Обманутые Крымом. Главы 1-10

Анатолий Гончарук
Романы Анатолия Гончарука
в серии «Невозможный Иванов»


Борзый «минус»

Исключение из правил

В прокрустовом ложе

Обманутые Крымом

Лейтенантство – время золотое

Время взрослеть

Страна героев

Гайсинские летуны

Шаман корабля




Анатолий Гончарук
    
          «Я вышел ростом и лицом, спасибо матери с отцом.
                С людьми в ладу, не понукал, ни помыкал.                Спины не гнул, прямым ходил.
                И в ус не дул, и жил, как жил.
                И голове своей руками помогал».
       В. Высоцкий

               



Обманутые Крымом













Последнее пари
Вот мы и вернулись из летнего отпуска, теперь мы четверокурсники! С огромным удовольствием мы перешиваем курсовки на парадке и шинели. И конечно, вспоминаем, как провели отпуск.
– А мы к родственникам ездили, – увлеченно рассказывает Рома, – поездом вокруг Байкала. Вы представляете, с 9.30 до 22.00 часов объезжали! Какая ширь, красотища! А какую гордость за нашу страну при этом испытываешь!
– Иванов, а ты весь отпуск дома провел? – допытывается Лео.
Командир роты требует от сержантов, чтобы мы прибывали из отпуска первыми, что, разумеется, несправедливо и незаконно, но я всегда прибываю в числе последних. В моем отделении нормальные ребята и им не нужно для того, чтобы почистить ботинки и сдать вовремя парадки в каптерку, и для поддержания порядка в расположении, чтобы я стоял у них над душой.
А вот Лео всегда добросовестно исполняет приказ ротного, вот и сегодня он в роте уже с самого утра, рассказы остальных ребят из нашего взвода он выслушал и поэтому теперь пристает с расспросами ко мне.
– Нет, скажу тебе по секрету, – интригую я Валерку, – мы в Сибирь летали. Так сказать, на свою историческую родину.
Ну, не рассказывать же ребятам, на самом деле, что я весь отпуск просидел дома, в добровольном заточении и страдал от неразделенной любви?
– Чего делали?
Мои рассказы всегда вызывали и продолжают вызывать у Лео живой интерес, что приятно. Не могу же я отказать столь благодарному слушателю? Лео с нетерпением ждет моего рассказа.
– В двух словах и не расскажешь, – начал я издалека. – Отдыхали. Я с дядей снова на охоту ходил.
– Веселый отпуск. Не надо рассказывать, – скривился Веня. На лице у него смятение и ужас. Что касается его самого, то он уже успел завалить всех большим объемом информации, связанной с его отпуском.
– Это еще почему? – насмешливо переспросил Лео. По всему видно, что для Валерки Венины переживания не играют ровным счетом никакой роли. Сам Лео испытывает всплеск интереса к моему рассказу, так как для него все это экзотика.
– Мне на всю оставшуюся жизнь хватило его рассказов о прошлогоднем отпуске. Не хочется испытывать те же ощущения снова. Помните, как это гадость называется, когда еду жуют, а гостям только проглотить это остается? 
По всему видно, что радость встречи с училищем уже омрачена для Вени упоминанием о моем прошлом отпуске в Сибири. Мои рассказы о кулинарных пристрастиях коренных народов Севера и Дальнего Востока России явно пришлись Вене не по нутру. Что касается Лео, то ему определенно нравится комичность возникшей ситуации и бледное лицо Вени. Переживания Вени Валерку совершенно не заботят.
– Сяйни, – подсказал я с удовольствием.
– Во-во. И беличьих желудков, испеченных в костре вместе с содержимым, мне вот так хватило! – и Веня рукой провел выше головы. – Нельзя о таком говорить. Есть, в конце концов, какие-то приличия? Хорошо, что мы здесь избавлены от подобных «радостей».
Можно подумать, что в моих рассказах есть нечто страшное. Веня, отвернувшись и скрестив руки на груди, молчит в гордом одиночестве.
– Веня, есть такая хорошая черта у людей – умение слушать других, не перебивая, – начал рассказывать Лео. – Это, чтобы ты знал, ко всему еще и показатель воспитанности или, как в твоем случае, невоспитанности! 
– Ты все-таки послушай, – миролюбиво посоветовал я, – в желудках у белок были орехи да грибы, чего бояться? А рассказ будет неполным, если упускать такие колоритные подробности. Ты только послушай…
Однако Веня отказался от такой перспективы. Разобиженный, по-детски впечатлительный Веня отвернулся от нас, а потом и вовсе куда-то ушел. По дороге он ругался всуе, обогащая и без того богатый и оригинальный русский национальный фольклор.
– Куча истерики, – шутит Саркис, глядя вслед уходящему Вене. – Эх, – грустно вздыхает он, – карман поломался, надо зашивать, да.
– Да не обращай ты на него внимания, – отмахнулся, даже не взглянув на Веню, Лео, – рассказывай, как прошла охота?
– Не так интересно как в первый раз, но все равно хорошо!
– А как было в первый раз? – спрашивает Лео, сгорая от желания быстрее узнать подробности.
– Вы ели свежую утку, запеченную в глине? Мне тогда было четырнадцать лет. Собрались мы с дядей на охоту на уток: он, я и его сын – мой ровесник. Ехали на мотоцикле «Урал». Дядя поставил в коляску ящик водки.
– Ого?! – вырвалось у Миши.
Я выдержал паузу и продолжил.
– Я тоже несказанно  удивился, а он говорит: «Молчи, так надо!» Поехали мы на озера, а там таких охотников уже человек тридцать!  В скирде ночевали. Накрыли импровизированный стол прямо на траве. Ну, мы с братом поужинали и все,  обустроились в сене на ночь, а они пили допоздна. Напились, и давай друг друга на смех поднимать – мол, стрелять не умеют. Мой дядя сапог свой запустил в небо,  а по нему все давай палить!
– И что? – с нетерпением спрашивает Миша.
– И ничего. Пьяные были. А на рассвете, когда стали в лодки садиться, дядя в воду выпал, да как начнет материться, оказывается в сапоге – десятки дырочек от дроби, а вода-то холодная! А остальные на него давай ругаться! В общем, всполошили птицу, и давай ее стрелять. Брат пятнадцать уток убил, а дядя – семьдесят четыре. А я ни одной! А вот в этом году я не хуже других отстрелялся. Во всяком случае, не намного хуже.
– Тебя там уже знают?
– А-а, мы же с отцом круглолицые, так нам все соседи подмигивают, никак гости с Украины пожаловали?
– А твой отец на охоту не ходил?
– Нет. Зато выпили с дядей, и давай соревноваться, кто лучше стреляет из мелкашки по воробьям! Но воробьи быстро разлетелись,  а соревнование-то не окончилось! Давай они тогда по изоляторам на столбах стрелять. До дядиного дома есть свет, а дальше уже нет. Когда соседи разобрались, в чем причина, такой скандал был!
– В общем, я так понимаю, хорошо отдохнули, – восторженно воскликнул мой друг. – Зона, немедленно прекрати жрать! Человек должен есть для того, чтобы жить, а ты живешь для того, чтобы есть. Умеренность – это залог здоровья, запомни.
– Ничего, ничего, – отвечает Зона с полным ртом, – пока толстый похудеет, худой умрет, вот! 
– Третий взвод! Почему вы порядок не убираете? Всем приступить к операции «Балатон!» – орет наш замкомвзвода. – Форма одежды: трусы и тапочки. У кого нет – сапоги и майка! Ну, я кому вам всем говорю?
На другом конце казармы инструктирует редакторов «Боевых листков» Хлопец  – наш замполит роты.
– И помните, товарищи курсанты, что боевой листок должен быть боевым листком, на то он и есть боевой листок.
Мы проигнорировали его плоскую шутку. Через минуту Хлопец добрался и до меня.
– Сержант Иванов, а чем это вы тут занимаетесь? Читаете? Как это читаете? И это среди белого дня? Неспроста мне сейчас бахнуло в голову, что вы здесь бездельничаете! А вот когда я был курсантом нашего училища и хотел почитать, то я вставал через полчаса после отбоя, брал книгу и шел с ней в туалет. И ничего смешного я здесь не наблюдаю. Иванов, заставьте своих подчиненных работать, труд еще никого не испортил. Это я сейчас про курсантов. И не нужно на меня так смотреть, будто вы хотите меня оскорбить. Меня оскорбляли более высококвалифицированные специалисты, чем вы! И помните, что вы служите не для меня, а для себя!
– А я-то по наивности думал, что я служу Родине, – шучу я.
И к чему он демонстрирует это совершенно лишнее словоблудие? Тут Хлопец заметил что-то, более заслуживающее его внимания, и он переключился на дежурного по роте Аркалюка.
– Посмотрите, товарищ младший сержант, у вас же кругом мусор! Вон прямо под носом у дневального стоит урна бумаг, а по ним никто не принимает решения! А ведь именно вы дежурный по роте, а от вас сегодня пользы как от стеклянного молотка. Курсант Лекарствов! А что это вы меня увидели – и назад? Может, вам лучше пугало поставить? Вы что, действительно меня не поняли? Я сказал: «Ко мне!» Давайте-ка выкладывайте свои вещи из чемодана.
– Товарищ старший лейтенант, курсант Лекарствов из очередного отпуска прибыл! – включил дурака Яд. Видимо он счел, что ситуация пока вовсе не безнадежная. – Во время нахождения в отпуске замечаний не имел!
– Я вас не спрашивал, где вы были. Я спрашиваю, откуда вы идете. Лекарствов, вы меня слышите немного? – начинает терять терпение Хлопец. – А то я вижу, вы так увлеченно свои ботинки рассматриваете. Выкладывайте содержимое чемодана.
Яд делает вид, что ничегошеньки не понимает. Или действительно не понимает? Однако решительный тон замполита произвел должное впечатление. Как Яд не упирался, а выложить вещи пришлось. Упирался он не зря – в его вещах Хлопец выудил две бутылки водки. Радости его нет границ и пределов, и он, ликуя и торжествуя, с гордо поднятой головой отконвоировал Яда с трофеями к ротному.
– А подать сюда Тяпкина-Ляпкина, да наказать его как следует, чтоб другим неповадно было, – прокомментировал эту картину КорС и оказался прав. Уже через минуту в канцелярию вызвали командира отделения Яда – Юру Аркалюка и стали его драть долго и противно. И за бестолкового подчиненного и за непринятое вовремя решение по урне с бумагами.
– Это совсем дурдом, – констатировал Аркалюк после того, как экзекуция закончилась.
– Кто со мной поспорит, что не выдержит ночь под одеялом, чтобы не уснуть? – вызвался Лис, воспользовавшись возникшей паузой. – Ну, кто рискнет? Тем более что тот, кто дольше всех спит, тот меньше живет!
– Я, – не задумываясь, первым вызвался я, – на что спорим?
– Кто проспорит – стрижется наголо! – предложил Лис.
– Идет! – И я пожал протянутую Лисом руку, а КорС разбил наше рукопожатие.
Я проспорил, так как перед самым утром уснул. Меня разбудили, напомнили о том, что я проспорил, и безо всякого снисхождения потребовали выполнить обещанное.
– Симона, – смеется довольный Лис. – Это парадокс, это трудно понять, в это трудно поверить, но ты уснул! Жаль, что приходится тебя так разочаровывать, но пора, командир, стричься!
Поскольку отказаться, у меня никакой возможности нет, пришлось мне стричься под «0». И это на выпускном курсе! Как говорит Литин, начало нового сезона охоты за любовью, свободный выход в город, а я с бритой головой! И я твердо решил для себя, что это был последний спор в моей жизни. Только один ротный и похвалил меня перед строем роты.
– Молодец, Иванов, просто молодец! Товарищи офицеры, нужно приветствовать тех, кто стрижется наголо.
– Симона, ты у нас теперь просто сплошной образец для подражания, – смеется Лис. – Прямо ни дать, ни взять, а эталон курсанта выпускного курса СВВПСУ!
– Ну, хватит тебе, Лис, – открыто насмехается КорС, – разве ты не видишь, что Симона и так уже еле сдерживает слезы!
Я молчу, стараясь не выдавать своего неудовольствия, чтобы не вызвать еще больше насмешек в свой адрес.
– «Минус» «минусом», – с плохо скрываемой издевкой сказал КорС после того, как меня постригли, но чтобы избежать конфликта, тут, же куда-то исчез.
На построении роты на утренний осмотр ротный объявил, что поскольку мы уже курсанты выпускного курса, то можем вместо юфтевых сапог носить хромовые. Разумеется, купить их нужно за свои деньги. Сапоги стоят 27 рублей. Для большинства курсантов это дорого, так что в хромовые сапоги переобулась только четверть курсантов роты. У меня лишних 27 рублей тоже не нашлось.
А самая главная новость та, что жить и на выпускном курсе нам предстоит, как и прежде, в казарме, в два яруса. Мы все-таки надеялись, что нас переведут, как это было раньше, в общежитие, но начальник училища разместил там свой первый набор. Они с первого курса живут в общежитии, а мы должны жить в казарме. Понятно, что это не прибавляет у нас симпатий ни к самому начальнику училища, ни к курсантам его набора.

