Артист или история одной любви
СЛЭШ!!!!!!!!!!!!!!!!
От автора: Да, рассказать об этой работе мне безумно трудно. Это больше похоже на сценарий к фильму, здесь прописаны несколько сцен из жизни двух людей, таких разных и в итоге таких родных.
Мне досталась в этой пьесе
Очень маленькая роль.
В ней всего четыре слова:
"Мы прорвёмся, мой король!"
М. Леонидов
«У тебя есть все, у меня ничего».
«Телохранитель»
Артист или история одной любви
- Так, малыш, смотай-ка в буфет за шампанским!
Ефим отловил в коридоре около своей гримерки какого-то парня, с первого взгляда неопрятного и убогого, и сунул тому тысячную. - Сдачу оставь себе, - царственно махнул он и придал парню пинка для скорости.
Но не тут было. Парень встал как вкопанный, и если бы взглядом можно было убивать, то над гробом Ефима Никифорова уже рыдало бы пол России.
- Эй, малец, ты что? - Ефим не понял такого взгляда, все вокруг, включая режиссера, монтировщиков декораций, худрука труппы только пылинки с него не сдували, а тут такой взгляд исподлобья, и голос, нечета внешнему виду, тягучий, и настоящий мужской:
- Вам надо, вы и мотайте, - а потом добавил со злостью, - ка!
Ефим аж икнул от такой наглости.
- Псыть, как там тебя, - ведущий актер тетра наций нахмурил свое безупречное лицо-маску. - Я не понял, «кушать подано», кто я, а кто ты?
При этом фраза «кто я, а кто ты» произнесена была таким поставленным голосом, что Оскара на сцену, Оскара не меньше.
Но парня этот выпад несколько не смутил.
- А я актер Никита Швеллер, а не «кушать подано». Так что идите–ка вы сами за своим шампанским, - и пошел прочь.
Ефим Никифоров застыл с открытым ртом, из гримерки вышла полуодетая барышня, выгоняя его из ступора:
- Ну что, любимый, умыл тебя этот пидорас?
- С чего ты взяла, родная? - Ефим приобнял девушку, возвращая ее назад в темноту комнатушки.
- Да я твоих вижу за версту. А тебе бы надо потренироваться, родной. Пошли, будешь исполнять супружеский долг.
- Нет, - Ефим не мог угомониться, как этот, как там его Швондер, Швендер, его отшил, да еще по словам жены оказался пидором. Хотя… Как не ему знать, пидорас – это не сексуальная ориентация, а сущность человека. И неважно кого ты там выбираешь для любовных утех, с таким же набором конструктора или диаметрально противоположным. Это «состояние души». – Ефим, тебя что расстроило? То, что ты не «догнал» и не облапил его, или то, что он за сигареткой не смотался? – девушка терлась об тело мужа, как кошка об ноги хозяина, даже мурлыкала так же.
- Нет, Ир, вот скажи мне, почему он пидорас? И ****ь, нас так не учили, старшие просят сгонять за пивом, берешь пяточек и несешься, да еще млеешь от счастья. А сейчас что за поколение растет, а Ир?
- Тьфу, Никифоров, ты меня уже достал, ты там готов?
- Нет, я уже не хочу. Отстань.
- Так и знала, ну тогда с тебя та шубка из салона. И может быть, я тебя прощу. - Жена поправила бретельки платья, и щелчком включила свет в комнатушке.
Ефим сидел на диване, задумчиво вертя телефон в руках.
- Эй, малыш, ты уже забыл свою любимую жену? - промурлыкала она, забираясь рукой в его уложенную, волосок к волоску, прическу.
- Не тронь. И да, иди, покупай.
Когда ее высоченные шпильки скрылись с глаз долой, он набрал номер худрука:
- Евгений, черт, зачем ты взял нового к нам в коллектив?
- Хмм, - голос Митрофанова звучал глухо, словно его только разбудили.
- Никифоров, че надо? - худрук явно не в духе.
- Этот новенький Швондер, пидор?
- Нет, бля, и кто такой Швондер? Ты что опять пил? Небось, Ирка супружеский долг просила? - голос Евгения повеселел.
- Не уходи от темы. Швондер!
- А, Швеллер, да взял. Кстати да, и как ты видишь своих? Я поражаюсь. Но он хороший мальчик, светлый. Его Талула посоветовала. Они учились вместе, - Евгений зевнул, и, не стесняясь друга, обратился к кому-то рядом. - Эй, ты пошла бы. Надоела!
Послышался женский визг, мат Митрофанова.
