В прокрустовом ложе. Главы 71-80

Подслушанный разговор
Мы с Лео перепрыгнули через забор у областного военкомата, когда раздался голос Валеркиного «тестя».
– Добрый день, молодые люди. Странный, однако, вы избрали способ выхода в город. Большинство курсантов предпочитают все-таки более безопасный и привычный способ – через КПП.
– Тренируемся, товарищ полковник, – бодро доложил я, – чем не полоса препятствий?  К тому же этот способ очень удобен…
– Конечно, конечно, – снисходительно сказал полковник Обертинский. – Сержант Иванов свободен, младший сержант Леонтьев – к машине.
Лео не оставалось ничего другого, как сесть в машину, и его увезли домой к «невесте» даже, несмотря на то, что он смело, пытался протестовать.
Во время увольнения я зашел в кафе, чтобы пообедать. Мне принесли мой заказ, и я с удовольствием приступил к трапезе. В зал вошли новые посетители, но я не обратил на них никакого внимания, тем более что я сел лицом к телевизору, а спиной к входной двери. По телевизору показывают видеофильм «Дело для настоящих мужчин» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли.
Через какое-то время до моего сознания дошло, что голоса, точнее один из голосов, говорящих за моей спиной, мне знаком. Я отвлекся от видеофильма и стал прислушиваться. Знакомый голос принадлежит Столбу, а незнакомый – той самой женщине, которая на вечере отдыха в честь 8 марта сняла обручальное кольцо. Я напряг слух, чтобы лучше слышать. Одет я в гражданку, и возможно именно по этой причине Столб не узнал меня и не обратил на меня никакого внимания.
Из разговора выяснилось, что они встретились случайно в городе и даже сходили в театр и в кино. Прикольно! Светлана зачем-то рассказывает Столбу о своих чувствах к Виталию.
– Скажи, Саша, правда, что те же парни из вашей роты, с которыми я до него танцевала и с которыми не танцевала, все до одного, меня, как, оказалось, дружно осуждают за то, что я замужем?
Я тихо сидел, ел, не вызывая подозрений.
– С чего ты это взяла? – удивился Столб. – Ничего подобного я не слышал. Да и вообще у нас мало кто говорил о вас, а уж тех, кто знает, что ты замужем – по пальцам одной руки пересчитать.
Нельзя сказать, что меня интересует развитие отношений Воробья и этой женщины, но я перестал смотреть фильм, а просто слушал ее исповедь. Я всегда мало интересовался отношениями других курсантов, а тут, ну просто ничего с собой не могу поделать, сижу и подслушиваю их разговор.
– Это Виталий мне так сказал. А я ему на это высокомерно ответила, что мне все равно. Стыдиться мне нечего: я люблю своего мужа, и мне все равно, что они думают. Он сказал – правильно. Я была честна и уверена в своих словах. Пока не рассталась с Виталием. А ведь он при прощании говорил: «Смотри не влюбись» и банальное: «Мы в ответе за тех, кого приручаем». А я опять повторяла, что люблю только мужа. Я тогда не осознавала того, что происходит, поняла я только тогда, когда мы с сестрой пришли домой, и мама сказала, что пока мы гуляли, приехал мой муж. Я зашла в комнату и увидела завораживающее зрелище. При свете торшера – как всегда, удивительный по красоте Витин торс, раскинутые мускулистые руки, разрумяненное лицо принца – героя из сказки. У меня перехватило дыхание, и в этот миг вошла сестра. Кстати, она, как и все поголовно, в нашей школе, тоже была в него влюблена и даже принципиально не была на нашей свадьбе. И в этот момент у меня только вырвалось: «Посмотри, какой он красивый». Она скривилась и вышла. Я его обожала. Радости не было предела – он вернулся с практики – с моря. Но всю ночь перед моими глазами как нарисованное стояло лицо Виталия. Я садилась на кровать и как маленькая чуть не плача терла и терла кулаками глаза, но картина не исчезала. Всю ночь муж обеспокоенно спрашивал: что с  тобой? Я говорила – ничего. И так продолжается до сих пор.
У меня сильное желание уйти, но незамтно это сделать вряд ли возможно. Поэтому я сижу и невольно слушаю исповедь девушки.
– Мне даже казалось, что он – Виталий – какой-то колдун. Но, по сути, он просто редкая и драгоценная родная душа, и вообще просто настоящий мужчина по своей внутренней зрелости. А мой красивый муж еще со школы говорил, что я не такая как все, я – инопланетянка, я умная, и что он не достоин меня, поэтому я уйду к высокому и худому мужчине, и добавлял – в очках, намекая на интеллигентность оного. Я говорила – нет... Но, пожалуй, он был прав. Мой муж является мне скорее сыном по развитию, я слишком сложна и слишком глубока для него. Знаешь, есть такие мужчины – физически сильны и красивы, но внутри них сидит душа мальчика, а не зрелого мужчины. С ними можно реализовать эмоции и материнские чувства, а также родственные узы, но по-настоящему до глубины души, как в том танго, чувствовать себя с ними женщинами просто невозможно. Да и не в танго дело, а в том, что пара это адекватное соответствие, тогда мужчина будет реализован как мужчина, а женщина как женщина. Кстати, вас в вашем военном училище учат быть мужчинами. Витя прекрасно учился в школе, и мой отец сказал: пусть идет в военное училище, поступит стопроцентно. Мол, он обеспечит, чтобы препятствий не было, но Витя не захотел. Хотел в дальние страны... эмоции перевесили... как всегда.
  Света вылила свою боль и замолчала. Пауза затянулась. Наконец Столб нарушил тишину.
– Знаешь, Света, Виталий всегда держит твою фотографию на своей тумбочке, – сообщил он ей.
Настала очередь удивиться и Свете.
– Откуда у него взялась моя фотография? – радостно переспросила Светлана.
– Это я вас тогда сфотографировал, – признался Столб.
– Я до глубины души тронута... но мне стало еще хуже ... боль души и тоска усилились и больше этого выдержать я не могу. Саша, приди с Виталием, мне нужно с ним поговорить. Нам нужно как-то закончить этот болезненный для нас обоих процесс, чем бы он ни закончился в итоге для обоих.
– Света, – осторожно сказал Столб, – ты ведь замужем. Зачем рисковать? Я и так жалею, что согласился составить тебе компанию в культпоходе в театр и кино, а теперь вот еще и в кафе. Ты подумала, что о тебе скажут люди, если увидят тебя, замужнюю женщину, с курсантом? Зачем вам эта встреча? Не нужно вам встречаться, и все само собой утихнет.
– А я не боюсь ничего – не своей чистоплюйской чести, ни угрызений совести. Пообещай, что приведешь его ко мне.
Напористому натиску Светланы Столб возражать не стал и пообещал. Послышался звук отодвигаемого стула, а за ним удаляющиеся шаги. Через минуту после того, как хлопнула входная дверь, Столб громко спросил:
– Ну что, шпион, мне к тебе перебраться, или ты ко мне сам пересядешь? Не стыдно тебе?
– Не читай мне лекцию о стыде. И вовсе я не шпион, – рассмеялся я. – Кто же знал, что вас сюда нелегкая занесет? Заметь, я уже был здесь, когда вы сюда пожаловали!
– Хочешь сказать, у тебя алиби?
– Кстати, а что это было? Ты и замужняя женщина, которая нравится твоему приятелю. Как это прикажешь понимать?
– Вот, – хмыкнул Саня, как бы извиняясь, – то ли психологом на общественных началах работаю, то ли сватьей.
– Бабой Бабарихой? – понимающе кивнул я.
– Мне больше нравится Ханумой! Или Ханумом? Как правильнее сказать, как ты думаешь? Одно знаю точно – с Виталием нужно серьезно поговорить.
На том и порешили, что после возвращения из увольнения, вызовем того из роты на свежий воздух и зададим ему пару вопросов.
Вечером из увала вернулся Лео, он был сам не свой.
– Нутром чую – кто-то нас сдал. Неслучайно же он появился именно у военкомата, правда? Я не верю, что вот так совпало…
– Знать бы кто, – мечтательно сказал я, – у меня кулаки уже так и чешутся.
– Что же делать? Ведь из любой ситуации должен быть выход, – размышляет вслух Лео. Осмелюсь утверждать, что на него жалко смотреть. – Слушай, Симона, а я, кажется, придумал! Есть другой вариант!
– Любопытно, какой? – живо интересуюсь я, так как мне самому ничего подходящего на ум пока так и не пришло, хотя мне очень хочется помочь приятелю.
– А я не буду ходить в увольнения! В наряд пару раз схожу с субботы на воскресенье, и так просто отдохну.
– Это не выход. Впрочем, как тебе заблагорассудится! Слушай, все-таки подумай про себя, как же ты без увалов?
– Сегодня мне не до себя, – отмахнулся Лео. – Меня это полностью устраивает. Зато я передышку получу, может и придумаю что дельное. Смогу высвободить время, чтобы все оценить на трезвую голову. Знаешь, Толик, не могу я уже притворяться, будто все нормально.
К нам подошел Зона. Лео недобро глянул на него, Зона это понял, но любопытство пересилило, и он спросил:
– Вот молодцы, всегда найдете минутку для разговора! С удовольствием присоединяюсь к вам! О чем пригорюнились? О чем душа болит?
– Да вот думаю над ключевой проблемой, – пытается шутить Лео, хотя на деле не может скрыть растущее раздражение.
– Зона, – лениво цедит сквозь зубы слова Миша, – оставь их в покое.
Но тот не считает нужным прислушаться к доброму совету товарища.
– И какая же это проблема? – настороженно переспросил Петька, справедливо заподозрив неладное. Он уставился на Лео в ожидании ответа.
– Замкнутый круг, – не заставил Лео его долго ждать. – Как ты понимаешь, это сложный вопрос и у меня на него пока нет ответа.
Зона смутился и по доброй воле отошел, сообразив, что с ним общаться, никто не настроен. Без его назойливого присутствия сразу стало спокойнее.
– Не хотел с ним поделиться? – подмигнул я.
– Чего ради? Где умному горе – дураку смех. В следующий раз просто пошлю его куда подальше. Шпион, блин, недоделанный, – намекает Лео на историю с нелепой телеграммой Петькиного отца, – все бы ему шпионить, да шпионить!
Как ни странно, но история взаимоотношений Лео с семьей полковника Обертинского не обросла ни слухами, ни домыслами.

Вестерн
Почти у каждого курсанта есть приемник с наушниками, и после зарядки, и до построения на утренний осмотр все слушают «Молодежный канал».
– Симона, ты слышал? Нет, ты слышал? – налетели на меня одновременно восторженные Лео и Дима.
– Вы о чем? – сонно наблюдаю я за их излишней активностью.
– Наши фильм сняли, «Человек с бульвара Капуцинов», – весьма оживленно рассказывают мои друзья, перебивая друг друга.
– Ну и что? Мало ли чего наши снимают, – пожал я плечами.
– Да ты не перебивай. Даже в США признали, что это лучший фильм о Диком Западе!
– Да ну? – мысленно восхитился я нашими кинематографистами.
– Вот тебе и ну! А я, понимаешь, афишу видел – в Симферополе уже идет этот фильм! Только с билетами, наверняка, проблемы будут.
– Что ж, надо посмотреть, – согласился я. – Хотя я нисколько не удивлюсь, если все это слишком преувеличено.
Желающих увидеть этот киношедевр набралось много, и  в воскресенье мы в количестве двадцати трех человек приехали в кинотеатр «Космос» смотреть фильм «Человек с бульвара Капуцинов». Еще из троллейбуса мы увидели, что вдоль кинотеатра стоит толпа в колонну по четыре.
– Что это там? – первый спросил Веня, – демонстрация что ли?
– Это очередь за билетами, – пошутил я, и все рассмеялись.
Как оказалось зря – это действительно была очередь за билетами. Наши шансы посмотреть сегодня нашумевший фильм стремительно падают.
– Ну, ничего себе,– только и сказал Веня, а потом пошутил. – Нет, мы, конечно, предвидели трудности с приобретением с билетов, но не настолько же! Ну, что делать будем?
– Предлагаю собрать деньги и самого наглого из нас на руках забросить поближе к кассе, – предложил КорС, оценив очередь. – Похоже, это наш единственный шанс.
Касса находилась в фойе, но подниматься нужно было на крыльцо, расположенное выше человеческого роста.
– Попробуем, – согласился Лео, – Симона, готовься.
– К чему готовиться? – удивился я и оглянулся на Лео.
– К штурму! Ты же у нас самый наглый, – даже не улыбнулся Лео.
– Пошел ты! – недолго думая, сухим тоном заявил я. – Я вообще изуродован воспитанием, а самый наглый у нас, по моему убеждению, вон, «замок».
– Ух, ты! Изуродован воспитанием! Сам придумал? Здорово, – воскликнул КорС. – Надо будет запомнить! Будь другом, напомни в роте, я запишу!
