Я - мой собственный дед

вариация на тему

Есть такая забавная американская песня "I'm my own grandpa" – "Я – мой собственный дедуля": про то, как один человек женился на симпатичной вдове, а его отец – на ее взрослой дочке, и вот, если подумать, то выходит, что – см. название песни. Пришла весна, меня потянуло на романтические настроения, так что попробовала расписать сюжет песни поподробнее. Героев определила – более-менее произвольно – в первую половину 19 века, а потом выяснила, что в основе песни (написанной в 1947-м) лежит реальный случай именно из того времени.



ПОЕЗД


Ехать из К. предстояло целый день, так что мы постарались занять купе без посторонних и расположились поудобнее, каждый со своей книгой, только тетя Джинни с неизменным вязанием. Поезд уже тронулся, когда дверь распахнулась и в купе влетели большой саквояж и корзина – с маленькой женщиной в кильватере. Наверное, ее уже можно было записать в пожилые дамы, но никак не в старушки, особенно после того как она лихо, не дожидаясь уже привставшего Майкла, зашвырнула свой саквояж на верхнюю полку. Одной рукой. А потом села на единственное свободное место, поставила корзину у ног, тщательно разгладила все складки на черном платье, не обойдя вниманием даже приятные на вид объемы спереди, аккуратно сняла черную шляпу и начала поправлять сбившуюся прическу – седые волосы то и дело выскакивали у нее из-под пальцев, завиваясь непослушными пружинками. "Зуб даю – когда-то она была блондинкой – по ней и сейчас видно," – прошептала мне на ухо ехидная Милли. Дама надела шляпу, с довольным вздохом огляделась по сторонам и сказала "Тэкс..." – с тем самым раскатистым произношением, которое заставляло нашу учительницу кривить нос и шептать: "Деревенщина…" Видя, что никто из нас явно не собирается вступать в разговор, предпочитая замкнутые занятия горожан, она пожала плечами и достала из корзинки какой-то сверток – нам показалось, что тоже с вязанием. Когда она его развернула, не отрывавшая глаза от спиц тетя Джинни издала сдавленный писк: в свертке оказались два больших охотничьих ножа, теперь угрожающе поблескивающих у дамы на коленях. На взгляд дамы – недостаточно угрожающе, так как она немедленно принялась точить их друг о друга. А потом долго-долго протирать и полировать каждый, а потом снова затачивать, и так до бесконечности. Ее вжик-вжиканье сначало мешало сосредоточиться на чтении, но вскоре мы привыкли – оно хорошо сочеталось со стуком колес. Милли уже даже начала задремывать у меня на плече, как вдруг гармонию звуков перебили новые – в окно донеслись слова песни, видимо, из какого-то соседнего купе. Это была старая песня, и довольно-таки дурацкая, но, сколько раз ее не слушай – невозможно было удержаться от улыбки. "Я – мой собственный дедуля... – меланхолично бухтел мужской голос, – звучит смешно, я знаю, но это чистая правда – я – мой собственный дедуля..." Далее следовала всем известная, но каждый раз шокирующая история о том, как кто-то там на ком-то – законно – женился и в итоге действительно оказался собственным дедушкой.
- Вот вы смеетесь, - вдруг сказал Майкл, поправляя очки, - а я слышал – в пабе, прошу прощения, - что это совершенно реальная история, и сочинили эту песню, представьте себе, про нашего губернатора.
- Пфф, - дядя Эрни отложил газету, - вот уж полная ерунда, Майкл. Мне доводилось видеть и губернатора, и покойную миссис губернатор... (Дядя Эрни произнес "миссис губернатор" настолько помпезно, что тихо фыркнули все, включая даму с ножами. Она, впрочем, фыркнула громко.) Да-с, образованные, цивилизованные люди, а не какие-то там... с холмов, которые сапогом чечевицу хлебают.
Тут дама отвлеклась от ножей, вытянула вперед ногу и осмотрела свой изящный кожаный сапожок, как бы прикидывая насчет чечевицы. Дядя Эрни даже запнулся:
- Да-с, так вот. Подобные песни, и не мне тебе это объяснять, имеют своим происхождением деревенский фольклор, уходят в глубину веков и основаны, как правило, на куда менее, прошу прощения, приличных и пристойных фактах  - из-за присутствия здесь дам я тут не буду вдаваться в подробности.
Дама с ножами разочарованно поцокала языком.
- Но джентельмены в пабе были стопроцентно уверены, дядя...
- Майкл! Джентельмены в пабе! Хуже только: "Мне это рассказала одна старушка, которую я встретил в... " Не знаю, в Вэст-Роквелле-на-Купипси! В Уоллипенни! В Нью-Оверкерке! Короче говоря, в дыре, где, конечно, все всё знают лучше всех.
- Но Эрни, - вдруг отвлеклась от спиц тетя Джинни, - разве Джефф Мередит родом не из Уоллипенни? Мне всегда казалось...
- Казалось! – дядя Эрни хмыкнул и со вздохом закатил глаза. – Губернатор – из Старой страны, это всем известно. Поэтому никогда не баллотировался в президенты. А мог бы.
Узнав, что наш губернатор, оказывается, англичанин, мы все страшно развеселились. Дядя Эрни спокойно пережил попытки Милли изобразить благородный британский акцент и только покачал головой:
- Это чистая правда, и нечего упиваться своим невежеством.
К нашему удивлению, дама с ножами покивала головой вслед за ним:
- Так и есть. Такая же чистая правда, что губернатор – свой собственный дедуля.

КОШАЧКА СО ЗМЕЕЙ

Мы примолкли и уставились на нее, а она удивленно обвела нас глазами:
- Вы на меня так смотрите, как будто ждете пояснений. А зачем? Чтобы потом говорить: "Мне это рассказала одна старуха, которую я встретил в поезде на Уоллипенни"? – она презрительно хмыкнула в сторону дяди Эрни.
- Мадам, - запнулся тот, - я никоим образом не имел в виду вас, и более того, буду весьма благодарен, если вы подтвердите этим невежам, что губернатор действительно из Старой страны.
- Из Уэльса, если точнее. Родители оба были валлийцы, но она – из образованных, сбежала из дому с простым пареньком – тот всё овец мечтал разводить, но пришлось батрачить на людей, а тут и ребенок у них подоспел, а вслед за ним – голод, потом холера, в общем, второго она так и не доносила. Парень – Джейкоб Мередит, да, - подхватил своего мальчишку – и через океан от всего этого. А в Уоллипенни тогда было шаром покати – и земля дешевая. Что получше – уже успели разобрать, мой отец вон пшеницу и овес пытался выращивать, удавалось кое-как, а Мередит прикупил на подкожные самые неплодородные холмистые куски, которые вообще никому были не нужны. Потому что все так и не мог выкинуть своих валлийских овец из головы. На последние деньги достал таки пару, потом еще – так что через год образовалось у него уже, можно сказать, стадо. Люди только удивлялись – и тут же слухи про него начали распускать, потому как человек он был нелюдимый, черноглазый-длинноносый, что твой индеец, даже волосы так же носил, и если что – ругался как сапожник. И рука была тяжелая. Если что, опять же. Так что близко к нему не подходили – чужак, хто его знаить, что он там делает со своими овцами, что они у него плодятся как кролики и ни одна еще не сдохла.
Дом Мередит отстроил не сразу, пацана своего так и таскал все время с собой по пастбищам, пока тот не разболелся как-то зимой не на шутку – с лихорадкой, все как полагается. Пришлось идти к ближайшим соседям: Робин Брукс был просто себе фермером, а вот жена у него была, что называется, "мудрая женщина" – из тех, что нам тогда заменяли и акушерку, и доктора. Мередит ее недолюбливал, и она его тоже – за то, что матерился, прежде всего. И в целом не доверяла: мало ли, от чего он там из Англии сбежал, слухи разные ходили. Он же считал мнение о ее "мудрости" сильно преувеличенным, потому что было ей тогда от силы лет восемнадцать: молоко на губах не обсохло, а еще будет другим указывать, как им лечиться и как прилично себя вести.
Но делать нечего, с Джеффри ему самому было не справиться. Жену не сберег, потерять еще и сына – тут он был готов идти на поклон даже к Марион Брукс. Та быстро все поняла, схватила мальчишку и выставила Мередита за дверь – идите, мол, к своим овцам, а сына заберете через неделю. Неделя растянулась на три, но в конце концов как-то она его вытащила. А потом и говорит Мередиту: Нечего ему еще с вами по пастбищам шастать, тем более зимой, оставьте его у нас. Я за ним присмотрю, а он – за Кошачкой. Робин тоже не против, паренек у вас славный ("не то что вы сами"), будет и ему на ферме помогать. И ничего нам с вас не надо, нам же с ним лучше будет. Мередит согласился – еще одной такой истории он не хотел. Сказал, что будет навещать, а по весне заберет – с весны на пастбищах работы много, помощник будет нужен.
Так и повелось – Джеффри помогал отцу то на пастбищах, то дом строить, но жил по большей части у Бруксов. Сообразителен он был не по годам, нравом – спокойный, но твердый, и уже тогда чувствовалось – будет красивым, статным пацаном, косая сажень в плечах намечалась явно. "Вот и жених для Кошачки,"- нет-нет, да и мелькало в голове у миссис Брукс, но когда она как-то высказала эту мысль Робину, тот засмеялся и сказал: "Боже упаси, Марион, такой хороший паренек, а ты ему всю жизнь Кошачкой хочешь испортить". Марион надулась, так как любила дочку, несмотря ни на что, и знала, что Робин в ней души не чает. А раз так, то нечего быть таким принципиальным. Но Робина было не переубедить: "Джеффри, - говорил он, - и так уже нахлебался от Кошачки, ни одно приданое его больше не переубедит, вот увидишь".
Кошачка была первым ребенком Марион. На вид она была сущим ангелом – беленькая с голубыми глазищами, но на этом сходство с ангелом резко заканчивалось. После Кошачки Марион еще лет пять не решалась заводить детей – боялась, что второе такое чудовище она не потянет. Потом родился Питер, еще через пару лет – Джон – оба чудные и послушные, видимо, не без влияния Джеффри, который носился с ними с самого рождения. С Кошачкой носиться не смог даже он.
Кошачка была из тех детей, которые, раз начав ползать, больше уже не останавливаются, разве что на сон. Перекусывают тоже на ходу. Она могла в течение пары минут с улюлюканьем спрыгнуть со шкафа к вам на голову,  разбить мамину любимую тарелку, затянуться из папиной трубки, выжрать варенье из банки, закусить солеными огурцами, напихать остатки огурцов в остатки варенья и зарыть банку под крыльцом, а на десерт съесть червяка, выкопанного из-под того же крыльца. При этом угробить воскресное платье, покататься на свинье и найти мышь, чтобы показать маме (Марион ОЧЕНЬ боялась мышей), попытаться еще раз почистить кошке зубы и разразиться – в ответ на кошкину предсказуемую реакцию – диким воплем, включившим в себя все известные ей непристойные выражения, которых она набралась непонятно где, так как дома ругаться было не принято. На все расспросы по этому поводу ребенок упрямо отвечал: "Так говорили в церкви". Марион рвала и метала, пока не вычислила, что Кошачка путает церковь с трактиром, куда оказывается сбегает с пугающей периодичностью, потому что тамошняя Бобси ощенилась, и она помогала рожать щеняток, и теперь, пожалуйста, можно ей взять вот этих двух щеночков. За собаками Кошачка, как ни странно, следила потом хорошо: давала им есть и приучала к порядку, но все равно – от сочетания Кошачки и двух грызущих все подряд кабысдохов любящей порядок Марион не раз хотелось забиться в угол, укрывшись пуленепробиваемой ветошью.
Джеффри помогал ей, как мог: вовремя отбирал у Кошачки Робинов дробовик, мыл ей ручки, перепачканные смесью мазута с навозом, выгонял собак из дома и зажимал ей рот каждый раз, когда из него доносилось что-нибудь непотребное, так что ходил весь покусанный, исцарапанный и грязный. Робин с раннего детства брал Кошачку с собой в поле, привязывая на шлейку собственного изобретения, но в конце концов подустал вытаскивать ее из очередного оврага или снимать с очередной скалы, куда она умудрялась забраться, несмотря на шлейку. Двух лет от роду, она поймала змею и, как мангуст, прокусила ей голову у основания шеи, с тех пор отец и стал называть ее "Кошачка с змеей". В четыре года она однажды облаивала шакалов до тех пор, пока не подоспел Робин с ружьем. В пять – научилась стрелять сама и не выходила из дома без дробовика и пары заткнутых за пояс ножей. Вся домашняя живность пряталась при ее приближении и только собаки шлялись за ней по пятам, куда бы она ни направилась.
*
Однажды весной Джейкоб Мередит как всегда навестил соседей, прихватив с собой на этот раз пару головок овечьего сыра и дубленую шкуру. Джеффри мало рассказывал о своем житье у Бруксов, но пару раз спросил о том, как лучше отбирать у человека нож и как этого человека потом обездвиживать – желательно не больно, но надолго, так что Мередит решил, что фермерская жизнь имеет свои, неизвестные ему, темные стороны, и Бруксы могут нуждаться в подкреплении.
Когда Мередит подошел к дому Бруксов, вся семья, включая Джеффри, собралась под огромным деревом, пытаясь снять с верхушки Кошачку. Та сидела там, как кошка, уже с самого утра и отказывалась слезать, уверяя всех, что ей и так хорошо и что пописать она всегда сможет прямо с дерева – честное слово, не на головы стоящих под ним родственников. Глаза ее при этом злорадно поблескивали, но Бруксы, честно говоря, были рады передышке, так что благополучно забыли о ней на несколько часов, тем более дел на ферме было невпроворот. В пять часов вечера их совесть пробудилась, так что Робин приволок самую большую лестницу и, стоя на ней, пытался забросить Кошачке веревку. Веревка не забрасывалась.
- Кто у вас там? – поинтересовался Мередит у сына.
- Кошачка, - шмыгая носом, ответил тот.
- Потрясите уже это *** дерево, пусть сама свалится.
- Она же разобьется.
- Почему? Упадет на четыре лапы, как положено.
Все пару секунд всерьез раздумывали над этой мыслью, пока Марион не спохватилась:
- Джейкоб Мередит! Это не кошка! Это моя дочь!
- А почему она мяукает?
- Потому что она Кошачка, - хором вздохнули Марион и Джеффри.
- Это тот ... ребенок, который сломал мой забор? – вспомнил Мередит, сделав легкую паузу перед "ребенком", отчего Марион угрожающе нахмурилась.
- Мы с дядей Робином его уже починили, - уточнил Джеффри.
- Мау! Мау! – Кошачке явно нравилось быть центром всеобщего беспокойства, так что завывания усилились. Снизу в ответ, волнуясь, загавкали собаки.
- Растяните одеяло, пусть прыгает в него, - внес Мередит следующее предложение.
- Я не буду прыгать ни в какое *** одеяло, сами прыгайте в ваше *** одеяло! Мау, мау! – донеслось сверху.
- Элси Брукс! Сейчас я залезу туда же, намылю тебе рот, сама слезу и оставлю тебя там! Всю в мыле! – рявкнула красная до ушей Марион.
- Заметь, сынок, у людей, которые не ругаются, мозги работают куда изощреннее, чем у остальных, - вполголоса сказал Мередит. Джеффри, который был крайне лоялен к Марион, хотел было возразить, но тут верхняя ветка, на которой висела Кошачка, стала совсем крениться и затрещала.
- Робин, ***, слезай с *** дерева, миссис Марион, Джеффри, растягивайте, - с этими словами Мередит выкинул на землю сыры и овчину, завернутые в большое грубошерстное одеяло, с которым никогда не расставался – мало ли, где придется ночевать. Вместе с подоспевшим Робином они растянули его под веткой – и застыли, как громом пораженные, провожая взглядом Кошачку, которая, наконец-то перетрусив не на шутку, по-обезьяньи быстро-быстро полезла с обламывающейся ветки головой вниз. Пара секунд, шелест листьев – и она уже стоит под деревом, невозмутимо отряхиваясь, поправляя косички, поглаживая юлящих собак и меряя взглядом так и не выпустившую одеяло компанию.
- Я же сказала, что не буду прыгать в ваше *** одеяло.
Мередит обрел дар речи первым.
- А вот скажите, - старательно-светским тоном обратился он к Бруксам, - вы ее хоть когда-нибудь лупили?
- В моем доме, - с чувством произнесла Марион, - детей не будут бить ни-ког-да.
- Потому что самим выйдет дороже, - буркнул Робин, но тут же смущенно закашлялся. Джеффри виновато кивнул:
- Я ей дал пару раз по... – он, смущаясь, похлопал себя по тому самому месту, - тогда не знал, что нельзя... С тех пор у меня вот тут волосы короче – подпалила.
Мередит оценивающе поглядел на Кошачку. Она выдержала его тяжелый взгляд, ответив ему не менее убийственным, и принялась вычищать грязь из-под ногтей. Мередит еще раз окинул взглядом дерево, как бы что-то прикидывая, потом сложил одеяло, подобрал сыр и овчину и вручил их Марион.
- Пригодится. Пришел-то я за Джеффри. Нужен мне на пастбищах.
Бруксы запечалились. Кошачкина мордочка скривилась, правда, скорее от зависти. Мередит посмотрел на нее еще раз.
- Стрелять умеешь? – строго спросил он. Кошачка нехотя кивнула.
- А костер разводить? – кивок и настороженный интерес.
- А кашу варить? – наморщила нос. Марион подозрительно нахмурилась.
- Джеффри я всему научил, - объяснил Мередит, - наверху без меня не пропадет, если что. Так что в принципе могу взять вместо него эту вашу... – он кивнул в сторону Кошачки. - Ест она, небось, немного, а хулиганить там времени не будет.
- А собак возьмешь? – быстро спросила Кошачка. – Они послушные.
Мередит пожал плечами. Почему нет.
Робин и Джеффри переглянулись с затаенной радостью. Насколько Робин любил дочку, но сразу понял, что жизнь наверху куда больше пойдет ей на пользу. На самом деле, Кошачка не ленилась и на ферме и четко выполняла все свои – пока что небольшие – обязанности, но все время умудрялась отчебучить что-нибудь между делом. А там, на пастбищах – одна трава, там ей просто негде будет разгуляться. По крайней мере, так надеялся Робин. Оставалась только Марион, но здравый смысл и ей был не чужд.
- Я ее с вами отпущу, Джейкоб Мередит, но при одном условии. Вы дадите мне клятву, что никогда не поднимете на нее руку. Ни при каких обстоятельствах.
Мередит опять пожал плечами:
- Раз от этого все равно пользы ни на грош... – Марион ждала, он вздохнул и проворчал: - Клянусь... клянусь Джеффри, что никогда в жизни пальцем ее не трону.