Змей
После летнего отпуска выяснилось, что на первый курс поступил мой земляк и даже однофамилец – Витька Иванов. В Гайсине его называют по  кличке «Змей». Окончил он четвертую школу, а я первую. Зема мне понравился – простой, но с характером, и интеллект в его глазах светится. В общем, наш человек. Я сразу заметил, что у земляка лицо слегка припухло.
– Зубы? – сочувственно поинтересовался я.
– Нет. Вояки все не успокоятся, хотят здесь такую же «дедовщину» устроить как у солдат в войсках.
Вояками у нас называют курсантов, которые поступили в училище из войск, а не с гражданки. Я готов расшибиться в лепешку, лишь бы только помочь своему земляку.
– Ты вот что, Витек, – нахмурившись, сказал я, – позови меня в роту, когда в ней офицеров не будет.
Я твердо намеревался поговорить с этими вояками на единственно доступном для них языке. Подходящий случай представился прямо на следующий день сразу после обеда.
– КорС, – подозвал я к себе Серегу, – пойдешь со мной вояк бить?
– Каких именно вояк: десантуру, погранцов? – ни на секунду не задумываясь, деловито стал расспрашивать Сергей, оторвавшись от чтения. Выглядит он грозно.
– Нет, курсантов, поступивших из войск. На первом курсе они моего земляка прессуют и бьют почем зря. Так я могу на тебя рассчитывать?
– Что за вопрос? – покровительственно улыбнулся Серега. – Обидно даже. Конечно, пойду. Вдвоем идем?
– Нет, еще кого-то нужно на двери поставить на шухер. Может, Журавлева возьмем?
– Если в дверях постоять и не выпускать никого, можно и его, – криво улыбнувшись, задумчиво почесал подбородок и сказал КорС. – Рома! Ходи сюда!
Рома с готовностью принял наше предложение, заявив, что сделает это с превеликим удовольствием, только через пару минут. И он тут же куда-то отлучился.
– Как земляка-то твоего зовут?
– Змей, – машинально ответил я.
– Большой? – не смог сдержать улыбки КорС.
– Нет, пока просто Змей. До Большого он еще не дорос, но надежды уже подает! А если серьезно, полностью его кличка «Хитрый змей». 
– А вы, куда это намылились? – внимательно посмотрел на нас Кальницкий. – И без меня?
– Так нас уже и так комплект, – смеется Королев. – Вполне достаточно, чтобы сообразить на троих!
Но я Мише все честно объяснил. Я уже не раз ловил себя на мысли, что чувствую растущую симпатию к Мишке, так как он часто оказывается рядом в самые важные моменты.
– И я с вами! Ты, Иванов, свинья просто, что меня не позвал. Койки рядом стоят, а ты молчишь, – скорчил гримасу Миша. – Ну, кого ждем?
Мы еще находимся в расположении нашей роты, а Миша уже представляет собой сгусток кипучей энергии. Воякам первого курса теперь точно несдобровать!
– Журавлева ждем, – ответил я. – Он сейчас придет.
– Да нужен он вам, он же неуклюжий и добряк, – с некоторым сомнением заметил Миша.
– В дверях постоит, – решительно ответил я.
– Ну, разве что в дверях, – нехотя согласился Миша, и его плотно сжатые губы изобразили улыбку.
И, бросив все дела, мы пошли. Рота земляка находилась в казарме, прямо напротив нашей. Мы быстро перешли через плац и поднялись на третий этаж. Рома остался возле входной двери, а мы втроем пошли по взлетке. Искать «Змея» долго не пришлось – его зажали в углу спального помещения четверо курсантов и еще девятеро за всем этим с удовольствием и одобрением наблюдают. Двое вояк держат моего земляка за руки. Змей не может сопротивляться, но держится с достоинством.
– Я чувствую, что праздник удастся на славу, – подмигнул мне Миша. – А зема твой ничего, не гнется.
Не гнется, но в его глазах я успел заметить глубокую печаль. Вот мы ее сейчас изгоним и излечим!
– Запомни, салага, здесь будет так, как мы, скажем, понял? – врезал Витьку под дых вояка с бочкообразной фигурой и с сержантскими нашивками.
Сердце мое учащенно забилось. Как же мне это все знакомо! Нахлынувшие воспоминания наполнили меня злостью. Я знаю, что злость это плохо, но ничего поделать с собой не могу. 
– Вот уж ты ни разу не угадал! – без обиняков громко заявил я, привлекая внимание «вояк», и пытаясь сдержать охватывающий меня гнев. – Долго говорить не буду – я земляк этого пацана.
– Ну, а что это значит, вы сейчас поймете, –  улыбнулся Миша и, безо всяких прелюдий, крюком слева в подбородок свалил ближнего из «зрителей» на пол. Лицо упавшего вояки исказилось от боли.
Я одним ударом в лоб «срубил» самого здорового парня, и тот лежал, даже не шевелясь, с отрешенным видом. Похоже, нокаут. Помнится, я и в ринге в боксерских перчатках нокаутировал противников, а тут голым кулаком! Я ударил следующего вояку ногой в колено, а потом, обхватив его руками за затылок, рывком наклонил вниз  и встретил его нос коленом. Из тринадцати «вояк» остались десять. Все-таки несколько многовато.
Сзади раздался крик боли. Я отступил на шаг назад и оглянулся – это двое других, не в меру расторопных «вояк», пытались проскочить мимо Ромы, но он их красиво уложил на взлетке. Пока КорС решал, кого бы теперь ударить, мы с Мишкой набросились на тех шестерых «зрителей», которые преграждали нам путь и четверых вояк, избивавших «Змея».
– Мужики, их всего четверо! – вдруг закричал один из вояк. – Бей их!
Суровое лицо этого вояки покраснело от злости. Не успел еще затихнуть его душераздирающий вопль, как вояки дружно набросились на нас с Мишкой. Миша без устали машет руками с такой скоростью, что я удивлялся, как ему это удается? Несколько раз его ударили, но кажется, что Миша боли не чувствует, он сегодня явно в ударе.
Мне приходится сдерживать горячее желание сломать кому-нибудь из вояк челюсть или руку. Но вылетать из-за них из училища не хочется.
– Расступись, – с криком, наконец, присоединился к нам КорС, а «Змей» воспользовавшись тем, что от него отвлеклись, сильным пинком под зад отшвырнул одного из «вояк» и проскочил к нам. Вояка, как ужаленный, отскочил в сторону.
Все-таки ненадежный товарищ Рома Журавлев – он самовольно оставил свой «пост» и врезался в толпу «вояк», как болид. Лицо добряка Ромы исказила злобная гримаса. Я уже уверен, что мы бы и без Ромы справились, а уж с ним-то и говорить не приходится! Через какую-то минуту все вояки лежали с разбитыми в кровь лицами и не проявляли никакого желания подниматься. Даже не матерились.
– Рома! Какого рожна ты сюда приперся? – набросился на него КорС.
– А чего? – шумно вздохнул Рома, – мне тоже охота. Не мог я больше сидеть, то есть стоять, сложа руки. А на двери я дежурного по роте поставил.
– Какого еще дежурного? Нашего? – изумился КорС.
– Нет, их дежурного, – с торжествующим видом ответил Рома.
– В чувстве юмора тебе не откажешь. Ну, и как он, справляется? – улыбнулся Королев.
– Пока да, – одарил КорСа улыбкой Рома, и самодовольно похвалился: – К тому же я стул в дверную ручку вставил. Вряд ли они его вытащат без моей помощи!
– Слушайте сюда, – со всей строгостью, на какую только способен, заявил я, – это мой земляк, и он под моей защитой. Так что нечего к нему придираться. Нет ума – попробуйте его еще хоть раз тронуть. Твердо обещаю, что так легко, как сегодня, вы уже не отделаетесь.
– Добавлю от себя, – с не меньшей свирепостью добавил Кальницкий, – я симферополец, и это означает, что вы из училища ни в какие увольнения ходить не будете, потому что вас каждый раз будут отслеживать и бить. Сильно бить. Понятно?
Серьезное выражение Мишкиного лица красноречиво свидетельствует о том, что это вовсе не шутка. Ответа от вояк не последовало. Точнее, ответом была тишина.
– Бывай, Витек, – пожал я руку «Змею», ободряюще улыбнулся ему и направился к выходу.
По очереди, пожав ему руку, за мной потянулись КорС, Миша и Рома. Один из вояк разочаровано вздохнул, остальные пока собираются с мыслями.
– Бойкий паренек твой земляк, – с симпатией одобрил Миша и пошутил: – Пожалуй, это один из самых крутых парней, которых я только видел. Один против такой толпы! Кого-то он мне смутно напоминает!
И в этот самый момент произошло нечто непредвиденное.
– Рота! Смирно! – закричал их дежурный по роте.
Это в ротное помещение вошел их командир роты капитан Овсеенко. Все-таки кто-то из первокурсников смог вынуть из дверной ручки ножку стула. Что и говорить, своим появлением в роте он нас неприятно удивил.
– А что это здесь происходит? – удивился он и нервно потрогал узел галстука. Голос капитана прозвучал резко, а его широко открытые глаза с удивлением рассматривают нас. – Товарищи курсанты, я спрашиваю, это еще что такое? 
– «Дедовщина» процветает в вашей роте, товарищ капитан, – без малейшего смущения бодро доложил Миша, глядя тому прямо в глаза, – а вы, конечно, ни сном, ни духом? Если нужно, мы можем быть свидетелями!
– Не нужно, – через силу ответил капитан, – можете идти. Спасибо вам, и хватит глупостей. Я здесь уже сам разберусь.
После этих слов мы со спокойной душой направились в свою роту. Вояки обреченно, с трудом стали подниматься с пола, но их командир роты, кажется, не обращает внимания на их потрясающий вид. Капитан Овсеенко из тех офицеров, слову которых можно доверять. Лично мне интуиция подсказывает, что отныне мой земляк в безопасности, так что я вполне удовлетворен сегодняшним результатом.
Возле трибуны нас встретил наш командир роты. По его внимательному взгляду стало ясно, что он уже в курсе произошедшего. Мы браво прошли мимо него строевым шагом, отдавая честь, даже не замедлив шаг, а он нас не остановил, так и не проронив ни слова.
Кто-то из троицы: КорС, Миша или Рома проговорился остальным курсантам нашего взвода о том, что мы били вояк с первого курса. К концу самоподготовки об этом уже знала вся рота. Ко мне пришли Столб, Аркалюк и Чернов. Все трое, не стесняясь в выражениях, рассказали много нового и интересного обо мне и моем поведении. Так что Мишкино: «Ты, Иванов, свинья просто, что меня не позвал», теперь мне кажется вовсе и не обидным замечанием.  Пришлось пообещать, что если вояки не оставят Змея в покое, то в следующий раз я возьму с собой именно их – Столба, Аркалюка и Чернова.
Но, то ли нашего посещения оказалось вполне достаточно, то ли их командир роты все расставил по своим местам, но земляка моего больше никто и пальцем не трогает, о чем Столб искренне жалеет. Ну, не о том, что Змея больше не бьют, а о том, что нет повода и ему кулаками помахать за благое дело!

