть до машинной переборки совершенно свободна от воды; незначительное количество воды на палубе кормовой минной батареи с левого борта попадает исключительно из трубы яблочного шарнира левого минного аппарата. Левая машина свободна от воды; вода имеется только в трюме, ниже площадок, как результат пропуска воды через продольную машинную переборку исключительно через отверстия для проводников и трубопровода. Сама переборка держит хорошо. Правая машина залита водой до днищ цилиндров. Коридор между машинами, мастерская, помещение динамо-машин и опреснителя от воды свободны. Котельные отделения залиты водой до верхних решеток. Палуба над котельными отделениями залита водой, более к левому борту; глубина воды настолько незначительна, что несколько брошенных на палубу малых чемоданов дали возможность по ним пройти в отделение беспроволочного телеграфа, которое было совершенно сухо, и в спасательный выход одного из котельных отделений (1 или 2). Носовые помещения впереди непроницаемой переборки котельного отделения совершенно свободно от воды. Броневые люки, водонепроницаемые двери и глухие крышки иллюминаторов задраены хорошо. Видимых повреждений частей главных и вспомогательных механизмов в осмотренных помещениях нет. Такое состояние свободных от воды частей крейсера и полная крепость обоих бортов и броневой палубы давали основание предполагать, что крейсер будет иметь еще достаточный запас плавучести, чтобы, по снятии с мели, откачивая его пароходами, подвести необходимое количество пластырей, исследовав предварительно водолазами размер пробоины».

Как видим: «НЕТ видимых повреждений на механизмах» брошенного крейсера...
Тем не менее, Сарычев «съезжает» на миноносец и отправляется в Порт-Артур: «не желая задерживать миноносцы на этом опасном месте и боясь подвергать их опасности ночью, если на них будет произведена атака»!!! Оставим ЭТО - без комментариев.


Далее события развивались так:
К борту крейсера были подозваны миноносцы.
Два из четырех миноносцев, на одном из которых был и сам командир крейсера, с большею частью команды и офицеров, пошли в Порт-Артур. Другие же два миноносца  задержались у крейсера.
На одном из них была остальная часть команды и офицеров, среди которых возникло опасение, что оставленный крейсер может быть захвачен неприятелем.
(Характерно, что «опасение" это возникло не у Сарычева, убывшего в крепость, а у оставшихся офицеров его экипажа).

Было принято решение взорвать «Боярин» с того миноносца, который был свободен от команды.
(То есть, Сарычев даже не догадался ПРИКАЗАТЬ миноносцам потопить свой крейсер, спешно убывая в Артур!)
Свободным от эвакуированной команды «Боярина»  оказался минономец "Сторожевой" под командой капитана 2 ранга А.П. Киткина.
Миноносец отошел на три кабельтова и сделал выстрел из кормового торпедного аппарата, но произошла осечка. Вследствие сильной качки торпеда выдвинулась вперед, прибор Обри включился, так что из этого аппарата вторичного выстрела сделать было нельзя. Тогда командир, описав циркуляцию, выстрелил из носового аппарата также с трех кабельтов. Торпеда вышла из аппарата и пошла прямо по направлению к цели, но уже с половины расстояния пузырьки прекратились, и никакого взрыва не последовало".

Вот ТАК были «готовы» к войне и бою миноносцы Тихоокеанской эскадры!!!
В спокойной (практически полигонной) обстановке, без всякого противодействия со стороны неприятеля, стреляя с ТРЁХ кабельтов (около 450 метров) по неподвижной громаде крейсера НЕ СМОГЛИ поразить его торпедой. Одна торпеда застряла в аппарате, а другая – утонула, не дойдя до цели. А ведь стреляли наши моряки практически В УПОР...
После провала этой позорной попытки, оставив брошенный крейсер, миноносцы тоже ушли в Порт-Артур.

На следующее утро 30 января на поиски '"Боярина" начальником эскадры были направлены миноносцы "Выносливый", "Грозовой" и пароход Общества Восточно-Китайской железной дороги "Сибиряк" под общим командованием капитана 1 ранга Н.А. Матусевича. При подходе к Талиенвану стали попадаться наши плавающие мины, которые расстреливались миноносцами.
Крейсер обнаружили стоящим правым бортом на мели у берега. Начали готовиться к спасательным работам...
Некоторые выдержки из рапорта Матусевича уже были приведены. Вот что важного ещё из него можно добавить:

