Введение в историю атеизма 2

Иван Лупандин
         Когда я учился в МГУ на физическом факультете, у нас был курс научного атеизма и вела его Зульфия Абдулхаковна Тажуризина. Она известный ученый, доктор философских наук, переводила Николая Кузанского. Я недавно нашел в Интернете ее лекции по истории атеизма ("Понятие атеизма в истории западноевропейской мысли"). Надо сказать, что Тажуризина в своих лекциях также не обошла вниманием «Законы» Платона, разбору которых мы посвятили прошлое занятие.
         Кстати, об атеизме и религии. У Плутарха есть небольшое сочинение, которое называется «О суеверии» (оно входит в корпус моральных сочинений Плутарха, известный под названием «Моралии»). И вот в этом сочинении Плутарх со свойственным ему здравомыслием говорит о том, что есть две крайности: первая крайность – это атеизм, а вторая крайность – это суеверие. Под суеверием Плутарх, впрочем, понимал не совсем то, что ныне понимаем мы, а скорее то, что мы сейчас назвали бы «изуверством». И Плутарх считает, что суеверный человек (в его смысле, т.е. изувер) хуже атеиста. Ибо атеизм, по Плутарху, никому не причиняет вреда, а изувер может причинить много вреда, например, если будет призывать приносить человеческие жертвоприношения и убеждать всех в том, что боги жаждут человеческой крови. И если выбирать между атеизмом и изуверством, то, может быть, лучше атеизм. И Зульфию Абдулхаковну Тажуризину понять можно, ибо она как историк может привести множество фактов, когда религия вырождалась в изуверство и приносила человечеству вред. Разумеется, речь на самом деле идет о неправильной религии, ложной религии. А отделить истинную религию от ложной – это не так просто. Впрочем, можно сказать, что атеизм – тоже своего рода религия, и человек, когда сознательно выбирает атеизм, совершает мощный акт веры. Веры в случайность мира. "Верую, что мир случайно возник и никто им не управляет".
          Когда впервые возникла такая вера? Мы на прошлой лекции уже кое о чем поговорили в этой связи. Мы вспомнили Платона, его диалог «Законы» и, в частности, десятую книгу «Законов», где говорилось, как именно надо карать и переубеждать безбожников. Этот момент («Законы» Платона как источник по истории атеизма) Тажуризина тоже подчеркивает, только она делает другой вывод. Она делает вывод, что атеизм уже в IV веке до нашей эры подвергался гонениям («От Платона идет традиция теоретического обоснования необходимости наказаний тех, кто не признает веры в богов или в Бога»). Т.е., согласно Тажуризиной, логика религии приводит к подавлению свободы мысли. Тем не менее «Законы» Платона Тажуризина цитирует и разбирает, так что мы идем по правильному пути. И вот сегодня я предлагаю вашему вниманию следующий очень важный античный текст. Он принадлежит знаменитому римскому оратору Цицерону. Цицерон жил в I в. до н.э. У Цицерона есть два рода сочинений: речи и философские диалоги. Философские сочинения Цицерона в СССР долгое время не издавались. И вот в 1985 году произошло, на первый взгляд, небольшое, но все же важное событие в культурной жизни нашей страны: вышла книга (в твердом переплете зеленого цвета): Марк Туллий Цицерон. «Философские трактаты». Переводы отредактировал и снабдил предисловием известный ученый – Геннадий Георгиевич Майоров, профессор философского факультета МГУ.
          Цицерон не был оригинальным философом: скорее его можно причислить к компиляторам. Значение его было в том, что он осуществил трансляцию греческой мудрости в латинскую культуру. Сам Цицерон учился философии у стоика Посидония и у других греческих философов, в том числе у «академиков», т.е. последователей философии Платона. Кроме стоиков и академиков в Риме имелись и последователи греческого философа Эпикура, которых называли «эпикурейцами».