Официантка
В тридцать четвертую роту пришла новая официантка – такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Во всяком случае, я за свою жизнь могу вспомнить только одну девушку, которую можно поставить с ней рядом! Зовут новую официантку Оля. Она грациозна, с большими выразительными глазами, лебединой шеей и всеми женскими прелестями в самых идеальных пропорциях. Она темноволоса и темноглаза, и вообще, безупречно красива. Что касается ее кожи, то у меня просто нет слов, чтобы описать ее свежесть и чистоту.
Лео, когда увидел ее, потерял дар речи и даже пообедать не смог, все косился на нее. Мне она тоже чрезвычайно понравилась, и, околдованный ее совершенной красотой,  я решил с ней познакомиться. Вскоре и случай удобный подвернулся: я заступил в наряд дежурным по роте и когда перед обедом прибыл в столовую проверить сервировку столов, подошел к ней. Наговорив ей кучу комплиментов, спросил, не будет ли она против, чтобы я с ней иногда мог поговорить. И она согласилась. Дни, когда она не работала, стали черными для меня.
– Слушай, Оль, – пошутил я однажды, наблюдая за ней с учащенным биением сердца, – ты переезжай в тот город, куда я поеду служить.
– Зачем? – игриво улыбается Оля и кокетливо поправляет челку.
– А я с утра буду к тебе заходить на минутку, а может на пять минут – посмотреть на тебя и у меня будет прекрасное настроение на весь день!
– Ты уж просто женись на мне, и мы будем всегда вместе, – слегка задрожавший голос выдал ее. – Рано или поздно ты все равно придешь к выводу, что я лучше всех!
– Нет, – честно говорю я, – жениться я еще не готов! Да и не верю я в любовь.
– Хитрый ты, Иванов! Это все оправдания, самообман, – голос Ольги стал вкрадчивым. – Надеюсь, ты почувствуешь необходимость быть со мной!
– Нет, – смеюсь я, – не женюсь.
– Не зря ты имеешь репутацию самого несдержанного, самоуверенного и упрямого нахала! Ну, Иванов, я тебя запомню на всю жизнь!
– Это ты сейчас так говоришь, а стоит мне выпуститься из училища, ты обо мне, и думать забудешь! Оля, ты послезавтра работаешь?
– Да. А зачем спрашиваешь, ты же знаешь!
– Знаю, – согласно кивнул я, – можно я проведу тебя до дома?
– Можно! Тем более, у меня будет тяжелая сумка, и ты мне поможешь ее нести, – снова рассмеялась она, и ее лукавый смех музыкой прозвучал в моих ушах.
В субботу я провел пять скучнейших часов, ожидая ее с работы, а вечером я встретил Олю на КПП-1, принял ее сумку, предложил руку, и мы пошли. Поглядеть на это зрелище собрался весь наряд по КПП – так как до этого Олю никто из курсантов еще не провожал, и это знают все в училище. У троллейбусной остановки мы столкнулись с Шефом из четвертого взвода. Тот от удивления даже раскрыл рот, как говорят в армии – на ширину ружейного приклада, челюсть у него отвисла, и вообще весь его вид говорит о том, что он перестал верить своим глазам и вообще отказывается верить в происходящее. Шеф потрясенно заморгал, словно прогоняя сон.
– Глянь, – толкнула меня Оля, – там твой приятель на тебя пялится!
– Нет, он смотрит только на тебя! – дурачусь я.
– На нас! – предложила компромиссный вариант Оля.
А я был горд и счастлив тем, что со мной под руку идет самая красивая женщина, какую я только знаю, и улыбается мне. Только мне одному! Практически все прохожие бросают на нас пристальные взгляды. Причем это касается не, только мужчин, но и женщин.
– Толик, а вот интересно, кем ты сейчас себя чувствуешь?
– Я? Ослом, – шучу я, – точнее, вьючным мулом.
– Да ну тебя, я же серьезно! А вот лучше скажи мне, только честно, положив руку на сердце.
– Что, – смеюсь я, – если я не положу руку на сердце, то это будет уже нечестно? Или когда рука лежит на сердце, то уже и соврать нельзя?
– Толик, скольких ты видел женщин, которые могут сравниться со мной красотой? – кокетливо спрашивает Оля.
– Так, – стал я считать, загибая пальцы, – дома в моей пятиэтажке подрастает девушка, ей сейчас, то ли 16, то ли 17 лет, которая вполне может составить тебе достойную конкуренцию. И на пляже в Новом Свете я как-то раз видел очень красивую девушку. Ну, вот, пожалуй, и все.
– Вот видишь! Чего же тебе еще не хватает? – кокетничает Оля.
– Ты считаешь, что одной красоты для счастливой семейной жизни достаточно?
– А разве нет? – искренне изумилась Оля.
– Нет, – отрицательно мотнул я головой, под удивленным взглядом Ольги, – не женюсь! Недостаточно одной красоты.
Когда я вернулся из увольнения, почти весь взвод уже ждал меня с нетерпением.
– Толик, – первым поспешил ко мне Миша и без каких-либо вступлений спросил, – это правда?   
– Что именно? – усмехнулся я, заметив замешательство на лице приятеля.
– Что ты провожал Олю? – спросил Миша и с большим интересом стал ожидать ответа. Да и не он один, заинтригованные и взволнованные курсанты третьего и четвертого взводов, навострив уши, тоже ждут, что же я отвечу Мише.
– Да, – с невозмутимым видом отвечаю я, – правда.
Большинство курсантов смотрят на меня с недоверием и изумлением. Меня эта картина, прямо, скажем, позабавила.
– Ну, ты зверь, – первым нарушил воцарившееся молчание Миша, все еще находясь под впечатлением моего ответа. – Я тебя уважаю все больше и больше! Никому это еще не удавалось, а ты и тут поспел! И чем ты их только берешь?
– Миша прав, – выдохнул Лео, и лицо его стало серьезным и сосредоточенным, – у меня горло пересыхает от одной только мысли заговорить с ней! Я могу лишь стоять и смотреть на нее, а ты ее уже провожаешь! Я пока не могу похвастаться тем, что провожал такую красавицу!
– Лео, я тебя немного успокою, – шучу я, – до сегодняшнего дня я тоже этим не мог похвастаться!
– Иванов, – подтверждает Отарий Кварацхелия, – я тебя уважаю, да!
– Спасибо, Ркацители! – смеюсь я, а Отарий обиделся и ушел восвояси.
    КорС только зло, не скрывая недовольства, смотрел на меня  и молчал. Губы у него судорожно задергались, но он отчего-то так и не нашелся, что сказать. Он просто сверлит меня глазами и молчит. Я гладил кусок подшивы, чтобы легче было пришивать подворотничок, когда в бытовку вошел ротный. Увидев, что я один, он заглянул еще в сушилку. Я точно знаю, что там никого нет.
– Толя, – обратился ко мне ротный, – ты меня извини, что я, быть может, сую нос не в свое дело. У тебя в семье кто-то умер?
– Нет, – удивился я, – а почему вы так решили?
– Кто-то из твоих близких серьезно болеет? – заботливо спрашивает ротный.   
– Тоже нет, – никак не пойму я, куда клонит ротный.
– Тогда объясни мне, что случилось с твоими глазами.
– А что с ними случилось? – снова удивился я и пошутил: – Они поменяли цвет или разрез глаз изменился?
– Они у тебя потухли. Раньше в твои глаза было приятно смотреть, в них, кроме ума, плясали огоньки, чертики, искрились радость и задор. А теперь ты смотришь глазами глубокого старика. И это в 21 год.
– В моих глазах появился жизненный опыт? – снова пытаюсь шутить я.
– Нет, – отрицательно покачал головой ротный, – в них читается усталость, бессилие и безразличие. Значит, женщина? Неразделенная любовь? Любимая девушка вышла замуж за другого? За лучшего друга?
Поскольку я отказываюсь говорить на эту тему и молчу, ротный продолжает:
– Что-то мне наша беседа все больше напоминает разговор слепого с глухим. Ладно, Толя, это твоя жизнь. Созреешь для разговора, всегда, пожалуйста. Только я считаю, что таких мужиков как ты, женщины должны носить на руках.
И он ушел. После вечерней поверки во время бритья я стал рассматривать себя в зеркале. Как это я сам раньше внимания не обращал на то, что взгляд у меня совсем не радостный? И мама все время дома спрашивала, не болен ли я, как настроение? Эх, Новелла, Новелла, что же ты сделала с моими глазами? Забрала из них жизнь и поместила туда грусть вселенскую.
А еще интересно, почему все-таки ты меня отвергла? Может быть, ты сочла, что я не красивый, а значит, не достоин тебя? Если присмотреться, то во мне действительно ничего примечательного нет. Нос несколько длинноват, верхняя губа узковата. Нет, так нельзя, остановил я сам себя, а то заработаю комплекс неполноценности! Я выдул воздух во рту так, что верхняя губа поднялась почти до носа, оттопырил руками уши и вытаращил глаза. Ужас! Потом привел себя в «исходное положение», и улыбнулся сам себе – да я просто красавец!
Нет, дело, пожалуй, все-таки не во внешней красоте. Значит, она нашла себе более интересного парня, чем я. Я тяжело вздохнул и отправился спать. А упражнение это, придуманное мной, я стал практиковать перед каждым увольнением. Все-таки зерна сомнения в моей внешней привлекательности Новелле удалось посеять в моем сознании. 

