Созидатель-Мокриевич Геннадий Леонидович

Дебогорская
 
    Для моего отца Мокриевича Геннадия Леонидовича доктора сельскохозяйственных наук, заведующего кафедрой агрохимии труд не был средством преуспеть в мире и обеспечить для себя и своей семьи удобства и комфорт. Он любил работать, и не только потому, что это ему нравилось, это было благословением, привилегией, удачной возможностью, которой он всегда пользовался. Для него было вопросом чести-быть созидателем,а не разрушителем.С детства я привыкла видеть отца ежедневно работающим за письменным столом над статьями, диссертациями, лекциями. Наука была настолько заметной частью его жизни,что даже когда ему было уже  90 лет, он работал дома ежедневно и всегда обсуждал научные проблемы со своими коллегами,когда его посещали,или по телефону.
     Мокриевич Геннадий Леонидович родился 25 апреля 1911 года в г.Улан-Удэ.
     Мать Геннадия Леонидовича-Серафима Васильевна-работала медсестрой, она умерла в 1972 году в посёлке Персиановском,Ростовской области.
     Его отец-дворянин,офицер Леонид Иванович Дебогорий-Мокриевич был награждён за отвагу и изобретательность, проявленные во время русско-японской войны 1905 года Георгиевским крестом. Во время первой мировой войны Леонид Иванович в чине полковника служил в сапёрных войсках Русской армии. В 1917 году демобилизовался и вначале работал инженером на одном из заводов в Верхне-Удинске. Когда в Сибири власть взяли белые с помощью чехословацкого корпуса,Леонид Иванович завербовался на строительство Южно-Сибирской железной дороги, хотел построить ее,чтобы соединиться с туркестанскими басмачами для борьбы с красными. Он поселился в г. Семипалатинске и занимался строительством малых железнодорожных мостов. В 1920 году в Семипалатинск без боя вошли красные. Среди белых частей произошло восстание,что позволило провозгласить советскую власть еще до прихода конного полка Красной армии из Рубцовки. Леонид Иванович был демобилизован в Красную армию, где прослужил около полугода,а затем демобилизовался и работал инженером в Комгоссооре (Комитете государственных сооружений). На этой работе, будучи в командировке, он заразился сыпным тифом и в 1921 году скончался.
   В это время семья жила в домике при Алашской больнице, где работала медсестрой Серафима Васильевна. Алаш (Жана-Семей)–это пригород Семипалатинска, распологался на левом степном берегу Иртыша. Правый берег песчаный и здесь сразу за городом простирался сосновый лес шириной 40-60 км.
   Серафима Васильевна работала под фамилией Мокриевич, которую присвоила и двум детям Иннокентию и Савве,Серафим почему-то стал Дебогорским.

  ... Мой отец вспоминал: «Когда мне было 12 лет, мать перешла работать в Семипалатинскую больницу, расположенную на краю города. Жить мы стали в коммунальной квартире на Степной улице, на расстоянии одного квартала от городского базара.
   Учиться я начал со 2 класса,так как к 10 годам умел хорошо читать и писать. Это была русская школа в Алаше. После переезда в город Семипалатинск продолжал учебу в средней школе, расположенной в центре города. Директором был Ливанов. Здесь хорошо была развита художественная самодеятельность и преподавали немецкий язык и пение. По окончании семилетки я был вынужден перейти в техникум, так как зарплата у мамы была небольшая и нам не хватало на жизнь. В техникуме платили стипендию и гарантировалась специальность. Летом 1927 года, когда мне было 16 лет, я пошел на биржу труда, так как в городе была безработица. Мне предложили работать ремонтным рабочим на станции Безводная. На этой станции в 20 км. от города в лесу заготавливали дрова. Поезда ходили один раз в сутки, только грузовые. Через 2 месяца мне предложили работать в депо на железнодорожной станции Семипалатинска сверловщиком. Заработки были сдельные, но я выполнял норму и получал 1-3 рубля в день. Рано утром выходил пешком, автобусы не ходили и через базар шел на вокзал около 2 км. На базаре покупал пару яиц за 5 копеек на обед. Мука стоила-1,5 рубля за пуд. Осенью я поступил по конкурсу в сельхозтехникум, где готовили агрономов-полеводов. В городе кроме этого техникума были только финансово-экономический и профессионально-технический. В 1926 году я нанимался сторожить частные бахчи, расположенные на лесной поляне с песчаной почвой. Два месяца, проведенные с арбузами в сельской местности дали мне возможность полюбить сельское хозяйство. В техникуме был плодоовощеводческий питомник, где при орошении выращивались томаты. Кроме того, имелась животноводческая ферма с крупным рогатым скотом. Там мы косили сено на конных косилках. Имелся трактор «Фордон», который заводился с трудом, маховик прокручивали руками.
   На предпоследнем курсе после практики я остался поливать томаты по арыкам с холодной ключевой водой,по воде ходил босиком  и "заработал" ревматизм ног до колен и рук до локтей. Этот ревматизм повторялся каждую весну до зимы 1939-1940 года.
   Учиться было трудно из-за плохого питания,особенно с 1929 года,когда началась коллективизация и ликвидация кулачества.  В связи с этим за зиму у меня развилось малокровие, которое я одно лето лечил на бойне, выпивая стакан теплой крови при забое скота. На другое лето мне дали путевку в дом отдыха около станции Бель-Агачь,севернее Семипалатинска. Там особенно полезно было пить кумыс,отчего я хорошо поправился.
   Среди студентов техникума двое особенно увлекались философией. Мы с Саидгиреем Мухамеджиновым много читали и дискуссировали по вопросам философии и политики, читали труды Гегеля, Кауцкого, Троцкого, Канта, Ленина, Бухарина. Революцию мы оправдывали, особенно по трудам Энгельса.  Маркса мы знали по трудам других авторов, также как и Людвига Фейербаха. В результате дискуссий мы пришли к выводу, что коммунизм возможен только после того, ка общество может отказаться от семьи.  Реально можно добиваться социализма, как наиболее справедливого общества.
   Был у нас в группе один казах из семьи учителей – Жуматов. Он в дискуссиях не учавствовал, но вступал в открытые противоречия с преподавателем русского языка Сулема-Грудзинским, человеком очень интеллигентным, из бывших. Жуматов впоследствии окончил ТСХА и работал директором МТС в Алма-Атинской области, а при организации Алма-Атинского СХИ его ректором. Судьба  Мухамеджинова мне неизвестна, но однажды на совещании деканов с/х вузов в Москве я встретился с Жуматовым и на мой вопрос о Мухамеджанове он ничего не ответил, а сразу прекратил разговор и ушел. Это было очень подозрительно, очевидно Жуматов был агентом НКВД и доносил на Мухамеджинова. Через несколько лет Жуматов скончался от инфаркта.
  В 1930 году я был принят в комсомол, участвовал в кампании по хлебозаготовкам в пригороде Семипалатинска и был избран председателем профкома у студентов техникума.
   В 1931 году закончил учебу, получил удостоверение о прохождении курса и получении специальности агронома-полевода.
   Савва и Сема прошли курсы поваров. Сема поехал работать на станцию Жарма Турксиба, который к этому времени был построен. Город Семипалатинск был соединен большим железнодорожным мостом с Жана-Семей.
   Савва с каким-то товарищем поехали скитаться по средне-азиатским республикам. В марте 1931 года я был командирован от техникума на проведение посевной кампании в Аябузский район с казахским населением и центром в городе Сергиополь. В районе только одна деревня была русской.  В  апреле и мае я обучал казахских колхозников работать на сеялках с конной тягой. В районе начался большой недостаток питания, так как казахи стали убивать общественный скот. Во главе появившихся в 1929-30 годах колхозов оказались грамотные родственники богатых баев. Основное население было неграмотным и люди жили родовыми общинами во главе со старшими аксакалами. Общины состояла из их детей, внуков и правнуков и их жен. Жен у баев было несколько, они покупались за калым, детей было много. Общественный скот сдавали на мясозаготовки, а разведением его не занимались. Казахи – мусульмане, но не строгие, женщины ходят с открытым лицом. Кистау – зимнее жилье отапливалось без печек. Дымом заполнялось все помещение, спать можно было на кошмах, заполненных блохами. Население в казахских селах болело туберкулезом и глазными болезнями. Встречались и сифилитики с проваленными носами.
   После посевной я поступил в Семипалатинское отделение Госземтреста  и был направлен в Зайсанский район, пограничный с Китаем. Работал агрономом-организатором в совхозе Чиликтинском, а также почвоведом и ботаником при проведении землеустройства новообразованных колхозов в Зайсайнском и Барбото-тайском районах. Казахский язык я знал плохо, но руководители колхозов говорили по-русски. В одном из колхозов я составил акт о непригодности места для строительства центра кочевого населения  для перехода на оседлость. Председатель заявил мне, что на этом месте нет воды, значит оно было выбрано вредительски. Когда я привез этот акт начальнику землеустроительной партии Комарову, то он вызвал в палатку секретаря комсомольской организации и заявил мне, что они знают, кем был мой отец и они примут меры, если я не ликвидирую акт. Я ответил, что акт у вас и поступайте с ним как хотите, не моя специальность выбирать места для поселения, я не мелиоратор. Этот факт показывает, что вредительство против коллективизации существовало среди землеустроителей. Зайсанский район с городом Зайсан расположен между предгорьями Алтая и озером Зайсан. Попасть туда летом можно было только пароходом вверх по Иртышу через Усть-Каменогорск, это около 400 км. от Семипалатинска. Зимой только на санях до ближайшей ж/д станции Жангиз-Тобе в 300 км от города Зайсан. Осенью почти все члены землеустроительной партии уехали на парходе, а я остался до зимы, так как сильно заболел простудой и лежал в больнице. Зимой на санях ехали через озеро Зайсан. Здесь было много рыбы «белуги», которой я купил целый мешок. В Семипалатинске мне присвоили звание Ударника труда.
   Однако на второе лето я не остался в Семипалатинске, где знали мое происхождение и делали на этом нехорошую игру. В техникуме был случай с одним студентом по фамилии Торба, когда его отчислили из техникума по причине происхождения из торговой семьи. Он покончил жизнь самоубийством. В Семипалатинске наша квартира оказалась потерянной, так как все были в разъезде, а мама записалась на освоение Караганды – угольного бассейна Казахстана, и сдала квартиру. Уезжать из Казахстана мне еще было нельзя ввиду получения местной стипендии (40 рублей в месяц) и надо было отработать в Казахстане 3 года. В Караганду к матери мне переехать было можно и я этим воспользовался с переводом в Акмолинское отделение Госземтреста  с 1 июня  1932 года. Вскоре, летом того же года меня с землемером направили в один из колхозов со своей лошадью и повозкой. В это время среди казахского населения царил уже настоящий голод. Весь общественный скот был уже уничтожен, а из личного разрешалось иметь только одну корову и несколько овец. По дороге мы видели погибшую от голода казахскую семью. Нам выдали продуктов на 2 недели, которых хватило только на одну. Когда мы обратились к председателю за продуктами, то он предложил нам составить акт о гибели лошади и заколоть её на мясо. Лошадь была клячей, от бескормицы она все равно долго не выдержала бы и мы согласились. Благодаря этому мы закончили работу.
   До начала работы я съездил в Москву, чтобы поступить в Тимирязевскую сельхозакадемию, но прием там был уже закончен, кроме вечернего факультета, куда я и был принят. Имея справку о поступлении на учебу, я получил возможность уволиться, тем более, что работы были сильно сокращены в связи с голодом.
