Женщины из Ленинграда
Далекий Ленинград и близкий моему сердцу Быстрый Исток. Это село – родина моих предков – находится на Алтае, очень далеко от Ленинграда. Что вас связывало между собой в те трудные годы военных лет? Это, прежде всего, война, – грозное трагическое событие, – сломавшее человеческие судьбы. Это люди, пережившие тяжёлые военные годы в тылу. Их с каждым прожитым послевоенным годом становиться всё меньше и меньше. Это – память людская, она связывает сейчас всех воедино. Пока живём – живёт и память о земляках, погибших на полях сражений за Ленинград. В судьбе людей – судьба страны.
В первые дни начала Великой Отечественной войны мужчин из Быстрого Истока и всего района отправили на фронт. Сибирский батальон, состоявший из крепких
мужчин-сибиряков, сражался с немецкими захватчиками, защищая Ленинград. Там и погибли большинство из них от фашистских пуль. Мой дядя, Черепанов Григорий
Михайлович, был среди них. Осталась его дочь, Екатерина, сиротой. А сколько сирот было после войны?! Их никто не считал.
И нашу семью Великая Отечественная война не обошла стороной, в корне изменив всю нашу жизнь. Она началась спустя месяц после моего дня рождения, война вошла в мою детскую память очень рано. Мы с мамой жили в селе Паутово. Мой папа, Иванов Павел Степанович, был на фронте. Сначала он вместе с другими моряками охранял на Дальнем Востоке границу, защищал страну от японских захватчиков.
Затем его вместе с другими моряками-тихоокеанцами отправили на Черноморский флот. Там он был приписан в качестве механика к БЧ 5 и воевал против фашистов на лидере эскадренных миноносцев «Ташкент». После того как немецкие самолёты сделали в нём много пробоин, миноносец вышел из строя, а моряков с него распределили по другим кораблям.
Мне интересно было узнать о дальнейшем боевом пути отца. Я нашла в Интернете его "Наградной Лист". Иванов Павел Степанович, 1910 года рождения.... Было написано о том, что он воевал в качестве шофёра Роты технического обеспечения 25
гвардейской механизированной Неженской ордена Богдана Хмельницкого бригады. Сначала направили его в войска Брянского фронта. Он принимали участие в
Курской битве, Орловской наступательной операции (1943), Брянской наступательной операции (1943), Болховско-Орловской наступательной операции (1943).
Затем папа был направлен на I Украинский фронт, был и 3-ий Белорусский фронт, и опять – I Украинский фронт. Обозначены цифрами месяца и годы нахождения в действующей армии. Мы получали от него письма-треугольники. Это были строки, написанные им в короткие минуты отдыха.
Мама, Иванова Екатерина Михайловна, была первая девушка-трактористка, шофёр, комбайнёр в Быстроистокском районе. Перед началом Великой Отечественной войны она заведовала нефтебазой в Паутово. По просьбе дедушки, мама решила вернуться в родное село, в Быстрый Исток. Я помню день отъезда из моего родного села, где я родилась и прожила свои первые неполные два года.
11 марта 1943 года на улице ещё лежал снег. Сквозь одежду пробирался холод. Мама села на телегу, посадила меня на колени, прижала к себе. Пожилой мужчина держал в руках вожжи, лошадь тянула телегу. Колёса поскрипывали, меня быстро укачало, я уснула. Проснулась, когда лошадь остановилась у дома, в нём жил мой дедушка. Следующие два года жизни проходили в Быстром Истоке. Эти тяжёлые военные годы сопровождались постоянным холодом и голодом. Часто в доме не было еды, быстро среди зимы заканчивались дрова.
Мама устроилась работать в "Заготзерно", так как все машины были отправлены на фронт, и она уже не работала здесь шофёром, как раньше, работала грузчиком. Здоровых мужчин из села отправили на фронт, поэтому женщины Быстрого Истока выполняли вместо них все трудоёмкие работы в колхозе и дома. Очень хорошо помню, как мы с дедом ждали весь день маму с работы. Он в ту зиму присматривал за мной. На обед она не приходила, утром уходила на работу, а вечером возвращалась домой. Мама уходила на работу, не позавтракав, так как еды не было. И мы с дедом сидели весь день голодными, были приезжими, заготовок на зиму не сделали, деньги мама за работу в колхозе не получала.