- Эй, дон Жуан, хватит, я завидую, - улыбнулся Ефим. Что бы там не говорили про них в кулуарах, Евгений Митрофанов был, есть и останется настоящим донжуаном, который готов всегда и везде. Вечный пионер. Но по бабам, а Ефим наоборот, нет, у него есть Ирка, которая и прикроет и даст, когда хочется чего-то мягкого и женственного.
- Не завидуй, а оприходуй Швондера, тьфу Швеллера, он, кстати, хорош в твоем стиле. Сама, сука! Это не тебе, - выдохнул худрук, - я его взял на роль Ромео. Он очень подходит.
- ****ь. Жень, а ничего, что ты мне обещал эту роль? - Никифоров сразу забыл об актеришке, о жене, он бля, для этой роли похудел уже на пять килограммов и вся Москва в курсе, что записался к пластическому хирургу.
- Эй, так, не парься, Ефим!
Однако Никифоров его уже не слушал, он просто разбил сотовый о стену.
Никита со злостью шибанул входную дверь своей комнатушки. Он так долго стремился в Театр наций, долго учился, долго поступал, работал слесарем, сантехником, дворником, и вот его мечта сбылась. Подруга по курсу Талула позвала его на прослушивание, она то попала в театр, еще, будучи студенткой, Митрофанову понадобилась актриса-цыганка, для постановки «Собора Парижской Богоматери». Так и осталась в труппе, а вот Никиту позвали на прослушивание только с легкой подачи подруги.
Митрофанов решил поставить «Ромео и Джульетту», и он искал Ромео. Новое лицо, не медийное.
Конечно, по слухам Ромео должен был играть Ефим, как друг, как лицо с реклам и вообще популярный человек, но у худрука имелось свое мнение.
- Я хочу резонанса, хочу взрыва, - Митрофанов мерил свой кабинет шагами, а его помощник Андрей Скотцев меланхолично сидел в кресле худрука и пил его виски из его же стакана.
- А сделай Джульетту мужиком, вот твой Никифоров порадуется! – сострил Андрей.
- Бля. Ты скажешь! А потом как тридцатилетний мужик будет играть шестнадцатилетнего ребенка? Нет, я хочу Талулу и еще найти мальчика-зайчика. Чтобы зал зажигался. А еще голодного и готового землю носом пахать. Да!
- А как же Никифоров?
- Да дался тебе Никифоров, пусть играет Тибальта. Ему самое то. Вставай, давай, - шуганул он помощника, и сам уселся в кресло. - Слышь, помнишь Талула говорила, что у нее есть красавчик друг? Она еще всю плешь мне проела.
Так Никт оказался в театре. А когда Митрофанов увидел его игру: все Ромео был найден. На помойке. Почти.
Впервые за двадцать лет Никт почувствовал себя нужным и даже где-то талантливым, коль сам народный артист России Евгений Митрофанов похвалил его и пообещал роль. Да еще, под боком светила и грела звезда Ефима Никифорова, в которую Никт по уши был влюблен. Он и в театральный пошел, чтобы быть чуточку ближе к этому обаятельному и очень красивому мужчине.
По институту, конечно, гуляли слухи, что Ирина просто красивое прикрытие Ефима, и что на самом деле он просто зажравшаяся свинья, которой повезло встретить Евгения. Но Никт не верил, не мог такой яркий, сверкающий человек быть подлым и грязным. Нет. Швеллер ходил на все спектакли своего кумира, и когда подписал трудовой договор о работе в театре, то его счастье казалось безоблачным и безграничным.
Но Ефим его просто не замечал. И действительно, кто Никт, а кто сам Ефим Никифоров? Бог и грязь под ногами бога.
И сейчас обхватив себя руками, раскачиваясь на куцей кушетке, он словно упал с небес на землю. Все его мечты, просто мечты. Зло. Так зло. И больно.
Может после роли Ефим его заметит. Ведь Ник красивый, нет, не совсем красивый, но симпатичный. Никифоров по исследованиям Никиты, как раз на таких западает.
Точно, решено, он сыграет так, что все ахнут, а...
В этот же день Никифоров со скандалом уволился из Театра наций, покрыв на прощание матом и Женю, и уж тем более Никта, который был ни в чем не виноват. Талула, кое-как успокоила друга, принеся в его общагу, где он снимал комнатку почти на чердаке дешевый портвейн.
Никифоров звонил, ходил по разным ток-шоу, выставляя Евгения и его театр чуть ли не сборищем проходимцев, но через два месяца вдруг пропал. Затишье.
Однажды в театре появилась злая, как ведьма Ирина, и Евгений долго о чем-то с ней беседовал, затем вызвал Андрея, и дальше соображали они уже на троих.