Забегая вперед скажу, что своей клятвы он таки не нарушил – еще и помня о словах Робина.

РОБИН

Можно спросить, зачем Мередиту вообще понадобилось связываться с  маленькой девочкой – не для того же, чтобы облегчить участь Бруксов. Разумеется, нет. Мередит вообще не мыслил готовыми понятиями типа "маленький ребенок" = "предмет забот". Для него каждый человек был прежде всего тем, на что этот человек способен. А Кошачка, очевидно, была способна на многое. То же ее умение карабкаться черте-куда спасло ему потом не одну заблудшую овцу. Или способность просидеть много часов в неудобных условиях – в глуши это качество было жизненно необходимым, таких людей надо было сразу брать в оборот.
Взять в оборот Кошачку оказалось проще, чем опасались Бруксы. Жизнь на пастбищах действительно пришлась ей по вкусу: Мередит с утра до ночи загружал ее Важными Делами, так что валять дурака ей просто не приходило в голову. Она смотрела за овцами, училась доить и стричь их, разводила костер от одной спички или вообще без, готовила еду из любого подножного корма, включая торф (Торф, проваренный с сахаром – объедение!), пробовала пИсать стоя (самостоятельно и по собственной инициативе), ощипывала птицу и свежевала кроликов и любую другую живность. Вернулась с гор загоревшая, вытянувшаяся и пару дней вела себя почти солидно, но потом опять сорвалась – уж больно много на ферме было простора для творчества. Хулиганила, однако, уже поумнее, без явного вредительства и порчи одежды с имуществом. За время ее отсутствия Робин и Марион так расслабились, что через девять месяцев ей пришлось помогать Марион няньчиться с маленьким Питером. Так что и дома стало не до безобразий – разве что подрисовать спящему младенцу усы – а чтобы поразвлечься, оставалось только сбегать в Уоллипенни, и то нечасто.
На следующий год Мередит захватил ее пораньше, когда овцы только начали ягниться. Весна в том году случилась поздняя, за ягнятами требовался глаз да глаз, даже спать с ними ложились. На самых высоких пастбищах было совсем холодно – тогда они спали "спина к спине" – то есть, так это Кошачка передавала Марион, чтобы ее не травмировать: у Мередита этот способ назывался несколько грубее. Зато лето было жаркое, так что они часто оставляли овец на собак и отправлялись то в лес, то к ручьям – искать золото. Намыть немного им удалось только следующим летом – и больше с тех пор не получалось. Зато Мередит наконец-то достроил дом, а Робин прикупил пару коров и много всякой утвари. Кошачку это разочаровало: ей хотелось потратить золото на что-нибудь более интересное. "Ну, что это – коровы? – возмущалась она, - Одни сплошные коровы..." "Коровы – ерунда, - поддакнул Мередит, - зато у нас с Джеффри теперь в доме – ууу..." – он даже прикрыл глаза. "Ну и че там у вас в доме?" "Ка-на-ли-за-ция, - гордо сказал Мередит, - и отстойник. Даже у ее величества королевы английской нет такого отстойника. Это тебе не *** нужник во дворе". "Ничего ты не понимаешь, - заявила Кошачка. – Вот ты посмотри – видишь эти поля? А те? И за холмами – до горизонта? Когда это все в моем распоряжении – нафиг мне твоя *** канализация?" Мередит засмеялся, но был слегка сражен ее аргументом. "А если зима? Отморозишь себе в своих полях все..." "Чего все-то? Это вам мужикам есть чего отмораживать, а мне нечего," – высунула язык Кошачка.
*
Джеффри по достоинству оценил канализацию, но про себя решил, что английская королева пусть живет как хочет, а если Марион обходится домиком во дворе, то и его он совершенно устраивает. Все, что ни делала Марион, было хорошо, а все, что она ни говорила – правильно. Подрастая, Джеффри учился более критически смотреть на мир, но для Марион еще долго делал исключение. Умом он понимал, что она всего лишь молодая женщина, которая часто действует на свой страх и риск методом проб и ошибок, но каждый раз не мог не восхищаться апломбом, с которым она втолковывала жителям Уоллипенни про пользу мытья рук, чистки зубов, алкогольного воздержания и прочей ерунды. Первое и самое главное, чему он научился от Марион и что далось ему совершенно естественно: простая улыбка могла свернуть горы и пробить стены человеческого упрямства. "Не жуй всякую траву, как твой отец, а чисть зубы Порошком и улыбайся. Улыбайся, и они тебя полюбят". "Кто они?" – удивлялся Джеффри, картинно оглядываясь по сторонам – вокруг были только поля и холмы. "Не знаю. Кто-нибудь. Но они будут. Ты только улыбайся и не забывай гнуть свое. Слушай старушку Марион и мотай на ус". Джеффри всю жизнь построил по этому генеральному принципу и не прогадал.
Однако в некоторых случаях не помогали ни улыбки, ни настойчивость. Сколько лет ни наседала Марион на Робина, а отучить его вечной трубки так и не смогла. Он вообще не понимал, чего ей от него надо: Бруксы курили почти с рождения до самой смерти, их так и клали в гроб с трубкой – и все, кто рано не помирал, были долгожителями, не беспокойтеся. Даже когда он начал регулярно покашливать, выплевывал тайком все горькие микстуры, которыми она его тут же бросилась пичкать, и не прекращал дымить. Со временем кашель усилился, иногда Робину было трудно дышать – что он тщательно скрывал от окружающих. В конце концов Марион оставила трехлетнего Питера на Джеффри и Кошачку, прихватила с собой совсем маленького Джона и повезла Робина к доктору медицины в большой город. Тот развел руками и сказал, что если Робин бросит курить, то, возможно, протянет до осени. Особенно Марион возмутило, что доктор в итоге так ничего и не прописал. "Я скорее буду жевать траву, которую Джейкоб Мередит и Элси потребляют вместо Порошка, чем еще хоть раз заговорю с этим... несчастным доктором. А ты... – она угрожающе повернулась к поникшему Робину, - выкидывай из головы это его "протянет до осени". Будешь мне жить, пока я лично тебе не скажу, чтобы убирался на тот свет. Только попробуй меня оставить, Робин Брукс, я не для того три мили прошла к тебе на ферму пешком, когда тетка запретила нам встречаться, чтобы ты бросил меня одну посреди дороги! А курить можешь сколько угодно!"
Этот последний залп в спину доктора настолько потряс Робина, что, вернувшись домой, он немедленно закопал трубку в саду и до конца жизни так больше и не курил. С осенью доктор действительно погорячился, но когда следующей весной – Кошачке было двенадцать – она и Мередит наконец-то устроились отдыхать после долгих родов одной овцы и не менее долгой борьбы с другой, которая отказывалась и доиться, и кормить ягнят, предпочитая торчать на обломке скалы и принюхиваться к свежему весеннему ветру в ожидании неведомых приключений ("Недаром я назвал ее Элси," – ворчал Мередит)... Так вот, устроившись у костра, оба чувствовали полную значения, тяжелую тишину, убивавшую любые попытки разговора. Иногда оба любили и помолчать, но сегодняшнее молчание было слишком тягостным даже для Мередита. Обычно достаточно было одной его реплики, чтобы Кошачка начинала тарахтеть как сорока о том и о сём – Мередит особо не вслушивался. Когда темы иссякали, она затягивала перед засыпом сиплым голосом какую-нибудь старую ковбойскую песню, каких знала несметное количество – это здорово убаюкивало. Сегодня же разговор все никак не хотел клеиться, а затрагивать главную тему Мередиту не хотелось.
- Кстати, держи-ка ты своих *** пацанов подальше от леди Уилкинс. - Леди Уилкинс была лучшей овчаркой Мередита. Обычно ее опасный период приходился на время, когда собаки Кошачки жили на ферме, но в этом году слегка запоздал.
- И как это я их удержу? – фыркнула Кошачка. Потом пожала плечами и философски заметила: - Весна. Пусть все порадуются жизни.
- Хорошо, но щенков будешь топить сама.
- А зачем их топить? Можно продать. Ты же продаешь чистопородных.
- Вот именно. А этих кто возьмет?
- Кто угодно. Если продавать будет Джеффри, расхватают в момент. Ты вот не знаешь, а с тех пор как папа его стал посылать на рынок, он возвращается уже к полудню, потому что очень быстро у него все разбирают. Миссис Лунд говорит, он как улыбнется – сразу хочется скупить у него весь лоток – неважно чего. А мама говорит, это у него природный талант, неясно только, от кого.
Мередит хмыкнул.
- Джеффри – хороший мальчик, - он со значением посмотрел на Кошачку, и та тут же узнала этот взгляд: так же на нее при упоминании Джеффри иногда посматривала Марион, только более мечтательно. Она быстро замотала головой.
- Не, Джеффри для меня слишком милый. Это плохо.
- Искать нехороших ***, так как они интереснее – последнее дело, малыш.
- Дело не в том. Да и Джеффри вполне себе не скучный. Просто он настолько милый, что всегда сможет меня уломать, понимаешь? Я могу ругаться сколько угодно, стоять на голове, бить посуду – а он будет себе улыбаться и гнуть свое, пока я не выдохнусь. А я никогда в жизни никого не слушалась и не буду, так что с Джеффри нам не по пути, вот.
- Кто бы мог подумать, что ты перед кем-то трусишь.
Кошачка пожала плечами.
- Ничего не боятся только дураки.
- Это, небось, твоя мама так говорит?
- Нет, папа.
Они помолчали, а потом тему захотелось сменить уже Кошачке.
- Джейкоб, а расскажи про маму Джеффри.
Мередит даже закашлялся.
- Ну, расскажиии. Она была красивая? Как Джеффри?
Мередит кивнул.
- И милая? Как Джеффри?
Мередит кивнул.
- И умная? Как...
- И умная. Поумнее вашей учительницы, например.
- Ну? Наша учительница вообще была страшно умная. Она даже эту знала – латынь. Кто бы мог подумать, что такой умный человек испугается какого-то *** медведя.
- Ты тоже вон на дерево залезла. Хорошо хоть он для орешника был тяжеловат.
- Я всего-то залезла на дерево – ну и поорала немножко ("Ничего себе немножко, - вспомнил Мередит, - медведь мало того, что убежал, он еще и перед этим..."). А она сразу – на поезд и в город!
- Говорят, медведь был последней каплей. Это вы ее довели.
- Ничего не знаю, но вот и нафига вся эта латынь, когда медведь? А вообще, на самом деле, мама все равно ее умнее, и без всякой латыни.
- Да, - Мередит задумался, - вот твоя мама больше всего на нее похожа.
- На кого?
- На Роуз, - Мередит смотрел в темное небо. – Такая же красивая... И высокая, хотя Роуз была потоньше... И воспитанная – Роуз тоже всегда знала, как себя вести и держать. Другое дело, что Роуз... ее, видать, настолько умучили всем этим воспитанием, что чем хуже я шутил или выражался, тем громче она смеялась. Никогда меня не стеснялась, - Мередит помолчал. – Я тебе все собираюсь принести ее книжек – захватил с собой на память, потом читали их с Джеффри. Там много ерунды  - всяких выдуманных историй, но есть и хорошие, про Геометрию там - или Астрономию – раз в школу не ходишь, хоть дома чему-нибудь поучишься.
Тут Кошачка совсем стухла.
- Когда мне учиться? А скоро совсем станет некогда.
- Справитесь.
- Да, куда денемся... Джейкоб, - осторожно начала Кошачка после паузы, - а вот ты... ты же практичный человек – ты не можешь себе представить, что когда-нибудь потом... вы с мамой... того... Тем более мама на нее так похожа... – она совсем смутилась.
Мередит отрицательно покачал головой.
- Я и Марион? Да ни в жисть. Даже если забыть, что она меня на дух не переносит, - Кошачка замотала головой, - это ж она бы меня сразу взялась перевоспитывать – и вот тут я за себя не ручаюсь. И потом, Элси, твоя мама – чудесная женщина и тэ пэ. Но Роуз была Роуз. И второй такой Марион мне не станет. Тут и говорить не о чем.
Кошачка тихо вздохнула.
- Да справитесь вы и без меня. Не буду дергать насчет пастбищ ни тебя, ни Джеффри какое-то время. Подожметесь слегка – наймете работника или двух. А там глядишь, и тетка Марион окочурится – оставит вам что-нибудь.
- Эта старая ***? Она уже давно говорит, что церкви все отписала.
- А вы подошлите к ней Джеффри, - хмыкнул Мередит, - раз он у нас такой обходительный, может, и тетку переубедит? Распишет ей, какая ты растешь благочестивая - только сама ей на глаза не показывайся – глядишь, и растопит.
- Тетка меня уже знает. Когда мистер Кламм открыл красильню, я слегка перекрасила ее любимого кошака. Надо же было на ком-то попробовать.
- Эх, Элси, каши с тобой не сваришь. Ну, пусть толканет ей насчет того, что Марион и так уже достаточно тобой наказана.
Кошачка стала задремывать, убаюканная приятными воспоминаниями о синем кошаке. Мередит пошел проведать овец, убедился, что собаки несут караул – с подозрительно довольным видом – а когда вернулся, Кошачка уже крепко спала, похрапывая, время от времени бормоча "Шоб вас всех" и отмахиваясь от невидимых синих медведей. Он подбросил веток в огонь и прилег сам.

