1
Кабинет ритуального агентства казался просторным: на окнах висели коричневые шторки, отливал бронзой паркет, в центре возвышался стол с восемью ножками. Ольга Сергеевна, сидя в кресле, время от времени подносила к глазам платок, и с молчаливым ожиданием поглядывала на молодую сотрудницу, которая долго и нудно разговаривала с кем-то по телефону.
-Нет-нет, это надгробие из гранита, очень крепкое, простоит десятки лет! На ваш век хватит, - затем пауза, и короткие искаженные трубкой всхлипы. - Неправда, наши надгробия не крошатся... И кто вам такое сказал? Ах, из фирмы "Ангел"...
- Извините, как я могу к вам обратиться? – спросила девушка, положив трубку.
- Ольга Сергеевна.
- Кто из ваших родственников безвременно ушел из жизни?
- Муж, – хрипло отозвалась Ольга Сергеевна. При этих словах ее губы дрогнули.
- Примите от нашей организации самые искренние соболезнования. И, спасибо, что обратились к нам. Вы принесли с собой фотокарточки усопшего? Обычно мы всегда предупреждаем своих клиентов по телефону... – почтительным тоном спросила девица.
Ольга Сергеевна, ничего не ответив, медленно, словно каждое движение давалось ей с трудом, извлекла из широкой сумки папку.
- Здесь снимки двухлетней давности, – пояснила она, когда девушка, вытряхнув содержимое папки на стол, принялась внимательно разглядывать портреты немолодого человека, разменявшего шестой десяток. На всех фотографиях покойник имел мечтательный вид, его задумчивый взгляд ускользал в сторону, в верхние углы рамок и окончательно терялся там. Гладко выбритый подбородок открывал круглое, немного мятое лицо, скошенные к переносице глаза выражали добродушие, толстоватый нос и прямая линия рта довершали загадочный облик. Казалось, что мужчина с таким набором черт был натурой сложной и непредсказуемой.
- Чем занимался покойный?
- Он лечил… зубы.
- Дантист?
- Да.
- Значит, работник здравоохранения, - девица напряженно сдвинула брови. На переносице образовалась тонкая складка, разделившая полусферу лба на две половины. - А ваш муж обладал положением?
- А как же! Своя практика. Клиенты – влиятельные люди, между прочим, платили только валютой! А коллеги как завидовали! Ведь Паша был врачом от Бога… - и Ольга Сергеевна, чувствуя необходимость момента, слабо всхлипнула. Ее глаза увлажнились, а кончик носа порозовел. Постепенно она стала проникаться доверием к безликому офисному работнику, уже не испытывая былой стесненности. К тому же подобного поведения и ожидают от убитой горем женщины. При этой мысли ей вдруг действительно захотелось заплакать, но от оправданного жеста ее удержали слова девицы.
- Хорошо, - сказала сотрудница с обезоруживающей предупредительностью, - возможно, вы уже догадались, что наша организация отличается от других? У нас совершенно иной подход к делу. Работники обычных похоронных бюро поспешили бы воспользоваться свалившимся на вас несчастьем, чтобы вытянуть как можно больше денег. Для них тяжелое положение человека всего лишь заработок. Для нас же, - она сделала паузу, - вы, прежде всего оглушенная горем женщина, которой предстоит нелегкое расставание с любимым мужем. В сущности, вы осиротели. Привычный порядок для вас нарушен. Вы растеряны, не знаете к кому обратиться за помощью. И тут наш долг приложить все усилия для того, чтобы предстоящее прощание было достойно умершего и не таким тяжелым для вас.
Затем девица умолкла. Ольга Сергеевна тоже не шелохнулась, ей стало любопытно, что последует дальше.
- Как вы поняли, – продолжил сладкий голосок, - целью нашей работы является – забота. Забота о клиенте и его чувствах. Поэтому перед нами стоит серьезная задача, сделать так, чтобы вы ни о чем не беспокоились – все тягостные обязанности, я бы сказала обедняющие и без того нашу бренную действительность, мы возьмем на себя. И прежде чем решить в какой обстановке проводить церемонию прощания, я должна уточнить некоторые детали. – Девушка придвинулась к монитору компьютера, вытянулась, ее личико решительно заострилось, став суровым и холодным. – В каком гробу будем хоронить… Павла…?
