Предисловие: В августе 2023 года я добавил в название вставку: "Рассказ о моих стариках" потому, что читатели думают, что рассказ о коте Ваське, а поскольку среди читателей не только любители животных - проходят мимо.
На фото: кот Васька на двери; справа: моя мама - Гарина Марианна Оскаровна и отчим - Долинов-Герцештейн Борис Маркович на празднике 9-е мая 2003г. Воронеж.
Когда в семь утра я пришел к маме варить овсяную кашу, они с отчимом еще спали, а общий для всего подъезда упитанный полосатый серый кот Васька доедал на кухне остатки вчерашнего гриля. Полдня он проводил с дворовыми друзьями на помойке, а потом мама пускала его к себе, и он барствовал в чистоте, тепле и сытости. Все мои попытки избавиться от этой заразы, мама пресекала на корню.
Повернув ко мне свою бандитскую рожу, Васька презрительно сверкнул зелеными глазами и всем своим независимым видом сказал:
- Хоть ты и кричал намедни, что убить меня мало, а руки коротки! Нейтралитет держать должон! Ишь, разошелся!
Ну, слопал я мамин гриль – так ты еще купишь! А вечером, когда уйдешь, мне мама твои рыбные котлетки даст… вкусно ты готовишь!
- Ах, ты стервец, - прошипел я, поддавая его ногой под толстый зад, - попадешься ты мне, где-нибудь на улице, зараза!
- Поймай сначала, - огрызнулся кот и, презрительно ухмыльнувшись, прошмыгнул мимо меня к маме на кровать. Там он чувствовал себя в абсолютной безопасности. Она уже проснулась, но была явно не в духе.
Когда-то светлая и умная ее головушка работала все хуже и хуже. Склероз усиливался, и она начала терять память. Часто не понимала, где находится, перестала смотреть телевизор. Собирала узелок, увязывая в него всякие ненужные вещи, безделушки и порывалась уйти из дома. На всякий случай во все мамины карманы я положил бумажки с адресом и моим телефоном.
Сидя на кровати и поглаживая грязного Ваську по загривку, мама читала старые письма из шкатулки, принимая их за свежую почту.
- Сына! - сообщила она мне, - Надежда из Москвы приезжает. Тебе надо ее встретить, а куда положить ее – ума не приложу…
- Мам, не надо беспокоиться, это старые письма, им уже больше двух лет, а подруга твоя больна, недавно звонила. Никто к тебе не едет!
Еще год назад мама, человек аккуратный и обязательный писала десятки писем своим друзьям и знакомым, а сейчас на старых исписанных открытках выводила каракули и просила меня их отправить.
В квартире постоянно пропадали документы, ценные вещи, которые иногда находились в самых невероятных местах, или совсем исчезали безвозвратно. Доставалось и мне. Сейчас она чесала Ваське за разорванным в боях ухом и приговаривала:
- Котя хороший, котя маму любит, мама покормит своего котю вкусненьким.
Кот, от удовольствия закрыв глаза, мурчал про то, что пусть у него даже пузо треснет, но он не против вкусного десерта.
- Он уже сожрал все, что было возможно! – откликнулся я, - очень прошу, мам, не давай ты ему свою курицу, гриль стоит недешево и покупаю его, чтобы порадовать тебя, а не эту скотину, которая шляется по помойкам, а ты его берешь на кровать и облизываешь! Притащит заразу! Заболеешь, не дай Бог! Этого мне только не хватает.
Мать, не обращая на слова ни малейшего внимания, грозно посмотрела на меня:
- Ты зачем мои любимые сережки украл? Вчера на столе лежали!
- Мам, да не брал я ничего. Эти сережки и перстенек я тебе на день рождения дарил, посмотри лучше в зеркало: одна серьга в ухе, а второй нет. Зачем мне было брать одну? Уж тогда бы я две прихватил…!
- Не знаю, не знаю... Чего от тебя хорошего можно ждать? Васька мне все рассказал. Ногой его пнул? Пнул! И за ухо дернул! Жестоко и не интеллигентно так обращаться с животными!
