Обманутые Крымом. Главы 11-20

Анатолий Гончарук
Жизнь продолжается
     «Шаманит лес-кудесник про черную судьбу.
Лежишь ты, мой ровесник, в цинковом гробу».
Почти по С. Есенину
Я проходил мимо доски объявлений и обомлел, прочитав написанное объявление. «21 сентября 1988 года в бою под Кандагаром погиб выпускник нашего училища 1988 года лейтенант Темрюков Александр Николаевич…». Саша Темрюков, которого я знал, целую жизнь. Это под его влиянием я поступил именно в Симферопольское ВВПСУ.  Додумать я не успел – меня сильно ударил по плечу КорС.
– Симона, ну ты чего застрял? Пойдем! – и он тоже уставился в объявление. Через несколько секунд он изменившимся голосом спросил: – Слушай, это же твой зема, да?
У меня в глотке пересохло, и я молчу. КорС тоже стоит, ошарашенный новостью.
– Надо же, – только и выдавил он из себя, – как нелепо.
Мы все стоим у доски объявлений, и вокруг нас стала собираться толпа. Протолкавшись, рядом со мной встал Змей – он тоже знал Сашку, хотя и не так хорошо, как я. Змей силится сохранить твердость.
– А что тут за базар, а драки нет? – весело спросил Веня и тут же примолк, получив чересчур уж увесистую оплеуху от Королева.
Тут к нам подошел наш взводный, посмотрел на доску объявлений и тут же все понял.
– Товарищи курсанты, – нерешительно начал он, – нам уже пора на развод на самоподготовку.
Поочередно похлопывая меня по плечу, ребята отходят строиться. Я глубоко вздохнул и встал в строй роты последним. Надо заставить себя собраться, но я не могу даже слова вымолвить. Чтобы скрыть замешательство я смотрел под ноги.
– Сержант Иванов! Отставить! – рявкнул ротный. – Весьма сожалею, что так случилось, но жизнь продолжается. Товарищи курсанты, вы решили стать военными. Будьте готовы к таким известиям. Может случиться так, что через год уже кого-то из вас тоже не будет. Вот так! Это жизнь, это армия и война. Кто передумает, еще есть время  выбрать другую профессию! Армия – это вам не кино.  Мы вынуждены рисковать – служба такая, – ротный умолк. Глаза его стали чужие, холодные и непроницаемые.
Леонтьев попытался что-то сказать, но ротный его тут, же окрикнул.
– Младший сержант Леонтьев, что вы там болтаете в строю? С чем вы не согласны? Озвучьте для всех нас, что вы там бубнили в строю.
– Товарищ майор, я просто вспомнил цитату из письма нашего выдающегося педагога Василия Александровича Сухомлинского своему сыну: «Каждому из нас, мужчин, надо твердо помнить – у меня две специальности: первая – то ли учитель, то ли агроном, инженер…, а вторая у всех одна и та же – защитник Родины».
– Другими словами, – сдержанно улыбнулся в усы ротный, – не нужно увольняться из армии, все равно в случае чего, придется надеть погоны. Старший лейтенант Бакай, командуйте.
– Рота, равняйсь! Смирно! – рявкнул замполит роты. – Третий взвод! Команда «Смирно!» выполняется сразу, а не в то же мгновение!
Ротный придирчиво разглядывает нас.
– Чего вошкаетесь? Быстрее выполнять команды!
Жизнь продолжается, или как говорит КорС: «Время умирать, еще не пришло». А я вот подумал, ну ладно, когда мы защищаем свою Родину, там все понятно. А за какую такую Родину погиб мой земляк в чужом нам, ну пусть не нам, а лично мне, Афганистане? Наверное, я еще не дорос до понимания этого.
– Алексей Толстой говорил: «Любовь к социалистической Родине – ступень к интернационализму», – зачем-то сказал КорС.
Мои сомнения так очевидны, что ли? Как это там говорил наш Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Горбачев на ХХ съезде ВЛКСМ, обращаясь к воинам-интернационалистам? Он тогда сказал, что они показали себя подлинными интернационалистами, помогая братскому народу отстоять свои революционные завоевания, подлинными патриотами, защищая безопасность южных границ нашей Родины.
Все это так, и все равно сомнения не оставляют меня. Ладно, может, и я пойму все, а пока буду молчать о своем непонимании.
Во время самоподготовки я сидел и рассматривал фотографию Новеллы. После того, как «замок» объявил перерыв, и большинство ребят вышли на перекур, Миша неожиданно предложил мне, хлопнув меня по плечу:
– Толик, оторвись ты от своих дел. Пойдем, брат, покурим.
В первое мгновение мне показалось, что он хочет со мной поговорить, но взглянув на Мишу, понял, что он это серьезно.
– Симона, – обернулся ко мне изумленный Лео, – ты что, стал курить?
– Нет, – отвечает Миша, – но он сейчас находится в таком настроении, что самое время начать курить, а вдруг полегчает?
– Нет, Миша, – спокойно говорю я, – не собираюсь я начинать курить.
– Не хочешь, как хочешь, – не стал настаивать Миша, – тогда, может, организовать по 50 грамм? А, точно! Чего это я такие странные размеры предлагаю, даже самому смешно и стыдно! Давай, по 150 грамм? А что, это уже какой-никакой, а предметный разговор! Важно начать, а там, глядишь, и до 350 граммов дело дойдет!
– Нет, брат, – улыбнулся я краешками губ, – пить я тоже не буду.
– Как это не буду? Когда-то же надо начинать? – сделал попытку убедить меня Миша. – Опять же, таким образом легче восстановить душевное равновесие. Нет? Невозможный ты человек, Толик. Ну, посуди сам, что это за офицер, который совсем не употребляет алкоголь?
– Такой же будет офицер, как и курсант, – ухмыляется довольный КорС, – сплошное исключение из нормальных правил! Хорошо хоть, что это всего лишь единичный случай!
Однако я предпочел оставаться сплошным недоразумением, то есть исключением из правил, и ни пить, ни курить так и не стал. Мне тогда почему-то было невдомек, (хотя мне об этом прямо говорили), что армия наша пьет, и, следовательно, мне тоже нужно этому учиться.

Колотун-бабай  женился
На завтраке мы с Веней за столом оказались вдвоем. Батю давно отчислили по его же собственному желанию, а Морозова нет со вчерашнего дня. Это странно, обычно увольняемые на ночь на утреннем осмотре уже стоят в строю. А тут, похоже, дело «нечисто».
– Где это наш Колотун-бабай пропал? – удивленно спросил я.
Вместо ответа Веня пробурчал что-то нечленораздельное, создав тем самым еще большую интригу. Что-то явно произошло, потому что в другой ситуации Веня бы принялся без умолку рассказывать о сути происходящего. Морозов и Веня что-то утаили от меня! С каких это пор у них завелись от меня секреты?
– Переведи на нормальный язык то, что ты только что пробормотал, – с требовательным видом говорю я.
– Женился он вчера, – на удивление неохотно и с необычно грустным видом ответил Веня.
– Да ну? – несказанно удивился я. Прямо скажем, я задет за живое, не сказать мне о таком важном событии? И даже болтун Веня ни словечком не обмолвился о предстоящей свадьбе Морозова!
– Ну да, – не сразу ответил Веня дрогнувшим голосом.
– Нет, ты серьезно? А не поторопился ли он? – шучу я, не переставая удивляться. – Торопиться ведь тоже надо с умом.
– Вот человек! Говорят тебе, женился он, – с недоумевающим выражением произнес Веня. – Сказано вроде достаточно ясно.
– Чего ж это он в секрете держал?
– Сказать боялся. Вдруг ты бы ему все дело испортил? Взял бы и отбил невесту! А что, тебе это запросто! Причем просто шутки ради! Ты ведь у нас всюду успеваешь, – безразличным тоном говорит Веня, пытаясь придать лицу умный вид.
– Значит, из-за меня в тайне хранил? – насмешливо говорю я. – Знаешь, Веня, я сейчас сам вырос в своих глазах! И кто же счастливая невеста? Я ее знаю?
– Знаешь. Старшая дочь полковника Домодедова, – голос Вени прозвучал приглушенно.
– Да он, никак, спятил? – медленно спросил я, и ледяная дрожь пробежала по телу. – Она ведь, если я не ошибаюсь, на пятнадцать лет старше него! – я вперил в Веню непонимающий взгляд.
Уму непостижимо. Я не в силах поверить в эту новость, и грустно качаю головой.
– Вообще, Симона, это не наше с тобой дело. Но если отбросить предубеждения… Костя будет служить в училище в Крыму. Жить пока в трехкомнатной квартире, а не в общежитиях или на съемной квартире. Не будет скитаться по частям и гарнизонам. Сам со временем квартиру в Симферополе получит и полковником станет и начальником кафедры – вместо своего  тестя. А ты вот, например, уверен, что станешь полковником, квартиру в Крыму получишь?
В наступившей тишине было слышно, как едят курсанты вокруг нас.
– Незамысловатая причина. Значит, он сумел воспользоваться ситуацией. Звучит вполне разумно, но я готов побиться об заклад, что он ее не любит! Да и любит ли она его – тоже еще вопрос. Ты бы вот так смог бы?
– Нет, – переводя дыхание, честно сказал Веня, и помрачнел, – я бы не смог. Но мне и не нужно, у меня папа генерал, ты что, забыл?
– А если папа генерал скажет, что уже нашел для тебя жену? Из нужных людей, для еще более успешной карьеры. Тогда как?
Веня, молча, нервно передернул плечами и так же нервно улыбнулся, и его бегающие глаза все рассказали за него лучше всяких слов.
– Нет, ты ответь мне, – не отстаю я от приятеля.
– Не смотри на меня так, – изменившимся голосом попросил Веня, и снова тень неуверенности скользнула по его лицу, – слишком у тебя сильный, давящий взгляд. Что, впрочем, с такими темными глазами как у тебя и неудивительно. У тебя взгляд воина, взгляд человека, который не только не боится вызова, но и не останавливается, ни перед какой чужой силой и сам делает свою судьбу.
Неуверенность, промелькнувшая на его лице, быстро исчезла. Веня посмотрел на меня и неожиданно добавил:
– Знаешь, Толик,  это даже лучше, чем иметь папу-генерала. Во всяком случае, не все так могут, и я хотел бы стать таким, как ты.
– Спасибо за комплимент. И все-таки ты не ответил на мой вопрос, – напомнил я. – Давай по порядку и без истерик, хорошо?
– Ты не поверишь, но когда я узнал, что Костя женится, я тоже задал себе тот вопрос, который ты мне сейчас. Я уже не первый раз задаю себе этот вопрос. Я провел несколько дней в размышлениях и решил выбросить эту неприятную тему из головы. А вот как бы ты поступил бы, если бы тебе твой папа сказал: «Сынок, можешь всю службу прослужить в Москве, в Министерстве Обороны, быстро получить квартиру, окончить академию, стать генералом, но для этого надо жениться, например, на дочери генерала». Что бы ты выбрал? Смог бы отказаться от Москвы, от генеральских погон?