- Антоновича…Рябухина
- Да, Павла Антоновича. У нас есть несколько удобных тарифов - «эконом», «семейный» и «люкс»!
У Ольги Сергеевны закружилась голова.
- А какой посоветуете?
- Советую тариф «семейный». Просторный гроб, подставочка для ног, удобное изголовье, качественная фурнитура из Германии, да и материал есть из чего выбрать – береза, липа, дуб. Стенки можно обтянуть бархатом. Расцветки тканей представлены в каталоге.
- Давайте, чтоб достойно и бюджетно.
- Значит «семейный»… черный бархат с золотой тесьмой…. Так-так,- пробубнила девушка. - Оркестр заказывать будете или пригласите священника?
- Думаю без того и другого. Мой муж не любил шума, да и вырос при коммунизме.
- Что ж, ну а литургию в церкви, за упокой души? По-моему в наше время это необходимо.
- Ну, как скажите… - неохотно согласилась Ольга Сергеевна.
- А теперь венки. Венки представлены в тех же категориях, что и гробы. В «эконом» - бумажные цветы, без претензий. В тарифе «семейный» - красивые многофигурные композиции в виде ангелов с большими крыльями...
- Интересно, а какие венки в классе «люкс»? – не удержалась от любопытства клиентка.
- О-о, это тоже прекрасные композиции, только из живых цветов. Стоить они будут дорого, да и недолговечны, так что…
- Хорошо, остановимся на «семейном» тарифе.
В течение нескольких минут в комнате раздавался одухотворенный стук клавиш. Звук напоминал стук капель по крыше. Его монотонная дробь успокаивала. Ольга Сергеевна откинулась на спинку стула, и прикрыла веки. Она с каким-то увлечением принялась рисовать в воображении похороны мужа. А вернее, выражаясь языком работников ритуальных услуг, «последнее прощание». Да и не то, чтобы с увлечением, скорее с проснувшимся на миг любопытством. Она представила, как тело мужа пронесут по кладбищу в открытом гробу с удобной подставочкой для ног, мертвенно-застывшее лицо будут щекотать венчики гвоздик, а позже когда над могилой возведут холмик, его осенят ангелы с расправленными крыльями. В их прекрасно-трогательных лицах для всех собравшихся будет читаться одно – душа дантиста в надежных руках, и она устремлена к Богу. Достойные проводы человека в его последнее путешествие.
- Гм… гм… - стук клавиш внезапно оборвался, - у нас есть косметолог-визажист. У него просто золотые руки...
- Простите, но я не жалуюсь на состояние кожи, - удивилась Ольга Сергеевна, все еще находящаяся под впечатлением игры собственного воображения.
- Я имею в виду не вас, а вашего мужа. Ему потребуется помощь… в убранстве, – многозначительно закончила фразу девица. – Понимаете, при последнем свидании, усопшему лучше выглядеть благородно. Что хорошего, если близкие и знакомые запомнят уважаемого человека с синюшней бледностью на лице, да и с другими неприятными признаками разложения. А наш визажист легко решит эту проблему. В гробу он будет выглядеть как живой. Еще живее, чем на фотографиях.
Ольга Сергеевна слушала, затаив дыхание. Визажист, заставляющий холодные щеки зарумяниться, запавший рот смягчиться полуулыбкой, а веки сонливо затрепетать, - мог сравниться только с волшебником. Она поколебалась, соображая, во сколько это ей обойдется, и согласилась.
- И еще, - подытожил голос, - по вашим словам, Павел… Павел Антонович был верен до конца своей профессии. Неплохо было бы отразить это качество в его облике. Что вы скажете насчет медицинского халата, шапочки или рабочего инструмента, типа щипцов?
- Как хотите… - отмахнулась вдова. Она почувствовала усталость. Девушка, уловив настроение клиентки, умолкла и снова прильнула к монитору компьютера. Спустя минуту она протянула Ольге Сергеевне счет.