- У него рак, - билась в рыданьях Никифорова. – Его положили в дорогую палату, но денег-то у нас с гулькин нос. А квартиру я продавать не собираюсь. Я уже подала на развод.
- Ты бросишь его? - ахнул Андрей.
- Ему все равно не помочь. Уже три химии прошло, а дела с места не сдвинулись. Онколог предупредил. Если я завтра не привезу три тысячи баксов, он переведет это чмо в общую палату. Черт, он даже подохнуть не может по-человечьи.
- Не кисни. - Евгений прижал к себе девушку. – А твой благоверный точно все? Андрей, выйди на пару минут, мне поговорить надо.
Лежать в общей палате было стыдно и еще очень больно. Ефим как не старался, короткого легкого одеяла не хватало, чтобы укрыться с головой, либо торчали нелепые розовые пятки, либо лысая голова.
И позвать медсестру стыдно лишний раз, и обделаться в кровать тоже.
- Эй, мужики, Светлану Викторовну позовите, - прохрипел Ефим, когда терпеть уже не хватило сил. И сам удивился себе - голос совсем не походил на знаменитые бархатные переливы известного актера, а скорее был похож на еле слышный скрежет металла по стеклу.
Мужики, игравшие в «Козла» на кровати у окна, даже не услышали его.
- Эй, ребята!
Но его не слышали, а медсестра поменяла постель только на следующий день.
- Никт, ты просто душка! – Татула обняла своего партнера по спектаклю. - Роскошно играл.
Евгений тоже пожал руку, кивая, мол, молодец.
На фуршете по случаю премьеры его обожгло мыслью: а Ефим то так и не явился. Да его с треском выперли из театра, но вот такое затишье совсем не в стиле Никифорова. Он бы еще на спектакле устроил великое переселение народа, изображая из себя как минимум Моисея. А тут тишина и покой. Не к добру это.
- Слышь, Талула, - Никита выловил из толпы уже далеко нетрезвых артистов и их поклонников актрису. - Ты давно видела Никифорова?
- ****ь, нашел кого вспомнить, - присвистнула девушка.
- Да просто странно, на него это совсем не похоже, - пожал плечами молодой человек. Татула невольно залюбовалась им. Когда Никт смывал грим, то становился похож на эдакого эльфа, словно не из этой жизни, а другой, придуманной, не реальной.
- Может, делает очередную пластику, а? – предположила девушка.
- Кто? - тут же нарисовался Андрей, услышав знакомое, а главное любимое слово.
- Да, мы тут обсуждаем Некифирова, давненько он не показывался. Может, решил нас сразить своей неземной красотой? Он же грозился играть Ромео. Вот и решился на пластику, - Татула поймала проходящего мимо официанта, и подхватила с подноса фужер с шампанским.
Андрей Скотцев схватил два, и, судя по тому, как у него тряслись руки, эти фужеры были далеко не первыми.
- Никт, Талула, вы че правда не в курсе? – отпив львиную долю фужера, закашлявшись от пузырьков попавших в нос, просипел Скотцев.
Никита напрягся. Он сам не понял почему, но его сердце забилось в миллион раз быстрее положенного. И из-за кого, из мудака Некифорова! Он сам себя не понимал.
- Ну, - подтолкнул он коллегу, который видимо решил воспользоваться моментом и сыграть свою главную роль, роль сплетника.
- Так он болеет. Как бы не помер вообще, - все, Мхатовская пауза в действии.
Татула открыла рот, потом залила туда шампанское, Швеллер же выхватил из рук Андрея нетронутый фужер и залпом его выпил.
- Ппппомер? - тут же подавился он, и Талуле пришлось со всей дури вмазать ему по спине, Никт еле устоял на ногах. Маленькая-маленькая, а силища в ней!
- Ну да, а вы что, с Урала что ли? – «пошутил» Андрей. - У него рак или что-то еще, неоперабельное. Вот он и лежит в больнице. Вернее пару недель назад лежал. К нему наш Евгений Михайлович съездить собирался. У него и спросите.
Швеллер не дослушивая излияния Скотцева рванул искать худрука, обойдя все фойе слепо натыкаясь на людей, он выловил Митрофанова в совей же гримерке, где тот охаживал хм-м, кого бы вы думали? Жену Никифорова.
- Привет! - Никт замер в дверях, пока Ирина поправляла растрепанную прическу и вытирала помаду, размазанную почти по всему лицу.
- Чего тебе Швеллер? - Митрофанов хмурый и злой, натянул на себя штаны, болтавшиеся у него где-то около щиколоток.