– Чего не имел – о том не горюешь, – беззаботно ответил я, хотя в глубине души я не знаю, как бы я поступил на Венином месте.
– Я так и знал! Ты бы смог отказаться. А я вот не могу себе представить себя в войсках с солдатами. Я с детства ходил к папе на службу и  уже давно привык к высоким кабинетам, как к своим собственным, – сдавленно выдохнул Веня. Выражение лица у него было какое-то виноватое.
– Да брось ты! – хлопнул я его по плечу – каждому свое! Известное дело! Такие как я не становятся генералами, разве что на войне, когда другие, видишь, перебиты или репрессированы.
– Ничего-то ты не знаешь о войне, – покачал головой Веня.
– Можно подумать, что ты много знаешь! Ешь, давай, – напомнил я, – а то завтрак скоро окончится.
– Пойми же ты, наконец, за все в жизни нужно платить, – рассеяно заметил Веня. В его голосе звучит слабость.
– Да, – пошутил я, – иногда этого не избежать. Слушай, я ощущаю неугасаемое любопытство – так ты уже точно знаешь, что будешь генералом?
– Знаю, знаю. Все вокруг знают. Один ты до сих пор не в курсе почему-то.
Я рассмеялся и, заставив себя оставаться невозмутимым, спросил:
 – Значит, придется все-таки тебе жениться ради этого?
– Не пачкай мои мечты реальностью, – жалко улыбнулся, наконец, Веня, – и вообще оставь меня в покое! Он бы отказался от женитьбы на генеральской дочке! Посмотрите на него! Да, это гордо! Ах, как это благородно! Да тебе никто этого еще и не предлагает. А у тебя и шансов-то никаких!
– Что ж, я это как-нибудь переживу!
  Я стал, дальше есть. Веня глядит на меня, прищурившись и морща лоб.
– Вень, не ставь себя в смешное положение – говори тише, на нас уже оглядываются. Женись и будь генералом. Кто же против?
– А если это выше моих сил? – после этих слов Веня зажмурился, словно пытаясь сохранить остатки самообладания.
– Не говори глупости, сможешь, это не так трудно как кажется. Ладно, не знаю как ты, а я ужасно хочу есть.
– В ссоре рождается истина? – громко смеется Миша.
  Я продолжил завтрак. Через полторы минуты я поднял голову и оглянулся, удивленный тишиной – наш словоохотливый говорун Веня молчал все это время! Более того, его внешний вид поражал безразличием и апатией.
– Кстати, Веня, а ведь ты меня хотел обидеть! – негодующим тоном сказал я.
– Чем это? – спросил Веня, и лицо его залила мертвенная бледность.
– Ты сказал, что Костя скрывал то, что жениться, из-за того, что я мог бы ему дорогу перейти.
– Это ведь шутка была, разве ты не понял? А вот другие курсанты могли бы, и попытать счастья. Разве я не прав?
Пришла и моя очередь призадуматься. Через минуту я через силу сказал:
 – Что ж, признаю. Другие, пожалуй, могли бы.
– Вот-вот. Морозов проявил осмотрительность не напрасно. Он просто не захотел делать никаких исключений ни для кого и скрыл это от всех. Он считает, что в жизни нет простых путей. Он выбрал для себя такой. Так что ему не было резонанса объявлять о своих планах.
– Резона, – машинально поправил я Веню.
– Рота встать! Выходи строиться! – скомандовал старшина.
Веня нашим разговором остался недоволен, это сразу бросается в глаза. Уже перед первой «парой» к нашему взводу подошел Столб.
  – По последним данным, ваш Колотун-бабай женился по расчету? Что делается! Репутация рушится прямо на глазах! Толик, я слышал ваш разговор за завтраком.
– И что? – заинтересовался я словами Столба.
– Как бы это красивее выразиться, – улыбнулся и задумался Столб. – Я разделяю твое мнение. Лучше быть последним среди львов, чем первым среди шакалов.
Мне кажется, что данный афоризм не очень подходит к теме нашего с Веней разговора, но слово не воробей, что сказано, то сказано. Через два дня появился и сам счастливый молодой новобрачный.
– Где наш счастливый жених? То есть муж? Хочу на него полюбоваться! – шучу я, проталкиваясь к Косте через толпу обступивших его курсантов. – Костя, ты уверен, что ты этого хочешь? Тогда от всего сердца желаю тебе удачи и счастья в личной жизни! – и я с улыбкой крепко пожал ему руку.
Весь остальной взвод счел невозможным хотя бы по одному разу не пошутить о разнице в возрасте Морозова и его жены. Что поделаешь, если последние дни курсанты только об этом и говорят? У меня, как это ни странно, хватило такта по этому поводу не шутить. Я решил для себя, что лучше Костю ни о чем не расспрашивать. Если сочтет нужным, он и сам расскажет.
– Я буду молчать, – отмахивается Колотун-бабай от очередных насмешек, храня неприступное выражение, – я уже материться, не умею.
– Да ты что? – смеется Лис. – Быстро же тебя жена перевоспитала!
А я сел читать книгу. Будучи в увольнении, я купил в книжном магазине в отделе политической литературы замечательную, веселую книгу. На красной обложке золотом вытеснено «Сборник поздравительных телеграмм в честь семидесятилетия со дня рождения Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Верховного Совета СССР, товарища Леонида Ильича Брежнева».
Веселее книги я давно не читал. Все, разумеется, слышали о восточной лести, но куда ей браться до этой книги! «Вы наделены талантом, который столько лет служит людям... На всех постах, которые доверяла вам Родина вы были образцом исполнения... Эти качества помноженные на ... «Дорогой Леонид Ильич! Восхищает Ваша мудрость, огромный организаторский талант и человеческое обаяние, кипучая энергия. Вся Ваша жизнь служит для нас замечательным и вдохновляющим примером».
Я уже представлял, как буду подписывать открытки друзьям и знакомым, просто цитируя поздравления из этой книги, только заменив имя и титулы, но ... Но кто-то из моих товарищей тоже оценил по достоинству эту книгу и украл ее. Сколько я не пытался, но к моему великому сожалению, больше ее найти я так и не смог. А жаль, жаль.

Столб-литератор
    Миша Гринчук в очередной раз достал всех своей беспросветной тупостью. Лично меня это раздражает так, что хочется двинуть ему хорошенько, чтобы у него было время полежать, подумать о своем поведении. Вдруг что-нибудь из этого да выйдет? Но нельзя, а, то непременно вылечу из училища. Но злости выход дать нужно, поэтому я пишу рассказ про Гринчука.
– Пацаны, – привлек я внимание взвода. – Послушайте, что я накропал!
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовались ребята, и, отложив свои дела, повернулись ко мне.
Я был рад возможности продемонстрировать взводу свое творчество. На душе было радостно, как это бывает в предчувствии чего-то хорошего. Я вышел к доске и начал с чувством читать.
– «Миша Гринчук ликовал. Это и впрямь был настоящий праздник – впервые Мише доверили заступить в караул, несмотря на козни и сопротивление, ока¬занное замкомвзводом Ежевским. Помня о том, что караул является выполнением боевой задачи, Миша, преисполненный достоинства и собственной значимости, топтался на вышке, по-бычьи наклонив голову.
Он поминутно щупал рукой автомат, убеждаясь, что как это ни странно, но он все еще здесь. Хмуря брови и пытаясь придать своему лицу несвойственное ему умное выражение, он грозно погля¬дывал по сторонам, терпеливо поджидая тех, кому не спалось в эту чудес¬ную ночь, и кто по глупости мог забрести туда, где Миша выполнял боевую задачу.
Он застенчиво улыбался, припоминая, как его провожали в караул: стол, накрытый красным сукном, торжественные речи, духовой оркестр, пио¬неры с цветами и слезы товарищей. От этих ностальгических воспоминаний слегка щемило сердце.
А в это время за углами складов, вблизи Мишиного поста, залегла от¬дыхающая и бодрствующая смена караула во главе с начальником караула старшим сержантом Ежевским. Они на всякий случай страховали Мишу во время его смены, чтобы чего не вышло из ряда вон выходящего. Миша был талантливый чувак в смысле того, чтобы совершенно неожиданно не подсунуть товарищам какое-нибудь западло. Надо заметить, что Миша и западло были закадычные друзья, что называется «не разлей вода».
Миша по натуре был коллективист, и не мог быть один, и как-то так вышло, что его натурой стало западло. Западло тоже полюбил Мишу как брата за его непо-средственность, простоту и крестьянскую наивность. Так они и жили вдво¬ем – спали в одной постели, ели из одной тарелки. И если где случалось западло, то все знали – там и Миша. Ну а где был Миша – все были уверены, что там и западло. Вполне естественно, что и в караул, и на пост они заступили вдвоем.
Но вырвавшись на оперативный простор, западло растерялся. Какое широкое поле деятельности, сколько перспектив раскрылось перед ним! И руки к тому же развязаны. Западло поглядывал по сторонам, прикидывая, с чего бы начать на сей раз свою деятельность. Он был в восторге – перед ним были неограниченные возможности. Мише он пока не сказал ни слова, и тот как-то не догадывался, что замышляет его братан. Размышления продолжались довольно долго: минут пять или даже шесть.
Старший сержант Ежевский уже начинал волноваться из-за непредвиденной задержки. Но кипучая натура западла вырвалась наружу, и он решил действовать. Ну а поскольку западло и Миша были неразделимы, как одно целое, то и Миша заметно активизировал свою мыслительную деятельность.
В коре его головного мозга торопливо пробежала какая-то мысль и затухла, так и не дойдя до Мишиного со¬знания. Как всегда, ибо очень редко какая мысль посещала Мишу. Что поде¬лаешь, не всем же философами быть, кому-то надо и фантастику писать.
В открытую оскорбить окружающих Миша не решался, могли произойти различные эксцессы на его голову, поэтому он писал фантастические рассказы, повести, романы, в которых он в замаскированной форме, грубо и пошло смеялся над своими товарищами. Читая его произведения, самые стойкие и уравновешенные гуманисты становились вампирами, а самые отпетые импотенты превращались в сексуальных маньяков. Один из таких маньяков, слепой поклонник Мишиного таланта, однажды даже имел с Мишой близость. Правда, об этом случае Гринчук до сих пор не любит вспоминать, а тем более рассказывать.
Но вообще Миша был мировой чувак, если бы не его слишком уж деятельная, живая, кипучая натура, не дававшая покоя, ни ему самому, ни всем окружающим. Натура его была девка развратная, гулящая, совершенно не терпящая принципов социалистического общежития. А расплачиваться за все ее проделки приходилось почему-то Мишиному лицу. На этом его суровом и мужественном лице нашли постоянную прописку самые разнообразные синяки. Они были у Миши всегда, и никто уже и не замечал, когда одни его синяки сходили, а другие появлялись.