Массовая драка
Курсантам выпускного курса положен свободный выход в город, и нам должны выдать пропуска. Но прошла уже целая неделя сентября, а мы все еще ходим в город по увольнительным запискам, что неудобно и несколько унизительно.
Недовольство прорывается во всех ротах нашего курса, но офицеры давят нас своим авторитетом и служебным положением. У училищного забора дефилируют девушки, ожидающие массовых гуляний курсантов выпускного курса, но эти гуляния все никак не наступают.
– Новый дурдом, – ворчит КорС, и с ним охотно соглашаются абсолютно все.
Увы, но командование училища не спешит делать выводы из сложившейся ситуации. Нас продолжают давить, как каких-нибудь провинившихся «минусов», давление на нас растет, но возрастает и наше недовольство. Все вокруг буквально проникнуто атмосферой наэлектризованности. В таких условиях давление с одной стороны и наше недовольство с другой стороны не могли не привести к взрыву.
И взрыв недовольства не заставил себя ждать и грянул вечером в пятницу 9 сентября 1988 года. Пропусков как не было, так и нет. Вечером ответственные по ротам офицеры запретили нам просмотр программы «Взгляд», чем разозлили нас. Эту программу мы любим, и, хотя она идет уже после отбоя, на третьем курсе нам ее разрешали смотреть. Обидно, что на четвертом курсе вдруг взяли и запретили!
– Мы же будущие замполиты! – увещевает нашего ответственного по роте, кстати, замполита роты, наш взводный партгрупорг Рома Журавлев. – Как мы будем говорить с солдатами, если не смотрим такие острые, общественно значимые передачи?
Примерно, то же самое слышно из 32-й роты. Но везде полный отказ. Возможно, мы бы и это проглотили, но случилось настоящее ЧП: из города прибыло восемь курсантов нашего курса, избитых гражданскими. А вот такого в истории училища еще не было! Да, всегда находились поводы для драк между гражданскими и курсантами, но четвертый курс никогда не трогали. Четвертый курс – это более взрослые люди, многие уже женаты, имеют детей, имеют свободный выход в город. В общем, курсантов выпускного курса никогда не трогали, а тут избили сразу 8 человек!
Никто из нас не смог найти объяснения случившемуся, но такое случайностью назвать уже никак нельзя.
Из нашей роты побили Володьку Еременко из моего отделения. Избили сильно и зло. Все лицо его превратилось в кровавое месиво, даже языком в опухшем рту он еле ворочает. Разумеется, он сразу попал под пристальное внимание всей роты.
– Володя, как же это вышло? – с удивлением рассматривая Еременко, первым спросил Дима.
–  Иду я по Пушкарю, ем мороженое, прошел ДОФ, повернул к кинотеатру, а тут девушка подходит. – Володя покривился, сглотнул набежавшую кровь и продолжил. – Говорит она мне: «Кадет, угости мороженым».
– И она томно задышала на твою курчавую, волосатую грудь, – насмехается Литин. Впрочем, он тут же получил по затылку от Миши и заткнулся на полуслове.
– Ну, я ей говорю, что сейчас куплю, – не обращая внимания на слова Литина, продолжил Володя, – а она мне: «А чего ты мне хамишь?» Я ее спрашиваю: «А что я тебе такого сказал? Ты попросила мороженого, я тебе пообещал купить». Тут меня в спину толкнули и говорят, уже пацаны какие-то: «Слышишь, кадет, а чего это ты грубишь девушке?» Ну и понеслась. Было их человек 12, не меньше. Меня сразу сбили с ног, и давай пинать. Спасибо, мужчина какой-то не побоялся, отбил меня у них. Потом завел в кинотеатр, умыл и даже провел немного.
Володя вымучено улыбнулся, закончив свой рассказ. Потом он присел, чувствуя слабость и головокружение. Он, молча, сидел, разглядывая свои трясущиеся руки.
– Что это за непонятки такие? – шумно возмущается Миша, который неизвестно почему сегодня ночует не дома, а в роте. – Где это видано, чтобы четверокурсников били?
– Точно, – подтверждает КорС, – мало того, что мы на выпускном курсе живем не в общежитии, а в казарме, да еще в два яруса, что пропусков не дают, «Взгляд» смотреть не разрешают, так еще и бьют нашего брата. Мужики, нельзя этого прощать.
– Точно, нельзя этого так оставлять! Нужно практически это дело забить!
– Правильно! Давайте отомстим гражданским?
– Давайте! И не стоит откладывать дело в долгий ящик!
И наша рота рванула на выход. Но наш выход на лестничную площадку Хлопец загородил тумбочкой дневального и своим, не по годам  пухлым и рыхлым телом. У него заметно дрожат ноги от волнения.
– Хлопцы, пока у вас есть время одуматься, остановитесь! Вы рискуете быть исключенными из училища, ведь это же грубейшее нарушение воинской дисциплины. Я приказываю вам ложиться спать!
  Трогать своего замполита мы не стали, а повернули обратно, чтобы выйти из казармы через вход 32-й роты. Там в дверях стоит, широко расставив руки, их новый взводный, старший лейтенант Стасов – выпускник нашего же училища 1985 года. Но тут «качок» из 32-й роты, которого мы называем Рембо, поправил положение.
– Товарищи курсанты, стойте! – громко командует старший лейтенант Стасов.
– В сторону! – рявкнул Рембо, и, взяв старлея под мышки, поднял его легко, почти как перышко, и поставил в метре от двери. Тот больше и не пытался загородить нам выход.
Вслед за нашими ротами поспешили и остальные четыре роты курса. Правда, треть курсантов ночевала в городе, так что в самоход нас ушло примерно 400 человек. Через забор перелезли прямо у нашей казармы, возле областного военкомата.
Дежурный по училищу полковник Зезевитов вначале ошеломленно смотрел на нас, изумленный нереальностью происходящего. Затем он просил, молил, и даже дважды выстрелил из пистолета в воздух, но мы не обратили внимания, ни на него самого, ни на его увещевания, ни на выстрелы.
В казарме остался только наряд по ротам и офицеры, ответственные по ротам. Володя, переборов слабость, пошел с нами. Ночной воздух придал ему сил. Стиснув зубы, Володя зашагал вместе с нами в сторону Пушкаря. Удивительно, но даже Вася, привыкший беспрекословно выполнять приказы, пошел с нами. А может, он представил себя на месте Володи и не захотел, чтоб такое повторилось?
Разумеется, тех гражданских, которые избили наших курсантов, мы не нашли, но зато отвели душу на всех встречных парнях нашего возраста. Только после этого, довольные полученными результатами, мы строем вернулись в училище.
– Теперь будем в рабочем порядке ждать втыка сверху, – пошутил КорС, когда мы подошли к училищному КПП-1 и увидели возле него всех командиров рот нашего батальона.
Видно, что Королев уже почти жалел о том, что стал одним из первых закоперщиков этого похода. Разборки  начались с утра. Военные дознаватели опросили практически весь наш курс. Лично у меня сложилось впечатление, что вопросы они задавали больше для проформы, а наши ответы слушали невнимательно.
Результаты были впечатляющие – нашего комбата и двух командиров рот (31-й и 34-й) отправили  служить в Забайкальский Военный Округ, в район Улан-Удэ, а также отчислили из училища дежурных по этим же ротам и еще четверых курсантов. Остальные дежурные по ротам отделались испугом, причем не легким.
Почему командование приняло именно такое решение, не понятно, ведь первыми рванули в город курсанты 32-й и нашей, 33-й роты. Зная, как все было на самом деле, невольно приходишь к выводу, что командование наказало, кого попало, то есть попросту крайних назначило, опираясь на какие-то свои, неизвестные и непонятные нам причины. Зато мы теперь можем облегченно вздохнуть.
Что касается злополучных пропусков, то нам их выдали прямо на следующий день – в субботу 10 сентября, еще во время разбирательств по поводу групповой самоволки и массовой драки. Офицеров батальона долго драл первый заместитель начальника училища полковник Крошкин. Видно, что он только после нашего самохода узнал, что нам не выдали пропуска.
– Товарищи офицеры, – говорит он своим зычным голосом так, что через открытое окно слышны все его слова, – разве вы не понимаете, что вы сами спровоцировали эту ситуацию? Что вам мешало выдать курсантам положенные им пропуска вовремя?
– Мы, это, в воспитательных целях, – проблеял наш теперь уже бывший комбат, который уже через десять дней отбывает к новому месту службы за Урал.
– В каких таких целях? – захлебнулся от ярости полковник Крошкин. – Курсанты только-только прибыли из отпуска, что они успели сделать такого плохого, что их нужно воспитывать? Да еще весь батальон? Что, я вас спрашиваю? А правда заключается в том, что это вы не подумали наперед, устроили себе дополнительный отпуск, пока батальон находился на каникулах, да и по возвращению курсантов в училище решили не напрягаться. Ну, значит, и поделом вам, товарищ подполковник! Вы поменяли Крым на Восточную Сибирь, по своей воле, благодаря своей глупости и недальновидности. Как же я устал бороться с идиотами! Об одном жалею, что едете вы туда не майором!
– Вот, молодец, – одобрил Миша сказанное Крошкиным.