- Я поговорить хочу, - Никт зло глянул на Ирину, та лишь повела точенным плечиком и пропела:
- Буду ждать тебя в машине, милый, - и птичкой выпорхнула вон.
- Чего?
- Что случилось с Никифоровым?
- ****ь, Швеллер, нашел время говорить об этом мудле. Перебрил такой кайф, если бы ты, знал, как эта баба сосет…
- Евгений! - перешел на крик Никт, и чуть тише добавил. – Прошу, скажи!
- Да он заболел и лежит в какой-то клинике. Мне то какое дело до него? Он вел себя как мудак и закончит жизнь….
Никт не выдержал, и от души заехал неожидающему такого подвоха Митрофанову на сальной, наглой роже.
- И ты не помог ему? Ты? Не помог?
Сплевывая кровь, Митрофанов зло ухмыльнулся:
- Я? Ему? Он кинул меня. Обиделся. Видите ли, играть он хочет Ромео. Ты его видел. Тридцать лет и Ромео? Ему стариков в пору играть. И потом, стоп, он сам ушел. И тебе не советую лезть в эти дела. Но так и быть, прощу тебе это. А сейчас сгинь.
Швеллер развернулся и пулей вылетел вон. На стоянке, мигая красными огоньками, стояла миленькая иномарка, Никифорова постукивала в нетерпении пальчиком по опущенному стеклу.
- Ирина, - он, задохнувшись от быстрого бега, схватил девушку за руку.
- Эй, лапы убери, пидорас! - Никифорова взвизгнула.
- Где лежит твой муж? - глаза Никта налиты кровью. От злости, бешенства и еще чего-то неуловимого и еще пока неподвластного ему.
- А тебе зачем, малыш? - девушка заинтересованно уставилась на юношу, отмечая про себя и красоту его мужских черт и голубые глаза, и нервно закушенную нижнюю губу. И вообще-то ей все понятно, но поиграть сам Бог велел.
- Надо! - Швеллер засунул руки в карманы брюк и в нетерпении перекатывался с носок на пятки.
- Надо ищи, и к сведению я уже с месяц не замужем. Так, для справки.
- Где. Никифоров? - Никита злился, очень злился.
- В какой то больнице. Или лепрозории, или как там, - девушка щелкнула пальцами, вспоминая нужное слово, - а в хосписе, для больных. И вообще отвянь, малыш, вон Женечка идет.
И действительно от парадного входа театра к машине быстрыми шагами приближался худрук. Еще раз врезать своему начальнику Никту не прельщало. Ему еще служить и служить в театре.
На этом он развернулся и рванул к метро.
В приемном покое было тихо и пахло болью и кровью, а еще там стояли очень неудобные стулья, Ефим, кое-как свернувшись, дремал на одном из них, когда хлопнула входная дверь, и в больницу вбежал парень, в помещение ворвался глоток свежего весеннего ветра. Ефим давно не выходил на улицу, а окна в больнице заклеены и не пропускали свежий весенний ветер.
- Швеллер?
Никт обернулся, и увидев, нет, не человека, а желтую мумию, закрыл себе рот рукой, чтобы не закричать. Он даже прикусил себе руку: молчи, молчи.
- Ефим?
- Ты какими? - Никифоров закашлялся, и его вывернуло на пол желчью.
- Черт, опять ты тут разлегся, шел бы домой, - из кабинета высунулась медсестра, ее визгливый голос, железо стеклу.
- Можно Вас на пару минут? - Никита улыбнулся своей фирменной улыбкой, и женщина растаяла.
- О, я вас знаю, вы играли в модной постановку в театре наций. Да, Ромео вы играли. Это волшебно.
- Да, - Никт приклеил улыбку. - Можно вопрос, что с тем больным? – он кивнул в сторону закрытой двери, указывая на Ефима.
- Да, чего с ним только нет, - медсестра щелкнула кнопочкой чайника и поставила на стол две кружки.
- Так чего нет?
- Дома, денег, жены и здоровья, - спокойно ответила медсестра. - Автограф дадите?
- Потом. Что у него? – Никита сам себя не узнавал, тихий спокойный голос, когда сердце рвется из груди, а эта стерва стоит глазки и, небось думает, как бы провернуть дельце с постелью.
- Рак. Но его можно спасти, химия прошла хорошо, нужны таблетки. А может вы дадите мне контрамарку на ваш спектакль?
- А почему он в приемном лежит? - Никт не притронулся к кружке, хотя девушка кинула в стаканы чайные пакетики и от души плеснула кипятку; черт, сука бездушная.
