Ода к радости

Валерий Шум
Третьего дня в оркестровой яме, в которой я имею честь служить вторым контрабасом без малого уже двадцать лет, прошёл слушок: в эту субботу всех добровольцев, не занятых в утреннем спектакле, в принудительном порядке отправят на митинг. С целью поддержать правительственный курс и заодно пошатнувшийся авторитет всей оперной канцелярии нашего академического театра.

Мой приятель английский рожок Лёва Переспелов тут же заявил во всеуслышание, что, дескать, всё это чушь собачья и специальные происки наших идеологических противников, намеренно запускающих подобные слухи. Не те, мол, нынче времена, чтобы свободных художников в добровольном порядке на какие-то принудительные митинги направлять.

На что заведующий оркестром Манфред Адамович Воскобойников, оказавшийся в тот момент в курилке, тут же отреагировал:
- Времена у нас всегда одни! А вы – никакие не свободные художники, а нарушители трудовой дисциплины… - тут Манфред Адамович помимо Лёвы Переспелова, сердито посмотрел на меня, затем перевёл взгляд на третьего контрабаса Понедельника и ещё на контр-фагота Сыромятникова. После чего добавил:
 - И быть вам на этом митинге сам бог велел, дабы лишний раз убедить начальство всей нашей оперной канцелярии в своей к нему лояльности.

- У нас секция флористов! – возразил заведующему оркестром Жора Понедельник.
- Ещё чего?! – сказал, как отрезал, Манфред Адамович. – Взяли, понимаешь, моду, чуть что, прикрываться сомнительными хобби. Поэтому, в темпе вальса берёте под расписку свои инструменты и поступаете в полное распоряжение певца-олигарха Чемоданова, он будет исполнять на митинге «Оду к радости» Бетховена. Старшим вашей группы назначаю английского рожка Переспелова.

- Простите, господин заведующий, - рожок Лёва Переспелов несколько понизил голос, - Митинг, как я понимаю, будет проходить на городской площади, стало быть, на открытом пространстве?
- И что из того? – не понял Манфред Адамович.
- А то, что наши инструменты являются собственностью театра, и могут пострадать на таком морозе. Мой английский рожок, к примеру, стоит двадцать тысяч зелёных рублей, и мне бы не хотелось…
- А вдруг возникнет ещё и давка на митинге? – перебил его Жора Понедельник. – И нам с Валерой помнут контрабасы?

- Хорошо, возьмёте тогда на складе балалайки! - нашёлся Манфред Адамович. - Вы и Шум – басовые, Переспелов – соло-балалайку, а Сыромятников, так уж и быть, балалайку-ритм…
- Но мы не играем на балалайках?! – изумились практически в унисон Лёва и контр-фагот Боря Сыромятников.
- А вы? – Манфред Адамович посмотрел на меня и Жору.

- Да вообще-то, конечно, как бы вам это сказать… но мы давно на балалайках не репетировали, и может случиться конфуз - замялись мы с Жорой.
- Так… а ещё симфонические музыканты называетесь. И на чём же, позвольте вас спросить, кроме своих дорогих инструментов, вы играете?
- Ну, как на чём?.. – пожали плечами уже все мы вчетвером, - Пожалуй, только на фортепьяно. Не признаваться же нам было Манфреду Адамовичу, что играем на баяне, гуслях, лютне-гитаре-банджо и ещё губной гармонике?
- Всё ясно. Будете изображать самодеятельный ансамбль ложкарей от мясокомбината «Самсон», уж тут-то не отвертитесь!
- Позвольте? – схватился за сердце Лёва Переспелов, - Но ведь в бетховенской «Оде к радости» нет для ложкарей из мясокомбината партии?!
- Партия у нас одна – «Единая и Справедливая Россия»! И попробуйте мне только подвести Чемоданова, народного певца-олигарха!

Ну что, пошли мы на оперный склад, выбрали себе ложки: нам с Понедельником басовые, а Переспелову и Сыромятникову, соответственно, соло и ритм.
- А вы знаете, что на этих ложках, перед выборами на второй срок, играл ещё сам президент Борис Николаевич Ельцин?! – спросила оперная кладовщица тётя Дуся, выдававшая нам под расписку реквизит.
- Что, на всех сразу?! – присвистнули мы от удивления.
- На всех сразу, такой вот он был вундеркиндер! – расплылась в добродушной улыбке тётя Дуся.