         Об Эпикуре уместно будет сказать несколько слов, так как он как раз представитель того учения, которое мы называем «атеизм». Хотя формально Эпикур не отрицал существования богов. Он считал, что боги существуют, но не вмешиваются в людские дела. Этот вариант безбожия мало чем отличается от материалистического атеизма. Потому что если боги не вмешиваются в дела людей, то ими можно пренебречь. Какая разница, есть они или нет, если они ни во что не вмешиваются? Мир возник случайно (по Эпикуру), более того, мир в основе своей случаен и непредсказуем, потому что атомы, из которых состоит мир, в своем движении испытывают внезапные отклонения. Это свойство атомов самопроизвольно отклоняться Эпикур называл «клинамен». Может быть, боги и могли бы предвидеть и учесть «клинамен» в своем промысле, но Эпикур таким вопросом не задается. Он считает, что заниматься нашими проблемами и заботами недостойно богов. Это может лишить их того покоя, в котором они пребывают. Боги блаженны – это еще Гомер говорил. Боги пребывают в состоянии блаженства, а забота о мирских делах неизбежно лишила бы их этого блаженства. Таковы были взгляды Эпикура и эпикурейцев.
          Если эпикурейцы считали, что все в этом мире случайно, то стоики, напротив, считали, что все в мире предопределено. Существует такое понятие, как судьба. Задача человека состоит в том, чтобы эту судьбу принять. Но в любом случае, примешь ты судьбу или не примешь, то, чему надлежит случиться, с необходимостью произойдет. Поэтому задача мудреца-стоика – понять законы, которые управляют миром, и жить в соответствии с этими законами. Это то же самое, чему учит современная наука (за исключением квантовой механики, где торжествует – отчасти – эпикурейский «клинамен»). Впрочем, известный французский биохимик Жак Моно написал книгу «Случайность и необходимость». Случайность и необходимость – вот из чего складываются, согласно Жаку Моно, события в мире природы. Получается некий синтез эпикурейства и стоицизма. Вот это и есть мировоззрение большинства современных ученых. Платонизм отброшен. А согласно Платону, в основе мира не случайность и не необходимость, а некий творческий замысел, т.е. идея. В начале – идея. А потом уже эта идея реализуется в природном мире. И, конечно, платонизм в своей самой главной мысли противоречит атеизму. Ближе всего к атеистам Эпикур. Чуть дальше от атеистов – стоики, потому что у них есть представление о мировом законе, о некоей мировой судьбе, которая и есть Бог. Но, с другой стороны, ведь и атеисты часто говорят о Природе (с большой буквы). Я думаю, что современный атеизм – это некая смесь эпикурейства и стоицизма. Чего там точно нет, так это платонизма. Т.е. если атеиста спросить: «Что в основе, что первично?» (как Ленин спрашивал: «Что первично: материя или сознание?») – он ответит: «Материя первична. Из бездушной материи самопроизвольно появилась жизнь, а уже потом, в результате эволюции, появились существа, наделенные сознанием». Это вам любой студент скажет. И Шопенгауэр тоже говорит, что сознание появилось на каком-то этапе развития материи как средство приспособления к этому миру. У человека нет ни когтей, ни клыков, ни шерсти, вот он и приспосабливается за счет наличия у него сознания.
