14. Карточки учёта неисправностей авиационной техники
Очередной мой перевод в Главный Вычислительный Центр МАПа был осуществлён по моему собственному желанию, но, скорее всего с подачи Молчанова. К этому переводу были и более прозаические причины. Я не мог забыть своё снятие с должности начальника весовой бригады за дерзкое выступление на открытом партийном собрании в 1961-ом году.
На новую работу меня пригласил Митюшкин Валентин Иванович, которому директор ГИВЦ Черкасов Юрий Михайлович дал задание об организации соответствующей службы. Работу по созданию нового подразделения надёжности проводила Главная инспекция качества и надёжности МАП.
Скорее всего, и Митюшкина и меня в МАПе узнали с подачи Молчанова, который знакомился с работой служб надёжности в Химках у Грушина в НПО "Факел", где работал в службе надёжности мой будущий начальник Митюшкин, и в Тушино в КБ-82, где до этих событий руководил бригадой надёжности я сам.
Наши кандидатуры, Митюшкина и мою, наверное, подбирала и проверяла Главная инспекция по качеству и надёжности МАП, которую возглавлял в то время Анатолий Евтихов, а более детальную информацию о наших с Валентином способностях исследовал начальник отдела надёжности МАП Борис Григорьевич Петляков, племянник великого авиационного конструктора Петлякова Владимира Михайловича.
Моим непосредственным командиром стал начальник отделения ГВЦ Валентин Иванович Митюшкин, принятый раньше меня Черкасовым на эту должность. Меня брали на должность начальника отдела подразделения, которого ещё не было, но которое надо было быстро создать. Подробно меня "допрашивали" вместе и Черкасов и Митюшкин. После подробных расспросов и объяснения главной задачи нашей службы – решили принять.
Перед новой службой ставилась сверхсложная задача: в короткий срок организовать сбор и обработку карточек учёта неисправностей по гражданским и военным самолётам всей нашей страны. Работали отчаянно и с большой отдачей так, что через три года наш ГВЦ превратился в институт и стал называться сокращённо ГИНИВЦ, а развёрнутое название звучало так: Главный Информационный Научно Исследовательский Вычислительный Центр МАП. Позже назвали “ящиком” п/я Г-4472 и , наконец, назвали открыто НИИ Экономики МАП.
А тогда, в самом начале становления нашего отделения, главным было полное доверие между руководителями разного уровня. Я решал технические вопросы, Митюшкин организационно-технические, а Черкасов внимательно выслушивал мнение каждого и по любому сложному вопросу оперативно принимал оптимальное решение.
В самом начале создания нового подразделения мне приходилось делать многое, не свойственное чисто инженерной профессии, пришлось даже самому набирать кадры.
Наша служба находилась в ближайшем Подмосковье, в "Рабочем Посёлке" на улице Ивана Франко, дом 143. А отдел кадров нашей фирмы находился в Москве на Дубининской улице в районе Павелецкого вокзала. Я сразу обратился к начальнику отдела кадров ГВЦ с просьбой помочь нам в наборе людей. Сначала он согласился, а через неделю сказал, что не может нарушать существующие правила: закрытое предприятие не имеет права публиковать объявления о приёме на работу в открытой печати. В результате я потерял много времени.
Пришлось этот вопрос решать самому, нарушая мешающие правила секретности. Я написал текст объявления:”Организации на постоянную работу требуются специалисты, окончившие МАИ, МАТИ. Звонить по телефону ..."
Объявление размножили на ЭРА, которые были в нашем подразделении для снятия копий с карточек учёта неисправностей, и я попросил своих сотрудников расклеить копии объявлений в разных районах города по месту их жительства.
Первый звонок пришёл неожиданно: "Это отдел кадров?" – спросили меня. Я сходу автоматически ответил:"Вы ошиблись номером".И только повесив трубку я понял, что произошло – мои объявления сработали!
Сотрудников набрали за короткий срок. С кандидатами в сотрудники сначала проводил подробное, но без записи на бумагу, собеседование я, потом Митюшкин, и , наконец, в особых случаях, принимал окончательное решение сам Юрий Михайлович Черкасов.