   В 1933 году, уже без меня, в Казахстан был направлен С.М.Киров, который снял секретаря Голощекина, обвинив его во вредительстве и разрешил держать каждой казахской семье по 10 коров и большое количество овец. Впоследствии было сообщено, что от голода в Казахстане умерло около 4 миллионов человек, казахов. Русское население не погибло, так как русские сеяли пшеницу и могли прожить с одной коровой. Русскими было заселено много деревень, все города и целые районы на севере, юге и западе Казахстана. Степные районы в центре республики были почти целиком  заселены казахами.
   После увольнения из Акмолинска 25 августа 1932 года я опять поехал в Москву, но устроиться на работу с квартирой было практически невозможно. Тогда я перевелся на заочный факультет агрономов-плодоовощеводов. В  пригороде Москвы работа нашлась. Это был «первый «молочный гигант» - в Можайском районе, рядом с райцентром.  Здесь мне предложили работать в качестве агронома-химизатора. Планы химизации были уже составлены и мне пришлось работать только по заготовке туфа для известкования полей (известь для этих целей тогда не применялась). Через 2 месяца на ж/д. складе г. Можайска скопилось очень большое количество минеральных удобрений для совхозов, а вывозка их не проводилась. Тогда секретарь комсомольской организации вызвал меня и предъявил мне претензию. Я сослался на то, что несмотря на мои просьбы дирекция машины мне не дает. Тогда секретарь посоветовал мне написать в совхозную газету о положении с вывозом удобрений. Заметка вскоре появилась. Тогда меня вызвал директор совхоза Дубинин и сказал, что «вы увольняетесь за плохую работу». Я ответил, что прошу уволить меня по собственному желанию как комсомольца с 16 декабря 1932 года. После этого я пришел в Министерство совхозов и зашел в отдел землеустройства искать знакомую мне работу агронома-организатора. Места такие были, но самые близкие во Ржеве и Брянске. Я выбрал  Ржев, где начал работать агрономом – организатором в Ржевском проектном бюро по землеустройству с 25 декабря 1932 года по 8 октября 1935 года.
    Землеустройству подвергались совхозы и колхозы. В Зубцовском районе надо было провести землеустройство вновь организуемого совхоза, кажется «Пречистенский» с большим количеством поголовья свиней. Чтобы прокормить такое поголовье потребовался бы завоз очень большого количества ячменя с юга страны. Собственная площадь пашни была слишком малой. Это бывшее имение имело много лугов и лесов с заболоченными участками. Здесь свиноводство дало бы только убытки. По своим природным угодьям оно было более пригодно для молочного скотоводства,  тем более, что рядом были расположены города Ржев и Зубцов. В Ржеве были заводы и военные базы, в том числе авиационная.  Мое заключение подтвердилось на заседании Зубцовского райзо и было выслано в Министерство совхозов СССР. Однако этот отчет не был утвержден, организован свиноводческий совхоз, который через несколько лет был ликвидирован, как убыточный. В одном из колхозов,  состоявшем из 7 деревень и 3 бригад было дано задание обосновать расположение одного кормового и одного полевого севооборотов в соответствии с указанием товарища Сталина. В каждой бригаде были свои животноводческие фермы, навоз с которых они складировали вблизи от своих деревень. Если сделать один полевой севооборот, то навоз нужно возить ежегодно за несколько километров от одной бригады к другой. Было составлено два проекта по имеющейся инструкции и на три полевых севооборота по моему варианту. В отделе землеустройства утвердили один полевой севооборот. Однако правление колхоза отказалось оплачивать этот проект и нашему отряду пришлось утвердить три севооборота. В связи с прекращением работ по землеустройству и ликвидации проектного бюро я перешел работать в Ржевское  райзо в качестве агронома-кормовика с 20 октября 1935 года по 20 мая 1937 года.
   Во время  одной  командировки на проведение посевной кампании в мае месяце я установил, что половина площади льна в сельсовете еще не посеяна, хотя уже послана сводка председателем совета об окончании посева. Тогда я составил акт об этом и послал в Райзо. По возвращении в город меня вызвали к заведующему райзо для отчета председателю Райисполкома, очевидно для нагоняя.
   Однако я был вызван для прохождения военной службы в территориальной части г. Калинина, но  вызова  не было. Очевидно обман был согласован с райисполкомом, так как нужно было докладывать т. Сталину об окончании сева льна к 20 мая.  В территориальных войсках служили те, кому давалась отсрочка по разным причинам. За меня хлопотало проектное бюро. Райзо об этом особенно не беспокоилось и меня призвали. До этого я ходил по вечерам, готовился на радиста и научился азбуке Морзе и работе на ключе.
    В Калининских лагерях летом  1936 года меня,как имеющего среднее специальное образование,направили в полковую школу младших командиров связи. В этой школе я оказался лучшим,так как знал азбуку Морзе. В спорте проявился мой талант стайера. В полковом кроссе на 3 км в обмундировании,только ремни можно было одеть через плечо, я появился первым  из 500 человек на стадионе. Все остальные были далеко позади.  Через некоторое время состоялись соревнования на самом стадионе. Я захотел проверить себя на более коротких дистанциях и записался на 1,5 км. В нашем забеге из нескольких человек я также был первым, но мышцы ног выше колен после этого болели от напряжения. Больше кроме бега по городу Калинину, где я также был первым, мне участвовать в соревнованиях не пришлось.
   Через 6 месяцев я вернулся во Ржев и опять работал в Райзо. Ко мне, как собирающему сведения о кормах для скота, приходил чистокровный немец Крамер Роберт Робертович и интересовался обеспеченностью района кормами. Он хорошо говорил по-русски и работал консультантом в Ржевском  рассаднике симментальского крупного рогатого скота. После войны оказалось,что он появился с немецкими войсками и выдавал адреса коммунистов.
   В 1937 году начались репрессии. В Ржевском Райзо работал экономист, которого неожиданно для всех арестовали как врага народа. Также внезапно был арестован главный ветврач района. Руководство районного отделения Заготзерно было также репрессировано,так как в складах с зерном этой организации был обнаружен клещ,который всегда появлялся в непросушенном зерне.
   Видя повальные репрессии без суда и следствия я решил не посещать комсомольские собрания и в партию не вступать. Вскоре я был исключен из комсомола по возрасту.
   По возвращении из армии мне была предложена должность заведующего Ржевской семенной базой Сортсемовощ.  Начиная с июля 1937 года, я работал в этой организации. У меня был склад для семян в г. Ржеве, к которому я добавил магазин в центре города с заведующим Нечаевским. Весной открывались временные ларьки на базарах на Советской и Красноармейской сторонах по обе стороны реки Волги. Кроме этого, ларки открывались в Зубцовском, Старицком, Оленинском, Нелидовском и Западно-Двинском районах. Моя работа заключалась в том, чтобы находить ларьки и людей для временной работы и обеспечивать их семенами. Однажды Калининский областной отдел Сортсемовощ направил мне целый вагон овощного (мозгового) гороха, так как в Калинине его невозможно было продать. Гороха продовольственного не хватало в районах и я договорился с председателем Оленинского Райпотребсоюза об отгрузке этого вагона в их адрес. Однако, мозговой горох практически не разваривается, а употребляется только в зеленом виде. Жители района начали употреблять его в пищу и потерпели полное разочарование. Они стали возмущаться и возвращать горох в магазины. Тогда правление Райпотребсоюза подало на меня заявление Ржевскому прокурору об обмане и разбазаривании посевного материала. Прокурору я представил сортовое свидетельство на овощной горох, которое было приложено к железнодорожным документам. Это удовлетворило прокурора.
   С 1 сентября 1939 года была объявлена мобилизация всех военнообязанных до 30-летнего возраста. Это было связано со вторжением немецких войск в Польшу. Я был включен в состав 50-го стрелкового полка, формируемого в Калининской области. Сначала нас направили на латвийскую границу, где я лежал в цепи с винтовкой в руках и приказом переходить границу. Но переход  не состоялся.Латвия разрешила пропустить наши кадровые войска для защиты против немцев. Наш полк остался на своей территории, но людей по домам не отпустили. В ноябре мы были переведены под Ленинград на финскую границу. Рано утром, до рассвета, в 6 часов мы пошли на полевые кухни за завтраком и вдруг увидели зарево огня со стороны Финляндии. Особенно ярко сверкало электрическим заревом со стороны Кронштадта. Затем раздался гром артиллерийской канонады: это била наша артиллерия. Когда огонь прекратился, первый эшелон из кадровых дивизий перешел границу. Наш полк находился во втором эшелоне.               
   Дома у меня оставались мама, жена, брат Сёма и сын Витя 1936 года рождения. Брат Савва со своей женой Гутей жили отдельно на Красноармейской стороне. 
  С Курочкиной Антониной Михайловной я познакомился в 1933 году, живя по соседству на квартире у Карачинских.
  До этого я был знаком по месту работы с Марусей,с которой ходили по вечерам в парк. Однако, меня очень обеспокоила психическая болезнь её матери и я решил с ней порвать.
  С Тоней мы вскоре подружились. У неё оказался очень мягкий и уступчивый характер. Физически она выглядела хорошо, несмотря на бедную жизнь. Она рано лишилась отца и жила на пенсию матери и помощь родственников. Вскоре мы зарегистрировались. Мы с мамой перешли жить в их дом по ул. Революции, дом 45/48, квартал 59. Дом стоял на углу, на расстоянии 1 квартала от базара.
   На второй день войны мы перешли границу, на которой не увидели никаких следов боёв, на ближайших хуторах не осталось никаких жителей, все было брошено. Много домов было сожжено, скот убит финнами. Тогда мы впервые почувствовали запах горелого зерна и печного пепла, характерных при пожарищах. К вечеру мы вошли в город Териоки,он был весь цел. Боя здесь тоже не было. Нам пришлось здесь ночевать и мы расположились в финском доме. Это было впервые с сентября месяца, так как мы всегда ночевали в лесу. Мне пришли в голову такие стихи:
               Белый снег и леса, небо ясное,
               Ты встречай нас,Суоми прекрасная !
   Стратегический план наступления наших войск заключался в том,что на Карельском перешейке, где располагалась оборонительная линия Маннергейма, предполагались только отвлекающие бои. Брать такую линию штурмом зимой не предполагалось. Главный удар наносился на Петрозаводском направлении через заболоченные леса, где никаких укреплений не было. Две пехотные дивизии должны были пройти прямо до Хельсинки и обойти линию Маннергейма с севера. После оккупации Хельсинки финское правительство было бы свергнуто, а вместо него власть взяло бы правительство коммунистическое. Для этого на Карельском перешейке был подготовлен третий эшелон войск, переодетый в форму финских соединений. У них были светло-зеленые шинели в отличие от серой формы белофиннов. Эти войска формировались из карелов и русских, говорящих по-фински. Однако, наступление через леса от Петрозаводска потерпело полный провал. Две дивизии вошли в леса и тонкой кишкой направились на Хельсинки,но были отрезаны от резервов,окружены и разбиты. Много было взято в плен и погибло в боях. Дело в том, что наша пехота оказалась не приспособлена к лесному бою. У нас было много станковых пулеметов и пушек,но мало минометов, солдаты были вооружены винтовками. В лесном же бою нужны были минометы и автоматы у солдат. Все это было у белофиннов. Лесные бои проходили на близком расстоянии,когда солдат с автоматом был равносилен пулемету. Минометы стреляют через деревья, а пушки по деревьям и поэтому дают мало поражений живой силы. Командиры двух наших дивизий(одна из них была им. Щорса) были репрессированы и расстреляны.Все это заставило изменить план наступления и брать линию Маннергейма штурмом.