Через пару часов он проснулся – Кошачка трясла его за плечо.
- Мне надо домой, Джейкоб, я чувствую. Ты спи, а я поеду.
- Ну, конечно, ***, - заворчал, вставая, Мередит, - отпущу я тебя одну.
Не слушая ее возражений, он привел лошадей. Тут же примчались и Кошачкины псы, ей пришлось подсадить их к себе, благо были небольшие. Доехали они очень быстро, а ей показалось, что ползли целую вечность – и пусть бы, с другой стороны, эта вечность тянулась подольше.
У забора Мередит повернул назад.
- Мне надо обратно. Как смогу – подъеду к вам.
Кошачка только кивнула и поскакала к дому.
*
Младшие спали, Марион и Джеффри сидели у постели Робина. Тот едва дышал, но просиял при виде Кошачки и попытался приподняться на подушках.
- Так и знал, что ты прискочешь, Кошачка, - пробормотал он. – И эти опять здесь, надо же. – Псы тихо просочились в спальню вслед за Кошачкой. Марион даже не посмотрела на них и только вздрогнула, когда они беззвучно улеглись у ее ног. Кошачка плюхнулась рядом, положив руки на кровать.
Джеффри вдруг почувствовал себя лишним. Он уже привстал, но Робин жестом усадил его обратно.
- Помнишь, что я тебе говорил, Джефф?
Джеффри только кивнул.
- Ну и всё тогда. Марион... – но больше он уже ничего не сказал – а чего было говорить.
Они просидели над Робином всю ночь, смутно припоминая, что так и надо, но ожидая какого-то сигнала к действию от Марион, которая, будучи специалистом по родам, неизбежно разбиралась и в похоронном ритуале. Но та сидела неподвижно, как будто ушла куда-то далеко.
Утром Джеффри, которого Марион неоднократно брала с собой по схожим печальным поводам, взял командование на себя: что сделать, кого известить, чем накормить детей – Элси помогала ему с расторопностью автомата. Под вечер приехал Мередит – Джеффри провел его к так и не двинувшейся с места Марион. Мередит присел перед ней на корточки и постарался поймать ее взгляд.
- Дети, - тихо сказал он, - Элси. Питер. Джон. Ферма. Корова вот-вот отелится.
Марион вздрогнула.
- Ничего подобного. Никто у меня не собирался телиться.
- А белая? Я проходил мимо хлева. Значит, вздутие у нее.
- Мисси? Знаете что, Джейкоб Мередит, может, в овцах вы толк и знаете, а моих коров оставьте мне! У Мисси просто... просто фигура такая! Всегда ела за двоих. Робин еще говорил... – тут Марион закусила губу, и Мередит внутренне напрягся в ожидании потока слез. Но Марион скорее лопнула бы, чем стала рыдать перед Мередитом и тем более перед вернувшимся Джеффри.
- Всё, - сказала она. – Извините. И спасибо, что зашли. Дальше мы сами. Элси мне пригодится, а Джеффри, конечно, можете забирать, - Джеффри встрепенулся как обиженный почем зря пес, - если нужно. И если он захочет.
Мередит встал и, подойдя к Джеффри, похлопал его по плечу, отметив мимоходом, что тот его уже перерос.
- Есть у меня к тебе дело, сынок, - тихо сказал он, - не бойся, не прямо сразу. И надолго от фермы тебя не оторву. Как пойдет. Но тебе понравится.

ДЖЕФФРИ

Мередит любил свое дело. Он любил холмы и пастушескую жизнь, не без сочувствия относился к овцам и не боялся тяжелой работы. Что он не любил, так это цены на шерсть и мясо. Оптовые цены, по которым Робин продавал зерно, ему тоже не нравились. Уже несколько лет он присматривался к многоступенчатой системе перекупщиков и наконец, досконально ее изучив, прикинул несколько вариантов ее обхода. Все они были осуществимы только в большом городе, куда он и снаряжал теперь Джеффри. Того идеи отца сначала изрядно напугали.
- Мне там места нет, - пояснял Мередит. – Я как рот открою, половина меня попросту не поймет. А ты говоришь и совсем по-местному, и плавно. Они уши развесят и все подпишут, ты только улыбайся и гни свое. Не дрейфь, Джеффри, ты страшный человек, тебя даже Элси боится, честное слово. А в городе заодно многому научишься, только не зевай. И самое главное – никогда не бери кредита. Не при каких обстоятельствах.
Город поначалу посчитал Джеффри легкой добычей – а тот и не старался его разубеждать, просто улыбался и упорно добивался своего. В итоге он нашел покупателей, договорился о приемлемых ценах, разобрался в тонкостях поставок и доставок, наладив логистику, и встретил довольно много интересных людей, хорошо запомнив тех из них, которые хотели его надурить, и произведя благоприятное впечатление на остальных. Между всеми делами он выкраивал время на исследование города – от сельскохозяйственных выставок до заводов, не минуя и... насколько я понимаю, с женской частью города он тоже завел близкое знакомство, просто мало потом распространялся об этой части своих похождений.
Вернувшись, он уговорил Марион не только нанять еще пару рабочих рук, но и вложиться в частичную механизацию хозяйства – что было очень необычно по тем временам, но со временем оправдало себя сполна. Работы даже с помощью сбежавших из Джорджии Молли и Майка было выше крыши, а тут еще и грянула новая напасть в виде паровоза. Нет, паровоз, конечно, вещь сама по себе замечательная, вот только люди, которые решали, где прокладывать рельсы, не всегда отличались порядочностью. Их первоначальным планом было проложить дорогу через поля Марион, а землю они ей честно предложили продать –  за бесценок, как и полагается при "экспроприации на нужды государства". Когда Марион вежливо попросила их убираться к черту, они не менее вежливо предупредили, что в следующий раз прибегнут к другим аргументам. Мы уже были наслышаны, что это значит, так что едва шайка рейдеров успела пересечь границы полей Бруксов, по ней тут же был открыт огонь. Не на поражение (о чем Мередиту пришлось неоднократно напоминать Элси), чтобы не было потом неприятностей с шерифом, но на достаточное членовредительство, так что вскоре рейдеры поспешили убраться восвояси, уверенные, что на холмах засел отряд солдат. Может, роль тут сыграла шляпа шерифа, которую Элси стащила когда-то на спор и которую насадила теперь на палку – точно не известно. Пока делу не дали хода, Мередит быстро навел нужные справки, кое-что прикинул – и опять послал Джеффри в город, с предложением продать под железную дорогу равнинный кусок своей земли. Джеффри задействовал прошлые связи, завел новые – и железную дорогу проложили, минуя земли Марион, аккурат по нижним участкам Мередита. Землю Джеффри продал за копейки, но хитро – сколько надо под полотно, столько и продал, оставив прилегающие участки отцу. Все удивлялись, зачем они Мередиту: пасти овец на них было опасно, те так и норовили погулять по рельсам или, еще хуже, прокатиться на скотосбрасывателе. Но он, не делясь своими соображениями ни с кем, кроме Элси, про себя прикидывал постройку станции и все возможные последствия, которые она открывала – в первую очередь, для Джеффри, сам-то он не собирался изменять овцам.
Тем не менее Элси чувствовала, что паровоз зацепил и его. В этом он не признался бы даже и ей, но пыхтящая и гудящая железная махина будоражила что-то восхищенное даже в его скептическом сердце.
*
Джеффри проникся паровозом прежде всего с практической точки зрения – теперь обходить перекупщиков стало еще удобнее. В его собственном сердце на паровоз места просто не оставалось. Уже по первом возвращении из города он наконец-то начал прояснять для себя некоторые вещи. Перед смертью Робин просил его не бросать Марион, и, конечно, он обещал, но чем дальше, тем сильнее подозревал, что Робин тогда имел в виду не совсем помощь в поле и с животными. В городе, где пара отцов не из последних успели намекнуть Джеффри, что, несмотря на происхождение, они ничего не имели бы против, если бы он обратил особое внимание на их дочерей, Джеффри понял, что прекрасный пол – это, в принципе, замечательно, но никакая расфуфыренная горожанка не сравнится в его глазах с Марион. Время не притупляло его чувств – медленно, но верно, он только доходил до состояния внутреннего кипения, сам себе напоминая паровоз на полном ходу: постоянно что-то делал и куда-то стремился, лишь бы хоть как-то выпустить пар. Будучи где-то за двадцать – значит, Элси было уже около семнадцати – он вдруг осознал, что, во-первых, такое положение дел не может продолжаться вечно, а во-вторых, ему совершенно не обязательно продолжаться. До этой последней мысли он дошел не самостоятельно. Мередиту в конце концов порядком надоели его вздохи, тихие страдания и бормотания во сне, так что однажды он не выдержал и сказал Джеффри: "Ну и женись на ней". Джеффри поперхнулся чаем – Мередит выбрал подходящий момент.
- А что, - как ни в чем не бывало продолжал Мередит, - ферма. *** коровы, – тут полагалось добавить что-то и о личных достоинствах Марион. - И готовит она вроде неплохо.
Преуменьшение было в глазах Джеффри настолько вопиющим, что он опять закашлялся.
- Ну, приличного пастушьего пирога ты от нее в жизни не дождешься, помяни мое слово.
Джеффри слишком уважал отца, чтобы рассказать ему, куда, по его мнению, может отправляться пастуший пирог. Вместо этого он высказал наиболее беспокоившую его деталь возможного предприятия:
- Только вот она ни за что не согласится. Наверное.
- Ба. Железную дорогу ты уговорил – уговоришь и Марион.