- Тридцать пять тысяч рублей, включая все услуги, а также скидка на новую акцию «умерший ближе, чем вы думаете».
Конечная сумма не порадовала вдову. При Павле Антоновиче она была избавлена от необходимости ходить на службу. Но теперь, со смертью мужа, требования будущего начинали сжимать ее стальной хваткой, принуждая хоть к каким-нибудь действиям. В общем, высокие расценки заботливого агентства еще больше омрачили ее настроение. Она недовольно пробежала перечень услуг, на которые с такой небрежностью согласилась, а затем ее внимание остановилось на рекламе внизу чека.
- «Умерший ближе, чем вы думаете», предъявителю скидка 15%. Что это? – спросила она.
- Эксклюзивная процедура и очень дорогая. Но на нее можно оформить кредит. А сущность ее заключается в том … - в первый раз за время беседы девица слегка растерялась, - что родственник при желании может сохранить себе скелет умершего. Только близкие родственники располагают подобным правом, так что…
- Это что же? – не удержалась Ольга Сергеевна от возмущенного возгласа, - вы предлагаете мне оставить себе кости собственного мужа?
- Пожалуйста, не волнуйтесь! Повторяю…
- Нет, нет! – перебила ее в гневе вдова. – Это уже попахивает вопиющей безнравственностью! Пожалуй, мне следует отказаться от ваших услуг.
Она вскочила с места, ее крупное лицо дышало воинственностью. Шутка ли, предложить жене кости мужа. Тьфу! Какая мерзость! Все эти мысли вихрем пронеслись в голове вдовы, она уже хотела, было, пригвоздить девицу хлесткими словечками, как та стремительно вскочила. Полусферу ее лба пересекла пара продольных морщинок, а рот сложился в твердую прямую.
- Прошу вас успокоиться. Нельзя так нервничать! И тем более торопиться с выводами! Знаете, сам министр Черчиль был так привязан к своей жене, что после ее смерти не смог закопать гроб с покойной на своих глазах. И тогда он тайно обратился к лучшим бальзамировщикам страны. А Ленин? А руководители Кореи? Вы думаете – это просто забава для народа?!! Всегда лучше один раз увидеть, чем сто раз… услышать, - проговорила она. Бесстрашный вид девушки смутил Ольгу Сергеевну. Она как-то разом сникла, хотя и продолжала тяжело дышать, будто до этого пробежала длинную дистанцию. Не получив возражений, девица затем направилась к выходу. Возле двери она приостановилась и еще раз поглядела на вдову, прикидывая в уме, не слишком ли она переусердствовала для процветания фирмы. Все-таки надо быть осторожнее.
- Ну, так что? Взглянете на образцы?
Вдова вяло кивнула. В следующий миг они пересекли холл и быстро свернули в узкий коридор, освещенный тусклыми лампочками. По обе стороны ряды свежевыкрашенных в белый цвет дверей. Одна дверь была приоткрыта, и когда Ольга Сергеевна проходила мимо, то бросила туда взгляд. То, что она успела увидеть, ее поразило. Взору открылась лишь малая часть комнатки, а именно край стола, с которого свешивалась косматая голова. Над головой склонился человек, в этот момент он стоял спиной, а потому Ольга Сергеевна не могла с точностью сказать, был ли это мужчина, или женщина, однако удивило ее совершенно другое. Человек орудовал щеткой и баллончиком лака, словно заправский парикмахер, раздувая на голове пышную гриву. Сценка длилась всего лишь мгновение, но этого мгновения было достаточно, чтобы ощутить всю серьезность происходящего. Ольга Сергеевна почувствовала дурноту. Правильно ли это? Возможно, присутствуй она где-нибудь на похоронах, аккуратная уложенная прическа покойника, будто тот побывал в салоне, показалась бы ей вполне уместной, но застать парикмахера в разгаре рабочего процесса, было не слишком приятно. Чувствовался налет чего-то скверного, с чем ей не хотелось сталкиваться. Они дошли до лестничного марша, поднялись на второй этаж. Здесь коридор не походил на нескончаемый туннель. Всего четыре двери. В первую из них постучала девица. За дверью что-то глухо заскрипело, но, не дожидаясь ответа, работница тихо нажала ручку. Внутри было на редкость пусто. Никаких траурных тонов, коричневых штор или обоев. Одно широкое окно, с расставленными на подоконнике цветами. У стены возвышались стеклянные шкафы. В углу стоял стол с диванчиком, на котором, развалившись, сидел кругленький человек в очках с толстыми стеклами. Он коротко кивнул дамам.