Мы начинали с обработки карточек учёта неисправностей по семи гражданским самолётам. Снимали копии карточек с помощью ЭРА и рассылали по разным адресам: разработчикам и изготовителям самолёта, разработчикам и изготовителям аппаратуры. Информацию обрабатывали на алфавитно-цифровой машине с помощью стандартных 80-и колоночных перфокарт, на которые "набивалась", точнее, на которые переносилась основная информация с карточек учёта неисправностей, по которой можно было определить надёжность аппаратуры, функциональной системы или самолёта в целом.
По утверждённому положению наше подразделение должно было выпускать отчёты по надёжности авиационной техники по всем самолётам и ГВФ и ВВС с периодичностью один раз в квартал (ежеквартальные отчёты).
При выпуске первого ежеквартального отчёта по гражданским самолётам никакой механизации обработки информации ещё не было, да и народ был неопытен. Нашу работу контролировал представитель ЛИИ пенсионер Мазурский Михаил Иосифович, который приезжал к нам через день. Инженеры ЛИИ разработали методические материалы, что-то вроде инструкции по обработке информации по надёжности самолётов. Оборудование каждого гражданского самолёта условно разбивалось на десять функциональных групп, военного – на одиннадцать.
Многое приходилось осваивать в темпе и на ходу. Предложенные ЛИИ классификаторы не исправностей никуда не годились, пришлось изобретать свои. Чтобы уложиться в 80-и колоночные перфокарты, мы воспользовались опытом работ в этой области ГосНИИ ГА и НИИ ЭРАТа. Пришлось потратить манго сил и времени на создание общей для гражданской и для военной авиации односторонней карточки учёта неисправностей (надо было экономить расходы на бумагу). Первые "ежеквартальные" отчёты приходилось делать вручную. Весь наш дружный коллектив вместе с Митюшкиным раскладывал карточки учёта неисправностей на своих рабочих столах, предварительно сортируя их по различным признакам: по типам самолётов, по функциональным группам и по видам неисправностей. В каждом случае составлялись сводные статистические таблицы. Я сделал схему сортировки карточек неисправностей для исполнителей. Копия такой схемы находилась перед каждым сотрудником.
Когда к нам приехал в очередной раз Мазурский, представитель ЛИИ, то он воскликнул: "Это настоящая научная организация труда!"
Весь малочисленный состав наших трёх отделов мы с Митюшкиным ежеквартально бросали на сортировку и обработку информации, как на сбор картошки. А в первых "ручных" отчётах мы нахально написали: "Обработка информации проводилась с применением вычислительной техники. Написать: ”с применением ЭВМ” – мы всё-таки постеснялись...
Но мы все, сотрудники вычислительного центра, были беззаветно преданы прогрессу и верили в грядущую техническую перспективу нашей крылатой отрасли!
Мы старались в авиационной надёжности навести полный информационный порядок. Нам удалось унифицировать форму карточек для гражданских и военных самолётов, разработать одностороннюю форму карточки, чтобы не тратить зря бумагу при изготовлении копий. Вскоре пришли к нам зарубежные "Ксероксы", которые заменили наши "маломощные" копировальные аппараты ЭРА.
Особенное напряжение работа достигла в 1970-ом году перед открытием двадцать четвёртого съезда КПСС. Наше отделение получило новейшую технику ЭВМ "Минск-22". Возник вопрос: а как быть с перфокартами, набитыми раньше на алфавитно-цифровой технике? Разве можно их выбросить? Ведь это потеря большого статистического материала.
Как, не выбрасывать, а использовать накопленную ранее статистику?
О том, что происходит наступление новой электронно-вычислительной техники на старую алфавитно-цифровую, было известно заранее. Поэтому я заблаговременно направил двух своих программисток в Минск на курсы повышения квалификации. Я не программист, но думал, что если в обоих вариантах техники (алфавитно-цифровой и ЭВМ) первичная информация набивается на одни и те же стандартные 80-и колоночные перфокарты, то можно создать программу перевода из одной системы кодирования в другую, ведь здесь очевидно существование однозначного соответствия кодов.