Помню, как в первый вечер, вернувшись с работы, она принесла с собой небольшой узелок. - Вот,сейчас сварю суп. Быстро разожгла русскую печь, поставила чугунок с водой, перемыла содержимое узелка и высыпала всё в воду. Я стояла у печи и с нетерпением ждала ужина. Суп вылила мама из чугуна в большую чашку, из неё мы начали есть. Кроме супа на столе ничего больше не было. Вкус этого блюда остался для меня незабываемым на всю оставшуюся жизнь. Это была горячая вода, в которой плавали очистки, тоненькие картофельные шкурки. Сейчас хорошо помню даже ощущение, которое было у меня в желудке после съеденного супа. Но живот был полон, есть уже не хотелось.
Вечером следующего дня она принесла в своей обуви горсть зёрен пшеницы. Высыпав их в чашку, она промыла зёрна, поставила варить в чугуне. Вкус
сваренных зёрен пшеницы, плавающих в воде, был приятнее, чем сваренные картофельные очистки.
– Не глотай целыми зёрна! Разжёвывай их, Аля! – учила меня мама, как нужно есть. Мне шёл третий год, зубы у меня уже наросли. Потом в доме появилась мука, мама выменяла её на свою кофту. А вместе с мукой появилось у нас на долгое время новое блюдо – затируха.
Весной этого года, вода подошла близко к домам, что стояли за Истоком, мы с мамой переехали жить в дом по улице Ленина, к маминой подруге Ольге Бондаренко. Её муж был тоже на фронте, она жила одна в доме, в котором было две комнаты. Лето жили в этом доме и остались здесь же зимовать. Осенью этого же года здесь поселились ещё две женщины. Одна из них была молодая женщина, другая была очень пожилая, сухонькая старушка. Это были мать и дочь - эвакуированные жительницы блокадного Ленинграда.
Они жили в кухне, там стояли кровать, стол, две табуретки. Старушка лежала целыми днями на железной кровати. Её дочь уходила утром на работу, а ночью
она спала на печи, которая тоже находилась в кухне. Как их звали, я не помню. Ленинградками называли их взрослые женщины, разговаривая между собой. Утром мама, Ольга и ленинградка уходили на работу, мы с бабушкой оставались дома.
- Присмотрите за Алей! Покормите её в обед картошкой!» – просила мама
пожилую женщину. И оставляла на столе две картофелины в «мундире». А мне она строго говорила, чтобы я не беспокоила бабушку, чтобы вела себя весь день хорошо. Я тихо играла в комнате, а пожилая женщина находилась в кухне. В обед она поднималась, растапливала железную печь, разрезала на ломтики две картошки, поджаривала их с двух сторон, затем звала меня к себе, давала два больших ломтика. Я уходила опять в комнату. И это был наш обед. У них тоже не было еды, только люди принесли им немного картошки, но они уже её съели. Мы с ней не играли и не разговаривали.
Вечером, когда на улице темнело, я вставала у окна и ждала с работы маму. Сначала появлялась из-за поворота стройная фигура молодой квартирантки. На ней была одета фуфайка, подпоясанная ремешком, и тёмная юбка закрывала колени ног. На ногах надеты подшитые валенки. На голове - фетровый лёгкий берет, хотя на улице лежал снег. Была зима, а платка у неё не было. Лёгкой походкой она шла к дому, в котором мы все вместе жили.
Лицо моё озарялось радостью, когда на улице Ленина, из-за поворота, появлялась мама. Она уже грузчиком не работала, потому что мешок с зерном свалил её с ног - закружилась голова от голода. Мешок придавил маму, поранил ногу. она ростом была метр пятьдесят сантиметров, а мешок был чуть меньше её. Долго хромала, но на работу нужно было идти. Её поставил заведующий сначала из-за травмы ноги работать подсобной рабочей у печника – старика. Мама быстро освоилась на новом месте и уже самостоятельно делала кладку новой печи для просушки зерна в "Заготзерно". Приходила с работы позднее всех, так как нужно было запустить печь быстрее. И так было каждый день, без выходных.
