Мне уже давно не двадцать, но до сих пор я люблю, когда дарят цветы. Независимо какие: то ли ромашки, то ли розы, сирень, гвоздики, астры.
...На этот раз в день 8 Марта мне тоже подарили цветы — прелестные ярко-красные тюльпаны. Подарок очень тронул меня, тем более, что напомнил мне далёкое послевоенное 8 марта 1946 года.
Тогда мы жили на Львовщине, в маленьком уютном городке Яворове, беспрепятственно проехать в который мог только тот, кто имел в паспорте прописку со штампом «Запретная зона №1».
В то время я училась в седьмом классе, помещавшемся, за неимением свободных комнат, в малюсеньком биологическом кабинете, где на полках, прибитых к стенам большими ржавыми гвоздями, стояли стеклянные банки с различными препаратами. В классе было всего одно окно и шесть парт, на которых сидели все мы — двенадцать учеников. Ещё дети, но уже и не дети, познавшие всю горечь войны, а поэтому очень рано повзрослевшие, с чувством высокого морального долга к окружающим, способные сопереживать и приходить в любую минуту на помощь друг другу. Учителей в то время не хватало, и получалось, что несколько предметов, совершенно не родственных друг другу, преподавал один и тот же учитель. До сих пор с сердечной теплотой вспоминаю нашего любимого математика Сергея Ивановича Ловцова, раненного в ногу, а поэтому заметно хромавшего. Он вёл у нас не только алгебру и геометрию, но и военное дело, пока не пришёл к нам молодой и форсистый «товарищ военрук», научивший нас отдавать ему честь не только на уроке, но и на улице, когда нам с ним ненароком приходилось встречаться. В случае же, если его требование кто-либо по элементарной оплошности не соблюдал, он долго отчитывал нас, расхаживая по классу в до блеска начищенных хромовых сапогах, громко звеня медалями, постоянно украшавшими его отутюженную зелёную гимнастерку с золотыми погонами младшего лейтенанта, туго перетянутую ремнём и портупеей, на которой болталась новенькая полевая планшетка.
Русский язык и литературу вела у нас очень молодая женщина, чуть ли не ровесница нам, Александра Михайловна Терещенко, преподававшая к тому же и немецкий язык. Была она маленького роста, с простоватым круглым лицом, на котором как-то беззащитно зеленели небольшие умные глаза, с ямочкой на подбородке, очень душевная и добрая. Одевалась учительница, как и все мы тогда, очень скромно: носила грубошёрстную болотного цвета юбку и солдатские ботинки со шнурками из толстой тесьмы. Мы знали, что у Александры Михайловны не было никого из родных, что фашисты сожгли живьём маленького брата и мать, отец же её погиб где-то на Курской дуге. Не знаю, может быть, потому,что была эта девочка-учительница очень одинока, а может, потому, что каждому из нас пришлось перенести тяготы войны и познать горечь утрат, мы с чистым сердцем тянулись к ней. Было в Александре Михайловне что-то беспомощное и жалкое, вызывавшее сострадание. Говорила она очень тихо, но мы и не вслушивались особенно в её речь, а думали лишь о том, как помочь нашей учительнице, как сделать для неё что-то приятное, чтоб она почувствовала, что не одна. Самым дорогим было в то тяжёлое послевоенное время продукты — даже хлебные карточки ещё не были отменены. Именно поэтому мы приносили ей из дома, кто что мог: немного муки, с десяток картофелин, с полкило макарон, свеклу или морковку со своего огорода, хотя и нашим семьям приходилось тогда отнюдь не легко.
Александра Михайловна стеснялась наших «подарков», всячески старалась избежать их, вернуть обратно, пунцово краснея при этом. Но среди нас всегда находился кто-то один, кто незаметно, за её спиной, засовывал кулечек с фасолью или картошкой в её сшитую из мешковины торбочку, в которой она носила книги.
Однако несмотря на наши «подкупы»,Александра Михайловна оставалась совершенно объективной при оценке знаний. Она наказывала нас двойками за не выученный урок и за ошибки в диктанте, терпеливо объясняя при этом, почему ученик заслужил тот или иной балл. Её справедливость доставала нас до глубины души, и мы никогда на нее не обижались, продолжая делать ей «подношения», зная,что учительница голодает, живя на частной квартире, в убогой хатке, под стать своей старушке хозяйке, у которой тоже не было родных. Хозяйка звала нашу учительницу Шурой и не упускала возможности рассказать соседям, какое у неё доброе сердце и как Александра Михайловна подкармливает её.
Но вот однажды, перед праздником 8 марта, мы решили отказаться от стандартных «подарков» нашей учительнице, а подарить ей цветы. Наши мальчики, а их было шестеро, рьяно взялись за дело, разыскивая их по усадьбам. Но увы! Зима в этот год была очень суровая, весна, по сути дела, ещё не наступила, и цветы в палисадниках ещё не цвели,а оранжерей в Яворове в то время не было.
И вот тогда один из наших одноклассников Володя Сидорук поехал на попутке во Львов и уже на следующий день привез на собранные нами деньги три гордых ярко-красных тюльпана. Ввиду выходного дня по случаю праздника уроков в школе не было, и мы отправились всем классом к Александре Михайловне домой. Увидев цветы, которые, произнося поздравление, протянул ей Володя, Александра Михайловна не покраснела, как раньше, а лишь громко ахнула. Мы все бросились к ней. А она, обнимая нас,сказала: «Спасибо большое вам, ребята. Это для меня самый лучший и самый дорогой подарок: такие цветы всегда выращивала моя мама, которой, к сожалению,нет в живых...» И мы дружно, как один, будто по команде,ответили ей: «Вы не одна Александра Михайловна! Мы — ваши ученики, мы всегда с вами!»