Поделиться своими невеселыми думами Мише было не с кем. Разве что иногда, только, когда появлялся вдруг на какую-то минуту-другую вечно спешащий, вечно бегущий Генка Чернов, Мише удавалось немного излить ему ду¬шу на бегу. Но от бега и разговора Миша быстро задыхался и безнадежно отставал, а Чернов бежал все дальше и дальше. Если жизнь – это движение, то Чернов, видно, хотел прожить долго. Но он не подозревал, что друг его друга, западло, уже готовится подсунуть тому большую свинью.
Чу! В той стороне, где залег в дозоре в густой траве начальник караула, напрасно пытавшийся разглядеть что-либо в темноте, послышался неопределенный шум. Миша расправил плечи и гордо поднял голову. Удача! Он не прозевал, не упустил момента проявить себя! Сдавленным голосом западло пискнул что есть мочи: «Стой! Стреляю!» Миша мыслями уже был в отпуске, а может даже с медалью на груди! Но он не привык долго предаваться бесплодным мечтаниям. И Гринчук крепче сжал автомат.
«Все, – обреченно подумал Чеслав, – конец...» Он почувствовал, как по ногам потекло что-то теплое, липкое, неприятное. Ежику стало, до слез жаль еще не прожитых им лет, девушки, так и не ставшей его женой, офицерских погон, которые он так и не одел.
А Миша уже дослал патрон в патронник и, удобно пристроив автомат на поручнях вышки, целился в темноту. Однако какой-то черт дернул его еще раз крикнуть: «Стой! Кто идет?» «Начальник караула», – всхлипывая, ответила ему темнота. «Подойди ближе, остальные на месте», – разочарованно крикнул Миша. «Да я один...» «Не разговаривать», – взвизгнул Миша. Широко расставив в стороны полусогнутые ноги, из темноты под луч прожектора выплыл Ежевский с высоко поднятыми руками. Холодно блеснули на свету его цейсовские очки. Миша узнал их, и смертельный страх сковал его мужественное сердце.
Разводящий, младший сержант Бахтин, один из ближайших Мишиных со¬ратников и сподвижников, один сидел в пустом караульном помещении в полном неведении, тяготясь неизвестностью и вскакивая при малейшем шуме. Он очень переживал за друга, оставленного на вышке, забытого богом и людьми. Бахтин был, конечно, немного фальсификатором, потому что не знаю как бог, не знаком, но люди о Мише не забыли, во всяком случае, отдыхающая и бодрствующая смена того караула. Даже напротив, все они очень уж хоро¬шо помнили о нем.
Бахтин томился, его угнетала напряженность, словно где-то рядом был Васька Россошенко из третьего взвода, только, что подзарядивший батарейки. Что ни говори, а одному намного труднее, лучше бы оказаться там, вместе со всеми, где в любую минуту могут засвистеть Мишины пули. Славе хоте¬лось все бросить и бежать, бежать туда, к вышке, чтобы закрыть собой Мишу от всех неожиданностей и неприятностей.
Но Бахтин был иногда добросовестным и даже военным, и раз ему приказали сидеть в караулке, то тут он и будет сидеть, даже если ноги отнимутся. Чего-чего, а упрямства у Бахтина хватало, этим он очень походил на одно животное, почему-то все еще не занесенное в Красную Книгу. Есть основания думать, что Бахтин был из Джанкоя. Очень было похоже на это.
А Еж медленно шел вперед, досадуя в душе. Каждый шаг ему давался с трудом, слов¬но он ступал босиком по раскаленным углям или по битому стеклу. Он шел и ждал автоматной очереди. Чеслав знал, что промаха не будет. На свою голову он сам научил Мишу стрелять без промаха и на лету, и на скаку.
«Стой!» – закричал западло голосом Миши. Ежевский рухнул наземь. Откуда-то со стороны, причем откуда-то слева, появился курсант Калугин и самоотверженно бросился вперед, пытаясь прикрыть собой Чеслава. Позже он так и не смог объяснить, зачем он совершил эту глупость. Вероятнее всего, это была горячка. Впрочем, к его счастью, выстрела не последовало.
Миша испуганно оглядывался по сторонам. Его автомат исчез совсем бесследно и совершенно незаметно! Западло догнал, что здесь он переиграл, он сел на асфальт и заплакал, размазывая кулаком слезы по щекам. Ему жаль, что из-за этого поступка их нечаянная дружба с Гринчуком может прекратиться.
Миша торопливо шарил руками вокруг себя, пытаясь отыскать утерянное оружие. В кустах что-то тихо зашуршало. Это караульный бодрствующей смены курсант Григораш разворачивал вторую пачку печенья.
И вдруг случилось такое, что сразу все изменило, заставило всех забыть обо всем. Прямо с неба, рядом с вышкой, на которой, разинув рот и замерев от восторга и восхищения, стоял Гринчук, опустилась летающая та¬релка неземной цивилизации типа «Керо Газ», ну, или что-то в этом роде. Об этой встрече Миша мечтал всю свою короткую, но замечательную жизнь, и вот оно, (чудо-то!) свершилось!»
– Это все не правда, – чуть не плача говорит Гринчук. – Это все белибурда!
– Отчего же? – удивляется Ежевский. – Надо признать, что некоторые черты абсолютно тождественны.
– Чего? – переспрашивает Гринчук.
– Одинаковы! Чего… – с чувством собственного достоинства отвечает Чеслав.
– По-моему, по стилю – откровенное подражание Иванову, – произнес Бахтин.
– О! Оказывается у Иванова уже и свой стиль есть! – сунул свой нос в дела четвертого взвода КорС.
– А мне не понравилось, – растягивая слова, сказал Рокотов. – И кто такой Западло? Ты кого-то конкретного имеешь в виду?
– Ну, нет же, – сержусь я, – это так, образно!
– Образ яркий, но непонятный, – хмыкнул Ежевский.
– Слышишь, Столб, рано тебе еще писать. Но ты пробуй, тренируйся, может, что-нибудь из тебя когда-нибудь и выйдет, – резюмирует Рокотов под дружный смех взвода.
До самого последнего момента я надеялся, что кто-нибудь похвалит мой рассказ, но так этого и не дождался. После таких отзывов писать дальше мне расхотелось. Правду говоря, после такой реакции взвода захотелось послать всех куда подальше. Но я не смог.
Вот Толик Иванов тот бы смог, он на каждом шагу пренебрегает существующими правилами. Он, если бы захотел, смог бы, а я нет. Слухи о моем рассказе дошли  до третьего взвода, и ко мне пожаловала добрая его половина.
– Столб, дай почитать твое сочинение, – попросил Толик Иванов.
– Нет, я уже его порвал.
– Зря ты так, дружище, в следующий раз не горячись, – говорит Лео. – И пожалуйста, дай нам прочесть, договорились?
– Глубоко, а равно широко и высокоуважаемый товарищ Столб, – широко улыбаясь, говорит Иванов, – не рви больше того, что написал. Обещай!
А потом на самоподготовку пришел наш замполит роты, которому Гринчук рассказал про мой издевательский рассказ. Хлопец долго разглядывал нас, а потом сказал:
– Хлопцы, вы замполиты, и я замполит, но оба мы люди. Товарищ Столбовский, вы все здесь замполитовская семья, и некрасиво насмехаться над своим товарищем в такой циничной форме, даже если вы и умнее своего товарища. И тем более, сильнее, и он не может ответить вам адекватно. Вам, товарищ Столбовский, нужно обязательно посмотреть фильм «Дума про Ковпака».
– Зачем? – вырвалось у меня.
– Там очень хорошо показано, каким должен быть настоящий комиссар, и как к нему должны относиться подчиненные.
– Обещаю, товарищ старший лейтенант, что как только увижу в каком-нибудь видеосалоне фильм «Дума про Ковпака», брошу все дела и посмотрю!
– Ну, вот и славно, – расцвел Хлопец, – будем считать, что мы договорились.
И он удалился с чувством выполненного долга.

Суббота
Я стою в наряде дежурным по роте и вполуха слушаю разговор наших курсантов, вернувшихся из городского увольнения. Литин непрестанно похваляется своими любовными победами, и я его перестаю слушать.
– Как увольнение провел? – спрашивает Дима у Валерки Леонтьева.
– Чудесно! – добродушно улыбается в ответ Лео.
– Это как? – смеется Дима. – Обычно ты проводишь время в городе совершенно бессмысленно и бесцельно!
– На этот раз все было иначе! Переодели Игрека в женскую одежду, парик надели, накрасили и пошли на дискотеку. Знаешь, Игрек пользовался вниманием, если не сказать спросом! А он там выделывался, как хотел! Ни одного медляка не пропустил. А потом его трое солдат под ручки, и против ее, то есть его воли, поволокли в кусты! Ну, мы им там и дали! – прерывающимся от волнения голосом рассказывает Лео, при этом возбужденно размахивая руками и периодически слизывая кровь с разбитой костяшки кулака.
– Потрясающе! – восхищается Дима. – Ха! Здорово, значит, отдохнули, и все это благодаря беспринципности солдат и вашему умению играть на человеческих слабостях? А если бы вы не успели и не появились в нужный момент, а Игрек не смог дать достойный отпор?
Но Лео все еще так сильно возбужден, что мало вникает в суть сказанного Димой.
– Дима, а ты сам как отдохнул? – вспомнил Лео.
– Тоже ничего, – картинно улыбается Дима. – Выбрали на танцах самую страшненькую девушку, и Вовка с ней весь вечер танцевал, развлекал и домой проводил.
– Почему он? Ты ведь красноречивее его будешь?
– Он у нас в течение этой недели больше всего плохих отметок получил! Мы с ним тоже соревнуемся, типа как КорС с Симоной.
– Стимул, значит, для учебы? – ахнул Лео. – Здорово! Ха-ха-ха. Молодцы! Надо и себе перенять ваш опыт!
– Стараемся по мере сил. Толик, говорят, здесь тоже не скучно было? – сияя от полученного комплимента, спрашивает Дима.
– Ага, – нехотя отвечаю я, – залили битумом стояк. Открыли ревизские сказки на нижних этажах, но битум уже схватился. Капитан Туманов решил взрывпакетами  протолкнуть пробку из битума. Так что не только курсанты народ изобретательный, но и некоторые офицеры тоже. Только вот ревизские сказки прикрутить, как положено болтами на место, вопреки здравому смыслу, поленились. Прижали ломами и все.
– И что? Не тянул бы ты резинку, – грубо потребовал Бао.
Тема разговора крайне заинтересовала половину взвода.
– А что: грохнуло славно. Не обратили разве внимания, что на первом этаже в окнах стекол нет? Ну а крышки ревизских сказок, естественно вырвало. Я лично видел курсанта Канчалабу, который этажом ниже ломом держал крышку эту злосчастную.
