История, которой лучше бы не было
Сегодня суббота, самый любимый курсантский день, но я сегодня в увольнение не иду, сегодня очередь Игрека и Лео. Последний сегодня выглядит так, что я его прямо не узнаю, он весь светится, и свет этот льется откуда-то изнутри. Он поминутно поглядывает на часы, ожидая увольнения. Без преувеличения можно сказать, что в город он улетел на крыльях любви. Тут только я вспомнил, что всю неделю Лео выглядел непривычно радостным, взволнованным и малословным. И как это я не придавал этому значения? Жди теперь, когда Лео вернется, и попробуй его еще разговорить!
Однако в роте Лео появился еще перед ужином, а выглядит он так, будто его с креста сняли. Такая разительная перемена еще больше бросается в глаза, и я пристал к приятелю с расспросами, чтобы отвлечь его от невеселых дум. Мы решили пойти на спортгородок, где нас точно никто не услышит.
– Ты помнишь, – начал свой рассказ Лео, – как наша рота проводила показательные выступления перед новым командующим Юго-Западным направлением?
Вообще-то вопрос смешной, но учитывая настроение Лео, я не смеюсь. Наша рота по строевой подготовке все время лучшая во всем Симферопольском гарнизоне, поэтому именно нам выпала честь провести показные занятия для нового командующего. Он объявил нам всем по благодарности, и нас всех, за исключением суточного наряда по роте, разумеется, отпустили в увольнение. По разным причинам в увольнение не пошло всего восемь человек, из них половина – сержанты, в том числе и Лео, я это хорошо помню, тем более что было это в прошлое воскресенье. Лео с младшим сержантом Славкой Бахтиным собирались пойти в город после ужина.
– Настроение, лучше не бывает, – продолжил свой рассказ Лео, – мы «покачались», потом сходили в баню помылись, побрились и сидели со Славкой, не спеша гоняли чаи и вели душевный разговор. Красота, одним словом. Вдруг всю идиллию разом разрушает взводный Туманов. Он влетает в ротное помещение и с выпученными глазами орет:
– Все, кто есть в помещении, немедленно построиться!
Все, поняли мы, праздника не будет. Мы со Славкой пытались быстренько одеться и смыться, но не вышло.
– Я кому сказал, – орет благим матом взводный, – приказываю, ко мне!
– А мы уже в увольнении, вот и увольнительные записки на руках, – пытались мы все-таки улизнуть.
– Мужики, выручайте, – попросил взводный по-человечески, – оказывается сегодня от нашей роты гарнизонный патруль. Как раз восемь человек. Нужно чтобы вы заступили. Потом вместо этого увольнения я вас по три раза отпущу, ну выручайте.
– Да вы что? – возмутились мы с Бахтиным. – Сержантов – патрульными?
Но поскольку дел особенных в городе, ни у кого из нас не было, а получить по три увольнения вместо одного – дело явно выгодное, мы согласились.
Мы со Славкой попали в один патруль. После инструктажа в комендатуре гарнизона мы совсем немного побродили по городу, а потом начальник патруля отвез нас в училище на ужин. Хотя вся рота находилась в увольнении, но наряд по столовой получил все продукты, что полагаются на роту, то есть на сто двадцать человек, а нас всего шестнадцать: по четыре человека новый и сменившийся наряд по роте, и нас восемь патрульных. В общем, ужин получился на славу, ели кто, сколько хотел: можешь за четверых – пожалуйста, сможешь за десятерых – на здоровье!
Вышли мы после ужина сытые, умиротворенные и, не торопясь, пошли в город. Смеркалось, и уже включилось уличное освещение, хотя еще было не темно. Листья деревьев в свете фонарей выглядели бархатными, все вокруг казалось почему-то сказочным. Лязгнули, закрываясь, двери троллейбуса, и привлекли наше внимание. Мы как раз проходили мимо троллейбусной остановки «Центральный рынок».
Я рассеянно посмотрел в окна троллейбуса, и вдруг! Вдруг сердце мое чуть не вырвалось из груди! В полупустом троллейбусе сидела очень, очень красивая девушка и, улыбаясь, смотрела на меня. А глаза! Я утонул в ее глазах, и мне уже казалось, что мы с ней знакомы тысячу лет. Что где-то, когда-то мы уже были вместе, были мужем и женой, она и я! Тело мое стояло на тротуаре, а душа, астральное тело или как там еще назвать, уже было внутри нее, внутри той девушки.
Лео с таким чувством рассказывает, что я прямо вижу, как все это было.
– Мне было жарко и душно, я не мог пошевелиться, мне было очень радостно. Сердце тяжело колотилось: «Моя» – думал я, – «она моя! Навсегда! Теперь. …» Троллейбус тронулся. Начальник патруля и Славка смеялись, потому что рассказывали анекдоты. А я схватил фуражку в руку и побежал за уезжающим троллейбусом.
– Эй! Стой! Ты куда? – ошалело закричал начальник патруля, но я на его слова не обращал никакого внимания.
Я бежал за троллейбусом и смотрел только ей в глаза, а она смотрела в глаза мне. Людей в троллейбусе было мало, но они вскоре уже все смотрели на меня и смеялись. Но смеялись как-то по-доброму. Троллейбус я догнал у остановки «Парк Тренева», влетел в вагон, а сказать ничего не могу. В парадной форме для строя, в яловых сапогах бегать, и так нет никакого удовольствия, а уж после такого сытного ужина и подавно. Сердце мое бешено колотится, пытаясь выскочить из груди, но я никак не могу отдышаться, чтобы сказать хоть слово. А она все время смотрит на меня и улыбается, – Лео говорит о прошедшем в настоящем времени, заново переживая те сказочные, волшебные минуты, – улыбается, а я таю в этом ее взгляде, в ее улыбке, тону, тону, и мне совсем не хочется выплывать и возвращаться в этот мир.
– Ты хочешь познакомиться со мной? – спросила она меня.
Я только кивнул, потому что говорить по-прежнему не могу. Она вырвала из блокнота страничку, что-то написала и протянула мне.
– В следующую субботу сможешь? – снова спросила она.
А я снова, молча, кивнул, потому что говорить все еще был не в состоянии.
– Как хоть тебя зовут? – улыбаясь, спросила она.
– Валера, – только и смог выговорить я.
– Осторожно, двери закрываются, – прозвучало из динамиков, и я вышел на остановку.
– До свидания, Валера, – сказала она мне на прощание.
Двери захлопнулись, и троллейбус поехал дальше. Я стоял на остановке и махал ей рукой. А она улыбалась и махала рукой мне. Рядом забухали сапоги, это приближались начальник патруля и Славка Бахтин.
– Ты что,– заорали они в один голос, – с ума сошел что ли?
Я им ничего говорить не стал. Я глянул на листочек, зажатый в моей руке. Там было написано: «Валентина, Марьино… улица … Телефона у меня нет».
Всю неделю у меня было состояние крайнего возбуждения, мне было радостно, хорошо и весело. Я только считал дни до субботы: «Осталось шесть дней…. два дня. Завтра! Уже завтра! Завтра!»
И вот наступила моя долгожданная суббота. Я купил самые красивые красные бархатные розы с длинными стеблями и поехал в Марьино. Чем ближе я подходил к ее дому, тем сильнее билось мое сердце, и тем сильнее шумело у меня в голове. А за несколько шагов до двери ее квартиры ноги у меня стали ватными. Тогда я не понял почему.
Я позвонил в дверной звонок, но дверь открылась не сразу. А когда открылась. … На пороге стояла женщина средних лет в темном платье, черном платке и с распухшими от слез глазами. Слезы, не переставая, текли по ее лицу.
– Здравствуйте, – смешался я, – а Валентина дома есть?
– А Валентины больше нет, – ответила женщина. Потом собралась с силами, подняла голову и сказала: – Входите. Вы, наверное, Валера?
… Мы познакомились с Валей вечером в воскресенье. В среду ее сбила машина. В пятницу ее похоронили. В субботу приехал я.
– А знаете, Валера, она о вас говорила. И в воскресенье, и в понедельник, и во вторник. И в среду с утра. … Только о вас и говорила….
Мы с матерью Валентины пошли на кладбище. На могилу моей Вали. Я задохнулся от чувств, переполнявших меня. В самом деле, я не мог вдохнуть воздуха, у меня кружилась голова, и я думал, что потеряю сознание. Но потом все-таки смог продохнуть и стал дышать. Я положил на могилу те чудесные розы, которые принес для нее. Не знаю, смогу ли я еще когда-нибудь, кому-нибудь подарить розы или нет. Симона, ну, почему так?
Но, несмотря на все мое красноречие, я молчу. А что я могу ему ответить? Лео заплакал, а я не совсем, кстати, вспомнил чьи-то слова о том, что настоящей любви без слез не бывает, а иначе, что это за любовь?
Второй акт комедии
Не успели мы в аудитории, где проходит самоподготовка нашего взвода, как следует расслабиться после сданного экзамена, как пришлось перейти к прозе наших курсантских будней. Хлопец снова пришел принимать у нас зачет. На этот раз на тему, как мы читаем газеты.
– Второй акт комедии, – проворчал недовольный КорС, пряча художественную книгу, которую читал.
– Давайте, товарищ Королев, отбросим свой гонор и высокомерие и будем работать. А ну, все вздохнули, выдохнули и так три раза. Теперь работаем. Ну, хлопцы, кто, что сегодня уже прочел в свежей прессе? Вот вы, командир отделения № 2, лично, что уже прочли?
– Лео, – смеюсь я, пока тот думает, – между прочим, это тебя спрашивают!
– Я не командир № 2, а командир второго отделения, и пока я только объявления читал, – делает правильное выражение лица Лео, поднимаясь со стула.
– Любопытно, и какие же?
– Да разные. Вот, например, – морщит лоб Лео, – «Меняю пифагоровы штаны на «варенку».
– Ну, допустим, допустим, – перебивает Хлопец Валерку, видимо, тема показалась ему не такой интересной. – Что еще почерпнули?
– Кооператив один услуги разные предоставляет, – неопределенно повел рукой Валерка.
– Какие, например? – заинтересовался наш неординарный замполит.
– Ну, там, розыск пропавших надежд. Разогрев остывших чувств. Страхование от крушения надежд. Профилактический ремонт колес фортуны. Стопроцентный возврат любимого. Что интересно, товарищ старший лейтенант, так это то, что никто не обещает вернуть любимую, – не мигая, отвечает Лео.
– Издеваетесь? – изумился Хлопец. Как позже скажет Веня: «У него просто глаза набекрень вылезли!» – Или просто голову мне морочите?
– Никак нет! Смех – залог здоровья, – с улыбкой во весь рот ответил Лео. – Вы же понимаете, что нельзя быть мудрым каждую минуту?