- Да врет он бессовестно! Буду я его рваные уши крутить! Смотреть противно. Это его на свиданиях коты подрали, а он на меня сваливает! Сексот поганый. Брешет и не поперхнется – брюхо его барабанное!
В это время Васька у мамы на руках с интересом наблюдал за головомойкой, которую она мне устроила по его инициативе. Вид у него был торжествующий.
Мама поджала губы, это означало, что разговор окончен, и пора умываться и завтракать. Себя она обслуживала сама.
- Жестокий ты, - как бы в завершение разговора, произнесла она сурово… - а кефир сегодня не хочу – принеси ряженку.
Магазин был за углом. Подходя к подъезду с ряженкой, услышал гром телевизора. Значит, проснулся Борис, отчим – девяностолетний вредный эгоистичный старик. Про себя я его называл просто «Бэ». Закрыв за собою дверь, я громко спросил его:
- Почему не одел слуховой аппарат? Мама уже оглохла от постоянно орущего телевизора! В конце концов, слушай в наушниках! Хамство какое! Даже Васька под диван забился!
Он выпучил глаза и замахал на меня сухими ручонками:
- Сгинь, сатана, сгинь!
Но я уже выключил телек из розетки и замотал один штекер скотчем, чтобы без меня не включал. Если это не сделать Бэ будет мучить маму телевизором весь день, а в девять вечера начинает ныть, чтобы выключили свет – он хочет спать и не разрешает маме зажечь настольную лампу, а она засыпает позже и любит читать на ночь. Но связываться с ним… Себе дороже. Сделал ей небольшую ширму – ему не понравилось.
Уже второй год каждое утро я варю им овсяную кашу и яйца всмятку, а потом обед, который заворачиваю в полотенца и одеяло. Суп и чай в термосах, потому что мать плохо соображает.
Доверять ей самой разогреть на газе, нельзя - взорвет весь дом. Уже один раз чуть это не случилось – пришел вовремя! Поэтому, уходя на работу, я отключаю подачу газа в квартиру. Хорошо работа позволяет все это делать и, несмотря на то, что самому за шестьдесят и болезней – куча, кручусь как белка. Отчим не помощник, а наоборот. Именно он доставляет мне львиную долю забот и хлопот! У него, как он сам говорит, две проблемы: живот и голова. Я думаю, что гораздо больше!
Главная – махровый эгоизм. Объедается слабительным и анальгетиками. От первого проблем больше. Анальгин, пенталгин, седалгин ест горстями, капает нафтизин по пузырьку за сутки! Вот и верь врачам, что анальгин вреден, а нафтизин сушит слизистую носа и в больших количествах не эффективен! Только что съел полпачки и поплелся в туалет, оставляя за собой вонючий след. Так и ходишь за ним с тряпкой.
Воду в унитазе старики мои почти никогда не сливают и что они туда кидают, уму не постижимо! Забивается постоянно. Чищу почти каждый день. Освоил новую специальность. Последний раз еле прочистил. Прихожу, а мама говорит, что в унитазе опять что-то чужое плавает! Я ей ответил, что это, наверное, американцы приехали к тебе и нагадили… Она засмеялась и спросила:
- А как они зашли?
Конфликты с Бэ постоянные. Как мама могла с ним прожить сорок лет? Меня он терпеть не может. Но тут уж взаимно!
Я считаю, что за мои моральные и физические мучения с ним мне полагается орден «Дружбы народов»!
В наших постоянных стычках мама, как правило, защищает его, правда, это не касается бытовых вопросов. Вот и сейчас я тащу его назад в ванную мыться, а он упирается, как осел, хватается руками за косяки дверей и подвывает:
- Зачем ты меня тащишь! Не хочу! Я буду жаловаться!
- Уж не в Стратсбургский ли суд? – съязвил я. Мама в это время, помогая мне, подталкивает его сзади своими маленькими скрюченными пальцами и приговаривает:
- Надо, Боренька мыться! Что ты, холера, упираешься? Все моются. Вон посмотри, даже Васька умывается! В это время Васька, сидя на полу, прилежно вылизывал у себя под хвостом.
-Что я вам плохого сделал, - скулил Бэ, - Оставьте меня в покое! Вертухаи!
