От автора: и снова набирают обороты цены на продукты питания, а пенсии стоят на месте. Горько за стариков, горько за тех, кто стал балластом общества бесправия.
Слезы высохли, резало глаза, но баба Дуня долго стояла у окна и пристально вглядывалась в ночное небо. Там, среди звезд, наверное, находится рай, а в раю живут счастливые души праведников. И среди них муж Сергей да ее родители, Николай и Людмила.
Впрочем, и она не всегда была Дуней. Настоящее ее имя – Диана, красивое имя, знатное. И жизнь прожила она красивую. А почему бы и нет? Не голодала, на заводе мастером работала, замужем была, сыночка родила. Хозяин, правда, два года назад от рака сгорел, не спасли его врачи, да видимо на то воля Божья.
Наверху послышались легкие шаги, это Васька, то есть Василиса, ко сну готовится. Тридцать лет молодухе, а все никак не остепенится. На днях ее снова в богатой машине видели. А что осуждать-то! Дочку кормить надо.
Баба Дуня зажгла свет и поставила на газ чайник. Молока осталось ровно на то, чтобы чай забелить, а завтра она компотик сварит, так как заварка на исходе. Ну, не умеет она деньги экономить!
Получит пенсию и сразу на рынок бежит, а там колбаски граммов двести, маслица, яичек, творожка, сметанки. Вот ведь глаза завидущие! Было время, суп из крапивы ели и ничего. Выжили. А теперь милое дело – удобства, тепло, светло, а что мясца нет, да и хлебушка порою, так без этого не умирают.
А еще помнит она, как день рождения сына праздновали, тогда ему десять лет исполнилось. При Брежневе это было. На столе "оливье" стояло, селедочка с картошечкой, курочка. Выпили по маленькой, и захмелевший папа снова стал рассказывать, как воевал, а мама в госпитале работала и его ждала. Мама всегда всех ждала. И ее, когда она уехала по комсомольской путевке, а там встретила Сергея. Мама, мама…
Баба Дуня налила себе чаю и взяла в рот карамельку, которой угостила ее соседская девочка Иришка.
Да, с Сергеем они прожили без малого сорок четыре года. И когда сынок Юрочка уехал в Белоруссию, они не думали, что больше никогда не увидятся. Бедный мальчик ее, чтобы семью прокормить, крутится там, как белка в колесе. Звонит редко, дорого больно, но все ж звонит. Жалко, внуков она так и не узнала. Говорит, выросли Анютка с Алешкой, в институты поступили. А вот она одна, одна-одинешенька.
Вчера Петрович из шестой квартиры спросил, за кого она голосовать будет. За кого, за кого…. За Путина, наверное. Все ж войны нет, а голод и потерпеть можно. Особенно тяжело за неделю до получения очередной пенсии. Но она хитрая, нашла выход из положения. Просит у соседей сухарики вроде бы как для собачки деревенской, а сама их с водичкой ест.
А собачки-то и нет. И деревни никакой нет. Эх, была бы деревня! Но в таком возрасте и с таким здоровьем менять квартиру на частный дом опасно. Вдруг она сляжет, а там ведь и воду носить надо, и печь топить.
А еще мужчина красивый в президенты рвется. Богатый больно уж, говорят. Может, за мужчину проголосовать? Но Петрович не советует, а ему виднее, он мужчина.
Вздохнув, баба Дуня положила на колени натруженные ладошки и равнодушно взглянула на сморщенные кисти рук, щедро усыпанные старческой «гречкой». А когда-то она была красавицей. И парни из-за нее дрались. Когда-то.
Как же не хочется вставать со стула, как же щемит сердечко, но лениться нельзя. Ухаживать за ней некому. Разве на ее пенсию наймешь сиделку? И в больницу стариков не кладут. Даже обследовать не желают. Как-то пошла она к невропатологу с жалобами на бессонницу и шум в голове, та ей выписала направление на УЗИ, так это УЗИ спустя три месяца сделали. Бесплатно потому что.
Лекарств бы купить, может и полегчало бы. Но на что их купишь? Пачка таблеток дороже, чем батон хлеба. И животное завести нельзя, кормить нечем. А когда-то у нее была кошка. Еще при советской власти. Тогда, когда солнце ярче светило.
Баба Дуня улыбнулась и с силой подняла свое отяжелевшее тело, чтобы направить его к кровати, на которой она в полной темноте проводила все больше и больше времени. Не дойдя и двух шагов до цели, она вдруг покачнулась и ухватилась за угол стола.
Там, в мерцающей тайне зеркала, появилось неясное изображение, которое медленно протянуло к ней руки. Это изображение начало превращаться в женщину, которую баба Дуня всегда любила.
- Иди ко мне, доченька, - ласково позвала мать, и последнее, что увидела баба Дуня, была яркая вспышка света, озарившая унылую комнату, в которой ей было так хорошо и так тяжело жить.