  Перед основной линией было 8 предварительных, состоящих из противотанковых рвов,надолбов и проволочных заграждений. Все эти линии прошли кадровые войска первого эшелона. К концу января наш полк оказался перед основной линией, состоящей из системы дотов с железобетонными стенами, засыпанных землёй в виде холмов и засаженных деревьями. Внутри они отапливались и были вооружены пулеметами. Среди них были расположены замаскированные орудия.
  В декабре мы были одеты в ватные брюки и тужурки, сверху шинели, на ногах ботинки с обмотками. К январю нам выдали овчинные полушубки, валенки и белые халаты. Ночевали мы в лесу, но быстро научились рыть землянки, покрытые ветками и землей. Двери занавешивали плащ-палатками. Спали тесно прижавшись друг к другу. Переходы были частыми, поэтому война для солдат оказалась равносильна тяжелой работе. У нас были большие лопаты, топоры и кирки. Офицеры землю не рыли. Ночью спасались в землянках, а днем у костров. Наиболее пригодными для них оказались березовые дрова и ветки. Руки грели над костром, поэтому к февралю они оказались закопчены подобно селедке. Эта копоть не отмывалась, запах березового дыма запомнился мне на всю жизнь.Зима 139-40 года оказалась суровой: морозы доходили до-30-40 градусов.
   В эту зиму вымерзли яблони в северных областях России. Смену белья нам устроили лишь раз в палаточной бане. Поэтому все завшивели, рубашки снимали и грели над кострами, чтобы избавиться от насекомых. Хорошо, что волосы у нас были острижены. Однажды утром я вылез из землянки на 3 человек и увидел артиллерийскую часть утром прибывшую к нам. К костру подошел молодой солдат и показал руки, побелевшие от мороза. Он плакал, так как кисти его будут ампутированы. Однажды днем во время перехода нашу часть обстреляла артиллерия. Я немедленно бросился на землю, а мой напарник Михайлов побежал в сторону от шоссе. Ему осколком снаряда срезало два пальца на руке – он уже отвоевался. Мне дали другого помощника-Смирнова.
   Первый бой произошел в феврале. Мы ночевали в холмистом лесу,в понижении рельефа. Утром на неожиданно обстреляли из леса,расположенного еще ниже.Я  схватил винтовку и залег за деревья,чтобы отстреливаться,а рядом со мной лежал солдат в каске,но без укрытия. Он был убит наповал прямо в лоб, несмотря на каску. После нашего ответного огня финны удалились. Характерной тактикой финнов было наличие автоматчиков-кукушек, которые сидели на ветках густых деревьев и стреляли в тылу короткими очередями по три выстрела. Они пропускали проходящую часть и обстреливали одиночных связистов. Мы со Смирновым были прикомандированы к штабу полка, но часто отставали от других, так как при переходе на другое место нужно было сворачивать радиостанцию, а затем догонять ушедших. Телефон и катушку можно  быстро взять и переносить, а радиостанцию сложнее.  Один раз нас обстрелял автоматчик, но мы укрылись во рву и лежали долго, приподнимая каски. Лишь когда обстрел прекратился мы смогли двигаться дальше. Однажды большой отряд белофиннов проник в наш тыл и напал на обоз, состоящий из саней на конной тяге. Были убиты все сопровождавшие обоз солдаты и лошади. Но этот отряд не ушел, он был окружен нашими пехотинцами и уничтожен. Среди них оказалась молодая женщина-санитарка.            
  Попытка разбомбить линию Маннергейма оказалась неудачной, так как в то время у нас были только скоростные бомбардировщики СБ. Они могли поднимать только 500 киллограмовые бомбы,которые не разрушали доты. Артиллерия была тем более бессильна. Чтобы разрушить дот нужно было не менее 1 тонны тола. Это могли сделать только саперы с помощью пехоты. Солдаты должны были подавить огневые точки в амбразурах гранатами, пулями и любыми подручными средствами, а саперы в это время подвезти на санях с танками тол и подорвать его.
  Наш полк начал штурм линии Маннергейма 11 февраля. Тогда стоял мороз ночью 35-40 градусов,а днем 20-25. Днем мы не замерзали,но в ночь с 11 на 12 февраля спать было нельзя. Рыть землянку тоже было запрещено, так как штаб полка находился вблизи своих рот. Звуки копания вызвали бы артобстрел со стороны финнов. Противник был очень близко и хорошо слышал их разговоры на финском языке через свой приемо-передатчик РПК. Всю ночь мы со Смирновым по очереди дремали на снегу не более, чем по полчаса, а затем просыпались и топтались пока ноги не согреются. Ночью мы слышали крик нашего солдата из боевого охранения, который находился у опушки леса, где был штаб. Утром мы нашли его убитым.  До расположения наших рот нужно было перебежать чистую поляну. Мы со Смирновым перебегали ее как всегда позади всех. В это время над нами разорвалась в воздухе шрапнель,осколок которой пробил мне левую ногу выше колена и я упал. Смирнов схватил РПК и питание к нему и побежал догонять штаб,а я с винтовкой пополз обратно в лес. Шрапнель белофинны применяли потому,что фугасные снаряды в глубоком снегу не действовали, снег сдерживал убойную силу осколков и необходимо было только прямое попадание, что случалось очень редко.      На следующую ночь Смирнов отморозил половину ступней обеих ног и ему их ампутировали. После войны мы встретились во Ржеве.
   В лесу я быстро потерял сознание от потери крови. У меня была разорвана центральная вена левой ноги выше колена,а также главный нерв. Я мог ползти только с помощью рук, которые застыли в нервном шоке.Разжать пальцы я смог только через месяц. Когда я очнулся, то увидел  в отдалении двух наших солдат. Попытался крикнуть, но голоса не было. После третьей попытки позвать их удалось, они подошли и сказали, что думали: лежит убитый. Это оказались артиллеристы. Они разрезали мои брюки, перевязали рану моим бинтом и положили меня на сани со стреляными гильзами.В полевом палаточном госпитале меня согрели 100 граммами водки и перенесли в операционную. Усыпление провели хлороформом со второго раза. Рана была сквозная и чтобы прочистить рану ее расширили в несколько раз. Вместо узкой дыры оказалась сквозная  рана шириной в 10 см. Внутрь вставили марлевый тампон. Против столбняка сделали прививку еще до операции.  На следующий день отправили в Ленинград, а затем через Москву в Воронеж. Только там в приспособленном госпитале оказалось свободное место. Рана заросла через месяц.
   Мою семью  известил о  моем ранении медперсонал. За мной ухаживала медсестра Беличина, которая запомнилась на всю жизнь. Вскоре приехала жена Тоня и навестила меня,еще не вставшего с постели. Через месяц рана заросла, излишки и «дикое» мясо срезали. Однако нога не работала. Для лечения ноги меня перевели в военный госпиталь, где применяли физико-терапевтические методы. Через 2 недели главный врач-профессор сказал,что главный нерв может срастись через 6 месяцев. Сделали мне протез с железными сбойками и резинками, приделанными к ботинку и с «белым» билетом отправили домой во Ржев. Почти ровно через полгода нога начала работать и я стал ходить нормально,без протеза.В это время я продолжал работать заведующим сембазой Сортсемовощ.
   Вскоре после 1 января 1941 года мне прислали повестку от военкомата на переосвидетельствование. Комиссия признала меня годным к строевой службе. Когда я обратился к комиссару комиссии с просьбой не направлять меня больше в пехоту,так как после такого ранения нога у меня будет слабая и еще продолжает болеть. Он ответил, что все будет нормально и вручил мне билет с вкладышем. Во вкладыше было написано, чтобы в случае мобилизации я явился на Красноармейскую улицу в службу ВНОС (Воздушное наблюдение, оповещение и связь).
   В 1939 году у нас родилась дочка Галя,в 1941 году сын Александр.
   В городе Ржеве продолжал работать магазин Сортсемовощ, где заведующим был Наум Нечаевский. Кроме этого работала контора с бухгалтером и секретаршей. Мною была проведена большая работа по ремонту дома, состоявшего из 3 комнат. Полностью была перекрыта крыша деревянной щепой, был восстановлен деревянный забор на протяжении всего земельного участка. На усадьбе выращивали овощи, во дворе были куры. Мама еще продолжала работать в больнице до 1941  года.
   В воскресенье 22 июня 1941 года я работал в саду по ремонту забора,когда по радио объявили о нападении Германии на нашу страну.На следующий день я явился по мобилизационному листку с военным билетом на станцию ВНОС и начал работать телефонистом по передаче сводок с наблюдательных постов. Паспорт у меня не отобрали. Проработав там 2 месяца я хорошо освоил опознавательные силуэты наших и немецких самолетов по специальным альбомам.
   Савва был мобилизован на авиабазу.Авиабазы были подвергнуты ожесточенным бомбардировкам немецкой авиацией с первого дня войны и Савва пропал без вести.
   В июле пришел приказ явиться мне в управление противовоздушных войск г.Москвы. Там мне объявили, что я назначаюсь командиром взвода 82–го отдельного батальона по обороне Тулы. Противовоздушная оборона г. Тулы только формировалась,офицеров не было. Поэтому на должность командиров всех трех взводов 82 батальона были назначены сержанты. Центр нашего батальона располагался в г. Епифане – это на восток от Тулы. У меня было 4 НП в деревне Клекотки  и других, а основной в райцентре Гореловка. Солдаты жили в землянках на краю деревень и в самих деревнях. Из оружия имели только винтовки и слабые польские гранаты. Снабжали слабо. Однажды я обнаружил в каше мелкие осколки стекла-пришлось ее выбросить.
   30 октября 1941 года 2-й танковый корпус Гудериана, усиленный пехотным полком. «Великая Германия» начал штурм Тулы со стороны Орловского шоссе. Город обороняли 156 полк НКВД, рабочий полк и 732 зенитный артиллерийский полк.  В первый же день было подбито более 30 танков немцев и уничтожено около 2 батальонов пехоты. Бои продолжались 50 дней, причем Тула находилась почти в полном окружении. Помощь из Москвы начала поступать через 2 суток. Понеся большие потери в танках и людях немцы решили пойти в обход Тулы через Рязань. В последних числах октября ко мне в Горловку приехал командир батальона капитан Чернышев со своей командой и сказал, что они едут в Рязань,а мой взвод оставляют на месте, чтобы сообщить о появлении немцев и отходить на Рязань. Мне удалось собрать 15 человек с разных НП, кроме двух. На одном из НП произошла стычка. Пятеро наших солдат во главе с комсомольцем сержантом Горюновым столкнулись с немецкой разведкой на машине. Немцев было 15-20 человек с автоматами. После перестрелки наши потеряли одного убитого и отошли в неизвестном направлении. Перед Горловкой немцы появились вечером, неожиданно, на большой машине и мотоциклах. Поздно вечером они выехали в соседнюю деревню. Наш НП (4 человека) находился между этой деревней и Горловкой. Когда я по телефону связался с этой деревней, то услышал немецкий разговор с телефонистками. Ночью мы взяли лошадей и сани и выехали в город Скопин (около 30 км.) в Рязанской области. Я выехал верхом, вооруженный только револьвером марки «наган». Было воскресенье, рынок полон людей. Я проехал к военкомату, там попросил помещение для своих солдат и сообщил, что немцы уже в Горловке. Когда я вместе с сопровождающими проезжал через рынок он был пуст. Переночевав,  мы выехали дольше на Рязань, в обход г. Михайлова, так как там были уже немцы. Из Михайлова ночью немцы были выбиты бойцами 10-й армии под руководством Голикова. В Скопин немцы вступили на другой день после нашего отъезда, но вскоре они были выбиты матросами, появившимися на товарном поезде из Ряжска.