«Осмотр был кончен в начале 6-го часа, почему в этот день приступить к каким бы то ни было работам считал поздно, а потому вернулся со всеми к месту высадки и переехал на ожидавшие меня миноносцы...
Простояв ночь на якоре в бухточке, где высаживался, с рассветом 31 Января пошел, соединенно с "Грозовым", малым ходом, имея самое тщательное наблюдение из опасения встретить плавающие мины. Крейсер "Боярин" видел на том же месте и в том же положении. Придя в Дальний в 8 1/2 часов утра, послал сейчас же портовый катер привести вдоль берега "Сибиряк", которого, при проходе заливом, видел у того же мыса West Entry P. В Дальнем через портовое начальство получил в свое распоряжение пароход "Инкоу", 4 пластыря и водолазов с аппаратом. Узнав, что команда транспорта "Енисей" еще находится в Дальнем, потребовал, чтобы мне выслали сто человек команды различных специальностей с двумя офицерами. Команду эту разместил на пароходах "Инкоу" и "Сибиряк". С этими двумя пароходами и двумя портовыми катерами предполагал сейчас же идти в Карантинную бухту, откуда думал отправить команду сухим путем к "Боярину", а паровыми катерами произвести траление того пути, по которому должны были подойти к крейсеру водоотливные пароходы.

Начавшийся с рассветом SO, к 10 часам перешел в шторм, разведя громадное волнение. Начавшаяся снежная пурга не позволяла ничего различать далее полукабельтова. При таком состоянии погоды не считал возможным выйти для работ к "Боярину"...
Около 5 часов дня был услышан взрыв, который, как мне сообщил и.д. градоначальника г. Дальнего, произошел от выброшенной на берег в глубине бухты Виктория мины, где кроме того была найдена еще одна не взорвавшаяся мина. В ту же ночь около 3 часов утра было слышно еще несколько последовательных взрывов. К рассвету 1 Февраля ветер стих и погода разъяснилась. Поэтому в 8 часов утра вышел на миноносце "Выносливый" с двумя вышеназванными пароходами и портовым катером в Карантинную бухту, оставив "Грозовой" в Дальнем пополнить запас угля. Приближаясь к о-ву Сан-Шан-Тао, крейсера "Боярин" на прежнем месте не усмотрел... Обойдя бухту и не найдя никаких признаков крейсера, кроме шлюпок, выброшенных на берег, о которых упоминал раньше и еще одной, найденной лежащей на берегу в следующей бухте. Возвращаясь, подошли к пристани в Карантинной гавани. Дав с портового катера лейтенанту Овандеру китайца, знающего русский язык, поручил ему опросить китайцев, живущих около места стоянки крейсера, а шхипера портового катера послал на маяк опросить там его прислугу. Возвратившийся лейтенант Овандер доложил, что китайцы рассказали, что они видели крейсер на прежнем месте до наступления темноты, причем его сильно раскачивало и било о камни. Ночью же они слышали несколько взрывов, а утром крейсера уже не было.

Полагаю, что во время ночной полной воды крейсер SO штормом сорвало с мели и он вытравил канат до жвака-галса и, разворачиваясь во время перемены течения, задел за начало 2 линии заграждения, которая, по словам старшего офицера транспорта "Енисей" лейтенанта Дрешера, были поставлены севернее предположенной по плану, и начало ее было от одного до двух кабельтов от места, где стоял "Боярин". Предположение это подтверждается слышанными ночью взрывами, как вахтенными начальниками на миноносцах, так и показаниями китайцев».


Ну вот и всё, в сущности.
По нашему обыкновению, Матусевич  действовал не спеша, почему-то не посчитав нужным оставить на брошенном «Боярине» аварийную партию, а лишь закрепив его к берегу якорем.
Начавшийся шторм сорвал крейсер с мели и выбросил, наконец, на наше минное заграждение. После нескольких (!!!) подрывов «Боярин» затонул в 40 саженях от юго-западного мыса острова Зюйд-Саншантау.

12 февраля Временный военно-морской суд рассмотрел дело командира погибшего крейсера и признал его виновным в преждевременном оставлении корабля.
На берегу Талиенванского залива были обнаружены две мины с номерами, принадлежавшими транспорту "Енисей" и в море несколько всплывших мин. Вскоре на берег выброшено еще 10 мин, взорвавшихся при ударе о камни. Причинами являлась недостаточная прочность минрепов и малый вес якорей. При свежей погоде мины дрейфовало и обрывало минрепы.

Вот так: из-за халатности и непредусмотрительности производителей русских мин,  отчего их легко срывало с минрепов, они из грозного оружия для врагов превратились в неуправляемую угрозу прежде всего для СВОИХ кораблей. (Минные заграждения  на той войне наши корабли ставили в основном у СВОИХ берегов и портов).