Новый комбат
После массовой драки с гражданскими, которая произошла девятого сентября, все успокоилось. Сегодня нам представляют нового комбата, но нам пока не до него. Дело в том, что завтра у нас плановые стрельбы, а это значит, что мы, во-первых, не доспим, а во-вторых, будем топать тридцать пять километров на стрельбище пешим дралом, вдобавок младшие курсы будут над нами насмехаться – еще бы, ведь их возят на машинах! И как вам такое нравится? Все мысли наши заняты завтрашними стрельбами.
Вот слово предоставили нашему новому комбату подполковнику Матвееву. Он сухощав, подтянут, вот о таких, как он, говорят: «военная косточка». Начал он неожиданно, если не сказать странно.
–  Товарищи курсанты и сержанты! Трава, она для того трава, чтобы зеленая была.
Услышав это, я недоуменно поднял бровь и стал слушать внимательнее. Голос нового комбата звучит мягко, но властно. В его умных глазах читаются спокойствие и понимание, а от его ловкой фигуры исходит непоколебимая уверенность. Он сделал паузу, давая время, чтобы мы могли осмыслить сказанное им.
– Чего это он, а? – привлек всеобщее внимание взвода к словам комбата Веня, отвлекаясь от не очень веселых мыслей о предстоящих стрельбах.
Мы пребываем в состоянии нарастающего волнения. То, что мы услышали, стоило того, чтобы отвлечься от своих мыслей! А комбат к полной нашей неожиданности ровным голосом продолжил.
– Поэтому не хрен ее топтать. С завтрашнего дня на стрельбы мы с вами будем ездить на машинах, – сказал он свое решительное слово, поставив точку нашим страданиям. 
Такие беспрецедентные перемены удивили и порадовали всех, и весь батальон позволил себе улыбнуться. Лео шумно набрал в легкие больше воздуха, словно собирается крикнуть: «Ура!» С большим трудом нам удалось сдержаться, чтобы не закричать от такой радости. Не будет преувеличением сказать, что мы сразу полюбили Матвея, в смысле подполковника Матвеева, нашего нового комбата. В отличие от своего предшественника, он нам сразу понравился. Мы рады, и радость эта заразительна.
– Братан, – расцвел Лис в улыбке. – Где же ты раньше был? Как же нам тебя не хватало!
– А я только сейчас понял, – продолжил, приободрившись, Веня, пребывая в эйфории, – до какой степени я не любил нашего прежнего комбата!
– Я уже привык к нашему устоявшемуся образу жизни, – пошутил я, – но такая перемена мне, честное слово, нравится!   
– Хорошего всем настроения! – шутит Лео.
Грустные мысли о предстоящем марш-броске уступили место уверенности и восторгу. Нарастающее напряжение отступило, и многие курсанты в один голос говорят о том, какой мудрый и хороший человек наш новый комбат.
– Что ж, будем нового комбата любить, – подытожил Лео, мимолетно вспомнив старого комбата злым тихим словом, и бросив недобрый взгляд на восток. Где-то там сейчас должен находиться наш бывший комбат.
Во время самоподготовки меня вызвал из аудитории Столб. Вид у него такой серьезный, что и я невольно проникся важностью предстоящего разговора.
– Скажи, брат, – глядя мне прямо в глаза, говорит Столб, – что же ты не хвастаешь тем, когда у тебя свадьба с Новеллой? Или передумал приглашать старого друга на свою свадьбу?
Столб терпеливо ждет, а у меня неожиданно пересохло в горле от волнения.
– Понимаешь, Саня, – выдавил я из себя, наконец, – никакой свадьбы не будет.
– Вот как? – кажется, ничуть не удивился Столб. – А я-то все удивляюсь, что это ты при таком сумасшедшем поводе для ликования и неописуемого счастья, как-то совершенно не выглядишь счастливым. Значит то, что тебе в песне «написалось»: «Меня забыла та родная», сбылось? Почему-то интуиция мне нечто подобное сразу сказала. Сожалею, братишка, что предчувствия меня не обманули. Слушай, а может еще все как-то образуется?
Он с надеждой смотрит на меня, а я снова медлю с ответом.
– Понимаешь, Саша, я ее безумно люблю! Я просто загибаюсь без нее. Только, как оно может образоваться, если она меня не любит? – и я рассказал другу о том, как мы расстались с Новеллой.
– Не зря КорС, насмехаясь, называл ее Элегией, – только и сказал Столб. – Грустная песня, ничего не скажешь, очень грустная. Да не смотри ты на меня зверем. Я не виноват в том, что ты не можешь достать свой локоть. Хочешь, на, погрызи мой, мне для тебя ничего не жалко! Ладно, не обижайся, согласен, неудачная шутка. Держись, Толя, такая рана может не зажить до самой смерти.
Я только кивнул. Да и есть ли смысл, еще что-либо говорить? Я теперь не знаю, за что зацепиться. Ощущение, словно у меня земля уплывает из-под ног. Я не представляю, как жить дальше. Такая тоска безысходная накрывает.
– Слушай, дружище, – говорит Столб, – а, может, все-таки еще не все потеряно?
– Оно, конечно, надежда у славян умирает последней, но, думаю, нет.
Перед ужином, уже в казарме, я вынул из планшетки фотографию Новеллы и стал ее рассматривать. Признаться, я долго не мог оторвать взгляда от ее лица. Вдруг меня сильно хлопнул по плечу Миша и показал мне на свои наручные часы.
– Что ты часы свои показываешь? – рассеянно спрашиваю я, неохотно оторвавшись от своих мыслей. – Хочешь мне их подарить? Или поменяться на мои?
– Симона! Ты что, оглох? – жизнерадостно улыбается и добродушно насмехается он. Тут Миша замечает фото, и голос его немного смягчается. – Была команда строиться на ужин! Брат, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
– Нет у меня аппетита, – рассеянно отвечаю я, пряча дорогое для меня фото в планшетку.
– А ты можешь и не есть, – жестко говорит Миша, – но о своих сержантских обязанностях не забывай.
– Есть, – пытаюсь я пошутить, – третье отделение третьего взвода, выходи строиться на ужин!
– О! Созрел, – насмешливо говорит старшина роты. Оказывается в казарме кроме нас с Мишей и его находятся еще только двое дневальных. – Сержант Иванов, ведите роту на ужин.
– Есть, – козыряю я и выхожу на плац. Там старшина становится в последнюю шеренгу первого взвода, а я веду роту в столовую, исполняя обязанности старшины роты. Краем уха я слышу, как Литин хвастается какой-то своей новой «левой» амурной связью.
– А сколько ей лет? – с нескрываемой завистью интересуется Лео, который видел ее и потерял от нее покой и сон.
– Ты понимаешь, – шутит Литин, – каждый раз по-разному! Я как-то взял ее паспорт, спрашиваю, ты же говорила, что тебе 20 лет! А она мне: «Паспорт иногда врет!»
Странный этот Литин, вроде любит свою жену, а сам гуляет и налево и направо. Нет, я бы от Новеллы ни за что не гулял, потому что я ее люблю! Стоп, так это что выходит? Ответ лежит на поверхности – Литин жену не любит. Стоило ли тогда жениться? Вообще ничего непонятно.
– Товарищ Леонтьев, – раздался рядом голос капитана Туманова (и откуда он только взялся?)
– А я! – отозвался Валерка.
– А вы можете говорить? Тогда слушайте: чего вы все ищете среди женщин?
– Родственную душу, товарищ капитан, – смеется Лео, – как в одноименной новелле у О. Генри!
– Да? Не пойму, почему тогда эти ваши поиски родственной души так сильно напоминают беспорядочную половую жизнь? Если по О. Генри, то вы с вашей избранницей просто должны болеть одной и той же хронической болезнью, вот и все! Желательно, разумеется, не венерической!
Моя мысль зацепилась за слово «новелла», и я снова погрузился в грустные мысли об утраченной любимой девушке. Рота смеялась над беседой капитана Туманова и Лео, но я их больше не слушал. После ужина, прерванный Туманом разговор, Лео с Литиным продолжили уже в казарме.
– А еще она считает, что все мужчины – бабники, – рассказывает Литин.
– Так уж и все? – усомнился Лео.
– Да. Разве остальных можно называть мужчинами? Кстати, некто Оскар Уайльд сказал: «Все очаровательные люди испорчены. В этом и есть секрет их привлекательности». Сержант Иванов, вам не смешно?
– Иванов великодушный мужчина, – улыбается Миша, – поэтому он не смеется над не бабниками! Хватить ржать, вы своим смехом мешаете спать своему товарищу!
Товарищем оказался Саркис, который действительно уснул тихо, мирно на кровати своего командира отделения младшего сержанта Леонтьева.
Тот, увидев эту картину, разозлился и решил Мирзояну отомстить. Он думал, думал и выдавил в ладонь Саркису пены для бритья. Тот во сне провел рукой по лицу, вызвав еще больший смех, чем до этого. От смеха Мирзоян проснулся, долго моргал, потом встал, посмотрел на себя в зеркало и долго и шумно стал ругать того, кто это сделал.
– Ара, – спрашивает Лео, – а слабо тебе все это сказать тому, кто тебя намазал?
– Как? А разве не ты это сделал? – растерялся Мирзоян.
– Меня здесь вообще не было, – уверенно врет Валера, – я был в чипке. А намазал тебя подполковник Матвеев, понял?
– Какой еще Матвеев? – еще больше удивился Саркис.
– Как это какой? Наш новый комбат!
Мирзоян замолчал, а товарищи стали смеяться над ним еще больше. Но Лео и этого показалось мало. Он намазал вареньем уголки губ и под носом и сказал капитану Туманову, спустившемуся в ротное помещение для проведения вечерней поверки:
– Товарищ капитан, курсант Мирзоян избил меня!
На бедного ару стало вообще больно смотреть, но у Туманова сегодня хорошее настроение, так что все закончилось легким испугом для Саркиса и внеочередным нарядом для весельчака Лео. Впрочем, Лео не сильно и огорчился. Перед сном я еще услышал продолжение его разговора с Литином все о той же женщине.
– Литин, а Литин, а как ты с ней познакомился?
– О! Это целая история! Я ей говорю: «Девушка, можно с вами познакомиться?» А она мне: «У тебя что, было мало разочарований в жизни?» Ха!
– Эй, третий взвод, – донесся от входной двери злой голос Тумана, – мне что, перейти с русского языка на матерный?
– Не нужно, товарищ капитан, – ответил Литин, – мы уже спим.