   В Рязани наш батальон пробыл около месяца, а затем возвратился в г. Епифань, который был сильно разрушен отступавшими немцами. К этому времени Тула была уже освобождена 10-й армией и конницей генерала Белова.
   В 1942 году командиры взводов ВНОС были заменены выпускниками специальных училищ. В мае 1942 года я был переведен в 732 зенитный полк. Меня назначили начальником вновь организованного НП в деревне Садки Лаптевского района в 20 км. от Тулы. Со мной было 3 солдата: Морев, Воеводин и Ермолаев. В 1943 году их заменили тремя девушками, а меня перевели в г. Тулу. Батарея 85 мм. пушек (3 орудия) располагалась в пригороде Живодеровки и охраняла дровяной вокзал. На батарее был прибор ПУА 30, который определял азимут и угол места самолетов, а также дальномер, определяющий расстояние до самолета. ПУА 30 обслуживали 10 девушек, а дальномер двое мужчин (Рощибаринский и Костин). Я был командиром отделения связи. Кроме того я наблюдал за воздухом и дежурил по носам. Связь с НП была проволочная, т.к. рации на НП не было. Однажды я задержал одного дезертира, сбежавшего из  гарнизона города и получил благодарность от начальника штаба полка. Немецкие самолеты летали только одиночно, большие налеты к этому времени уже прекратились. Таким образом, нашу батарею при мне не бомбили. Одиночные самолеты летали высоко и старались сбросить бомбы далеко от батареи.
  После освобождения г. Ржева из оккупации я посылал несколько писем к своим, соседям, в горсовет, горвоенкомат с целью узнать с целью узнать судьбу своей семьи, но ниоткуда ответа не получил. Отсюда сделал вывод, что после жестоких боев при освобождении Ржева никого в живых уже нет.  То же писал мне и Сема из Кинешмы, с которым я связался-у него был мой военный адрес. 
  Весной 1944 года поступил приказ 1000 человек строевых мужчин отправить из полка в Калужский пересыльный пункт, где формировались маршевые батальоны на фронт. Наша армия начала сильно страдать от недостатка личного состава. В полку оставили только командиров орудий, заряжающих и наводчиков, а также офицеров. На замену были присланы подростки 18 лет. В июне 1944 года в Калуге формировался эшелон для отправки на Ленинградский фронт. Мне выдали желтые американские ботинки и новое обмундирование. Свои хорошие сапоги я продал на базаре. По прибытии в Ленинград нас поместили в какую то среднюю школу. Утром прибыли офицеры гвардейской части. Они попросили всех построиться в коридоре и вызвали ранее судимых и штрафников. Этих записали к себе, как самых отчаянных. Гвардия должна пробивать фронт и отходить на пополнение после боев. Остальных отбирали по росту, не менее 175 см. Я попал в Ленинградский гвардейский корпус, 63 Красносельскую ордена Ленина краснознаменную дивизию, 192 ордена Александра Невского полк.  Дивизия прославилась при освобождении Ленинграда и освобождении Красного Села. 192 полк первым форсировал Нарву  под Киншсеппом и держался на противоположном берегу, несмотря на контратаки немцев. При дальнейшем распределении я попал в роту связи и был направлен старшим радистом при минометной батарее. Такие батареи были в каждом из трех батальонов. Штаты батареи были сокращены наполовину по сравнению с мирным временем. Из под Нарвы нас направили в г. Ломоносов (Ораниенбаум). Здесь мы погрузились на морские суда и переправились через Финский залив. Фронт оказался опять у реки Сестры.
  В июне 1944 года начался новый штурм финских позиций нашими войсками.  В течение 15-22 часов велся ураганный огонь из орудий: "Катюш" и "Андрюш". Артподготовка сопровождалась бомбардировкой авиацией. Мы сидели в блиндаже с тремя накатами. Вначале финны огрызались, один их снаряд потряс нашу землянку. Накат уцелел, но солдат, находившийся перед землянкой был разорван на куски. Через час сопротивление финнов прекратилось и наши войска заняли финские позиции. Сержанту Звонареву было присвоено звание лейтенанта и присвоено звание Героя Советского Союза за то, что он остался командовать ротой после выхода из строя всех офицеров. За сутки наши подразделения продвинулись на 20 км. Финский фронт был прорван. Следующий бой произошел на значительно восстановленной линии Маннергейма. Мне пришлось участвовать в бою у деревни Сумма, т.е. там, где я был ранен в 1940 году. 
   На этот раз линия Маннергейма  была прорвана через несколько дней боев. Видимо укрепления были восстановлены только частично. Однако сопротивление было значительным. Один снаряд угодил в убежище, где находился штаб нашего полка. Погиб начальник штаба и все связисты, которые там находились, кроме одного. Этот счастливчик отделался испугом и легкой контузией.  Дальше мы продвинулись до деревни Ихантала – это уже за городом Выборг, который был взят другими частями. Здесь мы увидели много пленных финнов. Во время боев 1939-40 годов пленных практически не было. К укреплениям в скалах перед Иханталой финны прислали свежую егерскую дивизию. Появилась тяжелая немецкая артиллерия  и немецкая авиация. Однажды штаб полка, при котором я находился со своей радиостанцией  был окружен финскими автоматчиками  с радиостанциями.   Они начали нас обстреливать и сообщили по радио наши координаты для минометной батареи, которая начала обстрел возвышения, где находился  наш штаб. Выручила наша рота автоматчиков, охранявшая наш штаб. Они прорвали окружение и штаб поменял место. Во время последних боев под Иханталой я вместе с радиостанцией вырыл окопчик на склоне очень крутого и скалистого оврага и вдруг увидел немецкий   самолет, летевший в середине оврага, примерно на моем уровне. Мгновенно я спрятал голову в окопчик и немедленно прозвучала пулеметная очередь в борт оврага, где была моя голова. Видимо, немецкий летчик заметил меня и разрядил свое оружие. В эти дни Финляндия согласилась прекратить войну, разорвать союз с немцами, отдать нам Карельский перешеек вместе с Выборгом.
   Через некоторое время наш Ленинградский гвардейский корпус был отведен к Ленинграду. Нас погрузили на поезда. Я ехал утром через окраины Ленинграда на открытой платформе и любовался мирной жизнью большого города. На остановке за Ленинградом нас приветствовали случайные граждане. Никто не знал куда мы едем. Выгрузились мы в районе г.Гдова, на берегу Чудского озера. Значит немецкий фронт в Эстонии! Через озеро нас перевезли небольшие суда и мы оказались на берегу речки Эмбах недалеко от города Тарту. От немцев нас разделяла только речка. Сразу же был дан приказ снять гвардейские значки и готовиться к форсированию реки. Через три дня после небольшой артиллерийской подготовки на лодках и плотах реку форсировали вначале пехотинцы, а затем и минометчики. Немцы оказали относительно небольшое сопротивление, но известный в полку разведчик-весельчак Логинов был убит у стога сена за которым он скрывался от танка или самоходного орудия. Наша танковая бригада прорвала фронт в г. Тарту и зашла в тыл немцев, оборонявших реку Эльбах. После этого все немецкие части в Эстонии начали поспешно отступать к морскому побережью. По дороге немцы бросали машины с продуктами и амуницией. Тут мы убедились, что для своих солдат немцы готовили ржаной хлеб в целлофановой обертке, а для пленных русских – ржаной хлеб с древесными опилками. Отступали они на машинах, а мы их догоняли пешком, в лучшем случае на танках. Большую помощь нашей пехоте оказывала штурмовая авиация – самолеты Ильюшина (ИЛы), вооруженные реактивными установками- «Катюшами».
   Эстонское население нас встречало по-разному. Молодежь говорила по-немецки и была к нам настроены, в основном, враждебно. Старики- мужчины, служившие в царской русской армии, относились к нам хорошо. Они знали русский язык и говорили, что русский народ простой и дружелюбный, а немцы признают только свою нацию. Немецкому солдату было запрещено жениться на эстонках. Смущала их только наша коллективизация. Почти все эстонские парни служили в немецкой армии, они боялись попадать к нам в плен. Поэтому в лесах появились эстонские партизаны, с которыми нам пришлось бороться. Нас удивило обилие продуктов после опустошенных территорий на русской земле. Наступление проходило осенью, в сентябре. Картошка уже поспела и мы копали ее сколько хотели. Хлеб меняли на немецкое обмундирование, брошенное немцами на машинах. Наше снабжение отставало от наступающей армии. Когда наш отряд на 10 танках с пехотой, посаженной на них подошел к городу – порту Пярну на Балтийском море, то немецких войск на окраине города мы не обнаружили.  Я на радиостанции держал связь с полком. На пристани оказалось около 1000 немецких солдат голландского происхождения, которых не успели погрузить на морские суда. Они сразу сдались после танковых залпов в воздух. Город был освобожден отрядом в 300 человек. Мы оказались полными хозяевами в городе до прихода войск НКВД, снабжения нашего не было.  Мы обнаружили большой склад с соленой рыбой в громадных чанах, но ее можно было есть только после длительного отмачивания. Поэтому мы столовались в немецкой столовой. Ночью ходили патрулировать улицы. Пленные голландцы были добродушны по отношению к нам, так как мы их не охраняли. Через 3 дня нас перебросили в порт Балтийский. У батальонных и ротных командиров появились «придурки» из бывших уголовников, которые днем спали, а ночью промышляли, добывая водку и сало для свих командиров. В порту Балтийском уже были наши военные корабли.
 В городах немцы организовали свои кладбища, которые наше командование требовало сразу сносить самим эстонцам. Между моряками и пехотинцами начались стычки из-за женщин, поэтому нас быстро отвели под город Таллин. На острове Эзель произошли ожесточенные бои между нашей 45 дивизией, в которой было много красных зстонцев и местными фашиствующими эстонцами, руководимыми немцами. Эстонцы говорили на финском языке, но знали и немецкий. Нашего героя лейтенанта Звонарева ранила фашистски настроенная эстонка, которую затем пристрелили наши солдаты- автоматчики.
   Настоящие ожесточенные бои нам пришлось вынести в Курляндии. После освобождения Эстонии наш корпус перебросили на ликвидацию 33-х немецких дивизий, оказавшихся замкнутыми на Курляндском полуострове в Латвии с центром в городе – порте Либаве. История создания этой группы войск курьезная. Гитлер приказал им там оставаться до начала применения его нового оружия. Ему нужен был новый плацдарм для наступления на Советский Союз.  В это время наши армии развивали наступление в самой Германии и готовили захват Берлина. Почти все технические средства (авиация, артиллерия, танки) были брошены на Берлин. Нашему руководству было выгодно запереть курляндские войска на этом полуострове, чтобы они не мешали штурмовать Берлин.  В связи с этим нашему корпусу был дан приказ наступать и не дать немцам садиться на суда, чтобы отправиться в Германию. В то же время нам не дали на помощь авиацию и танки, а также оставили мало артиллерии.