– Симоныч, не упрямься, – просит «замок». – Мы же все знаем, что с твоим характером взять билеты без очереди – легко и просто. Ну, ладно, пусть не просто, но и особого труда для тебя это не составляет. Мы в тебя верим, Симона!
– А я твердо знаю, что самый наглый из нас ты, и все равно ставлю на голосование, кто за Симону? – спросил Лео, и голосование положило  конец спорам.
Попробуй теперь с ними поспорить. Мне всучили в руки деньги, и высоко подняв на руках, забросили на крыльцо. Сзади очередь была человек в двести, впереди всего человек сорок. Третьим от кассы стоит младший милицейский лейтенант. Я толкнул его в плечо и протянул деньги:
– Служивый, двадцать три билета на любые места! Пожалуйста!
– Какой я тебе служивый? – возмутился милиционер и плечом оттолкнул мою руку с деньгами. Все это сопровождается его надменным взглядом.
– И, правда, сержант, какой он тебе служивый? – сказал вдруг невысокий мужчина лет сорока. – Мусор он. А ну, мужики!
И мужики вдруг дружно оттеснили мента от кассы, и прижали его лицом к стене так, что он не то что пошелохнуться, но и дышать не может. А я совершенно удивительным образом, как бы и сам по себе оказался у заветного окошка кассы.
– Мне двадцать три билета! – восторженно прохрипел я. Потом, поскольку времени на дипломатические расшаркивания не было, просто сказал: – Спасибо, мужики!
Все-таки приятно, что наш народ свою армию любит, а ментов нет!
В зале мы даже не разговаривали, так серьезно были все настроены на вестерн. Один Лео все-таки счел нужным заметить, что он во мне не ошибся.
– А ведь иные умники утверждали, что смогут обойтись без тебя, – насмешливо закончил Лео свой комплимент.
Когда после крика ужаса «Черный Джек!» мы увидели Михаила Боярского, зал взорвался от смеха. Отчего-то зрителям сразу стало ясно, что это комедия. Думаю, догадаться несложно, что фильм всем понравился.
Так вышло, что кроме нас фильм в этот день посмотреть больше никому из курсантов нашей роты не удалось, поэтому в ротном расположении нам пришлось много раз пересказывать содержание фильма остальным курсантам. Отдельно рассказывали о том, каким путем нам удалось взять билеты при такой очереди. О том, что мне помогли взрослые мужчины я промолчал. Ну, чтобы, значит, не разрушать сложившийся у ребят мой геройский образ. Юрка Аркалюк из первого взвода даже вслух пожалел о том, что у них во взводе нет своего такого второго Иванова.
– А такого второго Иванова больше вообще нет, – язвит КорС.
– И не надо, – смеется Миша, – прелесть Иванова в том, что он такой один.
– Ты еще скажи, что сам по себе факт существования Симоны это уже какой-то феномен, – кривится Королев.
– Правильно ли я тебя понимаю, – улыбаясь краешками губ, спрашивает Миша, – в следующий раз билеты будешь брать ты? И в случае коллективных драк, ты пойдешь первым? Пацаны, все слышали? КорС нахально объявил, что он заменит Иванова!
– Тем хуже для него, – злорадствует Лео.
– А мне абсолютно непонятно, как это КорС заменит Симону? – смеется Лис. – КорС, расскажи, как ты это себе представляешь, а то я это понять решительно не в силах.
– Ничего подобного я не говорил, – сразу пошел на попятную КорС.
– Значит, тогда так тому и быть, – подвел черту Миша, – заткнись, и не вякай. Намек понял? Или нужно объяснить популярнее?
Королев торопливо заверил, что популярнее не нужно, ему и так уже все понятно. Эта его поспешность так непривычна, что вызвала у всех смех. На радость всем Королев обижено молчит. Когда смех утих, Столб доброжелательно сказал Королеву:
– Серега, а тебя не удивляет то, что все против тебя?
– Что ты хочешь сказать? – нахмурился еще больше прежнего КорС.
– То, что ты не прав. Кроме мамы Жоры и тебя в Иванове всех все устраивает. И вообще, тебе добрее нужно быть. Подумай над этим, тебе же самому лучше будет. Жизнь легка и прекрасна, а ты свою жизнь сам отравляешь. Нельзя быть таким недобрым и завистливым, это не есть хорошо. Причем в первую очередь для тебя.
– Весьма сомнительно, что Королев при его гоноре и амбициях сделает правильные выводы и, тем более, станет им следовать, но совет Столб дал хороший, – оценил Миша.
– Сделай попроще рожу, малыш, и к тебе потянутся люди, – обращаясь к КорСу, подытожил Колотун-бабай. – Проще простого!
– Думайте сами, решайте сами, – пропел Веня. – Сто раз подумай, прежде чем говорить о ком-то плохо. А хорошо, как мне кажется, ты еще ни о ком не говорил. Во всяком случае, я припомнить такого не могу, как ни стараюсь.
На этом интерес к Королеву иссяк, и все, не обращая больше внимания на него, занялись своими делами. Самолюбие Королева сегодня сильно ущемили, но он не подал вида, что ему больно и обидно.

Свидание на троих
Вечером я сидел и подшивал свежий подворотничок на куртку х/б, ко мне подсел Столб.
– Толик, – позвал меня Столб, – ты помнишь, что мы собирались поговорить с Воробьем?
– Помню, – оторвался я от своего занятия. – Что, пойдем?
– Пошли на спортгородок, Виталий нам сам все сейчас расскажет.
Воробей принял наше приглашение без возражений. Поскольку на спортгородках было людно – там толпились курсанты разных курсов, то собрались мы на трибуне летнего клуба, и Виталий начал свой рассказ.
– Она ведьма! – начал он свое повествование. – Так что ничего хорошего из этого не получится.
– Вот тебе и раз, – удивился Столб. – Давай-ка по порядку.
– Не перебивай. Пришел я на свидание, а она привела свою младшую сестру. Она мне не понравилась – совсем другая: азиатского типа, лунолицая. Но это все мелочи, я и не собирался с ней сходиться ближе. Ведь меня околдовала старшая сестра. Вы представляете, она знала о том, что нам с ней суждено встретиться! Она видела меня в своих видениях!
Мы с Саней переглянулись, но ничего говорить не стали.
– В 14 лет она уже знала, что мальчик из класса старше будет ее мужем и у нее будет от него удивительно красивый, умный и добрый сын. Когда ей было 15, а ему 16 лет он влюбился в нее без памяти как и многие, после того как ее чуть не исключили из комсомола. Он, как и многие мальчики в школе, обратил на нее внимание только из-за этого случая. Как-то на комсомольском собрании школы Свету чихвостили за то, что она отказывалась быть членом комитета комсомола школы (игнорировала собрания), потому, что желала заниматься только редколлегией (любила рисовать). Но сломить ее – не сломили. Отделалась выговором. Ее искренний юношеский нигилизм и высокомерное презрение к комсомольским карьеристам школы обернулось поголовным мужским одержанием тех, кто был старше ее.
– Ты хотел сказать, что они все одержимы ею? – уточнил Столб. – И впрямь ведьма!
– По нему же сохли все девочки, – никак не отреагировал Виталий. – К ней же боялись подойти. А он узнал ее номер и только на четвертый раз осмелился позвонить. У нее были свои взгляды, и в девятом классе она читала классу лекцию об иерархии ценностей, и в тот же день ее сбила милицейская машина, у которой отказали тормоза. Ее парень – Витя, не успел тогда ее встретить из школы. Очнулась она в больнице и увидела Витю плачущим за окном, рядом стояли девчонки из ее класса. Последствий не было. Их любви завидовали все. И конечно все шло к женитьбе. Перед тем как его должны были в армию забрать, спросил о женитьбе, стоит или нет до армии. Дал время подумать. Она начала думать и увидела, что когда он в армию уйдет – выйдет замуж за высокого темноволосого курсанта. Испугалась страшно, что может предать, и поторопила их свадьбу. Это видение было как крушение всех ее ценностей и принципов. И она сказала Вите, что согласится на его предложение. Он пришел с белыми гвоздиками. А потом ушел в море на практику, он тогда учился на механика в мореходке в Севастополе. С практики его на свадьбу до последнего не пускали. Появился за два дня до свадьбы.  В декабре 1985 года они поженились. Ей сейчас 20 лет.
– По-моему, самая обычная история, – ненавязчиво прокомментировал Столб.
– Ты не спеши. Она не собиралась идти к нам на вечер отдыха. Фактически – совершенно случайно, то есть, не планируя, а по сути, далеко не случайно, от судьбы ведь не уйдешь, а если и уйдешь, то не слишком-то далеко – таков закон, она познакомилась со мной. Это и было то, что называют роковой встречей. Она встретила того, кого видела в видении – меня. Когда я надел шинель после дискотеки, а она надела кольцо – то она   увидела, как душа у меня провалилась в землю.
Слушать его рассказ, конечно, интересно, но слова о душе, о том, что женщина ее увидела, вызвали у нас со Столбом искреннее недоумение.
  – Она говорит, что я единственный человек, которого она понимает с полуслова. Мы сидели в кафе около кинотеатра «Мир», а ее сестра пересела за соседний столик к другим курсантам в гражданском. А мы сидели и смотрели друг другу в глаза, и говорили без слов. Но она знает, что у нас может быть только дочь, а она мечтает о сыне, о таком, какого видела, только от мужа. Так и вышло, сын это то, ради чего она готова  пожертвовать личным счастьем. Тем он ей еще дороже. Она знает, что потом три года мое лицо будет перед ее глазами. Что мне делать?
– Тебе нужен наш совет? – удивился я. – Чтобы мы не посоветовали это может оказаться ошибкой. Решение, какое бы оно ни было, принимать тебе. И за его последствия тоже отвечать тебе.
– Понимаете, у нее ведь семья. Будет сын.
– Струсил? – изумился Столб. – А я-то был уверен, что ты ее любишь!
Виталий не спешил отвечать, а потом просто снова стал рассказывать.
– Она не помнит лиц курсантов, с которыми танцевала, она была убийственно уставшая. Она думала, что курсантов, наверное, просто привлекла ее внешность. Она помнит только меня и тебя, Саша. Света считает, что ты очень добрый и скромный парень.
После этих слов Столб удивленно приподнял бровь.
– Она считает, что я удивительно танцевал.  Она и не знала, что это танго. Она была в моих руках как кукла, а я манипулировал ей и так уверенно по-мужски вел. А она почувствовала мою власть и только потом подняла голову, чтобы посмотреть на того, с кем же это она танцует. Ничего дурного не видела в том, что просто танцует то с одним, то с другим, и каждый раз подходил кто-то новый. Потом во время активной музыки она заметила, что над всеми головами возвышается голова какого-то высокого парня, который смотрит на нее. Она тогда прочитала мои мысли – знала, подойду. И еще ей тогда показалось, что этот парень, то есть я, вообще за всеми следит и буквально все контролирует.
– Это она погорячилась, – усмехнулся Столб. – Все контролировал тогда взводный, а ты просто возвышался, потому, что выше других ростом.
– Удав еще выше, – заметил я, – но его Света даже не заметила.
– Внутри нее тогда все вскипело от моего слишком уверенного поведения. Она подумала, что я чересчур властный, как я посмел с ней так обращаться... Понятно ей стало позже... и еще понятнее сейчас, после нашей встречи, почему такой интеллигентный парень такое себе позволяет – просто боялся ее потерять и хотел произвести сильное впечатление.
– Это ты-то – интеллигентный парень? – пошутил Столб.
– Знаете, пацаны, когда я подошел пригласить ее на танец, она даже не посмотрела с кем идет танцевать – ей было все равно, все курсанты для нее были на одно лицо и прекраснее ее Вити в мире и в мыслях просто быть не могло. Но вдруг она почувствовала, что рядом какой-то уверенный и сильный мужчина, а она в его руках как кукла, и он ведет ее сильно, энергично, а она парит плавно по воле волн. Света удивилась: ведь такого никогда не чувствовала. Только тогда она подняла голову и увидела худощавого и темноволосого высокого парня. Как оказалось, он, то есть я, конечно,  занимался раньше бальными танцами и дзюдо, и мы танцевали танго, и она это делала впервые.
– Слушай, будь другом, не говори о себе в третьем лице.
– Потом, когда мы гуляли уже втроем – на встрече с сестрой – я гордо говорил ей, что все смотрели, заворожено на то, как мы танцевали... В общем, я вынужден от нее отказаться. Так что я ставлю в наших с ней отношениях большой жирный крестик.
– Эй, вы, там! – донесся до нас озабоченный голос нашего взводного. – Вас вечерняя прогулка не касается, что ли? Бегом в казарму марш! Надеюсь, у вас там все обошлось без мордобоя?
Любопытно, как это взводный выбрался из канцелярии роты и так точно нашел нас?
– Ну что вы, товарищ старший лейтенант, – расплылся в широкой улыбке Столб. – Мы просто поговорили по-дружески.