– И как? – криво ухмыльнулся Бао, уже зная ответ.
– Как, как, – то, что я увидел, нельзя описать словами. Лично я никогда не видел ничего подобного. Надеюсь, что больше и не увижу! Стоит Канчалаба весь в дерме: с головы до ног! Он сразу даже не мог поверить, что все это с ним произошло наяву. Потом он заплетающимся языком не совсем прилично выразился и вот уже третий час моется, а от запаха отмыться не может!
– Просто человек потерял ощущение времени, – шутит Миша, – видел я его в умывальнике. Держится замкнуто и подстригся уже весь…
– Весь?! – встрепенулся Веня. – С головы и до самых пят?
– Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Хе-хе-хе! – донеслось со всех сторон. Поднялся прямо таки невообразимый шум. Случай с Канчалабой заставил наш курсантский мир смеяться.
– Вот вам и хе-хе-хе! Ротный, когда его увидел, заявил, что Канчалаба сегодня не курсант, а карикатура на него, и что он не создан для подвигов.
– Третий взвод! Ну, сколько можно ржать?! Вы же мешаете нам, –  насупился Яд. – Существуют ведь какие-то приличия. 
– Мы не ржем, ржут кони, – обернулся к ним Лео, – а мы бурно веселимся! А про приличия не тебе говорить.
– Эй, первый взвод! – тут же отозвался и КорС. Зная его, могу с уверенностью сказать, что он решил подшутить над ребятами из первого взвода. – Что это вы там такое делаете, что мы вам мешаем?
– К КВНу готовимся, – в голосе Яда проскальзывают покровительственные нотки.
– А, ну тогда другое дело, – очень правдоподобно изобразил заинтересованность КорС. Не зная его, можно и поверить. – И на чем заморочились?
– Вопросы выдумываем для конкурса «Разминка».
– Обратились бы к нам, мы бы вам помогли, – высокомерно заявил Королев. Впрочем, по-другому он, кажется, и не умеет.
– Ну, помогите, – тут же согласились КВНщики.
– Ну, идите.… Кто так просит? Пообещаете нам чипок, так и быть, поможем.
– Обещаем, – бодро заявил от имени КВНщиков Аркалюк.
– Ладно, готовьте бумагу и чернила. Ну что ребята, поможем? – спросил Веня Нагорный, потирая руки.
 – А чего не помочь? Да еще за чипок! На шару и уксус сладкий, – не заставил себя долго ждать Лис, и с поразительной легкостью сразу же предложил свой вариант вопроса. – Эй, вы, первый взвод! Записывайте: «Сколько весит дутый авторитет?» Подходит?
– Да! Еще давайте, – с энтузиазмом воскликнул Аркалюк.
– Даем, – обещает Лео и тут же переводит стрелки. – КорС вопрос от тебя!
– Можно ли жить припеваючи, не зная ни одной песни? Идет?
– Идет! Еще давайте, – с всевозрастающим интересом просят КВНщики.
– Лео, вопрос за тобой! – сверкнул глазами Веня.
– Когда приходит второе дыхание, куда девается первое? Иванов! Давай ты!
– Даю, – пришла очередь задуматься мне. – Сколько стоит то, чего нельзя купить ни за какие деньги?
– Молодец, я знал, что ты не подкачаешь! – на лице Лео сияет озорная улыбка, а глаза его сверкают зелеными искорками. – Роман, может теперь ты?
– А чего ж! На какую высоту нужно подняться, чтобы стать высокопоставленным? КорС, а теперь снова ты!
– Вопрос: что такое мечта потребителя? Ответ: товары повышенного спроса по смешным ценам. И еще, что означает самокопание? Означает копать себе яму!
Та легкость, с которой Королев выдумывает вопросы и ответы на них, просто изумляет.
– Молодец, КорС! – радуются КВНщики первого взвода, едва сдерживая смех, а потом вдруг сообразили. – Слушайте, а еще ведь ответы нужны на ваши вопросы! Ответы давайте!
– Ишь ты, хитрые какие, – отшучивается Лео. – Понравилось загребать жар чужими руками? Дай им яйцо, да еще и почисти за них! Сами подумайте. Даю подсказку, всякая работа выполняется первым делом головой!
– Вы же все умные, – и себе потешается Бао, – а от ума все горе!
– Ну, нет, мужики, – КорС весьма польщен этой скупой похвалой, но выдерживает эффектную паузу и со смехом говорит, – уговор дороже денег – вы сначала за вопросы с нами рассчитайтесь, а уже потом будем об ответах говорить. В чипок нас ведите!
– Так чипки уже закрыты, – приподнял брови Аркалюк. – Давайте уже завтра?
– Как бы ни так! Чипки открыты, там, у «минусов» вечера отдыха еще не закончились, – объявил Игрек, выглянув в окно.
КВНщики с озадаченными выражениями на лицах посоветовались и, притворно вздохнув, повели наших ребят в кафе. Что ни говори, а мы им оказали неоценимую помощь. Я заметил, что Лис с трудом подавил вздох облегчения.
– Иванов, а ты? – вспомнил обо мне Лео.
– А я в наряде, не могу. Желаю вам приятного времяпрепровождения.
– Мы тебе сюда принесем! – тут же нашелся Лео. – Что тебе взять?
– Сметану, булочку с повидлом, зефир и молоко.
– Договорились, – кивнул головой Лео так, что его фуражка, щегольски сдвинутая набок, едва не слетела с головы. Он тут же выслушал десяток советов по поводу того, что во избежание повтора этой ситуации нужно прибить фуражку к голове гвоздями. В дерево гвозди легко войдут, и фуражка больше не спадет.
– Иванов, хочешь анекдот? – подошел ко мне Славка Бахтин.
– Хочу, – не стал отказываться я.
– Возле магазина сторож поймал вора и говорит: «Ну, я сейчас научу тебя воровать». А тот и говорит: «Научите, дяденька, а то я уже третий раз попадаюсь!»  Здорово, да?
– Давай и я тебе расскажу на эту тему. «Как тебе удалось совершить кражу? Там ведь охранник был, мог бы и застрелить! – Не мог! Потому что я не стал его будить!»
– Твой анекдот лучше! – сказал Славка. В его голосе звучит разочарование. Потом он отвлекся от каких-то своих невеселых мыслей. – А ты чего в чипок не пошел?
– Так я ведь в наряде, – пожал я плечами.
– Брось, – глаза у Славки потеплели. – Давай мне повязку и штык-нож, а сам дуй в чипок – вместе со всеми повеселишься. Может, что толковое этим КВНщикам подскажешь. Я серьезно. Вообще, если честно, то надо было команду из вашего взвода делать. У вас ведь во взводе плотность юмористов составляет 4 квадратных человека на один метр. Ну, где-то так приблизительно. Ну что, идешь? Ключи от оружейки, печать себе оставь и будь спокоен, я не подведу.
Игнорируя мои протесты, Славка попытался стащить с моей руки повязку дежурного. Шестое чувство подсказывало мне, что можно идти, все будет в порядке.
– А ладно, уговорил! Держи, – я снял повязку «Дежурный по роте», штык-нож и пошел в чипок.
– Иванов, – обрадовались там наши ребята. – Что ты там стоишь, как не родной? Молодец, что пришел! Давай к нам!
Многие девушки тут же отвернулись от «минусов» и стали строить глазки нам, но сегодня на них никто из нас внимания так и не обратил.
– Забавно, с первокурсниками зажигают те же девушки, с которыми здесь же танцевали мы три года назад! Правда? – сказал Лис. При этом ни единой эмоции не отразилось на его лице.
Присмотревшись, я убедился, что Лис совершенно прав. Бедняга Канчалаба не ходил на ужин. В роте он появился перед самой вечерней поверкой. По ротному расположению звучит песня: «Суббота есть суббота, и нет других забот…» Нетвердо ступая, и испугано озираясь по сторонам, вошел Канчалаба. От него пахнет разными одеколонами метров за десять.
– У нас в роте что, галантерейный отдел открыли? – с умилением смотрит на Канчалабу КорС. Тот, смутившись, исчез между двухъярусных кроватей первого взвода.

Профессиональные изменения
На самоподготовке Юлька с первой минуты совершенно отвлекся от настоящего. «Замок» его трижды окликнул, но Юлька этого даже не заметил. Только после того, как его командир отделения Игрек обернулся к Юльке и ударил кулаком по столу, тот пришел в себя.
– Юлька, совсем нюх потерял? – потешается «замок».
– Чего? – Розовский заставил себя открыть глаза и рассеянно оглянулся по сторонам.
– Ты дежурный по взводу? Тогда вытри доску. И вообще, где это ты витаешь?
Юлька подумал, подумал, и решил ответить. На его лице – отчаяние, а в глазах стоят слезы.
– Не стал бы я отвлекать ваше внимание по пустякам, но вчера мне моя подружка сказала, что все военные сдвинуты по фазе, поэтому она за меня замуж не выйдет.
– Так ты ей вчера предложение делал? – хмыкнул Лео.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Королев, – это, про какие сдвиги она говорила? И какое отношение все военные имеют к вашему браку?
– Ну, она сказала, что у военных такие изменения личности, что их невозможно преодолеть. Что все военные привыкают к строгой дисциплине, поэтому «строят» и свою семью. Мол, все военные дома – диктаторы и тираны.
– Проще говоря, самодуры, – кивнул головой КорС.
– КорС, – посмотрел «ласковым» взглядом  «замок», – мои слова могут показаться банальными, но не будешь ли ты так любезен…
– Понял, понял, – поднял обе руки вверх, словно сдается в плен, Королев. – Будешь, будешь! И долго тем любезен буду я народу…. Да, все, все, молчу уже!
– Она сказала, что офицер это вообще не профессия, а образ жизни. Еще она считает, что тут даже чувство юмора не поможет, даже, если оно есть. Потому что юмор у военных странный, то есть специфический.
– А ты бы ей ответил, что, зато военные это верные мужья и защитники, – перебил Юльку Лео, – что бросить семью офицеру не позволяет кодекс чести.
– И партком, – негромко добавил КорС, хотя и обещал молчать.
– А вот то, что она видит только недостатки, – продолжает Лео, – говорит о том, что она сама не очень хороший человек. Ну, или просто не любит тебя. К тому же для того, чтобы стать таким, нужно много времени. За четыре года учебы мало кто станет таким, как ей кажется.
– Юля, а кто твоя девушка по профессии? – спрашиваю я.
– Учитель младших классов.
– Вот уж действительно, чья бы корова мычала, – расхохотался я. – Вот уж у кого действительно изменения личности, только держись!
– Что ты имеешь в виду? – с надеждой смотрит на меня Юлька.
– Да все то, же, – не перестаю смеяться я, – учителя и дома продолжают заниматься любимым делом – учат. Практически у всех учителей завышенная самооценка, и это не зависит от их статуса.