         Что же касается Цицерона, то, анализируя его философские сочинения, мы приходим к выводу, что он был платоником. Цицерон даже переводил Платона на латинский язык. Я, еще будучи аспирантом-заочником, читал в Музее книги его трактат – он называется «De universo» («О вселенной»), – который фактически представляет собой вольный перевод платоновского диалога «Тимей». А самая главная мысль диалога «Тимей» заключается в том, что есть некий Демиург, т.е. Творец, который из предсуществующей материи, находящейся в неоформленном, хаотическом состоянии, создает мир, придавая ему форму согласно некоему замыслу. А теперь вы сами понимаете: если есть Демиург, Который сотворил весь этот упорядоченный мир, значит, по отношению к Демиургу мы имеем некие обязанности. Цицерон называет Демиурга латинским словом «Parens», что в переводе означает «Родитель». И вот, как по отношению к нашим земным родителям мы имеем определенные обязанности, так и по отношению к этому небесному Родителю мы тоже имеем обязанности. Цицерон, как всякий римлянин, очень хорошо понимал, что значит «обязанность» (он даже написал специальный трактат «De officiis», т.е. «Об обязанностях»). Но сейчас нас интересует диалог Цицерона «О природе богов» (De natura deorum). Этот диалог Цицерон, кстати, посвятил Марку Бруту, участнику заговора против Цезаря. У нас Брут считается отрицательным персонажем, предателем: «И ты, Брут?». Что-то вроде Иуды Искариота. В диалоге «О природе богов», помимо автора,  участвуют три человека. Один из них – эпикуреец, другой – академик (т.е. платоник) и третий – стоик. Высказываются три точки зрения о богах. И эпикурейская (т.е. атеистическая) точка зрения выведена очень ясно и четко. Когда слушаешь эпикурейца (в диалоге это Гай Веллей), возникает ощущение, что присутствуешь на лекции по научному атеизму. Это важно отметить. Ведь в чем полемическое острие позиции атеистов? «Атеизм, – говорят нам атеисты, – это современное учение, а религия – это старое учение. Религия – прибежище бабушек, дедушек, прабабушек, прадедушек. А молодые люди выбирают атеизм». Но ведь это неправильно. Если мы перенесемся на 2000 лет назад, где мы найдем там бабушек? Кто там чья бабушка? В диалоге «О природе богов», помимо самого Цицерона, участвуют три человека, причем все они умные, красноречивые. И получается, что 2000 лет назад уже были высказаны все аргументы и все контраргументы. Попробуйте придумать новый вариант атеизма! Найдите новые аргументы в пользу атеизма, которых не было у эпикурейцев! Вы не найдете. Всё уже на эту тему сказано. На самом деле атеизм достаточно прост. Атеизм – это (выражаясь языком математиков) вырожденный случай. Вот конкретный пример. Возьмем уравнение параболы: у=ах2 + bx + с. Теперь представьте, что а=0. Получится линейная функция у=bx+с, т.е. прямая линия. Таким образом, получается, что прямая линия – это вырожденная парабола, парабола при а=0. Также и атеизм – это религия при Боге равном нулю. Положите Бога равным нулю, и вы получите атеизм. Т.е. атеизм есть некое упрощение. Когда есть Бог, мир усложняется. Можно попасть и в рай, и в ад, и в чистилище. А если Бог равен нулю, можно «Божественную комедию» Данте закрыть и не читать. Или возьмем «Фауста» Гете. Какой там сложный сюжет! Фауст продает свою душу дьяволу. А в атеизме ни дьявола, ни Бога нет. Откуда же тогда появиться Мефистофелю? Мефистофель попадает в разряд баснословных персонажей, вместе с Бабой Ягой и Кащеем Бессмертным. И всё. Мир упростился. Атеизм всё упрощает. Он лишает нас многовариантности. Но и трагедии, правда, тоже упрощаются. Вот Иуда, он кто? Страшный преступник! Потому что он предал Христа, а Христос – это не просто человек, а Богочеловек. То есть Иуда фактически Бога предал. Это придает новое измерение совершившейся трагедии. А сейчас атеисты говорят: сколько их было, распятых рабов! Всех тогда надо жалеть! Вот, подавили восстание Спартака, и от Капуи до Рима висели на крестах взбунтовавшиеся рабы. Тысячи и тысячи! Но при таком взгляде на трагедию Христа теряется самый главный момент – убийство Бога. Если Бог равен нулю, то тогда распятие Христа предстает как лишь один из многих случаев претерпевания человеком мучительной смерти.