– Вы еще скажите, что для того, чтобы хорошо думать, нужно хорошо жить. Вам что здесь плохо? Курсант Марковский, что вы там делаете?
Бао не слушал и не слышал, он слушал через наушники «металл».
– Нашел, что слушать, – возмутился замполит, – партия и советское правительство одобрили свой, то есть наш, отечественный хард энд хэви! Вот их и слушайте! И вообще, хлопцы, любите Родину – мать вашу!
Помолчав, переждав пока утихнет смех, он спросил:
– Кто-нибудь еще хочет поделиться тем, что прочел в прессе?
И замполит попал в лес поднятых рук – многие тянули обе руки сразу. А я припомнил афоризм, касающийся тех, кто дает советы, но не сопровождает их примером. Такие советчики похожи на дорожные столбы, которые дорогу указывают, но сами по ней не ходят. Слова – всегда слова.
– Вы бы так на семинарах руки тянули. Ладно, я вижу в третьем взводе все курсанты на удивление политически грамотные и подкованные. Пойду в «тихое болото».
И замполит исчез так же внезапно, как и появился.
– Иванов! Для письма подскажи что-нибудь оригинальное про погоду, – позвал Васька, и застыл в ожидании.
– Цепляясь за телеантенны, по небу плыли тучи.
– Я серьезно, – недовольно покосился на меня Вася и нахмурился.
– Ветер гнал с севера тяжелые свинцовые тучи. Тоже не нравится? Вась, я же не могу писать письма за весь взвод. Мне и моих писем хватает. К тому же всем не угодишь.
Васька явно разочаровано отвернулся от меня.
– Иванов, хватит уже озарять окрестности своей лучезарной улыбкой, – снисходительным тоном заметил КорС, – и тебя полюбят!
Но я не обратил внимания на этого брюзгу с вечно неприветливым выражением лица. А он, молча, продолжает испепелять меня своим взглядом. Я сдержал улыбку и в ответ тоже подарил ему пламенный взгляд.
– Мужики, поесть ни у кого, ничего нет? – простонал Зона.
– Так и быть, на, держи, – великодушно протянул я ему два пирожка, – специально берег для такого случая.
– А с чем они? – деловито поинтересовался Зона.
– Не помню. Понюхай, если мясом пахнут, то должны быть с мясом.
Тут мое внимание привлек Миша, подсевший ко мне.
– Слушай, Толик, ты ведь в субботу идешь в увал? Поехали с нами на рыбалку? Там и девочки будут.
– Спасибо, Миша, но я не рыбак. Вот если бы за грибами, тогда другое дело. А девочек я и здесь найду, если захочу.
После моего отказа курсанты стали шумно меня осуждать.
– Блин горелый, Симона вообще охренел, – больше всех возмущается Лис. – Да тут все только и мечтают, чтобы с Мишей выходные провести, да еще на рыбалке, а он еще отказывается!
Мнение курсантов единое, как никогда, – я редкий чудак.
Бюстгальтер
Я стою в наряде дежурным по роте, перед отбоем я обратил внимание на то, что наш «замок» разулся и с удивлением разглядывает пальцы на ногах. Долго разглядывает. Какое-то время никто в этот процесс не вмешивается.
– Что, первый раз свои ноги увидел? – не выдерживает Игрек.
– До свадьбы у меня большой палец был больше соседнего.
– Указательного?
«Замок» не реагирует и продолжает:
– А теперь соседний палец больше большого, в смысле длиннее.
– Быть тебе подкаблучником. Определенно быть! – шельмова¬то улыбнулся Игорь. После этого его улыбка стала милой и располагающей. – Ну, ничего. Не ты первый и не ты последний. Как говорила жена нашего первого взводного, в руках женщины даже мужчина может стать человеком!
Многие курсанты смеются, так как думают, что Игорь не очень и ошибается. Пусть и понаслышке, но эта примета знакома многим.
– Знаешь что? – внешне равнодушно ответил «замок», хотя по нему видно, что обрисованная перспектива ему не очень улыбается.
– И что? – с наилюбезнейшей улыбочкой переспрашивает Игорь.
– А ты недогадливый. Уходи-ка ты по-английски, пока тебя не послали по-русски. Я не нуждаюсь в твоих комментариях.
– Вид женатого мужчины, разглядывающего ноги, вызывает жалость, – не унимается Игрек.
– Да пошел ты! И чтоб я видел тебя с одной ногой, а ты меня одним глазом!
– Может, я перехожу грань приличий, но и ты пошел! – Игрек в выражениях не стесняется и не уступает «замку» в мастерстве вести беседу. И когда они успели настолько хорошо овладеть плохим, то есть матерным, русским языком? На всякий случай Игорь предусмотрительно сделал шаг назад.
– Стоп! Все хорошо в меру! – смеюсь я. Однако к моему мнению прислушаться не хотят. Меня бесцеремонно обозвали праздношатающимся проходимцем и посоветовали и дальше проходить мимо и, молча. В ответ на слова Игрека раздались мало изысканные проклятья, ругался «замок» долго и вдохновенно.
– Отдохни уже немного, – предложил, было, Лео, но тут, же сам себя оборвал. – Хотя, конечно, речь твоя лично мне нравится и зажигает.
Все, кто с напряженным любопытством наблюдали за сценой, рассмеялись.
– Толик, – окликнул меня Еременко, – оставь ты их в покое. Для них это дело принципа. Такой вопрос решается дракой. Какой сегодня фильм в клубе, не знаешь?
– Знаешь. «Строгая мужская жизнь». Пойдем?
– И меня подождите, – сказал «замок», который, оказывается, все слышит. – Я вот только сейчас по шее одному надоедливому товарищу накостыляю. Вы не волнуйтесь, это не займет много времени!
Игрек после этих слов не стал задерживаться, и, состроив гримасу, продолжая благодушно посмеиваться, убежал.
– Беги интенсивнее! – Уваров небрежно махнул рукой в его сторону, а потом с легким раздражением продолжил: – Пойдемте. Лео, остаешься во взводе за старшего. Или все пойдем?
Лео ответил, что уже видел этот фильм.
– Ну и что? Все интереснее, чем в роте сидеть.
На это Лео ответил, что лучше телевизор посмотрит и «покачается» немного. Чтобы не опоздать к началу, мы поспешили в зимний клуб. Похоже, разница в длине пальцев больше не смущает «замка», да и к Игреку он неприязни вроде больше тоже не испытывает.
После фильма мы застали Третьяка в кубрике. Увидев Уварова, он нисколечко не испугался. Правда, он почему-то сделался на удивление молчаливым. Момент был достаточно драматичным.
– Попался! – возрадовался Уваров.
– А я и не прячусь, – замялся и умолк Игорь. По-прежнему он держится достаточно напряженно.
– Да что с тобой? Прямо даже сам на себя не похож, – выразил удивление и насмешку «замок».
Игорь смущенно улыбнулся и показал свои босые ступни. Бо¬льшие пальцы были на треть меньше соседних. На его ухоженном лице застыло выражение покорности судьбе.
– А-а! Это меняет дело, – обрадовался Уваров. – Теперь будешь знать, как над другими потешаться!
После этого он сгреб Игрека в охапку так, что у того кости затрещали.
– Голова у ног ума не спрашивает, – подытожил какие-то свои мысли Лео, но «замок» перебил его, одержимый новой идеей.
– Не откажу себе в удовольствии. Взвод! Строиться на взлетке. Форма одежды – тапочки. Вы смотрели на мои пальцы, а я сейчас посмотрю на ваши!
После минутного молчания раздались первые смешки – оказывается, таких как Уваров и Третьяк у нас половина взвода.
– Это ж надо! – веселится «замок». К его удивлению и явному огорчению у меня большие пальцы оказались явно длиннее.
Наконец, вся рота улеглась спать, и только Литин все рассказывает о своих любовных похождениях. Очередную его пассию зовут Анастасией. В казарме тихо, поэтому рассказ Литина слышно на весь кубрик нашего взвода. Я пишу на подоконнике при свете электрического фонарика письмо Новелле и вполуха слушаю браваду Литина.
– Настя предупредила, что перед тем, как пойти к ней, нам предстоит пойти в магазин, так как там выбросили прибалтийские лифчики. Я сразу огорчился, так как в очереди можно простоять до конца увольнения
– Слушай, Литин, – громко говорю я, – а не проще было вместо этого пойти другую девушку поискать? Тебе же все равно, с кем спать!
– Симона, сделай одолжение, отстань со своими замечаниями. Тебе не интересно – не слушай. Я ей говорю: «Ты же говорила, что отец для тебя достал на базе десяток лифчиков?»
– Достать-то, достал, но, ни один из них мне не подошел по размеру. Так я их девчонкам в институте перепродала втридорога, – похвасталась Настя. – И не делай мне такое кислое лицо. Тебе понравится – тонкое плетение, красивый узор, красивая строчка. Кстати, курсант, – игриво улыбаясь, спросила она, – а ты знаешь, как узнать, подходит лифчик даме или нет? Можно своими, но литературными словами!
– Нужно надеть, наклониться, и если ничего не выпадает и не жмет, это и есть нужный размер!
– Угадал, – немало подивилась подружка. – Сразу видать – специалист.
– А по мне, так лучше и вовсе без него, – честно признался я. После вынужденного двухнедельного воздержания от таких разговоров у меня даже голова кругом пошла.
– Это в постели, а в повседневной жизни он очень даже незаменим. Кстати, знаешь, чем отличается бюстгальтер «Анжелика» от остальных?
– Знаю, – ответил я, и у меня сразу пересохло во рту. – У него застежка не сзади, а спереди, между грудями.
– Хочешь, я тебя пока немного просвещу на счет лифчиков? – смеется Настя.
– Литин, – снова нарушаю я царящую в кубрике гармонию, – твоя девушка учится в институте легкой промышленности или в швейном ПТУ?
– Выбор у меня не богатый, – не обращает на меня абсолютно никакого внимания Литин, – так что приходится слушать. И Настя негромко рассказывает. – В 1940 году Госстандарт предусматривал для гражданок СССР всего три размера бюстгальтера. Литинский, а ты меня вообще слушаешь? Вопрос на зачет: какой размер у твоей девушки?
– Уточни, у которой девушки именно? – шучу я. – Забыл, слишком давно не виделись. Вот увижу твою грудь без этого самого лифчика, попробую ее на ощупь, вот тогда сразу вспомню! Честное благородное слово!
По очереди прокатился смешок, так как, наш разговор слушают. Зато после этих слов очередь пожалела меня и пропустила Настю без очереди.
– Иди, иди дочка, – сказала какая-то сердобольная тетушка. – У курсанта твоего ведь каждая минута на счету, понимаем, сами были молодыми!
Мы уже отходили, как та же тетушка сказала другим женщинам в очереди.