Я дал задание новоиспечённым программисткам, но они эту работу выполнять отказались: "Нас в Минске этому не учили, такую программу создать нельзя!". Дали мне тетрадь с конспектом лекций, действительно такой алгоритм в Минске не рассматривался, были подробно описаны только самые простые и элементарные арифметические действия: сложение, вычитание, умножение и деление... Элементарная логика в конспектах не объяснялась.
Мне пришлось поехать в Люберцы в НИИ ЭРАТ (Научно-Исследовательский Институт Эксплуатации и Ремонта Авиационной Техники) к военным программистам на консультацию, может быть действительно я не прав?
Обратился к капитану Скляру, толковому программисту, с вопросом по поводу возможности создания программы перевода информации из одного кода в другой, если исходная информация нанесена на однотипный технический носитель (80-и колоночные перфокарты).
Капитан задал мне только один вопрос:"Как перфокарты входят в приёмник ЭВМ: торцом или плашмя?" Я вспомнил: "Торцом".
Скляр заключил:"В таком случае программу перевода можно создать!"
Когда мои "специалистки" узнали, что это мнение самого Скляра (они были с ним знакомы по работе), то программа была в скором времени создана.
Примерно перед принятием моими программистками положительного для меня решения, я был в Уланском переулке у нашего Главного Черкасова в его кабинете, там же находился и Главный инженер Потылицын. Я решал какие-то проблемы с Юрием Михайловичем, а Потылицын вдруг сделал мне замечание: « Что ты там над девчонками издеваешься? Разве можно сделать программу перевода, надо вырубать рубильники, менять"чёт" на "нечет"?»
Услышав такую галиматью от Главного инженера, я сдержался и промолчал. Это произошло ещё до моей поездки в Люберцы к Скляру.
В Уланском переулке перед показом Министру Авиационной Промышленности Петру Дементьеву новых ЭВМ и процессов обработки информации мне и нашим инженерам пришлось заниматься такелажными работами. Надо было втащить на второй этаж в выставочный зал несколько ЭВМ и другую аппаратуру по обработке и передаче информации. После показа Министру выставку достижений средств ЭВМ должны были посетить делегаты 24-го съезда КПСС (24-ый съезд проходил в Москве в 1971-ом году с 30 марта по 9 апреля).
За такелажными работами меня увидел Потопалов, он пришёл в МАП на совещание и остановился у гардероба. Я, конечно, поздоровался с ним, а он сказал: «Здравствуй, Геннадий, вижу, что ты действительно занимаешься "научной» работой, как ты и собирался, когда уходил из КБ-82!?" – пошутил Александр Васильевич.
"Ничего не поделаешь, ради прогресса приходится и такелажничать, Александр Васильевич" – ответил смущённо я.
Время было напряжённое и тревожное. Как-то сижу в рабочем посёлке в основной нашей резиденции, на территории Загранпоставки (ул. Ивана Франко, 143) и вдруг звонит Черкасов: «Срочно приезжай с секретными ежеквартальными отчётами в Уланский, чтоб был здесь через сорок пять минут!". Я растерялся, Митюшкина не было, что делать?
"Юрий Михайлович, мне только на одну дорогу в Уланский переулок надо часа полтора!" – пробормотал я.
"Ничего не знаю!" – сказал Юрий Михайлович и повесил трубку. Я стал лихорадочно соображать. Поручение Черкасова надо было выполнить любой ценой. В то время решалась судьба нашего тогда ещё вычислительного центра: стать институтом или нет! Сначала я составил подробный список материалов, которые надо взять с собой, включая ежеквартальные отчёты, и пошёл с этим перечнем в первый отдел.
Начальницы нашего первого отдела Ирины не было, была её заместительница Галина. Я с трудом уговорил Галину взять секретные материалы по перечню в свой спецчемодан под мою личную ответственность. Пропуска у нас были "вездеходы", мы спокойно проходили через проходную Загранпоставки в любое время. Но дело в том, что было уже 2 часа дня и последний рейсовый автобус "Загранпоставка – Уланский" ушёл в 12 часов дня...