- Потому что идти ему некуда. Так что насчет билетика? – И шлеп-шлеп своими коровьими ресницами. У-у-у, дура.
- Поехали, - Швеллер, легко приподнял превратившегося в живого скелета Никифорова и потащил к двери.
- Не понял? - Ефима опять тошнило, и он еле сдерживался, чтобы не испортить ботинки Никиты.
- Жить у меня будешь, пошли, - Швеллер вздохнул и снова подтянул трепыхающегося мужчину к себе.
- Я тебе все заблюю, - прошептал Никифоров.
- Нашел чем напугать, у меня и без твоей рвоты там клоповник, так что молчи и поехали. Голова раскалывается жуть как.
Ефим замолчал, ему банально стало стыдно. Он некогда богатый и красивый, и черт все не то, самое главное, здоровый, унижал этого паренька почем зря. А сейчас единственно кто ему хотя бы попытался помочь, это он. Да, твои пути неисповедимы, Господи!
До общаги, где до сих пор обитал Ник, они доехали молча, Ефима пару раз ощутимо тошнило, но он зажима себе рот рукой и на немой вопрос Швеллера остановиться, только качал головой. Никифоров свернулся калачиком на заднем сидении и, казалось, хотел занимать еще меньше места. Превратиться в ничто.
Открыв комнатушку, они ввалились внутрь, и только тогда Ефим проскрежетал:
- Уборная где? – и сполз по стене, ноги его не держали.
Никита помог ему добраться до ванной и деликатно вышел, хотя пожалел потом, через десять минут, когда кашель стих, но Ефим не вышел, он, ввалившись в ванну, нашел мужчину на полу в луже собственной рвоты.
- Прости, - еле слышно прошептал Ефим и закрыл глаза.
Кое-как раздев мужчину, Никт чуть в обморок не упал, Ефим не просто был похож на скелета, он был им: палый живот, торчащие ключицы, ребра, куцая тонкая цыплячья шея. Еще Никифоров решил постесняться не к месту, и вместо того, чтобы держаться за кафель, прикрыл свое достоинство и естественно тут же навернулся, лбом о ванну.
- Черт, Ефим!
Швеллер сел на бортик и запустил руки с волосы.
Ефим лежал с закрытыми глазами, и на него страшно даже было смотреть, и только сейчас Ник понял, а что он вообще собрался с этим, говоря прямо, умирающим существом, на человека Никифоров уже не тянул, делать?
- Не бойся, - раздался еле слышный шепот, - умирать я как подзаборная кошка уползу от тебя.
- Хмм, - Никт впервые за все это время улыбнулся, - ты как кот имеешь девять жизней. Не кисни.
- Ага, это явно девятая.
- Ладно, шутник, давай мыться, пить твои лекарства и спать.
С трудом вымыв Ефима, Никт уложил его на свою кушетку, даже не сменив белье, не до этого сейчас. Никифоров свернулся калачиком, постарался, как и в машине занять минимум места, только с каким-то непонятным удовольствием натянул одеяло почти до лысой макушки, так что торчал один только нос.
- Ну и где твои лекарства? - Никт присел рядом, убрав руки за спину. Ему до одури хотелось прижать к себе Ефима, гладить, жалеть и в этом не было никакого сексуального подтекста. Ник не обольщался, почему Никифоров поехал с ним. Безнадега- она и в больнице безнадега.
- У меня их нет, и черт с ними, я посплю, и все пройдет. Дай только попить.
- ****ь, у меня нет воды минеральной.
- Какой ты, - нет, не смех, кажется Ефим вообще разучился не то, что смеяться, даже улыбаться, - смешной. Из-под крана вполне сойдет. В больнице особо не выпендриваются.
- А поесть? - всполошился Швеллер, все так же одергивая руки от комка одеяла, в котором лежал мужчина: не трогать, не трогать. Не т-р-о-г-а-т-ь.
- Нет, я тебе и так уже все загадил, так что обойдусь.
- Но ведь есть что-то надо, - не вопрос, скорее констатация факта.
Никифоров открыл глаза:
- Что-то, да, надо. Но я не хочу. Я посплю. Если занял твое место, постели мне еще где-то, хоть на полу, только у батареи, а то я промерз.
- ****ь, чего ты несешь, придурок!
Никита вскочи, и заметался по комнате.
- Тсс, я посплю, - тихо, на грани слышимости прошелестел Ефим и, правда, заснул.
Никита вырубился через пару минут, разложив старое скрипучее бабушкино кресло. И оно почему-то ему показалось мягче облака.
- ****ь, где эта зеленоглазая сука! - Митрофанов вбежал в тесную, пыльную гримерку Никта.