- Ну, уж дудки,- отозвался я, - за стол посажу только с чистыми руками и штанами!
Когда, наконец, усадил их за стол, этот наглец Васька запрыгнул матери на колени и голову чуть в тарелку не воткнул. Взяв, для виду как можно нежнее, эту скотину за шиворот, как ребенка понес его к двери, но когда это было уже вне поля зрения мамы - придал ему пендалем хорошее ускорение в сторону его любимой помойки.
Так называемый сталинский послевоенный дом имел кухню размером не больше, совмещенного санузла, поэтому я крутился, подавая старикам еду, как участник конкурса гарсонов в Париже.
Маме я остудил кашу, помешивая ложкой и дуя на нее. Пока я наливал чай, Бэ, как опытный наперсточник, подменил тарелки!
Я крякнул от такого хамства и молча восстановил статус-кво. Бэ обиженно надул губы, выложил из кармана на стол свои две взаимозаменяемые вставные челюсти и стал разглядывать, какую ему надеть сегодня! Этими челюстями он всех доставал и ранее. Они у него ломались постоянно, потому что он сам подгонял их после протезиста, подпиливая напильником. Все ругали его нещадно, а он пилил и пилил. Каждый раз до облома!
Протезисты отказывались восстанавливать его протезы. Приходилось платить за его художества, он клялся и плакал, что больше не будет, но дня через два – три опять продолжал свое черное дело!
- Убери эту гадость со стола, - приказала мама, указывая на протезы. И возьми салфетку! Как не интеллигентно! Сына, придвинь-ка его к столу, ты же сзади не пролезешь!
Старики уже доедали кашу. Придвинув Бэ к столу, я налил им чаю, поставил их любимые овсяные печенья и банку сгущенки, без которой не обходился ни один завтрак. Бэ, из вредности, назло мне, опять отодвинулся на старое место и, в паркинсоне, зачерпнув ложкой сгущенку, понес ко рту, проливая ее по пути на скатерть, себе на чистые штаны, пол и подбородок. В этот момент на подоконник со стороны улицы запрыгнул Василий. Мать, увидав его, запричитала:
- Он, наверное, бедный, замерз, пусти его погреться!
- Мам, на дворе, чай, не зима, апрель месяц - но, посмотрев на страдальческое выражение ее лица, пошел к двери. Увидев меня, Васька без всяких с моей стороны действий рванул как на пятьсот и скрылся в арке.
- Он просто хотел проститься, - ответил я маме на ее немой вопрос в глазах - сообщил, что пошел в соседний двор к приятелям. У них там перевыборы… президента!
- Он так и сказал?
- Конечно, а когда уходил, то со мной не попрощался.
- Это он тебя не любит, потому что ты шпыняешь его постоянно! Будь с ним поласковее.
- А мы когда пойдем голосовать?
- А это тебе зачем?
- Ну, как же, положено...
- Мам, я пошутил, коты президентов не выбирают. А если бы и был президент котов, то он тебе зачем? У нас свой президент есть – не хуже!! А Васька твой набегается и придет.
- Да, конечно… Я понимаю, но ведь могут арестовать, если на выборы не пойдем? Еще вышлют!
- Вот же дернула меня нелегкая про выборы... Да нет никаких выборов! Я пошутил! Котиных президентов не бывает, президенты только у людей! У нас вот Путин…
- Правильно, вот Путин нас знает… помнит! Он лично нас поздравил! Открытку прислал!
- Мам, - перебил я ее, - это типографское поздравление всем ветеранам войны, там факсимиле президента. Еще медаль вам очередную повесят, а Васька здесь ни при чём, пошутил я с Васькой, извини, ради Бога!
- Ну, да, пошутил, а если эти холеры с милицией и арестуют в воронок?
- Да прошли те времена. Никто вас не тронет!
- А если?
- Выгоню в три шеи!
- Ты?
- Я.
Мама доверчиво смотрит на меня добрыми голубыми, как небо, глазами и смеется:
- Ну, тогда не пойдем голосовать!
Уже моя посуду, услышал, как зазвонил телефон. Звонили из Собеса. Им поручили вручить участникам войны подарки ко Дню Победы.
