Эволюция. Законы развития в законах постоянства

Виктор Бабинцев
Волк был сильным, быстрым и приспособленным. Жил он в одно время с "диким" человеком, но так волком и остался. Выходит: человека сделала человеком его же собственная относительная слабость и неприспособленность. И выжить человеку, как виду, помогли: смекалка, опыт, память и язык, а не труд. Труд появился позже, и многие современные народы его не знают.


Биолог биологу так никогда не скажет. Но я постараюсь придерживаться именно такого "ненаучного" стиля изложения мыслей.



Эволюция, как естественный процесс развития многообразия жизни на Земле, была, есть и будет. Это наблюдаемо и неоспоримо. И самые общие законы сосуществования видов и их развития никто не отменит. Об этих законах и речь.

Мы будем исходить из того, что одна противоположность существует только тогда, когда существует другая её противоположность. Это самый общий закон - закон единства. Согласно этого закона, ничто не может существовать, а всё может только сосуществовать. Отсюда: эволюция может идти только в одном направлении и её промежуточным итогом может быть только ещё более тесное, более прочное и более гармоничное единство противоположностей биологических форм жизни. Этим законом и создан удивительно разнообразный и гармоничный мир дикой природы Земли.

При этом эволюционируют не отдельные особи, не отдельные виды и даже не отдельные экосистемы, эволюционирует вся биосфера Земли. Влияние биосферы на геологию Земли и ее климат, то есть на «платформу жизни», огромно и общеизвестно. В этом взаимном влиянии двух главных противоположностей – живой и неживой природы – и есть движущая сила вечной эволюции.

Однако удобнее говорить, что биологические виды эволюционируют в своих экосистемах, дающих им пищу и кров, и развиваются вместе с ними. Ибо развитие вне таких систем – это развитие нигде и в никуда, что является невозможным и даже немыслимым. Поэтому о какой-то особой самодвижущей и творческой роли естественного отбора, всегда сравниваемым с отбором искусственным, и борьбы за существование мы тут не говорим.

Любое развитие, как и любое движение, всегда стремится к равновесию и покою. Но любое равновесие  непостоянно и временно, а порой и неуловимо. Однако в извечном движении к равновесию и гармонии, в краткосрочности самого равновесия и в периодичности движения к нему и есть сама жизнь, и есть само развитие. В этом смысле, жизнь особи, жизнь вида и жизнь экосистемы разнятся лишь во времени. В недостижимости равновесия или в невозможности движения и развития к нему и есть сама смерть и вымирание.

Если любое развитие стремится к равновесию и постоянству, то и законы развития следует искать в законах постоянства. Тривиальный закон постоянства биологических видов гласит: биологический вид процветает и в своем сосуществовании с окружающим миром устремлен в вечность, если численность и плотность его особей на обширном ареале велики, ибо никакая индивидуальная особенность отдельной особи вида – большая или маленькая, значительная или не очень – не может стать причиной  вымирания или развития вида.

О таких процветающих видах мы говорим, что их особи идеально приспособлены к данным условиям. Если это действительно так, то постоянство таких особей  - это необходимое условие для процветания вида и его отличительной ДНК.

Однако постоянству особей угрожает их же собственная мутационная изменчивость. Но природа мудра даже на атомарном и молекулярном уровне. Любой новый признак, ответственным за который  является ген-мутант, изначально является  рецессивным, то есть просто единичным. Именно так: не сильным и не слабым, а просто единичным или единственным. 

Как известно, такие признаки наследуются скрытно и никак себя не проявляют. А проявляются они только тогда, когда присутствуют в наследственности обоих родителей.  Это возможно только при близкородственном или ином родственном скрещивании, что нам всем с математической точностью и доказал Грегор Мендель. Поэтому на страже постоянства видов стоят перекрестное опыление у растений и беспорядочное скрещивание у животных, что в условиях большой численности и плотности особей вида с очень большой долей вероятности исключает близкородственное скрещивание и проявление вредных процветанию видов рецессивов. Это все люди особенно хорошо знают на своем собственном примере. А генетики говорят, что наследственность человека отягощена рецессивами и предостерегают всех от браков даже с очень дальними родственниками.