   Ожесточенные бои начались в феврале. Зима была мягкой, с оттепелями. Разведчики установили, что на первой линии обороны у немцев нет никого. Очевидно они ожидали большую артподготовку и ушли на вторую линию. Поэтому наша пехота заняла первую линию без боя, но дальше продвижение шло очень медленно. Бои продолжались около двух недель, а наши прошли только около 8 км. Я беспрерывно обслуживал минометную батарею, так как телефонная связь часто рвалась. Когда мы с командиром батареи расположились в одно из немецких окопов и начали налаживать связь, неожиданно взорвалась немецкая мина в метре от края окопа прямо против нас. Немцы, зная координаты своих окопов, начали точный обстрел. Это заставило нас переменить место и уйти за опушку леса.  В другом случае после двух залпов нашей минометной батареи вдруг заскрипел «Ишак» - немецкая 8-ми ствольная «Катюша». Все сразу спрятались в свои окопчики, которые всегда рыли при перемене места. Это спасло нас от гибели. Все снаряды разорвались в расположении нашей батареи, но был ранен только один человек. Но моя радиостанция была повреждена от сотрясения воздуха. Это заставило меня пойти в штаб полка к мастеру Циркулю из ленинградских жителей. За две недели боев у меня отросли усы и черная борода. На шее у меня висел немецкий автомат «Шмайссер», так что Циркуль меня не узнал, пока я не заговорил. Он подумал даже о немецком диверсанте! После починки радиостанции я пошел на батарею, но ее не нашел. Вместо трех батарей была составлена одна сводная, в которую включили меня и придали мне помощника – Свиридова – бывшего радиста из роты автоматчиков. Командир батареи был другой, мне незнакомый, прошлый был ранен или убит, я не знаю. Перед этим он сказал, что представил меня к ордену, но никакого ордена я не получил. Еще в Эстонии меня вызвали представители парторганизации и сказали, что пришла разнарядка послать одного человека с фронта в школу политруков и они рекомендуют меня. Я ответил, что я беспартийный. Они сказали, что примут в партию как фронтовика без кандидатского стажа. Но я побоялся, что они будут копаться в моем происхождении, напишут в Семипалатинск и тогда будет непредвиденное. Я ответил , что у меня есть специальность и менять ее я не хочу.
  Весь личный состав трех батарей был мобилизован на пополнение потерь в пехоте. Осталась только одна сводная батарея, но она в боях не участвовала, так как наша часть была отведена в тыл на пополнение.  В последнем бою погиб был мой друг связист Рощин из Москвы. В ночь с 9 на10 мая мы были оповещены по радио о капитуляции Германии. Все, находившиеся в большой землянке выскочили с винтовками и начали салютовать в воздух пока не расстреляли по обойме патронов. Кончились наши 4-летние мучения.
   Однако на нашем фронте немцы еще не сдавались. Поэтому 11 мая нас направили на передовые позиции, а немцам было выслано предупреждение о начале новых боев. После полудня над немецкими окопами появились белые флаги. Немцы без оружия вышли из окопов и начали сдаваться. Несколько дней наша часть участвовала в приемке оружия у сдававшихся немецких подразделений в пригороде города Либава. В  самом городе наш полк не был. Через некоторое время начался наш пеший поход к Ленинграду на расстояние 1000 км. Маршрут движения проходил через города Шауляй-Рига-Псков. В день мы проходили по 30-40 км. Во время движения солдаты пели песни, а встречные машины с женщинами или в военной форме встречали на «ура».В наших полках женщин практически не было, даже в санитарных подразделениях были мужчины. Пеший поход был вызван тем, что все транспортные средства были заняты вывозом трофеев из Германии. В Гатчине нас переодели в новую форму: сапоги, гимнастерки и брюки. В это время был уже июнь и годовщина начала войны с Германией. Мы построились по 6 человек в ряду с касками на голове и с автоматами без патронов двинулись в Ленинград. Впереди колонны во главе с генералом Щегловым шел взвод участников парада в Москве, одетый в особую форму (синие диагонелевые брюки и темно-зеленые френчи). За воротами Ленинграда нас встречала толпа жителей. Они преподнесли огромный пирог, который несли 10 человек. Этот пирог солдаты сразу же разрезали на кусочки и раздали нашей группе, идущей за взводом победы.  Попробовал этот пирог и я – это был сдобный кусочек с повидлом. Дальше нас встречал весь город. При громадном скоплении людей улицы оказались очень узкими и нам пришлось сначала перестроиться по 4 человека в ряду, а затем по 3 и по2. В это время одна женщина вручила мне букет цветов, внутри которого была четвертинка водки и записка с адресом от кого подарок. Но познакомиться с этой женщиной я не смог, так как сначала нас не пускали в город, а затем я потерял эту записку. Пройдя через весь город мы очутились на площади перед Зимним дворцом. Здесь построились по 4 человека и под звуки оркестра прошли парадным маршем перед трибуной, на которой было руководство Ленинграда. Секретарь обкома приветствовал нас с великой победой, благодарил за участие в прорыве блокады города и успешные действия на финском и немецком фронтах. Расположились мы на станции Песчаная вблизи от города. Здесь мы жили около месяца, а затем специалистов сельского хозяйства (агрономов, трактористов, комбайнеров и других) отправили в районы Ленинградской области помогать при уборке урожая. В колхозах работали, в основном, женщины и подростки. Меня направили в Савиновщинский сельсовет для  составленияектов организации севооборотов. Здесь секретарем сельсовета работала симпатичная девушка Зина, до войны учившаяся в пединституте. Мы с нею дружили. После окончания войны с Японией нас вызвали в Ленинград. Перед отъездом я снялся на фото для паспорта без оружия (фото сохранилось). В Ленинграде всех старше 30 лет отправили, как демобилизованных по домам. Перед этим выдали новое обмундирование и денежное довольствие за службу в течение 4 лет.  Это произошло 30 октября 1945 года. В Ленинграде больших разрушений не было, но чувствовался большой недостаток продовольствия. Проезд для фронтовиков был бесплатный, для питания в привокзальных столовых были выданы талоны и сухой паек из консервов. Через Калинин я поздно вечером приехал во Ржев. Старый вокзал был разрушен, а новый еще не построен. Ночевать пришлось по-походному, положив вещмешок под голову, в шинели, на полу маленького вокзального помещения. Утром я пошел искать свой дом. На том месте, где я оставил свою семью был только фундамент. Вся улица, за исключением отдельных построек сгорела. К счастью дом напротив Третьяковых был цел. Когда я туда пришел, то увидел хозяйку. От неё узнал, что три человека из моей семьи живы и находятся в деревне Черниговской области Украины. Мама, жена и Витя приезжали на днях во Ржев, но найдя только развалины вернулись обратно. Через несколько часов я разыскал Гутю – жену брата Савы и дядю жены, который уже побывал на Украине. С ним мы отпраздновали встречу, но он жил в тесной комнате; его дом тоже сгорел.
  Ввиду безнадежного положения с квартирой я решил поехать в Москву и искать работу в неоккупированных  районах. Из армии мне было выдано направление в Можайский район  Московской области, где я надеялся устроиться работать в знакомом совхозе «Молочный гигант».  Можайский райвоенкомат выдал мне направление в этот совхоз. Там был нужен агроном отделения, однако в этом отделении квартиры не было, так как здесь были бои и все разрушено. Рабочих так же было мало, в основном, работали пленные немцы.  Видя невозможность вызвать семью, я решил уехать искать другую работу. В Москве мне предложили должность главного агронома Машино-тракторной станции в Орехово-Зуево и Кривадино. Квартиру обещали только в Кривандино в 100 км. к востоку от Москвы.
    Во время войны  папа Римский  Иннокентий призывал европейские народы пойти «крестовым походом»  против  безбожного Советского Союза. Это было фактически на помощь фашистской Германии. Поэтому солдаты зенитной батареи в городе Туле, где  я служил в  1943 году, называли меня не Иннокентием а Геннадием. Официально полагалось называть солдат по фамилиям, но между собой все звали друг друга по именам. Это укрепляло дружбу. Старшина батареи Дорофеев тоже знал меня как Геннадия и при отправлении в маршевый батальон выписал мне красноармейскую книжку на это имя. Обнаружил  это я  только  в поезде на Ленинград. Но менять  имя было уже поздно. В Кривандино  я пришел уже как  Геннадий Леонидович.Так у меня появилось новое имя.
   Квартиру мне сразу выделить не могли и я нанял сначала комнату в частном доме, а через год получил отдельную комнату в доме недалеко от центра поселка. Жена по состоянию здоровья работать не могла, физически не была больной, но нравственно потрясенной и  периодически  плакала  без всякой  причины.
  В  1947 году 30 мая Тоня  рано утром  почувствовала позывы к  рождению ребенка,но больница   находилась в нескольких  километрах от поселка. Поэтому я срочно  запряг имевшуюся  в организации лошадь и повез ее к врачам. Однако, не доезжая  около двух километров  до больницы,дочка Валя внезапно появилась на свет. Роды у жены Тони  проходили очень легко. Повивальной бабкой пришлось быть мне в солдатской шинели самодеятельного доктора.
   МТС оказалась очень отсталой, во всем районе почвы были мало плодородные, песчаные, а в понижениях рельефа торфянистые. Урожаи были низкие и колхозы очень бедные. МТС  постоянно были без средств, так как  требовались очень большие  деньги на восстановление гусениц, которые на песке стачивались вдвое быстрее, чем положено. Денег на это не отпускалось и трактора простаивали. Отсюда и планы работ не выполнялись. Просьбу о выделении колесных тракторов  я написал и с директором мы обратились в райисполком и райком КПСС. Но через некоторое время нам ответили, что колесные трактора не производятся по указанию товарища Сталина. В это время бывший фронтовой политрук и секретарь парторганизации Кривандинского райзо и земельного фонда, обратился ко мне и еще одному фронтовику с укором: «почему вы, защитившие Родину, не вступаете в партию?!»
   Подумав об этом, мы согласились,  т.к. это не противоречило нашим убеждениям. Репрессии прекратились, нас приняли в кандидаты КПСС. Как агроном, я получил большую практику по ремонту и эксплуатации тракторных сеялок. Трактористам было выгодно пахать, а не сеять, поэтому все сеялки были запущены. Колхозники сеяли вручную из лукошка, а заделывались семена бороной. Это сильно снижало качество посева.  Я добился восстановления сеялок, и ручной посев прекратили.
   Главной моей целью  при работе  в Московской области было закончить образование. Когда я появился в ТСХА (Тимирязевка ), где я учился до войны на заочном факультете, то оказалось, что заочный факультет выделен в отдельный институт  ВСХИЗО в городе Балашиха Московской области. Там мне пришлось заканчивать учебу за  4,5 и 6 курсы.
   Некоторые дисциплины сдавал в ТСХА, т.к. учебные программы менялись.28 декабря  1948 года я получил диплом ученого агронома-плодоовощевода. Почти все дисциплины были сданы на отлично, за исключением метеорологии, физической  и коллоидной химии и немецкого языка, по которым были удовлетворительные оценки. Но эти  дисциплины сдавались после войны, когда для моей семьи сложились крайне тяжелые условия. 
   В Кривандино  нам пришлось пережить голод, который тогда был во всей стране, особенно на юге, в связи с сильной засухой. В 1947 году у меня были наплывы под глазами от недостатка питания, а у мамы опухли ноги.
   Получив высшее образование, я обратился в государственную комиссию по сортоиспытанию с просьбой направить на заведование сортоучастком. Мне предложили две области,  бывшие в оккупации: Псковскую и Брянскую. Я  выбрал Псковскую,как более близкую к Москве. В  Пскове мне предложили два  сортоучастка:Псковский и Новоржевский.