В январе 1944 года молодая женщина вернулась с работы очень взволнованной и радостной. Уже с порога дома она закричала: "Мама, радость-то какая! Сняли блокаду с Ленинграда, и теперь можно ехать домой!" И заискрились радостно глаза старушки, впервые за всё время жизни в этом доме появилась улыбка на её лице. Они оживлённо в кухне говорили о чём-то, мне не понятном. Когда мама и хозяйка дома пришли с работы, они тоже радовались хорошей новости.
– Я уволилась с работы, мы едем домой! – сказала ленинградка.
– Да куда вы в зиму-то поедете!? Дождитесь весны, а то замёрзнете в дороге-то! – советовала мама.
– Нет, нет. В Ленинград мы поедем послезавтра, не будем ждать весну. Я уже уволилась с работы и с возчиком договорилась. Он отвезёт нас в Бийск, - ответила молодая квартирантка.
И засобирались ленинградки домой. На другой день дочь купила муку, соседка принесла чашку квашеной капусты. Они вместе с моей мамой сели за стол, налепили пельмени с капустой, чтобы еду в дорогу взять. Затем вынесли их в сени, чтобы они замёрзли.
К вечеру узелок с одеждой был собран, и утром Ленинградкам нужно было бы уже уезжать из Быстрого Истока в Бийск, чтобы из Бийска поездом ехать в Ленинград. Но вдруг поздним вечером умерла пожилая женщина. Наверное, сердце не выдержало столь радостного известия, как снятие блокады с Ленинграда. Приготовления к похоронам на следующий день проходили в кухне при закрытой двери, так что я не видела, что там происходило. Но когда в день похорон из дома все вышли, я выглянула в окно, увидела несколько женщин. Они ставили ящик на сани.
Пожилая ленинградка была такая худенькая и легкая, что наспех сколоченный ящик из фанеры, в котором лежало её тело, легко везли на санках две женщины на сельское кладбище. Только женщины тянули сани за верёвку, потому что не было мужчин, кто бы мог в этом оказать помощь. Могилу выкопали и закидали гроб землёй мой дедушка, Черепанов Михаил Иванович, и ещё безногий фронтовик. Это был двоюродный брат моего деда. О нём тоже нужно сказать слово. Черепанов Иван Борисович, как и многие Сибиряки, защищал блокадный Ленинград. Там был тяжело ранен, потерял ногу, и вернулся домой живым! Только на деревяшке, вторая нога тоже была покалечена. Более крепких мужчин для организации похорон пожилой ленинградки в Быстром Истоке в то время не было.
На поминки они не пришли. За поминальный стол сели пять человек, считая и меня. На столе лежали ложки, стояла всего одна большая тарелка, в которой лежали пельмени с капустой. Отварили часть тех пельменей, которые они приготовили, чтобы взять с собой, в дорогу. Каждая из женщин сидевшая за столом с грустью в голосе, говорила поминальные слова, каждая упоминала Бога. Вот уже и рядом со мной сидевшая женщина сказала: «Царство небесное, светлая память рабе Божьей...». Назвала имя умершей бабушки.
Я слушала её слова и думала, что и мне что-то нужно будет говорить про Бога. Я ведь тоже села за стол, чтобы поминать бабушку. А так как не знала, что должна была сказать, посмотрев на тарелку наполненную пельменями, печально произнесла: "Слава Богу, что бабушка умерла, хоть поедим пельменей!"
Что тут началось после мной чистосердечно сказанных слов!? Мама хотела выгнать меня из-за стола. Спасибо женщинам, заступились. Прости меня, Господи! Блокаду Ленинграда сняли 27 января 1944 года, значит, мне шёл в то время третий год.
На другой день, рано утром, к дому подъехал возчик на санях, и молодая ленинградка уехала из села, оставив тело своей мамы в Быстром Истоке покоиться на старом кладбище. Трудные детские годы военных лет навсегда остались в моей памяти. В день снятия блокады с Ленинграда передо мной явственно всплывают каждый год незабываемые образы двух женщин, прибывших в Быстрый Исток из блокадного Ленинграда.
По разным данным, за время блокады погибло до 1,5 миллиона гражданского населения. Только 3% из них – от бомбёжек и артобстрелов, остальные 97% умерли от голода. Военная блокада Ленинграда длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года. Всего 900 дней.
Фото из Интернета.