– Всю жизнь преподают зазубренный курс, и не отступают от него ни на букву, – хмуро бросил Королев и продолжил, стараясь как можно проще и понятнее выразить свою мысль. – Учителя привыкают навязывать свое мнение окружающим и не умеют подчиняться другим, поэтому они сами, намного большие диктаторы, чем военные. Они не понимают, что есть огромная разница в том, когда они делают замечание ученику во время урока, и, например, своему мужу.
– Они смотрят на мужа, как на ребенка, как на ученика?
– Именно, – подтвердил я. – А тем более учителя младших классов! Ты только вспомни, как они разговаривают! Предложения строят простые, короткие. Говорят медленно, повторяют одно и тоже по несколько раз, словно общаются с умственно отсталыми! Так что у тебя нет повода для беспокойства, не жалей, что она тебе отказала. Тебе повезло, с чем мы тебя и поздравляем!
После этих слов взвод дружно рассмеялся, Юлька в полной мере все понял, оценил и немного повеселел, а Бао вдруг спросил:
– Мужики, а я встречаюсь с будущим врачом. Что плохого можно сказать про врачей?
– У врача большая ответственность, – начал размышлять вслух КорС, и его воображение разыгралось, – а если врач работает в экстремальных условиях, то это, безусловно, не может не наложить своего негативного отпечатка. Всем известно про цинизм и черный юмор медработников. Это своеобразная защита от страха, неуверенности, ежедневных страданий их пациентов.
– Врачи производят впечатление равнодушных людей, не обращают внимания на чужие чувства, но это они просто так отгораживаются от их обычной, то есть профессиональной жизни. Если врач переносит свой черный юмор в семью, это может обижать и ранить домашних, – говорит Лео.
И ему можно верить, ведь он из семьи врача!
– Спасибо! – просиял Бао. – Я черного юмора не боюсь!
– Пацаны, а моя девушка – будущий юрист. Что это значит в перспективе? – заинтересовался Федька Машевский. – Мне кто-нибудь ответит или как?
– В юристы идут люди дотошные и въедливые, в перспективе – настоящие зануды.  Они мнительные, недоверчивые и везде будут ждать подвоха, даже в семейной жизни. А еще они к месту и не к месту сыплют своими узкоспециальными терминами, которые кроме них самих никому не интересны и не понятны, – говорит КорС.
– Если вы говорите, – проснулся Зона, и сладко потягиваясь, продолжил, – это еще не значит, что вас кто-то слушает.
– А бухгалтеры? – вставил свой вопрос Литин.
– А это уже диагноз, причем серьезный диагноз, – смеется Королев. – Они педантичны до абсурда, стремятся всегда быть правильными. А вот все новое, а тем более экстремальное, их пугает. Они дотошные не только на работе, но и дома. Могут проработать на одной работе, на одном месте до самой пенсии. В общем, с ними скучно!
– А журналисты? – приятно удивил всех сержант Третьяк.
– Ого! Игрек, а где это ты успел подцепить журналистку? Знаешь, попробуй сам поведать нам про подводные камни этой профессии. Какая она, твоя журналистка? – спрашивает «замок».
Третьяк весьма озадачен таким поворотом событий. Вопрос застал его врасплох. Взвод, молча, ждет, когда Третьяк ответит на свой собственный вопрос.
– Какая, какая? – может быть впервые задумался Игрек о своей подружке. – Слишком любопытная. Слишком разговорчивая, если не сказать болтливая. А еще достаточно поверхностная.
– Ну, это-то как раз понятно, – криво ухмыляясь, перебивает Игрека КорС, – их профессия ведь не предполагает глубокого, детального изучения материала. Они «копают» не вглубь, а вширь.
– Эй, умники, а что вы скажете про продавцов? – шутит Саркис.
– Тоже слишком болтливые, – потирает Королев лоб. – К тому же хитрые и изворотливые. Чтобы продать залежалый товар, нужно хитрить и врать. А еще у них немного наигранная, артистичная, неестественная манера поведения. Это в идеале, у хороших продавцов, а по прозе жизни – откровенные грубость и хамство!
Все курсанты от ответов КорСа были в полном восторге.
– А что это мы все о плохом, да о плохом? Давайте о хорошем!
Юлька успокоился, а вечером по телефону рассказал своей подружке все, что он думает про учителей вообще, и про учителей младших классов в частности. После этого их дружба совершенно расстроилась, зато на этот раз Юлька перенес это нормально.

Нелепая просьба
С симферопольцем Витькой Родиным мы были ровесниками, но он поступил в военное училище сразу после школы, а я только через год, поэтому и окончил он училище на год раньше меня. Мы вместе занимались боксом, ездили на соревнования и подружились.
Через два с половиной месяца после выпуска из училища теперь уже лейтенант Родин появился в Симферополе и зашел проведать меня. Даже забавно, он уже офицер, отпросил меня в городское увольнение прямо во время занятий, и теперь мы сидим в кафе и разговариваем. Витя обходителен, радушен и любезен, но при более внимательном рассмотрении бросается в глаза, что он чувствует себя непривычно неуверенно.
– Вить, а ты чего это приехал, – спрашиваю я, – ты ведь только недавно отгулял очередной отпуск?
– Жениться я прилетел, – преувеличено бодро отвечает Родин. – Потому что без жены и ни туды, и ни сюды!
– То есть как это, жениться? – удивился я, так как уверен, что я в курсе его сердечных дел. – Дело-то это не шуточное. Разве у тебя здесь кто-то есть?
Весьма заинтригованный я стал ждать ответа.
– Нет, никого у меня нет, – честно говорит Виктор, понизив голос, – я женюсь на первой же женщине, которая согласится поехать со мной на Дальний Восток.
– Ну, ничего себе! – снова удивился я, едва не лишившись дара речи. Но раз надо, значит, надо. – Может, все-таки подождешь, пока встретишь такую...
Как же плохо я еще знаю жизнь! Просто нелепость какая-то. Или Витя наш большой оригинал. Может, это просто плод его буйной фантазии? Я чувствую себя так, словно меня окатили ведром ледяной воды.
          – Ладно, хватит умничать. Тут дело такое, что в двух словах не объяснишь. Не могу я ждать, – перебил меня Родин. Вид у него смущенный. – Понимаешь, Толик, я попал служить на остров. Поселок маленький, и в нем всего восемь женщин. Я встретился с одной из них дважды, а когда шел к ней в третий раз, то меня встретили четверо мужиков и популярно, и весьма доступно объяснили, что я не прав. Пикантность ситуации заключается в том, что все эти восемь женщин уже чьи-то, и не по одному разу. В том смысле, что к каждой из них ходит по пять-шесть-семь мужчин, а для меня места и времени уже нет. В общем, меня предупредили, что если еще хоть раз меня увидят возле любой из них, то мне просто ноги переломают, чтобы охоту отбить ходить по чужим женщинам. 
– Ну, ничего себе, – только повторил я недоверчиво, отказываясь верить своим собственным ушам. – Так ты еще легко отделался! Слушай, так ведь в таких условиях и твоя жена может быть не только твоей? Ты так сможешь? Ну, зная об этом?
– Удивляться тут нечему. Понимаешь, – устало улыбнулся Виктор, – я могу сам готовить и посуду мыть, стирать, гладить, убирать, но я не могу без женщины! Вот и выпросил у командира части десять суток, чтобы жениться. Не могу я вернуться ни с чем. Только ты никому не говори, пусть это будет наш с тобой секрет.
После такого откровения я оставил его в покое и больше с расспросами к нему не приставал. Он хрустнул пальцами и к нам подошел официант, чтобы принять еще заказ. Мы еще долго сидели в кафе, но на тему предстоящей свадьбы Родина больше не говорили.
Сразу скажу, два дня Витя упорно добивался осуществления своей заветной мечты. Сразу ему не повезло, но он не собирался сдаваться. Через два дня, к счастью для островитян и самого себя, Витя все-таки нашел себе женщину, которая согласилась ехать с ним на острова. Еще через три дня они поженились, а потом и улетели на Дальний Восток. Она очень привлекательна, так что без сомнения, будет по достоинству оценена на новом месте. К сожалению, мне неизвестно, как там у них все сложилось.
Однако из того, что успел рассказать Витя, нетрудно догадаться, что и его жена не избежит общей участи и будет не только Витиной. И не по одному разу. Впрочем, я уверен, что Витя прекрасно приспособился к чрезвычайным обстоятельствам. До сегодняшнего дня я молчал и никому не выдал наш с Витькой секрет.
После того, как мы с Витей расстались, я еще успел сходить на свидание. Только я вернулся в училище из увольнения (вернее, это на выпускном курсе называется свободный выход), и вошел в ротное помещение, как ко мне бросился Лео.
– Слушай, Симоныч, я тебя сегодня в городе с такой блондинкой видел!
– И что? Я же и не прятался вовсе, – начинаю недоумевать я.
– Кто это? – настойчиво интересуется Лео. Я бы даже сказал, что он прямо таки нервничает.
– Моя подружка, – нехотя ответил я.
Услышав мой ответ, Королев многозначительно хмыкнул, словно сказал: «Как? Опять?»
– Новая? Где взял? По блату достал? – исподлобья смотрит на меня Лео.
– Несколько лет в очереди стоял и держал это в большом секрете, – отшучиваюсь я, и сам чувствую, как мои глаза насмешливо щурятся.
– Почему для меня не взял? – завистливо, почти с обидой спрашивает Лео. – Внешне она просто моя мечта. Несбывшаяся мечта, – впал в уныние Лео, не в силах справиться с нахлынувшими на него эмоциями.
– В одни руки больше одной не давали. А мечты, дружище, чтобы ты знал, увы, сбываются не всегда.
Зона, услыхав мой ответ, воровато оглянувшись, захихикал, а Лео бросил ему:
– Что ты ржешь, мой конь ретивый?
– Так это, смех – это же здоровье! – поддался на провокацию Зона.
– Смотри, Зона, со здоровьем не шутят! Все, Симона, – шутит Лео, – я затаил на тебя глубокую обиду, так и знай! Считаю своим долгом честно предупредить, я вынашиваю планы мести, и она будет страшной!
– Продолжай вынашивать дальше, – смеется Миша, – Иванова пугать чревато.
– Точно, – поддакивает КорС, – Иванов у нас обладает вспыльчивым характером. Он нетерпимо относится к мнению окружающих и не любит идти на компромиссы.
Я не согласен с Королевым в части касающейся моей вспыльчивости, но решаю не спорить с ним по этому поводу. То веселье, то серьезные споры и препирательства не прекращаются. Бао в это время сидит и разглядывает свою босую ногу. Его вторая, не менее босая нога, стоит на полу.
– Что это с ним? – удивился я, кивая в сторону Бао. – Грибок подхватил?