«Вундеркиндер!» - передразнил тётю Дусю контр-фагот Боря Сыромятников и попытался взять на свой ложке доминант септ аккорд. Однако у него получился лишь какой-то дребезжащий звук.
Затем Лёва Переспелов поймал-таки верхнее «ля», мы настроили по нему свои новые инструменты, и принялись репетировать.
«Оду к радости» Бетховен написал в тональности до-мажор, поэтому особых затруднений при оркестровке не возникло. Ведь ложки, как нельзя, кстати, подходили к этой тональности. Особенно басовые, словно наши с Жорой контрабасы, густо аккомпанировавшие в кварту – пум-пам, пум-пам… а уж соло-ложки и ложки-ритм, в конце концов, завелись так, что любо-дорого было нас послушать:

- Радость, пламя неземное, райский дух, слетевший к нам,
  Опьяненные тобою, мы вошли в твой светлый храм.
  Ты сближаешь без усилья всех разрозненных враждой,
  Там, где ты раскинешь крылья, люди – братья меж собой!

Правда, когда мы потом явились с нашими оперными ложками к нашему народному певцу-олигарху, то есть, к Чемоданову, на генеральную репетицию, он сперва побагровел лицом, словно красная пролетарская гвоздика, затем стал фиалковым, затем орхидеевым, и только потом разорался на нас своим героическим тенором:
- Где флейты, где гобои с кларнетами, где медная группа, не говоря уж о литаврах?!
- Все заняты на утреннем спектакле, – застенчиво отвечали мы, потому что так нас научил заведующий оркестром Манфред Воскобойников.

- Какие могут быть утренние спектакли, когда у меня, народного певца-депутата, запланировано концертное выступление на митинге?!
- Но позвольте?! – Жора Понедельник встал в позу обиженного актёра, - На этих ложках играл ещё сам Борис Николаевич Ельцин…
- Не врёте? – спросил Чемоданов, взвесив на руке наши концертные ложки.
- Разве такими вещами шутят?! – ответили мы все вчетвером.
- Тогда ладно. В этих ложках есть даже известная в некотором роде народность. Итак, начнём с первой цифры, и-и!

Ну, мы и грянули:
- Кто сберёг в житейской вьюге дружбу друга своего,
  Верен был своей подруге, - влейся в наше торжество!
  Кто презрел в земной юдоли теплоту душевных уз,
  Тот в слезах, по доброй воле, пусть покинет наш союз!
  Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!
  Там, над звёздною страной, - Бог, в любви пресуществлённый!

- Замечательно! – прослезился певец-олигарх, - Всех поставим на уши с этой радостной Одой!
А затем обратился к нашему кордебалету:
- Слыхали, как задушевно играют симфонические ложкари? Поэтому присоединяйтесь к их радости посредством своей личной и общей пластики.
- Вообще-то мы из самодеятельности мясокомбината «Самсон» и явились на завтрашний принудительный митинг по добровольному зову сердца… - напомнил Чемоданову наш руководитель Лёва Переспелов.
- Да знаю я! – отмахнулся героический олигарх-тенор. - Но сейчас-то вы профессиональные симфонисты!

Ночью, накануне митинга, я очень волновался. Вот странно, когда стою в оркестровой яме вторым контрабасом, никогда не волнуюсь, а сегодня, в роли самодеятельного бас-ложкаря, прямо весь на нервы изошёл. Затем почитал специальную литературу и узнал, что данное состояние называется сублимацией. И подобного рода переживания испытывают великие актёры, перевоплощаясь в свои образы. Ну, к примеру, когда Иннокентий Смоктуновский перевоплощался в Идиота, после этого даже в психушке несколько раз лежал. Господи, спаси и сохрани…

Затем среди ночи мне позвонил Жора Понедельник и принялся пересказывать историю сочинения нашей Оды.
-А знаешь ли ты, что «Оду к радости» Фридрих Шиллер сочинил ещё в 1785 году?..
- И что из того? – изображая по телефону безразличный вид, зевнул я.
 - А то, что сочинил он её для масонской ложи по просьбе своего друга-масона Христиана Готфрида Кёрнера,  и в 1793 она была изменена и положена на музыку Бетховеном?.. – не иначе, Жора ползал по интернету, наткнулся в Википедии на Оду к радости, и теперь достанет меня своей эрудицией.

- И что из того?.. – повторил я уже тоном Манфреда Воскобойникова, не посылать же было Жору, в самом-то деле в… оду, не тот был текущий момент.
- А то, что не нравится мне это всё, масоны какие-то…
- Успокойся, работников мясокомбината никто не заподозрит в симпатиях к масонам.
- Ты думаешь?
- Я в этом уверен. И вообще, я спать хочу!
- Погоди, я вот что ещё нашёл...
- Послушай, Жора, шёл бы ты уже, наконец, к… Бетховену!

