Прерванный крик

Любовь Качан
«Поэт должен быть ярким! Стихи должны запоминаться. Стихи должны прилипать к читателю так, чтобы никакими силами нельзя было от него их оторвать. Настоящие стихи (по большому счету) должны сопровождать читателя всю жизнь».
Михаил Светлов

Эта статья – дань памяти Владимиру Маяковскому. Даже те, кому не нравится его поэтический голос, вынуждены признать, что он выделяется не только тембром и высотой звучания, но и своей непохожестью, мгновенной узнаваемостью и неповторимостью.

 Его стихи сопровождали меня почти половину ХХ века, с ними я вступила в ХХ1 и с их помощью заглянула в еще более далекое будущее. Я хочу, чтобы «уважаемые товарищи потомки, роясь в сегодняшнем окаменевшем г..не» и ТЕХ «дней вспоминая потемки», взглянули на него моими глазами. Право на это дает мне моя многолетняя любовь к поэту.

«Мой крик в граните времени выбит,
и будет греметь и гремит»
В.Маяковский

Тяжело груженный революционными идеями девятнадцатый век, набирая обороты, на полной скорости врезался в двадцатый.

Рожденный в самом конце уходящего века, Владимир Маяковский вместе с ним буквально ворвался в новое время и стал его певцом.

А.С.Пушкин, оставляя за поэтом право на самобытность, считал, что поэт, как Аквилон, может не признавать никаких законов, кроме разве только им самим созданных.

Сам он и был таким поэтом.

Но если России девятнадцатого века хватало пушкинского языка, то в двадцатом ей, вздыбившейся, как пушкинский Медный всадник, понадобился новый. Под стать времени. Чтобы быть услышанным не в гостиных, а на улицах и площадях.

Творцом этого языка стал поэт Владимир Маяковский. Уверенный в своей способности и полный решимости обновить дряхлеющий мир он, как перчатку, бросил ему вызов – «А вы могли бы?».

Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакан
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

С самого первого своего стихотворения В.В.Маяковский КРИЧАЛо том, что любил и ненавидел. Громко начал, говорил «…голосом, когда, взлетев до хрипа, он неба достигает высоты» (Б.Окуджава) и кончил фортиссимо – выстрелом.
С того трагического дня – 14 апреля 1930 года – выросло несколько поколений новых читаттелей, но до сих пор не утихают яростные споры вокруг имени Владимира Маяковского, поэта, под влиянием которого вся мировая поэзия «преобразилась, словно пережила настоящую бурю» (Пабло Неруда).

СТАНОВЛЕНИЕ

Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног.

«Кто не слыхал «Марсельезы», петой тысячами голосов в том нервном напряжении и том раздумье, которое необходимо является перед известной борьбой, тот вряд ли поймет потрясающее действие революционного псалма».

Так написал о «Марсельезе» Герцен задолго до того, как чуть ли не с колыбели она вошла в жизнь Владимира Маяковского: «Отец ходит по квартире и поет свое всегдашнее «Алон занфан де ля по четыре». И комментарий к этому старшей сестры поэта Людмилы: «Отец любил петь по-французски “Allons, enfants de la Patrie” (первые строчки «Марсельезы» - Л.К.). Дети не понимали по-французски. Тогда он пел: «Алон занфан де ля по четыре» и спрашивал: «Ну, а теперь понятно?»

В доме всегда было много газет и журналов. Володя очень рано выучился читать, и читал все подряд, испытывая безотчетную взвинченность от незнакомых понятий и слов: «прокламация», «митинг», «стачка», «забастовка». Старшая сестра, приезжая на каникулы, давала читать «…длинные бумажки. Нравилось: очень рискованно. … Это была революция. Это было стихами. Стихи и революция как-то объединились в голове».

Ему не было тринадцати, когда всю страну всколыхнуло «кровавое воскресенье». Пошли митинги и демонстрации, в которых он, мальчишка, конечно же принимал участие. Правда, еще совсем по-детски: «Хорошо. Воспринимаю живописно: в черном анархисты, в красном эсеры, в синем эсдеки, в остальных цветах федералисты».