– Да? Ну-ну, – добродушно говорит взводный. – Ваша версия принята как правдоподобная. А то мне доложили, что Столбовский и Иванов пошли бить Воробьева. Или то, что вы его еще не успели избить это всего лишь счастливая случайность?
– Разве вы имеете право основываться на подозрениях? – словно давно уже ждал этого вопроса, спрашивает Столб.
– Курсант Столбовский, отставить разговорчики, – прервал взводный Столба на полуслове.
Когда мы шли к строю роты, курсанты наших взводов оживленно шушукались. После того, как мы заняли свои места в строю, разговоры разом смолкли.
– Рота! – командует взводный. – Равняйсь! Смирно! Шагом марш! И пошли ножка за ножкой!
               
В «Строителе»
С появлением замполита роты политинформация у нас теперь есть не только на бумаге (в распорядке дня), но и на самом деле. Рота сидит на взлетке, а старший лейтенант Бакай рассказывает нам про ЦРУ.
– Внешнеполитический курс нынешней администрации США это безудержная милитаризация, подготовка новой мировой войны, стремление к господству над миром. Пропагандистская машина США до небес превозносит американскую демократию, а на самом деле США это цитадель реакции и международного терроризма. Свои грязные действия они делают с помощью своего шпионского ведомства – ЦРУ (центрального разведывательного управления).
Честно говоря, меня от наших политических штампов в сон клонит.
– Более 40 лет назад человечество пережило Вторую Мировую войну, порожденную капитализмом, и в первую очередь его ударным отрядом – гитлеризмом. Советский народ сломал хребет фашистскому зверю…
– Иванов, – толкает меня Королев, – если усну – разбуди, будь другом? Изложение нудное.
– Перед ЦРУ США поставлена абсолютно невыполнимая задача – повернуть ход истории вспять, добиться восстановления глобального господства капитализма... Этот курс нельзя не подкреплять активными действиями. А что же для этого, по их мнению, надо? Первое: в различных районах мира создавать взрывоопасную обстановку. Если, к примеру, заканчивается война в Индокитае – заранее развивать новый конфликт на Ближнем Востоке, скажем в Ливане или Сирии.
– А лучше и там, и там, – говорю я.
– Правильно, товарищ Иванов, – расцвел замполит.
Васька даже конспектирует выступление замполита.
– Второе: постоянно искать пути всевозможных государственных переворотов, свержения неугодных США правительств. Третье: тщательнейшим образом следить за экономическим, торговым, финансовым развитием не только социалистических и развивающихся, но и своих, союзных, капиталистических стран. Быть в готовности создать новые очаги экономических и торговых конфликтов.
Королев все-таки уснул, а конспектирует уже и Дима. Не знают они этого, что ли? Или замполиту решили сделать приятное?
– Четвертое: Постоянно подталкивая мир к опасной грани нестабильности и катастрофы, делать вид, что лидеры США без мира и дня прожить не могут.
Рота слегка посмеивается над формулировкой замполита, а он только улыбается.
– … милитаристский, антисоветский угар. Ядерное безумие охватило Вашингтон. Это именно США является виновником нестабильности в мире. Кто тайком плетет козни против мира и миролюбивой политики СССР и стран социализма? Ответ один – США и их союзники по НАТО.
– Я думал, что козни строят, – шепчет Лео, – а оказывается, их плетут!
– Термоядерные и нейтронные бомбы, крылатые ракеты и АПЛ (атомные подводные лодки), ракета «МХ» и стратегические бомбардировщики, «новинки» химического, биологического, психохимического оружия не сокращаются. Их количество не уменьшается, качество – «убойная сила» с каждым годом, с каждым днем возрастает. Разрабатывается оружие космоса, лазерное. Курсант Королев!
– Я, – вскочил КорС с ошалелыми глазами. Хорошо хоть не упал.
– Продолжайте, товарищ курсант! – предложил ему замполит.
– Советский Союз твердо и последовательно проводит политику защиты мира и  отпора империалистическими подстрекателями войны, срывает все и всяческие маски с агрессора.
– Точно, точно, – охотно поддакнул Вася.
– Хорошо, – разочаровано говорит Хлопец. – Садитесь, Королев.
КорС с облегчением присел, но сон у него как рукой сняло.
– Позиция Советского Союза в отношении ядерного, химического, бактериологического и всякого другого варварского оружия массового уничтожения ясна: этому оружию не должно быть места на земле. Производство его должно быть прекращено, оно должно быть уничтожено, и чем раньше, тем надежнее удастся уберечь человечество от опасности, которая исходит от агрессивных империалистических кругов. Зловещая деятельность шпионского ведомства США, раскидавшего по всему миру сеть шпионажа, диверсий и террора – это серьезная угроза миру, – закончил Хлопец.
После обеда у нас вообще-то свободное время, но наш взвод почему-то не распустили, а оставили в строю. Вася громко чихнул в строю, и присутствующий на построении капитан Туманов незамедлительно отреагировал на это.
– Курсант Россошенко! – невозмутимо говорит капитан Туманов. – Что же это вы так неприлично чихаете? Когда чихаете, если у вас есть рука, то надо рот прикрывать рукой. Если нет, то лучше носовым платочком. Вы меня понимаете вообще? Возможно, вам не с кого пример брать? Сержант Иванов! Научите вашего подчиненного чихать по человечески, как это положено в армии, то есть среди хорошо воспитанных людей!
– Я, – принимаю я строевую стойку. – Есть научить курсанта Россошенко чихать по-человечески!
– Вот так вот, – довольно говорит капитан Туманов, – а то невоспитанность курсанта Россошенко в первую очередь бросается куда? Правильно, в глаза! Помните, Россошенко, не все святые горшки обжигают, так что и вы научитесь.
Тут к нам подошел ротный.
– Товарищи курсанты и сержанты, – ротный непривычно оживлен и весел, – к нам обратилось руководство гостиницы «Строитель» с просьбой помочь им в уборке строительного мусора. У них сейчас как раз ремонт идет. Ко всем вам приезжают и будут приезжать родители, и мы всегда сможем договориться с администрацией гостиницы, чтобы ваши родители могли остановиться в «Строителе». Что это вы, Королев, так нахмурились?
– Ко мне родители не приезжают, – скривился тот.
– Что, даже на выпуск не приедут? Значит, в наряд сегодня заступите.
– Не надо в наряд! Я буду работать!
– Я сознательно решил, что честь потрудиться в гостинице принадлежит именно вашему взводу, – не обращая больше никакого внимания на КорСа, продолжил ротный.
К нашему удивлению на территории гостиницы околачивается десятка полтора людей в рабочей одежде. По виду – явно пролетариат, гордость, надежда и опора нашей страны. Зачем здесь нужны мы, если здесь так много рабочих? Впрочем, уже со второго взгляда стало ясно, что гегемон социалистической революции изрядно пьян, и надрываться на трудовом фронте вовсе не собирается. А сроки, как я понял, поджимают. Трое рабочих даже попытались было затянуть песню, но тут им на горло наступил их бригадир. То есть на горло песне наступил.
– Так вот что означает, с песней по жизни, – шутит Лео.
– У нас в городе рабочие в своем большинстве тоже: пьянь, тупость и невежество, – словно прочел мои мысли Костя Морозов. – Может, это везде так? Просто ужас – диктатура тупых невежд.
Переубеждать Королева никто не собирается, поскольку тот уже успел сложить исчерпывающий портрет уровня образования и культуры нашего рабочего класса.
Поручили нам, как и предвидел командир роты, самую интеллектуальную работу – убирать и грузить на самосвал строительный мусор. Дима с Вовкой нагрузили тачку мусора, и я ее повез к выезду, туда, где стоит самосвал.
– Здоровый парень, имеет большой потенциал, – одобрительно сказал бригадир пролетариев, – то есть высокую потенцию. Чего ржете?
– Сержант, – веселятся подвыпившие пролетарии. – Тебе надо не тачку, а автомобильный прицеп!
– У меня прав на прицеп нет, – отшучиваюсь я.
– Так ты просто на трассу не выезжай и все!
Весело им, как же. Наблюдать за работающими людьми оно куда веселее, чем самому поработать. Впрочем, нет, один из рабочих тоже решил потрудиться, и повез тачку с мусором.
– Кривая, соединяющая две точки, – комментирует Королев, наблюдая эту картину, – называется прямая.
Тут ротный сообщил, что плитку, которую сорвали с дороги, тоже нужно убирать нам. Вместо этой плитки здесь теперь будет асфальт. Целую плитку нам предстоит сносить в глубину двора, а битую оставлять на месте. Позже подъедет еще один самосвал, и вот на него нужно будет погрузить битую плитку.
– Иванов, чего ты, вместо того, чтобы работать, все время башкой крутишь в разные стороны? – сердится ротный.
– Молот ищу, товарищ майор, – честно признался я, – сейчас переполовиним целую плитку, так будет легче и быстрее.
– Я тебе переполовиню! – совершенно серьезно показал мне кулак ротный под всеобщий смех. – Иванов, я вижу, что ты думаешь, обо мне очень плохо! Уверен, основную идею ты уловил сразу, да? О чем думаешь?
– Хорошо, что люди не умеют читать мысли друг друга!
– Ну, ну, – хмурится ротный.
Взвод снова смеется. Пришлось нам все-таки плитку таскать. Рабочие еще до нашего прихода успели спилить несколько деревьев, и вот теперь мы переносим в сторону эти деревья, разрезанные на части.
– А вот интересно, – кряхтит под тяжестью бревна КорС, – скольких Лениных, в плане перемещения тяжестей, заменяет один слон?
– Это, смотря какой слон, – деловито отвечает Лео, – если индийский…
– Младший сержант Леонтьев, – грозно говорит ротный, – что вы там говорите о слонах?
– То, что именно наша страна является родиной слонов, а болгарские слоны – лучшие друзья советских слонов!
Лео говорит с чувством, речь течет из его медовых уст сладкой патокой, как соловьиная песня. И ротный улыбается, не забыв на всякий случай пригрозить кулаком и пообещать посадить Лео на большой якорь.
– Курсант Королев! Тебе что, руки мешают? Нет? Зачем же ты их в карманы прячешь? Ими работать нужно!
По окончании работы довольный ротный, сдерживая улыбку, подвел итоги.
– Товарищи курсанты, «номер» мы сегодня отбыли нормально, более-менее удовлетворительно, на тройку. Так что у администрации гостиницы после нас остался приятный осадок.

Иуда
КорС видимо снова не готов к занятиям, к тому же пребывает в жуткой депрессии, поэтому сознательно пошел на скандал с преподавателем. Я склонен считать, что это единственное разумное объяснение его поступка. Тем более что такое с ним случается не в первый раз. Только-только начался семинар по истории, как Серега с решительным видом поднял руку.
– Товарищ подполковник, разрешите вопрос? Курсант Королев.
– Слушаю вас, товарищ курсант, – охотно согласился подполковник Козлов.
– Разрешите узнать, кому и когда был открыт первый памятник в нашей стране? – с невинным видом спрашивает Королев.
– В нашей стране, это в СССР? – уточнил преподаватель.
– Никак нет, – покраснел КорС, – я не точно выразился, я имел в виду, первый памятник после революции в советской России.
Козлов отчего-то заметно напрягся, видимо он, в отличие от нас, точно понял, куда и зачем клонит Королев.
– Я бы, конечно, мог ответить на этот вопрос, но полагаю, что вас он не устроит. Не так ли? Так что переходите к делу сами.
– Самый первый памятник советской властью был воздвигнут в Свияжске. И им стал, кстати, единственный в мире памятник Иуде Искариоту, предавшему Иисуса Христа. Произошло это в 1918 году, а памятник открыл наркомвоенмордел молодой Советской республики Лев Троцкий.
От этих слов преподаватель заметно позеленел, перепуганный Вася побледнел, а у остальных курсантов лица стали заметно длиннее, то есть вытянулись от удивления. Королев с искренним сожалением глянул на Васю, а потом снова повернулся к подполковнику Козлову. Последний всем своим видом показывает, что ему не очень нравится то, что говорит КорС, но отчего-то пока молчит.
– Понеслась, – осторожно шутит Веня, – звезда по кочкам. Держите теперь голову обеими руками.
– Ну, КорС дает, совсем страх потерял, – прошептал Миша с нескрываемым удивлением. – Толик, он что, окончательно с ума сошел? Как-то совсем уж непонятно.
Я только, молча, повел плечами. Королев, довольный произведенным эффектом, и тем, что преподаватель продолжает молчать, так же невозмутимо продолжил.
– Лев Троцкий прибыл в город Свияжск 10 августа 1918 года, а выехал из него 10 сентября. Уже в самые первые часы пребывания Троцкого в Свияжске по его приказу был расстрелян настоятель Свияжского Успенского монастыря епископ Амвросий (Дудко). А памятник Иуде Искариоту, который Лев Троцкий привез с собой, был установлен на следующий день. Открытие памятника прошло 11 или 12 августа 1918 года. По этому случаю в городе состоялся парад двух полков Красной армии и команды бронепоезда, прибывших туда с Троцким.