Делать нечего, пришлось нарушить порядок и поехать в Уланский … на такси.
Когда минут через сорок пять я появился в кабинете у Черкасова, он сильно удивился и сказал одному из присутствовавших там начальников отдела: «Вот видишь, Юрьев приехал с материалами из Рабочего посёлка в Уланский переулок всего за сорок пять минут, а ты с Дубининской не успел! Я же его не спрашиваю на чём, он прилетел: на самолёте или вертолёте – главное он прибыл с материалами вовремя!"
Технологию моего быстрого прибытия в Уланский я долгое время сохранял в тайне.
Через некоторое время аналогичный случай произошёл в присутствии моего непосредственного начальника Валентина Ивановича Митюшкина. Вдруг раздался звонок от Черкасова:
"Срочно с материалами ко мне!"
Валентин Иванович растерялся:"Что будем делать?". Пришлось раскрыть ему мой секрет использования такси. Собрали материалы по списку в спецчемодан и с представителем первого отдела вышли за проходную и поймали такси...
"В Уланский переулок , срочно" – попросили мы водителя.
"А я Москву не знаю, только что демобилизовался", – "обрадовал" нас водитель. Пришлось ему ехать по нашим подсказкам:"налево, а теперь направо" и наоборот. Ехали со страхом, но кончилось всё благополучно.
Труды наши были не напрасны – через три года Главный вычислительный центр стал называться Институтом. Наш коллектив со всем своим хозяйством постепенно перебрался из Рабочего посёлка в Москву на Дубининскую, поближе к Уланскому. Работа кипела. Мы получали карточки учёта неисправностей авиационной техники по новой форме (односторонней), снимали c оригиналов необходимое количество копий и рассылали их по адресам. Мы научились переводить информацию с алфавитно-цифровой кодировкой (”набитые» ещё в! 969-ом году) на такие же 80-и колоночные перфокарты, но в кодах Минска-22, другими словами – мы не потеряли ранее собранную информацию! Главное – мы наладили выпуск ежеквартальных отчётов!
Здесь надо сказать несколько слов о копировальных аппаратах. Я уже упоминал, что на старых ЭРА далеко не уедешь. Производительность никудышная, качество ниже нормального уровня. В это время МАП надеялся получить для нас из Англии "Ксероксы", новейшие копировальные аппараты высочайшего качества. Но дело в том, что английские докеры в это тревожное для нас время вдруг затеяли забастовку и отправка долгожданных "Ксероксов" надолго задержалась. Что делать? Я решил разобраться в проблемах копирования детально, ведь "Ксероксы" могут и вовсе не поступить к нам. Я взял на выборку около тысячи карточек учёта неисправностей, рассортировал их сначала по цвету бумаги (белый, серый, голубой, розовый, зеленоватый, желтоватый и др.) потом по цвету используемых при заполнении чернил (чёрный, синий, голубой, зелёный, фиолетовый, красный, розовый и др.). По проведённым мной подсчётам получилась ужасная цифра: только 4% карточек из всей выборки были ”съедобны" для наших ЭРА – только они были на белой бумаге и заполнялись чёрными чернилами! Я испугался сам и напугал своим открытием Митюшкина. Что, если и "Ксероксы" не смогут снимать копии с таких карт? Я старый фотолюбитель и решил использовать при снятии копий на ЭРА светофильтры. Выдержка увеличивалась во много раз, производительность резко падала. Решили обратиться в НИКФИ (Научно-исследовательский Кино-Фото Институт) к начальнику лаборатории Фридману Исидору Мироновичу. Я взял с собой несколько самых плохих карт и показал их Фридману. Он сходу прокомментировал: ”Вас спасёт только применение изопанхрома, только фотокопии!”
На всякий случай были выполнены работы в НИКФИ на изопанхроме. Решение Фридмана подтвердилось полностью! Наше положение было катастрофическим, мы просто заживо пропадали, переход на изопанхром требовал приобретения совершенно другой копировальной техники и экономических затрат совершенно другого порядка! Мы, конечно, с Валентином крепко испугались, но на всякий случай всё-таки заказали в Лыткарино набор светофильтров для наших ЭРА. Мы боялись, что докеры забастовали надолго и слабо надеялись на то, что "Ксероксы" смогут внятно копировать наши нечитаемые карточки.