Романтика революционной борьбы увлекает его. Он пишет сестре: «У нас была пятидневная забастовка, а после была гимназия закрыта четыре дня, так мы пели в церкви «Марсельезу»; Кутаис тоже вооружается, по улицам только и слышны звуки «Марсельезы».
 
Речи, газеты – все об одном. Захватывающе интересно. Но многое непонятно. В поисках ответов он пришел в марксистский кружок. «Стал считать себя социал-демократом: стащил отцовские берданки в эсдечный комитет».

Это все еще была игра. Но в 1906 году неожиданно от заражения крови (уколол палец, сшивая бумаги) умер отец. С его смертью кончилось и благополучие и детство. Семья жила трудно, испытала нужду, даже голод, о котором Маяковский позже напишет:

К нему я
   ненависть в сердце  вынянчил,
превыше всего его ненавидя.

Он начал зарабатывать, чем мог: выжигал и рисовал. Разрисовывал пасхальные яйца и продавал в кустарный магазин. Изменилось социальное  положение. Если раньше он только сочувствовал голодным и угнетенным, то теперь сам стал одним из них:

Я
жирных
с детства привык ненавидеть,
всегда себя за обед продавая.

« Маме пришлось сдавать комнаты и обеды. Комнаты дрянные. Студенты жили бедные. Социалисты».

Совершенно естественно, еще не выйдя из детского возраста, Маяковский пришел в партию и стал пропагандировать социалистические идеи. За это его трижды арестовывали. Последними были Бутырки. Здесь он окончательно повзрослел и понял, что нелегальная партийная работа, «перспектива – всю жизнь писать летучки, выкладывать мысли, взятые из правильных, но не мной придуманных книг» его не устраивает.

Выйдя «под надзор полиции и на родительское попечение», сообщил о своем решении «делать социалистическое искусство» товарищу по партии. Тот            «…долго смеялся: кишка тонка. Думаю все-таки, что он недооценил мои кишки. Я прервал партийную работу. Я сел учиться».

За 11 месяцев одиночки он перечитал все, что было в тюремной библиотеке (классику - Байрон, Шекспир, Толстой - и новейшее - Белый, Бальмонт). И даже попытался писать «так же, как они». Но вскоре оставил это, почувствовав, что сможет иначе выразить свои мысли и чувства, если прежде пройдет серьезную школу.

Немного спустя Б.Пастернак напишет: «Какая радость, что существует… Маяковский: талант, по праву переставший считаться с тем, как пишут у нас нынче…Артист такого типа и калибра, как Маяковский, нe может не стать поэтом».

И он стал им.

Маяковский – поэт начал с того, на чем остановился Маяковский- революционер – с бунта. Сменил профессию, но не нрав. Ему было тесно в рамках устоявшегося, он весь был устремлен в будущее:

душу на блюде несу
к обеду идущих лет

Из множества модернистских поэтических группировок его больше всего привлек футуризм. Может быть именно своим более резко выраженным бунтарским характером. Но даже в пору своего увлечения футуризмом, он, в отличие других футуристов, провозглашавших принцип самоценности слова (В. Каменский, В. Хлебников), утверждал: «Нам слово нужно для жизни. Мы не признаем бесполезного искусства».
Клич футуриста: были б люди – искусство приложится.

Эксперименты над словом никогда не были для поэта самоцелью. Новые слова ему были нужны для выражения той безмерной любви к жизни, ко всему живому, которая переполняла его и которой он готов был одарить весь мир:
 
Я бы всех в любви моей выкупал,
да в дома обнесен океан ее!

Он мечтал о прекрасном будущем для всего человечества, где люди могли бы «жить единым человечьим общежитием», независимо от границ и расовой принадлежности:

Я – поэт,
я разницу стер
между лицами своих и чужих.

И самой сокровенной его мечтой была мечта о новом человеке, чутком и отзывчивом, способном вместить в себя весь мир с его радостями и горестями, в неизбежный приход которого он твердо верил:

И он,
свободный,
ору о ком я,
человек –
придет он,
верьте мне,
верьте!

Такому человеку он готов служить до последней капли крови:

Вам я
душу вытащу,
растопчу, чтоб большая! –
и окровавленную дам, как знамя.