Все курсанты слушают, затаив дыхание, а преподаватель, наконец, перебил Королева и спросил:
– Может, вы нам объясните, почему памятник был установлен именно Иуде, именно в Свияжске, именно в августе 1918 года, и открывал его именно наркомвоенмордел?
– «Иудушка Троцкий», таким прозвищем Ленин наградил тогдашнего редактора «Правды» еще в 1911 году, – с готовностью начал отвечать КорС. Его ничуть не смущает то, что преподаватель отнесся к его выступлению явно неодобрительно. – К тому моменту Советская власть в России находилась на грани падения, большевики потеряли Украину, Донбасс, казачьи области, Сибирь. На обе столицы и другие города, остававшиеся под их контролем, надвигался голод. 6 августа 1918 года белочехи и армия самарского эсеровского правительства (так называемого «Комуча») взяли Казань, и потеря Поволжья стала более чем реальной. Необходимы были неотложные и экстраординарные меры. Именно поэтому оборону Поволжья возглавил лично наркомвоенмордел РСФСР Лев Троцкий, сделавший своей ставкой Свияжск.
Потрясающий человек КорС и откуда он только это знает? Не иначе, как от своего секретного дедушки.
– Перед отъездом состоялся его разговор с Лениным о создании заградотрядов. На слова Троцкого «Надо заставить сражаться. Если ждать, пока мужик расчухается, пожалуй, поздно будет», председатель Совнаркома товарищ Ленин ответил: «Как это правильно, только опасаюсь, что и заградотряды не проявят должной твердости. Добер русский мужик, на решительные меры революционного террора его не хватает, но попытаться можно». Попытка, предпринятая в Свияжске, оказалась столь успешной, так что вскоре эту практику применили на других фронтах.
– Разве заградотряды появились не во время Великой Отечественной войны? – удивился Веня.
Но Королев не обратил, ни малейшего внимания на слова Вени, и продолжил.
– Устрашение было решено подкрепить убеждением. План монументальной пропаганды был утвержден Лениным. А начать его реализацию, было решено в Свияжске. Иначе могло стать слишком поздно. Выбор «кандидатуры» Иуды был сделан лично Лениным. В идеале памятник должен был удовлетворять четырем условиям. Во-первых, это должен был быть памятник революционеру. Во-вторых, прототип должен быть исторической личностью. В-третьих, он должен быть абсолютно узнаваемым для почти поголовно безграмотного населения России. И, в-четвертых, памятник должен быть антирелигиозным. Кандидатура Иуды Искариота, «первого революционера» на земле, вполне отвечала всем заявленным требованиям. Правда, наш народ не оценил величия замысла вождя революции. Свияжский Иуда простоял всего две недели, а потом бесследно исчез.
Дальше развивать эту увлекательную тему преподаватель Сереге не позволил и перешел собственно к самому плановому занятию, поблагодарив, однако, Королева за интересную, но бездоказательную историю. И еще попросил всех нас больше не выносить на всеобщее обсуждение подобные газетные слухи, коих сейчас, во время перестройки на страницах желтой прессы полным, полно. А та информация, которую нам поведал курсант Королев, якобы имеет мало общего с реальностью, то есть откровенно взята с потолка. Мол, пользоваться курсант высшего военно-политического училища только проверенной информацией, изложенной в учебниках истории.
А мне показалось, что преподаватель лукавит, и на самом деле, наверное, все так и было, как рассказывал Королев, и преподавателю это хорошо, известно.
– Не говорите мне того, чего я не хочу слышать, – негромко говорит Лео.
Во время занятия подполковник Козлов в сторону КорСа больше даже не глянул ни разу. То есть, если Серега действительно хотел, чтобы его не спросили, то своей цели он добился. Однако радовался он зря. На построении на обед командир роты обратился к нему.
– Курсант Королев, а что это за скандал сегодня приключился у вас на занятии по истории?
– Никак нет, товарищ майор, – не очень уверенно отвечает Королев, – никакого скандала не было. Вас дезинформировали.
– Я так понимаю, – не обращая на слова Королева ни малейшего внимания, говорит ротный, – у вас слишком много свободного времени, раз вы засоряете мозги разной чепухой, а потом еще рассказываете об этом преподавателям, поэтому сегодня вы вне очереди заступаете в наряд дневальным по роте. Вопросы есть? Правильно, вопросов нет и быть не может.
Курсанты других взводов стали шепотом выяснять, что там такого успел нагородить КорС, чтобы не повторить его ошибки. Остается лишь констатировать, что подполковник Козлов вовсе не такой уж большой демократ, как это нам кажется. Во всяком случае, его открытость и современность отныне вызывают серьезные сомнения.
– Казаться и быть это далеко не одно и то же, – резюмирует Лео. – Эх, блин горелый, до чего же тяжело разочаровываться в людях.
Однако Лео никто не поддержал, в смысле все отмолчались, и Лео тоже больше ничего говорить не стал. КорС заступил в наряд, и на этом история с Иудой закончилась.
Хотя нет, вру! Я подошел к Королеву и спросил, что представлял собой памятник Иуде Искариоту.
– Это была гипсовая скульптура человека буро-красного цвета, в натуральную величину, с обращенным к небу лицом, искаженным гримасой, судорожно срывающего с шеи веревку и грозящим небу кулаком, – тут же ответил Королев. – Знаешь, Симона, кроме тебя больше никого этот вопрос не заинтересовал.

Дискотека
В увольнение мы с Лео сегодня не идем, поэтому мы пошли в училищный клуб посмотреть художественный фильм. В клубе сегодня демонстрируется «Одиночное плавание», и мы с удовольствием его посмотрели. Позже, уже по телевизору посмотрели «Ответный ход». Вчера показывали первую часть – «В зоне особого внимания». Во время финальной песни, помните: «Лишь недавно учились мы в классе десятом…», Лео с чувством сказал:
– Блин, Толя, только ради одной этой песни стоит идти служить в воздушно-десантные войска!
– Что же ты не пошел? У тебя ведь в отличие от меня с прикусом зубов все в порядке?
Валерка в ответ ничего не сказал. После окончания фильма мы с Лео решили попить чаю.
– У меня кое-что от посылки из дому осталось, – подмигнул Валерка, и действительно у него нашлись и конфеты, и пряники. Во время чаепития Лео спросил меня.
– О чем пригорюнился, добрый молодец? Что-то ты непривычно неразговорчив.
– Да я все еще под впечатлением от того, что увидел в кино. Интересно было бы пообщаться с настоящим офицером морской пехоты!   
– Думаешь, они какие-то особенные? Я уверен, что и из нашего училища ребята могли бы служить в морской пехоте.
– Брось! Для морской пехоты замполитов готовят в  Благовещенском училище, а нашего брата, из стройбата, туда, небось, и на пушечный выстрел не подпустят. Осмеют только и все.
– Не комплексуй, Симоныч! Мы не хуже других. Кто знает, может кто-то из наших выпускников попадет в морскую пехоту? Может даже я!
Мы посмеялись, и Валера снова сказал:
– Не следует забывать и о другом важном моменте – форма у них, в самом деле, красивая. В ней, наверное, и Мирзоян, и Политанский смотрелись бы орлами! Думаю, что ты просто поддался ее очарованию. Слушай, а чего это Васьки не видно? Разве он в увольнении?
– Нет, пойду, я, поищу его, все-таки мой подчиненный, а я не знаю, где он. Хотя я уверен, что в самоход он точно не пойдет! 
Вася нашелся в ленкомнате, он готовится к завтрашнему семинару.
– Жизнеутверждающий оптимизм, – со страдальческим видом повторяет вслух Вася, – несокрушимая вера в торжество сил мира…
Мы с Лео приняли решение не мешать ему, и кроме того решили выпить еще по стакану чая. Но не успела еще вода закипеть, как объявили построение. Для тех, кто не в увольнении сегодня, предусмотрена дискотека. Пришлось идти на дискотеку.
Если бы здесь была бы Новелла, я бы все медленные танцы танцевал бы только с ней, и никому бы не позволил приблизиться к ней. Но поскольку ее здесь нет, и быть не может, то на радость КорСу, я танцевал только быстрые танцы, а на медленные никого не приглашал. Один только раз, когда диск-жокей объявил «белый танец», меня пригласила какая-то шустрая малышка. Поскольку отказать было неприлично, я этот один медляк с ней и потанцевал. Музыка играла чересчур громко, так что мы даже не разговаривали.
Вечер пролетел быстро, так что хочешь, не хочешь, а пора прощаться – последний медляк, последние поцелуи и обмен телефонами. И приятная прогулка по вечернему городу от пединститута до родного училища. В роте Лис, который стоит дневальным по роте, сразу бросился к нам с расспросами.
– Ну как все прошло? Какая музыка была?
– Отлично. Хорошая, – отмахнулся КорС, вызвав таким ответом смех. 
Отказ лишь еще больше распалил Лиса, и он не унимается.
– Ну, рассказывайте, какая музыка на вечере была?
– Быстрая и медленная, – шутит Лео со своей фирменной улыбочкой, – танцевальная, одним словом.
Куда-то запропастился наш нескончаемый монолог Веня, а то бы он, конечно, порадовал Лиса подробным рассказом со всеми нужными и ненужными подробностями.
– Иванов, ну будь хоть ты человеком! Какая музыка была?
– Что именно тебя интересует? – добродушно спросил я.
– Какие именно композиции были?
– Композиции? – расхохотался Лео. Его развеселило это слово. Лис подчеркнуто презрительно повернулся к нему спиной и выжидающе уставился на меня.
– Значит так, – со знанием дела, задумчиво стал перечислять я: – Blue System – «Love me on the rocks», Luv – «Don Juanite de carnaval», Saphir «Storm of love», Arabesque – «In for a penny, in for a pound», Bed Boys Blue «Gimme, Gimme your lovin'», «You're a women» «Pretty young girl», – это была последняя быстрая композиция вечера. 
Лис простонал, потому что больше всего ему нравятся именно группа – Bed boys blue, и еще Joy.
– Иванов у нас с детства привык быть в центре внимания, на виду, а теперь вот боится остаться в тени, – непонятно зачем сказал КорС.
– А еще? – просительно посмотрел Лис на меня, совершенно не реагируя на КорСа и его замечание.
– Еще? Lian Ross, «Say you`ll never», Yaki-Da «I saw you dancing», Baltimora «Tarzan Boy».
– Завелся, – громогласно комментирует Королев, – Иванов у нас коротко говорить не умеет.
– Притормози, КорС, – посоветовал ему Миша, – меня уже тошнит от одного твоего голоса. Иванов по своей интеллигентности терпит, но любому терпению рано или поздно приходит конец. Не говори тогда, что я тебя не предупреждал.
К нам подошли Лео с Васей и стали слушать.
– А Joy не было?
– Был и Joy: «Touch by touch», «Valeria», «Night of the night», a еще: Tony Esposito – «Kalimba De Luna», Laserdance «Power run». 
– Про Сандру почему не говоришь? – требовательно спросил Лео.
– Разве она была? Ах, да! Точно, была одна ее песня – «Around my heart», а еще C.C. Catch «I can lose my heart tonight», «Heaven and hell», а еще «Мираж» и «Modern talking».
– Лично мне больше итальянцы нравятся,  – сказал Вася, – особенно песни Toto Cutugno «Soli» и Ricchi e poveri «Mamma Maria».
– Сан-Ремо смотришь? – равнодушно спросил Лис и снова повернулся ко мне, – а медляки, медляки, какие были?
– Jason Donovan «Sealed with a kiss», Black «Wonderful life», Billy Idol «Sweet sixteen», Lionel Richie «Hello», Arabesque «I stand by your», Rednex «Hold me for a while».
Лис только простонал, точнее, даже провыл.
– И почему всегда так: как я в наряде, так диск-жокей нормальный? Спасибо тебе, Толик.
– Может, лучше было не травить тебе душу? – улыбнулся я
– Нет, я же сам просил. Слушай, а забавное что-нибудь было?
– А как же! Комбат лично проверил наш внешний вид перед тем, как отпустить нас на вечер отдыха. В частности, потребовал показать расчески и носовые платки. У Колотун-Бабая расчески при себе не оказалось.
– А зачем она ему? – пожал плечами Лис. – Она ему и не нужна! По-моему, у него ее и нет вовсе! Уже года два как нет!
– Для порядка нужна. Кстати, ты, просто, не обращал внимания, он на прошлой неделе купил себе массажную расческу.
– Оба, на! Он ею что, череп чешет?
– Массажирует! Комбат обязал взводного купить курсанту Морозову расческу. Сказал, мол, предок курсанта Морозова честно заслужил право, чтобы его правнук получил бесплатную расческу от Родины! Родину с ее щедрыми закромами в данном случае должен изобразить наш старший лейтенант Звенигородский.