*
Поскольку от отца помощи в подходе к Марион было не дождаться, Джеффри решил обратиться к еще более сомнительному подсказчику – прежде всего потому, что считал себя обязанным проинформировать его о своих намерениях.
- Хорошо, что ты сидишь, - сказал Джеффри, не зная, как начать. Элси выбирала блох из очередного полузнатного потомка леди Уилкинс и собственного престарелого друга. – Я хочу сообщить тебе одну важную вещь, только это секрет.
Блохи, очевидно, интересовали Элси куда больше чужих секретов. Тем труднее было подыскивать слова.
- Дело в том, что... Возможно, это покажется тебе чем-то неподобающим... Но тем не менее... – он откашлялся, - в общем, боюсь, что я люблю твою маму.
Элси так и продолжала выбирать блох. Через пару секунд она подняла голову и выжидательно посмотрела на Джеффри:
- Ну?
- Что, ну?
- А важный секрет-то где?
- Это он и был.
- Тоже мне секрет.
Джеффри побледнел и покраснел одновременно.
- Ты меня разыгрываешь, или это правда так заметно?
- Питер! – тот чинил крышу. – Ты случайно не знаешь, по кому у нас сохнет Джеффри?
- Гы! – отозвался тот. – Да кто ж этого не знает! А нет, вот только мама и не знает! – он так засмеялся, что чуть не свалился.
- Молли, - позвала Элси только что вышедшую во двор работницу, - вот если бы к тебе сейчас подошла Пэгги Пибоди или еще какая дурында из Уоллипенни и спросила, каковы ее шансы погулять в воскресенье с Джеффри Мередитом, что бы ты ей ответила?
Молли хмыкнула:
- Если найдет, прости Господи, ведьму, которая отворожит его от нашей хозяйки, тогда еще может быть. – Она обратилась к Джеффри с доверительным сочувствием: - У меня в Новом Орлеане живет тетка. Не ведьма, упаси Господь, но отвороты делает мастерские, вот бы вам к ней съездить, мастер Джеффри, а то ведь так и с борозды съехать не долго. Зачахнете, как пить дать.
- Не нужны мне никакие отвороты, - насупился Джеффри. – Я жениться хочу.
Молли рассмеялась, а Элси выпустила собаку, встала и уперла руки в боки.
- Джеффри Мередит, я те сразу одно скажу: если станешь моим папашей, только попробуй начать мной командовать, понятно? Только попробуй!
- Тобой покомандуешь, - ухмыльнулся Джеффри. – Не, Элси, я правда не буду, что я тебя не знаю.
Молли смотрела на них с сомнением.
- Что-то мне оно как-то не по-людски...
- Йо, Джеффри, - крикнул Питер с крыши, - не слушай ее, что они там понимают на своем Юге! Давай я за тебя попрошу маму, хочешь?
- Спасибо, я уж как-нибудь сам. И смотри, ничего ей не говори! Это секрет! Был... – Джеффри уже пару раз успел пожалеть, что начал разговор.
- Ты пообещал, что не будешь мной командовать? - настаивала Элси. – Тогда я на твоей стороне. Не дергайся, ничего тебе не испорчу. Но если будет надо – подсоблю. Только уговор: ты мне, если понадобится, тоже поможешь, - Элси хитро улыбнулась и показала Молли язык. Та только махнула рукой и вернулась к работе, бормоча что-то про диких северян.
*
Легко сказать: "как-нибудь сам". Всякий раз, когда предоставлялась возможность поговорить с Марион по душам, Джеффри немедленно забывал, и как улыбаться, и как гнуть свое. Дело ухудшалось тем, что, овдовев, Марион стала пробовать себя в роли свахи. Получалось у нее неплохо, так что теперь она то и дело заводила с Джеффри разговоры о всяких, возможно, интересных для него девушках в округе, что совершенно сбивало его с толку. Элси и мальчики только закатывали глаза или заговорщицки перемигивались, всем своим видом показывая, как честно хранят его тайну. Это тоже не способствовало поднятию боевого духа.
Оставалось только надеяться на какое-нибудь удачное стечение обстоятельств – желательно, драматичное, но в меру – чтобы у Марион возникла потребность, например, броситься ему на шею. Но как назло – тут Джеффри мысленно себя поругивал – нет, слава богу, ничего подобного не случалось.
Однажды Джеффри и Элси собрались на впервые появившуюся в наших краях ярмарку – с цирком, метанием дротиков и прочими глупостями. Джеффри и Марион скептически относились к такой трате времени, а вот Элси немедленно пристрастилась к метанию лассо, ловле яблок зубами и разговорам по душам с бородатой женщиной. Еще парой лет назад она могла бы сбегать на подобные мероприятия одна, но поскольку стала считаться девушкой, а не дьявольским отродьем, выходить в люди одной ей стало неприличным, а Питер и Джон в качестве сопровождающих были еще маловаты. К тому же после первого же дня ярмарки Марион запретила им туда возвращаться, так как они напились там сидра, перепутав его с яблочным соком – чисто случайно, - клялась Элси. Далее оба горланили песни, а потом их всю ночь выворачивало – видимо, сидр был перебродивший.
Так как Элси теперь знала его Секрет, уговорить Джеффри стать ее компаньоном было легко. Пока она прихорашивалась, натачивая на всякий случай свои лучшие ножи, Марион приводила в порядок Джеффри, причесывая его непослушную шевелюру и стряхивая с жилета пылинки. По его мнению, уже одно это окупало предстоящую поездку – пока Марион не завела старую песню:
- Ты там на ярмарке поменьше ныряй за яблоками и побольше смотри по сторонам, - она вздохнула. - Уж на что я хорошая сваха, а с тобой, Джеффри, прямо и не знаю, что делать. Пэгги Пибоди из тебя всю кровь выпьет. Марта Лунд – глаз не сводит с пацана Эбботов. Энни Кламм – уже для тебя старовата...
- И ничего не старовата! – вырвалось у Джеффри. Элси закатила глаза, а Марион встрепенулась:
- Тебе нравится Энни?
- Нет! Абсолютно не нравится! – пришел в ужас Джеффри.
Марион опять вздохнула:
- Самый перспективный из всех моих женихов, и не могу ему никого подобрать – прямо какое-то личное оскорбление.
- И чем же это он так хорош? – как бы невзначай спросила Элси, пряча ножи.
- Вот только ты могла задать такой вопрос! Потому что всем это и так очевидно, кроме тебя!
- Ма, я честно не понимаю. Ну, на вид он вроде ничего...
- Ничего? Да ты посмотри на него! Я таких красавцев в жизни не видела! Глаза! А рост! А как улыбнется – это ж у кого угодно сердце выскочит! Кроме тех, у кого одни дротики да кабаны на уме! А умнющий! Столько книжек прочел! А хозяйственный! Ладно, своей фермы нет, овцы не в счет, но такого зятя на любой ферме с руками оторвут! Мне мамаша О'Шонесси обещала двух поросят, если сведу его с ее средней – но у той любовь с младшим Дженсеном, который даже к корове подойти боится, тут уж ничего не поделаешь. Просто ужасная несправедливость. Никого нет подходящего, пропадет он тут у нас...
- Ну и выходи тогда за него сама.
Джеффри зажмурился. В молчании Марион явно послышались раскаты грома.
- Элси Брукс. Типун тебе на твой змеючий язык. Ты вообще соображаешь, что говоришь?
Джеффри быстро дал себе мысленного пинка:
- Я был бы ужасно счастлив, Марион. Лучше вас мне и правда никого не найти.
Марион смотрела на них в священном ужасе, а потом взяла себя в руки.
- Тэкс. Это, конечно, все очень забавно, дети, - она особо нажала на "дети". – Шутка вполне в духе Элси, от тебя, Джеффри, я такого не ожидала, но если вам смешно, то и веселитесь себе на здоровье – только без меня. Всё, отправляйтесь на свою... несчастную ярмарку, и чтобы больше я от вас ничего подобного не слышала.
На Джеффри жалко было смотреть.
- Марион, это не шутка...
- Достаточно, милый, хорошего понемножку. Иди-иди, - Марион уже выталкивала их за порог, - ныряй за яблоками, смейся над пожилыми людьми, ты так перерабатываешь последнее время, что тебе, видать, разрядка нужна. Только лучше бы ты тут не шел на поводу у Элси, - и она захлопнула за ними дверь.

На ярмарку они ехали в разочарованном молчании. "Пожилая, - проворчала наконец Элси, - тридцать два и уже пожилая, ничего себе... При том, что выглядит на двадцать пять..." "На двадцать три," – мрачно уточнил Джеффри, чтобы смотрелось красивее. "Ничего, - сопела Элси, - мы еще что-нибудь придумаем..." Джеффри только вздыхал.
Примерно через милю они встретили Мередита – тот ездил в Уоллипенни по делам и теперь собирался заехать по дороге к Бруксам посмотреть захромавшую кобылу – в кузнечном и ветеринарном деле он разбирался лучше других.
- Она ему отказала, - немедленно выпалила Элси. Мередит поднял брови. – Дала от ворот поворот! Такому перспективному жениху! – Джеффри только вздыхал.
- Я с ней поговорю, - пообещал Мередит.
- Па, лучше не надо. Я сам разберусь.
- Да, Джейкоб, ты только все испортишь.
- А что, он еще не все испортил? Какая тогда разница? А ты, Элси, смотри, - обернулся Мередит, отъезжая, - не перегуляй там на *** ярмарке, нам завтра на стрижку, - и он поскакал дальше, забыв из-за Джеффри рассказать Элси про один связанный с завтрашними соревнованиями момент – впрочем, малосущественный.

Дело было не в подкове - хромую кобылу требовалось подлечить. Мередит отправился в Бруксову кладовую за возможными ингредиентами для мази и по дороге встретил Марион, возвращавшуюся с дальнего огорода. За годы их соседства она притерпелась к его манере выражаться, а после истории с железной дорогой твердо уверовала, что где-то в глубинах своей ворчливой души он тщательно скрывает золотое сердце, поэтому встретила его приветливо и тут же предложила домашнего эля. Но Мередит не привык откладывать дела ради церемоний:
- И чем это вас не устраивает мой сын? – с места в карьер начал он. – Всю жизнь был хорош и вдруг стал плох, это как понимать? – он сложил руки на груди, изобразив сдержанное, но праведное негодование.
Праведное негодование Марион было не таким сдержанным.
- Джейкоб Мередит! И вы туда же! Хватит с меня уже этой глупой шутки!
- Какая еще *** шутка?
Тут Марион вдруг окончательно поняла, что это не шутка.
- Вы в своем уме?! Да я ему в матери гожусь!
- Не годитесь.
- Но... но он вырос на моих глазах!
- Правильно. Вырос. Теперь можно брать замуж. Чем не жених?
- Джейкоб Мередит. Ничего не скажу, у вас замечательный сын.
- Вот именно.
- И он сможет сделать счастливыми множество молодых девушек – то есть, лучше, конечно, одну – но при чем здесь я?
- По его мнению, вы ни чем не хуже.
- Но это же... Это же ненормально!
- Почему?
- Это... это как, например, если бы вы женились на... на Элси!
Впервые в жизни Марион удалось по-настоящему ошарашить Мередита.
- Ну знаете! Сравнили! Да как вам в голову такое могло прийти, тьфу на вас!
- А какая разница?
- Как это, какая разница?! С одной стороны, молодой человек в самом расцвете лет и сил и еще молодая женщина – тоже вполне себе в расцвете, а с другой – мелкая девчонка и...
- И ничего подобного! С другой, между прочим, юная девица в расцвете лет и сил и еще вполне себе... Тьфу на вас, Джейкоб Мередит! Я совсем не то хотела сказать! Я хотела сказать, что, вот именно, мы друг другу не подходим так же, как и вы!
(Уже пару лет назад, повинуясь внутреннему голосу, Мередит перестал спать с Элси на пастбищах зад... то есть, пардон, спиной к спине, и теперь вдруг мимоходом прояснил причину.)
- Марион Брукс, - твердо сказал Мередит, - это две разные пары сапог. Совершенно другой случай. Вы просто честно подумайте – и насчет Джеффри, и насчет себя самой, - он кивнул ей, повернулся и пошел прочь со двора, начисто забыв о лошади. Вспомнил уже вечером, чертыхнулся и опять поехал к Бруксам – эта лошадь была поумнее и повыносливее других, и он хотел, чтобы завтра Элси взяла ее.

*
Элси и Джеффри немного развеялись на ярмарке: Джеффри тоже не прочь был пострелять, а потом раскусил пару секретов горе-фокусника, а Элси три раза подряд выиграла в армреслинге, задавив крепких мужиков прежде всего силой воли. Один после этого немедленно захотел на ней жениться, приключилась драка... Назад Элси возвращалась в прекрасном, освеженном настроении. Вечер был чудесен, в голове приятно шумело пиво, так что ее потянуло на ответную откровенность.
- Я тебе тоже скажу Секрет, Джеффри, чтобы у нас было поровну. Вернее, это не столько секрет, сколько вопрос. Я вот все ломаю голову: Как бы поудачнее подойти к твоему отцу? Хотя не знаю, чем ты-то мне сможешь помочь, вон, даже с моей мамой не можешь справиться...
Джеффри на некоторое время потерял дар речи.
- Да-да, он мне в отцы годится, туда-сюда, пятое-десятое, безобразие, ***, ну и все такое прочее... Но вот нравится он мне, хоть ты тресни! И не старый еще вообще. Вон, Роб Мертенс, что ко мне сегодня лез – и то старше! И с бородой! И ниче, как будто так и надо, *** сын, *** ему в ноги. Нашел к кому приставать, старый ***. А вот твой папенька, с другой стороны, он по всем статьям хоть куда – я так считаю. Или скажешь, нет?
- Да нет... – несчастным голосом проговорил Джеффри, понимая, что ему возражать тут будет как-то нелепо, - но это все-таки как-то совсем странно... Это что же, ты тогда будешь моя мама?
- Не-е, - хехекнула Элси, - я буду твоя злая мачеха!
- Хм. А похожа.
- Вот видишь. Все сходится. Только не знаю, с какой стороны к нему подъехать. Сдается мне, он еще более непробиваемый, чем моя мама.
- Знаешь, в принципе, он же очень прямолинейный человек. Для него что есть, то и есть. Ты просто как-нибудь обрати его внимание на то, что ты эээ выросла – и он сразу станет тебя по-другому воспринимать, а не как по привычке.
- И всё?
- Угу.
- Проблема в том, что я не очень-то рослая. Вот, мамы меньше на голову.
- При чем тут рост? Я другой эээ рост имею в виду, - Джеффри совсем покраснел, - не в высоту.
- Ааа! – наконец-то дошло до Элси. – Ты что ли про – ладно, молчу. Это надо прикинуть, - она одернула вырез рубашки и совсем подобрела. – А ты, Джеффри, не кисни. Маме просто нужно время. Дай ей привыкнуть к мысли. Гни себе вежливо каждый день потихоньку свое – она не выдержит, вот увидишь.
Джеффри задумчиво кивнул.

Приехав домой, они отвели лошадей на конюшню, где встретили Мередита, который все еще не был доволен кобылой. На немой вопрос Джеффри он только наморщил нос и закатил глаза: "Эта женщина..." Элси осталась помогать, а Джеффри пошел в дом, просто вроде как сказать Марион, что они вернулись. Марион, уже уложившая Джона и Питера, встретила его в дверях.
- Простите, Марион, я, честное слово, не хотел вас обидеть, - тут Джеффри вспомнил ее тогдашнее выражение лица, не выдержал и улыбнулся. Марион насупилась в ответ, но ему показалось, что и она старательно прячет улыбку.
- Наверное, вы правы, - продолжил Джеффри, - мы действительно друг другу не пара, но знаете, - собственная улыбка пробудила в нем то вдохновение, с которым он проворачивал дела в городе, - знаете, мы никогда так и не узнаем, подходим мы друг другу или нет, пока хоть немного не попробуем. А потом всегда сможем сказать: нет,  что-то здесь неправильно. Или: что-то тут не так... А если мы... – тут Марион прикрыла ему рот рукой:
- Окей, Джеффри, но только без дураков: не то – значит, не то.
 "От одного проверочного поцелуя вреда не будет," – рассудила Марион, и действительно, никакого вреда от него не обнаружилось. Скорее наоборот. То есть не то чтобы от него обнаружилась польза, но...
- Как-то оно правильно, - пробормотала Марион.
- Вроде да, но я всегда все перепроверяю, - и они проверили еще раз, а потом еще, и в итоге, как позже смущенно вспоминала Марион, "несколько увлеклись".
- Джеффри, - немного отдышавшись, сказала Марион, радуясь наличию под собой хотя бы ковра – на голом полу было бы как-то уже совсем неприлично, - ты все еще хочешь на мне жениться?
- Угу, - послышалось где-то в районе ее ключицы.
- Возможно, когда я немного отойду, я обратно приду в ужас и передумаю, но сейчас я тебе быстро скажу "да", и ты уже за него держись, что бы я тебе потом не говорила, понял?
- Угу, - у Джеффри окончательно отлегло от сердца. – А давай, опять эээ перепроверим? Или так нельзя?
"Батюшки, - подумала Марион, - а я и забыла, как это устроено у молодых людей. Вот говорят же, что дуракам везет."
- Можно. И даже нужно. Только пошли-ка лучше наверх, а то будет сейчас Элси радость. Кстати, а где она?