          Иными словами, атеизм делает наш взгляд на мир более простым. Другое дело, что сам атеист – существо, отчасти живущее, как мы знаем из теории Фрейда, бессознательной жизнью, а потому может бессознательно тянуться к Богу. Атеизм проникает у атеиста лишь в верхние эшелоны сознания, но неизвестно, удалось ли атеизму завладеть также и бессознательной сферой. А ведь Тертуллиан говорил, что душа человека – по природе христианка. Ведь если Бог на самом деле есть, то это Он создал душу человека. И нет ничего удивительного в том, что Он оставил в сотворенной Им человеческой душе некий отпечаток, типа «Made in Heaven». И инструкцию какую-нибудь: «Как пользоваться душой». Тогда в самой душе надо что-то искать. Пусть даже атеист всё это вытеснил в бессознательную сферу, там это все равно должно остаться. И я нашел! Даже у Тажуризиной. И я уверен, что если покопаться, то в любом атеисте можно найти эту «теневую сторону атеизма». Ведь даже само избрание атеизма в качестве научной специализации (а в советские времена была такая специальность, утвержденная ВАКом: 09.00.06 «Научный атеизм») уже само по себе многозначительно. Человек хочет говорить о Боге, пусть даже негативно. Что такое вообще «научный атеизм»? Его предметом является Бог, это своего рода отрицательная теология. Атеист говорит о Боге как о несуществующем объекте, но все равно о Боге. Все равно мысли атеиста (профессионала) сконцентрированы на понятии «Бог». Все-таки Тажуризина не экономику выбрала, где мысли специалиста сконцентрированы на понятии «деньги». И, решив стать философом, выбрала именно «научный атеизм». Приставку «а» можно и отбросить, а корень «теос» (theos), т.е. «бог» – останется. И я думаю, что здесь не всё так просто.
           Но вернусь опять к Цицерону. Вот Цицерон говорил, что в древности были, оказывается, атеисты. Он называет, например, такое имя: Диагор Мелосский. Остров Мелос нам известен, главным образом, по найденной на нем статуе Венеры Милосской. И вот на том же острове Мелос жил философ Диагор. И именно его Цицерон упоминает в качестве первого безбожника. Причем современники так и называли Диагора – «Диагор-безбожник» (diagoras ho atheos). Он жил в V в. до н.э., т.е. он современник Сократа. Про него рассказывают несколько историй. Я приведу одну из них. Как-то Диагор попал в святилище Посейдона, где люди, спасшиеся от кораблекрушения, оставляли благодарственные дары (изображения кораблей или что-то в этом роде). И, рассматривая эти дары, Диагор вдруг сказал: «Эти даров было бы гораздо больше, если бы их приносили те, кто потонули». Чувствуете, какая коварная мысль! Подколол нас всех, верующих! Но это V век до н.э. Это не в ХХI веке придумано. Мы с этой мыслью живем уже две с половиной тысячи лет! Вот мы молимся и думаем: кто его знает? Ведь все молятся. И Христос говорил: «Вы думаете, погибшие под обломками башни были самые грешные?» Т.е. «неужели вы думаете, что вы своими молитвами обеспечили свою безопасность?» На самом деле мысль Диагора очень глубокая.  Мы, конечно, молимся, мы радуемся, что Бог слышит наши молитвы и спасает нас. Но тем не менее мы знаем, что каждый день, каждую минуту, каждую секунду где-то умирают люди.
          И тогда возникает вопрос: «А они как?» Они (умершие) разве все безбожники? И мы здесь все верующие, мы молимся и уповаем, что на нас не обрушатся стены этого храма (лекция проходила в крипте Собора Непорочного Зачатия). Но кто знает? Мы часто вспоминаем о том, что Папа Иоанн Павел II был спасен Богородицей, когда Агджа стрелял в него 13 мая 1981 года. А вот Джон Кеннеди не был спасен. Вы скажете: Джон Кеннеди – грешник, он любил Мерилин Монро. Но не надо так рассуждать! Христос говорит, что нельзя так рассуждать. Христос специально предупреждает: «Не рассуждайте так!» Диагор правильную мысль сформулировал. Так что у атеистов можно многому поучиться.