Когда, тот снова появился в ротном расположении. Мишка задержал нашего взводного вопросом:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? Курсант Кальницкий. Вы уже слышали, что в прошлом году на нижнем плато Чатырдага нашли новую пещеру, которую назвали Мраморной?
– Ну и что? – недоумевает взводный.
– То есть как, ну и что? – удивился Мишка. – Эта пещера еще не разграблена, как многие другие. Она сохранилась в первозданном виде. Пещера состоит из трех уровней, так сказать этажей, посещать можно полтора километра. Это настоящий подземный музей. В ней находится Обвальный зал – самый крупный пещерный зал во всем Крыму. Там очень интересные сталагмиты, которые имеют самые причудливые формы. Много сталагмитов, напоминающих сказочных героев: их уже назвали Дедом Морозом, головой Хозяина пещеры и головой Дракона, царевной-лягушкой, а в Дворцовом зале есть сталагмиты Короля, Королевы и целой свиты их придворных! А вообще, каждый может увидеть там что-то свое, все зависит от фантазии. В Мраморной пещере находятся редчайшие виды кристаллов. Ее уже признали самой красивой пещерой в Крыму.
– И что? От меня-то ты чего хочешь? – продолжает недоумевать командир взвода.
– Чтобы вы организовали экскурсию наших взводов в Мраморную пещеру. Ваш предшественник капитан Дядченко часто так делал.
– Вот еще, – хмыкнул взводный. – Вы что, маленькие, что ли? Не «минуса» уже, а третьекурсники! Это у «минусов» любимые развлечения – кино и экскурсии. Есть желание, езжайте туда во время увольнения. К вашему сожалению, я такой ерундой заниматься не собираюсь.
И он ушел, ни мало не заботясь нашими чувствами и желаниями.
– Да, – грустно констатировал Лео, – это вам, то есть я хотел сказать, нам – не мама Жора. Думаю, что курсовые работы за нас, да еще по ночам, новый взводный писать тем более не стал бы. А кстати, Миша, откуда, ты узнал об этой пещере? Я о ней первый раз слышу.
– Ты забыл, где работает мой папа? – улыбнулся Миша. – Так я тебе напомню, он трудится в Крымском обкоме партии. Ему ли не знать?
– Миша, – позвал я, – записывай меня.
– Куда записывать? – на мгновение даже растерялся Миша.
– В список желающих ехать в Мраморную пещеру. Прав был мама Жора, когда говорил, что жить в Крыму и не повидать его достопримечательностей – ненормально.
– Ущипните меня, – несказанно удивился Королев, – это что, сейчас на самом деле Иванов сказал? Или это кто-то копировал его голос? Эй, да не все сразу! Больно!
– КорС, – миролюбиво говорит Лео, – просто из всех критиков самый большой и самый справедливый это время. Вот, все встает на свои места, и Симона по достоинству начал оценивать маму Жору.
– Да, ладно вам, мужики, – махнул рукой Миша, – что прошло, то прошло и нечего об этом вспоминать.
– Что же это он так? – растерянно переспросил Веня, имея в виду нового взводного. – Такого я ему не могу ни понять, ни принять, ни простить.
Контраст между бывшим и новым взводным действительно разительный.
– И меня запишите, – донесся голос Кости, – два места! Я со своей девушкой буду.
– Так и запишем, – картинно раскрывает тетрадь Миша, – две штуки по описи: Костя Колотун-Бабай и его девушка баба Мороз!

Великий учитель
Перед семинаром по инженерным конструкциям. Веня отпросился у «замка» с самоподготовки в библиотеку и пробыл там даже для него подозрительно долго. Во взводе никто об этом не жалеет, все просто смеются, что Веня успел обзвонить половину Москвы. Как говорит КорС: «У нас два террориста во взводе – Иванов почтовый, а Веня телефонный».
– Признайся, Веня, – насмехается «замок», – чем ты там на самом деле занимался?
– Готовился к семинару, – под общий смех ответил Веня. Ему никто не поверил.
Однако в самом начале семинара Веня озадачил всех, заставив думать, что он к семинару действительно серьезно готовился, хотя и не так, как мы ожидали. Дело в том, что наш преподаватель – полковник Тарханов, заслуженный архитектор, очень любит отвлекаться на интересные ему темы. Вот и сегодня, не глядя на то, что у нас семинар, Вене удалось отвлечь архитектора на «левую» тему.
– Товарищ полковник, разрешите вопрос? Курсант Нагорный. Мне мой папа говорил, что вы лично знакомы с академиком Владимиром Заболотным. Это правда?
И полковник тут же забыл о семинаре и его понесло. Причем начал он издалека, но весь наш взвод это, вполне устраивает. Ведь чем дольше полковник будет говорить сам, тем меньше времени у него останется на опрос курсантов.
– Товарищи курсанты, – потирая руки от удовольствия, начал свой рассказ полковник Тарханов, – вы, разумеется, знаете, что столицей Украинской ССР с 1919 года был город Харьков. Дело в том, что большевики довольно долго не могли закрепиться в Киеве, столице буржуазной Украинской Народной республики. Большевики не имели там ощутимой поддержки и называли его мещанским. Пролетарский Харьков идеально подошел на роль столицы. За пятнадцать лет Харьков привык к столичному статусу, и вдруг 18 января 1934 года на пленуме ЦК ВКП (б) Павел Постышев сообщил, что ЦК ВКП (б) и лично товарищ Сталин предлагают перенести столицу в Киев. Перенос столицы объяснялся необходимостью «приближения правительства Украины, центрального партийного и советского аппарата к важнейшим сельскохозяйственным районам, каковыми являются районы, расположенные на Правобережье Украины».
– Но ведь перемещаемые организации и людей нужно было где-то размещать? – рассудительно спросил КорС.
– Совершенно верно, товарищ Королев, – расцвел от удовольствия полковник. – Первым «переселенцам» из Харькова приходилось брать помещения почти силой. Например, штабисты Украинского военного округа пришли в Ветеринарный институт на Банковой улице и потребовали немедленно освободить здание. Никакие «жалобы» наверх не помогли. Многих жителей просто выселяли из их квартир, в которых после ремонта должна была поселиться партийно-правительственная элита, и подселяли в квартиры других киевлян. Началась «зачистка» Киева от «социально чуждого элемента». Милиция арестовала два десятка бандформирований и несколько тысяч воров. 28 человек были расстреляны, более 2 тысяч человек отправили в лагеря. Также из города отселили 20 тысяч беспаспортных людей.
– Ничего себе! – вырвалось у Королева. Перехватив взгляд преподавателя, Сергей тут же замолчал.
– Кроме этого провинциальному на тот момент Киеву стали спешно придавать столичный лоск. Крещатик покрыли асфальтом, а главные транспортные магистрали и прилегающие к центру улицы выложили брусчаткой. Закупили для города 25 автобусов и 75 такси. На перекрестках поставили регулировщиков движения, вдвое увеличилось количество наружных постов милиции. Втрое увеличили число дворников и переодели их в специальную униформу. На тротуарах установили 1800 урн для мусора. В городе ввели типовые образцы уличных вывесок. Впервые жители Киева увидели поливальные машины. А еще в Киеве установили несколько десятков кабинок телефонов-автоматов. Уже не нужно было вызывать: «Але, девушка», а можно было самому набрать нужный номер.
– Прикольно! – вырвалось у КорСа.
– Чего прикольного вы в этом увидели, товарищ курсант?
– Выходит, переезд столицы в Киев принес с собой цивилизацию?
– 22 июня на всех предприятиях Украины были проведены беседы о необходимости переноса столицы в Киев. Центральные и областные газеты отвели этой теме целые страницы. В день отъезда на всех предприятиях Харькова прошли 30-минутные собрания. Члены правительства заверили людей, что жизнь в областном Харькове будет не хуже, чем в Харькове-столице. Вечером специальным поездом члены ЦК и правительства с семьями отъехали в Киев.
– Блин, вот уж не ожидал, что это будет так интересно! – восхищается Зона.
– Утром 24 июня спецпоезд на вокзале встретили делегации рабочих-ударников, комсомольцев, пионеров и колхозников. После короткого митинга руководители УССР сели в открытые автомобили и поехали по бульвару Шевченко. «Всеукраинский староста» Григорий Петровский стоял в машине в элегантном белом костюме и махал белой фуражкой. Возле Оперного театра колонна остановилась. Руководство заняло места на трибунах. Началась демонстрация трудящихся и военный парад. В 20.00 на месте будущего стадиона «Динамо» прошло заседание Киевского горсовета. После этого – массовые гуляния, салют и пароходные катания по Днепру с факелами. 24 июня в Киеве было объявлено нерабочим днем, но его следовало отработать в следующие выходные.
– Что-то я пока ничего не услышал, – проворчал КорС, – ни про какого Заболотного.
– А вы, товарищ курсант, не торопитесь, всему свое время, – улыбнулся в усы преподаватель. – Очень быстро в новой столице были построены элитные жилые дома с трех и пятикомнатными квартирами. А вот зданий для компактного размещения всех партийно-правительственных организаций в Киеве не было. Сначала правительство разместилось во дворце на Банковой, 2, а ЦК во Дворце Труда на Владимирской, 33, это около Софийского собора. Осенью 1934 года Политбюро ЦК КП (б)У рассмотрело несколько вариантов размещения правительственного центра. Выбор был сделан на площади Михайловской, так как это центр города, красочный вид на холме, и не нужно было под новое строительство сносить много сооружений. Но среди тех зданий, которые нужно было снести, находился Михайловский Златоверхий собор, стоявший там со времен Киевской Руси. Вообще, уничтожать храмы с переездом столицы в Киев стали с большим размахом. В течение 1934 и последующих годов только в центре Киева разрушили три монастыря и более 20 церквей.
– Что-то я не видал в Киеве большого правительственного центра, – удивился Лео, – а ведь я там бывал, и не раз!
– Вы совершенно правы, товарищ курсант! – расцвел в улыбке преподаватель. – Из проекта правительственного центра на площади Михайловской было сооружено только здание ЦК. Правительство УССР – Совнарком, должно было разместиться в копии такого же здания на месте разрушенного Михайловского собора, но строительство так и не началось. Совнарком переехал в здание, возведенное для НКВД УССР. Продолжим мы наше увлекательное путешествие во времени после перемены. Дежурный по взводу, пойдемте со мной. Для вас есть работенка.
Вернувшись с перемены, я ахнул. Стены аудитории были завешены плакатами с проектами различных зданий. Полковник довольно потирал руки, так как ему предстояло сесть на «любимого конька».
– Вот это, товарищи курсанты, проект здания НКВД Украинской ССР, о котором я уже говорил, – показал указкой преподаватель на монументальное, вогнутое здание с колоннами.
Пересказывать все, что поведал нам наш полковник Тарханов об особенностях архитектуры этого здания я не стану, чтобы не утомлять вас.
– Предшественником Верховного Совета был ВУЦИК – Всеукраинский центральный исполнительный комитет. В 1934 году он въехал в двухэтажный Мариинский дворец, сооруженный еще в ХVIII веке как дача императрицы Елизаветы Петровны. Она планировала, что вместе со своим мужем Алексеем Разумовским будет посещать Киев каждое лето. ВУЦИК испытывал потребность в большом зале для заседаний. Но бывшие царские апартаменты такого зала не имели. Вторая архитектурная мастерская Киевского совета предложила достроить третий этаж и там поместить зал заседаний.
Полковник подошел к плакату, на котором был изображен проект 1935 года трехэтажного Мариинского дворца с куполом и флагштоком.
– Таким мог бы стать Мариинский дворец после достройки. Но ВУЦИК признал такой зал недостаточно вместительным. Тогда ЦК КП (б)У принял другое решение – соорудить левее от дворца, на месте сада с оранжереей, отдельное здание с сессионным залом. И в феврале 1936 года стартовал закрытый архитектурный конкурс.
Полковник от удовольствия потирает руки, предвкушая интереснейший рассказ.
– Фаворитом этого конкурса считался 40-летний архитектор Сергей Григорьев. Это по его проектам в Киеве Управлением Совнаркома возводились жилые дома для членов правительства, генералитета, НКВД и так далее. Но предложенный им конкурсный проект, вот он, – показал полковник указкой на очередной проект весьма симпатичного здания, – жюри признало неудачным из-за невыгодного размещения гардеробов в вестибюле, которое само своим расположением создавало толкотню, встречные потоки людей, тесноту. Другой конкурсант – ровесник Григорьева Яков Штейнберг наоборот, так минимизировал проект, что предложенное им здание даже не имело фойе. Его тоже отклонили.
Преподаватель показал рукой на проект Штейнберга – трехэтажное здание, в форме буквы «П», больше похожее на казарму, хоть и предусматривало, насколько можно судить по рисунку, восемь громадных колонн.