– Сейчас хоть нижнее белье красивое можно купить. Я как вспомню, как раньше было, сами шили цветные лифчики из простой ткани по выкройкам из журналов. А в магазинах такой ужас был, то размеры не подходят, то некрасивое, на кишку похожее!
– Это точно! Сделано грубо, криво и косо, швы по бокам не совпадали. Говорят, что сама Екатерина Фурцева после Московского международного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году на заседании политбюро ЦК КПСС сказала, что каждая советская женщина имеет право на качественный бюстгальтер. После ее выступления в Черемушках построили фабрику, на которой стали шить относительно качественное нижнее белье.
– В очереди очень кстати оказалась, весьма, начитанная бабушка, может даже лектор-международник? – откровенно смеюсь я.
А про себя я улыбнулся и, твердо, решил, что на каком-нибудь семинаре непременно расскажу о священном праве советской женщины на качественный бюстгальтер! То-то смеху будет!
– Симона, ну в натуре, не мешай слушать, – недовольно сказал Рома. – А то мы так до самого утра не дослушаем.
Ободренный поддержкой, Литин продолжил свой рассказ.
– И не говорите, девочки, – подхватила тему какая-то бабулечка, – еще совсем недавно считалось нормальным работать в огороде женщинам в обычном бюстгальтере, а мужчинам в семейных трусах! Да и на пляже так же ходили! Купальники-то появились уже только в семидесятые годы!
– Нормального мужика и семейные трусы не испортят! Я бы на этого курсанта в семейных трусах с удовольствием бы посмотрела!
Тетенька еще что-то сказала, но я уже не расслышал. А вот очередь на ее слова рассмеялась.
– Ну, ты вспомнил размер груди Насти? – изменившимся голосом спрашивает Вася.
– Да. Уже дома у Насти, когда я, наконец-то, дорвался до нее самой и до ее груди, сразу и вспомнил, – гордо закончил свое повествование Литин.
– Прикольная у тебя подружка, – говорит КорС, и я понимаю, что он язвит. А вот Литину это невдомек.
– Чего в ней такого прикольного? – удивляется он.
– По-моему, нормальная девушка не смогла бы общаться с молодым человеком, радостно обсуждающим спекуляцию лифчиками. Я так думаю.
В воцарившейся тишине первыми рассмеялись я и Миша.
Развязка
«Тесть» Лео несколько выходных вызванивает Валерку. Но все впустую. Тот неизменно оказывается или в наряде или болеет. Наконец полковнику это надоело, и он попросил ротного, чтобы тот лично привел к нему Лео, на которого полковник возлагает большие надежды.
Сегодня суббота, Лео готовится в увольнение. Надо отметить, что выглядит он по-иному, он решителен и подтянут. Видно, какой-то определенный предел терпения им уже достигнут. Когда разрешили увольнения, ротный лично отвел Лео на КПП, где передал его «тестю» из рук в руки.
– Можно сказать, – задумчиво говорит, вслед уходившему Лео, Миша, – что он с радостью прощается со своей холостяцкой жизнью!
Что касается меня, то я с нетерпением стал ждать завтра, потому, что Лео уволили на сутки. В увольнение мы с Королевым, Мишкой, Володькой, Димой, Васей и Лисом поехали на море в Николаевку. Кроме меня и Васи все пригласили с собой своих девушек. Гитару не брали, чтобы не мешать другим отдыхающим, и чтобы полностью посвятить себя отдыху.
– Не верится, – сказал Лис, – почти три года прошло, еще всего год, и мы разъедемся.
– Да увидимся мы еще! Непременно увидимся, – рассмеялся Миша.
– Я не о том, – плутовато улыбнулся Лис, – вспомни, как Симона говорил на КМБ: «Кто знает, будет ли еще в нашей жизни столько теплого моря, солнца и загорелых девушек!»
– В моей жизни точно будет, – беззаботно махнул рукой Миша. – Я остаюсь служить в Крыму.
На пляже мы нашли свободное место, и удобно расположились. Потом купались, плавали на дальность и на скорость, загорали, играли в пляжный волейбол. Время летело быстро, и всем было хорошо, даже Васе, хотя он сначала и испытывал некоторую неловкость из-за того, что он один. Время подходило к обеду, и мы уже обговаривали в какое кафе пойти, а точнее в каком кафе какое меню и кто, что хочет, когда на пляже появились культуристы. Их было много, человек восемнадцать – двадцать, и они сразу привлекли к себе всеобщее внимание.
– Организованный выезд на природу у них, что ли? – пошутил Мишка.
Но сколько не шути, не насмехайся, а вид этих ребят не оставил никого равнодушным. Я со своими сорока пятью сантиметрами шеи, бицепса и голени, и шестидесятым размером грудной клетки, почувствовал себя тонкой, хрупкой тростинкой против этих, по виду, богатырей.
Володька же со своими шестьюдесятью пятью килограммами веса и ста восемьдесят двумя сантиметрами роста вообще онемел и покраснел. Ничего не скажешь – выглядят «качки» классно. Я перевел взгляд в сторону и увидел восторженные взгляды девушек и женщин, в том числе и тех, которые сюда пришли с нами. И недружелюбные, неприветливые взгляды юношей и мужчин, в том числе моих товарищей. Это было настолько явно, что этого просто нельзя было не заметить.
– Бейте тревогу, – пошутил я, обращаясь к ребятам, но так, чтобы их подружки этого не услышали.
– Прямо хоть сейчас бросай все, бери и «качайся», – пошутил Королев и щелкнул по носу свою Светку. – Эй! Очнись, я здесь!
После этого мы собрались и направились в кафе, но трое «качков» тоже пришли туда же. Они сидели в одних плавках, пили воду, и больше ничего.
– Весь праздник отравили, – проворчал КорС, – даже аппетит пропал.
– Мы с вами, – пошутила его Света. – А все-таки согласитесь, что это очень красиво!
– А хотите, мы вас поведем на демонстрацию моделей новой одежды, – предложил я, – там манекенщицы тоже выгодно отличаются от большинства девушек.
Света первая покраснела от мысли, что может проиграть в состязании с манекенщицами.
– Может, пойдем и пообщаемся с ними? – предложил КорС, – кивая на «качков».
– Я с удовольствием, – стукнул кулаком по ладони Миша.– Говорят у них мышцы забитые, и они медлительные. Вот сейчас и проверим!
– Не в смысле подеремся, а именно пообщаемся. Я уверен, что мы легко дадим им сто очков вперед по любой теме! Кроме бодибилдинга и специального питания, разумеется.
– Не стоит, – тряхнул я головой, – в конце концов, они нам ничего плохого не сделали.
Меня дружно поддержали все девушки.
– Ребята, ну, в самом деле, вы что, себя ущербными какими-то считаете, что ли?
– Это все-таки, не самое главное. Хотите, верьте, а хотите не верьте. Скажу я вам по секрету, о них говорят, что они только то и могут, что фигурами своими покрасоваться, но не больше, – говорит Королев.
– Храните и не теряйте чувство собственного достоинства, его вам потом уже никто не найдет и не вернет. И потом, если вы немного понаблюдаете, то заметите, что как ни кажется, – они сами, а с вами рядом классные девчонки! Ну-ка взгляните внимательнее!
– А что вы тогда глазеете на них, а не на нас?
В общем, ни общаться, ни драться мы с ними не стали, а поев, пошли опять на пляж. Мы отдыхали, но каждый и каждая из нас, то и дело поглядывали на культуристов.
Вечером Володька Еременко с удвоенной энергией тягал тяжести в расположении роты. А меня весь вечер занимали мысли о Лео, они, так сказать, заняли центральное место в моей голове. Но Лео появился уже вечером этого, же дня! Он почему-то покрыт пылью, но весел, бодр и доволен.
– Отвез он меня на свою дачу, это примерно километров двадцать отсюда, – сам начал рассказывать Лео, даже не дожидаясь моих вопросов. – И закрыл внутри с дочкой, а сам уехал.
– Вдвоем, значит, оставил вас?
– Ага. Она и так, и этак, а я ей честно объясняю, что она хотя и хорошая, но я к ней ничего не чувствую.
– Ну, она и разделась? – полу утвердительно сказал я.
– Слушай, Толик, а откуда ты знаешь? – смешно таращится на меня Лео.
– Что же здесь знать? – пожал я плечами. – Это элементарный прием.
– Да? В общем, я раскрыл окно и выпрыгнул. Заметь, со второго этажа, между прочим!
– Что, менее эффектно – через окно первого этажа выпрыгнуть никак нельзя было? – смеюсь я, вообразив себе удивленное лицо «невесты» Лео после его прыжка.
Лео хмыкнул, и даже улыбнулся.
– На окнах первого этажа у них решетки.
– Тогда понятно, – кивнул я.
– И пошел я по дороге в Симферополь. Она меня догнала на машине и уговорила подвезти. Обещала, что просто подвезет и все. Ну, я поверил и сел. А она меня в лесополосу завезла, опустила сидение и давай целоваться. Я еле опомнился, вырвался и дальше уже так пешком до самого города шел. Ни один автобус меня не обогнал, а машины не останавливались. Она меня обогнала, но больше подвезти почему-то не предлагала.
– Почему-то! Ну, ты даешь, Лео. Ты же ее унизил!
– Кто, я? Да ты что! Я же воспитанный, вежливый человек! Впрочем, может ты и прав… Я и не подозревал, на что на самом деле способен. Что ж, надеюсь, теперь-то она оставит меня в покое?
– Слушай, а что было самым трудным для тебя? – спрашиваю я.
– Возможно, самым тяжелым было отвернуться от ее обнаженного тела, чтобы уйти. Ты прав – она красивая, что и говорить.
– А чему-нибудь ты в этой ситуации научился?
– Да. Я понял, что чем быстрее научишься принимать решения, тем лучше. Причем для всех, а то я все тянул, давал повод надеяться, не хотел обидеть, а вышло, что обидел, причем еще сильнее. А я меньше всего хотел ее обидеть. В смысле, я совершенно этого не хотел. Я предпочел бы, чтобы ничего этого не было. Все-таки, знаешь, бывает трудно сделать выбор. А еще знаешь, я стал лучше понимать тебя!
Я удивленно приподнял бровь.
– Да, да! Ты никогда не сомневаешься, а сомнения, разумеется, только путаницу делают. Когда я пришел к пониманию этого, все как-то сразу встало на свои места.
После этого случая полковник действительно отстал от Лео. Хорошо хоть, что такие, как я, не в его вкусе! Ему нужен зять спокойнее и мягче, не то, что я! А Лео может и прогадал: девчонка она хорошая, и опять же еще одно из главных преимуществ – папа полковник, начальник кафедры, и все это в нашем училище, а оно, родимое, находится не где-нибудь, а в Крыму! Впрочем, это его выбор, ни то, ни другое его не прельстило.