«Наезд»
Полковник Те только вошел в аудиторию, как КорС скорчил такую кислую мину, что преподаватель просто не мог этого не заметить и никак на это не отреагировать.
– Здравствуйте, товарищи курсанты! … Вольно! Садись! – и немного помедлив. – Курсант Королев, что это с вами? Вам что, нездоровится?
– Все в порядке, товарищ полковник, – отвечает Королев, всем своим видом показывая, что на самом деле все далеко не в порядке.
– От чего же тогда у вас такое странное выражение? Я же вижу, что у вас что-то не в порядке. Ну-ка, – улыбнулся полковник, – признавайтесь!
– Вот, – словно нехотя выговорил Королев, – жалею, что у меня в училище нет папы полковника, насколько мне было бы легче! И отметки повыше, в увольнение чаще и распределение – на зависть.
– Так. Понятно, – полковник стал серьезным, было видно, что он неприятно удивлен. – Не иначе на меня намекаете?
– Почему бы и нет? – неожиданно нахально сказал всегда правильный Серега. – Что, вашему сыну мало было других военных училищ в СССР?
В этот самый миг Гарань упал с табурета. Один стул поломался, его забрали в ремонт, а вместо него временно поставили табурет. Илья забыл, что он сидит вовсе не на стуле, и откинулся назад. Поскольку спинки у табурета нет, Илья упал на спину.
– Знали бы, вы Королев, чего мне стоило уговорить сына поступать именно к нам, не говорили бы так, – сказал полковник после того, как утих смех. Он явно растерян, так как то, что сказал ему прямо в глаза, да еще и при всем честном народе курсант, противоречит всему предыдущему опыту полковника Те.
– А он вроде отпирался? – насмешливо спросил КорС.
– Еще как! И именно потому, что здесь служу я.
– Помнится, вы рассказывали, что было все иначе. Вы, как будто, шли по лагерю в Перевальном, и вдруг в строю абитуриентов, узнали своего сына. С удивлением, разумеется, узнали.  «Ты как здесь, сынок?» – довольно точно скопировал КорС интонации полковника Те, когда тот рассказывал нам эту легенду. «Да вот, отец, решил пойти по твоим стопам!» А вы ему: «Что же ты мне не сообщил?» А он: «Решил сам попробовать свои силы». Непонятно только, почему пробовать силы нужно было именно в том училище, где служит папа-полковник?
Ситуация требует принятия срочных и экстренных мер.
– Лео, – позвал я шепотом Валеру, – ты пни его там ногой незаметно, а то КорС сегодня явно не в себе.
Лео с удовольствием выполнил мое пожелание. Два раза выполнил. Второй раз уже от себя.
– Не спешите осуждать, Сергей, да и вы, ребята, тоже, – полковник Те помассировал виски. – Станете сами отцами, доживете до моих лет, тогда и поймете меня и мои отцовские чувства. Да и материнские тоже. Я понимаю, откуда этот ваш скептицизм. Вам молодым все нипочем, все легко, что, впрочем, свойственно юности.  А для нас с матерью, с женой, то есть, это возможность еще целых четыре года регулярно видеть своего ребенка.
Все молчали. Наезд Королева привел полковника в замешательство, так как он явно не ожидал, что курсант может ему вот так, прямо в лоб сказать о сыне, да еще в такой вызывающей манере. После семинара я первым подошел к Королеву.
– КорС, а что это было? Какая муха тебя укусила? Чего ты на него наехал, скажи на милость? Он ведь нормальный мужик, лучше многих других преподавателей. Неужели для забавы?
– Да не имею я ничего против него самого и его сына, просто я не подготовился к семинару и решил таким образом уклониться от него. Стыдно мне было бы получить двойку. Хочу заметить, что все я правильно рассчитал – он ведь меня спрашивать не стал!
Помолчав, Королев вдруг снова всех удивил.
– А перед полковником я извинюсь. Вот прямо сейчас пойду и попрошу прощения! Кто проследит за мной, чтобы подтвердить, что я не вру?
– Красивый жест, ничего не скажешь, – оценил Игрек. – Надо уметь выйти из создавшегося неловкого положения, что не всем удается. Что же, пойдем.
– Ну, что? – спросил я, когда КорС вернулся.
– Простил, – усмехнулся Королев, и скопировал полковника Те. – Подобное решение, я имею в виду, признать свою ошибку, бестактность, достойно уважения, товарищ курсант.
– Надеюсь, пять он тебе не поставил?
– Нет. Это было бы уже слишком! – рассмеялся КорС.
– Ну, – толкнул Королева Лис, – тебе хоть немного стыдно?
«Замок» тоже счел нужным вставить свои пять копеек.
– Было бы хорошо, даже очень хорошо, если бы ты этой ерундой больше не занимался. Психолог, блин, доморощенный. Научился он легко и беззаботно перекладывать на плечи других свои проблемы.
– Слушай, – обратился к Королеву Веня, – а ты не боялся к нему идти? А если бы он начал кричать там, орать?
– Я застал его врасплох, и взял его тепленьким, – гордо ответил Королев, довольный собой. – Возможно, тебе известно, что люди неожиданных радостей боятся больше, чем привычных неприятностей. К тому же он милейший, добрейший, отзывчивый человек.
– Переведи, – попросил Веня, что и неудивительно.
Вечером, перед самым отбоем, вернувшись из умывальника, я с удивлением заметил, что койка Миши Кальницкого расстелена.
– Эй, кто это тут такой наглый нашелся? – с возмущением громко спрашиваю я. – Мне никаких соседей не требуется!
– Толик, ты чего шумишь? – выглянул из-за тумбочек Миша.
– Да я думал, что это кто-то твое место занял, – отвечаю я. – Миш, а ты чего здесь? Я был уверен, что ты дома ночуешь, ведь всем местным разрешили спать дома?
– Да, – пряча глаза, ответил Миша, – понимаешь, я с родителями поссорился. Чем меньше вижу их, тем лучше. В общем, мне здесь комфортнее, чем дома.
Поскольку подробностями Миша меня не балует, я счел, что будет лучше промолчать. Захочет, сам расскажет.

Утолили жажду
Я поддался на уговоры Лео и вышел с ним в город по его стандартному плану – «Пельменная», «Блинная» и снова «Пельменная». Однако после пельменей, обильно наперченных моей собственной рукой, мне ужасно захотелось пить. К тому же на улице очень душно.
– Лео, мне нужно выпить, – сказал я, когда мы вышли из «Пельменной».
– Что я слышу? – остановился в нерешительности Лео. – Или мне показалось?
– Давай кваса выпьем, а то пока еще до «Блинной» дойдем? – проигнорировал я его намек.
– Нет, – мотнул головой Лео, – можем только зря в очереди простоять.
– Как ты можешь это утверждать? – с недоверчивым видом посмотрел я на Валерку.
– Очень просто, – улыбнулся Лео. – Видишь, под бочкой сзади три кирпича? Если их нет вообще, значит, бочка полная. Если два кирпича, можно еще очередь занимать. Но три кирпича, как сейчас, означает, что квас заканчивается, можно зря простоять. Да еще вон, посмотри, людей с трехлитровыми банками в очереди много стоит.
– Ну, надо же!– подивился я. – Но пить-то все равно хочется.
– Давай лучше газировки выпьем? Вон автоматы стоят. Кстати, – театральным шепотом сообщил Лео, – автоматы эти старого образца, 60-х годов!
– И что? – непонимающе посмотрел я на Валерку.
– Как что? Неужели ты не знаешь? – в свою очередь удивился Лео. – Если шпильку для волос согнуть буквой «г», ее можно вставить в отверстие для монеты, зацепить в середине за петлю, потянуть на себя, и автомат выдаст газировку с сиропом. Я умею! Пойдем, я угощаю!
Я на мгновение заколебался, и оглянулся по сторонам, словно вор. 
– Ну, пошли, только неудобно как-то. Скажи, а автоматы нового образца что, сильно отличаются?
– Принципиально! В автоматах конца 70-х шпилька уже не срабатывает.
Торопливым шагом мы отправились к автоматам на улицу Карла Маркса. У автоматов нас ждала длинная недовольная очередь и рой ос.
– Быстрее пейте, вас же ждут! – недовольно ворчит кто-то из очереди. – Совесть нужно иметь.
– Слушай, Лео, – предложил я, – давай лучше купим по бутылке какого-нибудь «Буратино?»
– За 30 копеек? Отвечаю кратко, но умно: да ты с ума сошел! Нет, подождем. Я лучше стакан газировки без сиропа выпью за одну копейку. За одну!
– Ну ладно, – примирительно предлагаю я, осторожно отмахиваясь фуражкой от наседающих ос, – пойдем сока выпьем, я угощаю! Хочешь, яблочный, хочешь, виноградный.
– Нет, – отказался Лео и вдруг во весь голос закричал. – Ой! Ой, ой!
Четыре осы ужалили Валерку в щеки. Я еще не видел, чтобы укусы производили такой эффект. Лицо у Лео опухло на глазах, а глаза превратились в узенькие щелки.
– Больно? – сдержав возглас удивления, спросил я.
– Блин, – проворчал Лео страдальческим голосом и вымучено улыбнулся, – лучше бы я выпил две бутылки «Байкала» по 60 копеек!
Поход в блинную пришлось отложить до лучших времен. В роте на Лео сразу обратили внимание. Можно сказать, что Леонтьева встречали восторженно.
– Иванов, где ты нашел этого китайца? – первым пошутил Миша. – Шпион?
– Учится в нашем училище по обмену, – «объяснил» Королев. – На западе это давно практикуют, а теперь это, похоже, дошло и до нас.
– КорС, – простонал Лео, – иди ты!
– Что за курсанты в нашем училище? – смеется Миша. – Как шли, так и шлют!
– Как, это Леонтьев? – поразился явно обескураженный КорС, узнав Валеркин голос. – Иванов, за что ты его так? А мы тут как раз говорили о том, что в обществе с тобой скука не угрожает. Вот и лучшее доказательство! Как говорится, факт на лицо! Лео, а ты, стало быть, не смог убежать от Иванова? Последуй моему доброму совету, тебе нужно больше внимания уделять физической подготовке! А то дорога к лейтенантским погонам окажется еще труднее, чем ты предполагал!
И Королев расплылся в широкой улыбке. Пришлось рассказать, как все вышло на самом деле.
– Понятно, понятно, – загорелись глаза у Королева. Не иначе он уже что-то задумал. – Лео, так ты газировку любишь?
Лео болезненно поморщился, но промолчал, а КорС тем временем продолжил.
– Тогда ты должен знать, кто изобрел газировку, – перехватив недоуменный взгляд Леонтьева, Королев с удовольствием продолжил. – А придумал ее английский священник Джозеф Пристли. Годы жизни сообщить? Не надо? Ну, как хочешь. Однажды этот священник заинтересовался пузырьками, которые выделяются при брожении пива.
– Правильный священник, – хмыкнул Миша. – Наш человек!
– Пристли установил две емкости над чаном с пивом. Постепенно вода зарядилась углекислым газом, который выделяло пиво. Пристли понравился приятный резкий вкус напитка с пузырьками. В 1767 году он собственными руками приготовил первую бутылку газированной воды. Позже он соорудил и первый аппарат для насыщения воды углекислыми пузырьками с помощью насоса. Между прочим, за открытие газировки священника Джозефа Пристли приняли во французскую Академию наук и наградили медалью Королевского научного общества! А это, как ты понимаешь, не хухры-мухры какие-нибудь!
– Кто бы мог подумать, – кривясь от боли, пробормотал Лео в надежде, что КорС успокоится и отстанет. Но в планы Королева это не входит. Он даже и не пытается сдерживать свой дурной характер.
– КорС, отстань от него, – говорю я.
– И правда, – присоединяется ко мне Миша, – чего пристал?
Но Королев делает вид, что не слышит нас и никак не реагирует на наши слова. Он продолжает вести себя по отношению к Валерке издевательски. Вот же странное и зловредное существо! 
– Лео, а Лео, – не отстает Королев, – а дома у вас есть сифон для газводы? Стеклянный? А у меня дома из нержавейки, один умелец сделал для папы. Представляешь, не бьется и не окисляется! У нас и стеклянный тоже есть, из-под полы купили. Он у нас для чистой газводы, а металлический сифон для газированной воды с сиропом.
Лео отвернулся от КорСа и пошел переодеваться, но тот шествует за ним по пятам.
– Лео, а Лео, а ты в детстве любил обливаться с пацанами газировкой? Как, как? Из сифона, конечно! А какой сироп ты больше всего любишь? – нудит Королев. – Я, лично, все люблю: малиновый, барбарисовый, земляничный, лимонный, абрикосовый.
Лео не выдержал и, развернувшись, сильно толкнул Королева обеими руками в грудь. Тот, не ожидая такого от Лео, упал. При падении он проломил спиной и головой шкаф для шинелей первого отделения.
– Чистая работа. Молодец, – выразил восхищение Миша. – Лео, может, нужно добавить? Так я с радостью!
– И смех, и грех, – смеюсь я, – но, кто что ищет, тот, то и находит.
– Точно, смех сквозь слезы, – вторит мне Миша.
Миша сжал кулаки так, что побелели костяшки. КорС, втянув голову в плечи, молчит. Выражение лица Королева стало напряженным. Из присутствующих никто не испытывает к нему ни капли сочувствия. У меня руки чешутся не меньше, чем у Миши, но я знаю, что Королеву, если что, и одного Миши хватит с головой.
– Королев! – вскричали в один голос «замок» и Игрек. – Сломал, теперь чини!
Порядком потрясенный КорС молчит. Ему ничего не остается делать, кроме как ремонтировать поломанный им шкаф. В разгар ремонта, когда Серега стучал молотком, в роту спустился ответственный по роте капитан Туманов. Он остановился напротив прохода со шкафами для шинелей и разглядывает Королева.
– КорС, – говорит капитан Туманов насмешливым тоном, – почему вы все время стучите, КорС? Не стучите здесь, КорС. Хочется вам стучать, идите и стучите себе на здоровье на улице, КорС!
– Как на улицу? – прерывающимся голосом переспрашивает Королев. Он растерянно смотрит на капитана Туманова. – Со шкафом? Но он ведь встроенный?
Мы потешаемся над Королевым, и больше всех Лео. Всеобщее веселье продолжилось после возвращения из увольнения Васи и Артема. По виноватому Васькиному виду ясно,  что он снова «отличился», то есть облажался. Артем не мог удержать переживания в себе и поделился ими с нами.
– Чтобы я еще хоть раз с тобой пошел в увал, да никогда!
– Артем, ты бы и нам рассказал, – просит Веня, – что там у вас приключилось?
– У нас приключилось курьезное приключение, – начал рассказывать Артем. – Были мы в кафе, и мне понравились две девушки. Я сразу предложил Васе, чтобы идти знакомиться с ними. А он мне: «Подожди. Чуть позже. Пусть сначала расплатятся». Пока мы с ним спорили, с этими девушками познакомились какие-то «минуса». «Минуса!» Не знаю, какое это небо должно упасть на землю, чтобы Вася раскошелился!
Вася наш не то, чтобы скупой, но тратит деньги неохотно. Сегодня эта его черта сыграла с ним плохую шутку, к тому же подвела и Артема.
– Артем, – насмехается Миша, – ты на него всю вину не сваливай. Ты мог бы подойти и познакомиться и сам, без Васи. Значит, ты тоже был не против сэкономить!
– Да ты что? – поперхнулся Артем от незаслуженного обвинения. – Просто их было две, а я один. Только и всего. Симона, давай в следующий увал пойдем с тобой?
– Это вряд ли, – смеется КорС, – Симона «работает» в одиночку! Он там в своей стихии!
– Что, – насмешливо говорит Миша, – ты первый шкаф уже отремонтировал?
– Почему первый? – насторожено переспрашивает Королев. – Я же только один шкаф поломал?
– Это пока. Не успокоишься, сейчас проломаешь и второй… и третий!