МЕРЕДИТ

У Элси дела продвигались не очень. Вернее, совсем никак.
Во-первых, у лошади от запаха мази испортилось настроение, и она вела себя как свинья, что было дополнительным отвлекающим фактором.
Во-вторых, лучше бы Элси и не пыталась привлечь внимание Мередита к своему внешнему виду. Но она попыталась – выбрав для этого примитивный, но обычно действенный способ в виде безобидного паучка, ткавшего себе паутину в углу – и вдруг неожиданно для себя схваченного ловкими пальцами и отправленного прямиком за пазуху Элси.
- Ой-ей-ей! – она задергалась совершенно натурально, так как паук щекотался. – Ой, мамочки, в меня упала какая-то жуткая дрянь!
- Ну и вытащи ее, - Мередита больше занимала лошадь.
- А она не вытаскивается! Ой-ей-ей, она кусается! Кусливая, ***, я не переношу паучий яд!
Элси так и сяк пыталась залезть себе в корсаж, изображая чудеса эквилибристики.
- Сделай что-нибудь!
- А ты разденься.
- Сам и раздевайся! Да помоги уже, я не достаю!
- А я тем более не достану, - Мередит все-таки подошел к ней, потом одной рукой оттянул ее платье в районе пояса, а другой приподнял ее за плечи и как следует потряс. Паучок благополучно вывалился и улепетнул от греха подальше. Мередит вернул ее на место и оправил ей платье.
- И вот чего было так орать. - Поправляя ей платье, он наконец-то внимательно посмотрел туда, куда ему полагалось, вдруг нахмурился еще больше и проворчал: - Это что ж за безобразие.
Он осмотрел Элси спереди, затем с одного боку, а потом с другого, наморщил нос и покачал головой:
- Вообще никуда не годится, - и поглядел на нее так, как будто она еще и сама виновата в наличии такого позорного никудышного бюста.
– Что ж с тобой теперь делать? – размышлял Мередит, не обращая внимания на Элси, которую разрывало между гневом и отчаянием. – Вот же угораздило тебя вырасти не в том месте, и о чем ты только думала? – на самом деле он злился на себя, так как надо было заранее замечать и учитывать ее изменившиеся габариты, а теперь соревнования уже завтра, и вот как прикажете... – вдруг Мередит сообразил, что только хотел объяснить всё дело Элси, а потом забыл.
- Ах я кретин.
- Еще бы ты не кретин. Считать такие *** безобразием – это каким же надо быть астрономическим кретином! Никуда не годятся, скажите, пожалуйста! – только тут Мередит заметил взрывоопасное состояние Элси, но сейчас ему было не до него, так что он просто махнул рукой:
- Элси, перестань дуться, у тебя замечательные -  то есть ты, как его там, юная девица в самом расцвете сил и лет и так далее, но на данный момент это и есть наша главная проблема. Потому что завтра у нас с тобой соревнования по стрижке овец в Купикси, а туда, оказывается, с этого года допускают только, ***, мужиков! Всю жизнь пускали кого угодно и вдруг поменяли свои *** правила. Бабам, видите ли, уже не положено, *** бы их разобрал. Джеффри стрижет медленнее тебя, Питер и Джон вообще пока черте-как, вот я и подумал, делов-то, наденешь штаны, волосы подберем, даже подбородок сажей можно вымазать, как будто ты не брилась – и вперед, типа племянник мой, Эйб. Ничего себе племянничек, - горько завершил он, кивая на ее бюст.
Не попасть на ежегодные соревнования из-за такой ерунды – ну уж нет, все остальное могло подождать.
- Щас, - сказала Элси, - ты займись Люси, а я быстро.
Через минуту она уже карабкалась по наружней лестнице на чердак, где хранилась, в том числе, отцовская одежда, и уже через минуть пять вернулась на конюшню, выряженная в мешковатые штаны, сапоги и легкую рубашку – со второй рубашкой, курткой и свернутым в рулон полотнищем в руках.
- Давай наматывать, - вдвоем они крепко-накрепко утянули все ее богатство, оно же безобразие, до более-менее плоского состояния. Когда Элси облачилась во вторую рубашку и куртку, вид у нее уже был вполне сносный.
- Давай, я еще постригусь! - предложила она, с энтузиазмом встряхивая светлыми кудрями.
- Я те дам постригусь, - испугался Мередит. – Мы пацана из тебя делаем, а не овцу.