– Нет, – услыхал мои слова Бао, – хочу осуществить свою розовую мечту. Посоветуй, какую мне наколку сделать?
– Левая нога, – посоветовал я. – А что, по-моему, свежо и оригинально. Вторую такую наколку вряд ли у кого-нибудь еще увидишь.
– А где ее сделать? – оценил мою шутку и тоже пошутил Бао.
– Ну, конечно на правой, – бросил Лео, – где же еще? Это, несомненно, звучит несколько неожиданно и парадоксально, но я бы сделал именно так.
– Яйца курицу не учат, – отшучивается Бао.   
– Курица не птица! Слушай, Толик, а как ты с ней познакомился?
– Лео, она уже моя, и отбить тебе ее у меня никак не удастся, понял? Что мое – то мое. А вообще запомни – в жизни можно добиться многого. Нужно только знать от кого!
– Эх, Иванов, и почему тебе все время везет?
– Потому что я не жду милости от природы! И еще, Лео, ведь истина стара как мир: коль любить – так королеву!
– Слушай, а как ее зовут? – не отстает Лео.
Вместо меня поспешил ответить КорС:
– Не знаешь разве? Мог бы и сам догадаться. У него же практически все девушки, начиная с первого курса, Лены!
– И, правда, – припомнил Веня. – Как это так у тебя странно получается?
– Это определяющий признак, – насмехается КорС. – Чтобы по ошибке не перепутать имя девушки. Ну, типа, одну назвал именем второй, вторую именем третьей, а третью именем первой! А так не перепутаешь – все Лены, так что даже думать не нужно. Правда, Симона?
– Очень смешно, – признал я, а про себя подумал, что Королев либо ошибается, либо действительно так шутит. На первом курсе у меня не было никакой Лены, а на третьем вообще никого не было, кроме Новеллы. Но она была больше мечтой, чем реальной девушкой. Во всяком случае, я ее так и не узнал.
Курсант второго взвода Лекарствов по прозвищу Яд пришел из города белый и злой, к тому же заметно выпивший. Ко всему еще он озаряет окрестности громадным синяком и прихрамывает на обе ноги.
– Побили его, что ли? – спросил я.
– Нет, хуже. Поймал жену на горячем, – пояснил всеведущий Веня.
Яд со своего горя не уступил дороги Мишке Кальницкому, и последний так толкнул Яда плечом, что тот растянулся на взлетке. Вместо того чтобы извиниться за то, что не уступил дороги (отвели бы оба плечи назад – благополучно бы разминулись, но плечо отвел только Миша), Яд стал еще шумно и к тому же грубо возмущаться. Миша не стерпел и вторично отправил Яда на пол, только на этот раз ударом кулака в челюсть.
– Яд, не возникай, – посоветовал ему Аркалюк.
Тот поднялся и, продолжая недовольно ворчать, пошел спать, и его до самой вечерней поверки никто не беспокоил.
– Слушай, Симона, – подошел ко мне Лео, – будь другом, уступи ее мне.
Курсанты, которые слышали слова Лео, были поражены его просьбой не меньше меня. Просьба Лео настолько нелепа, что мне трудно отделаться от ощущения, что мне это не снится.
– Чего, чего? – недоумевая, переспрашиваю я. Я даже не сразу понял, чего от меня хочет Валера. В чем, в чем, а в оригинальности ему не откажешь. Это же надо додуматься – уступи!  Или это он уже научился отступать от общепринятых стереотипов?
Мой ответ явно не обрадовал моего приятеля, но он не отстает от меня. Видимо он еще почему-то верит в успех. По-моему, ситуация носит явно анекдотический характер, только Лео этого почему-то никак не поймет.
– Я тебе магарыч выставлю, хороший! – соблазняет меня Лео.
Как любил говорить мама Жора, абсурд достиг своей наивысшей точки. Что ни говорите, а случай просто уникальный. Во всяком случае, мне ни о чем подобном даже слышать не приходилось.
– Пошел ты куда подальше, – внятно говорю я. – Вместе со своим магарычом.
– Обстановка накаляется, – охотно комментирует Миша. – Лео, неужели ты не понимаешь, что это дело бесполезное, то есть безнадежное?
– А вот я бы тебе за так отдал бы, – севшим голосом говорит Лео. К моему изумлению он совсем на меня не обиделся
– Что ж, жаль, что у тебя нет такой девушки, – улыбнулся я в ответ. 
– Симона, не верь. Плохо ты его знаешь, если думаешь, что он бы тебе девушку уступил, – смеется Миша. – Врет он все! Лео, а ты попытайся отбить ее у Иванова. Так сказать, отвоюй ее в честном бою!
Ход нашего разговора разочаровал Лео даже еще больше, чем тот факт, что моя девушка является копией его мечты. Он еще долго оставался недоволен моим отказом. Хватило его на три дня, а потом он стал вести себя так, будто ничего и не было.

Членство
Вот и пришел светлый день, когда меня должны принять в члены КПСС. Ротный предупредил меня, чтобы сегодня на заседании партийной комиссии училища я обошелся без своих фокусов и шуточек.
Серьезные дяди сидят с просветленными лицами и готовятся задавать мне разные каверзные вопросы. Ну а пока мой командир роты характеризует меня перед партийной комиссией училища.
– Сержант Иванов, 21 год. Член Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодежи с февраля 1981 года. Образование – неоконченное высшее. Товарищ Иванов является командиром отделения. За время учебы в Симферопольском ВВПСУ зарекомендовал себя требовательным командиром, хорошим товарищем. Холост. Учится хорошо, хотя и ниже своих возможностей. Физически развит хорошо, нормы военно-спортивного комплекса выполняет на отлично. Занимается боксом.
– Товарищ Иванов, – шумно удивляется зам начпо (заместитель начальника политотдела), – а разве вы еще занимаетесь боксом?
– На улицах он занимается, – добродушно заметил комбат.
– Уличные драки? – понимающе кивает зам начпо. – Так вы, товарищ Иванов, значит, кандидат в мастера спорта по уличным дракам?
Члены партийной комиссии сдержанно смеются. Уловив, откуда ветер дует, ротный весело отвечает вместо меня.
– Никак нет, товарищ подполковник. Это он в боксе был кандидатом в мастера спорта, а на улице он мастер спорта международного класса!
– И это правильно, – дружелюбно улыбается зам начпо. – Офицер должен быть сильным и уметь постоять за себя и за других! Пожалуйста, продолжайте, товарищ майор.
  – Командирский голос развит хорошо, команды подаются товарищем Ивановым громко и разборчиво. У него хорошо развиты любовь к Родине и ненависть к врагам социализма. С детства товарищ Иванов мечтал посвятить свою жизнь службе Родине в рядах Советской армии. Ближайшая жизненная цель, которую он ставит перед собой – вступление в ряды Коммунистической партии Советского Союза. Товарищ Иванов много читает, причем не только программные литературные произведения, но и произведения малоизвестных авторов, любит стихи. Часто посещает театры, причем в свое личное время.   
– Достаточно, товарищ майор. Все понятно. Какие будут вопросы к товарищу Иванову?
Я четко ответил на вопросы об Уставе и Программе партии, рассказал о своей скромной биографии, успеваемости и спортивных достижениях, но им все мало.
– Первый раз такое вижу, – вдруг вскричал заместитель начальника политотдела. – Сержант Иванов проходил в кандидатах в члены партии 17 месяцев! Это, мягко говоря,  большая редкость. На моей памяти это вообще первый раз! Да его исключать нужно из кандидатов в члены партии и отчислять из училища!
КорС тоже откровенно говорил, что меня ждет именно такая перспектива, и по-другому быть просто не может. Меня охватило чувство полной беспомощности и от этого нового чувства мне стало не по себе. Краем глаза я посмотрел на ротного. Он ободряюще подмигнул мне, всем своим видом словно говоря: «Не вижу причин для беспокойства!»
– Так может, это не его вина, а наша с вами недоработка? – вступается за меня начальник политотдела училища. – Учится он хорошо, и сержант хороший, отделение его лучшее в роте и одно из лучших в батальоне.
– Товарищ Иванов, – попросил начпо, – покажите нам свою карточку для замечаний. М-да. Что это у вас здесь такое? «Читал художественную литературу на занятиях по правилам дорожного движения». Нехорошо.
– Товарищ полковник, – просит слова командир роты. – Так ведь это было три года назад! Сколько за это время воды утекло! Он уже изменился в лучшую сторону! Рекомендации у него просто отменные.
– Почитаем дальше. Так-с. Теперь самое непонятное. «Спал голым».
Брови полковника удивленно поползли вверх. Члены партийной комиссии прыснули от смеха, а начальник политотдела протер неожиданно запотевшие очки. Изумление его было неподдельным.
– Товарищ Иванов, – с некоторым недоумением спросил полковник, – а вот интересно, с кем это вы спали голый?
– Сам, товарищ полковник, – отвечаю я. 
– А смысл? Да не смейтесь вы так, товарищи офицеры, – в голосе начальника политотдела проскользнули нотки недовольства. – Я с вашего позволения дочитаю. «Спал голым, находясь в суточном наряде по роте». Вот теперь понятно. Комфорт любите, товарищ Иванов?
– Так точно, товарищ полковник! Люблю!
Офицеры снова прыснули, но начпо одарил их таким грозным взглядом, что смешки тут, же утихли. В наряде можно на время сна снять сапоги и головной убор, ослабить поясной ремень, расстегнуть крючок и верхнюю пуговицу. И все, больше ничего.
– Военнослужащий Советской армии должен стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, а вы комфорт любите. Как же вы собираетесь дальше служить?
Я стою и размышляю, неужели на этот вопрос мне действительно нужно отвечать? Да еще вслух?
– Товарищ полковник, – нарушил тишину заместитель начальника политотдела, – а еще какие-нибудь замечания в карточке есть?
– Нет. Больше, как ни странно, никаких замечаний нет. Иванов, вы такой дисциплинированный стали или такой хитрый?
– Больше хитрый, – не стал я врать, и смело признался в этом своем грехе. Я лучезарно улыбнулся, а мое неожиданное признание вызвало очередной смех. – В смысле, более опытный!
– Интересное у нас сегодня заседание выходит, – покачал головой начпо и с неудовольствием заметил, несколько охладив восторги членов партийной комиссии училища, – ни дать ни взять, а прямо вечер юмора какой-то. А расскажите-ка нам, товарищ Иванов, о том, как вы понимаете понятия: перестройка, гласность и новое мышление.
Я рассказал без запинки, без сучка и задоринки.
– Может, и правда примем? – задал вопрос начпо, и офицеры снова рассмеялись. – Принимая во внимание тот факт, что за последние два года товарищ Иванов других замечаний действительно не имел? Еще вопросы будут? Тогда ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы кандидата в члены КПСС с 17-ти месячным стажем товарища Иванова принять в члены КПСС? Голосуем.