Справедливости ради надо еще добавить, что несостоявшийся «тесть» нигде и никак не прессовал несостоявшегося «зятя», а «зять» не испытывал ни малейшего сожаления о том, что не породнился с полковником.
Песня
После летней сессии нам предстоит ехать на войсковую стажировку в должности командира взвода. География – весь Советский Союз. Ротный на построении роты спрашивает:
– Третий взвод, в Москве все были? Не все? Будете! Вам выпал жребий ехать на стажировку в Нарофоминск Московской области. Думаю, вы найдете возможность во время стажа побывать в Москве. Каждый офицер нашей армии и флота должен хотя бы раз увидеть нашу столицу!
Однако радовались мы недолго. Каким-то образом жребий переиграли, и в Нарофоминск поедет 1-й взвод. А наш взвод вместе со 2-м взводом уже едет на Байконур в Казахстан. За исключением Вени. Он едет на стаж прямо в Москву, к папе.
Сегодня воскресенье. Я смотрел по телевизору «Утреннюю почту», в которой Сергей Минаев поет песни своего сочинения на уже существующие мелодии. Настроения отчего-то совершенно нет, и у меня сама собой рождается злобная песня о нашем предстоящем стаже в должности командиров взводов в полупустыне на Байконуре. Первый вариант мне не очень понравился, и я правил песню в течение всего дня. Вечером, уже после вечерней поверки я показал слова Столбу, ему слова понравились.
– Это на мелодию «У павильона «Пиво – Воды?» – деловито поинтересовался он.
– Ага, «Вот кто-то с горочки спустился».
– Давай, слабаем в две гитары? – предложил мне Столб, хотя я и сам намеревался предложить ему эту же самую идею. И мы запели, привлекая всеобщее внимание.
На стаж приехали мы в Ленинск.
Вокруг пески, кругом жара,
А по ночам все время снится
Холодная вода, вода.
А как вернусь домой со стажа,
Так не узнает меня мать,
А как узнает, сразу скажет:
«Ну, там, видать, не благодать».
«Ага, маман», – я ей отвечу,
«Нельзя там жить совсем-совсем».
Потом напьюсь за нашу встречу,
И расскажу про стаж свой всем.
Я расскажу друзьям и близким,
Про те коварные места,
С палящим небом, знойным, низким,
Где шестьдесят в тени жара
И как искали тень напрасно,
Как напивались допьяна,
Не верили, что жизнь прекрасна
И что полюбит нас она.
Ракеты по небу летают,
Его просторы бороздя,
И волосы там выпадают,
Не остается ничего.
Я почернел там весь от солнца,
Иссохся весь и похудел,
Но, не смотря на все капканы
Оттуда смыться я сумел.
Под мокрой простынью там спали,
Урывками по полчаса,
Но только простынь высыхала,
Так матом крыли голоса.
Я ненавижу Казахстан весь,
Пески, барханы, верблюды,
Но до конца своева стажу
И ни туды, и ни сюды.
Заплачут братья мои, сестры,
Заплачет вся моя родня,
А если в Ленинск вновь направят –
Я не останусь в нем ни дня.
Будь проклят Богом край песчаный,
Кумыс, барханы, ишаки,
На стройплощадках и дорогах
Мои стоптались сапоги.
Я там мечтал всегда о доме,
А день казался мне как год.
Мечтал о девушке знакомой,
А вот она – наоборот.
Меня забыла, ты, родная,
Пока я ездил по пескам.
Моя любовь к тебе большая
Мне очень помогала там.
А как теперь-то жить я буду?
Что я поделаю с тоской?
Ведь я тебя уж не забуду,
Навек останешься мечтой.
Уж лучше б скорпион ужасный
Меня на стаже укусил,
Чтоб умирая в миг прекрасный
Я лишь тебя одну любил.
Я помню, старый саксаул
Иль, может, старый аксакал,
Залезший, спьяну на дувал,
Мне доверительно сказал:
«Весь мир бардак. Все бабы ****и,
а жизнь дана лишь только раз.
Беги, сынок, аллаха ради,
Успеешь к поезду как раз.
И паровоз вперед помчится,
Ты встретишь новую весну,
А жизнь летит, она, как птица,
Ты проживи ее в Крыму.
Родной мой Ленинск, стаж родной
Чтоб я не видел больше вас!
Сейчас домой я в Гайсин еду,
Указ мне майский не указ.
Я снова буду жить на воле,
Вино, девчонки, кабаки,
А в Казахстане выпадают
Радиоактивные дожди.
Да здравствует моя Украйна,
Да здравствует наш райский Крым!
Я искупаюсь в Черном море
И не расстанусь больше с ним.
И как кошмары будут сниться
Мне тот проклятый летний стаж,
Мне по ночам теперь не спится,
Свой стаж я вижу, как мираж.
Мое здоровье подорвали
Те три недели в чайханах.
Что западло там ждет, не знали,
Спаси меня, мой брат аллах!
Военный истребитель в каске
Мне приснился в эту ночь.
И снилась стройка, снились краски
И замполитовая дочь.
У павильона «Пиво – воды»
Мы массовали на траве.
Лишь отпускные получили, –
Здесь окопались насовсем.
А отпуск наш идет, проходит.
У павильона мы лежим.
И на подруг, что здесь бывают,
Мы абсолютно не глядим.
Лежу, чешу свое хозяйство,
Под крымским небом голубым,
Кругом сплошное разгильдяйство,
А отпуск тает, словно дым.
Я вновь вернусь в родную дурку.
Встречай меня, родной дурдом!
Ну, а пока спою я «Мурку»
И забегу я в «Гастроном».
У павильона «Пиво – воды»
Лежал вповалку третий взвод.
Прошел он через все невзгоды
И вырубился возле «Вод».
С утра купаемся мы в водке.
Милиция нам пополам.
А Дмитриевич готовит
Нам новый марш по тем горам.
По тем горам, где мы бывали,
Где пыль глотали, мерзли где.
Где по ночам во сне ворчали
И лишь мечтали о…
Ах, Байконур и город Ленинск,
Зачем нужны вы на земле?
Ведь мы за мир! Не надо войн!
Разоружаться надо всем!
Ах, господин, товарищ Рейган,
Скорее в гости приезжай,
И подпиши ты договор,
Ребят от стажа выручай.
Ах, старый добрый аксакал,
С которым вместе я бухал,
Ты правильно тогда сказал,
Ты «шарил» в жизни, все ты знал.
Да, жизнь – она у нас прекрасна,
Порой в тумане и в дыму.
Чтоб время не терять напрасно,
Я проживу ее в Крыму.
Когда отзвучал последний куплет, и гитара смолкла все стали меня хвалить, Королев критиковать.
– Молодец, Симона, – неожиданно похвалил меня и Ежевский. – Ты делаешь успехи. Ты это сам своим собственным языком написал? Молодец!
– А то! Фирма веников не вяжет! – смеется Веня, потом хитро улыбается и говорит, – рифмованные строчки – любимая форма выражения своих мыслей у романтиков и влюбленных. Симона, ты то или другое?
– Он, похоже, и то и другое, – расплылся в улыбке Лео. – Ну, придумай сам, а? Потому что мне, по большому счету, без разницы.
– Песня! Слова – автора, музыка – плагиат, – ворчит КорС, – что очень сильно бросается в глаза. В смысле, режет слух. Правда, плагиат творчески переработанный.
После этого мы со Столбом на бис спели эту песню еще трижды, а потом взводный разогнал нас спать. Спать не хотелось, поэтому мы достаем взводного вопросами.
– Товарищ старший лейтенант, а капитан Туманов поедет с нами на стажировку?
– Нет, он в отпуске и уже уехал из Симферополя.
– На отдых? – завистливо спрашивает Яд.
– Нет, он со своей женой поехал, – едва заметно улыбнулся наш взводный.
– Что ни говорите, – с умным видом говорит Королев, – а у пауков в этом вопросе все намного честнее. Самка паука «Черная вдова» съедает своего партнера сразу после совокупления. Наши жены растягивают это удовольствие на всю жизнь. Симона, спой свою песню еще раз, будь другом.
– Ну, нет, – возмущается взводный, – я запрещаю петь эту ерунду.
– «Здесь убивают за стихи, – громко и красиво декламирует Столб, – знак неслыханного к ним уважения, так как здесь еще способны жить стихами». Осип Мандельштам, между прочим.
– Ну, вы Столбовский и сравнили одно с другим, – рассмеялся взводный, и махнул рукой, – впрочем, если хотите, пойте.
На следующее утро, перед выходом на утренний осмотр, когда я оставался в кубрике один, проверяя порядок в тумбочках курсантов своего отделения, ко мне подошел озабоченный Столб.
– Толян, ты не очень занят? – начал он издалека. – Можешь мне уделить минуту времени?
– О чем разговор, – удивился я, – конечно могу!
– Слушай, брат, – немного смущаясь, спрашивает Столб, – слушал я твою песню о стаже, и никак не пойму, а чего это ты написал: «Мечтал о девушке знакомой, А вот она – наоборот. Меня забыла, ты, родная, Пока я ездил по пескам». У меня эти строчки из головы не идут. К чему ты это написал? Я помню, ты говорил, что у тебя с твоей Новеллой все в полном порядке, что в отпуске после стажа вы будете решать, когда свадьбу делать, и вдруг: «Меня забыла ты родная?» Ничего не пойму. Может, объяснишь?
– Не знаю, что и сказать, – растерянно признался я. – Понимаешь, оно как-то само по себе написалось. Не знаю, почему так вышло, но менять текст не хочется.
– А, – неопределенно ответил Столб, – пошли уже, что ли, на утренний осмотр?
Неожиданное предложение
Во время ПХД к нам на спортгородок, где наш взвод убирает закрепленную территорию, пришел наш бывший курсант Игорь Молодов, он же Батя. Как оказалось для того, чтобы пригласить меня в гости. Он отрастил себе усы, и у всех наших курсантов это вызвало смех.
– Даже не думай отказываться, – смеется он. – Я понимаю, что женское общество много приятнее моего, но все-таки удели мне пару часов.
Я не стал говорить ему о том, что с женским обществом я давно завязал, так как люблю одну единственную девушку и мечтаю жениться на ней.
Квартира Бати на площади Мира,1 меня приятно поразила. Здесь сделан шикарный ремонт, от старой мебели не осталось и следа. Вся мебель не просто новая, а моднейшая и очень дорогая. На порядок дороже прежней. Окна, как я заметил, тоже новые. И половицы больше не скрипят. Полы застелены мягкими коврами, в которых проваливаешься, будто идешь по мху.