Выехали они затемно, оставив стадо на уже поднаторевших в этом деле Питера и Джона, а вернулись поздно вечером следующего дня – с трофеем и увесистым мешочком серебряных долларов, которые тут же честно поделили пополам.
Соревнования прошли без сучка без задоринки, разве что жена пастора, она же почетный член жюри от благотворительных организаций, морщила нос и возмущалась безобразными манерами и вокабуляром юного Эйба Мередита: стрижка-стрижкой, а правила цивильного поведения еще никто не отменял. Она уже подумывала снять с них для острастки пару очков, но Мередит тихо сказал ей:
- Вы уж его извините. Он у нас вырос среди индейцев. Они его выкрали в раннем детстве.
- Ооо! – вытаращила глаза пасторша. – Это, конечно, все объясняет! Бедный молодой человек! Но как же он от них спасся?
- Да вот, странная штука, они сами вернули его нам обратно, - меланхолично ответил Мередит, игнорируя тихое хрюканье Элси.
*
Джеффри и Марион решили до поры до времени не травмировать близких и не слишком распространяться о своих отношениях и намерениях. Вернувшись еще в тот вечер домой, Элси была слишком поглощена своими встрепанными чувствами и, главное, деталями превращения в убедительного пацана, чтобы прислушиваться к чему-либо необычному. Мередит же слишком привык к ночевкам Джеффри у Бруксов, чтобы придавать этой значение. Так что жизнь пошла себе своим чередом, без сенсаций. В течение нескольких дней Джеффри и Марион пребывали в полной уверенности, что у них удачно получается шифроваться от обитателей фермы, не предполагая, что те довольно быстро осознали, что у них все сладилось, но не считали нужным давать им это понять. Майк и Молли уже давно привыкли к подпольному существованию – в том, что Джеффри и Марион скрывают свои отношения, для них не было принципиально ничего нового, разве что Молли не одобряла "жизнь во грехе", но списывала ее на общую северную дикость. Мальчики считали, что всё и так хорошо. Элси уже на второй день заметила, что Джеффри вышел к завтраку из маминой спальни, да еще и отнес ей кофе в постель. Но смаковать происходящее у нее не было настроения, так как она была слишком поглощена Мередитом. Что страшно ее раздражало, но поделать тут она ничего не могла: Мередит как бы просачивался сквозь ее пальцы, пользуясь ихней чертовой британской сдержанностью, которая непонятно как сочеталась с его всегдашней бесцеремонностью. Изводило это до крайности.
- Че ему вообще надо? – хряснула она как-то за завтраком кружкой по столу, расплескав кофе во все стороны.
- Кому? – рассеянно проговорила Марион, погруженная в список дел на день – их было так много, что приходилось записывать: "поставить еще хлеб", "стирка" – капля кофе – "набить колбасу – Молли?" – зачеркнуто, она не так набивает, "проверить младенцев: Лунды, Пигсли, Дженсены", "Элинор - ???" – Да, вот мне тоже интересно, чего ему вообще надо, этому несчастному младенцу Элинор, что он уже вторую неделю не хочет из нее вылезать? Там уже фунтов восемь, небось, и что мы с ними будем делать?
Питер уже ушел с коровами, а Джеффри и Джон заняли полстола чертежами и моделями из ложек и кастрюли, пытаясь усовершенствовать Мейклевскую молотилку. Им уже давно пора было в поле, но их захватил научно-технический азарт, так что они тоже не обратили на Элси особого внимания.
- Я пошла, - мрачно сказала она, - кабана буду искать.
Марион и Джеффри подняли головы.
- Здрасьте-пожалуйста. Одна? С ума сошла?
- Вы же с отцом и так собирались через пару дней.
- Не пойду я с ним больше никуда, - тут Элси совсем надулась. – Он меня не любит.
- Да что ты, - воскликнула Марион, - конечно, он тебя любит! Буквально как... – ей пришел в голову их недавний разговор, - как родную дочь! – Джеффри закусил губу.
Взглядом Элси можно было бы выжигать на дереве.
- Всё, - твердо сказала она. – Пошла я. К ужину буду.
- Никуда ты не пойдешь, - строго сказала Марион. – Блажь какая.
- Элси, брось, это правда опасно, сама ведь понимаешь.
- Еще ты тут попробуй мной командовать. Помнишь, что обещал? Женился на маме – всё теперь.
- Да если бы он женился! – раздалось с порога – это зашли Молли и Майк. – А то живут во грехе, и не стыдно им!
- Какая разница, - буркнула Элси, не обращая внимания на застывших Джеффри и Марион.
- Как это какая разница?! Ох, мисс Элси, упаси Господь, конечно, но черти в аду вам потом хорошо объяснят, какая разница! – встала в позу Молли.
- Пусть только попробуют, я им сама много чего объясню.  И потом, чего это мне туда отправляться – уж я-то в грехе не живу! – ехидство мешалось в ее словах с недовольством.
- Мама, а как живут во грехе? – спросил Джон. – Там на деньги играют, да?
Джеффри не выдержал:
- Да не живем мы уже в вашем грехе! ("Что значит "в вашем"? – начала было возмущаться Молли) Съездили тут к отцу Маккензи, он нас обвенчал, только колец еще не достали.
Марион зажмурилась – и правильно, взрыв общего возмущения не замедлил последовать:
- И ничего не сказали?! – Элси и Молли уперли руки в боки.
- А как же свадьба? С музыкой! И чтобы все потом подрались! – заныл Джон.
- Миссис Марион, мистер Джеффри – мои поздравления, - степенно произнес Майк, решив, что надо же кому-то быть голосом разума.
- Нет, ма, ну это же свинство какое вообще.
- Честное слово, Элси, мы еще устроим что-нибудь торжественное, потом, когда работы станет поменьше. Ну, ты посмотри, - Марион хлопнула ладонью по тетради, куда записывала дела, - не влезает туда нормальная свадьба пока никак!
- Ну и подождали бы.
- И жили бы во грехе? - напустилась на нее Молли. – Жалко, конечно, но всё вы правильно сделали, миссис Марион.
- На самом деле, я просто боялся, как бы твоя мама не передумала, - смущенно улыбаясь, сказал Джеффри, - вот и...
- А папе твоему, небось, сказали? – вдруг обратно обиделась Элси.
- Ему тоже пока нет, - вздохнул Джеффри. – Но скажем. В принципе, он и так одобрил уже это дело, а с отцом Маккензи они все равно друг друга не переносят.
"Потому что он черт носатый," – шепнула Молли Майку так, чтобы слышала Элси. Та скорчила ей рожу, но тут же переключилась на более насущное:
- Ладно, раз вы такие, то свадьбу чур я буду устраивать! Надо всё распланировать заранее. И насчет музыки, и чтобы не скучно было, да,  Джонни прав. Я напишу жонглерам, миссис Смайли – это которая с бородой - и Самому Тощему Человеку на Земле – они точно приедут, если я попрошу, – совсем тогда будет шикарная свадьба.
Марион не была так уверена насчет бородатой женщины.
- Вот на свою свадьбу, мисс Элси, весь этот сброд и зовите, - фыркнула Молли.
- А мне зачем свадьба? Я, к твоему сведению, и во грехе с удовольствием проживу!
- Да уж, с таким-то богохульником только во грехе вам жить и останется. Его не то что в церковь, за церковную ограду не пустят с его языком!
- О ком она говорит? – удивленно спросила Марион.
Образовалась легкая заминка.
- Элси хочет жениться на дяде Джейкобе и жить с ним во грехе, - объяснил Джон непонятливой маме.
Заминка переросла в паузу. Марион открыла рот, собираясь что-то сказать, но смогла только сделать пару вздохов. Одновременно она напомнила себе, что имеет дело с Кошачкой, от которой можно ожидать чего угодно, так что удивляться тут совершенно нечему. Она еще немного подумала и осторожно начала с сути:
- Ты любишь Джейкоба Мередита. А он тебя нет. И поэтому ты хочешь одна идти на кабана.
Элси мрачно кивнула.
- О, давайте я с вами пойду, мисс Элси! – вызвался Майк.
- Ты уже и так двух пристрелил, сама теперь хочу.
- Как это "а он нет"! – одновременно воскликнула Молли. – Это кто сказал? Да он душу за нее продаст – если уже не продал куда подальше, прости Господи – и вы, мистер Джеффри, тоже простите.
- Они говорят, он меня любит как дочку.
- Нееет, дочек так не любят. Скорее, как королеву свою английскую. Что бы ни сотворила или ни сказанула – ему все хорошо. Да ни один папаша такого бы не потерпел. И не смотрите на меня так, со стороны-то оно виднее. Вот только сам он этого не знает, но это уже дело другое.
По сравнению с кабаном даже сложные отношения Мередита с ее дочерью были для Марион делом десятым:
- Тэкс. Насчет кабана. Никто на него сегодня не идет, и я тебе сейчас скажу, почему. Во-первых, к таким делам – я не кабана имею в виду – надо подходить с умом, а не бросаться сразу на всяких несчастных кабанов. А во-вторых, и это самое главное: тебе сегодня надо набивать колбасу! Вот,- она торжественно потрясла своей тетрадью, - тут все написано: "Набить колбасу – Элси". Набьешь колбасу, а там поговорим, – одновременно Джеффри подмигнул Элси: я, мол, тоже помогу, как обещал.  – И вообще, что вы тут все делаете? И я вместе с вами! Сейчас я тебе скажу, Джонни, что такое жить во грехе: сидеть себе целый день на кухне, болтать и ничего не делать!
*
Когда Джеффри вернулся домой, отец сидел на полу у камина и перебирал ружье – к уничтожению кабана надо было подходить основательно.
- Па, - начал Джеффри, - мне надо с тобой посоветоваться. – Мередит только кивнул. – Я тут хорошенько еще раз всё обдумал и понял, что делаю ошибку. Во-первых, Марион мне всё равно не добиться. Во-вторых, она мне, действительно, не совсем пара. Не то чтобы совсем не подходит, но – если рассуждать чисто мозгами – то куда разумнее и, не знаю, нормальнее, мне было бы все-таки жениться на Элси. Не скажу, чтобы она мне очень нравилась, но как-то оно, наверное, так будет правильнее.
- Дай Марион время и не говори ерунды.
- Но почему это ерунда? У Элси, конечно, есть недостатки, но к ним можно привыкнуть, а с другой стороны, она вон – на вид ничего так... – Джеффри решил стать мастером преуменьшений.
- Ерунда. Потому что она знает, что ты влюблен в ее мать, и в жизни за тебя не выйдет.
- Она поймет, что это было как... наваждение.
- Пф. Если бы она сама тебя любила, может быть, могла бы с этим жить. А так – нет ей резона.
- Может, еще полюбит?
- С какой вдруг стати? У нее для этого было достаточно времени. Нет, ей нужен кто поновее – еще и чтобы выбить всякие глупости из головы.
- Какие глупости?
- Какие-какие... – Мередит тяжело вздохнул и, не торопясь, принялся собирать ружье.
- Ты имеешь в виду, что ей нравишься ты? – вдруг осенило Джеффри. – А откуда ты знаешь?
- Я что, похож на идиота? Она только что не кричит об этом на всех перекрестках.
- Ну и?
- Что "ну и"? Пока она сама не вышибет клин клином, черта с два у тебя с ней есть шанс. А после и подавно не будет.
- А почему ты не пользуешься своим, ну, шансом? Пока он у тебя есть? Она тебе совсем не нравится?
Мередит молча собирал ружье. Потом подумал и стал разбирать его снова – что-то там недочистил. Он прекрасно осознавал, что не представляет себе жизни без Элси: она была идеальным партнером во всех его предприятиях, понимала его с полузвука – и он ее тоже, говорила на его языке – хоть и с другим произношением, и, вот ведь напасть, из мелочи превратилась в настоящую красавицу, чего он какое-то время не хотел замечать, так как это осложняло всю картину.
- При чем тут я, - проворчал он наконец. – Где я, а где она. – Джеффри понял, что он не имеет в виду географию.
- Но па, с другой стороны, никто другой с ней просто не справится – так чтобы и не обидеть. Зуб даю, она полжизни будет искать и не найдет никого лучше. Или боишься, что тоже не справишься?
Мередит закатил глаза: "Еще ты меня будешь брать на слабо".
- А что это ты вдруг бросился меня сватать? Сам же хотел.
- Я передумал. Вернее, я, честно говоря, вообще ни о чем таком не думал. Мы с Марион позавчера поженились, вот, не знал, как бы сообщить тебе поудачнее.
- Тоже сейчас врешь, небось?
- Могу показать бумагу.
- Ну, покажи.
Мередит внимательно изучил документ сверху донизу и даже понюхал чернила.
- Кто бы мог подумать, - хмыкнул он наконец.
- Официально справим позже, если руки дойдут. А то присоединяйтесь, - ответно ухмыльнулся Джеффри. – Элси вряд ли будет возражать.
Но Мередит только покачал головой, потом отложил ружье и потянулся за кружкой с чаем, едва не перепутав ее со склянкой оружейного масла. "Черт, завтра на *** кабана, самое время терять голову".
*
Вот вы, небось, надеетесь: сейчас Мередит и Элси пойдут охотиться на кабана, а тот их обязательно втравит в какую-нибудь настолько душераздирающую драматическую ситуацию, что придется им в итоге бросаться друг другу на шею и заключать потом мир с отцом Маккензи. Если вы действительно так думаете, то говорит это об одном: вы никогда не ходили на кабана.
Кабаны сравнительно недавно проявили себя в наших лесах, но уже успели порядком всем надоесть, нарушая покой других лесных обитателей и подрывая поля. Мередиту и Элси  уже удалось подстрелить одного, но он оказался свиньей. Мередит был, разумеется, крайне доволен, так как они уничтожили источник других кабанов, но Элси завидовала трофею Майка – здоровенным клыкам, которые он подвесил над их с Молли кроватью, к непреходящему ужасу последней. Теперь Элси мечтала о собственных клыках и знала, что их владелец носится где-то неподалеку, но этот кабан был особенно хитрым, и выследить его никак не получалось.
Рано утром Элси уже ждала Мередита, прокручивая в уме мамины наставления – с долей скепсиса, но и с любопытством естествоиспытателя.
- А где Клементина? – спросил Мередит вместо приветствия. Клементина была самой умной и чуткой собакой Элси.
- Так она ж недавно ощенилась.
- Элси, какого черта ты не смотришь за своими собаками?
- Почему не смотрю, я смотрю. Почти все щенки уже обещаны.
- Хоть бы Вислоухого тогда взяла.
- Вислоухий еще совсем дурачок, - начала перечислять Элси, - только белок вынюхивать умеет, Питкин оцарапал лапу, Дармоед и Пшёл-вон хотели, но куда им уже на кабана... (Имена первых собак Элси придумывали родители.)
- Тоже мне, горе-охотники. И кто нам его будет искать? – все собаки Мередита были чистыми овчарками, он никогда не брал их на охоту.
- Я его подлючую натуру уже изучила, по следам найдем.
Но кабан проявил чудеса коварства и скрытности. Они бродили по лесу уже полдня, оставив лошадей на опушке, но каждый "свежий след", который находили то Элси, то Мередит, оказывался пшиком.
Неудача преследовала Элси и в тактических маневрах, которые она пыталась применять по дороге. Марион объяснила, что мало просто воспринимать ее взрослой девушкой, она еще должна вызывать интерес и любопытство. Поэтому надо не трепаться всю дорогу, а побольше молчать, но с загадочным видом, вроде как: "Я знаю нечто, чего не знаешь ты, а тебе не скажу, хм-хм". На охоте трепаться в любом случае было не с руки, так что Элси между делом, как ей казалось, весьма удачно постреливала глазищами и выдавала беззвучные "хм-хм". Пока Мередит наконец не выдержал и не сказал ей: "Если ты знаешь нечто, чего не знаю я, то говори уже". Элси понятия не имела, в чем заключалось это самое нечто, так что немедленно надулась – на маму, и заодно на Мередита, изобразив на лице уже более надменное "Очень ты мне нужен, вот тебе". Но оказалось, что Мередит – а кто бы сомневался – может дать ей сто очков вперед в  ответном выражении: "Да и ты мне не больно-то нужна", что не улучшило ее настроения.
Они обошли уже все кабаньи места, некоторые, что было особенно обидно,  по нескольку раз, когда Мередит остановился и с безнадежным вздохом стукнул прикладом о землю.
- Завтрак? – предложила Элси. Мередит кивнул – прогалина была вполне подходящая – и они уселись перекусить. Ели молча ("то ли как британцы, то ли совсем как шведы", - подумала Элси), каждый погруженный в свои невеселые мысли. Мередит думал, что не за кабаном сейчас надо бегать, а пастбища и овец к зиме готовить, он и так уже запаздывает. Элси – что чертов кабан свалился уже давно в какую-нибудь волчью яму и издох, а они тут только зря время тратят, как дураки. Мередит думал, что вот как теперь брать Элси с собой на пастбища, если непонятно, что теперь с ней вообще делать, а Элси думала, что успеет стать старой бабкой, пока Мередит удосужится ее хотя бы поцеловать... О чем думал кабан, мне не известно, только он взял да и появился на прогалине, не скрипнув до этого не единой веткой.
Кабан был не совсем великанских, но довольно-таки солидных размеров. Он уставился прямо на Элси, как будто демонстрируя ей вожделенные клыки, готовые к бою, а та, как назло, успела передвинуться с сыроватой кочки подальше, а ружье оставила на прежнем месте. Кабан смотрел на Элси, а Элси - на кабана. Вдруг он слегка наклонил голову, и в то же мгновение Мередит отпихнул Элси в сторону, вскинул ружье и выстрелил, целясь кабану в шею. Но попал в "броню" – кабан дернулся, взревел и ломанулся прямо ему навстречу. Мередит еле увернулся от клыков и, изо всех сил толкнув кабана ружьем, попытался уклониться в сторону, одновременно выхватывая нож. "Не подходи!" – крикнул он Элси, но та уже выхватила свои два и, подскочив к кабану с другой стороны, всадила их прямо в то самое место над локтевым сгибом – чтобы хоть один попал наверняка. Кабан заревел, забился, но вскоре затих.
Какое-то время тишину нарушало только тяжелое пыхтение обоих, а потом Мередита прорвало. Такого количества настолько изощренных ругательств Элси не слышала от него за все время знакомства.
- Если бы кабан был жив, он бы сейчас помер со стыда, - попробовала она перебить поток его красноречия.
- *** *** ***! Вставай уже и помоги мне!
Элси кое-как выбралась из-под кабаньего бока и обошла тушу – Мередита придавило значительно сильнее.
- Ты там поспи, под ним тепло, небось. Ладно, ладно, сейчас попробую.
Элси взяла его под мышки и потянула. Мередит только зашипел от боли. Тогда она попробовала отпихнуть кабана – он был чертовски тяжелым.
- Ты мне тоже помогай, давай, на счет три – раз, два, три, - оба напряглись и слегка сдвинули тушу - видимо, она попала в небольшое углубление и крепко там засела. Элси поднатужилась еще, но тут ее разобрал нервный смех.
- Прекрати немедленно и сделай уже что-нибудь! ***! С той стороны подойди!
Она уперлась в кабана с другой стороны, там, где он застрял, помогая себе ружьем. Крякнула пару раз – и кабан таки пошел, не без помощи продолжающего ругаться Мередита. Наконец-то ему удалось высвободиться, но когда он попытался встать, опять зашипел и вцепился в лодыжку.
- Сломал? – подскочила Элси, пропыхтевшись.
- Не. Вроде вывихнул.
- Дай, - она ощупала его ногу. – Ну, после кабана это ерунда. Только подползи вон к тому дереву и держись за него покрепче.
Мередит обхватил дерево, а Элси вцепилась в его ногу и, прощупав направление, сильно дернула.
Мередит охнул, но, видимо, у него вышел весь запас ругательств, поэтому какое-то время он мог только тихо подвывать сквозь зубы.
- Ну че, живой?
Он встал, опираясь на дерево, и сделал пару шагов.
- Пойдет. Спасибо.
- Тэкс. И что теперь?
- Теперь домой.
- А кабан?
- Пошлю за клыками Джеффри или сам попозже съезжу.
- А мясо?
- Какое мясо, ты посмотри на него, здоровый вонючий зверь. У него и мясо будет вонючее.
- Ничего подобного! Майковский кабан был не намного меньше, а колбасу мы набили шикарную! Ты ж сам ел! Мама нам не простит, если не привезем мяса!
- ***, - печально сказал Мередит. – Ну, давай разделывать. Только быстрее, а то набегут еще всякие... желающие.
- Да, глянь, тут столько кровищи, даже акулы могут приплыть.
Тут смех разобрал уже Мередита, но он быстро откашлялся, и они приступили к делу.
Разделывать здоровенного кабана – это, скажу я вам, не праздник. И без клыков ноша в итоге получилась порядочная – они еле дотащили ее в одеяле до лошадей, а потом еле доехали до Бруксов, соорудив из сучьев и одеяла подобие носилок.
*
В тот день Марион затеяла дома большую стирку: на лужайку у дома выставили чаны, натаскали воды, половину вскипятили и принялись за дело. Часам к четырем они почти закончили развешивать, но оставался еще целый чан мыльной воды, который Марион жаль было выливать: В нем всего-то прополоскали одну порцию не слишком грязного белья, так что надо было употребить воду на что-то еще, но раздевать домочадцев, некоторые из которых уже принялись пускать в чане кораблики, тоже не хотелось.
Первой всадников заметила Молли.
- А вот и мисс Элси! Наверняка запачкала, прости Господи, штаны, со своим кабаном – вот и постираем.
- Одних штанов будет маловато, - проворчала Марион, на пару с Джеффри выжимая огромное одеяло.
- Ой, миссис Марион... Гляньте-ка... Сдается мне, одними штанами там и не обойдется. Ой-ей-ей, а ведь права была мисс Элси – таки любой черт ее испугается...

Элси и Мередит были так горды добычей и измотаны разделкой и перевозкой, что даже не задумались о своем внешнем виде.
- Джейкоб Мередит! Что вы сделали с моей дочерью?!!
Уж на что Джеффри всегда уважал мнение Марион, но тут не смог примириться с его очевидной предвзятостью:
- Элси! Что ты сделала с моим отцом?!
Элси и Мередит переглянулись. Ни тот, ни другая никогда не знали, как отвечать на подобные вопросы, так что всегда их игнорировали.
- Как делить будем? – спросила Элси Мередита, когда они с помощью Джеффри осторожно опустили мясо на землю.
- Два ножа твои – две трети твои. Если колбасу мне набьешь.
- По рукам, - они церемонно пожали друг другу руки, только тут обратив внимание на то, что покрыты кровью у них не только руки, но и все остальное. "Вот я, и вот Элси," – вдруг подумал Мередит. "Два сапога пара," – громким шепотом прокомментировала Молли.
- Хорошо сегодня выглядишь, Элси, - галантно сообщил Мередит.
- Спасибо, Джейкоб, ты тоже хоть куда.
- Тэкс, - прервала Марион обмен любезностями, - Элси, немедленно слезай с лошади, вон там чан с относительно чистой водой, так что давай-ка... – тут Марион несколько растерялась.
- А можно я прямо так? – не дожидаясь разрешения, Элси спрыгнула с лошади и, как была, плюхнулась в чан, нырнув для начала с головой.
- Красота! Брр, мыло! Джейкоб, ты следующий!
- После тебя-то? Нет, я уж лучше дома в ванной.
Элси фыркнула, попыталась сделать в чане кувырок, чтобы показать его преимущества перед ванной, но, видимо, слишком сильно оттолкнулась – чан покачнулся и медленно рухнул на бок. Грязная вода – вместе с Элси – хлынула прямо на завизжавших Молли и Марион.
- Ах ты... ты... ты... Бяка! Ты посмотри на нее! Великовозрастная д..., а чего вытворяешь! – Пока Марион подбирала пристойные выражения посильнее, Элси встала и стала методично отправлять мокрую одежду.
Мередит вдруг кое-что вспомнил.
- Ты, дочка, лучше бы не шумела, а мясом занялась, - с достоинством обратился он к Марион. – Давай-давай! – с этими словами он развернул лошадь, кивнул Джеффри и ускакал, чувствуя настоятельную необходимость не столько очистки, сколько холодного душа.
Забывшая про Элси Марион глядела ему вслед, не веря своим ушам.
- Вообще-то он теперь имеет право, - нехотя признала Молли.
- Имеет или нет, я ему еще покажу "дочку"!
- А вот если Элси все-таки выйдет за него замуж, ты станешь его тещей, - заметил Джеффри. Марион с интересом посмотрела сначала на него, а потом – уже вопросительно – на Элси. Та помотала мокрой головой: "Пока никак".
- Ничего, ты дай ему время. Но слишком не затягивай. Еще одна такая "дочка", и я за себя не ручаюсь.
*
Осень уже вступала в свои права, но перед настоящими заморозками выдалась пара последних теплых дней – в такие особенно приятно посидеть на солнышке или прокатиться из Уоллипенни через убранные поля.
Миссис Примстоун, вдова мэра Примстоуна и во всех остальных отношениях тоже весьма достопочтенная дама, уселась в свою лучшую коляску и сама взяла в руки вожжи – миссис Примстоун всегда предпочитала брать всё под собственный контроль. Ехать ей предстояло к Бруксам – не очень-то приятная цель поездки, но такой день многое искупал. А кроме того, ей доподлинно было известно, что Марион Брукс – этой вредной, неблагодарной, бессовестной Марион – нет дома (Элинор Эпплс наконец-то надумала рожать, так что Марион уже с ночи была у нее).
Но и без Марион дом Бруксов был полон нежелательного сброда. Черные, прости Господи, работники, которым еще и что-то платили. Подозрительный молодой человек – сын еще более подозрительного овцепаса – сыр у того, правда, вкуснейший, но, говорят, он за него с дьяволом сторговался. И главное – эта богомерзкая девица Элси, с которой, как это ни печально, миссис Примстоун сейчас придется иметь дело.