   Новоржевский сортоучасток находился в непосредственной близости  от районного центра, что имело большое значение. Город Новоржев находился в  70 км  от железной дороги и в 30 км от  Пушкиных гор, родового имения Пушкина. Это очень маленький городок, частично разрушенный оккупантами. Сортоучасток  помещался в колхозе «Активист»,граничившим с городом, в одном километре от него. Детям  можно было ходить в среднюю  школу пешком. У сортоучастка была своя маленькая избушка, покрытая  соломой. Она располагалась на берегу озера Орша.
   В колхозе имелось 540 га пашни и 1500 га лугов и пастбищ. Пашня располагалась на возвышенных участках рельефа, разрезанных  болотами. Всего в колхозе было  5 деревень, в т. ч.  одна, окруженная небольшой речкой.
   Недалеко от  центра в деревне Орша  располагался  лесной колхозный массив. При домике сортоучастка  был  усадебный участок 0,20 га, на котором  можно было возделывать картофель и росло несколько  деревьев кислых яблок. Колхозники имели  участки по 0,5 га и держали корову, поросят и кур. Этим они и жили. На трудодень получали  200 граммов «костра» - отсева ото ржи  и по 10-20 коп. денег. Колхоз  считался  одним  из самых отсталых, т.к. желающих работать в нем мужчин было мало.
   Председатель Юматов, демобилизованный солдат, член партии, был полуграмотным, хитрым  мужиком, выпивающим каждый день за счет колхозников. Бухгалтером была  женщина-вдова, которая поощряла поведение Юматова. Стадо  крупного рогатого скота  было  ничтожным и малопродуктивным. Работать на ферме желающих было мало. Зав. фермой - родственник Юматова был заинтересован только в личной наживе. Надои составляли около 1500 л. в  год с одной головы. Урожай зерновых – озимой ржи и ячменя были – 7-8 центнера, льна-волокна 1,5-2 центнера, а в отдельные годы лен почти весь погибал. 
   Вскоре после моего появления в колхозе исполнился год моего кандидатского стажа и райком принял  меня в  партию, одновременно назначив  секретарем  вновь организованной  партийной  ячейки. Членами организации были бывшие фронтовики и один бывший милиционер.
   Колхоз состоял из пяти  деревень  (Орша, Мешток, Булохово, Шастово и Заречное), сортоучасток  располагался  на 100 га, принадлежащих  бригаде в деревне Шастово. В распоряжении заведующего сортоучастком была вся бригада   с людскими резервами и конным составом. Оплата  людей, работающих на сортоучастке,  проводилась независимо от колхоза и составляла  2 кг зерна на трудодень. Имея 500 трудодней, человек получал 1 т. зерна. Это определяло устойчивый состав бригады и желание работать в ней. Колхоз освобождался от обязательных поставок государству с площади сортоучастка(100га).
   Почва на этом участке была дерновая слабоподзолистая легкосуглинистая. Мощность гумусного горизонта составляла 20-26 см, содержание гумуса колебалось от 2,28 до 2,8 %. В других бригадах колхоза (Мешток и  Булохово) почва была песчаной и менее плодородной. Сортоучасток  испытывал зерновые сорта  озимой и яровой пшеницы, ячменя, овса, озимой ржи, зернобобовых культур и гречихи. Севооборот семипольный, пар черный-1, озимая рожь-2, клевер с тимофеевкой-3  и 4  года, лен долгунец-5, яровая пшеница -6, ячмень, овес-7. Минеральные удобрения  приходилось  завозить с железнодорожной станции за 30 км от колхоза; известкование проводить было нельзя т.к. известь тогда не продавалась. Навоз вносился только на паровом поле. Трудность вывоза удобрений заключалась в отсутствии автотранспорта  в колхозе  «Активист». Деньги колхоз мог приобрести только за реализацию льнотресты, но урожайность  льна была низка (около 2-3ц/га). Главной причиной такой низкой урожайности были слишком  ранние сроки посева, а также отсутствие пласта  чистого клевера. Между областями существовало соревнование в том, кто раньше доложит  т. Сталину о завершении сева льна. Для Псковской  области надо было закончить посев этой культуры к 15 мая. На практике  бороться с сорняками лен сам не мог. Требовалось спровоцировать всходы сорняков весной  и уничтожить их культивацией. Гербицидов для льна тогда еще не было. Затем они появились, но уничтожали только крестоцветных. Кроме того, при раннем посеве до средней температуры воздуха +10 гр. семена  льна  развивались при медленном  прорастании. Всходы льна  представляют два  семядольных листка. Они не могут преодолеть корку, образующуюся при выпадении дождей. Сеять  лен можно было только начиная с 20 мая. Чтобы получить густые  и сильные всходы льна, мы с председателем научились  рапортовать об окончании сева, когда поле было прокультивировано и выровнено, т.е. до 15 мая, а сеять  начинали только после уничтожения сорняков повторной культивацией. Вторым  злом  было требование травопольной системы по Вильямсу, т.е нужно было сеять смесью клевера с тимофеевкой. Пробный посев льна  на сортоучастке по чистому  клеверищу и травосмеси с тимофеевкой показал очень резкую разницу в пользу  чистого клевера. Эта  разница заключалась не только в большем количестве азота,  т.к. азот можно  было возместить удобрением,  но как  потом стало известно,  в увеличении  количества  микроэлементов  в почве и возможно в более благоприятной  микрофлоре. Выполняя новую агротехнику при возделывании льна на площади 10 га  звеньевая  Зинаида  Ермолаева  получила  урожай  льноволокна  10ц/га и льносемян 7ц/га. Это был рекорд Псковской области  и Ермолаева получила золотую медаль ВДНХ за этот урожай. Такая агротехника была распространена на все  посевы льна в колхозе. Урожайность льна  возросла до того, что колхоз стал выполнять план сдачи  льнотресты более, чем на 500%, а отсюда  денежные  доходы  резко  увеличились. Кроме того  увеличилась и урожайность  зерновых  с 7-8 ц/га  до 18-20ц/га. Средняя  оплата  трудодня стала  2-3 ц. зерна  на руки и 7-8 рублей на трудодень. Колхоз купил грузовую автомашину и начал на  ней ездить в Ленинград- продавать  картофель, но вскоре это запретили, т.к. район не выполнял план сдачи  картофеля по 10 коп за кг. В Ленинграде на рынке картофель стоил  1 рубль. Плохо обстояло с сенокосами. Колхозники  нуждались в сене, т.к. коровы были кормилицами, но  косить  разрешалось им только с 1/10 сенокоса, остальное надо было  сдавать  на общественное стадо . Но косить на  отдаленных лугах было очень трудно. Надо было  сено высушить и вывезти его оттуда. Сено оставалось нескошенным, а колхозники скашивали  осоку  на ближних  болотах . На председателя Юпатова пришло коллективное письмо в райком партии с просьбой  заменить его, как алкоголика,  не болеющего за хозяйство. Пришлось рекомендовать трезвого человека из деревни Булохово и принять его в партию . Юпатов с  дружками из деревни Мешток стали моими врагами.
  После   защиты моей кандидатской диссертации в 1955 году от Псковского  обкома КПСС поступило предложение перевода меня на работу  директором Псковской льняной опытной  станции.
 Переходить  на руководящую работу  я не хотел, но другого выхода из положения не было. Райком  партии долго не соглашался отпускать меня  из колхоза «Активист», который мне удалось  вывести  из отстающих в самый лучший  в Новоржевском  районе.
 Кроме производства меня интересовали  и научные вопросы. Заканчивая  учебу в институте я заинтересовался  амфиплоидными  сортами зерновых  культур, выведенными профессором Жебраком. Несмотря на критику со стороны Лысенко, утверждавшего, что нельзя воздействовать на растения химическими средствами( колхицином) и физическими(радиоактивными лучами), я  решил попросить у Жебрака, тогда еще зав. кафедрой  генетики в ТСХА, его сорта пшеницы. Он дал мне около 100 г. его амфидиплоидной яровой  пшеницы. Она отличалась крупностью зерна (вдвое превышавщую обычные), необычайной  твердостью и полным  иммунитетом  к  ржавчине. Недостатком  ее было очень позднее созревание, необыкновенно крупный  колос (в три раза  крупнее обычных сортов) и тонким  стеблем, отчего она полностью полегала  ко времени созревания. В условиях  Псковской области  она была  неприспособлена к  климатическим условиям. Поэтому я решил  переделать ее на озимую. Однако в течение перезимовки растения этой пшеницы полностью погибали.
   Связаться  с Жебраком мне не удалось,  т .к. его сняли с заведования кафедрой в ТСХА  и  выслали  из Москвы в Поволжье, как "морганиста-вейсманиста". Тогда я решил поступить на заочную аспирантуру по селекции в Ленинградском ВИР. Но там хозяйничали  лысенковцы  . Они спрашивали меня только по учениям  своего шефа. Поскольку  я  это учение не признавал,  то  меня  забраковали . На другой год , т.е. в 1951 г., я  поступил в аспирантуру ВИУА в г. Москве по специальности  агрохимия под  руководством   Ивана  Васильевича  Мосолова, тогда  еще  кандидата  наук. Лабораторными анализами руководила  Яковлева, известная как специалист по микроэлементам. В то время многие считали, что микроэлементы- это  раздражители, а не обычные  элементы питания . Тогда  в ВИУА работали  такие  известные  исследователи как профессора  Найдин, Станков и другие . Изучение системы удобрения  яровой пшеницы  было  предложено мною, с чем и согласился  И.В. Мосолов. Он был явный  противник  Лысенко  и сторонник Прянишникова, хотя во главе ВИУА был  поставлен лысенковец  Павлов. Диссертация на тему « Приемы удобрения  яровой пшеницы  на дерново-подзолистых  почвах в условиях Псковской  области» была  защищена   мною успешно в 1955 году. В  исследованиях  изучалась система удобрения двух сортов яровой  пшеницы : Тулун-70-Тулунской  опытной станции  и «Фильгия» шведской селекции. Было  установлено  различие по отзывчивости  на удобрения этих сортов. Сорт Фильгия  давал  более высокие  прибавки урожая от применения минеральных удобрений. Было установлено, что  фосфорные удобрения  нужно вносить при посеве (Р10)  и под весеннюю культивацию   (Р40-45). Азотные  наиболее эффективно вносить весной в начале кущения. Заделка азотных  удобрений  весной  под культиватор приводит к  усиленному развитию сорняков, что значительно снижает эффективность  азотного удобрения. Эффективность  азотной подкормки  в Псковской  области  гарантируется  выпадающими осадками  и повышенной  влажностью  воздуха, а также  гигроскопичностью  азотных  удобрений.
   Вскоре определилось, что контакта с руководителями области не будет. Нужно было внедрять кукурузу на  кислых почвах. Так требовал  Хрущев,а известковать  почву было нечем. На  нормальные, а не  ранние  сроки посева льна , председатель  облисполкома , зоотехник по образованию, не согласился. Он думал, что  при  отсрочках  с посевом  льна колхозы его  не успеют  убрать. Между тем  механизированная уборка льна ( теребление льна теребилкой или льнокомбайном)  возможна  только на  чистых посевах льна.
    Выход  из  положения  оказался очень легким. Пришло постановление  из  Москвы  об организации Псковской областной   опытной  станции  вместо Псковской  льняной , подчинявшейся Институту  льна. В  журнале  « Земледелие» была  опубликована  первая моя статья  о  сроках  посева  льна.