- Здравствуйте Эрнест Николаевич, у меня тут посетительница. Хочет посмотреть образцы.
- Ах, ну, разумеется. Сейчас мы все устроим, – он проворно поднялся и просеменил к высокому шкафу. Раскрыв дверцы, он подозвал Ольгу Сергеевну.
- Глядите, здесь у нас размещаются простейшие экземпляры, - с этими словами он ткнул пальцем в небольшую рамку, где под стеклом покоилась высохшая муха. Легкие крылышки, еще сохраняли свой блеск. Мохнатое брюшко, расправленные нити черных лапок, головка, схожая с обуглившейся спичкой. Казалось, что муха опустилась на полотно, да и уснула. Рядом в других рамках покоились те же насекомые. Жук-носорог, шелковистые бабочки, и даже лесной клещ. Пестрое разнообразие бабочек походило на спешно подобранную коллекцию любителя-энтомолога. Дневные бабочки, чьи полупрозрачные крылья отливали то металлическим глянцем, с муаровыми разводами, то просвечивали сине-зеленым светом, выглядели настоящим произведением искусства. Вернее природы. Многие из них создавали ощущение жизни, замершей на мгновение, чтобы такая зрительница как Ольга Сергеевна могла насладиться их хрупкой красотой. Хотя при внимательном взгляде, у одной бабочки край крыла был смят, виднелись белые сгибы, у другой отломился усик с лапкой. Эрнест Николаевич терпеливо дожидался рядом, переступал с ноги на ногу и тихо сопел. Время от времени он доставал новые экземпляры, протирая перед этим стекла рукавом халата, и с торжественной сосредоточенностью передавал их вдове. Когда они полностью просмотрели содержимое шкафа, толстяк, раскрасневшись, тщательно запер дверцы, а, затем, не останавливаясь, направился к следующему шкафу, но только поменьше. Тут были представлены змеи.
- Обыкновенный уж, - он вытащил узкую банку, где в жидкости плавали серые кольца, - Не волнуйтесь, к нам он попал уже мертвым. Вообще, ужи, по-моему, мнению, не уступают по силе гадюкам. Кстати, у нас она тоже имеется. Сейчас покажу.
- Нет, нет, пожалуй, не стоит, – поспешила остановить его Ольга Сергеевна, доведенная до отчаяния этой экскурсией. – Думаю, мне здесь больше нечего смотреть.
- Как нечего! – воскликнул не на шутку встревоженный Эрнест Николаевич. – Вы увидели всего лишь представителей фауны низшего звена, но ведь существует еще много других животных, в том числе и человек… - добавил он многозначительно. Его увеличенные линзами глаза подмигнули.
- Как-как вы сказали? – не поняла намека вдова. За изучением бабочек, она совсем упустила из виду главную цель своего прихода.
- Пройдемте! – не давая опомниться, позвал Эрнест Николаевич и быстро, словно молодой бегун на соревнованиях, выскочил из комнаты. Рядом за стеной щелкнул замок, заскрипели петли. Ольга Сергеевна последовала туда, где исчез толстяк, и оказалась в комнатке, походившей на тесный коридор. В дальнем конце стояла белая ширма. Складки ткани ее зашевелились, оттуда донеслось невнятное бормотание. Так длилось несколько секунд, пока из-за ее края не вынырнул, со съехавшими на нос очками, запыхавшийся Эрнест Николаевич.