Маяковский, как свою заветную, принял сначала красивую мечту о светлом будущем, которое обещали большевики, а потом и революцию, которая, по его мнению,  должна была помочь реализовать эту мечту и ускорить приход этого будущего.

ПЕВЕЦ И СОЛДАТ РЕВОЛЮЦИИ

« Всякий поэт, так или иначе, слуга идей или стихий»
Марина Цветаева

Поэтами рождаются, а солдатами становятся.

Маяковский - поэт, рожденный в эпоху революции, стал ее певцом и солдатом. Он считал своим человеческим долгом бороться за каждый росток нового, делать все, что в его силах, чтобы приблизить наступление того прекрасного будущего, о котором давно и страстно мечтал.

Размышляя над вопросом «талант ли обладает человеком или человек обладает своим талантом», Достоевский пришел к выводу, что «почти всегда талант порабощает себе достойного обладателя…»

Творец таких гениальных лирических поэм, как «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Люблю», «Про это» - «наступил на горло собственной песне», подчинил свой талант себе, а себя безраздельно отдал служению времени.
 
Глубокого убежденный, что революция и поэзия нужны друг другу, поэт жаждал активно участвовать в революционном обновлении жизни и искусства:
« Никому не дано знать, какими огромными солнцами будет освещена жизнь грядущего. Может быть, художники в стоцветные радуги превратят пыль городов, может быть, с кряжей гор неумолчно будет звучать громовая музыка превращенных в флейты вулканов, может быть, волны океанов заставим перебирать сети протянутых из Европы в Америку струн. Одно для нас ясно – первая страница новейшей истории искусств открыта нами» (из обращения к рабочим).

Поэт был очень популярен среди революционно настроенной молодежи. Его выступления собирали тысячные аудитории. А по улицам маршировали под «Левый марш». Равнодушных не было. Потому что его темы и его маршевые ритмы были созвучны времени:

Разнообразны души
наши.
Для боя –
гром,
для кровати –
шепот.
А у нас для любви и для боя – марши.
Извольте под марш
к любимой шлепать!

Стихи Маяковского нужно обязательно читать вслух, а еще лучше – слушать.
И слушали! Пусть не все понимали. Но старались. Неграмотные и полуграмотные аудитории всей душой тянулись к новому, и, доверяя поэту, причину непонимания искали в себе, а не в поэте.

« Владимир Владимирович, когда вы читаете, мы все понимаем, - обычно слышал он после своих выступлений, - а когда сами…»
«Учитесь читать, ребята, учитесь читать» – отвечал он им.

- Ведь это для всех …
для самих…
для вас же…
Ну, скажем, «Мистерия» –
ведь не для себя ж?!
Поэт там и прочее…
ведь каждому важен…    
Не только себе ж –
ведь не личная блажь…

Поэты не выбирают время. Оно выбирает их. И оно заказывает музыку и диктует темы чуткому поэтическому уху. Поэт одновременно и дитя и жертва своего времени. Он несет в себе все радости, горести, беды и даже болезни эпохи, в которую живет.

И он
всегда в долгу
перед всем,
        про что
не успел написать.

ОБМАНУТАЯ МЕЧТА

Наш паровоз вперед лети.
В коммуне – остановка.

Все мысли и чувства Маяковского были устремлены в будущее. Страстно мечтая о новом, прекрасном человеке и жизни, достойной его, он без колебаний служил воплощению этой мечты:

Чтоб в будущем
веке
жизнь человечья
ракетой
неслась в небеса –
и я,
уставая,
из вечера в вечер,
вот эти
строки
писал.

Маяковский настроился на встречу с новой, светлой исторической весной, ждал нового человека, рассчитывал на быстрое торжество разума, просвещения. Однако нарисованная богатым воображением поэта картина светлого будущего все более и более омрачалась. Идиллические мотивы все чаще стали уступать место сатирическим зарисовкам. Он не мог мириться ни с чем, что грозило возвращением к ненавистному прошлому.

Я снова лбом,
я снова в быт
вбиваюсь слов напором.
Опять
атакую и вкривь и вкось.
Но странно:
слова проходят насквозь.

