Музыка моей души

Боря Вишнёвкин
МУЗЫКА МОЕЙ ДУШИ
(Автобиографический шансон в трёх частях с прологом и эпилогом)

ПРОЛОГ
 К чему романы...

Наверное, рано ещё писать мемуары, но оглядываясь назад, на череду прожитых лет, невольно вспоминаешь мудрые слова Шолэм-Алэйхема, с которых начинается одно из его произведений: «К чему романы, если сама жизнь – роман». И хотя я не считаю свою жизнь в основном особо романтической, тем не менее, некоторые её моменты всё-таки хочется описать в этой книге. И когда погружаешься в зыбкий океан воспоминаний, то в памяти постепенно рождаются сценки далёкого детства…

...Давным-давно, я – 10-летний мальчик… Когда я учился в музыкальной школе по классу скрипки, и родители заставляли меня заниматься каждый день по два-три часа, то однажды я записал свою программу на недавно купленный мне мамой магнитофон «Гинтарас» и аккуратно включал эту плёнку каждый вечер перед приходом родителей. Когда они приходили с работы, то магнитофон успешно воспроизводил мои этюды и упражнения, а я в то же время лежал на диване и читал своего любимого Джека Лондона. Мама готовила на кухне ужин и, наверное, думала про себя: какой же прекрасный у неё сын, который так прилежно занимается по два-три часа каждый день. Но однажды, открыв случайно дверь в мою комнату, увидела мой «фокус», разозлилась и даже взяла в руки швабру, чтобы меня отстегать, но потом, конечно, остановилась и долго-долго смеялась над тем, какой я изобретательный. После этого, конечно, пришлось по-настоящему заниматься каждый день, и она проверяла меня каждые пятнадцать минут, но всегда с улыбкой на лице. Как же давно это было...
Мог ли я тогда представить себе, что пройдут годы, и я буду жить в далёкой прекрасной стране, на родине моего любимого писателя Джека Лондона, а игра на скрипке будет помогать выжить тогда, когда совсем не лишним оказывался лишний заработанный доллар. Да, как много лет прошло, как много воды утекло с тех пор. Но где бы я ни был, куда бы ни бросали меня суровые волны по бескрайнему океану жизни – лишь одно помогало мне выстоять в любой ситуации, обрести покой и найти себя – это музыка, Музыка Моей Души!

 



ЧАСТЬ I
Аллегро в восточном стиле


ГОРОД ДАЛЁКОГО ДЕТСТВА

Родился я в Баку, и этим многое сказано. Бакинцы, как принято считать, – люди которых часто можно отличить не только по своеобразному выговору, но и по особым приметам – они все гостеприимные, общительные, любознательные, весёлые и оптимистичные по своей натуре. Среди бакинцев много знаменитостей, это – Мстислав Ростропович, Лев Ландау, Рихард Зорге, Вероника Дударова и другие.
Если добавить к этому то, что в Баку в то время, когда я родился, ещё всё было по- старому, то есть люди разных национальностей жили в мире, дружили между собой семьями и т.д., то понятно, что мне с детства передалась атмосфера беспечной и беззаботной жизни в многонациональной среде, что я с детства полюбил и азербайджанские, и армянские мелодии, и запоминал многие фразы на разных языках, в которых, несомненно, есть своя «музыка» речи. А такие незабываемые с детства вещи как шумные базары, тихие бакинские улочки, морской бульвар и неторопливые ласкающие каспийские волны я вспоминаю и по сей день, очень часто мысленно уносясь туда, где пахнет немного нефтью, немного акациями и немного морским песком, туда, где обрели навеки свой покой мои родители – папа и мама...