Интересные воспоминания о некоторых деталях  этой трагедии оставил Контр–адмирал Д. В. Никитин (Фокагитов). Вот некоторые выдержки их них:
«Это было 29 января 1904 г., на третий день после начала русско–японской войны...
 Зоркие востроглазые сигнальщики скоро распознали в быстро идущей к нам на сближение средней точке крейсер 2 ранга «Боярин» (им командовал капитан 2 р. Сарычев, георгиевский кавалер за китайскую войну) и с ним два эскадренных миноносца.
Идя большим ходом, не менее 25 узлов, противоположными курсами, оба маленьких отряда, наш и «Боярина», быстро сошлись друг другу на сговор. Но нас всё же отделяло значительное расстояние.
«Боярин», державший позывные, поднял сигнал. За мглистой погодой, дальностью расстояния и быстротой расхождения наши сигнальщики не успели его разобрать. Мы разошлись с «Боярином», не поняв его желания.»(!!!)

Печально, что «зоркие востроглазые сигнальщики» не смогли распознать сигнал с «Боярина»: «Следовать за мной». Вот так и управлялись наши корабли на море даже днём, в не боевой обстановке...


И вот некоторые выводы контр–адмирала Д. В. Никитина по причинам ЧП с «Боярином»:


5. Перед самым отходом «Боярина» командиру его был вручен секретный пакет, как потом выяснилось, с планом минного заграждения, которое должен был поставить «Енисей».
6. «Смелый» и «Стерегущий» при встрече с «Боярином» не разобрали его сигнала, который, как оказалось, означал: «следовать за мной».(!!!)
7. Командир «Боярина» по какой–то причине не вскрыл тотчас же секретного пакета, вошел в бухту Талиенван, наскочил на мину, поставленную «Енисеем», и получил пробоину.
8. Предполагая (!!!), что его крейсер скоро должен затонуть, командир «Боярина» снял с него команду и перевез на пришедшие с ним эскадренные миноносцы. При взрыве погибло пять человек кочегаров и два–три человека получили контузии.
9. В свой раненый корабль кап. 2 р. Сарычев приказал пустить мину Уайтхеда с одного из миноносцев.
10. Не дождавшись затопления своего корабля, Сарычев с миноносцами возвратился в Порт–Артур.
11. «Боярин» не затонул, ни от мины Уайтхеда, пущенной в него с миноносца, ни от мины заграждения «Енисея».
12. Адмирал Старк, получив известие об этом, для выяснения дела на месте послал капитана 1 р. Матусевича (начальника отряда) с двумя миноносцами.
13. В это время начался жесточайший тайфун, «Боярин» же еще держался на воде.
14. Кап, 1 ранга Матусевич, не имея возможности отбуксировать «Боярина» в Порт–Артур из–за шторма, поставил его на якоря, опасаясь, чтобы его не унесло в море и он не попал бы в руки неприятеля.
...
17. Брошенный всеми «Боярин» во время шторма сорвался с якорей, был отнесен на наши минные заграждения, вновь подорвался на мине «Енисея» и затонул в Талиенванском заливе.
18. При изучении плана минного заграждения, поставленного «Енисеем», оказалось, что мы тоже прошли по этому заграждению, когда поворачивала обратно к Артуру... Если мы не взорвались, то только потому, что прошли минное заграждение в момент прилива, когда вода в море поднимается на несколько метров.
19. Этим же надо объяснить, что не взорвались и те два миноносца, которые сопровождали «Боярина», а взорвался только «Боярин», сидевший глубже миноносцев.
20. Гул выстрелов, которые мы слышали, когда проходили около острова Kenn, по времени относился к взрыву самого «Енисея». Мы его слышали со стороны моря, а не со стороны берега, потому, что остров перед Талиенванским заливом закрывал нас.
21. Мы не видели «Енисея» в момент его гибели по той же причине: гористый остров закрывал его от наших взоров.


Был суд в Артуре, еще до тесной осады. К суду был привлечен только командир «Боярина» кап. 2 р. Сарычев. Он был осужден, но не очень строго, был признан виновным в преждевременном оставлении поврежденного крейсера. Дальнейшая его служба в осажденной крепости проходила на берегу.



Эти печальные факты омрачили и без того неудачное начало русско–японской войны».


Приговора суда мне найти не удалось, но, видимо,  он был очень «мягким».
Похоже,  что Сарычева просто «списали» на берег, даже не лишив наград и званий.
Хотя самое малое, что он заслуживал – разжалование в рядовые и направление на фронт в качестве штрафованного.
Но… классовая солидарность г.г. офицеров и тут сыграла свою роль и  спросить как следует за позорный поступок, совершённый в боевой обстановке с него не захотели.
Следствием этой «мягкотелости» были и другие позорнейшие сдачи: генералом Стесселем – Порт-Артура, адмиралом Небогатовым – 4-х броненосцев японцам без боя 15 мая 1905 года и т.д.


Поскольку в этом эпизоде войны самое активное участие принимали русские миноносцы, есть повод в следующей главе поговорить о них.

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/04/10/378