- Готово! – удовлетворенно проговорил он. – Сейчас вы все увидите. Подойдите ближе. Не бойтесь.
Он потер ладони, а затем отодвинул ширму. То, что предстало глазам вдовы, могло в равной мере составлять антураж низкопробного фильма ужасов и служить экспонатом на выставке современных художников. В углу на пластиковом постаменте стояли два скелета – один высокий, второй – доходил первому до подмышек и казался его уменьшенной копией. Пустоты глазниц, провалы носов, щербатые оскалы и шейные позвонки. Тощий позвонок первого облегал белоснежный воротничок рубашки, острые плечи прятал пиджак большого размера, конечности прикрывали такие же мешковатые брюки. Костлявые пальцы держали ручку чемоданчика. С левого запястья свешивались часы.
Второй скелет был одет экзотичнее, точнее, по моде пиратов времен Елизаветы Английской. Рваная тельняшка болталась на остове как сигнальный флажок, широкие шаровары подвязаны на щиколотках, левую глазную впадину скрывала подвязка.
Вдова долго не могла выговорить ни слова. Хотя это было и не к чему. Потому что, после краткого знакомства с двумя представителями ушедшей жизни, толстячок, потребовав внимания, привел в действие какой-то механизм. Внизу, под скелетами что-то глухо зарычало, закрутились невидимые колесики, и эксцентричная пара как по команде чуть подалась вперед. Скелет в строгом костюме раздраженно защелкал челюстью и завертел головой в разные стороны. Иногда он подносил согнутую в локте руку к пустым глазницам, будто смотрел часы. Потом снова начинал злобно щелкать челюстью. Ольга Сергеевна испуганно вздрогнула и отступила к двери. Но Эрнест Николаевич ловко подхватил ее за талию.
- Не бойтесь, – проворковал он, улыбнувшись, - в свое время это был уважаемый человек. Водил трамваи, и все такое.
- А п-п-почему он так одет? – не удержалась Ольга Сергеевна от вопроса.
- О! Это весьма просто объяснить. Родственники после погребения поведали нам о его желании стать директором.
- Директором чего?
- Просто директором, - пожал плечами Эрнест Николаевич и выразительно погладил подборок. – Но ведь дело не в этом. Его тянуло к управлению. Возможно, он мечтал стать директором мясокомбината или пивоварни. Какая разница? И мы, уловив в не осуществившемся желании суть характера, так сказать, подлинное устремление, попытались перенести его в «послежизненный» облик. Сейчас он там... и является тем, кем хочет. То есть деловым человеком, судя по костюму. Разве не так, Ольга Сергеевна? – обратился Эрнест Николаевич к клиентке.
Ольга Сергеевна деликатно промолчала. Объяснение Эрнеста Николаевича хоть и звучало абсурдно, однако, прислушиваясь, она уловила в нем священное зерно смысла.
Пока водитель трамвая прищелкивал челюстью и потряхивал чемоданчиком, второй скелет оставался спокойным. Он не двигался, только лишь иногда наклонял череп вперед и вздрагивал плечами. Правда, вскоре в нем почувствовалось нетерпение. Бывший водитель никак не угоманивался. Решив, что пробил его звездный час, он стал проделывать все операции одновременно: вертел головой, поднимал костлявые руки, стукал костяшками челюстей, пока вдруг, будто внутри у него лопнула пружина, он замер на месте. В этот момент оживился пират. В той же последовательности, что и первый скелет, он проделал несколько движений, а затем, словно устав от подражания, подтянулся и… спрыгнул на пол. Тельняшка на миг приподнялась и открыла взору звенья позвонков. Оказавшись на полу, скелет выпрямился и медленно, неуклюже, двинулся вперед. В связке пальцев блеснуло что-то металлическое.
- Это гордость нашей коллекции. Настоящий брадобрей по прозвищу Коротыш!
- Что? - простонала Ольга Сергеевна, до смерти напуганная, живым экспонатом.
- Да, да. Стриг бороды на корабле. Хотя некоторые предполагают, что и не только бороды – и, проведя пальцем по кадыку, Эрнест Николаевич лукаво подмигнул.