Мередит и Элси недавно вернулись с пастбищ, и Элси воспользовалась последним солнечным днем для раздачи щенков Клементины. Те уже успели подрасти и теперь радостно повизгивали и дрались в огороженном участке двора. К полудню почти все были раскуплены, оставалась только пара-тройка записных хулиганов. Клементина грустила неподалеку, но, честно говоря, была уже порядком измотана щенками, чтобы чересчур переживать. Мередит сидел рядом с Элси на ступенях дома, раздумывая, не взять ли ему одного щенка, чтобы натренировать для охоты. Ну или хотя бы, чтобы было кому гавкнуть: Кабан, мол, крадется на цыпочках, кончай уже, хозяин, завтракать! Джеффри, Питер и Джон в очередной раз чинили молотилку у сарая, где Молли и Майк наводили генеральную осеннюю встряску и уборку. Элси, высунув язык от умственного напряжения, записывала в специальную родословную тетрадь, кому кого продала. Для писанины ей всегда требовалась чья-то моральная поддержка, поэтому Мередит и согласился передохнуть с ней немного на солнце, перед тем, как отправляться дальше по делам.
Список был почти готов, когда во двор въехала коляска со вдовствующей миссис Примстоун. Элси подняла голову и, не торопясь, встала навстречу гостье. Мередит тихо присвистнул, но поднялся вслед за ней. Джеффри подпихнул Питера, тот подбежал и помог миссис Примстоун выбраться из коляски. Молли и Майк осторожно выглянули из сарая.
- Я слышу, Элси, что ты раздаешь собачек? Я хотела бы взять одну.
- Зачем это вам собака? Вы же их терпеть не можете.
Миссис Примстоун только поджала губы – она довольно хорошо знала Элси и ее умение выводить приличных людей из себя, так что решила во что бы то ни стало сохранять спокойствие.
- С чего ты взяла? Это мистер Флаффи их не переносил. Но с тех пор как Господь призвал его к себе... – тут у миссис Примстоун дрогнул подбородок, но она взяла себя в руки. – Мне не хватает компаньона. А при всех его достоинствах, мистер Флаффи предпочитал быть предоставленным самому себе. Поэтому я решила, что собака мне больше подойдет.
- Усыновили бы лучше какого ребеночка. Вон их в городе, говорят, сколько бездомных.
Губы миссис Примстоун превратились в тонкую полоску.
- Я так понимаю, Элси, что разговаривать с тобой бесполезно. Хорошо. Не хочешь – не надо. Мне рекомендовали именно твоих собак, но пфф! Тут их везде пруд пруди, не на твоих дворнягах свет клином сошелся, ой!
Одному из щенков удалось выбраться из загона, и за время разговора он успел тихо подползти к миссис Примстоун, обнаружить мысок ее ботинка и начать аккуратно его жевать. Она отдернула ногу, посмотрела на щенка и хотела было сказать что-то еще более уничижительное или дать ему пинка, но вдруг остановилась.
Надо сказать, что Клементина в этот раз особенно постаралась – видимо, удачно выбрала барбоса из всех своих собачьих знакомых – щенки получились наредкость симпатичные. Тот, что смотрел сейчас на миссис Примстоун, поблескивая умными глазенками и подвиливая куцым хвостом, мало того, что прямо таки излучал пушистость и косолапость, так еще и умел строить крайне обаятельную рожу – особенно, как следует перед этим насвинячив.
Сейчас он отрабатывал свои таланты на миссис Примстоун, и небезуспешно: та наклонилась и взяла его на руки. Щенок немедленно поцеловал ее в подбородок.
- Ах ты шладкий котенок, - неожиданно для себя сказала миссис Примстоун, уворачиваясь от щенка. – Элси, как сделать, чтобы он перестал?
- Скажите "Фу!"
- Фу?
- Как служанке говорите.
- Фу! – голос получился куда более железным, и щенок поджал ушки.
- Я назову тебя Мортимер, - пообещала щенку миссис Примстоун.
- Это девочка. И ее имя должно начинаться на "Л", - заметила Элси – знатный собаковод.
Миссис Примстоун внимательнее посмотрела на щенка.
- Тогда Лукреция, - твердо сказала она наконец.
- Записываем, - Элси снова уселась на ступеньку и раскрыла тетрадь. – С вас десять долларов.
Миссис Примстоун чуть не выронила малышку Лукрецию из рук.
- Десять долларов?! Десять долларов? Это тебе что, корова?!
- Это ценная породистая собака с непревзойденными охотничьими и охранными качествами. Незаменимый компаньон, верный друг и помощник. – Тут даже Мередит проникся и решил забрать второго.
- Какая еще породистая?!
- Специально выведенной породы. Борзой шнауцер Элси Брукс. Других таких в жизни не сыщете. Десять долларов.
- Я тебе за нее дам доллар, и скажи спасибо.
- Доллар?! Вы че, издеваетесь?!
- Ну, хорошо, три. И только потому, что ты моя племянница! Уж родной тете могла бы, между прочим, и подарить собачку!
- Никакая вы мне не тетка! Вы мне это...
- Бабушка, - подсказал Джеффри.
- Вот, правильно. Бабушка. Двоюродная.
- Я?! Тебе? Какая я тебе еще бабушка?! Я что, похожа на бабушку? – Благочестие миссис Примстоун могло состязаться только с ее тщеславием. – Нашла тоже бабушку! Пфф!
И тут Мередиту пришла в голову мысль. Одна из тех дурацких мыслей, которые, раз поселившись в голове, теребят и не дают покоя, пока их кому-нибудь не выскажешь. К тому же он все равно хотел чем-нибудь поддеть тетку, а мысль в этом плане была что ни на есть подходящей.
- Знаешь, Элси, - задумчиво, но громко произнес он, - а вот, если бы ты вышла за меня замуж, то стала бы своей собственной бабушкой.
- Это как это?
- Ну, вот смотри: Джеффри у нас женат на Марион, так? (Миссис Примстоун окаменела.) Если мы с тобой поженимся, то получится, что ты станешь матерью, ну ладно, мачехой, без разницы, моему сыну, а если у него и Марион родится ребенок – то его бабушкой. Но с другой стороны, ты и есть ребенок Марион – и следовательно, (неродная, но) дочка Джеффри, а так как ты являешься – являлась бы – одновременно и его мамой, то получается, что ты была бы своей собственной бабулей. Что, Джефф, не так?
- Всё так, па. Но ты тоже стал бы собственным дедом. Так же, как и я. А Марион стала бы собственной бабкой, как Элси.
- Ах ***, действительно. Но, с другой стороны, так даже интереснее. Хотел бы я посмотреть на Марион, когда она об этом узнает. Что скажешь, Элси?
- Скажу, Джейкоб Мередит... - Элси быстро отметила, что щенок тщательно вылизывает теткино ухо, а та не обращает на него никакого внимания; что Молли и Майк вышли из сарая и слушают, сложив руки на груди; что мальчики подозрительно притихли; и что Джеффри ей кивает, - скажу, что при таком раскладе мы с вами просто обязаны пожениться – только чтобы его не упускать, как вы думаете?
- Похоже на то, Элси, - тут Мередит подошел к ней, а она встала и поднялась на ступеньку повыше – чтобы быть с ним одного роста. Почтеннейшая публика затаила дыхание. Элси слегка наклонила голову – Мередит тоже. Некоторое время оба с любопытством рассматривали друг друга, как будто впервые видят, а потом Мередит улыбнулся и поцеловал ее – или она его, особой разницы не было.
- А поскольку я теперь сама себе бабка, - повернулась Элси к тетке через некоторое время, - вы все еще должны мне десять долларов!

Вот так между ними все и сладилось – прежде всего из вредности, но зато благопристойно – по крайней мере, по мнению большинства свидетелей. Миссис Примстоун понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя, но в конце концов, не без помощи Джеффри, цену на Лукрецию удалось сбить до пяти долларов, и тетка уехала домой на удивление довольная. На следующий вечер – Марион уже вернулась – Мередит навестил ее, начистив сапоги до блеска и переодевшись в белую рубашку, чтобы официально попросить у нее руки Элси – всё честь по чести и как положено. Той настолько не терпелось стать его вредной тещей, что она была согласна превратиться ради этого хоть в собственную бабку, хоть в собственную внучку.
*
По другой версии, не подтвержденной за отсутствием свидетелей – если не считать овец и собак – сладилось все у Элси и Мередита, на самом деле, немного раньше. Осенним ночами на пастбищах уже сильно подмораживало, так что однажды Элси никак не могла заснуть от холода, чувствуя, что отморозит сейчас все части тела, даже отсутствующие. Наконец, ей стало настолько невмоготу, что она решила перебраться поближе к крепко спящему Мередиту. Поскольку спать спиной к спине ей больше не разрешалось, она честно расположилась с другой стороны. Позже ночью оба решили, что им снится крайне любопытный сон, и, когда до обоих дошло, что он им не снится, останавливаться было уже как-то глупо, да и не хотелось. "Так-с," - сказал Мередит наутро. "Тэк-с," – отозвалась Элси. – Ну че, справишься со мной?" "А то," - зевнул Мередит. "Не справишься – всегда смогу тебя пристрелить," – рассудительно сказала Элси. "Ты сама-то мне попробуй не справься". "Это я-то?" Они еще некоторое время повыясняли, в том числе и опытным путем, кто с кем не справится и, придя к весьма положительным результатам, решили не травмировать близких сгоряча, а выбрать для этого наиболее удобный момент. Получилось, на взгляд Элси, даже чересчур цивильно, но выражение теткиного лица она еще долго вспоминала с удовольствием.