- Да я на улицу не выхожу, не дойду - отвечала мама соцработнику, - как войти в подъезд? В дверь конечно!
Что вы сказали? Есть ли кот? У меня чудесный кот!
- Какой? - переспросила мама, - серый, с тёмными полосками по спине и хвосту. Очень ласковый, Васькой зовут.
На другом конце провода произошло минутное замешательство, а потом тот же голос уточнил:
- Да нет же, гражданочка, вы меня неправильно поняли. Собес ваш кот не интересует. Меня интересует код на двери, чтобы войти в подъезд.
- Да что вы, - возмутилась мама, - Васька на двери сидеть не любит, он на мне любит лежать! Спит, подлец! Урчит!
Незаметно в хлопотах подкралась весна с ее великим праздником Победы. Нашу семью, как и многих других, война не обошла стороной. Два моих деда остались лежать на Пискаревском кладбище. Один в 1942-м, а второй в 43-м. Их фамилии я нашел в блокадной книге. Отец, вернувшийся в медалях и орденах, дважды раненый в ноги, вскоре умер после войны.
Мои немощные старики – тоже участники, всегда с трепетом ждали май, готовились к нему заранее. Но вот беда: награды, которые они отцепили от своих парадных пиджаков для чистки, сложили после нее в одну коробку и они перемешались. Утром я застал такую картину: они втроём с Васькой, который гордо восседал на стуле и крутил головой, делили ордена и медали.
Бэ захапал два ордена Красной звезды. Маме больше понравились ордена Отечественной войны и гвардейский знак. Они сопели и двигали наградами, то к себе, то от себя. Конфликт произошел, когда Бэ присвоил себе медаль «За оборону Сталинграда».
- Васечка, посмотри на эту холеру! – с возмутилась мама, - Да ты же в Сталинграде не воевал! Даже рядом не был! А я там на брюхе полгорода пропахала! 218-й стрелковый сводный полк! Правда, Вася? Скажи ему!
Васечка крутил своей хитрой мордой, но маме казалось, что он кивал ей, подтверждая ее правоту.
- Нашла свидетеля, - фальцетом крикнул Бэ, - может, скажешь, что Гвардейский знак тоже твой? Я его с конниками Крюкова в 43-м получил! До Эльбы пронес, у меня даже фотография сохранилась: я в кубанке с американцами и знак гвардейский на груди!
Постойте, - вмешался я. - Не проще ли посмотреть наградные документы, чем спрашивать помойного кота?
Но оказалось, что не все так просто: половина документов отсутствовала! Все это было в порядке вещей. У них постоянно пропадали документы, ценности и случались просто самые невероятные истории!
Кое-как вчетвером разобрались. Легче всего оказалось с юбилейными медалями – их было по двое, а орденов Отечественной войны - три. Бэ заявил, что один он в боях заслужил, а остальные давали уже после войны всем участникам. Мы спорить не стали. Один орден отошел маме. Решили поехать к Мемориалу, а потом праздничный обед у нас на даче, благо теплынь стояла как летом!
Проблема уткнулась в кота. Мать упорно хотела взять его с собой. Как же, Васечке тоже хочется побегать на даче, да и мышей он там всех выловит, которые за зиму попрятались в доме!
Плюнул, не хотелось портить им праздник, черт с ним, берите!
Посадить стариков в «жигули» технология непростая: сначала усаживал маму таким образом, чтобы обе ноги оставались на дороге. Затем я заваливал ее на спинку, а ноги заносил в кабину. С Бэ было сложнее. Его надо было держать левой рукой сверху за голову, так как он последний раз звезданулся об арку двери. Затем прижать его сверху и затолкать на заднее сидение. Туда он просто падал, при этом мама его тоже инструктировала:
- Садись, холера, аккуратней, зачем падаешь?
Кота посадили в последнюю очередь, его мать держала на руках.
Подъехали к Мемориалу, где уже гулял народ. Ветераны в орденах и медалях чинно и гордо прохаживались, принимая букеты тюльпанов от гуляющих. Звучали песни военных лет. Позади работали кафе. Мы проехали вперед, чтобы потом вернуться пешком к месту гуляний. Выход из машины – технология та же, но в обратном порядке. Ваську закрыли.