– Будешь? – предложил мне Батя, открыв бар с зеркальными и красными бархатными стенками. (Таких бутылок я еще и не видывал!) – Нет? Ты же уже не занимаешься спортом?
– Почему нет? Занимаюсь. С боксом завязал, а со спортом нет.
– Ну, как хочешь, а я выпью, расслаблюсь. Может, передумаешь? – Батя обвел рукой бутылки, красующиеся в баре. – Берег для особенного случая! Ведь в стране все еще борьба с пьянством!
Но я снова отказался. Приятель включил магнитофон, и стал накрывать на стол. В комнате зазвучал голос Розенбаума. Это концерт «Гоп, стоп», который до прошлого года был подпольным.
После сытного обеда Игорь угостил меня чрезвычайно вкусным мороженым. Я честно признал, что такого вкусного мороженого мне еще есть, не приходилось
– Еще бы, – воскликнул Батя. – Это самодельное мороженое, я его сам из свежего молока сделал.
Думаю, что он позвал меня совсем не для того, чтобы хвастать своими кулинарными успехами, но я разговор не начинаю. Если Игорю есть что сказать, пусть сам начинает этот разговор.
– Уверен, что ты уже понял, что я тебя позвал не для того, чтобы угостить мороженым, – начал он, испытывающее посмотрев на меня. – У меня к тебе неожиданное и очень серьезное предложение.
Батя встал и прошелся по комнате. Он постоянно дергает себя за усы. Видно, что он волнуется. Что же такого важного он ждет от нашего разговора?
– Толик, не перебивай и не спеши с ответом. Мне очень нужна твоя помощь. Как ты смотришь на то, чтобы отчислиться из училища и работать вместе со мной?
Да уж, предложение и в самом деле неожиданное! И это очень мягко сказано!
– Понимаешь, я пытаюсь развивать свое дело, зарегистрировал несколько кооперативов, но меня на все не хватает. Тебе я полностью доверяю, и ты мог бы оказать мне неоценимую помощь, а заодно стать обеспеченным человеком. Вижу, у тебя есть вопросы, задавай.
– Игорь, не думаю, что я пойду на это. Я не готов обсуждать эту тему, я не представляю себя вне армии.
– Это сейчас. Поверь мне, завтра утром ты проснешься, и будешь намного яснее представлять перспективы этого решения.
– Бать, просто для любопытства, а как ты это все представляешь?
– Очень хорошо представляю! Я уже все обдумал. Жить будешь в частном доме – он мне остался от бабушки. Жить будешь сам, то есть сам себе хозяин. Прописку симферопольскую я тебе сделаю. Руководить будешь любым направлением, какое сам выберешь. У тебя определенно развита такая черта как предприимчивость. К тому же у тебя есть то, чего так не достает мне – ты сильный, уверенный, импозантный. У тебя слова не расходятся с делом. Я же даже не произвожу такого впечатления. Я очкарик, и меня всерьез не очень воспринимают. С тобой бы считались гораздо больше, чем со мной. Любой человек чувствует в тебе силу, так что и с рэкетом тебе общаться будет проще, чем мне.
– С рэкетом? – удивился я. – Если я правильно помню, при Петре I в России было создано специальное ведомство по приему жалоб и заявлений, которое называлось рэкетмейкерство.
– Ты правильно помнишь, но твои знания здесь, ни при чем. Кстати, с твоей легкой руки у меня есть свой швейный цех. Недавно я начал производить свое мороженое, ты его только что пробовал. Есть несколько шашлычных, и еще кое-какие темы. Но меня тормозит то, что я один. С твоим приходом дело сдвинется с мертвой точки. Ты бы контролировал уже работающие темы, а я бы бросил все силы на достижение главной цели – дальнейшее расширение бизнеса. Понимаешь, не нашлось ни одного человека, кому я мог бы доверять. Брал в партнеры одноклассников, родственников, соседей. Все воруют, все хотят много получать, а работать никто не хочет. Причем я ведь не против того, чтобы партнер мутил и свои дела, но не обворовывал при этом меня! Во всем нужна мера. Но те, с кем я пытался сотрудничать – хотят урвать сразу и много.
Я вспомнил, как Миша называл меня деловаром, но по факту – куда мне до Бати! Как от Земли до Луны пешком.
– Я сотни раз перебирал в уме всех своих знакомых, но лучше тебя кандидатуры не вижу. Я уже забыл, когда высыпался в последний раз, – пожаловался Игорь. – Не могу я физически охватить и контролировать сразу все. Сейчас такое благодатное время, можно стать миллионерами, да-да, не удивляйся, именно миллионерами! Есть направления, которыми можно было бы еще заняться, но мне одному это не под силу. У меня ты сможешь зарабатывать в месяц больше, чем за год офицерской службы. Я тебя не тороплю с ответом, подумай хорошенько. Поверь мне, тебе никогда не придется жалеть о том, что ты уволился из армии и занялся со мной бизнесом.
Курсантских денег, конечно, явно не достаточно даже самому, а уж если встречаешься с девушкой, то и подавно. Многие наши курсанты разгружают вагоны на товарной железнодорожной станции. Я бы тоже не отказался подкалымить, если бы подвернулся какой-нибудь «левак», но то, что предлагает Батя, это совсем другое.
– Вот ты думал над тем, что тебя ждет в будущем? Знаю, что кто-кто, а такие люди как ты, как КорС, думают об этом. Куда-то не туда идет наша страна. В стране не перемены, на которые все так надеялись, а сплошные подмены. Ускорение не успевает за гласностью, и вряд ли успеет. Пошатнулась административная устойчивость нашей власти, она уже не абсолютна. Люди начинают понимать, какая это власть на самом деле. Советская власть видит своих граждан своими потенциальными врагами. Ты посмотри, 70-е годы это ведь настоящая, пусть маленькая и почти бескровная, но гражданская война в СССР! Ты же не можешь прятать голову в песок и не замечать этого? Эту власть олицетворяет КПСС. И ты хочешь, зная и понимая это, быть проводником политики такой партии? Хочешь воевать со своим народом?
– А ты меня ни с кем не путаешь? Я не сотрудник КГБ, а военный. Армия же служит инструментом защиты от внешнего врага!
– Ошибаешься, дружище. Так должно быть, но так не будет. Вспомнишь мое слово – скоро армии дадут приказ, и армия будет воевать со своим же народом. Кстати, то, что вы пока ни разу не усмиряли крымских татар, это просто случайность. А если вас поднимут по тревоге и бросят против них, тогда что? Кому ты станешь рассказывать о том, что ты согласен воевать только с иностранными агрессорами? Да тебя еще и под трибунал отдадут! Неужели ты до сих пор не понял, что наша армия своего начальства боится много больше любого НАТО и прочих врагов? А если тебя в стычке с татарами убьют, это называется, жизнь, отданная за Родину? Ты так это себе представляешь? Не заставляй меня разочаровываться в тебе, ты ведь всегда выгодно отличался от других курсантов именно тем, что думал сам! Не мыслил категориями лозунгов, а думал своей собственной головой! Или армия уже так сильно изменила и тебя?
Я подавленно молчал. Никогда мне еще не доводилось общаться с таким ярым антисоветчиком, каким стал Батя. А он тем временем продолжил.
– Армия это жизнь по строгим правилам, а ты независимый, любишь свободу и справедливость. Можно тебя спросить, какова мечта всей твоей профессиональной жизни? Всерьез мечтаешь стать генералом? Генералами станут Веня и Удав, потому что у них папы генералы. Может быть, ты дослужишься до полковника, и что с того?
В дверь позвонили, и разговор на время прекратился, так как Батя пошел открывать дверь. Это пришла соседка.
– Игорек, – затараторила она с порога, – в магазине сливочное масло выбросили, идите все в магазин.
– Спасибо, тетя Зоя, – поблагодарил Батя, – сейчас пойду.
– Пожалуйста, пожалуйста. Свои люди. Ну ладно, я побежала.
– Слышал? – вошел в комнату Игорь. – «Масло выбросили». Как ты считаешь, долго еще просуществует такая страна? Я берусь утверждать, что по историческим меркам ей остались считанные дни до краха. Не обижайся, но я скажу, что ты живешь, как пацан, то есть, как ребенок, а я тебе предлагаю сразу повзрослеть.
– Пока не знаю. Мне нужно подумать.
– Конечно, конечно, подумай. Нормальным людям свойственно думать! Как говорится, есть три вещи, которые никогда не возвращаются обратно: время, слово, возможность. Поэтому, не теряй времени, выбирай слова и не упускай возможности!
Соблазн велик, что и говорить. Но я так и не решился на этот шаг.
– Знаешь, Игорь, я уже подумал. Мой ответ – нет.
Я готов поспорить, что Батя не ожидал от меня ни такого скорого ответа, ни тем более, отказа.
– Я всегда знал, что ты человек-парадокс, – на лице Игоря появилась недоуменная улыбка. – Значит, предпочитаешь сидеть, сложа руки?
– Бать, а когда ты стал так люто ненавидеть нашу страну?
– Я все понял. Я тебе ничего не говорил. Меньше знаешь – меньше отвечаешь. Расскажи, – как ни в чем не бывало, продолжил Батя, – что там новенького в нашем училище?
Рассказав, я попрощался и пошел в город. У винно-водочного магазина я вдруг увидел, что люди выходят с водкой, которую называют «андроповка». Памятуя, что наши ребята стараются брать именно ее, я поспешил к телефону-автомату. Миша перед увалом говорил, что будет дома, так как у его мамы день рождения.
– Миш, – громко говорю я в трубку, – тут «андроповку» продают. Не знаю, надо тебе это или нет, но я решил тебе позвонить. Так сказать, на всякий случай!
– Где ты? – серьезно спрашивает меня Миша. – Дождись меня!
Ждать пришлось около пятнадцати минут. Мишка приехал на папиной черной «Волге», купил за «чирик» очередь и взял шесть ящиков «андроповки». Я помог ему перенести ее в машину. Очередь недовольно зароптала, но было поздно.
– Ну, Толик, ну спасибо! – двумя руками пожал он мне руку. – А я уж думал, что «андроповки» больше не увижу.
– Что так? – заинтересовался я.
– Водка дорожает, а «андроповка» это самая дешевая водка. Без преувеличения могу сказать, что в прошлый раз я ее видел в продаже полгода назад. Спасибо, дружище! С меня причитается! Подвезти тебя? Нет, ну тогда извини, мне нужно ехать. У нас дома гости. Еще раз огромнейшее спасибо!
Весь увал и всю дорогу в училище я думал над Батиным предложением. В казарме царило оживление, это рота вернулась с вечера отдыха.
– Симона! Чего на танцах было! – подлетел ко мне Веня, хотя и других желающих рассказать хватает. – Вася наш скакал на танцах, а его одна девушка спрашивает: «Любишь танцевать? Так научись!»