Скелет приближался. При каждом шаге он вскидывал резко руки, в одной из которых была зажата бритва, а в другой ножницы – исконные инструменты цирюльника. Но смущало даже не то обстоятельство, что опасные предметы находились в истлевших пальцах, а то, как скелет двигался без посторонней помощи. Если первый не сходил с постамента и проделывал все трюки на месте, то второй, казалось, действовал по собственной воле. Он уверенно ступал по плитке пола, раздавался цепкий стук шагов, - все это вместе так напугало Ольгу Сергеевну, что она невольно схватилась за рукав Эрнеста Николаевича. Когда между нею и брадобреем осталось всего два-три метра, она не смогла вынести столь неестественной близости. Ее чаша любопытства была переполнена. Потянув ртом воздух, она в беспамятстве рухнула на пол.
2
В быту муж Ольги Сергеевны был в меру строг, в меру притязателен и не в меру сварлив. Иногда он вставал по утрам в таком скверном настроении, что даже сладкий кофе или пятно на скатерти могли вывести его из себя. В эти минуты он походил на старого льва, который ради удовольствия любит порычать. Ольга Сергеевна его боялась. И хотя была много моложе мужа, все равно страшилась его потерять. Возможно, непроходимый страх основывался на том, что Павел Антонович так и не сделал Ольге Сергеевне официального предложения. Будучи еще молоденькой девушкой, она переступила порог его квартиры, и сразу окрылила себя надеждой, что станет тут хозяйкой. И поначалу все складывалось именно так. В первый год Ольга Сергеевна обучалась домоводству: квасила капусту, мариновала помидорчики с огурчиками, проводила воскресные уборки. На второй год пыл немного угас, зато какие подавались закуски к праздничному столу, просто блеск. На третий год Ольга Сергеевна, уже не выдержав, как-то за ужином обронила слово о супружестве, на что получила неодобрительное мычание. На четвертый, она продолжала упражняться в домоводстве, но уже без всякой перспективы на повышение. За ним последовали еще четыре года. Вот она уже обрела дородную стать, в вагоне трамвая школьник мог уступить ей место, а дома она все никак не могла избавиться от статуса робкой невесты. Бесправное положение удручало. Несколько раз она порывалась навсегда оставить негостеприимный дом и его хозяина, однако каждый раз по неизвестным причинам меняла свое решение. Павел Антонович, по ее мнению, вступил в опасный возраст, ему шел шестой десяток. Он заметно дряхлел. Хотя его поредевшие кудри и лучезарная улыбка иногда пробуждали в ней чувство ревности.
Так они прожили девять лет, пока несчастный случай не разрешил семейный конфликт. Высоко ценивший личную свободу, Павел Антонович с последним вздохом окончательно освободился. Ольга Сергеевна переживала смерть мужа, считая себя глубоко несчастной. И за что с ней так несправедливо обошлась судьба. Потерять единственного друга, а на сей момент и мужа. Он был прекрасным врачом. Брал с пациентов немало, но зато и работу делал добросовестно. Некоторые больные ходили к нему годами.