О косметике
Во время самоподготовки я безмятежно читаю «Бесов» Достоевского. Королев сидит рядом и перечитывает «Анну Каренину». На улице идет дождь, и в аудитории потемнело. Свет включать не стали, и я пересел поближе к окну.
– КорС, слышишь, КорС, – неожиданно подсел к Королеву на самоподготовке Игрек, – да отвлекись ты от своего чтива!
– Это не чтиво, – насмешливо отвечает Королев, – это Лев Толстой.
– А что именно ты читаешь? – живо заинтересовался Бао и повернулся к Королеву. – «Анну Каренину?» Знаю, знаю, читал.
– А вот любопытно, – оторвался я от чтения, и обратился к Бао, – что ты из этого произведения помнишь?
– Да я абсолютно все помню, – гордо отвечает Бао. – Если коротко, то Анна Каренина не смогла найти ни одного настоящего мужчины и поэтому легла под поезд. А машинист поезда потом долго не мог объяснить, как он на ней очутился.
Отсмеявшись, КорС, вытирая слезы, спросил у Игрека:
– Так все-таки, чему я обязан такой приятной неожиданностью?
– Вчера я видел тебя с девушкой в фойе театра, – говорит Игрек.
– Ого, ты был в театре? – оторвался, наконец, КорС от чтения.
– Подружка затащила, – нехотя признался Игрек. – Ты мне знаешь что скажи, чем была наштукатурена твоя девушка? Она же словно лицом в грим упала!
Королев прикусил губу, пытаясь справиться со жгучим желанием послать товарища куда подальше. И, как ни странно, ему удалось сохранить полнейшее хладнокровие. Не удостоив Игрека ответом, он снова углубился в чтение, давая понять, что разговор окончен. Игрек если сам и не понял, что проявил бестактность, то ему это тут же популярно объяснили.
– Ты бы уж так сразу и сказал, что Королев время проводил в обществе проститутки, – растягивая слова, сухо сказал Миша. – Оставил бы ты лучше свое экзотическое мнение при себе, а?
– Ну, я не так выразился, – замялся и сразу пошел на попятную Третьяк. – Я просто хотел сказать, что у нас дома яркий макияж не приветствуется. У нас считается, что лучше все натуральное, естественное.
Игорь напряженно застыл в ожидании ответа.
– Ладно, – смилостивился КорС, видимо для того, чтобы быстрее избавиться от этого разговора и продолжить чтение. – Чего хотел?
– Какой косметикой пользуется твоя знакомая? Мне нужно сегодня перезвонить своей подружке и сказать ей.
– Точно не скажу, – ответил Королев, но заметив, что Игрек расстроился, улыбнулся и объяснил: – Потому что у нее разная есть: «Ланком» там, «Диор» и еще куча всякой всячины. Чем именно она пользовалась вчера, я не знаю, но могу перезвонить и спросить.
– Ну, ничего себе! – вырвалось у Третьяка. Он выглядит впечатленным. – А у моей девушки есть только тушь «Ленинградская». Губная помада либо такая жирная, что течет, либо такая сухая, что губы стягивает. А видел бы ты, как долго она красит ресницы этой «Ленинградской» тушью! Ты хоть представляешь, о чем я говорю?
Темные глаза Игрека заволокла печаль.
– Почему же нет? Она же есть практически во всех магазинах. Такой прямоугольный черный брикет и пластмассовая щеточка. И стоит это удовольствие  40 копеек. Глаз не раздражает, – пожал Королев плечами.
– Точно, знаешь, – подивился Игрек. – Щеточка никуда не годится, приходится брать детскую зубную щетку.
– Кому приходится? Тебе? – смеется Лео. – То-то я гляжу, ты с таким знанием дела рассказываешь об этом!
Глядя на Третьяка, я тоже не смог удержаться от улыбки.
– Лео, пошел ты, – зло отвечает Игрек. – Ты мне противен. Хочешь сказать, что тебе не приходилось видеть, как твоя девушка наводит красоту?
– Не приходилось, – отчего-то покраснел и сконфужено улыбнулся Лео. – Просто она к моему приходу уже всегда в полной готовности!
– А моя девушка нет, – вздохнул Игрек. – Как начнет плевать в коробочку с тушью, размазывая ее, просто ужас. Между слоями туши сыплет на ресницы рассыпчатую пудру.
– И что, ресницы не склеиваются? – заинтересовался Лис.
– Еще как склеиваются. Приходится ей, потом иголкой расклеивать ресницы по одной штуке. Но, правда, выходит красиво, ресницы кажутся густыми и махровыми, что ли. КорС, а где твоя девушка берет такую дорогую косметику? В «Березке?» За валюту?
В голосе Игрека сквозит нетерпение, что и понятно. Королев демонстрирует равнодушие, но потом все-таки раскрывает «карты». 
– Нет, не в «Березке», и не за валюту, – ровным голосом ответил он.
– Постой, не хочешь же ты сказать, что она покупает косметику у цыган? – недоверчиво поднял бровь Игрек.
– Нет, не хочу. Все гораздо проще. В одном магазине открылся отдел заграничной косметики, который работает по принципу комиссионки. Можно прийти, сдать косметику, а можно купить. Правда, я сам видел, что продавщицы не все выставляют на продажу, а кое-что сразу себе оставляют. Симона, ты чего лыбишься?
– Разговор ваш нравится. Прямо беседа опытного и начинающего фарцовщиков!
После этого я окунулся в воспоминания. Я вспомнил, как однажды зашел за Леной, с которой встречался на втором курсе, а она открыла мне дверь, а губы у нее голубого цвета! От неожиданности я даже дар речи потерял, а она долго не могла понять, что со мной, а потом глянула в зеркало и долго-долго смеялась.
Оказывается, наша промышленность обеспечивает советских женщин только губной помадой розового цвета и еще голубыми тенями в таких же тюбиках. Зато, если их смешать на губах – получался ультрамодный сиреневый оттенок. А еще, помню, она рисовала стрелочки вокруг глаз карандашиком.
– Вот блин, – кривится Третьяк, – КорС всегда в курсе последних событий.
– КорС! Будь человеком! – вскочила с мест половина взвода. – Где? Где находится этот магазин?
– Полцарства за коня! – смеется Лео. – А я думал, что ты достаешь для своей девушки косметику через Мишу, то есть через его папу, работающего в обкоме партии.
– Не вижу смысла, – шутит Королев. – Зачем нам конкуренты? Лучше я вам сам стану перепродавать!
Что интересно, так это то, что никто не пытается Королева осудить. А он молчит, так как хочет как следует насладиться кульминационным моментом. Взвод напряженно ждет развязки.
– Ладно, шучу я. Не собираюсь я делать из этого секрета. Так и быть, ведите меня в чипок, и я выдам вам эту великую тайну! Тем более что погода так и шепчет, то есть нам благоприятствует!
И действительно, нудный дождь прекратился, как на заказ.
– Пошли, – лучась от радости, вскочил со своего места Игрек.
На этот раз все предпочли воздержаться от комментариев. В чипке, когда мы закончили свой «полдник», Королев сам расплатился за себя, удивив всех.
– Вы что же, в самом деле, думали, что я ем за ваш счет? – пошутил он и уже серьезно добавил: – Плохо вы меня все-таки знаете. Запоминайте или записывайте. Магазин находится…
– Молодец, КорС, – говорит Лео, –  с каждым днем ты удивляешь меня все меньше и меньше!
Однако натолкнувшись на холодный взгляд Королева, он замолчал. У остальных курсантов глаза блестят от радости.