Ребята еще что-то рассказывали мне, а я только улыбался губами, а сам все прокручивал и прокручивал в уме разговор с Батей.
Ни шагу назад!
Во время уборки территории в моем отделении снова разгорелся спор по поводу того, были ли в годы Великой Отечественной войны в нашей армии заградотряды и штрафбаты. Вася опять наотрез отказывается верить в то, что свои (то есть наши) расстреливали наши же отступающие части.
– Все это ложь! – с пеной у рта, как бешеный, доказывает он. – Я уже не могу говорить спокойно! Кутузов вон даже Москву сдал, и его до сих пор уважают! А это все провокационные слухи, антисоветская клевета! А вы ее повторяете и разносите, как заразу!
Его мнение горячо разделяют Лис, Дима, Литин, Артем и Володя. Но доспорить до конца нам не дали. Точнее, спор наш закончился неожиданно. Мы и не заметили, как к нам подошел наш замполит роты старший лейтенант Бакай.
– Вася, ты горячку-то не пори. Скажи, а штрафбаты, по-твоему, тоже выдумка? – на удивление сдержанно спрашивает его Миша.
– Странный вопрос. Да, да, разумеется! Никаких штрафбатов у нас не было, и быть не могло! – сердито кричит Вася.
– Нет, – начинается сам горячиться Миша, обращаясь ко мне, – ты видел когда-нибудь что-либо похожее?
Действительно, это прямо-таки диковинное зрелище – Вася кричит на Мишу! Трудно поверить, но, похоже, всегда чересчур осторожный Вася, как говорят в нашей курсантской среде, вообще страх потерял!
– Не пойму я, хлопцы, чего вы спорите, – встрял в наш разговор замполит, и пожал плечами. Теперь все наше внимание приковано к нему.
– О! Товарищ старший лейтенант, – бросился к нему Вася, – рассудите нас. Были ли в нашей армии…
– Я слышал ваш разговор, – перебил его Хлопец. – Если бы вы, товарищ Россошенко, читали первоисточники, то у вас такого вопроса не возникло бы. А так, относительно ваших знаний стоит большой знак вопроса. Запомните: Приказ Народного комиссара обороны СССР от 28 июля 1942 года № 227, разговорное название «Ни шагу назад!»
К нашему немалому удовольствию, замполит знает историю и оказывается в нашем споре как бы на нашей стороне. Вася слушает с расширенными от страха глазами.
– Это приказ, ужесточающий дисциплину в Красной Армии, запрещающий отход войск без приказа, – сухо излагает тем временем факты замполит. – Именно на основании этого приказа были сформированы штрафные подразделения из числа провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости. Штрафные батальоны в составе фронтов и штрафные роты в составе армий, а также заградительные отряды в составе армий.
Мне до этого разговора еще не приходилось слышать этой информации, так что я, без преувеличения, слушаю во все глаза.
– Заградительные отряды или заградотряды – отряды, которые размещались позади основных войск для предотвращения бегства военнослужащих с поля боя, поимки шпионов, диверсантов и дезертиров, возвращения в части бежавших с поля боя и отставших военнослужащих. Создавались во всех вооруженных силах, в критических ситуациях, из наиболее подготовленных военнослужащих. В разных странах они носили разные названия: Полевая полиция, Жандармерия и так далее. Наиболее известны заградотряды Троцкого в РККА, войск НКВД (пограничных и внутренних). До этого у нас заградотрядами назывались военизированные рабочие дружины, целью которых была борьба с мешочниками и спекуляцией в годы Гражданской войны.
По мере того, как говорит замполит, Вася все больше и больше бледнеет. Он с все возрастающей тоской беспомощно смотрит на Хлопца. Лис, Дима, Литин, Артем и Володя слушают замполита с содроганием.
– А штрафбаты? – со слабой надеждой переспросил Вася. – Они что, тоже были?
Задав вопрос, Вася застыл, чтобы не выдать волнения. Хлопец, который, как мы уже заметили, никогда не горячится во время споров, продолжает спокойно и аргументировано отвечать.
– Штрафные части, – так же спокойно продолжил замполит, – это формирования (специальные воинские части) действующей армии, в которые в военное время в качестве наказания направлялись военнослужащие, совершившие преступления, кроме тяжких преступлений, за которые полагалась смертная казнь. Во время Великой Отечественной войны в РККА штрафные части существовали в виде отдельных штрафных батальонов и отдельных штрафных рот. Между прочим, я об этом говорил пару минут назад.
Вася, не в силах совладать с собой, громко всхлипнул.
– В авиационных соединениях непродолжительное время существовали отдельные штрафные эскадрильи. Помимо Красной Армии, штрафные части и подразделения имелись в вооруженных силах других стран. Вот так-то, товарищ Россошенко.
Васе понадобилось собрать всю свою волю, чтобы не расплакаться, так велико его разочарование. А довольный ответом замполита Королев просит разрешения задать ему вопрос.
– Товарищ старший лейтенант, а был ли у немцев в годы войны специальный приказ о комиссарах?
– Был, хлопцы. Только не приказ, а указ. Он так и назывался «Указ о комиссарах» – секретный указ от 6 июня 1941 года, отданный верховным командованием вермахта немецким офицерам, который предписывал уничтожать захваченных в плен комиссаров (политруков). «Указ о комиссарах» фигурировал в числе документальных свидетельств геноцида на Нюрнбергском процессе. Кроме Указа о комиссарах немецкое командование выпустило ряд дополнительных директив. В этих директивах был расширен список подлежащих уничтожению лиц, в частности в них упоминались в качестве особой группы евреи. В специальном распоряжении № 1 начальника Верховного командования вермахта к директиве № 21 от 19 мая 1941 года говорится о том, что борьба против большевизма требует строгих решительных мер против большевистских агитаторов, партизан, саботажников и евреев.
К нам присоединился весь взвод и теперь внимательно слушает замполита.
– Специальной директивой Главного управления безопасности рейха от 2 июля 1941, подписанной Рейнхардом Гейдрихом, адресованной начальникам СС и полиции на оккупированных территориях нашей страны, было предписано, что смерти подлежат сотрудники Коминтерна; сотрудники высшего и среднего ранга, а также наиболее активные сотрудники низшего ранга в партии, Центральном комитете, областных и районных комитетах; народные комиссары; евреи – члены партии и занятые на государственной службе; а также прочие радикальные элементы, то есть диверсанты, саботажники, пропагандисты, снайперы, убийцы, поджигатели и так далее.
Затаив дыхание, мы слушаем нашего замполита. КорС, понятное дело, знает о существовании этого указа от своего деда. А вот лично я слышу о существовании этого указа первый раз в жизни.
– Хотя в «Указе» первоочередное значение отдается уничтожению коммунистических активистов, оказывающих сопротивление, а уничтожению евреев – второстепенное, в устных указаниях акценты менялись местами, – объяснил нам замполит. – Понимаете, хлопцы, если бы мы жили в то время и попали в плен, то нас, как комиссаров и коммунистов, расстреливали бы в самую первую очередь. Проникнетесь этим, хлопцы. А вы, курсант Россошенко, уделите должное внимание учебе. Думаю, вам это пригодится, как никому другому.
Замполит удалился, напевая себе под нос: «Вы лучше лес рубите на гробы – в порыв идут штрафные батальоны».
На удивление многим Вася выслушал эту информацию довольно спокойно. Но он выглядит совершенно опустошенным и долго еще не отважится на разговоры на эту тему.
– Слушай, Вася, – миролюбиво говорит Королев, – может, тебе будет легче, если ты узнаешь, что штрафбаты придумали вовсе не в СССР?
– Правда? – загорелись глаза Васи.
– Сущая правда. Их придумали немцы еще до войны. Только они их называли дисциплинарными батальонами.
– Спасибо! – слабо улыбнулся Вася.
И ему стало легче. Осунувшийся и как бы даже постаревший Вася нашел в себе силы слабо улыбнуться. Замполит ушел, а наш спор сам собой прекратился. Мы продолжили уборку территории, и каждый представлял, каково это было быть политруком в то страшное время. Вася подошел к Мише и примирительно протянул руку.
– Не сердись, я был неправ, – грустно признал он. – Так страшно поверить в то, что все это правда.
И он снова тяжело-тяжело вздохнул. На него жалко смотреть, и Миша просто, молча, пожал протянутую руку и все. На этом все и окончилось. Почти. Перед сном, когда мы с Мишкой уже лежали в койках, он повернулся ко мне и сказал.
– Знаешь, Толик, а я никак не ожидал от Васьки, что он найдет в себе силы и пойдет на «мировую». Может, мы о нем худшего мнения, чем он того заслуживает?
– Может, – подавляя зевоту, ответил я. – Давай спать!
О наградах
Никогда лекции не кажутся такими длинными и скучными, как перед отпуском. До отпуска еще далеко, впереди войсковая стажировка, но лекции утомляют и надоедают не меньше, чем перед отпуском. Сегодня лекция снова не по плану, а для души нашего преподавателя истории подполковника Козлова. Сегодня он решил рассказать нам немного о наградах.
– Чем награждали красноармейцев в самые первые месяцы советской власти, кто знает? Никто? Сержант Иванов.
– Кожаными куртками и красными революционными шароварами, – бодро доложил я, вспомнив книгу «Дума о тебе» Михаила Стельмаха и фильм «Офицеры».
По аудитории пробежался смешок, да и сам Козлов тоже добродушно улыбнулся. Он сделал успокаивающий жест и продолжил свой рассказ.
– Садитесь, товарищ сержант. В общем, правильно. Красноармейцев награждали ценными подарками – часами, немецкими и английскими пистолетами, японскими карабинами, обувью, кожаными куртками. А красные военлеты Григорий Сапожников и Петр Межерауп даже получили в подарок трофейные французские истребители «Ньюпор». Декрет об учреждении первого ордена «Красное знамя» был подписан Свердловым 16 сентября 1918 года.
Информация, действительно, нова и интересна, и почти весь взвод конспектирует материал. Я тоже записываю, так как почти ничего из сказанного не знал. Вася тоже добросовестно пишет, шевеля в помощь губами.
– Первым кавалером этого ордена стал будущий маршал Василий Блюхер, а четвертым – Нестор Махно.
Преподаватель сделал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Махно был награжден этим орденом за освобождение Мариуполя от белогвардейцев и французов 27 марта 1919 года.
Я обратил внимание на то, что Вася сидит в нерешительности, не зная, писать ему про Махно или нет. Он затравленно посмотрел по сторонам, давая себе минуту на размышления, и решил, что лучше не писать. Он у нас глубоко убежден в том, что осторожность – мать премудрости.