– Варианту Штейнберга не хватало пышности и торжественности. Таким могло бы быть здание обкома партии, но никак не высшего органа государственной власти. Самый старший участник проекта 62-летний Валериан Рыков впал в другую крайность, он спроектировал роскошные фойе, пышный вход. А общая кубатура намного превышала установленный лимит в 60 тысяч кубических метров, – преподаватель подошел к проекту Рыкова. – Видите, товарищи курсанты, какое роскошное, слишком большое и дорогое здание? Жюри отказалось и от этого проекта. Победил в конкурсе ученик Рыкова 38-летний Владимир Заболотный, самый молодой участник проекта. Он позаботился об акустике зала: одинаково хорошо слышно оратора и на трибуне и с места. Но у жюри были претензии на счет ложи для прессы и дипломатического корпуса – они были слишком глубокие. С последнего ряда ничего не было бы видно. Заболотному присудили первую премию при условии доработки проекта.
Наш заслуженный архитектор подошел к проекту Заболотного и на какое-то время задумался.
– Летом 1936 года начали вырубать дворцовый сад. Осенью на его месте начались строительные работы. Строители трудились круглосуточно, в три смены и без выходных. Первоначально сооружение должно было быть «цветным» – с цоколем розового цвета, революционными красными колоннами у главного входа и так далее. Но вместо этого соорудили бело-серое здание со стеклянным куполом. В мае 1939 года государственная комиссия оценила его на «отлично». Что забавно, так это то, что во время строительства его заказчик ВУЦИК прекратил свое существование. 30 января 1937 года на чрезвычайном 14-м Всеукраинском съезде Советов была принята новая Конституция Украинской ССР. С тех пор высшим органом государственной власти в республике объявлен Верховный Совет УССР. Выборы в него были проведены 26 июня 1938 года. В тот день везде играли духовые оркестры, работали буфеты, бесплатно крутили кинофильмы. Избирали по одному депутату от 100 тысяч населения. В августе Верховный Совет собрался в Театре имени Франка на свою первую сессию. Выбрали президиум и его председателя – 37-летнего Леонида Корнийца, который до этого был вторым секретарем Днепропетровского обкома партии. 25 июля 1939 года украинский парламент впервые начал работу в своем постоянном помещении. В здании Верховного Совета УССР сзади, за столом президиума стояла скульптура Сталина в полный рост, а над ним на стене – профили Маркса, Энгельса и Ленина. На третий сессионный день был избран новый председатель президиума, так как Корнийца партия назначила руководить украинским правительством. Новым председателем президиума стал 36-летний Михаил Гречуха, который до избрания был первым секретарем Житомирского обкома.
Боковым зрением я заметил, что Бао спит, но будить его никто не спешит. Все заняты тем, что слушают преподавателя.
– Во время Великой Отечественной войны здание сгорело. В 1945 году Владимир Заболотный, тогда уже президент Академии архитектуры УССР, составил обновленный проект. Сзади основного корпуса достроен новый – трехэтажный, полукруглый, с внутренним двором. Там разместился аппарат Верховного Совета. Восстановление здания окончили в 1947 году. Стеклянный купол подняли на один метр, что улучшило пропорции сооружения. Впрочем, вы сами можете это оценить, – и наш полковник показал на обновленный послевоенный  проект. – Видите, товарищи курсанты, довоенный проект Заболотного предусматривал установку возле главного входа четырех скульптур – представителей рабочего класса, крестьянства, интеллигенции и научных работников. Постаменты для них соорудили сразу, но на статуи не нашлось денег. Они появились совсем недавно – во время реконструкции 1985 года. А вот обратите ваше внимание, две конные группы, спроектированные Заболотным, на крыше не появились и до сегодняшнего дня.
– То есть формально здание Верховного Совета до сегодняшнего дня еще не достроено? – пошутил я.
– Именно так, товарищ сержант. Именно в здании Верховного Совета УССР в 1978 году была принята новая конституция Украины. А теперь, собственно, мой ответ курсанту Нагорному. Я был учеником у профессора Заболотного, чем чрезвычайно горжусь!
Семинар добегал до своего конца, когда преподаватель спохватился, что нужно выставить оценки. Но тут уже я решил отнять у него еще немного времени.
– Товарищ полковник, разрешите вопрос? Сержант Иванов. Ведь это здание построено по вашему проекту? Скажите, зачем здесь в актовых залах установлены колонны? Разве нельзя было использовать плиты перекрытия длиной в 12 или 18 метров?
– Ай, какой хороший вопрос, товарищ Иванов! Сразу ставлю вам пять! Вот и первая отметка за семинар! Дело в том, что когда проект этого здания утверждали, наша промышленность выпускала только плиты длиной 6 метров. А потом мы уже спешили, стройматериалы были заказаны, и не было времени переделывать проект, заказывать плиты большей длины. У нас ведь плановая экономика. Вот так вот и вышло, что здесь есть колонны, на которые опираются плиты перекрытия. Ну что, товарищи курсанты, спасибо вам за интересный разговор. Надеюсь, вы не станете возражать, если я вам выставлю оценки по предыдущим отметкам? Если кто-нибудь из вас желает повысить оценку – в индивидуальном порядке.
Разумеется, никто не возражал. Веня после семинара отчего-то держится особняком подальше от веселящихся курсантов. КорС, как обычно, чем-то недоволен.
– Все ответы были хорошие, – ворчит он, – все они отразили тему нашего сегодняшнего семинара, но, ни один из ответов не раскрыл суть вопроса полностью.
– КорС, угомонись. Веня, а Веня, – вспомнил я,  – а твой папа, откуда знает о профессоре Заболотном?
– Ты знаешь, я не знаю, знает ли мой папа вообще об архитекторе Заболотном, – хитро улыбнулся Веня, – лично я узнал о нем вчера в библиотеке!
– Хитер, бобер, – оценил Миша, – а ты, оказывается, можешь быть шустрым как веник. – Но все равно, спасибо тебе. Если бы не твоя хитрость, семинар мог бы пройти по-другому. А так поговорили по душам, и все довольны! И как это ты додумался до такого?
– Логика, мой друг, может привести нас от «А» до «Б», а вот воображение – куда угодно!
Ротный был приятно удивлен, что во взводе нет ни одной неудовлетворительной оценки, и привел нас в пример остальным взводам роты.

Адвокат евреев – 2
Сегодня подполковник Козлов, в который раз нас приятно удивил, а мы от него, признаться, такого уже и не ожидали.
– Как вы смотрите, товарищи курсанты, на то, чтобы я сегодня прочел вам лекцию не по теме? С материалами плановой лекции вы ознакомитесь самостоятельно по учебнику на самоподготовке.
– А какая тема? – первым поинтересовался КорС.
– Тема такая, что материалов о ней вы пока мало где найдете. Поговорим о евреях в СССР.
В аудитории воцарилась гробовая тишина, которую преподаватель расценил, как молчание, то есть знак согласия.
– В Российской империи евреи проживали преимущественно в городах Украины и Белоруссии, занимались торговлей и ремесленничеством. Советская власть, взяв курс на государственную торговлю и индустриализацию, задумала посадить евреев на землю, чтобы те занялись сельским хозяйством. Королев, вам не терпится в туалет или вы имеете нам что-то поведать?
– Так точно, – не спеша, поднялся Серега.
– Что именно – так точно? – усмехнулся преподаватель.
– Хочу сказать. Я вспомнил слова, сказанные наркомом охраны здоровья СССР Николаем Семашко, касающиеся евреев. «Мы всеми средствами приходим на помощь любой бедноте любой национальности, но не скрываем, что советская власть, как мать, должна, прежде всего, присмотреться к тому ребенку, который столетьями угнетался, который жил в самых плохих условиях». По-моему, как-то так.
– Что ж, поблагодарим товарища Королева. Можете садиться. Весной 1923 года недалеко от Джанкоя были созданы первые еврейские сельскохозяйственные поселения Алкаи и Керем. Осенью появились еще три. Сначала все происходило стихийно. Но в том, же году советское руководство разработало проекты массового переселения евреев в Крым для создания еврейской автономии.
Иногда шутят, что у человека от удивления челюсть упала на пол. Услышанное произвело на всех именно такое же ошеломляющее впечатление. Никто из нас и не подозревал, что Еврейская автономия могла быть в Крыму! Тишина стала еще большей.
– Вскоре был основан Комитет по земельному устройству еврейских трудящихся (КомЗЕТ), а потом еще одна общественная организация – ОЗЕТ (Общество землеустройства евреев-трудящихся). В ОЗЕТ входили и не евреи. К примеру, членом правления московского отделения общества был пролетарский поэт Владимир Маяковский и его, пардон, любовница Лиля Брик. В стихотворении «Еврей (товарищам из ОЗЕТа)» он разъяснял, что евреям под колонизацию отдают не курортные уголки Крыма, а трудные для жизни районы в степной части полуострова. Однако эти разъяснения не имели никакого успеха. Напротив, после землетрясения 1927 года появилась куча анекдотов, мол, землетрясение произошло для того, чтобы «стряхнуть» евреев с полуострова.
Кальницкий подчеркнуто громко рассмеялся, остальные прыснули от смеха гораздо скромнее. КорС изобразив недоумение, спрашивает:
– Я правильно расслышал, стихотворение так и называется: «Товарищам из клозета?»
Многие курсанты прыснули от смеха.
– Маяковский в содружестве с кинорежиссером Абрамом Ромом и той же Лилей Брик в 1926 году сняли фильм «Еврей на земле». Маяковский сам написал сценарий и текстовые объяснения для немого фильма. Вот некоторые из них: «День работы колонии. Первая трактористка – Розенблюм».
Аудитория взорвалась от громового хохота, так что даже сам преподаватель, не ожидавший такой бурной реакции, втянул голову в плечи и посмотрел на дверь. Мы представляли себе трактористку Розенблюм, и никак не могли остановиться от смеха, переходящего в гомерический хохот. Наконец, преподаватель смог продолжить свое повествование.
– А вот еще: «Колония «Заря». Первый ребенок, рожденный в колонии. Ее зовут «Забудь лихо», «Вол не понимает еврея – евреи не понимают вола. Это было раньше. А теперь: еврей понял быка, и бык понял еврея». Правда, в СССР фильм «Еврей на земле» не крутили, только за границей.
После этих слов я громко и выразительно хмыкнул.
– Что, Иванов? – обернулся ко мне преподаватель.
– Товарищ подполковник, по-моему, это больше похоже на, своего рода, отчет за истраченные деньги международных еврейских организаций.
– Думаю, вы правы. В мае 1926 года был принят план расселения евреев на территории СССР, рассчитанный на 10 лет, которым предусматривалось переселение 100 тысяч семей – то есть примерно 500-600 тысяч человек. Половина из них должна была осесть в Крыму. Что интересно, власть предоставляла только землю, а финансировали обустройство сельскохозяйственных поселений еврейские организации из-за границы. Например, только американская «Джойнт» выделила 30 миллионов долларов. В тогдашнем крымском  руководстве было много крымских татар. На свободных землях полуострова они планировали расселить своих малоземельных крестьян, а также переселять крымско-татарских эмигрантов из Румынии и Турции. Поэтому руководство Крыма протестовало против переселения туда евреев. Советское руководство быстро преодолело это сопротивление, сместив с занимаемых должностей многих высоких руководящих работников Крыма из числа крымских татар.
Королев что-то стенографирует в своем конспекте, значит, и для него информация нова и интересна.
– Переселение евреев совпало во времени с раскулачиванием в Крыму зажиточных крестьян. В 1930-1931 годах с полуострова выселили 4325 семей, это около 30 тысяч человек. Их земли передали еврейским поселенцам. В республике был создан Фрайдорфский еврейский район и 32 еврейских национальных сельсовета. Евреи, прибывшие в Крым, не были приспособлены к сельскохозяйственному труду и тянулись в города. К началу Великой Отечественной войны из почти 67 тысяч евреев Крыма в 86 еврейских колхозах проживало менее 20 тысяч человек. В то время население полуострова составляло 1,2 миллиона человек, из них 220 тысяч крымских татар. В это же время евреев переселяли и на Дальний Восток. В 1934 году там была создана Еврейская автономная область, центром которой стал Биробиджан. Но до 1938 года в ней проживало всего 20 тысяч человек. В том же 1938 году постановлением ЦК ВКП (б) КомЗЕТ был ликвидирован как «притон для всяких контрреволюционных элементов». Еврейские районы и сельсоветы тоже были упразднены. Курсант Россошенко, вы меня слушаете? Очень хорошо! А теперь подумайте и скажите: кто или что нанесло окончательный удар по еврейскому населению Крыма?
Побелевшими губами Вася очень тихим шепотом промямлил, то ли НКВД, то ли сталинские репрессии. В общем, понять его было трудно. Ощущение было такое, что он боится собственного голоса.
– Садитесь Россошенко. Сержант Иванов, а вы что думаете по этому поводу?
– Собственно говоря, тут и думать особенно нечего. Вы подошли к 1941 году, а это значит, что Крым ожидала немецкая оккупация 1941-1944 годов. Именно она и нанесла еврейскому населению Крыма тот самый сокрушительный удар.