В скором времени забастовка докеров закончилась и к нам в страну прибыли долгожданные "Ксероксы". К нашей большой и неописуемой радости оказалось, что зарубежные специалисты намного умнее нашего института НИКФИ.
Вместо дорогостоящих светофильтров, навинчиваемых на объектив, создатели "Ксерокса" придумали простую вещь: подсветка карточки осуществлялась зелёным, "бутылочным" светом!
Проблема качественного копирования карточек была решена! Чиновники Министерства, знакомясь с новой техникой, пытались снять копии с денежных пятирублёвых купюр, и очень огорчились, что копии были не цветные, а чёрно-белые...
Я уже говорил, что мы выпускали ежеквартальные отчёты по надёжности гражданских и военных самолётов. Кроме отчётов, мы также рассылали копии карточек учёта неисправностей, обнаруженных при эксплуатации авиационной техники в адреса разработчиков и изготовителей самолётов и аппаратуры, мы также выпускали табуляграммы, сортируя неисправности по типам самолётных систем и аппаратуры с учётом частоты их возникновения. Помню , что информация об отказах, например, радиостанции Р-802, устанавливаемой на гражданских самолётах, в наших табуляграммах занимала десятки метров! На информирование специалистов об отказах авиационных агрегатов (массовые и не очень) в ГВФ и ВВС мы расходовались километры бумаги... Дело не только в экономии средств, главное заключается в ответах на простые вопросы: "Как руководству Министерства разобраться в таком большом потоке информации? Как в этих условиях управлять процессом, как влиять на надёжность авиационной техники?"
Начальник отдела надёжности МАП, Петляков Борис Георгиевич, предварительно озадачил этой проблемой Митюшкина и меня, а потом вызвал нас к начальнику Главного Управления по качеству МАП, Анатолию Иосифовичу Евтихову. Начальник Управления поставленную перед нами задачу сформулировал примерно так: "У меня нет времени просматривать километры ваших табуляграмм. У меня нет времени даже листать сравнительно более компактные ежеквартальные отчёты, мне от вас нужна предельно сжатая информация по надёжности авиационной техники объёмом максимум на одну страницу!”
Озадаченные и очень расстроенные такой беседой мы с Митюшкиным ушли из кабинета... Поставленная Евтиховым перед нами задача показалась невыполнимой. Соображать пришлось больше месяца. Соображали тяжело и долго, но, в конце концов, с большим трудом, но родилась ”гениальная” и в то же время очень простая идея:
• из каждой группы самолётов (ГВФ и ВВС) мы выбирали по три наиболее ”ненадёжных” типа;
• по каждому типу “ненадёжных”самолётов мы выбирали по три самых “ненадёжных” функциональных группы;
• в каждой функциональной группе по такому же принципу мы выбирали по три наиболее ”ненадёжных” агрегата.
”Сжатую” до предела информацию мы втиснули в разработанную нами соответствующую удобную табличную форму.
Используя предложенную нами ”сжатую” табличную форму представления информации, начальник Главного Управления по качеству Анатолий Евтихов теперь мог позвонить любому из "проштрафившихся" Главных конструкторов и уверенно сообщить о недостатках его авиационной техники примерно таким образом:
"Уважаемый Иван Иванович, Ваш самолёт Ив-1 за прошлый квартал сего года имеет такое-то количество неисправностей по конкретной функциональной группе из-за отказов такого-то агрегата. Прошу Вас срочно принять необходимые меры!"
В созданной форме отчётности указывался разработчик и завод-изготовитель самолёта, а также разработчик и изготовитель агрегата (или детали). Теперь Евтихов мог по предложенной форме чётко и сжато сообщить Главному конструктору всю , необходимую для управления процессом улучшения эксплуатации самолётов информацию!