- Что? - Парень сидел на полу. Собирая в старый, лохматый рюкзак, сваленные рядом вещи. Их оказалось неприлично мало, да и отработал в театре Никт лишь сезон.
- Ты что, правда увольняешься? – взвизгнул Митрофанов,
- Да, я нашел другую работу.
- Другой театр? Черт. Ты неблагодарная ****ь, я тебя из дерьма вытащил…
- Тс-с, Евгений, не кричите, прошу Вас. Я понимаю, подставил Вас. Прошу прощения, искренне, - парень прижал руки к сердцу, но Митрофанов не верил ему, слишком хорошим актером был Никита, и слишком легко он играл. Как по нотам.
- Кто?
- Что «кто»? - переспросил Швеллер, легко поднимаясь, закидывая рюкзак за спину.
- Дурак, он не стоит этого, - ни на кого не глядя, в комнату влетела красная, запыхавшаяся Талула. - Что ты будешь делать, когда он сдохнет?
Митрофанов непонимающе посмотрел на девушку, затем на него:
- Ну, скажите этого убогому, не стоит Никифоров таких жертв.
- Так ты не театр меняешь? - наконец паззл в голове у худрука собрался.
- Нет, я вообще работать ухожу в другое место, - Никту нисколько не было стыдно, он решил вытащит Ефима, и никто не встанет на его пути.
- Ты актер, побойся Бога! - Талула пнула худруга: мол посодействуйте, приструните этого идиота.
- Ты нашел Никифорова? - Евгений довольный как кот, закурил, сев на маленький диванчик. - Молодец, только он все равно помрет, Талула права. Ирка узнавала. У него же рак.
- А вы помочь ему не пробовали? - устало усмехнулся Ник. - Просто, по доброте душевной.
- А пусть он свой грязный язык не распускает, - Митрофанов пожал плечами, - и жена у него конфетка, и деньги все у нее. А такого как он я всегда найду. Да и как ты!
- Не сомневаюсь, - Швеллер, обнял Талулу, которая ничего не поняла из диалога мужчин. - Увольняйся, он, - Никт кивнул на курившего худрука, - дерьмо, и театр - все это дерьмо. Главное люди.
И вышел вон.
- Ты еще пожалеешь, щенок, тебя даже улицы подметать не возьмут!
Взгляд Талулы забегал, она за другом готова бежать, но и худрук ее еще не отпускал. Переминаясь с ноги на ногу, она вытерла потные руки о цветастую юбку.
- Давай-ка ты поработаешь, мое сокровище, - голос Евгения мерзкий и скользкий, затушив сигарету прямо об обивку дивана, он расстегнул брюки, привлекая внимание девушки к своему члену.
- Давай солнышко, а то ты тоже пойдешь вслед за Швеллером.
Талула, испугано вскинулась, а потом обреченно опустилась на колени и подползла к мужчине. В ее глазах стояли слезы.
Врачи не давали однозначные ответы, впрочем, Никт и не ждал быстрых результатов, он ждал малого – чуда.
Узнав сколько будет стоить лечение, Швеллер не секунды не сомневаясь уволился из театра. И рванул в старую автомастерскую на окраине города.
- Привет, Михай! – Никита, так обрадовался, что мастерская на месте и ее владелец, все тот же парень, в неизменной бандане, которого Швеллер в порыве радости оторвал от пола и закружил.
- Стой, бесовской. Все такой же. Артист! - Михай похлопал Никта по плечу. – Какими судьбами?
- На работу возьмешь?
- Не понял? Ты же завязал, - Михай почесал голову.
- Деньги нужны. Очень
- Много?
- Много, - кивнул Никт.
- Я с наркотой не вожусь. И с нариками тоже, - Михай внимательно посмотрел в глаза Швеллера.
- У меня друг болеет, - очень тихо произнес Никт, словно боясь даже словами спугнуть шаткое состояние покоя спящего в его комнате больного мужчины.
- Нарик? - Михай остался верен себе, надо все знать наперед. Работа у него такая.
- Нет. Рак.
- На тебе сейчас тысячу и я тебе вечером скину координаты тачки. Как и раньше, десять процентов твои.
Швеллер кивал, соглашаясь с каждым словом. Михай еще раз почесал свою голову, о чем-то раздумывая, а потом махнул рукой:
- Черт с тобой, бесота. Пятнадцать.
Когда Ефим приходил в себя, а это случалось все реже и реже, то чаще всего видел сидящего в кресте Никиту, смотрящего на него больным, потухшим взглядом. И всегда закрывал глаза, не в силах видеть такую любовь и такую боль.