Звенят медали и ордена. Бегают дети. С каждым годом все меньше молодцеватых стариков, и все больше таких, как мои. Взял их под руки. Они, улыбаясь, с достоинством принимали цветы. Торжественность обстановки разрядил, естественно Бэ:
- Марьяночка, мы где, в Москве?, - скрипучим голосом вопросил он, - я устал… Хочу лечь! Где моя кровать? Где мы?
У меня так и крутилось на языке, сказать ему, где мы..! Не было бы мамы рядом! но сдержался. Чего праздник портить. Может, сам такой буду. Уж и ждать не долго, но скорее не доживу. Пошли назад к машине.
Наконец приехали на дачу.
- Марьяночка! - опять заныл Бэ, - куда этот нас завез? Хочу домой!
«Этот» - это я. Хотел отпарировать паразиту, но посмотрел на маму и сдержался.
- Да на даче мы, на даче - раздраженно ответила мама. - Посмотри вокруг, как здесь хорошо! Холера противная.
Уложил Бэ на кровать в берете ботинках и орденах. Он мгновенно заснул.
Мама была в диком восторге: гуляла и по лугу, и по саду. Сидела на качелях, любуясь ранними весенними цветами. Стучал дятел на столбе. Васька на удивление бегал рядом с мамой как привязанный, лопал траву, принюхивался и с подозрением поглядывал на меня.
Все, как всегда, испортил проспавшийся Бэ. Мне, грешным делом, все чаще приходила в голову мысль, что когда он освободит нас от себя, я возьму маму к себе, и будет она жить у меня без нервотрепки, в любви и согласии.
Бэ протер глаза, закапал в нос нафтизин и протопал до туалета и назад:
- Марьяночка, - опять заскрипел он своим противным голосом, - я домой хочу! А куда делась моя челюсть? Нет нигде!
Оказалось, что он потерял один из своих свой зубных протезов!Только этого не хватало! Беглый осмотр ничего не дал и, проклиная свои инициативы по торжественному обеду с шашлыком и вином, взялся за веерные грабли и прочесал все возможные трассы движения, на которые Бэ был способен. Перевернули весь дом верх дном, машину, но так ничего и не нашли. Он все это время опять спал, а когда не спал - ныл.
- Любушка! – конючил он. - Когда мы поедем? Зачем мы здесь? Мама ему терпеливо объясняла, что дня два побудем на природе, кругом такая красота! Цветы, воздух, но Бэ воздух не интересовал. Он выпил уже все мои таблетки анальгина и пенталгина, сколько нашел в доме и, обхватив голову двумя руками, раскачиваясь как еврей у стены плача, нараспев причитал:
- Всю жизнь я прожил в мире и согласии… и за что мне Бог посылает такую головную боль? Заберите меня отсюда, домой хочу!
- Чего Бога всуе вспоминать? – вычитывала ему мама, - всю жизнь был неверующим, а теперь Бога вспомнил! Грех жаловаться!
Праздник был испорчен. Все уже было не в радость. Мама на него наорала и заявила, что больше она с ним никуда не поедет. Деваться было некуда - повез их домой, вместе с котом. А дома, когда стали с него стаскивать кофты, из одного из карманов выпала челюсть! Даже Васька плюнул на пол и посмотрел на него с презрением! О нас с мамой уже речь и не шла.
Что толку! Зато кот был на своей исторической родине и у меня опять возродились кровожадные мысли пристукнуть грязного мерзавца.
Пролетел год, и отчим тихо скончался. Вскоре после этого мама сломала шейку бедра – этот бич всех стариков и я сразу понял, что это начало конца… Через одиннадцать месяцев не стало и ее. Они ушли один за другим…
В опустевшей квартире мы с Васькой сидели на кухне, и я жарил ему куриные котлеты, которые так любила мама. Я разломил пару котлет, чтобы они быстрее остыли. Кот замурчал, запрыгнул на стол и попробовал подцепить кусок лапой.
- Ну, и скотина ты, однако, - как можно мягче упрекнул я его, - подожди чуток, я подую… Обожжешься…