Ни одно отрицательное явление не ускользает от его зоркого взгляда. И вот уже из под его гневного пера “целая лента типов тянется": взяточники, бюрократы, хапуги, подхалимы, ханжи, трусы, помпадуры, подлизы, сплетники и вообще всякая, но теперь уже советская мразь!

Зло равно омерзительно, где бы и в чем  бы оно ни проявлялось. Но если раньше его наличие объяснилось несовершенством системы, то при новом "краснофлагом строе“ ссылки на “буржуазные пережитки” могли удовлетворить разве что легковерного обывателя.

Маяковский боролся, пока верил, что, безжалостно выпалывая зло своей язвительной  сатирой, он, по-прежнему,

…с теми,
    кто вышел
          строить
и месть
в сплошной
лихорадке
буден.

Чем упорнее он боролся, тем больше врагов себе наживал. Все чаще и чаще объектом критики становятся те, кем он раньше восхищался и кому безраздельно верил. Он критикует

…не щадя авторитета,
ни чина,
   ни стажа,
ни должности.

Добрался и до  “тех, кто поцекистей”:

Весь
в партийных причиндалах,
ноздри вздернул –
крыши выше…

Знакомая картинка, не правда ли? Это было написано незадолго до смерти, к которой его, безусловно, подтолкнули те, кому с ТАКИМ Маяковским было неуютно.

Совсем незадолго до рокового выстрела из всего тиража журнала «Печать и революция» №2, с приветствием Маяковскому по случаю 20-летия творческой деятельности, по распоряжению ГИЗа спешно (вручную!) выдирали “фотографию этого попутчика”.
 
Маяковский болезненно отреагировал на эту очередную инсинуацию. Для него, такая “оценка” была смертельным оскорблением. Это он - попутчик? Он, который всегда был на передовой:

Мне скучно
здесь
одному
впереди, -
поэту
не надо много, -
пусть
только
время
скорей родит
такого, как я,
быстроногого. 

Было от чего прийти в отчаяние. Напрасными оказались все жертвы и усилия.

Маяковскому было 37 лет. Роковой возраст. В этот период «потери смысла» (выражение Тынянова), нарастания душевного кризиса, человек, особенно поэт, открыт и беззащитен. То, что прежде не заметил бы или мужественно пережил, в таком состоянии может сразить наповал. «Драма личная – не замедлит». Повода искать не надо. Он всегда услужливо подтолкнет руку с пистолетом, когда все душевные ресурсы исчерпаны и дальнейшая борьба кажется бессмысленной.

Красивая мечта обернулась трагифарсом. Маяковский понял это раньше многих. И на полном ходу выпрыгнул из коммунистического поезда, впередсмотрящим которого сам себя назначил.

ПРОПУСК В БЕССМЕРТИЕ

“ Говоря о Маяковском, нам все время придется
оглядываться на него не назад, а вперед “
Марина Цветаева

Человечество существует, пока жива любовь. А поэзия – одна из главных форм ее выражения. Гибель последнего Поэта – это духовная гибель человечества.
 
У каждой эпохи свои поэты. А настоящие стихи обладают способностью включать лампочки наших душ сегодня и “сиять в настающее завтра“.
 
Встреча с поэтом, независимо от исторических и географических координат его жизни, всегда – подарок судьбы. Потому что настоящие стихи – это живительный родник, концентрированная пища для ума и бальзам для души. Глотнул – и можно жить дальше. И ты в любую минуту можешь достать их из драгоценной шкатулки памяти. В трудную – чтобы набраться душевных сил, в добрую – для радости:

Ведь если звезды
зажигают –
значит – это кому-нибудь нужно?

Маяковский – один из самобытнейших представителей культуры ХХ века. Ему были подвластны все жанры: поэт, публицист, драматург, памфлетист, сценарист, сатирик. Он «свое земное не дожил, на земле свое не долюбил», но – пропуском в бессмертие - оставил весомый и яркий след, оценить который может только равный по таланту Читатель. Читатель, не лишенный «воображения и доброй воли к вещи» (М.Цветаева).

*) здесь и далее – цитаты из автобиографии «Я сам» и др. произведений В.В.Маяковского.