В шесть утра меня разбудила настойчивая мелодия городского телефона, уже вроде и надоевшая, но лишний раз подчёркивающая величину предлагаемой нам ситуации, а именно, та же «Ода к радости». Когда я снял трубку, мягкий контральто представился Аллой Борисовной, помощницей народного олигарха, и напомнил, что ровно в 8:00 возле станции метро "Удельная", как раз напротив сумасшедшего дома, меня, и всех остальных ложкарей заберёт специальный автомобиль чтобы доставить на митинг.
А ближе к полудню мы уже сидели в автобусе, переодетые в ложкарей: в лаптях, косоворотках, и картузах с алыми  гвоздиками, заправленными за правое ухо.

Наконец, начался митинг. На сцену лезли какие-то странные люди и рвали друг у друга микрофон. Потом кто-то кого-то обозвал пидерастом и началась драка, мгновенно локализованная ОМОНОМ. Одетые в тёмно-синие праздничные маски блюстители вежливо прошлись дубинками по спинам всех пидерастов и непидерастов, участвующих в митинге, и всё затихло.
Тем временем на сцене уже заряжал небритый и, как мне показалось, изрядно принявший на грудь рок музыкант Штепсель под аккомпанементом своих пузочёсов. Олигарх Чемоданов достал фляжку с коньяком, плеснул нам в пластиковые стаканы по 20 капель, и сказал:
- Сначала я спою со Штепселем про усталую подлодку, затем  про валенки с Надеждой Мамкиной, затем с Мишей Дартаньянским про хоккейный шлём и быстроногий свой велосипед, но с ними это будет под фанеру, а потом уже с вами живьём мы исполним нашу «Оду к радости».

И Штепсель, и Мамкина, и Дартаньянский, и сам Чемоданов здорово завели митингующую толпу, и когда мы выходили на сцену, большинство участников митинга были изрядно взбудоражены и, понятное дело, навеселе.
- А теперь выступает самодеятельный ансамбль ложкарей мясокомбината «Самсон»! – объявила своим сексуальным грудным контральто помощница Чемоданова Алла Борисовна.
- Ведь эти ребята-рабочие пришли к нам на митинг не просто так! – добавил народный олигарх. - Они пришли к нам на митинг по зову своего сердца! Поприветствуем же наших народных музыкантов!

Ну что, вылезли мы на сцену, и Алла Борисовна, как давай нас представлять:
- Мастер участка готовой продукции Леон Переспелов, грузчик-экспедитор Борис Сыромятников, бойцы скота – Григорий Подельник и Валера Шумахер!
- Давай, Шумахер, засади Мурку! – заорали в первых рядах.
- Маэстро, урежьте марш! – подхватили где-то в середине.
Короче, врезали мы вместе с Чемодановым:

-  Выше огненных созвездий,
   Братья, есть блаженный мир,
   Претерпи, кто слаб и сир, -
   Там награда и возмездье!
   Не нужны богам рыданья!
   Будем равны им в одном:
   К общей чаше ликованья
   Всех скорбящих созовём.
   Прочь и распри и угрозы!
   Не считай врагу обид!
   Пусть его не душат слёзы
   И печаль не тяготит…

Затем в течение десяти минут наша проходочка с ложками:
«Пум-пам-пум-пам, тили-тили, пум-пам…»
Надо же, бойцами скота заделались мы с Жорой Понедельником в расцвете-то лет?! Не дай бог, всю эту «Оду к радости» ещё по телику покажут.
А потом уже к нам подключились добровольцы из нашего хора и кордебалет, а ещё Штепсель с пузочёсами, Надежда Мамкина с молодым мужем, Миша Дартаньянский в розовом хоккейном шлёме, верхом на быстроногом велосипеде, и со всеми своими детьми и внуками; а так же его приятель из Москвы поэт-песенник Перетятькин  в спартаковском треухе и зенитовских гетрах.
И мы уже всем скопом:

- Кто сберёг в житейской вьюге
  Дружбу друга своего,
  Верен был своей подруге, -
  Влейся в наше торжество!
  Кто презрел в земной юдоли
  Теплоту душевных уз,
  Тот в слезах, по доброй воле,
  Пусть покинет наш союз!
  Всё, что в мире обитает,
  Вечной дружбе присягай!
  Путь её в надзвездный край,
  Где Неведомый витает…