Поиск
Васька, наконец, решил снять себе квартиру. Дело это, как полагает Вася, нешуточное, поэтому он попросил меня с Димкой ему помочь. Начали мы с того, что выйдя в увольнение стали читать объявления на щитах и на остановках – не сдается ли внаем комната или квартира поблизости от училища.
– Если нам повезет, и попадется отдельная квартира, то я съеду со своей комнаты и будем вместе в квартире, – вслух мечтает Дима.
Васька сосредоточенно читает объявления, причем вообще все подряд. Видно, что его обуревает сомнение, которое он никак не может разрешить. Наконец он принимает решение обратиться ко мне.
– Толик,  – спрашивает он, – а как это понять?
– Что именно?
– А вот это объявление: «Познакомлюсь с некурящим, непьющим мужчиной. Активна во всех положениях».
Больше трех лет я знаком с Васей, но он не перестает меня удивлять. Мысленно я задался вопросом, зачем я ему помогаю? Заслуживает ли он того, чтобы я тратил на него свое драгоценное время? Голова трещит от сомнений.
– Читаешь всякую чушь. Вот лучше почитай это: «С удовольствием примем баранов на шашлыки. Приходите с самого утра по адресу…»
– Не понял, – нахмурился и холодно уставился Вася на меня. Весь его вид говорит, что все он правильно понял с первого раза.
– То-то и оно, – даже без особого ехидства говорю я. Просто уму непостижимо, какой все-таки наш Вася.
–  Чего ты? – обиделся Васька, взгляд его затуманился, и он холодно заметил: – Я к тебе со всем передом, а ты ко мне со всем задом.
Дима прыснул. Я с трудом скрыл улыбку, и сдержался, чтобы не сказать Ваське что-нибудь соответственное. Вася явно нервничает и обижено молчит. Стремительно набежали тучи, и небо осветилось заревом молний. Мы увидели движущуюся на нас стену дождя. Я с облегчением вздохнул и недовольно глянул в небо.
– Совершенно несвоевременно.
– Полагаю, мы не станем мокнуть? – спросил Дима. – Как можно ходить по адресам в такой обстановке? Я имею в виду, в такую погоду? В следующий раз поищем и подыщем тебе квартиру. Я поехал. Вон на остановке уже и так давка.
Слова Димы окончательно повергли Васю в уныние.
– Дима, ты куда? – пытаясь перекричать очередной раскат грома, в замешательстве поинтересовался расстроенный Васька.
– Ну, ничего себе вопросик, – лукаво прищурившись, ответил Дима. – К своей Гале, конечно. Все, пока!
К Диме приехала его девушка из города Мукачево, Вася об этом просто не знает. Не дав Васе времени опомниться, и игнорируя удивленный взгляд приятеля, Дима побежал на троллейбусную остановку, и я тоже поспешил за ним. От тяжелых свинцовых туч становилось все темнее. На остановке я встретил Зону, который жадно, торопливо ест пломбир.
– Куда ты так торопишься? – не выдержал я. – Люди же смотрят! Неприлично так жадно есть.
– Да оно тает, – жалобным голосом ответил мне Зона и показал еще три порции пломбира, которое он держит в другой руке.
– Ого! – искренне восхитился я. – А ты не лопнешь?
– Каждый гражданин СССР, – многозначительно заявил Зона, – должен в год съедать 5 килограммов мороженого. Но не все люди столько едят. Должен же кто-нибудь выполнять план, тем более что экономика у нас плановая!
– Выполнять? А мне показалось, что ты план перевыполняешь! Причем за семерых!  Так ты бы пошел в кафе и взял бы себе торт из пломбира и не позорился бы на улице.
На этот раз Зона вообще никак не отреагировал на мои слова, и я его оставил в покое. Переодевшись в гражданку, я поехал к своей новой знакомой. Ее зовут Лена. Она дома, но заметно расстроена.
– Чего случилось? – поцеловал я ее в щеку.
– Я беременна, – ошарашила она меня. Опля! Очень мило, ничего не скажешь. У меня вмиг заболела голова. Ленка проницательно глянула на меня и все-таки нашла в себе силы улыбнуться.
– Ты не волнуйся, я беременна не от тебя. Я не шучу, я и так достаточно долго обманывала тебя, больше не стану.
Что и говорить, я сильно удивлен таким поворотом дел. Мучительная головная боль исчезла так же внезапно, как и появилась.
– И как ты теперь? Замуж за него выходишь?
– Вряд ли, – неуверенно ответила Лена, – я его не люблю.
– А ребенок? – спросил я, рассчитывая услышать, что она планирует избавиться от него. Для студентки это выход.
– Буду рожать, – тряхнула головой Лена. По ее серьезному виду можно с уверенностью сказать, что ее бурная юность подходит к концу.
– Не понимаю. Я тебя совершенно не понимаю.
– Я знаю. И знаешь что? Давай больше об этом не будем. Понятно, что между нами все кончено, но мне было хорошо с тобой. На улице начался ливень, и я тебя в такую погоду никуда не отпущу. Так что раздевайся и в постель, я постараюсь сделать так, чтобы этот вечер ты запомнил надолго! Ну, смелее и без лишних церемоний, то есть раздумий и сомнений, – добавила она, заметив, что я медлю и проявляю несвойственную мне нерешительность.
После этих слов я без колебаний стал раздеваться. Лена с невыразимой грустью в глазах смотрит на меня и тоже раздевается.

Где он?
После волшебной ночи с Леной мне захотелось все повторить, и я ушел в самоход. Ждать, пока закончится самоподготовка, я не стал, и, задобрившись у «замка», рванул в город. Из самоволки я возвращался через «пьяный угол». Только я выглянул из-за угла кафедры тактики и общевойсковых дисциплин, как нарвался на дежурного по училищу, а дежурным по училищу стоит новый начальник этой самой кафедры.
– Стойте, товарищ курсант! – бросился он ко мне.
Но не тут-то было! Хорошо, что стена спуска отделана крупным камнем – я по нему как по лестнице взмыл наверх. Начальник кафедры так не смог и побежал в обход склона. А еще я порадовался своей предусмотрительности. Дело в том, что выпускной курс ходит в п/ш и фуражках, а я в самоволку пошел в х/б и пилотке, к тому же с курсантскими погонами (в смысле без сержантских нашивок). Я это х/б специально у Ромы позаимствовал.
Бежать вдоль казармы не пришлось – у третьего подъезда стоят офицеры, да и из второго как раз выходят двое. И я рванул в первый, ближний ко мне подъезд, на ходу срывая ремень и куртку х/б. Сзади тяжело топает и сопит дежурный по училищу. Я влетел в тридцать вторую роту – на тумбочке у них как всегда никого не было, что заметно облегчает мне задачу. А вот в нашей роте дневальный на месте. Дневальным стоит Столб. Я ему издали показал пальцем левой руки – тихо!
В своем кубрике я швырнул пилотку, куртку и ремень под койку. Мигом выскочил из сапог, бросил под кровать брюки х/б и сапоги с портянками. Схватив полотенце и мыло, я не спеша двинулся по взлетке навстречу дежурному по училищу, точнее к умывальнику. Дежурный по училищу глянул на меня полоумным взглядом и оттолкнул меня с криком:
– На хрен! – и уже обращаясь к Столбу рявкнул: – Где он?
– Полегче, – с решительностью, которая удивила меня самого, проворчал я ему вслед.
– Ну, ты и наглец, – с восхищением сказал Рембо из 32-й роты, который был невольным свидетелем происходящего.
– Смирно! – скомандовал тем временем Столб.
– Отставить, – тяжело сопит задыхающийся дежурный по училищу. – Где?
– Кто? – включил дурака Столб.
– Курсант, который передо мной бежал. Или, может, вы его не видели?
– Никак нет! То есть, так точно! Видел, товарищ подполковник, – сделав серьезное лицо, нарушил почтительное молчание и доложил Саша. – Так он же не наш, он первокурсник. Пробежал через наши роты и, по-моему, прямо в роту – напротив. Я ясно слышал, как дверь хлопнула!
– Хорошо, – тронутый искренностью нашего дневального, похвалил дежурный по училищу Столба и торопливо направился на первый курс.
Умывшись, я подошел к Столбу и поблагодарил его.
– Да ну тебя, – отмахнулся он, – разве могло быть иначе?
– Действительно, хе-хе, – противно гнусавит Яд, – после всего, что между вами было!
Мы со Столбом изумленно повернулись к нему, но оба опоздали. «Комод» Яда Юра Аркалюк подоспел первым и вырубил того одним ударом. Но на этом дело не кончилось, подскочивший Миша Кальницкий сильным ударом в голову отшвырнул тело Яда навстречу Аркалюку. Но на этот раз того опеределил Генка Чернов, нанесший два сильных ударов.
Безвольное тело Яда отлетало от одного моего приятеля к другому, как кукла. Мы со Столбом даже не стали бить Лекарствова. Если бы не вмешался старшина роты, то уж и не знаю, чем бы все это для Яда окончилось.
– А ну, дрянь, – зло спрашивает старшина Лекарствова после того, как его привели в чувство, – повтори, что ты сказал?
– Я не хотел сказать ничего плохого, – вытирая слезы, ответил Яд, – я имел в виду, что после стольких лет дружбы, учебы по-другому и быть не могло.
– Слышишь, чудак, ты уже курсант выпускного курса военно-политического училища, – так же недобро говорит старшина, – пора научиться выражаться правильно. И без этих твоих гаденьких «Хе-хе».
– Оставь его, старшина, – говорит Столб, – пусть таким остается, какой есть.
Все, включая Яда, с изумлением смотрят на Столба.
– Это в училище к этой сволочи относятся так терпимо, а за забором ему за такое поведение сунут в бок «перо». И это будет правильно!
Весь вечер дежурный по училищу портил нервы себе, офицерам и курсантам первого курса, строил весь курс поротно, пытаясь узнать самовольщика в лицо, и никак не мог, что, впрочем, и не удивительно. Много ожидавший от встречи с наглым курсантом, он был страшно разочарован. Подполковник оказался чересчур впечатлительным и никак не хотел успокаиваться – злой он был весь наряд, как оса.
– Может четвертый курс чего напутал? – пытался образумить его комбат первого курса.
– Перестаньте нести дурь! Зачем им врать? – злится дежурный по училищу. – Четвертый курс – коммунисты, врать не будут. Да я и сам видел – первокурсник это был, а вы его покрываете! Кто-то из ваших вояк борзеет, не иначе.
Ни в чем не виноватые «минуса» на следующий день отмаршировали на плацу лишних два часа в пропагандистско-воспитательных целях. Как сказал мой преследователь, который посетил эти занятия:
– Товарищи курсанты, это очень полезно для вашей неокрепшей психики и еще не сформировавшейся активной жизненной позиции.
А я заступил в наряд по роте. Когда рота уже находилась на занятиях, в ротное помещение вошел чем-то сильно обеспокоенный ротный.
– Иванов, ну-ка поднимись в канцелярию, – бросил он с порога.
В канцелярии он, сильно волнуясь, сказал:
– Ты понимаешь, взял я в секретной части секретный приказ, чтобы спокойно изучить его здесь. Я точно помню, что положил его в свой сейф, а теперь его там нет! И сейф был опечатан моей печатью. Чертовщина какая-то. Я уже два дня не могу сосредоточиться ни на чем другом. Ты представляешь, что будет со мной за утерю секретного документа?
– Товарищ майор, а вы все вынимали из сейфа, чтобы проверить?
– Раз десять вынимал! Все по листочку перебрал! Все обшарил! – сорвался ротный на крик. – Слушай, посмотри еще ты, так сказать, свежим взглядом? Ты же у нас везучий!
Он снова выложил на стол все содержимое сейфа, и разложили на столе. Вдвоем перебрали по листочку, но нужного документа там как не было, так и нет. Я заглянул в пустой сейф.
– Да нет его там, – раздраженно сказал ротный. – Где же он может быть?
Я внимательно смотрю внутрь сейфа.
– Может, нет, а, может и есть, – улыбнулся я, заметив на стенке более светлый прямоугольник размером со стандартный листок. Ротный, затаив дыхание, ждет. Я снял этот прямоугольник и это оказался именно тот приказ, который искал ротный. К сейфу он приклеился той стороной, где был напечатан текст, поэтому и не бросался в глаза.
– Как же это я его сам не заметил? – растерянно, но радостно говорит командир роты и вопросительно таращит глаза. – Совершенно непонятно. А, я совсем забыл, что приказ этот на серой бумаге, а не на белой! Да уж, трудно представить себе такую ситуацию! А ведь я из-за этих переживаний уже последний ум потерял! Спасибо, Иванов! – захлебнулся от восторга ротный. – Жаль, что не могу поощрить тебя внеочередным увольнением. А хочешь, я тебя отпущу в город до утра?
– Хочу, – не стал я скромничать, и после смены с наряда ушел в город с ночевкой.