ПАПА

Говорят, что поздние дети особо талантливы. Не думаю, что мне присущи какие-то особые качества вундеркинда, но когда я родился, моему отцу был 51 год, а маме – 37. Думаю, что этот поздний брак – следствие тяжёлых послевоенных времён, а, может быть, и чего-то совсем другого. Папа любил меня сильно, до крайности, до безумия. Помню, однажды, когда мне было примерно 4 года, мы были в гостях у родственников, где нас угощали борщом. Папа был очень голоден, но разговор вдруг зашёл обо мне. И вместо того чтобы приступить к еде, папа схватил меня как обычно в свои объятия и объявил всем, что он любит меня до такой степени, что если я сейчас же написаю ему в тарелку с борщом – он съест ее, не задумываясь. Наши родственники решили это проверить... Всё было так, как он сказал: я действительно написал в борщ, а папа потом съел всю тарелку. Это было на самом деле, и этот «кощунственный» пример  – свидетельство того, как неистово любил меня мой папа.
От него я, к сожалению, не унаследовал ничего (наверное, за исключением случая с магнитофоном и скрипкой): он прекрасно рисовал, изобретал приспособления к автомобилям, тракторам, был членом республиканского авторского общества. Он даже изобрёл какой-то необычный трактор, который должны были показывать на ВДНХ в Москве, но как обычно бывало – представлять это изобретение поехал не отец, а его начальник, азербайджанец, национальный кадр. Отцу же остались только горькие переживания по поводу того, как несправедливо достались другому человеку лавры его успеха. Я же не унаследовал от него ни умения рисовать, ни способности к изобретениям, то есть я не стал ни инженером, ни технологом, ни разработчиком. Когда мне было всего 11 лет, папа умер, и всё моё последующее воспитание взяла на себя моя мама.




МАМА
 
Думаю, что всем, что я имею в жизни, и тем, кто я вообще есть как личность, я должен быть обязан именно моей маме. Это был человек с большой буквы и я, наверное, перенял у неё всё лучшее в характере – оптимизм, умение не унывать в любых ситуациях, любовь к природе, к животным, к жизни, к людям, к музыке, а также и... к азартным играм.
Мы с мамой любили играть в нарды, сидя на балконе, порою почти до утра. И хотя на кон ставилось 10 или 20 копеек, мама всегда радовалась как ребёнок, когда выигрывала у меня, а это случалось довольно-таки часто, так как нардистом она была первоклассным. Играть с нею в любые игры было удовольствием, так как она всегда шутила, могла порою и смухлевать «понарошку», чтобы придать игре живой интерес. Мама была очень общительной и любила помогать тому, кто ждал от неё помощи. Она любила меня не меньше, чем отец и некоторые вещи, которые она ради меня совершила можно даже назвать гражданским подвигом.
Когда меня призвали в ряды Советской Армии, я уже учился заочно на четвёртом курсе Ленинградской Консерватории и, в принципе, имел отсрочку до двадцати семи лет, после чего в армию меня уже не должны были брать. Но неожиданно в нашем районе посадили военкома, который брал взятки, и всем, кто имел отсрочку, её отменили, и с первым же призывом забрали служить.
И вот в двадцать два года (вместо восемнадцати) я попал служить в Сибирь, в таёжную ракетную часть. Попал с призывом на 4 года младше меня и, конечно же, натерпелся немало, были даже минуты, когда жить не хотелось, и я начал подумывать о том, чтобы рассчитаться с жизнью. Но моя мама сделала чудо. Она стала обращаться во все инстанции, осыпала звонками и письмами военные министерства и ведомства. И каково же было моё удивление, когда одним прекрасным утром, после очередного ночного подъёма и марш-броска на три километра, меня вызвал наш замполит и сообщил о моем переводе в Новосибирск, в военный ансамбль.
Я, конечно, не понял, как это могло произойти, и только вернувшись из армии, спустя почти два года, увидел эту массу писем, написанных моей мамой, которые я храню до сих пор, и понял, что не каждому в этой жизни дано столько упорства и сил, чтобы добиться своего.

Мамины письма читаю,
Будто бы с ней говорю
Птицей на небо взлетаю,
Там вместе с нею парю.