– Правильно, садитесь. Россошенко, почему вы боитесь думать самостоятельно? А если вам зададут подобный вопрос ваши солдаты, что вы тогда будете делать? Садитесь. Как совершенно справедливо заметил товарищ Иванов, нацисты истребляли евреев, а попытку создания здесь еврейской автономии использовали в своей пропаганде. Так, например, газета «Азат Крым», которая выходила в Симферополе в годы немецкой оккупации, писала: «Сталин получил диктаторскую власть в России за продажу Крыма жидам». Уж извините, это цитата. Что интересно: именно в годы войны идея создания в Крыму еврейской республики, уже не автономной, а полноценной Еврейской ССР получила новый толчок. В августе 1941 года был создан Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), который возглавил артист Соломон Михоэлс. Позже один из руководителей советской госбезопасности генерал-лейтенант Павел Судоплатов скажет, (преподаватель взял со стола картонную карточку и стал читать текст, написанный на ней) что «сразу же после образования ЕАК советская разведка решила использовать связи еврейской интеллигенции для выяснения возможностей получить дополнительную экономическую помощь в борьбе с фашистской Германией через сионистские круги.… С этой целью Михоэлсу и Феферу, нашему проверенному агенту, было поручено прозондировать реакцию влиятельных зарубежных сионистских организаций на создание еврейской республики в Крыму». Еще во время оккупации Крыма немцами в феврале 1944 года руководство ЕАК обратилось к правительству СССР с предложением создать в Крыму еврейскую советскую республику.
Преподаватель взял со стола еще одну карточку.
– Хотя биробиджанский опыт не дал надлежащего эффекта, но, несмотря на все трудности, «еврейская автономная область стала одной из самых передовых в Дальневосточном крае, что доказывает способность еврейских масс строить свою советскую государственность». Авторы проекта писали, что территория Крыма для создания еврейской советской республики (преподаватель снова стал цитировать по карточке) «в наибольшей степени соответствует требованиям как в отношении вместительности для переселения, так и в следствии успешного опыта развития там еврейских национальных районов».
Миша Кальницкий слушает преподавателя, глядя на того исподлобья. По всему видно, что идея существования еврейской автономии в Крыму ему не понравилась. Заметив мой взгляд, Миша зло говорит:
– Как тебе? «…в наибольшей степени соответствует требованиям как в отношении вместительности для переселения». А Сибирь, Дальний Восток им что, менее вместительны для переселения?
– Красная Армия освободила Крым в апреле 1944 года. Уже 17-18 мая части НКВД выселяют с полуострова крымских татар, а через месяц – греков и болгар. Опустевшие села, вопреки ожиданиям ЕАК начинают заселяться русскими, украинскими и белорусскими крестьянами. Вскоре началось создание государства Израиль. Руководство ЕАК стали убеждать советское руководство в том, что Израиль станет форпостом советского влияния в Средиземноморье. Однако уже в 1948 году Израиль переориентировался на США. ЕАК сразу был распущен, а его лидера Михоэлсона убили агенты госбезопасности, инсценировав несчастный случай.
Мы думали, что это уже конец, но Козлов перевернул карточку, которую держал в руках, и продолжил свой рассказ.
– С 1942 года в Еврейском антифашистском комитете работала жена наркома иностранных дел СССР Вячеслава Молотова Полина Жемчужина. Полина родилась в еврейской семье на станции Пологи, сейчас это райцентр Запорожской области.
Мы невольно глянули на Игрека, который тоже из Запорожской области.
– Вячеслав Молотов лоббировал на самом высоком уровне создание еврейской советской республики в Крыму. После роспуска ЕАК Жемчужину обвинили в том, что она «на протяжении ряда лет находилась в преступной связи с еврейскими националистами». Ее арестовали и выслали в Казахстан, а Молотова сняли с занимаемой должности. Сталин возмущался по этому поводу: «Чего стоит предложение Молотова передать Крым евреям? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым».
И тут  я вспомнил, как когда-то, еще на первом курсе мама Жора сказал: «Тоже мне, еще один адвокат евреев выискался!» Так, значит, маме Жоре тоже известно то, о чем сейчас нам рассказывает преподаватель. Вот уж, признаться, не ожидал такого от мамы Жоры. Жаль, что лекцию на эту тему Козлов прочел только сейчас, не то я непременно подошел бы к маме Жоре с расспросами по этому вопросу.
– Товарищ Иванов! Сержант Иванов! – донесся до моего сознания голос преподавателя, и я вскочил на ноги.
– А поведайте нам, товарищ Иванов, – дружелюбным тоном спросил подполковник Козлов, – какой по счету союзной республикой могла бы стать Еврейская ССР?
– Шестнадцатой, – нарочито громко подсказывает Леша.
С ума сойти, мне подсказывает Бао! Я покосился на него и ответил.
– Это зависит от того, в какое время это произошло бы. Она могла бы стать как шестнадцатой, так и семнадцатой.
– Хорошо, садитесь. Курсант Марковский, скажите, а как Еврейская ССР могла бы стать семнадцатой союзной республикой?
– Не знаю, – честно признался Леха и растеряно оглянулся по сторонам.
– А что думает по этому поводу курсант Россошенко? Помнится, в прошлом семестре он считал возможным, подсказывать Иванову!
После этих слов взвод дружно хохотнул, припомнив тот семинар. Как быстро выяснилось, курсант Россошенко по этому поводу вообще ничего не думает.
– Опять двойка, – драматичным голосом вздохнул Веня, вызвав новый прилив веселья.
– Курсант Нагорный, может быть, вы можете ответить на поставленный вопрос?
– Могу, товарищ подполковник! – радостно сообщил Веня. – Было время, когда в составе СССР было шестнадцать республик. Этой республикой была Карело-Финская Советская Социалистическая республика. Если бы в то время была создана Еврейская ССР, то она стала бы семнадцатой!
– Садитесь, товарищ Нагорный, как ни странно, но хорошо. Хорошо так и будет «хорошо» – четыре. Учитесь, товарищи Марковский и Россошенко, – довольно подытожил преподаватель. – Вы уже давно не «минуса», пора вам браться за ум. Честно говоря, давно пора. И записывайте, записывайте все, что мы здесь говорим. Как вы все это сможете запомнить без конспекта? Мне кажется, что вы немножко не уяснили для себя важности данной темы, а она, уж поверьте мне на слово, очень тесно связана с действительностью!
– Помните, – гримасничает КорС, – все это вам будет нужно для развития вашего дальнейшего развития!
– Курсант Королев прав, – подтвердил преподаватель, и Королев покраснел от неожиданной похвалы и удовольствия.

Операция «Кавказ»
Нам известно, что практически все преподаватели кафедры тактики и общевойсковых дисциплин являются участниками боевых действий в той или иной стране мира. Но они (за исключением афганцев) никогда о делах тех дней ничего не рассказывают.
И вот нам неожиданно повезло. Полковник Аршанин пришел на лекцию не то что «подшофе», а прилично надравшись. И нам неожиданно легко удалось его разговорить!
– Доводилось ли вам слышать об операции «Кавказ?» – лукаво улыбаясь, спросил нас полковник. – Нет? И не доведется! Потому что все засекречено. Но, поскольку вы будущие офицеры нашей армии, то я думаю, не будет большого греха, если я вам расскажу о той операции. Ну, так, хотя бы в двух словах!
В аудитории воцарилась воистину гробовая тишина. И старательнее всех молчит Королев.
– Так называемые «Компетентные органы» установили такую завесу секретности над этими событиями, что нет ничего удивительного в том, что о них мало кто знает. А речь идет о пребывании наших войск в Египте и их участии в арабо-израильском конфликте на рубеже шестидесятых-семидесятых годов. Официальной информации по этому поводу, насколько я помню, не было никакой. Во всяком случае, я таковой не встречал. Цензура немилосердно вычеркивала и продолжает вычеркивать наименьшие упоминания о «советском следе» в тех событиях. И вы можете с полным правом мне не доверять, потому что ни в личном деле, ни в других документах не упоминается о моем участии в тех событиях. Да и у других участников тоже. Кстати, подполковник Соломин тоже там был. А вы и не знали?
– Товарищ полковник! Курсант Россошенко. А разве у вас не брали подписку о неразглашении этой информации?
– Во дурак! – непроизвольно вырвалось у Столба.
– Нет, он не дурак, – осуждающе качает головой Миша. – Он просто законченный идиот и сволочь. Надо лечить. В смысле, будем лечить.
– Нет, не брали, – усмехнулся преподаватель, – такую подписку берут при увольнении в запас. А может быть, просто забыли взять.
Шутит он или правду говорит, непонятно. Кальницкий привстал со своего места и сильно ударил кулаком Васю между лопаток. У Васи в зобу дыханье сперло, и он надолго замолчал.
– После лекции еще добавлю, – жестко сказал Миша.
– И я тоже, – твердо пообещал «замок», – кретин, блин.
По довольной улыбке, которую не смог скрыть преподаватель, понятно, что в глубине души он разделяет мнение, что курсант Вася именно идиот и сволочь, и что получил он и еще получит совершенно заслужено. Зато после Мишкиного вмешательства полковник Аршанин получил возможность спокойно рассказывать дальше.
– Сегодня вы можете ничего не конспектировать. Носили мы военную форму египетской армии, а на наши самолеты были нанесены опознавательные знаки Объединенной Арабской Республики. Через ту войну прошли десятки тысяч наших солдат и офицеров, но наши граждане могли узнать об этом только из западных радиостанций.
– Товарищ полковник, курсант Нагорный, а с чего все началось?
– Одной из предпосылок событий стало поражение  Египта в так называемой «июньской войне» 1967 года. Эта война показала слабость Египта по сравнению с Израилем. Попытка реванша в конце 1969 года в так называемой «войне на истощение» тоже ни к чему хорошему не привела. После нанесенного египетской артиллерией удара по позициям израильской армии, в небо поднялась израильская авиация, которая сразу же и безоговорочно завладела воздушным пространством.
– И начала беспрепятственно бомбить египетские объекты, – констатировал КорС.
– Совершенно верно, именно так все и происходило, – утвердительно кивнул полковник Аршанин. – В конце декабря египетский президент.…  А кстати, как его звали? Курсант Россошенко! Не знаете? Вам два балла!
И полковник с нескрываемым удовольствием поставил в журнал двойку.
– Кто там прячется за спинами товарищей? Курсант Кальницкий? Товарищ Кальницкий, так кто тогда был президентом Египта?
– Гамаль Абдель Насер, – внятно прошептал я, наклонившись, чтобы преподавателю не было видно, что я говорю.
– Гамаль Абдель Насер, – четко доложил Миша.
– Правильно, – приятно удивился Аршанин. – Вам пять, товарищ курсант!
И не откладывая в долгий ящик, преподаватель поставил в журнал пятерку. Вася и так был расстроен, а после Мишиной пятерки и вовсе загрустил. Преподаватель тем временем продолжил.
– Итак, президент Египта Гамаль Абдель Насер прилетел в Москву и попросил военную помощь для защиты его страны. И в первую очередь для защиты от воздушных налетов противника. И, как вы уже все правильно поняли, Политбюро ЦК КПСС решило такую помощь оказать. Подготовку и тайную переброску в Египет оперативной группировки, в состав которой входили зенитно-ракетная дивизия, авиационная и военно-морская группы, назвали операцией «Кавказ». Вооружение было перевезено сухогрузами под видом сельскохозяйственной техники. На палубах действительно стояли разные сельхозмашины, а в трюмах – ракеты и зенитки. Думаю, излишне говорить, что разгрузка и передислокация военной техники происходила в ночное время суток.
– А личный состав? – нетерпеливо спрашивает Веня.
– Личный состав был замаскирован под туристов. В таком виде каждое пополнение прибывало в Египет, и в таком же виде возвращалось обратно. Я имею в виду, как гражданские люди. Перед отправкой у всех изымались личные документы, любые личные фотографии, военная форма. Вместо военной формы выдавались костюмы, сорочки, туфли. Правда, – добродушно усмехнулся полковник, – к закупке этого имущества наши интенданты подошли чисто по-военному. Представляете, товарищи курсанты, они для всех закупили совершенно одинаковую одежду, обувь, чемоданы и прочее снаряжение!  Так что наши «туристы», и я в том числе, выглядели довольно забавно!
– А был ли какой-то отбор? – интересуется КорС.
– А как же! Например, обращали внимание на наличие татуировок. У кого они были – тех сразу отбраковывали. С теми, кто прошел отбор, трижды проводили собеседование. Причем все собеседования проводили генералы! Да! Так что, если хотите послужить в таких вот экзотических местах, мой вам совет, не делайте никаких татуировок.
– А вы где служили? – снова подал голос Веня.