А потом появились лекарства, и редко-редко Ник. Он уходил, приходил, а Ефим лежал и думал. Думал и думал, и думал.
В один день ему стало легче, и он решил выйти на воздух. За окном во всю цвела сирень, и ученики бежали на свои экзамены, а он белый, скорее серый брел по улице и думал. За эти месяцы они с Никитой почти не говорили, но и без этого Ефим узнал об этом удивительном парне много. Он знал, что Никит его любит и видимо давно, коль он так разобрался с медсестрой в приемной и заставил врачей таскаться в их, нет в его, Никитину комнату для консультаций.
И сейчас Ефим тоже любил Никиту. Нет, не хотел, а любил, но сказать не смел. И потому, что сдохнуть мог в любой момент и потому, что понимал как это будет выглядеть. Благодарность чистой воды.
Да и сам Никифоров не уверен, благодарность, любовь, привязанность, но он знал одно, когда Никита уходил в театр, мир словно погружался во мрак, сердце бешено стучало, и стоило щелкнуть входной двери, как словно вместе с Никтом в их пропахшую лекарством комнатушку врывалась жизнь.
Сам не понимая как, он очнулся около Театра наций.
Судьба к судьбе. Значит, так суждено он еще раз полюбовался на забытые афиши, проводя рукой по стеклу, на которых висели фотографии актеров, таких родных, но уже далеких. Здесь и Талула, и Гришка Степаннков, стоп, а где фотка Никта?
Еще раз пробежав глазами по афишам и не найдя там фамилии Никиты, Ефим твердо открыл дверь театра.
Евгений оказался на месте, Андрей даже вякнуть не успел, он вообще прирос к своему стулу, когда увидел Ефима.
- Я на секунду, - прошелестел Никифоров.
Но в кабинете его ждал сюрприз в виде его голой бывшей жены.
- Привет, любовники, - помахал им рукой Ефим, и устало свалился на стул у самой двери. – Простите, что помешал.
- Ты же сдох? - Митрофанов испуганно уставился на ожившую мумию, Ира взвизгнула и не глядя стала натягивать платье.
- Прости, что не оправдал ваших ожидай.
Ира красная, смотрела на мужчину, некогда своего мужа, и впервые за свою короткую жизнь в ее душе шевельнусь что-то похожее на уважение. Худой, с коротким ежиком волос, и еле заметным бровями, Ефим сидел и смотрел на одевающихся любовников, нет не с укором, а с жалостью и еще каким-то, в словарном запасе Ирины не было подходящего для этого слова.
- Где Никт?
- А, вот зачем ты приполз? Узнать о своем любовнике? – зло выплюнул Митрофанов.
Ирина не выдержала, и дернула его за руку.
- Не надо так.
- А как надо? Это шваль сейчас всем раструбит о том, что ты его обокрала, разведясь, когда он лежал в реанимации, и подделав его подпись. И на мой театр наедут, как это мы не помогли заслуженному и умирающему актеру? Дура.
Ира прижала руки к своим и так пунцовым щекам, качая головой.
- Молчи, молчи!
- Не ссы, Митрофанов. По хую мне ты и эта баба. И вообще, я пришел узнать, где Никт?
- Уволился, - прошептала Ира. - Еще когда тебя забрал, вот и уволился.
- Стоп, - Никифоров побелел еще сильнее, - а где он деньги на лекарства брал?
- Воровал, небось. Или проституцией занялся.
Это была последняя капля, Ефим не выдержал, и откуда сила взялась, одним прыжком прижал Евгения к столу и кулаком со всей дури врезал тому в глаз.
- Сука! – усмехнулся он, потирая ушибленную руку. - И ты, - кивнул он в сторону бывшей жены.
Уже при выходе из театра его догнала Талула.
- Ефим, как там Никт? – девушка, похудевшая и совсем не похожая на себя, внимательно разглядывала Никифорова: ну что, пора уже привыкать к таким сочувствующим взглядам.
- Нормально, а ты все еще здесь? - Никифоров покачал головой. - Девочка, беги от него.
- А куда? - в глазах Талулы стояли слезы.
- А куда ушел Никт?
- Он опять тачки ворует и разбирает у Михая.
- А, понятно, откуда деньги.
Ноги у Ефима задрожали, и если бы Талула не поймала его, то он поцеловал бы пол.
- Отвезешь меня туда?
- Конечно, - улыбнулась девушка. – Пошли.