– После окончания гражданской войны понадобилась награда за доблестный труд, поэтому в конце 1920-го был учрежден орден Трудового Красного знамени. В четверку первых кавалеров попал, например, Шосткинский капсульный завод. Еще до создания Союза ССР республики учреждали свои ордена. Так, свои ордена Трудового Красного Знамени имели Белорусская социалистическая советская республика, Украинская социалистическая советская республика. На украинском ордене был начертан лозунг «Володарь світу буде труд».
– То есть как? – удивился Лео, но преподаватель перебил его, даже не дослушав его вопроса.
– Что вам не ясно, товарищ Леонтьев?
– Разве правильно говорить сначала социалистическая, а потом советская республика? – недоумевает Лео, а вместе с ним весь взвод.
– Это сейчас говорят наоборот, а тогда порядок был именно такой – вначале социалистическая, а уже потом советская республика. Хороший вопрос, Леонтьев, вам пять.
– За что пять? – задохнулся от зависти КорС.
– За вопрос, товарищ Королев. Иногда вопрос стоит больше ответа. Орденами республик перестали награждать в 1933 году. Курсант Россошенко, а какая награда является наивысшей в нашей стране?
– Орден Ленина, – сильно волнуясь, ответил Вася.
– Правильно, только нужно отвечать полным предложением: «Высшей наградой в СССР…» Орден Ленина был учрежден 6 апреля 1930-го. Первым его кавалером стала газета «Комсомольская правда». Одновременно появился орден Красной Звезды. Первым его получил все тот же Блюхер – за отбитое нападение китайцев на нашу железную дорогу. 16 апреля 1934 года было введено звание Героя Советского Союза. Сначала кавалеров награждали только грамотой. Золотую звезду для них ввели 1 августа 1939 года. К тому времени в стране уже было 122 героя. Дважды Героям надлежит ставить бронзовый бюст по месту рождения.
– Симона, прикольно, да? – вдруг встрепенулся и шепчет мне КорС.
– В чем тут прикол? – вместо меня спрашивает Дима, так, что я просто покосился на Королева.
– Ну, Иванов же у нас всю жизнь прожил в Гайсине, но если вдруг он станет дважды Героем, то бюст ему установят в далеком сибирском Тюкалинске! Разве не смешно?
– Да пошел ты, – опять-таки вместо меня ответил Дима. – Разве об этом можно шутить?
– Здорово я тебя? – подмигнул мне, ничуть не смущенный Димиными словами, КорС. Впрочем, он всегда гордился своим хладнокровием. Я ему ничего отвечать не стал, так как некогда лясы точить, материал интересный, так что нужно его записывать.
– С 7 мая 1936 года за награды стали доплачивать. Кавалеры ордена Ленина получали ежемесячно к зарплате 25 рублей, ордена Красного Знамени – 20 рублей, ордена Трудового Красного Знамени и Красной Звезды – по 15 рублей, ордена Знак Почета – 10. Для сравнения: заработная плата учителя тогда составляла 100 рублей, медсестры – 50. Кроме этого кавалеры всех орденов имели право раз в год бесплатно воспользоваться поездом или пароходом – туда и обратно, а также могли ездить бесплатно на трамвае во всех городах СССР. Курсант Королев, что вы там заерзали на своем месте? Гляжу я в ваши горящие от нетерпения глаза, и кажется мне, что вы не иначе хотите лишний раз блеснуть своими познаниями и заработать легкую пятерку! Угадал? Ну, давайте, блесните.
– С началом Великой Отечественной войны денежные доплаты стали получать не только орденоносцы! – выпалил Серега на одном дыхании. – С августа 1941 года стали премировать десантников за каждое участие в боевой операции. Командиров – в размере их месячного оклада, солдат и сержантов – по 500 рублей.
У Васи от этого сообщения, безо всякого преувеличения, челюсть отвисла до груди. Видно, что он спешно пытается привести в порядок свои мысли, но это у него не выходит, а Королев, тем временем, тоном знатока продолжил.
– С 1942 года за каждый подбитый бомбардировщик советские летчики стали получать по 2000 рублей, за каждый сбитый транспортный самолет – 1500, за сбитый истребитель – 1000. Пилотам за каждые 15-40 боевых вылетов выплачивали по 2-5 тысяч рублей премиальных. Артиллеристы, танкисты, пехотинцы, бронебойщики получали денежные вознаграждения с лета 1943 года. За подбитый вражеский танк советский танкист и зенитчик получал 200 рублей, артиллерист-наводчик – 500 рублей. Если танк подбил пехотинец гранатой или бутылкой с зажигательной смесью, то получал 1000 рублей, – гордо закончил КорС. Он так доволен собой, что не в силах скрыть улыбку.
– Что ж, товарищ Королев, – вежливо улыбнулся преподаватель, – садитесь, вам пять. Вы их честно заработали. Фронтовики пересылали свои заработки в тыл своим семьям. Жены предъявляли на почте «аттестат», выданный в военкомате, и получали по нему переводы от мужей. В тылу с июля 1941 года действовала карточная система. Чтобы отоварить карточку, в магазине приходилось выстаивать в очереди несколько часов. Ребенку и пенсионеру полагалось 250 грамм хлеба в день, работнику – 800 грамм хлеба, 600 грамм растительного масла на месяц, круп и макаронных изделий – 1,5 кг на месяц. Остальное покупали на базаре, а там цены кусались. Буханка хлеба, так называемый «кирпичик», стоивший в магазине на карточку 15 рублей, базарные спекулянты продавали по 300 рублей! Столько рабочие получали в месяц. Так что фронтовые деньги очень помогали семьям выживать. С окончанием войны фронтовые премии отошли в прошлое, а в 1947 году отменили и доплаты кавалерам орденов и медалей…
– Как здорово, что мы учимся во время перестройки! – шепчет Веня. – А то мы бы сейчас слушали материал, который и сами можем прочесть в любом учебнике истории! Правда?
После окончания лекции Королев снова спросил меня:
– Симона, а Симона, так все-таки как я тебя?
– КорС, ты такой умный, – вполне беззлобно хмыкнул я, – тебе только очков и не хватает.
– Несостоявшийся очкарик, – тут же поддержал меня Лео. – Хотя, если подумать, то можно ему их выписать!
Искатель
В понедельник перед завтраком Столб подошел ко мне с виноватым видом. Любопытно, что это может значить?
– Толик, – начал он издалека, – ты ведь знаешь, что повинную голову меч не сечет?
– Откуда ему знать? – смеется КорС, вызвав смех окружающих.
– Короче, видел я в увале вашего Батю, он просил передать тебе, что он тебя ждет дома. Только это было в субботу, а ждал он тебя вчера.
– Не прощу! – взревел я на радость окружающим. – Где мой меч?
Впрочем, Столбу ясно, что я шучу. Я поблагодарил его, мы пожали руки и разошлись. Перед обедом я успел позвонить из таксофона Игорю Молодову и застал его дома. Договорились, что встретимся на следующие выходные.
– Только ты в гражданке приезжай, – сказал на прощанье Батя.
В субботу, переодевшись в гражданку, я направился к Бате. Как и договаривались, он ждал меня дома. Еще в прихожей я обратил внимание на два рюкзака, к которым были приторочены пехотные лопатки. Хотя нет, это обычные штыковые лопаты, переделанные под пехотные. Причем переделаны лопаты грубо, топорно, не иначе Батя лично изгалялся.
– Чего звал? – спросил я, едва перешагнув порог.
– На, – протянул мне какую-то книгу Батя. – Помнишь, ты рассказывал, что дома твой друг занимается повышением твоей культуры и так сказать, грамотности? Вот и я решил немного над тобой поработать.
– Сергей Алексеев, «Рой», – прочел я вслух, и пожал плечами, – не слышал про такого писателя.
– То-то и оно! А ведь это живой классик современной русской литературы!
– Может, правильнее сказать, советской?
– Если тебе так понятнее и ближе, пусть будет советской, – не стал спорить Батя.
– Не могу не полюбопытствовать, а что это за лопаты чудные у тебя в коридоре?
– Кстати! Подарил бы ты старому другу малую саперную лопатку, а?
– Была бы у меня такая лопатка – подарил бы.
– Неужели наша армия, самая могучая армия во всем мире, обеднеет на одну лопатку? Вот ты подумай сам! Да она и не заметит этой пропажи!
– Армия, может и не заметит, да только это воровство. Не обессудь, но я хочу и дальше жить в ладах со своей совестью.
– Ну, нет, так нет. Интересуешься, для чего они мне? Расскажу. Ты же знаешь, что увлекаюсь нумизматикой?
Вопрос, разумеется, риторический, поэтому я и отвечать ничего не стал.
– В 1941 году мой дед принимал участие в обороне Севастополя. Ну, и не только его. Окапываясь в районе Кадыковки, это верхнее предместье Балаклавы, он выкопал девять серебряных римских денариев конца III века нашей эры. Благодаря связям своего отца, я пошуровал по архивам, перелопатил десятки тысяч страниц разных документов, и теперь располагаю сведениями, что в свое время там располагался римский военный лагерь! Теперь я там пытаюсь отыскать еще монет и вообще всего, что попадется из той эпохи.
– Тебе что, мало тех монет, которые перешли тебе от деда? Уверен, что у многих коллекционеров нет и одного такого денария.
– То-то и оно! Монеты можно поменять на другие, которых нет у меня. А еще можно их выгодно продать!
Глаза приятеля загорелись каким-то лихорадочным огнем, и я решил, что Батя совсем свихнулся на деньгах.
– От меня тебе что нужно-то? Землю копать?
– Не только. Там местные пацаны уже стали коситься на меня. А с тобой мне будет как-то спокойнее. Добычу делим пополам, что скажешь?
– Заманчиво, – и я тут же в знак согласия кивнул головой. – Поехали!
– Ты не голоден? А то давай, я тебя сначала обедом накормлю?
– Нет, лучше с собой возьми сухим пайком, там аппетит нагуляем, вот тогда, и поедим. Так ты вторую лопатку специально для меня смастерил? Какая предусмотрительность!
– Вовсе нет. Просто одной лопатки на один «выход на природу» маловато. Быстро тупится, грунты-то с камнями вперемешку.
– А не проще будет напильник с собой носить? – спрашиваю я его.
– Ага! И тиски заодно, чтобы лопатку в ней зажимать!
Батя нарядился в красные спортивные штаны и белую футболку. Я глянул на него и хмыкнул.
– Что это ты оделся, как мишень? Копатель должен быть неприметным. Тем более что ты говоришь, что уже намозолил глаза местным!
– Не подумал как-то. Виноват, исправлюсь!
Ехали мы на «копейке» Батиного отца. Заметив, что мне жарко, Батя сказал:
– Тебе жарко? Так, может, печку выключить?
– А у тебя что, печка включена? – опешил я.
– Ха-ха! – веселится Батя. – Оказывается, и Иванова можно развести и провести!