Проголосовали единогласно, и полковник с чувством пожал мне руку, поздравил и назвал меня новым штыком партии. Мое томительное ожидание закончилось. Напоследок начальник политотдела мне посоветовал:
– А мягкотелость свою вы все-таки изживайте. Изживайте. Советский офицер, тем более коммунист, должен быть неприхотлив.
Я невольно взглянул на стул, с которого встал начпо, чтобы поздравить меня с вступлением в партию. Хотя стул и так мягкий, но на сиденье лежит еще подушечка. Перехватив мой взгляд, начпо озадаченно прокряхтел:
– Кхгм. Ну, можете идти. Еще раз вас поздравляем.
С немалым облегчением я вышел из помещения уже практически готовым членом партии, правда, пока еще без партийного билета. Внутренне я совсем не изменился. Ротный, который вышел следом за мной, скупо похвалил меня.
– Молодец, Иванов, хорошо держался.
И он даже улыбнулся, что в последнее время случается нечасто. На этот раз Вася не стал рассказывать о том, что я уже не полупроводник, а самый что ни на есть настоящий проводник политики партии. Один КорС, узнав, что его прогноз  относительно моего бесславного будущего не оправдался, с еще более недовольным, чем обычно, видом проворчал:
– Выкрутился, значит? Вывернулся все-таки.
Не желая спорить с язвительным Королевым и омрачать свой праздник, я просто отвернулся от него. Тут меня вызвали в канцелярию к командиру роты.
– Держи, Иванов, свой аусвайс, – протянул мне пропуск ротный, – у тебя сегодня праздник, иди, отдыхай. Ты последний коммунист нашей роты. То есть я хотел сказать, что ты последним стал членом партии. Иди уже, это твой день.
И я, поблагодарив ротного, направился в город. У парка Тренева со стороны предварительной авиакассы ко мне подошли трое гражданских парней. У двоих из них словно приклеены к губам сигареты.
– Эй, кадет, – развязно сказал самый рослый из них с рассеченной верхней губой. – Дай закурить!
– Я не курю и спортом занимаюсь, – улыбнулся я и снял фуражку в предвкушении хорошей драки. – Чего и вам всем настоятельно советую!
Может, я не слишком с ними церемонюсь, так ведь сразу было понятно, что без драки никак не обойтись. В общем, если коротко, то не зря ротный назвал меня мастером спорта международного класса по уличным дракам. Троица так и осталась лежать на асфальте, а я, подняв свою фуражку, отряхнул ее и продолжил свой путь. Что ни говори, а сегодняшний день удался на славу!
Вернувшись в училище перед самым отбоем, я оценил кислые лица курсантов нашего взвода.
– Что это с вами?
– Да замполит утомил. Лекция о дисциплине и прочие сказки на ночь, – зло ответил Лис. – Не поверишь, полтора часа нам мозги компостировал. И все это в строю. Тьфу, блин.

Одноклассница
Почту принесли поздно, и Королев задержался в роте, чтобы получить письма на весь взвод. Мы уже полчаса занимались самоподготовкой, когда Королев, наконец-то,  принес письма. Мне досталось пять писем.
– Толик, – тихо спросил КорС, – тебе уже не пишет киевлянка?
– Какая киевлянка? – рассеянно спросил я, но потом поправился, – а, да, то есть, не пишет уже. Только она не киевлянка, это моя одноклассница. Просто она учится в Киеве.
– Одноклассница и все? – приподнял удивленную бровь Серега. – Отчего же просто одноклассница перестала писать однокласснику?
Я помолчал, а потом решил все-таки рассказать Сереге, в самом деле, что тут такого?
– Сначала хочу сказать, что до восьмого класса я был вторым по росту в классе, а с девятого – первым. Уже в пятом классе нас по росту выделялось четверо – три мальчишки и одна девчонка и меня посадили с ней, чтобы она не чувствовала себя неловко. Даже смешно – сейчас она мне ниже плеча!
– Это была она? – утвердительно говорит КорС.
– Нет. Просто это традиция такая – сажать меня с самыми высокими девочками. В девятом классе нам представили четверых новичков – все дети военных, которых перевели к нам служить. И вот тут со мной классная и решила посадить одну из новеньких, и это была она. Она была высокая, худая, плоская, нескладная, как велосипед. Знаешь, такая – вся из суставов, костистые плечи, локти, колени. Но было в ней что-то такое, что мне в ней понравилось уже тогда. И я отказался сидеть с ней за одной партой! Глупо и смешно, теперь мне даже стыдно за это. Но тогда я уперся – нет и все!
– Она решила, что она тебе не понравилась?
– Нет. Она все правильно поняла. Посадили ее передо мной. А однажды, уже в 10 классе нас поставили в пару приемщиками металлолома. Сдавать металлолом не пришел никто! Но мы честно отбыли назначенное время. Молчать было неприлично и глупо, поэтому мы разговаривали.
– О чем? Обо всем понемногу?
– Да. Я даже ей целую книгу пересказал! Причем она потом, после прочтения, сказала, что довольно близко к тексту.
– Какую книгу? – сразу заинтересовался КорС.
– Когда выяснилось, что ей нравится Майн Рид, мы пробежались по его произведениям, и выяснилось, что она не читала «Отважной охотницы», представляешь?
– Что же тут такого – я, например, тоже ее не читал.
– Рекомендую. Спасибо скажешь. Оказалось, что мы с ней очень похожи; нам было интересно друг с другом, кроме того, мы часто понимали друг дружку без слов. Мы стали дружить.
– Ну, понятно, – улыбнулся доброжелательно КорС.
Я помолчал, решая, стоит ли  рассказывать Сереге подробно все, что и как у нас было, и решил, что не стоит.
  – Она поступила в университет сразу после школы в 1984 году. Как-то вышло так, что мы не переписывались. Мы встретились уже только в феврале 1985 года. Знаешь, этот ежегодный вечер встречи школьных друзей?
– Первая суббота февраля, – утвердительно кивнул Серега. – Это же по всей стране так.
– Вот на этой встрече мы и встретились. Тавтология вышла, вернее мы увиделись. Со всеми одноклассниками она поздоровалась за руку, а на меня даже не глянула. После официальной части, когда начались танцы, я ушел. Из чувства солидарности со мной ушел  еще один наш одноклассник.
Я снова помолчал, а Серега не торопил меня, а внимательно слушал.
– В следующий раз мы увиделись через два с половиной года, летом. Я увидел ее на улице и не узнал. Вернее вначале узнал сестру, а потом уже ее. Я как поднял ногу, чтобы ступить с проезжей части на тротуар, так и замер.
– Она так сильно изменилась?
– Чрезвычайно. Из нескладного подростка она превратилась в очаровательную девушку. И все у нее округлилось – и плечи, и бедра, попочка и даже грудь. И животик такой, знаешь, не плоский, а немного выпуклый.
– Хватит таких подробностей, – пошутил Сергей, – смилуйся, я уже три недели без женского общества.
– А-а, извини. В общем, мы снова стали встречаться. Прогулки на свежем воздухе, танцы, кафе, поцелуи. Больше, правда, ничего. Отпуск пролетел, и начались письма. Через полгода во время зимнего отпуска я сказал ей: «Знаешь, это, наверное, смешно, но я люблю тебя». Она не смеялась, а очень серьезно сказала: «Что же здесь смешного?» И мы договорились пожениться. Зимний отпуск короткий – две недели, и начались письма. Я писал ей уже как своей невесте, мечтал о будущем. Потом был стаж. Из Ленинска я не писал, поскольку письма оттуда до нас идут две недели, а то и больше. А потом – обратно. В общем, ее ответ меня все равно бы не застал там – на стаже.
КорС согласно кивает.
– Я приехал домой и первым делом пошел к ее родителям узнать, когда она приедет. Позвонил в дверь, дверь открылась, и я увидел, что она уже дома! Как я обрадовался! Мы вышли уже с их двора, когда я все-таки сообразил, что я заливаюсь колокольчиком, а она как-то недовольно молчит. Я стал расспрашивать ее – может, заболела, может, обидел кто, может с родителями поссорилась, может сессию не сдала? Знаешь, что она мне ответила?
Серега, молча, пожал плечами. Да и откуда ему знать?
– Она сказала, что она читала книгу! Я остановился, посмотрел на нее и сказал: «Так я помешал? Прощай!» Развернулся и ушел. Она что-то там говорила вслед, мол, я что-то там не так понял, что она не то хотела сказать, но я не стал слушать и ушел.
– Может, все-таки ты напишешь ей? – предложил Серега.
– Нет, я гордый, – пошутил я.
– Глупый ты, а не гордый, – разочаровано говорит он.
– Может и глупый, но не настолько, чтобы не понять, что если за время моего отпуска она мне не позвонила, не предприняла попытки объясниться, помириться, то, ни о какой любви с ее стороны речи не было. Не согласен?
– Согласен, – подумав немного, неохотно признал КорС.
– Вот так, Серега. Так что писем от киевлянки больше не будет.
– У тебя осталась ее фотография? Покажи. Красивая, блин.
Через два дня Серега подошел ко мне и, протянув раскрытую ладонь, сказал:   – Спасибо тебе, Симона.
– Это за что еще? – удивился я, пожимая ему руку.
– За «Отважную охотницу». Я вчера взял ее в библиотеке, а сегодня вот закончил читать. Интереснейшая книга, а читается как легко!
– Да, мне она тоже нравится больше всех других книг Майн Рида. Я до сих пор удивляюсь, почему экранизировали «Всадника без головы», а не «Отважную охотницу».
– И, правда, почему? Разве что из-за того, что там показаны плохие индейцы, а наша пропаганда ненавязчиво навязывает мнение, что все индейцы были хорошие, а их завоевали очень плохие белые и создали США – оплот реакции и войны  во всем мире! Как думаешь?
– Кто его знает? – невнимательно ответил я, а сам подумал о том, как же опрометчиво и неумно я поступил, когда отказался сидеть за одной партой с Новеллой!
Ведь я целых два года мог сидеть с ней за одной партой, дышать ею. То есть, чувствовать запах ее тела, ее волос. Мог, как бы случайно, касаться ее руки или ноги. Мог видеть ее лицо, а не затылок, слегка повернув голову вправо. Мог говорить с ней больше, чем с любой другой одноклассницей или одноклассником. Что-то передавал бы через нее и получал бы из ее рук.
А я сам украл у себя эти два года. Может, мы бы больше говорили друг с другом, лучше бы узнали друг друга и не расстались бы так глупо? В общем, прав был Королев, назвав меня глупым.

Медовый месяц
На четвертом курсе начались массовые женитьбы курсантов. Вот и в нашем взводе в ближайшие выходные на симферопольской девушке женится Игрек. «Замок» уже третий день достает его по этому поводу.
– Хитрый ты, Игрек! Дождался свободного выхода и женишься! Конечно, теперь же можно к жене ходить ежедневно. А я когда женился, у меня медового месяца, считай, не было вовсе!