В первые недели после похорон, Ольга Сергеевна молчаливо сидела на диване, устремив взгляд в окно, и жевала яблоки. Ничего не радовало. Квартира казалась пустой, неуютной. Пару раз она пыталась занять себя поисками работы, но все напрасно. Разглядев ее траурный шарф, менеджеры в кадровых отделах приходили в растерянность. При разговоре с ней, они понижали голос до полушепота, были скупы на слова и ощущали себя преступно довольными жизнью. А Ольга Сергеевна, не расставаясь в эти моменты с платком, частенько подносила его то к глазам, то к носу, а затем и вовсе склоняла низко голову, будто под тяжестью приговора, который вот-вот услышит. Вскоре наступила зима. Все реже она выходила из дому, только за продуктами. Вечерами она перебирала общие фотографии. В семейном альбоме хранилось множество снимков. Правда, мало среди них было таких, где супруги запечатлены вдвоем. Так получилось, что они практически не фотографировались. Да и не было в этом необходимости. Из дому они не выбирались. Муж из-за напряженной работы редко отправлялся в гости, и Ольге Сергеевне ничего не оставалось, как отказываться от приглашений тех немногочисленных друзей, что у нее остались. А жаль. Столько времени упущено. Вдова тихо плакала, поглаживая щеку, и вспоминала гроб с изголовьем. Павел Антонович лежал сухо, степенно сложив ладони на груди. На его лице, то ли благодаря искусству визажиста, то ли потому что смерть резко преображает людей, было написано ехидное жеманство. Вдова никогда не замечала подобного выражения на лице мужа. И ей это не понравилось. Казалось, что ехидство обращено не только к коллегам и знакомым, собравшимся у гроба, чтобы проводить дантиста в последний путь, но и как ни ужасно, еще и к ней. Вернее, большей частью к ней. Она не знала, почему ей пришла в голову столь дикая мысль, но с течением времени мысль переродилась в подозрение, стала укрепляться и, наконец, выросла в полное убеждение. Она припомнила хроническое недовольство Павла Антоновича, его дурное настроение по утрам, то, с каким отеческим терпением он наставлял ее в домоводстве и то, с каким обиженным молчанием, приводившее в трепет Ольгу Сергеевну, он встречал ее предложения сыграть свадьбу. Да он просто себялюбец, думала вдова, вскакивая с дивана с пунцовыми щеками. И почему она раньше не разгадала его характер. Прожить столько лет и ничего не понять. От злости она съедала еще пару яблок и закусывала их тремя мандаринами.
Однажды проезжая в троллейбусе, ей попалась на глаза вывеска агентства ритуальных услуг, на которой рождественскими буквами было выведено «Мы ближе, чем вы думаете». Ольга Сергеевна вся задрожала при воспоминании о двух скелетах, оживленных невидимыми устройствами. Какая странная сцена предстала ее глазам в тот день: останки в мешковатых костюмах, со злобными ужимками и резкими движения корчились в захватывающем танце. Казалось, будто парочка вот-вот развалится на части, так угрожающе трещали их кости. С тех пор вдова иногда ложилась в постель с горящим ночником, опасаясь ночных кошмаров. Но сейчас, в вагоне, среди пассажиров, она не почувствовала былого страха, наоборот, ощутила некоторое любопытство. Все ли еще водитель трамвая и брадобрей удивляют публику своими трюками? Придя домой, она внимательно оглядела комнату. Диван, телевизор, шкаф. Высокий шкаф в углу был очень вместительный. Взрослый человек мог бы вполне там поместиться. Еще не сознавая до конца, что ею движет, вдова распахнула дверцы и вывалила вещи на пол. Одежда, плечики, простыни – все смешалось в кучу.
- Ах! – воскликнула Ольга Сергеевна и приложила ладонь к губам.
Пустой шкаф показался ей прекрасным местом отдыха… покойного мужа. Она вдруг ясно представила его здесь, безмолвного и послушного, в чистой рубашке, брюках с оттопыренными карманами. Он будет тихо стоять за плотно закрытыми дверцами, от тоски прищелкивая нижней челюстью. А она время от времени будет протирать череп от пыли, поигрывать с костяшками пальцев, заглядывать ему в пустые глазницы и ласково вопрошать «Как ты себя сегодня чувствуешь, милый?». А если у Павла Антоновича разыграется плохое настроение и он вдруг примется сверлить ее своим истлевшим взглядом, она мигом его успокоит, закроет шкаф и уйдет на кухню готовить что-нибудь вкусненькое. Теперь его характер в корне изменится, - на место деспотизма, которому она покорялась все годы супружеской жизни, придет библейская кротость. Ее муж окажется самым образцовым мужем всех времен. Он никогда не заболеет, не умрет, его одежда всегда будет в полном порядке, кроме того, он никогда не обзаведется вредными привычками и не "гульнет" на сторону, будет послушным как ягненок. Как только Ольга Сергеевна об этом подумала, то впервые за все время после смерти мужа довольно ухмыльнулась.