МАРИОН
(вместо эпилога)
Где-то через месяц, в рекордные сроки, Элси таки удалось организовать двойную свадьбу по собственным планам: приехали и жонглеры, и пожиратель огня, и бородатая миссис Смайли. Также имелась музыка и даже "парикмахерский квартет" любителей из Уоллипенни. Повеселиться и поглазеть сбежалось практически все население Уоллипенни и окрестностей, многие принесли с собой еду, так что в итоге, как потом с удивлением подсчитал Джеффри, мы даже не сильно остались в накладе.
Тетка, расчувствовавшись, обнялась с Марион, а Мередиту, который изо всех сил старался вести себя благонравно, удалось не только помириться с отцом Маккензи, но еще и основательно напоить последнего за разговором на теологические темы, так что в конце концов тот подрался с сапожником, что добавило празднику нужного колорита. Мередит также два раза из трех победил Элси в армрестлинге, по утверждению той, только из-за того, что неожиданно улыбнулся ей в самый ответственный момент, так что, как ни странно, оценил прелесть ярмарочных развлечений и с тех пор не пропускал с Элси ни одно ежегодное мероприятие. Владелец тира каждый раз бледнел, завидев их издали.
После свадьбы Элси перебралась к Мередиту, но общение Мередитов и Мередитов-Бруксов (мальчики, конечно, остались Бруксами) не прервалось. Марион старалась быть Мередиту идеальной невесткой и тещей, так что он затруднялся сказать, какая ее ипостась превосходит другую по скандальности и занудству, но довольно скоро им все же пришлось объединиться единым фронтом – уже против Элси.
Марион родила Джеффри, представьте себе, близнецов – мальчика и девочку – после чего решила, что окончательно выполнила свой материнский долг и хватит с нее. Устроить ей это было легко - недаром она была "мудрой женщиной". Причиной ее решения был не только возраст – она тихо опасалась, что из Элси вряд ли получится заботливая мать: та куда скорее предпочтет скакать себе по полям и лесам или торчать с овцами, а детишек скинет на Марион, так что куда ей еще свои. Такой исход дела был особенно очевидным, когда Элси таки очутилась в положении – что заметила уже где-то на третьем месяце, и не замечала бы еще столько же, если бы ее не навели на мысль остальные. И вот тут-то Марион и Мередиту пришлось взяться за нее вдвоем. Она наотрез отказывалась расставаться со старыми привычками и соблюдать установленные Марион правила, как-то: не ездить на лошади, не пить спиртное – и мало того – даже кофе! Кончилось все это безобразие тем, что Мередит пригрозил ей ссылкой из спальни и дома обратно к маме. Та подтвердила его намерения. Элси обиделась и таки действительно перебралась домой. Через две бессонные ночи она не выдержала и вернулась обратно, оправдываясь прежде всего отсутствием в родительском доме теплого клозета: и как это они, мол, так живут?
Марион с некоторым волнением передала ей новорожденного Робина: даже сама она была не в большом восторге от его востроносой мордочки и надутого вида, но как только Элси посмотрела в его черные, как угольки, глаза, ее сердце мгновенно увеличилось на два размера.
За шестнадцать лет она родила Мередиту семерых детей, и наконец-то послушалась Марион и завязала с этим делом только тогда, когда заметила, что постоянно путает их имена. В воспитании детей Элси следовала родительскому опыту: их никогда не лупили. "Они не дают нам повода," – пояснил как-то Мередит. Дело было на ярмарке, он и его собеседник как раз наблюдали за тем, как один из его отпрысков сначала занырнул за яблоком целиком, а потом, поплавав в чане в свое удовольствие, вывалялся как следует в куче песка. "Пойдет домой пешком," – пожал плечами Мередит.
Жизнь Элси и Мередита протекала в приятном однообразии: овцы, дети, иногда медведи, иногда кабаны, иногда сборщики налогов – и, конечно, станция, на которую через пару лет дали добро – но ей куда больше занимался Джеффри. Мередит только и знал, что выгодно сдавал свои оставшиеся равнинные земли в аренду, но овец и сыр все равно не бросил – правда, уже скорее как хобби.
Джеффри же естественным образом стал заправлять делами в местечке, которое постепенно вырастало вокруг станции. Сам затеял несколько дел, инвестировал в другие, так что на каком-то этапе ему пришлось даже взять кредит. Когда он попытался объяснить отцу, что без кредитов местный банк можно было бы сразу же закрывать, Мередит только поднял руку, останавливая его: "Знаешь, что делаешь, Джеффри – и делай, только меня не втягивай". Все кредиты Джеффри отдавал по часам.
Питер постепенно перенимал дела на ферме. Женился он на славной девушке из Купикси, которая в течение некоторого времени всматривалась в Элси, а потом заявила, что помнит ее с детства, и что та на самом деле мужского пола. Никто так никогда и не сумел переубедить ее в обратном, тем более что Элси наотрез отказывалась ей что-то доказывать и только строила загадочные рожи.
Джон уехал в большой город и выучился сначала на механика, а потом на инженера. Там он и осел: нашел место на фабрике и женился на городской неженке, которую ему долго пришлось приучать к мысли, что жизнь во грехе совсем не так ужасна, как ей всегда внушали, тем более чисто технически они в нем и не живут. Убедительности Джон научился у Джеффри, так что в конце концов всё сладилось и у него.
Лукреция одарила миссис Примстоун кучей щенков, с которыми ей было так жаль расставаться, что она усыновила пару детишек из городского приюта: чтобы было кому с ними играть. "Плакало ваше наследство – причем по твоей подсказке," - заметил Мередит Элси. "Ничего, говорят, половину она отписала собакам," –  засмеялась та.
Марион была занята фермой, близнецами и внуками, но вслед за Джеффри прониклась притягательностью станции и, главное, поезда. Иногда она выискивала свободный день, брала детей и отважно садилась с ними в вагон. Они ехали куда-нибудь в Нью-Оверкерк и возвращались на обратном поезде под вечер – перемазанные сажей и страшно довольные. Однажды они пропустили поезд, так что пришлось нанимать лошадей и догонять его на соседней станции – благо по тому участку пути поезд как раз тащился медленно. А еще один раз Марион остала от поезда, а дети благополучно доехали до дому сами, ей же пришлось ночевать в гостинице, откуда ее забрал прискакавший уже ночью Джеффри. В общем, поезд они освоили, но Марион все тянуло куда-то еще.
*
Так прошло лет двадцать. Дела в Ист-Уоллипенни шли неплохо, но могли бы идти еще лучше, если бы не дурацкие вмешательства штата: планы по вырубке леса, хитрые двойные налогообложения и прочие столичные штучки. Джеффри пользовался старыми связями, как обычно, заводил новые, но то и дело ворчал за утренней газетой, как бы сам сделал все по-другому. "Ну и сделай, - неожиданно для себя сказала ему как-то Марион, - вон, через полгода губернаторские выборы, баллотируйся, выиграй и делай что хочешь". Она засмеялась собственной шутке, но тут же поняла – в том числе и по виду Джеффри, - что шутки в ней была только доля.
Остальное, как говорится, история. Подсобрали денег, что-то подкинул Мередит, тетка и та внесла свою лепту, но выехала кампания прежде всего на его всегдашнем обаянии и настойчивости. И на Марион. Та сама не понимала, как себя во все это втравила, но, припомнив все вбитые теткой уроки этикета, общалась с бесконечным количеством разнообразных людей, собирала подписи, вытягивала обещания, наводила мосты и старательно не думала о том, что случится, если они каким-то чудом на самом деле выиграют.
Но они выиграли. Марион все до последнего надеялась, что произойдет и второе чудо, и столицу штата перенесут в Уоллипенни, но переезжать пришлось им. Паровоз таки увозил ее в дальние края, куда ее уже давно смутно тянуло. Бойтесь желаний - иногда они сбываются, с грустью напомнила она себе, а потом вдруг поняла, что не боится. То есть боится, но по привычке, а на самом деле ей просто до жути интересно. Провожать их собрался весь Уоллипенни, Элси устроила ее в красивом спальном купе – были тогда уже пульмановские вагоны? – дала ей последние наставления, сказала, что, если что, приедет и даст там всем в морду, расцеловала их всех и быстро вышла. Марион еще долго смотрела, как дочь, сын и семейство машут им вслед, и очень старалась улыбаться. Элси сияла во весь рот, а как только поезд скрылся в пыли, уткнулась Мередиту в жилет и проплакала его насквозь. "Ма, у него уже и рубашка мокрая, плачь теперь мне," - подергал Робин ее за рукав – и она послушно проплакала всю жилетку и ему.

В городе и Марион, и Джеффри, а уж тем более их взрослые дети, освоились довольно быстро – ну еще бы, к теплому клозету и прочим радостям цивилизации привыкаешь обычно, сам не замечая, как. Детей Марион отправила работать и учиться, а сама стала оглядываться в поисках занятий по себе. Джеффри немедленно ушел в работу с головой – она была готова поддержать его, если попросит, но по собственной инициативе предпочитала не вмешиваться. Оказалось, вокруг достаточно дел, на которые у самого губернатора никогда не хватает времени. Навести порядок в школах, надавить на колледжи, чтобы туда пускали учиться и девушек – ее Роуз была одной из первых студенток, окончивших медицинский; инспектировать приюты, регулярно устраивать сборы денег для них, а потом еще и следить, чтобы эти деньги шли, куда надо; реформировать больницы – и родовспоможение, кстати, в том числе... О прецеденте Дреда-Скотта в нашем штате при Марион и Джеффри вообще старались не говорить и уж тем более им пользоваться – Майк и Молли, правда, к тому времени уже благополучно, хоть и не без приключений, перебрались в Канаду.
Поначалу Марион грешным делом думала, что повеселится в городе вовсю, но получилось так, что работать тут пришлось не чуть не меньше, чем на ферме. Если не больше, так как вместо вечернего отдыха на кухне или на крылечке то и дело приходилось принимать всяких там высоких гостей, или ездить на приемы – вот уж дурацкая трата времени, жаловалась Марион Элси в письмах, но та подозревала, что мама все же немножко лукавит. Та, действительно, попривыкла и к приемам. Поначалу слегка робела от мысли при встрече с Официальными Лицами – и даже аж с самим Президентом, но всегда говорила себе: "Чего ты боишься? Ты вспомни, как купала в детстве Кошачку!" По сравнению с Кошачкой любой Президент сразу казался полной ерундой.
Еще Элси побаивалась, что Джеффри насмотрится в городе на всяких красоток помоложе и станет думать не в ту сторону. Зная Джеффри, представить себе это было крайне трудно, но кто их там знает, может, вонючий городской воздух замутит ему мозги. С Мередитом она своими опасениями не поделилась и правильно сделала – а то бы он потом поднял ее на смех. Потому что единственный за все губернаторство Джеффри скандал такого рода был вызван не им, а именно Марион. Хотя она тоже была не при чем, просто в нее до смерти влюбился какой-то сенатор, посылал букеты, бросил жену и детей и даже прыгнул в отчаянии с моста, но попал на проходивший пароход и только вывернул лодыжку. Марион была от всей этой истории в совершеннейшем ужасе, а после нее приобрела репутацию не просто красавицы – это была не новость – а еще и роковой женщины. Джеффри утешал ее, как мог, но втайне страшно ей гордился.
Марион и Джеффри по меньшей мере раз в год старались навещать Уоллипенни, Элси же с семейством выбираться из дому удавалось реже. Во-первых, семеро детей – хоть и частично взрослых – это ж как с отрядом солдат приходится путешествовать, то и дело устраивая переклички. Во-вторых, Элси. Мередиту и детям постоянно приходилось опасаться, что поезд наведет ее на какую-нибудь шальную мысль, например, влезть на крышу и пройтись по всем вагонам – такое уже даже бывало. В-третьих, самому Мередиту поезд, конечно, всегда импонировал – но скорее на расстоянии. От тряски вагона ему становилось неуютно, а кроме того, ему крайне не нравилось, что его везет кто-то незнакомый, и вот кто его знает, что этот машинист там сейчас делает в своей кабине, может, дуется в карты с кочегаром, а ведь еще и на стрелочника надо полагаться, что трезвый, и на сигнальщиков... – знаете что, идите вы к *** со своим паровозом.
В столицу он выбрался только однажды, когда Марион сильно приболела. Ей впервые в жизни стало так нехорошо, что Джеффри в панике вызвал его и Элси телеграммой. Потом Марион говорила, что при виде их встревоженных лиц она устыдилась и немедленно выздоровела. Но одновременно понимала, что болезнь поселилась в ней уже навсегда и сейчас только дала ей передышку. Она потихоньку стала приучать к этой мысли Джеффри, но окончально поверил он ей только тогда, когда перед их отъездом она попрощалась с его отцом отдельно от Элси – так чтобы наверняка. "Джейкоб Мередит, - сказала она, - я всегда ценила вас и как свекра, и как зятя, но люблю вас, как отца и сына, вместе взятых. Чтоб вы мне и дальше так справлялись с Элси, как справляетесь сейчас". "Марион..." – больше Мередит ничего не сказал – а чего было говорить.
Когда через некоторое время Марион почувствовала, что вот теперь уже точно пора, Элси поехала в столицу, захватив детей, а также Питера с его старшими. По пути они прихватили в большом городе Джона. Марион попросила ее остаться потом дольше остальных, чтобы присмотреть за Джеффри. Тот держался молодцом – насколько это было возможно. Продолжительность болезни дала ему время свыкнуться с неизбежным, но Элси знала, что представить себе жизни без Марион он не может. Она, например, не могла. Они вспомнили, как потеряли Робина – в принципе, пустота, которая зияла после его ухода, так и осталась ничем не заполненной, просто со временем они к ней привыкли.
Марион казалась самой бодрой из всех: читала внукам и болтала с ними целый день, разгадывала кроссворды с детьми, дописывала статью в газету, отвечала на письма, принимала знакомых – и даже Джеффри не знал до конца, чего ей всё это стоило – вот еще не хватало. Элси тоже только догадывалась – лишь перед самым концом стало очевидно, насколько она устала, и захотелось ее отпустить.
После похорон Питер и Джон отправились домой со всеми детьми, а Элси осталась, как обещала. Она честно не отходила от Джеффри, даже на работе, в которую он ушел с головой, пока он наконец не проворчал, что нечего ей пасти его как овцу, сам справится. На пятый или какой там срок он решил не баллотироваться – не мог больше улыбаться – отработает этот и вернется домой. Что он не видит, что Элси уже извелась тут в этом проклятущем городе. Это было чистой правдой, так что Элси, взяв с него страшную клятву, что он не наделает без нее никаких глупостей, вроде прыжков с моста, и оставив его на близнецов, наконец-то поехала домой.

ПОЕЗД

"Ист-Уоллипенни! Ист-Уоллипенни через две минуты..." – прокричал кондуктор.
- А... а Мередит? – спросила Милли дрогнувшим голосом. – Как он... умер? – Милли всегда любила драму, и чтобы с параллельными линиями сюжета.
- Хм. Это уж вы, наверное, лучше меня знаете, - ответила дама, пряча наконец свои ножи. Потом она встала и потянулась за саквояжем. – Потому что мне об этом ничего не известно.  – Она кивнула, улыбнулась нам на прощание и подмигнула дяде Эрни. – Вот так вот. Такой же собственный дед, как я собственная бабка.
Не успели мужчины привстать, чтобы попрощаться, как она уже выскочила из купе. Наше окно выходило на станцию, так что мы, не сговариваясь, все как один немедленно к нему прилипли.

Вечерело, народу на станции было совсем немного. Наша соседка вышла из поезда и направилась к стоявшей неподалеку повозке и двум оседланным лошадям. Майкл не выдержал и присвистнул – на облучке повозки сидела красавица лет двадцати пяти: черные как смоль волосы, черные глаза, вздернутый нос – она как будто услышала присвист Майкла и посмотрела на него с глубочайшим презрением. Потом спрыгнула с облучка, взяла у нашей соседки корзину и саквояж и закинула их на сиденье. Они обнялись, девушка вернулась на облучок и тронула лошадь.
Наша дама не стала садиться в повозку, а подошла к лошадям. Державший поводья человек шагнул ей навстречу. Он, видимо, что-то спросил у нее, она пожала плечами и вдруг прижалась к его жилету – всего на пару секунд. Потом взяла у него поводья, он подсадил ее на лошадь и вскочил на свою сам.  Поправив свою шляпу и складки на платье, она обернулась к нам, улыбнулась и помахала нам рукой. Ее спутник обернулся тоже. Его глаза были такие же черные, как у девушки в повозке, а вот волосы седые до белизны. Он внимательно на нас посмотрел и как будто поставил взглядом печать на лбу у каждого: "city slacker". Потом он тронул поводья – и оба поскакали вслед за повозкой, уже успевшей скрыться в летних сумерках.

КОНЕЦ


Примечания:
тэкс – там, где англичане произносят "а", американцы говорят "э".

скотосбрасыватель – типичная деталь американского паровоза: решетка спереди, разработанная специально для отпихивания коров с рельсов.

молотилка Мейкле – была изобретена в Англии, в конце 18 века. В первой половине 19-ого ее усовершенствовали двое американцев. :)

то самое место у кабана – находится в районе плеча и шеи, над локтем – там прямая дорога к сердцу и легким. "Броня" – это скорее легендарное: у кабанов, мол, настолько плотная шкура, что от нее отскакивают пули. Отскакивают они вряд ли, но застревают в мышечной массе, так что кабан или бесится, или удирает.

"парикмахерский квартет" – barber shop quartet, хор любителей. Должно быть 4 голоса, участников может быть больше.

решение Дреда-Скотта - судебный прецедент 50-х гг. 19 в., по которому беглого раба могли выдать хозяину, даже если он находился в штате, где запрещено рабство.

city slackers – типа "городские слабаки". На самом деле это новое образование (кино еще такое есть) от более старого city slickers – презрительная кличка горожан, "городские пройдохи".