         И еще Цицерон упоминает некоего Феодора Киринейского. Мы больше знаем другого уроженца Киринеи – Симона Киринеянина, который помогал Иисусу Христу нести крест. Но был и Феодор Киринеянин. Цицерон относит Феодора к безбожникам, как и Диагора Мелосского. И опять будем справедливы и отметим достоинства безбожников. Феодор Киринейский был очень смелым человеком. Один из тиранов как-то пригрозил ему: «Я тебя за твою дерзость повешу на кресте!». А Феодор ему ответил: «Адресуй такие угрозы своим приближенным; ибо Феодору все равно – сгнить на земле или в воздухе». Этот ответ кто-то записал, так он всех удивил. Т.е. античные атеисты были люди смелые и демонстрировали нестандартное мышление. Так что мы смогли убедиться, что среди атеистов встречаются люди умные и волевые. Проблема не в том, что прямая линия хуже параболы (прямая линия тоже по-своему красива), а в том, что в прямой линии нет нюансов (изгибов). В атеизме нет нюансов! Атеизм – это скучное мировоззрение. И можно сказать, что атеизм прямолинеен. Он не поэтичен.
         Вот  возьмем Гомера, «Илиаду».  С чего начинается «Илиада»? С того, что греки похитили дочь жреца, и Агамемнон говорит отцу, который пришел просить отпустить дочь за выкуп, что он ее не отдаст, что она будет его наложницей, его рабой, состарится в его доме, будет стелить ему постель. И тогда жрец, услышав отказ, обратился к богу Аполлону с молитвой. Он напомнил Аполлону, что он честно служил ему, всегда приносил ему тучные жертвы. И попросил его отомстить обидчикам. И Аполлон решил вступиться за жреца: натянул свой серебряный лук и послал стрелы в лагерь греков. И в лагере началась эпидемия чумы. И стали они умирать один за другим и жечь погребальные костры. И спустя десять дней после начала эпидемии они обратились к своему прорицателю, чтобы тот сказал им, за что им ниспослано наказание. Ну и так далее. Т.е. налицо идея промысла, идея божественного возмездия. А если мы примем атеизм, что тогда? Проси или не проси Аполлона, всё одно. Да и где он, Аполлон? «Но мрамор сей ведь бог», – говорил Пушкин. А атеист отвечает – никакой не бог, а просто мрамор, в лучшем случае – произведение искусства. Очень скучно. А Гомер, – добавит атеист, – чепуху пишет. Вредную чепуху.
          Вы только поймите меня правильно. Я не призываю чтить языческих богов. Я только обращаю ваше внимание, что даже языческая религия давала место для поэзии. А в атеизме нет поэзии. Какую поэму напишет атеист? Вот Лукреций написал поэму «О природе вещей». Почему она не скучная? Потому что главная, центральная мысль этой поэмы – отрицание богов. Т.е. опять о богах, только через отрицание. А если совсем не говорить о богах, о Боге? Тогда будет скука смертная. Зульфия Абдулхаковна кандидатскую диссертацию защитила по Николаю Кузанскому («Учение Николая Кузанского о бытии и познании»). А Николай Кузанский, между прочим, кардинал. Вот это и делает ее работу интересной и насыщенной. Без Николая Кузанского ее жизнь была бы намного скучнее.