Когда мы добрались до окрестностей Кадыковки, выяснилось, что в рюкзаках имеется и сменная рабочая одежда (в армии ее называют подменкой). У Бати были два комплекта обычного солдатского х/б и форменные панамы, такие как носят в Средней Азии. Меня приятно удивил тот факт, что один из комплектов моего размера. А еще в рюкзаке нашелся миноискатель! Вот чего-чего, а этого я от Бати не ожидал.
– Откуда это у тебя? – не смог я скрыть своего удивления.
– Сейчас все продается и покупается, – довольно улыбнулся Батя. – Видишь, как оперативно я устранил твое замечание?
– Что ж ты тогда простую лопатку не можешь себе купить?
– Пока не попал на нее. Ты не сомневайся, попадется – я их целую дюжину куплю! Ну что, приступим?
Никаких местных пацанов мы так и не увидели. Полдня искали мы металл в земле, перелопатили тонну земли, но кроме современного металлического мусора (пивные пробки, гвозди, консервные банки и тому подобное) так ничего ценного и не нашли.
– Вот блин, и чего она не серебряная? – ворчит Батя, выкопав чайную ложечку из нержавейки.
Впрочем, уже перед самым окончанием поиска мы нашли монеты номиналом пятнадцать копеек и две копейки, которые сейчас ходят.
– Не повезло, – хмыкнул я, вытирая уставшей рукой пот, заливающий глаза. Копать было трудно.
– Рано или поздно повезет. Не могло же в этом месте быть всего девять монет? Я здесь уже девятый раз был. Признаться, я думал, что это будет быстрее. А еще, если честно, понадеялся на твою везучесть. Ну, ничего, все равно найду! Себе не прощу, если кто-то другой этот клад найдет.
И глаза его снова загорелись лихорадочным блеском, так как он не оставлял надежды заработать на найденных здесь редких монетах. Батя не сдавался, чем меня приятно удивил. Раньше он был более мягкотелым и беспомощным от своей интеллигентности. Надо отдать ему должное, теперь он сильно изменился. Интересно, это училище так на него повлияло, или это он уже на гражданке так видоизменился? Есть только один вопрос эти его перемены в лучшую сторону или наоборот? В училище Королев обратил внимание на то, что я заметно устал и загорел.
– Чем же это вы, молодой человек, на природе занимались? – поинтересовался он.
– Тем, чем ты и подумал, – ухмыльнулся я. В самом деле, не рассказывать же ему про наши с Батей поиски сокровищ?
– А я о чем подумал? – удивился КорС.
Договорить нам не дал Столб.
– Толик, ты у Бати был? Чего он хотел?
– Да вот, книгу дал почитать, – я был рад отвязаться от назойливого Королева, – если хочешь, я как сам прочитаю, дам тебе прочесть.
– Вот это настоящий друг! Конечно, хочу! Постой, Алексеев? Не может быть! Слушай, а давай, сначала я прочту, а уже потом ты? Я прямо сегодня после отбоя начну, а?
И я согласился, так как после «рабочего дня» у Кадыковки я хотел только одного – спать. КорС косо посмотрел на меня, но даже слова не сказал.
Комбат
Только рота вернулась с обеда, началось свободное время, и тут же Веня пристал к Мише с расспросами. Поскольку Миша сидит рядом со мной, то и мне невольно приходится слушать их разговор.
– Миша, а как зовут ту девушку, с которой я тебя вчера видел?
– Тебе какая разница? – недоумевает Миша.
Тут пришел дневальный и сообщил, что меня срочно требует к себе комбат. Интересно, чего это ему от меня нужно? Залетов никаких ни у меня, ни в моем отделении нет. Оставив за себя Мишку Кальницкого и теряясь в догадках, я направился к комбату.
– Что это ты, Иванов, игнорируешь меня как класс? – непонятно начал комбат. – Вчера я лично проводил занятие с сержантами батальона, а тебя они, что, не касаются?
– Никак нет, товарищ подполковник! То есть касаются, конечно, но вчера была тренировка к училищным соревнованиям по перетягиванию каната, а я ведь с первого курса вхожу в сборную команду нашего батальона!
– Да знаю я, помню, – довольно кивнул комбат. – Со второго курса вы все время занимаете первые места. А чего на первом курсе первое место ни разу не заняли?
– Когда мы были на первом курсе, то на четвертом курсе была отменная команда. Такие слоны в нее входили! Мы только четвертому курсу и проигрывали. Ну, а когда они выпустились, то мы больше никому не проигрываем.
– Это, конечно, хорошо, но ты сержант, и твое место командовать своим подразделением, учить и воспитывать его, а не канат тянуть. Кстати, какой дурак тебя в эту команду записал? Ну, чего молчишь?
– Так это вы же и записали, – напомнил я. – Вы приказали построить батальон и сами выбрали тех, кто, по вашему мнению, подходит в команду по перетягиванию каната. Потом заставили нас один на один тянуть канат, и отсеяли большую часть курсантов из сборной. Так я и остался в команде.
– Да, точно, – прокряхтел комбат, испытав неловкость. – Но это было в последний раз. Я имею в виду, что вчера ты последний раз принимал участие в этом деле. Есть у нас и без тебя здоровые парни. Ты должен быть хорошим сержантом. Стоп! А ты ведь у нас старожил, не так ли?
Комбат имеет в виду, что я давно занимаю сержантскую должность. Большинство должностей командиров отделений и замкомвзводов поменялись уже по два, а то и по три раза.
– Так ты у нас уже и так должен все знать, – чему-то обрадовался комбат. – Вот я сейчас и проверю твой уровень теоретической подготовки! Устрою тебе зачет, даже нет, экзамен!
Тут в кабинет заглянут замполит батальона. Я машинально оглянулся на незваного визитера.
– Заходи! Заходи! – обрадовался комбат и солидно сказал: – Будешь в комиссии. Сейчас разберем Иванова по косточкам.
Замполит уговаривать себя не заставил и вошел в кабинет.
– Чего натворил? – уставился на меня замполит.
Он не так не любит нарушителей, как то, что он об этом узнает в последнюю очередь.
– Да нет, – успокоил его комбат и внес ясность, – сейчас проведем экзамен на профпригодность Иванова как сержанта.
– Где экзаменационная ведомость? – косо поглядел замполит на комбата и серьезно сказал. – Я сразу ставлю ему «отлично» и распишусь, чтоб зря свое время не терять!
Я оценил по достоинству жест замполита, а вот комбат нет.
– Ну, вот я так и знал, что мне все придется делать самому. Ладно, – небрежно бросил он замполиту, – можете идти. А ты, Иванов, очень, очень слушай меня внимательно.
Замполит, подойдя к двери, ободряюще подмигнул мне.
– Ну что же, товарищ Иванов, приступим. Я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Если за четыре секунды ты не начал отвечать – я считаю, что ты ответа не знаешь. Я ставлю плюс за правильный ответ, а минус за неправильный или за незнание. А ты чего улыбаешься?
– Радуюсь тому, что я не тугодум. Знаете, бывают такие люди, которым для того, чтобы собраться с мыслями нужно больше четырех секунд?
– Знаю, – хмыкнул комбат. – Но среди сержантов нашего батальона сейчас таких уже нет! Потому что такие люди и с принятием решений тоже тормозят. Готов? Поехали! В чем находит свое выражение дружба советских народов в условиях армии?
Смешно даже ожидать не знание ответа на такой простой вопрос у курсанта третьего курса военно-политического училища!
– В том, что представители разных наций, объединенные единством целей и действий, составляют слаженный воинский коллектив, способный дружно, самоотверженно выполнить любую задачу. Боевым ядром каждого воинского коллектива является партийная организация. Партийное и комсомольское влияние это та могучая сила, которая цементирует, делает монолитным каждое подразделение, часть, мобилизует воинов на самоотверженную службу народу, на борьбу за высокие результаты в боевой и политической подготовке.
– О, понесло! Иванов, а ты, часом, не на замполита учишься? Не переслушать тебя! Что скажешь о повседневных заботах сержанта, не связанных с чисто командирскими обязанностями?
– Сержанты являются помощниками руководителей групп политических занятий, секретарями или членами комсомольских бюро, спортивными организаторами. Любое дело сержанты выполняют добросовестно, с огоньком и инициативой. Это наш личный пример заражает подчиненных…
– Достаточно. Давай-ка я тебе буду задавать более конкретные вопросы, а то на общих формулировках тебя не потопить! Сухопутные войска США организационно сведены в…
– … полевые армии, армейские корпуса, дивизии, отдельные бригады, бронекавалерийские полки, батальоны и роты, а также другие части и подразделения различного назначения.
– Характеристики ТММ-3, – быстро говорит комбат.
– Тяжелый механизированный мост ТММ-3 предназначен для устройства переходов через препятствия шириной до 40 м и глубиной до 3 м…
– ТТХ (тактико-технические характеристики) ТММ-3?
– Длина мостового блока – 10,5 м; ширина проезжей части моста – 3,8 м, ширина колен – 1,5 м… расчет на комплект моста, включая водителей – 8 человек.
– Система противовоздушной обороны включает…
– разведку воздушного противника и оповещение о нем; боевые действия истребительной авиации, огонь зенитных управляемых ракет и зенитной артиллерии, а при уничтожении низко летящих самолетов и вертолетов противника – также огонь стрелкового оружия.
– Подготовка миноискателя к работе.
– Заключается в установке источников питания, сборке миноискателя для работы в положении стоя или лежа, настройке и проверке его работоспособности, для чего используется эталон настройки, отвертка или другой мелкий предмет.
– Хранение воды в полевых условиях?
– Осуществляется в табельных средствах (в резервуарах-цистернах и резервуарах из прорезиненной ткани), а также в различной подручной таре и в резервуарах, устраиваемых в грунте.
– Молодец, Иванов! Сейчас я тебя завалю! Доложи-ка мне все возможные неисправности эхолота ИРЭЛ и способы их устранения! Что, съел?
– Первая. При включенном приборе электродвигатель не работает…
После того, как я ответил и на этот вопрос, комбат гонял меня еще 40 минут, а потом заявил:
– Слушай, Иванов, а какого рожна ты вообще ко мне приперся? Столько времени у меня отнял. Кто тебя сюда вызывал?
– Виноват, товарищ подполковник! Разрешите идти?
Комбат сегодня нормальный, не злой и не пьяный, так что с ним можно и пошутить.
– А ты что, Иванов, еще здесь? Проваливай, давай!
На следующий день я первый раз не пошел на соревнования по перетягиванию каната. Из-за меня ли или нет, но впервые за два года наш батальон вместо гарантированного первого места занял второе. Комбат отменил свое распоряжение, и я снова стал членом нашей сборной батальона по перетягиванию каната.