Тривиальный закон развития или вымирания биологических видов гласит: биологический вид развивается (приспосабливается) или же он вымирает, если численность и плотность его особей на некогда обширном ареале очень малы, ибо индивидуальная особенность наследственности всего одной особи вида способна в этих условиях стать спасительной и даже впоследствии привести к появлению нового вида.

И все объясняется просто: в условиях малой численности особей вида велика вероятность близкородственного скрещивания, что делает возможным проявление и закрепление нового эволюционно-полезного признака. Только посредством череды таких родственных скрещиваний новый признак может «выбраться из рецессива» и стать доминантным, то есть присутствующим в наследственности всех особей нового процветающего вида. Селекционерам этот механизм известен как инбридинг. И без него они обойтись не могут.

В природе вся жизнь особи – от ее рождения до смерти – подчинена интересам процветания своего вида. И иначе быть не могло и не может, ведь это ДНК вида  подчиняет всех особей  интересам своего процветания, заставляя их выживать и на пределе своих возможностей размножаться. И разве мы этого не чувствуем?

Популяция вида – это наиболее устойчивый и продолжительный способ существования «стержневой» ДНК вида, а существование уникальной ДНК особи вида несоизмеримо менее устойчиво и продолжительно во времени. Этим объясняется необходимость в «эгоизме» стержневой ДНК вида,  использующей особи лишь как средство для своего размножения.  Однако этот эгоизм «матрицы»  во имя процветания и будущего. Стало быть, это разумный эгоизм.

Механизм закрепления в наследственности вредных для особей, но полезных для процветания их видов признаков можно рассмотреть на примере взаимоотношений двух противоположных видов – лося и осины.

Лось, обычно во время зимних оттепелей и ранней весной,  питается корой живых осинок. При этом он поедает не всю доступную ему кору, а делает на осинках лишь небольшие «затески», словно пробуя на вкус. Такое «некозлиное» поведение лося может показаться нам, людям, странным, но  именно оно закреплено у всех лосей на генетическом уровне. Поэтому «окольцованных» и загубленных лосями осин вы в лесу не найдете.

Поврежденная лосем осина продолжает расти, выходит в верхний ярус леса, обильно плодоносит… Вот тут-то один из грозовых вихрей ее и ломает – как раз по месту старой лосиной «затески» и подгнившей в этом месте древесины ствола. Осина падает своей вершиной на землю и за оставшиеся жаркие летние дни успевает превратиться в огромный и полувисящий на высоком пне веник. С такой осиной лось уже не церемонится и обдирает ее  зимой или весной как липку, то есть «до бела».

Такое «щадящее" поведение лося по отношению к молодой осинке и для нее, и для ее вида весьма полезно. Во-первых, лось не губит молодую осинку и позволяет ей вырасти. Во-вторых, он, впоследствии кормясь своим "веником", острыми копытами взрывает кислую лесную подстилку и разносит на них , и с помощью их садит прилипшие к ним мелкие семена «сладкой» осины. Поэтому, если вы в углу лесной полянки заметите густой молодой осинничек, то в его середине обязательно обнаружите останки когда-то объеденной лосями осины.

Лось не стал бы питаться корой «горькой» осины и не стал бы самым естественным образом сеять ее семена. Этим обусловлено встречное эволюционное устремление осины - дать лосю как можно больше с наименьшим ущербом (пользой) для себя. Кора осины в процессе эволюции стала для лося очень питательной. Кроме того, в ней много минеральных веществ и витамина Е, называемого еще витамином размножения. Физиологически ни большое количество минеральных веществ, ни витаминов самой осине явно не нужны. Она их накапливает и продуцирует исключительно для лося -  своего заботливого «сеятеля».