В мастерской Михая стоял шум и гам, но смех Никиты был слышан далеко. Когда Никифоров вышел из машины, то попросил Талулу оставить его одного, все же выяснять отношения он не хотел при свидетелях. Прощаясь с девушкой, он посоветовал:
- Бросай этот театр. Христом Богом молю, он и тебя…
Талула не дослушала, по ее бледным щекам покатились слезы, и Ефим все-все понял.
- Он и тебя, девочка моя, иди сюда.
Он прижал тонкую, прозрачную девушку, тихо глядя по черным волосам.
- Увольняйся, я обещаю тебе, все будет хорошо.
- Угу, - шмыгнула носом Талула.
- Я не умру. Не сейчас. Пока Никт не будет звездой, я не успокоюсь.
Когда девушка уехала, Ефиму стало совсем плохо, его опять полоскало не по-детски.
В мастерской Михая стоял шум и гам, но смех Никиты был слышан далеко. Когда Никифоров вышел из машины, то попросил Талулу оставить его одного, все же выяснять отношения он не хотел при свидетелях. Прощаясь с девушкой, он посоветовал:
- Бросай этот театр. Христом Богом молю, он и тебя….
Талула не дослушала, по ее бледным щекам покатились слезы, и Ефим все-все понял.
- Он и тебя, девочка моя иди сюда.
Он прижал тонкую, прозрачную девушку, тихо глядя по черным волосам.
- Увольняйся, я обещаю тебе, все будет хорошо.
- Угу,- шмыгнула носом Талула.
- Я не умру. Не сейчас. Пока Никт не будет звездой, я не успокоюсь.
Когда девушка уехала, Ефиму стало совсем плохо, его опять полоскало не по-детски. Кое-как взяв себя в руки, он вошел в ворота мастерской.
- Эй мужик чего? – широкая фигура Михая перегородила ему дорогу.
- А Никиту Швеллера можно?
- А ты кто? Нарик?
- Не, я его…
Ефим запнулся, кем он приходится Никите? Любовником - смешно, другом - тоже.
- Я люблю его!
- Что? - за спиной послышался испуганный голос Швеллера.
- Я люблю тебя, - Ефим развернулся, и тут его ноги задрожали и Никт еле успел его подхватить.
- Нет, - они сели на грязный пол, и Ефим уткнулся носом в грязную, пахнущую бензином спецовку Никта. - Ты не любишь. И ты ничего мне не должен.
- А, этот тот твой, - Михей махнул рукой. – Мужики, чего уставились? Пошли-ка по пивасику?
- За счет заведения? – раздался мужской хор.
- А то!
Через минуту все стихло, и только Никита не мог заставить себя отпустить Ефима, а Ефим и не стремился отпускаться. Все на свете было правильно и важно.
- Я люблю тебя, и даже если мы об этом сейчас будем молчать. Это не изменит моих чувств.
- Не-а, это благодарность, - Никт уперся рогом. - Как ты меня нашел?
- Талула помогла, я искал тебя в театре.
- Упс!
- Да ладно, скоро у тебя будет свой театр и я обещаю, ты будешь звездой.
- Я не хочу.
И Никита не врал. Здесь в мастерской, он чувствовал себя как дома, ему не хотелось оваций и цветов, все, о чем он мечтал, сейчас было в его руках.
- Ты хочешь и дальше угонять тачки? – искренне удивился Никифоров.
- Ну почему, у Михая есть и нормальный сервис. В машинах я с детства шарю.
- Знаешь Никита, - Ефим оторвался от шеи парня и посмотрел в его глаза, - ты удивительный.
- Нет, это ты такой, – покачал головой Швеллер.
- Послушай меня. Две минуты, сейчас не играю, - Никифоров схватил, и очень больно руками обхватил лицо Никта, сосредотачивая все его внимание на своих словах, - я очень благодарен тебе. Тсс, молчи. Благодарен - да. Но я взрослый человек и умею различать любовь и что-то еще. Я люблю тебя. Да, может если бы не болезнь, ты бы так и остался еще одним безымянным моим поклонником, но время все решило. За нас. И кто мы такие спорить с судьбой? Я люблю тебя. Тсс, молчи.
Шершавые, потрескавшиеся губы Ефима нежно коснулись испачканной чем-то коричневым, щеки Никта. Парень закрыл глаза, и…
Когда мужики через пятнадцать минут ввались во двор мастерской, то застали двух мужчин за весьма интересным занятием. Они целовались, не замечая ничего вокруг.
- Еще пива? – раздался голос из толпы.
- Эй, а этому, как его… - просипел Никифоров.
- Михаю, - подсказал Никт, его голос тоже звучал хрипло.
- Ага, ему, не нужны мастера?
конец