 ... С 1956 года мой отец Мокриевич Г.Л. - ассистент кафедры земледелия АЧСХИ, с 1958 г. - доцент, в 1958-1962 гг. - декан заочного факультета, 1962 года - доцент кафедры агрохимии и почвоведения. В 1967 году в ВИУА защитил докторскую диссертацию, в 1969 году присвоено звание профессора. С 1967 по 1986 гг. - заведующий кафедрой агрохимии Донского государственного университета, с 1986 по 2004 год - профессор кафедры агрохимии.

   ... Вот как отец описывает свою научную деятельность:"Первую зиму я привыкал к работе  в вузе, а  с весны 1957 года  началась наша  совместная  с Галиной  Михайловной Игнатович научная  работа. Меня заинтересовала статья в  газете «Молот»  секретаря по науке обкома КПСС  Юрия  Андреевича  Жданова  о фриттах, содержащих  микроэлементы и  готовящихся в НПИ.    Галина  Михайловна начала изучать  неизвестное  в Ростовской области поражение кукурузы шведской мухой.               
   Учитывая сообщения акад. Власюка  о том, что на юге Европейской части  СССР из микроэлементов  наиболее эффективны марганцевые  удобрения и данные  исследований Сивцова об  эффективности цинковых  удобрений  на  посевах  кукурузы,   в Ставропольском  крае были взяты марганцевые и цинковые  фритты. Для сравнения  были взяты  растворимые соли  микроэлементов.  С первого года проявились очень положительное влияние цинковых  удобрений  на устойчивость к плесневению семян кукурузы,  более густые  всходы  растений   и значительное  повышение урожайности.     Начиная  с  1958 года к  этим исследованиям  подключилась  Галина  Михайловна.  Вместе  с  микроэлементами  начали  испытываться  фунгицид-гранозан, а затем  ТМТД. Начали  изучаться  также  медные  фритты  и  цинеб.
   С  1961  года  начали  изучаться  отходы   цинкобелильного  производства. Руководство  Ростовского  завода  им. Октябрьской  революции  предложило  нам  изучать  эти отходы, прочитав  в  газете  «Молот»  нашу  статью  об эффективности  цинковых  удобрений. Наиболее  положительное влияние на  полевую  всхожесть семян  кукурузы  оказывали  сочетание цинк содержащих  препаратов с ТМТД.  Лучший  результат  давало добавление к отходам цинкобелильного производства  окиси  цинка. В  1962  году было  получено  авторское  свидетельство, совместно  с   сотрудниками  завода  на  полимикроудобрение  ПМУ-7, содержащее  размолотый  шлак  цинкобелильного  производства  и  окись цинка. 
   В 1963  году  кукуруза была  посеяна  в  один  и  тот же  день  по  двум  предшественникам: сахарной  свекле  и кукурузе. Посеянная  по  кукурузе выглядела  нормально, а  после сахарной  свеклы  резко  отставала  в  росте  и  имела  хлорозные  листья. По  сообщению Боуэна(1958 г.)при  посеве после  сахарной свеклы  кукуруза страдает  от  цинкового  голодания.   Проверка  этого  положения  была  поручена  моему  первому  аспиранту   В.С. Диброву, который освоил  технику  анализов  на  цинк  почвы  и  растений у  Уринкаси (Латвия). Его исследования  показали непригодность  кислой  вытяжки  из почвы  с помощью  HCL  на  карбонатной  почве  в связи с нейтрализацией  кислоты  и  преимущество  ацетатно-аммонийной  вытяжки  с  буферностью  при   РН=4,8  по  Крупскому  и  Александровой. Было найдено  также,  что  хлороз  листьев  и  низкая  урожайность при посеве после сахарной свеклы вызваны цинковым голоданием.
    В 1962 году была издана брошюра «Цинковые удобрения» тиражом 3000 экземпляров, совместно с Г.М. Игнатович. В этой брошюре подробно описывалось влияние цинковых удобрений на устойчивость кукурузы к поражению плесневыми грибами.
   В 1967 году мною подготовлена к защите докторская диссертация «Основные условия эффективности цинковых удобрений на посевах кукурузы и перспективы применения для других культур». Защита состоялась в городе Москве, в ВИУА 30 ноября 1967 года. Оппонентами были академик Каталымов М.В., профессор Школьников М.Я., доктор с.х. наук Мосолов И.В. Каверзные вопросы задавали проф. Алешин С.Н. (ТСХА) и Карпинский Н.П. (ВИУА). С положительным мнением выступил проф. Кореньков, выступающих против не было. Всего было задано 39 вопросов, в основном их задавали Алешин и Карпинский. ВАК выдал диплом доктора с.х. наук 5 апреля 1968 г.
 Банкет проходил в ресторане на Арбате. Присутствовали Кореньков, Школьников, Каталымов, Баринов и др. По приезде в Персиановку банкет состоялся в ресторане пос. Октябрьский, где присутствовали от  деканата Гайдамака, сотрудники кафедры,  соседи по квартире, дети. Приказом ректора Ладана кафедра была разделена на 2:"Почвоведение и физ.растений" – заведущий Калмыков,и "Агрохимия с защитой растений" – зав. Мокриевич.Через год мне было присвоено звание профессора.
    В истории агрофака моя докторская диссертация была первой – однако эта защита не прошла без сопротивления скептиков. Когда потребовалось утверждение моего первого отчета по хоздоговору с заводом им. Октябрьской революции декан факультета Калмыков и зав. кафедрой общей химии устроили саботаж, утверждая,что мои анализы по определению содержания цинка в почвах нужно делать в почвенной вытяжке по Тюльахмедову, я же утверждал, что анализы по его методике неверны. Проректор по науке Булдаков решил, что отчет нужно направить на рецензию в Ростовский университет профессору Акимцеву. Его заключение было в мою пользу. В дальнейшем для карбонатных почв официально была утверждена вытяжка по Крупскому и Александровой. Были противники по применению цинковых удобрений на посевах кукурузы со стороны Донского зонального института-доктора с.х. наук Бородина Н.Н. и Ростовского университета-проф. Садименко. Аспиранты проф. Акимцева в своих работах реагировали по-разному:Ивченко была против наших методов анализа,а Рязанова-поддерживала.
    В 1969 году на ученом совете ДСХИ  была защищена диссертация моего аспиранта  от ЮЖНИИГИМа В.И.Масютина «Удобрение картофеля летней посадки на предкавказском чернозёме в условиях орошения». Удобрения применялись локально при посадке и после посадки. Была достигнута рекордная урожайность для Ростовской области-более 300 ц/га при применении ПМУ-7.
    В 1970 году было сделано важное открытие моим аспирантом Н.В.Яровым. В его диссертации, защищенной на ученом совете ДСХИ, была показана цинковая недостаточность  кукурузы на карбонатном чернозёме под влиянием повышенных норм фосфатных удобрений. На Целинском сортоучастке кукуруза страдала от недостатка цинка с проявлением хлороза листьев  при посеве после сахарной свеклы в результате повышенного фосфатного уровня почвы.
   В этом же году под моим руководством совместно с Былинкиной (институт микробиологии, г. Ленинград) в ДСХИ защитил кандидатскую диссертацию В.Г.Бобышев по влиянию микробиологических процессов на плодородие почв в Ростовской области. Изучались процессы минерализации гумуса и накопления в почвах минерального азота.
   В течение 1970-73 годах моя аспирантка Л.Н.Агафонова проводила исследования по удобрению озимой пшеницы в звене севооборота черный пар–озимая пшеница-озимая(яровая) пшеница. При этом было установлено,что на обыкновенном черноземе, содержащем 4% гумуса в пахотном слое можно получить 56 ц/га  зерна озимой пшеницы без азотных удобрений. Азотное питание полностью обеспечивалось минерализацией гумуса(биологический азот).Внесение азотных удобрений было бесполезным. Урожайность озимой пшеницы лимитировалась влагообеспеченностью. Перед посевом озимой пшеницы в почве содержалось 43 мг/кг минерального азота,т.е. около 120 кг/га минерального азота. В то же время при урожайности 56 ц с 1 гектара зерна озимая пшеница выносила из почвы не менее 200 кг/га азота. Следовательно, 80 кг/га она дополнительно получила за счет минерализации гумуса в период вегетации растений. Удобрялась озимая пшеница только суперфосфатом (Р60).
   В 1968 году к руководству ДСХИ обратилась дирекция совхоза (Лесниченко)с просьбой помочь поднять урожайность основной культуры в хозяйстве-озимого ячменя. Ежегодно очень большие площади занимались этой культурой и средняя урожайность за последние 5 лет составляла всего 16,5 ц/га. Это не обеспечивало потребность в концентрированных кормах свинопоголовье совхоза «Донсвиновод» Зерноградского района, Ростовской области.    Агрохисмческое картирование пашни показало, что 75,3% почв хозяйства имеет очень низкую обеспеченность подвижным фосфором (по Мачигину) – менее 1 мг на 100 г. Только около 5% пашни было удовлетворительно обеспечено фосфором. Наша система удобрений в севооборотах совхоза включала преобладание фосфорных, но учитывая реальные возможности снабжения, удалось осуществить только припосевное внесение по 50 кг/га суперфосфата. Такое удобрение позволило увеличить урожайность ярового ячменя до 30 ц/га,что удовлетворило потребность хозяйства в концентратах.
   В 1970 г. на кафедру агрохимии ДСХИ обратилось руководство Ленинградского района Краснодарского края с просьбой изучить массовое заболевание кукурузы в хозяйствах района. Предварительное заключение фитопатологов было о том, что заболевание не инфекционное. С 1971 года в совхозе «Родина» проводились трехлетние исследования,которые показали,что болезнь кукурузы, получившая местное название «краснухи»-это острое цинковое голодание. Проявлялось оно при посеве кукурузы после сахарной свеклы. Болезнь выражалась в хлорозе листьев с их покраснением и укорочением стебля. Урожайность зерна повышалась на 7-8ц/га при внесении 5 кг/га цинка в виде окиси или ПМУ-7 при посеве. Особенно широко цинковое голодание кукурузы было распространено в свеклосеящих районах края: Ленинградском, Усть-Лабинском, Отрадненском, Тимашевском, Новопокровском, Староминском, Новокубанском, Брюховецком, Кущевском, Лабинском и Павловском, всего на площади 85 тыс.га.  Исследования были продолжены в колхозе «Кубань» Усть-Лабинского р-на в бригаде М.И.Клепова. Применение цинковых удобрений  давало прибавку урожайности зерна около 5 ц/ га. Исследования по договору проводились Н.П.Косцовым.
   На Всесоюзном совещании по микроэлементам в Иркутске В.С.Диброва познакомился  с Кветкиной из Алма-Аты. В Казахстане на карбонатных почвах кукуруза страдала хлорозом по неизвестной причине. После ознакомления с нашими данными о цинковом голодании кукурузы З.И.Шлавицкая с А.А.Кветкиной определили, что у них наблюдается то же голодание. После моей встречи со Шлавицкой в Москве на совещании по микроэлементам  мы договорились об издании книги «Цинковые удобрения», которая была издана в Алма-Ате в 1972 году тиражом 3500 экз.