Это была очень большая наша победа. Правда, в одну страницу "сжать" информацию нам не удалось, "жалобных" страниц получилось не менее пяти по каждой из групп самолётов (ГВФ, ВВС). Но это уже не были бесконечные километры неотфильтрованных табуляграмм!
Мне кажется, что в решении этой информационной задачи помогла не только интуиция, но и известная поговорка: ”Бог троицу любит!”
Наше отделение, которое почему-то тогда мы называли сектором, ещё целиком со всеми отделами находилось на территории "Загранпоставки" в Рабочем посёлке, но эйфория успеха ещё долго кружила наши головы. Я написал , в 1973-ем году, гимн подразделения:
У нас отличных три отдела:
ОМО,ОИСА и ОПАР.
Отказ кодируем мы смело
И рубим горы перфокарт.
Мы кодировку улучшаем,
Ведём отказам точный счёт,
И нас на подвиг вдохновляет
Ежеквартальный наш отчёт.
Но после каждого отчёта
От цифр у нас рябит в глазах,
Ведь мы работаем на совесть,
На совесть – только не за страх!
Рассылка копий карт несложна,
Коль осторожно подойти.
Но попадётся адрес ложный -
Вернётся карточка с пути!
И если карточка вернётся,
Не по адресу попав,
Отдел рассылки улыбнётся:
И не такое он видал!
Табуляграммы посылаем
Во все концы, во все края!
Не каждый их ещё читает,
Но есть у нас уже друзья!
Мы на работе не скучаем,
Стремимся только лишь вперёд!
С большой надеждою встречаем
Мы этот первый Новый год!
ОМО – отдел машинной обработки;
ОИСА – отдел инженерно-статистического анализа;
ОПАР --отдел первичного анализа и рассылки.
Последний куплет гимна подчинённые переиначили:
Мы на работе не скучаем,
Скучать начальство не даёт,
Поутру рано нас встречает
И это длится круглый год.
Нас охватила эйфория от завоёванных успехов. Распирало чувство нашего могущества в делах надёжности. Но хотелось достичь ещё большего: прогнозировать и эффективно управлять надёжностью! Информация, которую мы рассылали в форме копий карточек учёта неисправностей разработчикам и изготовителям самолётов и аппаратуры, выдавали Главным конструкторам самолётов и фирмам-изготовителям в форме ежеквартальных отчётов, а так же в виде километровых распечаток-табуляграмм. Перечисленная разнообразная информация поступала к адресатам с большим опозданием по времени, примерно на целый квартал.
Даже сжатые справочные таблицы, которые нам удалось придумать по просьбе Анатолия Евтихова, были всего лишь статической оценкой прошлого состояния надёжности авиационной техники. Хотелось, да, наверное, и требовалось достичь ещё большего, хотелось научиться прогнозировать надёжность техники и оперативно управлять качеством выпускаемой продукции. У меня возникло предложение о необходимости создания новой службы, которая разработала бы программы, способные прогнозировать надёжность авиационной техники. С этим своим новым предложением я пошёл на приём к Юрию Михайловичу Черкасову.
Черкасов понял предложение сходу, быстро согласился и сказал в заключение нашего разговора:”Создавай новый отдел!”.
"А кто будет руководить старым отделом?" – спросил с любопытством я.
"Да, хоть Рыбин, там всё налажено!" – заключил Черкасов.
Я окунулся в дела по организации нового отдела и подбору кадров. Времени для творческих исканий практически не оставалось. Но всё-таки у меня возникла мысль, ещё совсем логически не оформленная, о том, чтобы попытаться создать методику оценки деятельности предприятий по обеспечению качества выпускаемой продукции (так эта методика стала называться когда, много позже, наконец появилась на свет). В описываемое время точного названия методики не было, было только интуитивное стремление к новому подходу к проблеме оценки качества деятельности предприятий при обеспечении надёжности продукции.