– Сам виноват, – лениво отвечает Игрек, – кто тебе мешал? Надо было подождать до четвертого курса, и все бы у тебя было.
Взвод смеется над «замком». Тут Королев решил еще больше подлить масла в огонь.
– Что, Симферополь такой затрапезный городишко, что девушкам, кроме как замуж, больше и выйти некуда?
– Конечно, нет, – отвечаю я ему. – Просто многие девушки выходят замуж, чтобы ни один мужчина не остался безнаказанным!
Тут «замок» созрел и хмуро спрашивает:
– Слушайте, мужики, а кто из вас знает, откуда появилось это выражение?
– Какое именно выражение? – насмешливо переспрашивает КорС. – «Сам виноват» или «Надо было подождать до четвертого курса?»
– Да ну тебя. Я про медовый месяц, вообще-то.
Поскольку никто не спешит просветить «замка» по этому вопросу, отвечать берусь я. С каждым месяцем блистать становится все труднее и труднее, так как курсанты, по образному выражению нашего замполита роты, повернулись к учебе передом. Кроме этого все стали много читать. Даже сам великий Бао снова записался в библиотеку и честно прочел две книги!
– Древние скандинавы поили новобрачных в течение тридцати суток вином с медом, чтобы тем хватило сил выдержать испытание первых дней существования их семьи под одной крышей.
– Да уж, – хмыкнул Королев, – воистину нелегкое испытание! Так это от викингов пошло выражение «медовый месяц?» Спасибо им большое за это!
Зона о чем-то долго думал, а потом сказал:
– А есть у каких-то народов обычай не поить молодых, а кормить?
– Да сколько угодно, – смеюсь я. – Зона, ты не исправим!
Однако меня опережает КорС, решивший добавить ложку дегтя еще до того, как я расскажу про мед.
– Вообще, товарищ Петька, – говорит Королев, – свадебное застолье издревле считалось самым надежным способом укрепления брака. Причем у разных народов. На Малайском архипелаге жених с невестой кормят друг друга сырым рисом все время, пока идет свадебная церемония.
– Так это же проблемы с желудком практически гарантированы! – в сильном волнении вскричал Зона.
– Это ничего, – злорадствует КорС, – зато семья будет крепкой, а дети счастливые!
– Петька, – перебиваю я Королева, – есть и более приятные традиции! Вот, например, в Новой Гвинее молодоженам нужно для полного счастья съесть на двоих зажаренного поросенка! И по их обычаям, гармония в семье обеспечена!
– Женюсь, – радостно кричит Зона. – Женюсь! Честное благородное слово, женюсь на новогаитянке!
– Зона, ты невнимательно слушал Симону, – смеется Лео, – на новогвинеянке! Не перепутай!
– Женюсь на новогвинеянке, – охотно соглашается Зона, – только бы знать, где это?
– Петька, а ни мало ли будет одного поросенка для твоего счастья?
– А он будет жениться по два раза в неделю!
– А что, – с озабоченным видом переспрашивает Зона, – есть лучшие варианты?
– Есть, Петька, есть, – давясь от смеха, говорю я. – Женись на бушменке с юга Африки. Там молодых кормят мясом антилопы и требуют, чтобы они съели все мясо без остатка!
– Здорово! – вздыхает Зона. – Живут же люди!
– Как знать, – снова вставляет свои «пять копеек» Королев. – Антилопы бывают большие и упитанные, так что молодым приходится трудно.
– Так это бушменам, а Зоне в самый раз! – хохочет Лео.
– Третий взвод, – заглядывает к нам капитан Туманов, – что это вас здесь так смешит?
– Предстоящая свадьба сержанта Третьяка, – говорит КорС.
– Понимаю, – улыбается Туманов, – свадьба товарища это событие всегда радостное и смешное! Так что не буду вам больше мешать. Кстати, товарищи курсанты, вы хоть по достоинству оцениваете то, что вы атеисты?
– В каком смысле?
– В том, что если бы вы жили, например, в Бретани ХVIII века, то вам бы разрешили предаться любовным утехам со своей собственной женой только на четвертую ночь после свадьбы.
– А первые три ночи?
– А первые три ночи в то время посвящались богам и считались совершенно непригодными для продолжения рода. Вот так вот!
– Все! – громогласно объявил «замок», – иду в библиотеку. Хочу прочесть все, что касается свадебных обычаев других народов!
Он сдержал обещание и всю самоподготовку веселил нас диковинными обычаями разных народов, связанными с женитьбой. Фактически, наш замкомвзвода сам сорвал нам проведение самоподготовки, так как поминутно отвлекал нас.
– Представляете, – привлекал он наше внимание, – в Новой Англии в ХIХ веке бытовал свадебный обычай, который назывался «упаковка узлов».
– Странное название, – недоумевает Королев, – небось, и сам обычай такой же странный.
– И он прав! – смеется «замок». – Но валлийцы и шотландцы, голландцы и швейцарцы его соблюдали.
– В чем же он заключался? – спрашивает КорС.
– С момента помолвки и до самой свадьбы юноша и девушка должны были спать в одной постели, но полностью одетыми! Более того, их, словно младенцев, закутывали в разные одеяла!
– И как, – насмешливо спрашиваю я, – помогало?
– Иванов, достал ты уже со своим цинизмом, – кривится КорС.
Как говорится, уж чья бы корова мычала! Вернее, на воре шапка горит!
– Между прочим, – говорит «замок», – Иванов прав! В 1888 году королевская комиссия обнародовала итоги специального исследования, согласно которому 90% шотландских невест шли под венец уже, будучи беременными! Так что Иванов не циник, а просто значительно лучше тебя понимает жизнь!
И хотя «замок» сорвал нам самоподготовку, мы на него не обиделись, так как узнали много нового и занятного. Опять же настроение у всех улучшилось.

Жертвы гигантомании
Батя пригласил меня к себе домой, но когда я вышел в увольнение, он меня встретил прямо за КПП и, к моему разочарованию, сообщил, что к нему домой идти не получится.
– Бабушка к нам жить перебралась, – с угрюмым видом виновато объяснил он. – Еще одна жертва гигантомании.
– Какой еще гигантомании?
– А ты не знаешь? – не поверил Батя. – Впрочем, мало кто из нашего поколения знает. Было в 60-е годы такое идиотское явление. В декабре 1962 года в СССР началось районное планирование-укрупнение. Им предусматривалось, что объединятся не только малые колхозы в крупные, но и сольются населенные пункты. Согласно перспективному плану (или как он там назывался в то время) к 1980 году, что это за срок?
– Я так понимаю, что речь идет не о Московской Олимпиаде-80? А! Это же срок, когда советские люди должны были бы уже жить при коммунизме!
– В основном. Что ж, ты правильно ответил на этот экзаменационный вопрос! Села должны были вырасти в поселки городского типа. Сначала укрупняли районы по производственному принципу. Создавались территориальные управления размером в треть области с сотней населенных пунктов. Проектом расселения предполагалось, что  количество этих населенных пунктов, колхозов будет сокращено вдвое, а то и в 2,5 раза. Средний размер хозяйства должен быть доведен до 8000 гектаров. Из 3-4 сел планировали создать перспективные села, что стало бы реальным воплощением идеи касающейся стирания разницы между городом и деревней. В таких объединенных поселениях планировали строительство новых школ, больниц, театров, водопровода, канализации, должны были асфальтировать улицы.
– На первый взгляд идеи хорошие.
– Да, только денег для этого не было. К тому же все малые села и хутора, которые не вошли бы в состав новых образований, объявлялись бесперспективными, они должны были постепенно исчезнуть, а жители переселиться в большие населенные пункты.
Теперь стало понятно, почему бабушка Бати перебралась жить к ним, и почему внук назвал ее жертвой гигантомании. Все сразу встало на свои места.
– А в октябре 1964 года Никиту Сергеевича Хрущева сняли.
– Правильно. Так что эти идеи, как и многие другие, больше не развивались. Территориальные колхозно-совхозные производственные управления были упразднены.
– Пельмени разлепили в исходное?
С неугасающим интересом я продолжил слушать Батины объяснения.
– Почти. Только вот понятие «неперспективное село» прижилось надолго, и в отличие от призрачных агрогородков, стало жестокой реальностью. Не удивительно, что для многих руководителей на местах это стало причиной для отказа строить в таких селах объекты соцкультбыта. Многие из таких сел уже навсегда исчезли, а другие доживают последние годы, влача, прямо скажем, жалкое существование.
После этих слов и я припомнил, что эти термины мне знакомы, просто забыты.
– Моя бабушка хорошо помнит то время. Столько неудобств пришлось пережить жителям отдаленных населенных пунктов! Дороги – одно название, должного автобусного сообщения нет. За каждой справкой надо было ездить чуть ли не за 100 километров. Получить вовремя элементарную медицинскую помощь зачастую было просто невозможно.
– Идея не сработала, точнее, сработала даже против людей.
– Точно так. На деле результаты оказались полностью противоположны. Хрущев не учел тогдашних реалий жизни, а ведь нужно в самую первую очередь руководствоваться интересами людей. Вот и моя бабушка осталась последней жительницей в своем селе. Промучилась год и вот перебралась к нам. Знаешь, как это тяжело – на старости лет выбираться из насиженного гнезда?
Опосредованно я тоже почувствовал себя жертвой гигантомании. По крайней мере, вместо интересного увала у Бати, предстоит в поисках острых ощущений выдумывать что-то на ходу.
– Благодарю за интересную лекцию! Игорь, так я пойду тогда, так сказать, по своему плану.
– Может, махнем на рыбалку? – неуверенно предложил Батя.
– Нет, Батя, спасибо, но я не рыбак, – категорически отказался я, по старой привычке назвав Игоря Батей.
– Толик, ты не обижаешься на меня? – с удрученным видом произнес Батя. – Ты уж извини, что так вышло.
– Не за что тебе извиняться.
За время нашего разговора я несколько раз ловил на себе заинтересованные взгляды женщин. От внимания Молодова это тоже не ускользнуло. 
– Пойдешь готовить девушек к дальнейшей эксплуатации? – подмигнул он мне и похотливо усмехнулся.
–  Девушек, в смысле девочек, я не трогаю, – признаться, цинизм Бати меня покоробил. Я подумал, может сказать об этом Игорю в глаза? Помнится, раньше он был проще, добрее, а теперь его самоуверенность все растет и растет. Деньги его таким сделали, что ли?
– Даже не верится, ты, такой раскованный и рискованный, и вдруг такие интеллигентские штучки! О тебе ведь все говорят, что ты – это оторви и выбрось!
– Что ж, можешь не верить. Может, я такой, как обо мне говорят, но девушек я не трогаю. Пока!
Мы пожали друг другу руки и разошлись. Итак, впереди увал, а увал – это все радости жизни!