   В 1973-74 г.г. было проведено по хоздоговору агрохимическое картирование почв в рисосовхозе «Буденновский» Пролетарского района, Ростовской области. Одновременно в 1974г. Фёдор Васильевич Ионов и Валентина Геннадьевна Ионова(Мокриевич)  начали исследования по применению цинковых удобрений. Агрохимическое картирование показало, что во всех 5 севооборотах совхоза содержание подвижного фосфора по Мачигину колеблется от 30 до 60 мг/кг. Это соответствует высокому и очень высокому содержанию фосфора на каштановых карбонатных почвах. При таких условиях следовало ожидать цинковой недостаточности. Исследования подтвердили это предположение. Содержание подвижного цинка по Крупскому и Александровой составляло 0,03-0,05 мг/кг, что соответствовало низкому и очень низкому содержанию. В отделении №5 совхоза при урожайности, в среднем за 2 года на контроле-без удобрений получено 18,6 ц/га, а при внесении цинковых удобрений (по 12,5-62,5 кг/га) урожайность составила 30,3-38,4 ц/га. В начале развития появлялись признаки среднежилкового хлороза листьев. Прибавка урожая зерна риса достигала 22,4 ц/ га.
   Были получены авторские свидетельства №380626 на способ получения сложного минерального удобрения на основе фосфора (от июня 1971 года) совместно с Березиным В.А., Карпенко В.В., Масютиным В.И. и Яровым Н.В.
   В 1975 г. получено авторское свидетельство №2012306 на способ получения сложного минудобрения на основе фосфора совместно с Ионовым Ф.В., Задорожным В.Н., Гончаровой И.В., Карпенко В.В., Яровым Н.В., Илюхиным А.В., Рабинской П.Н. Цинкофосфорные удобрения, полученные этим способом, изучались на посевах риса в совхозе «Буденновский» и дали наиболее высокие результаты.            
   В 1976 г. было получено авторское свидетельство  № 515991 от 5.02.76 г. с приоритетом от 15.03.73 г. на ацетатно-аммонийную буферную вытяжку для определения доступных форм макро- и микроэлементов в почве совместно с Н.П.Кощевым. Эта вытяжка оказалась более буферной, чем по Крупскому и Александровой.
   Шлавицкая З.И. прислала из Алма-Аты газету «Казахстанская правда» от 10 апреля 1985 г, в которой описывалось мелиорирующее действие сернокислого цинка на большой площади посевов риса в Акдалинском совхозе Балхашского района. В этом совхозе на нескольких тыс.га собирали по 5 ц зерна с га. Гипсование не давало никаких результатов. По совету ученых Казахского института почвоведения В.Корниенко, Ж.Малеутова, Г.Егорычева и Д.Харщокова в качестве мелиоранта применили сернокислый цинк, который изучали с 1977г. Прибавка составила около 20ц/га. В совхозе «50 лет Октября» получили по 60 ц/ га.
    Наши исследования на посевах риса начались в 1974 г. В1978 г. была опубликована статья в журнале «Агрохимия» а в 1983 г. издан буклет «Цинковое голодание риса на каштановых почвах», который был выслан в Казахстан по просьбе Казахского министерства земледелия. Статья в газете «Казахстанская правда» была написана корреспондентом Д.Тутенёвым.
    В 1979 г. защитил кандидатскую диссертацию мой аспирант Ф.В.Тюленев по теме: «Влияние цинко-фосфатных удобрений на урожай и качество кукурузы на карбонатных чернозёмах Ростовской области». Исследования проводились на трех фосфатных уровнях: 1.9, 3.2 и 4.3 мг/100г. На Целинском ГСУ-3.2 мг/100г.  В опытах применялись сульфат цинка, цинкофосфаты А(18% Р, 2.5) и Б (19%Р, 5). Было установлено, что повышение фосфатного уровня почвы с низкого до повышенного отрицательно влияет на развитие кукурузы. Появляются признаки цинкового голодания растений. Внесение цинковых удобрений устраняет эти признаки и повышает урожайность. Внесение цинкофосфатов также оказывает положительное влияние на растения. Защита прошла успешно в Кубанском СХИ.
   Совместно с В.И.Леных и А.Н.Зареченским был разработан способ определения обменного аммония в почве с помощью реактива Несслера, в модификации Донского СХИ. Получены удостоверения на рацпредложения ДонСХИ по очистке фильтров от аммиака и технологию проведения анализа почв на определение обменного аммония. Издана методика проведения агрохимических анализов почв и растений (1985 г.)
    В 1986 году ушел на пенсию в связи с 75-летием и стал работать профессором-консультантом.
    Во ВНИИТЭИагропром депонирована рукопись «О систематических ошибках при определении обменного аммония  в почвах колометрическими методами». Реферат опубликован в журнале серии «Удобрение с/х культур, почвоведение», №1 1988 г., стр.15.
    В 1988 году получено авторское свидетельство совместно с А.Н.Поповым на способ выращивания озимой пшеницы. Цель изобретения-повысить содержание клейковины в зерне при недостатке солнечного освещения. Пшеницу опрыскивают в фазу колошения водным раствором мочевины, аммиачной селитры, водоэмульсионной краски и сажи.Водоэмульсионная краска в сочетании с хлорокисью меди дала прекрасные результаты при опрыскивании винограда от мильдью.  Краска хорошо удерживает ядохимикат и не поддается смыванию дождями. Норма – 100 гр. краски на 100 л. воды.
    В 1989 году защитил диссертацию мой аспирант Зареченский Александр Николаевич по теме:«Влияние бесподстилочного свиного навоза на плодородие обыкновенного мицеллярно-карбонатного чернозёма и урожай кормовых культур». Защита проходила на спецсовете ТСХА. Оппоненты доктор с.х. наук И.П.Дерюгин  и кандидат с.х. наук В.А.Васильев. В диссертации в условиях Ростовской области впервые показана эффективность внесения свиного бесподстилочного навоза  под кормовые культуры весной и осенью. Весной, в зависимости от запасов влаги в почве эффективно внесение 60т/га при наличии 100-130 мм. продуктивной влаги, 90 т/га при 150-160 мм,  и 120 т/га при 170-180 мм. Осенью навоз заделывался под зяблевую вспашку, весной под культивацию.
    В 1989  г. состоялась защита докторской диссертации Е.В.Агафоновым в Ленинградском СХИ. Оппонентами были академик ВАСХНИЛ Минеев В.Г. , академик ВАСХНИЛ Ягодин Б.А. и доктор с.х. наук Заторга К.Л. Тема диссертации «Оптимизация питания и удобрение культур полевого севооборота на мицеллярно-карбонатном чернозёме». В работе предложена система оптимизирования азотного и цинкового питания полевых культур, основанная на обеспечении почвы нитратным азотом, продуктивной влагой, подвижными формами цинка и фосфора. Предложена шкала оценки обеспеченности полевых культур цинком, учитывая содержание в почве подвижных форм цинка и фосфора. На основе найденных математически достоверных коэффициентов частной и множественной корреляции  рассчитаны уравнения регрессии и установлены индексы обеспеченности культур нитратным азотом и продуктивной почвенной влагой. Недостатком работы являются завышенные показатели обеспеченности почвы обменным аммонием и отсутствие влияния этого показателя на эффективность азотных удобрений.
    26 мая 1989 года защитил кандидатскую диссертацию мой сын Алексей Геннадьевич Мокриевич на тему:"Анализ и реализация методов компьютерного модулирования в термодинамике жидких сплавов». Защита прошла в Ленинградском политехническом институте. Оппоненты доктор химических наук Могутнов Б.М. и кандидат тех. Наук Голед В.М. Руководитель доктор тех. Наук Морачевский А.Г.
     В 1990 г. защитила кандидатскую диссертацию моя дочь Шабунина Татьяна  Геннадьевна по теме: "Удобрение столовой свеклы на обыкновенном чернозёме». Этот чернозём отличался высокой выщелоченностью, свекла нуждалась, в основном, в азоте. Среди микроэлементов была чувствительна только к бору. Защита проходила в НИИ овощного хозяйства. Исследования проводились на полях Бирючекутской овощной селекционной опытной станции. Урожайность столовой свеклы достигала 70 т/га.Руководитель: д.с/х наук Г.Г. Вендило.
     11 июня 1996 г. на спецсовете ДГАУ по агрохимии состоялись защиты диссертаций Ткачева С.М. по теме : «Нормы и способы внесения удобрений под злаково-бобовую смесь на обыкновенном чернозёме Ростовской области » под моим руководством и Ковалевой И.Г. на тему:  « Влияние азотных удобрений на питательный режим темно-каштановой почвы и продуктивность риса в Ростовской области». В диссертации Ткачева впервые изучались нормы и способы внесения удобрений под тройную злаково-бобовую смесь в условиях степной зоны без орошения. Изучалась эффективность локального ленточного способа внесения удобрений. Разработан способ определения норм азотных удобрений с учетом биологического азота. Оппоненты доктор с.х. наук Глуховский А.Б и канд.с.х. наук Агафонова Л.Н.
     В диссертации Ковалевой И.Г. впервые в условиях Ростовской области изучено влияние азотных удобрений на динамику питательных веществ в почве и установлены наиболее эффективные нормы азотных удобрений для нового сорта риса «Раздольный» без внесения пестицидов. Впервые показана невозможность определения норм азотных удобрений под рис на основе агрохимических анализов почвы на содержание минерального и щелочно-гидролизуемого азота в почве. Оппоненты: доктор с.х.наук проф. Г.Л.Мокриевич и канд.с.х. наук , доцент А.А.Новиков.
   27 апреля 1996 г. получен патент на способ определения потребности с.х. культуры в азотном удобрении. Авторы Мокриевич Г.Л., Юрьев С.Р., Шумидуб Н.Н., Ткачев С.М. Способ включает учет  использования растениями биологического азота за счет минерализуемого гумуса и фиксации из воздуха в полевых опытах без применения азотсодержащих удобрений.
   11 марта 1997 г. была проведена защита диссертации Абашкиным В.Н. по теме: "Локальное внесение минеральных удобрений в звене севооборота: яровой ячмень-суданская трава с промежуточным посевом вайды красильной но обыкновенном чернозёме Ростовской области». Впервые в условиях страны было проведено сравнительное изучение приемов применения удобрений локально с помощью СЗ-3.6и МКП-4 и вразброс под промежуточную культуру вайду красильную. Удобрения вносились по яровой ячмень и вайду, а суданская трава использовала последействие удобрений. Установлена высокая эффективность основного локального внесения азотно-фосфорного удобрения. На суданской траве обнаружено хорошее последействие локального удобрения, особенно азотного. Наиболее экономично было внесение удобрений с помощью МКП-4, так как локализация удобрений этой машиной производится одновременно с предпосевной культивацией почвы."

  ...Профессор Г.Л.Мокриевич автор более 150 печатных работ, в числе которых монографии, учебные пособия, научно-практические рекомендации. Под руководством моего отца подготовлены докторская и 15 кандидатских диссертаций.
    Мой отец очень любил работать в саду и нас приучил с детства к сельскому труду. Особой любовью было выращивание большой коллекции винограда,грецких орехов, томатов и др.
     Боевой и мирный труд моего отца отмечен орденом "Отечественной войны I степени, пятью военными медалями, серебряной медалью ВДНХ" За успехи в народном хозяйстве СССР" и медалью "Ветеран труда".
    9 ДЕКАБРЯ 2004 ГОДА ПАПА В ВОЗРАСТЕ ПОЧТИ 93 ЛЕТ СКОНЧАЛСЯ.   
     В Донском государственном аграрном университете продолжают трудиться дети и внуки Геннадия Леонидовича Мокриевича.