В моём новом отделе появились новые люди и я поручил Лидии Черкашиной заняться интересной проблемой. Кстати, Черкашину я принял в состав отдела по рекомендации самого Петлякова: «Бери, её муж кандидат технических наук!» Черкашина с умным видом конспектировала мелким аккуратным почерком описания различных систем по управлению качеством продукции типа горьковской системы КАНАРСПИ (Качество, Надежность, Ресурс, С Первых Испытаний), САПР (Система Автоматизированного ПРоектирования) и других. Вникать в её работу было некогда, давал общие указания, надеялся, что она сама придумает новый подход к решению задачи после изучения и анализа существующих систем по указанной теме.
В результате долгого труда появился подробный перечень и описание существующих систем управления качеством, а не методика оценки качества выпускаемой продукции... Полный провал. Учёное звание её супруга Лидии не помогло...
В новый отдел нужны были хорошие программисты. Лев Яковлев, начальник отдела программистов на территории Рабочего посёлка, воспользовался ситуацией и подбросил мне Петрову Леонору Сергеевну, которая, как я узнал через отдел кадров, якобы имела пятилетнюю дочь от Черкасова. Яковлев свою "доброту" объяснил мне тем, что Петрова живёт в Видном и ей ехать на Дубининскую ближе, чем до Рабочего посёлка.
Черкасов мой выбор одобрил и утвердил: "Тебе нужны программисты – бери, только следи , чтоб она не отлучалась в Прокуратуру в рабочее время".
Я его спросил: "Юрий Михайлович, мне сразу увольняться или потом?"
Он в ответ рассмеялся вместе с Потылицыным, который в это время находился у него в кабинете. К сожалению, так и получилось, как я предполагал. Территория на Дубининской была неохраняемая, рядом здание прокуратуры, удержать Леонору на одном месте невозможно. Надзирателя из меня не вышло. Работать в таком режиме было очень тяжело. Отдел надёжности МАП, в лице Петлякова, ставил перед нами всё более сложные задачи. Для их решения нужна была дополнительная информация, которую хранили в своих секретных чемоданах старики-пенсионеры, бывшие военные. Они боялись, что если отдадут нам свои ”секреты", то их руководство немедленно уволит. Объяснить Петлякову "на пальцах", что нам нужна дополнительная информация от его исполнителей для решения новых задач было очень трудно. Пришлось долго и мучительно думать. Решение пришло гениальное и убедительное, но не сразу. На огромном листе ватмана мои художники изобразили для наглядности три прямоугольных рамки с наименованиями новых задач.
Вверху плаката слева и справа были указаны наименования элементов, входящих в состав постоянной и переменной дополнительной информации. К каждой из трёх сформулированных задач тянулись информационные нити, соответственно от тех элементов, знание которых необходимо для их решения. Если какая-либо информационная линия нарушалась (не поступала информация), то задача, находящаяся в режиме информационного "голода" не могла быть решена. Потребность дополнительной информации для решения каждой задачи на плакате выглядела довольно убедительно.
С помощью такого наглядного графического представления Петляков понял, какую дополнительную информацию по надёжности самолётов нам надо, и заставил "дрожавших"пенсионеров раскрыть свои чемоданы! Лопатин, наш сотрудник, назвал эти волшебные наглядные плакаты настоящей Научной Организацией Труда. На бесполезные переговоры "на пальцах" с Петляковым я ходил вместе с ним и убедительную силу плаката он почувствовал особенно остро, помог собственный горький опыт!
К сожалению, условия моей работы с приходом в отдел Петровой резко изменились, приходилось выполнять функции надсмотрщика. Работа отдела по инерции продолжалась на высоком уровне, проводились выступления перед различными специалистами смежных министерств. Из зрительного зала мои выступления на сцене выглядели серьёзно и убедительно. Тогда во время перерыва я среди слушателей нашёл начальника отдела НИИ МОП Чиркова Вячеслава Карповича и попросил его взять меня к себе в отдел начальником сектора, чтобы заняться вплотную разработкой методики по оценке деятельности предприятий по обеспечению качества выпускаемой продукции. Руководство нового института долго не могло понять причину моего перевода с понижением в должности. В конце концов мне удалось убедить Чиркова в том, что я действительно по своему желанию перевожусь с понижением в должности из-за сложившейся обстановки в ГИНИВце.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
http://www.proza.ru/2012/04/01/743