         Т.е., с одной стороны, атеизм прост и скучен (и ему нужна религия, как спортсмену нужна стена, от которой отскакивают мячики). Но тут есть и другая сторона. Поскольку атеизм прост, он дает человеку возможность заниматься делами мира сего. Потому что именно простота и антикультурность атеизма как бы развязывают человеку руки. И также среди религий одни проще других: например, протестантские секты проще католичества, поэтому сектанты успешнее в бизнесе (как отметил еще Макс Вебер). Зато всякое искусство в той или иной степени религиозно и требует сложной религии. Об этом писал Исайя Берлин: «Более поздние века, возможно, и усовершенствовали другие средства существования, но они не могут создать «Илиаду», в которой воплотились мысли, чувства и выразительность одного особого образа жизни».
         Цицерон обращает внимание еще на одно последствие атеизма: «Если устранить религию, то устранится благочестие, а вместе с ним и доверие, и единство человеческого рода, а также самая лучшая из добродетелей – справедливость». Иными словами, «если Бога нет, то все дозволено», как сказал один из героев Достоевского – Иван Карамазов.
         Это, кстати, тема доклада, который я сделал, еще будучи студентом, на семинаре у Зульфии Абдулхаковны. Я тогда посещал кружок атеизма на философском факультете МГУ и защищал тезис, что «даже если человек – атеист, он должен подчиняться нравственному закону». И Зульфие Абдулхаковне понравился и мой доклад, и отстаиваемый мною тезис. Т.е. она была сторонницей т.н. «морального атеизма». Она утверждала, что атеист обязан жить по нравственным законам. Но вопрос, поднятый Цицероном, по-прежнему стоит перед нами: если не будет благочестия, откуда взять нравственность? Отметим, что Цицерон поставил этот вопрос задолго до Достоевского.
         Конечно, религия – это мощный воспитательный и сдерживающий фактор. Но здесь есть деликатный момент и, как подчеркивает Плутарх в своем сочинении «О суеверии», здесь легко перегнуть палку. Плутарх приводил пример ложной религии, а именно, карфагенской религии, требовавшей человеческих жертвоприношений. И ведь это не выдумка Плутарха, а реальность. И если вспомнить уже упоминавшуюся нами поэму Лукреция «О природе вещей», то самые сильные строки этой поэмы – это те строки, где говорится, что «страх создал богов». Движимые страхом, люди приносят богам в жертву самое ценное, что у них есть, в том числе и своих собственных детей. Это обвинение в адрес религии – очень серьезное. Может иметь место абсолютно искреннее благочестие в следовании ложной религии. И мы оказываемся перед лицом непростой дилеммы. С одной стороны – циник какой-нибудь, например, Швабрин из «Капитанской дочки», который «даже в Господа Бога не верует» (как охарактеризовала его жена коменданта Белогорской крепости), или тот же Лукреций, который, согласно свидетельству блаженного Иеронима, умер, опившись любовным напитком. С другой стороны – фанатик, который готов во имя религии убивать своих и чужих детей. Так что, может быть, прав Плутарх, когда говорил, что суеверие страшнее безбожия.
          И последний вопрос: какое психологическое влияние оказывает на человека то, что он видит мир случайным. Может ли человек, воспринимающий мир как случайный, сохранить нормальную психику, или он сам становится в той или иной степени дезорганизованным? Это продолжение спора между стоиками и эпикурейцами. У стоика все в мире закономерно, и он и свою жизнь организует по железным законам: жена, дети, работа, встает утром по будильнику. В общем, аккуратист. А эпикуреец – человек несобранный, встает, когда придется. Но в действительности все может происходить и по-другому. Человек может думать, что мир случаен, но душа у этого человека ведь не им самим создана, и поэтому в нее может быть вложено Творцом неистребимое влечение к порядку и красоте. Вот Ландау был атеистом, но при этом не терпел неряшливости в научной работе и говорил в связи с этим: «Сифилис – это не позор, а несчастье. А ошибка в статье – это не несчастье, а позор». Так он учил своих аспирантов. В научной статье должен царить порядок.  И это требование может сочетаться с постулированием случайности мира и бессмысленности жизни. Т.е. мы вступаем в область парадоксов. И это знак, что пора заканчивать лекцию.