Подобный результат встречных эволюционных устремлений в природе можно наблюдать буквально на каждом шагу. Например, в отношениях дрозда-рябинника и рябины. Рябина кормит дрозда своими плодами, за это дрозд на своих крыльях разносит по белу свету ее непереваримые в птичьих желудках семена. В урожайные на рябину годы дрозды остаются у нас зимовать. Это как раз и доказывает то, что рябина для дрозда - "основной пищевой объект", а дрозд для рябины - "главный сеятель и хозяин".

Лось с живой осинки не обдирает всю доступную ему кору. Лично для него такое поведение является вредным и даже опасным. Такой лось-альтруист вынужден дольше кормиться и больше тратить энергии на поиск корма; больше перемещаться и как бы самому искать встречи с хищниками, инфекциями и другими опасностями. Но именно такие лоси и живут в наших лесах. Откуда же они взялись?

Представим, что предок современного лося был бесцеремонным пожирателем и губителем осины. Но вот пришла Чума, т. е. сибирская язва или какое-то другое инфекционное заболевание, вызвавшее эпизоотию. На территории ранее обширного ареала древнего лося (опять же по закону вероятностей) уцелели лишь небольшие группы особей. По причине беспорядочного скрещивания особей в таких малочисленных группах все лоси в них вскоре стали родственниками. При родственном скрещивании проявляются  все рецессивные признаки. Одним из таких новых признаков был и ген-мутант, обусловивший «разумное» поведение лося по отношению к осине.

Смотрим дальше. Со временем таких лосей-альтруистов в численно возрастающей группе родственных особей становится все больше. Растет и количество заготовленных ими осиновых  «веников». И тут снова приходит Чума…

Вот тут-то и становится очевидными  преимущества наших лосей-альтруистов перед лосями-монстрами в соседней популяции. Во-первых, они в своих «обустроенных» кормовых угодьях относительно малоподвижны. Это значительно уменьшает вероятность их контактов с зараженными особями и хищниками. Во-вторых, они сыты и здоровы, а потому еще и менее восприимчивы к различным инфекциям.

Вероятность прихода Чумы возрастает с ростом численности особей вида, т. е. с увеличением контактов между ними. Ее приход всегда закономерен. Сколько сотен раз на протяжении тысячелетий Она как бы стремилась уничтожить лосиное племя – никто не знает. Но, думается, именно Она и закрепила в «стержневой» ДНК лося разумное отношение к осине – своему основному пищевому объекту.

Для науки этой теории эволюции еще просто нет. Но в наших лесах уже живут разумные и гармоничные лоси.



PS. Ошибочное представление о рецессивных генах и признаках, как о слабых и подавленных, не позволяло увидеть простой и ясный механизм эволюции, известный селекционерам как инбридинг. Опыты Менделя, опыты группы Моргана и письмо Дарвину инженера Флемминга Дженкина, ставшее для Дарвина пожизненным "кошмаром Дженкина", сделали для познания механизма эволюции, можно сказать, все. А другие теоретики и авторы всех только путали своей собственной запутанностью. Это инженер Дженкин открыл закон постоянства видов, еще не зная генетики и сам того не подозревая.

И еще. Ленину в теории Дарвина очень нравилась "внутривидовая борьба". "Эволюционная теория - это революционная теория! Это нам подходит". Гитлеру очень нравилась его "межвидовая борьба". "Мы - арийцы! И нам должен принадлежать весь мир!". Но какая, извините, "борьба", если весь механизм эволюции построен природой на законах вероятностей, если в наследственности закрепляются и вредные для особи признаки. И никакой такой "синтетической" теории эволюции быть не может по определению, как не может быть плодовитой помеси у бульдога и носорога. Тут есть над чем подумать, однако.

    БЕЛКОВЫМ МОЛЕКУЛАМ ВЫГОДНА НАША ЖИЗНЬ. ТАК БУДЕМ ЖЕ РАЗУМНЫМИ ЛЮДЬМИ!

Ещё один пример "в тему": http://www.proza.ru/2017/08/29/360