– Лично я служил в ста километрах от Суэцкого канала, посреди пустыни. Я тогда командовал охраной нашего военного аэродрома. Поблизости не было ни одного населенного пункта, только раскаленные пески и все. В местах дислокации мы сразу получали форму египетской армии, в которой и проходили до последнего дня пребывания в Египте. По вечерам общались с нашими военными летчиками, которые принимали участие в боевых действиях, совершали разведывательные вылеты. К тому же они, – снова лукаво прищурился полковник, – умели сэкономить спирт, который им выдавали для проведения регламентных работ! И они им делились и с нами. Ну, а уже после чарки-другой, летчики делились своими впечатлениями. От тех летчиков я впервые услышал, что наши самолеты МИГ-21 намного превосходят американские «Фантомы», которые тогда стояли на вооружении израильских ВВС. Именно тогда в военных условиях успешно прошло испытание нашего нового МИГ-25РБ. И он зарекомендовал себя просто блестяще, и уже в декабре 1972 года государственная комиссия приняла решение принять его на вооружение.
– А где служил подполковник Соломин? – припомнил «замок».
– Он служил тогда в зенитной части, охранявшей от авиационных налетов Асуанскую ГЭС. Их позиции находились буквально в пятистах метрах от самой электростанции. Там же были выкопаны землянки, в которых жили зенитчики. И не было ни одного дня, когда бы, не прозвучал сигнал тревоги! Даже если израильские самолеты не прилетали, то объявляли учебную тревогу.
– Неужели они жили в землянках? – поразился Веня.
– В общем, да. Но у них там находилось время для обустройства своего жилья. Понятное дело, что строительные материалы им никто не выделял, так они по ночам тихонько подъезжали к какой-нибудь арабской стройке, и грузили все, что им было нужно! Так что обустроились они там с комфортом. Кстати, товарищи курсанты, поверьте моему слову – землянка много комфортнее палатки.
– А мылись где? В Ниле? – шутит Лео.
Курсанты громко рассмеялись этой шутке.
– Зря смеетесь. Сначала и впрямь мылись в Ниле, но когда увидели в воде крокодилов, то желание лезть в воду заметно поубавилось. Мы провели на точку водопровод и устроили душ! А если возникало желание искупаться в реке, благо до нее всего несколько сот метров, то подстраховывали купающихся товарищей с огнестрельным оружием в руках.
– Романтика! Вот это я понимаю – настоящая офицерская служба! Прямо, как в фильме «Офицеры!» – вздыхает Лео.
– А еще у одного офицера был фотоаппарат, хотя их категорически  запретили брать с собой в Египет. Фотобумагу и реактивы тоже можно было купить. А вот фотоувеличителя не было.
– И как же без него обошлись? – спрашивает Вася. – А ведь обошлись!
– Товарищ курсант Россошенко, вы редкий дилетант, хоть и учитесь на третьем курсе военно-политического училища. Чему вас только на технических средствах пропаганды учат? Без фотоувеличителя фотографий не сделаешь. Наши Кулибины сами изготовили его из оптических приборов зенитной установки! Вот так вот! Только фотографии пришлось вывозить из Египта контрабандой.
– Это как же? – ужаснулся Вася, но под Мишей угрожающе заскрипел стул, и Вася, втянув в плечи голову, замолчал насовсем.
– Обыкновенно. Сделали двойные стенки в чемоданах, и порядок! А знаете, что еще было забавного? Служба ведь была секретной, так что даже наши семьи не знали, где мы служим. Писали письма в Москву на почтовый ящик и все. А мы и словом не могли намекнуть, где мы служим на самом деле, такие письма цензура не пропускала, а автора такого письма нещадно карали. Мне еще повезло, а вот родителям Соломина какие-то сволочи, то есть «добрые люди», нашептали, что он сидит в тюрьме! Представляете, каково было его маме и папе это пережить? Они в церкви свечи за него ставили каждую службу до самого его возвращения оттуда! Кстати, Виталий Игоревич до сих пор не полковник, потому, что он с теми «добрыми людьми» разобрался по-мужски, и был жуткий скандал. Впрочем, это, если захочет, он вам сам расскажет и фотографии покажет.
Лекция понравилась всем просто на удивление! А еще настроение, приподнятое из-за того, что впереди выходные! Сегодня суббота, после парково-хозяйственного дня будут увольнения. Вся рота волнуется, как это будет? У ротного вроде хорошее настроение, и мы смело, строим планы на увал. После обеда ротный, построив нас, обрадовал.
– Сегодня в увольнение идут все!
По строю радостное оживление и вздохи облегчения. Ура!
–  Кроме…. – продолжил ротный. Все замерли в предчувствии чего-то непоправимого и неприятного. В груди моей замерло и похолодело, даже сердце стало биться заметно реже, но сильнее.
Интуиция мне подсказывает, что наши ожидания не оправдались. Ротный уж чересчур категоричен и строг, но редко кто осмеливается сказать ему то, что думает. А если и сказать, то нам это мало что даст. Я хотел сказать, ничего хорошего точно не даст.
– Кроме, – повторил ротный, – кроме тех, кто в течение прошедшей недели получил неудовлетворительные оценки, не пробежавшие кросс, плохо несшие службу в суточном наряде по роте, имевшие замечания во время проведения утренних осмотров по ношению формы одежды и по содержанию прикроватных тумбочек…
Короче, в увольнение на этот раз не пошел никто. Вот так вот. Все радости жизни на сегодня и завтра отменяются. Снова придется ждать целую вечность, то есть целую неделю.
А в понедельник первой парой была лекцию по ТСП. Подполковник Батеньков, не смотря на свою доброту, сразу поднял Васю и сказал:
– Курсант Россошенко, расскажите, как можно отпечатать фотографии без фотоувеличителя? Вам два!

О  сказке
Веня уткнулся в учебник, и его даже не слышно. Без его трепа я самоподготовки уже и не представляю. Прямо хоть возьми и сам поинтересуйся, чего это он молчит.
– Чего, Веня, молчишь? – первым спрашивает КорС, опередив меня на какую-то долю секунды, – непривычно даже как-то!
– Так ведь, семинар, а зубрежка – мачеха учебы. Правда, в голове ничего не откладывается. Только сдвиг по фазе приближаю.
А Веня-то, оказывается, пытается работать!
– Вень, а Вень, – шутит Лео, – и какой на вкус гранит науки? Судя по твоему виду, не очень, да?
Миша Кальницкий сидит и тоже о чем-то сосредоточенно думает.
– Миша, ты где? – спрашивает Лис, очнувшись от сна.
– Тут через дорогу живет очень хорошая девочка Аллочка–выручалочка.
– Всех выручает? – понимающе кивнул и подмигнул Лис. – Познакомишь?
– Ну, просто она никому не отказывает! Эх, хочу напиться свободы! Может и вправду напиться что ли?
– Эй, здесь нет, – встревает в разговор «замок». – Даже и не думай! Вот блин, сколько волка не корми…
– Я о самоволке! – пошутил Миша, но шутка оказалась настолько неудачной, что «замок» сразу стал заметно нервничать.
– Час от часу не легче, – вскричал «замок». – Жениться тебе надо, и сразу будет все как в сказке – желания сбываются почти каждый день! Станете жить-поживать и добра наживать. Да и интимная жизнь станет если и не лучше, то наверняка чаще!
– Нет, в жизни как в сказке только одно: не успел жениться, как сказка сразу заканчивается! Я лучше еще потерплю. Иванов вон волком смотрит, не даст мне испить свободы. Да, командир? Не отпустишь в самоход? Вот, придется тоже зубрить чего-нибудь. По чем, хоть, семинар?
– По рубль двадцать! – смеется Веня и, потирая руки, говорит. – Миша, ты, правда, женись, а мы все на твоей свадьбе повеселимся!
– С чего бы это? – насторожился Миша.
– Ну как же! Свадьба это всегда событие радостное и смешное!
  Вошел наш замполит роты. Стоило ему появиться, как все курсанты дружно уткнулись в конспекты или учебники.
– Что, товарищи курсанты, все балбесничаете? Все у вас шалтай-болтай. О чем шутим? Или это секрет? – улыбается Хлопец.
– Нет тут никакого секрета. Вы не поверите, но шутим мы о женщинах, – прыснул и честно доложил оперативную обстановку Веня.
– Учиться надо, а они о женщинах, – перестал улыбаться замполит. – Сержантский состав, чего вы улыбаетесь все? Вы должны заниматься собой, то есть воспитывать подчиненных своим примером.
Сержантский состав, включая меня, отмолчался, а вот Веня не смолчал. 
– Не скажите! Не хочу нагнетать обстановку, но если не будет увольнений – будут сексцессы, – твердо обещает Веня.
– Что будет? – в недоумении переспросил замполит. Он разговаривает сидя, вальяжно развалившись на преподавательском стуле.
– Эксцессы на почве секса, которого нет ни в нашей стране вообще, ни у нас конкретно, – охотно объяснил Веня.
– Именно этого я и боялся. Вот существует понятие воинская дисциплина и совершенно отдельно существует ваш третий взвод. А я, к сожалению, не всегда могу везде вовремя сунуть свой нос. Живите для  Родины, хлопцы, – безапелляционным тоном говорит он. – Вам всем необходимо задуматься над этим. И пейте чай! Вместо!
– У, как грустно – скривился  Миша. – Между прочим, товарищ старший лейтенант, любовь это наивысшая ценность в этом мире.
– Вместо того чтобы повиниться, вы свое продолжаете гнуть? Ладно, обещаю вам, сдадите хорошо семинар, будут увольнения – 75 процентов.
Вряд ли можно верить слову Хлопца, но верить так хочется!
– О! – восторженно говорит Веня. – Есть определенный сдвиг!
– По фазе? – шучу я.
Беспечный смех взвода! Что касается замполита, то он буравит меня покрасневшими глазами. «Замок», давясь от смеха, закашлялся. Один Миша сохраняет определенную сосредоточенность и спокойствие. Замполит это замечает и сразу реагирует.
– Сержант Иванов, – шумно выдохнул Хлопец, похоже, он начинает терять терпение, – вам придется научиться помалкивать. А с вами, товарищ Кальницкий, что?
– Я болен душой, – попытался пошутить Миша.
– Вы что, действительно душевнобольной? – под общий смех серьезно переспросил старший лейтенант Бакай. Бесстрастное выражение его лица даже не изменилось. Хороший, видно, артист наш замполит. – И насколько все плохо?
– Нет, просто расстроен, – очень смутился Миша, встретившись взглядом с немигающим взглядом Хлопца, и густо покраснел. – Надо же, сам себя подвел под монастырь. А я думал…
– Индюк тоже думал, да в суп попал, – заметил замполит. – Давайте, товарищи курсанты, будем немного самокритичными, чтобы я больше не делал вам замечаний.
– Так вы просто их не делайте и все, – тут же предложил я.
– Вот, совсем забыл, что еще совершенно отдельно существует у нас сержант Иванов, – съязвил замполит  и удалился гордый сам собою. 
Я проигнорировал его реплику и просто помахал вслед удаляющемуся замполиту рукой.
– Слышишь, Симона, – недовольно спрашивает «замок», – вот ты скажи мне, и стоило тебе лишний раз злить замполита?
– Конечно, стоило! Как минимум, из принципа, – отвечает Миша, не дав мне даже раскрыть рот. Что характерно, большинство курсантов с ним охотно согласились. – Да и привычка – вторая натура. Ну, которая от общения с мамой Жорой осталась.
– Слышишь, Вовка, – позвал Бао в это мгновение, – а я читал про ваш край в годы революции.
– Ты читал в годы революции? – рассмеялся Володя. – А я был уверен, что тогда не только тебя, но и твоих родителей еще и в проекте не было! Или ты такой старый? Как тебе удалось так хорошо сохраниться? Раскрой секрет эликсира молодости!
– Ну, про то время, – ничуть не смущается Бао. – Юзовка это далеко от вас? Я имею в виду, это далеко от Донецка?
– Юзовка это и есть Донецк, – рассмеялся Володя. – Так его назвали в честь английского предпринимателя Джона Юза, который в 1869 году основал новое поселение на месте слободы Александровка Бахмутского уезда. Говорят, что несколько дней город назывался Троцк – в честь соратника Ленина Льва Троцкого.
– Лейбы Бронштейна, – вставил КорС.
Он пользуется своей памятью так легко, словно это записная книжка.
– С 1924 года и до 9 ноября 1961 года наш город назывался Сталино, а уже потом его переименовали в Донецк.
Больше Бао ничего не интересовало, так что их разговор прекратился так же неожиданно, как и начался.
– Эх, – довольно говорит «замок», предвкушая предстоящее удовольствие, – скорей бы вечер, сегодня КВН по «ящику» начинается!
– Иванов! – позвал меня Лео. – Завтра в нашем клубе будет концерт – пойдешь с нами?
– А кто выступает? – деловито поинтересовался я. – «Крымские чайки?»
– Нет, Юрий Богатиков, солист Крымской областной филармонии.
– Спрашиваешь! Обязательно пойду, – твердо пообещал я.