Всё, что досталось в наследство,
Свято храню много лет:
Письма из давнего детства
И чёрно-белый портрет...

  Службу в армии, в военном оркестре, мёдом, конечно, не назовёшь. Но я научился там играть на саксофоне, научился писать аранжировки для духового оркестра и изучил все возможности духовых инструментов. Это мне помогло в дальнейшем, когда я писал инструментальные пьесы для оркестра Всесоюзного радио, для Московского цирка и для оркестра имени Леонида Утёсова.
Вернулся я из армии таким худым, что даже наши соседи по лестничной клетке не смогли меня узнать. А мама устроила настоящий праздник, мы даже купили барана, и праздновали целых 3 дня – с родными, друзьями и мамиными сослуживцами. А через месяц началась самая страшная полоса в моей жизни: сначала ушел из жизни мамин старший брат и мой любимый дядя, а спустя месяц не стало и мамы...
Я остался один, мне было 24 года, и я был близок к тому, чтобы пойти вниз, то есть,  окончательно спившись, попасть в дурную компанию, так как в тот период я часто просыпался с утра, не помня, кто вчера был у меня в квартире, с кем я пил и с кем похмелялся…
  Но лишь одно удержало меня в колее и не дало упасть на дно – это память о маме. Я всегда хотел сделать то, о чём она мечтала: она хотела видеть меня выпускником)консерватории, и только поэтому я нашёл в себе силы доучиться оставшиеся два года и сдать дипломную работу на «отлично». Каким трудом это далось, знаю, наверное, лишь я один: порою приходилось принимать сильные успокаивающие таблетки, а иногда – даже пропускать занятия из-за невозможности сосредоточиться.
Но вот, наконец, наступил этот желанный день – и я уже обладатель Диплома Ленинградской Консерватории!  Это событие я приехал отметить в Москву, где у меня уже была невеста, о которой отдельный разговор и отдельная глава моей книги.

ЖЕНА
 
  После очередной сессии в консерватории в Ленинграде, куда я приезжал два раза в год из Баку, я решил заехать в Москву, чтобы попробовать показать мои первые музыкальные опыты кому-либо из артистов. Надо сказать, песни мои ничем особенным в то время не отличались, и связей у меня никаких не было, просто привлекала сама столица, и в глубине души теплилась надежда, что может всё-таки повезёт. И мне повезло, правда, не в творчестве, а в личной жизни.
Мои родственники, у которых я остановился, познакомили меня с дочерью педагога по математике, с которым занималась их племянница, и как обычно бывает в таких случаях, у нас состоялось первое свидание. Я как сейчас помню этот февральский морозный день и эту первую встречу с тихой спокойной девушкой с огромными «еврейскими» глазами. Может именно благодаря ним и появится много лет спустя моя самая известная песня, обошедшая почти весь мир – «Еврейские глаза».
Что меня, как южанина, поразило при первой же встрече с моей будущей женой,  так это то, что она не отказалась от пачки мороженного, которую я, как истинный джентльмен, предложил ей, пока мы шли по скверу Карла Маркса в сторону гостиницы Москва. Особенно с большим интересом я наблюдал за тем, как она неторопливо и с видимым удовольствием поедала этот ледяной деликатес, когда на улице было восемнадцать градусов мороза!
Мы с нею в тот день долго бродили по Пушкинскому музею, потом ещё по улицам Москвы. А уже через три дня, провожая её домой, я сделал ей предложение руки и сердца, которое она, естественно, не приняла, решив, что я, наверное, не очень серьёзен и что надо узнать меня лучше – что уж там может быть у этого музыканта на душе, кто его знает...
Однако чему быть – того не миновать. Прошло примерно полтора года, и когда я окончил Ленинградскую Консерваторию, мы решили пожениться. Правда, этому предшествовало ещё одно интересное событие. За несколько месяцев до свадьбы я со своими друзьями, музыкантами из Баку, поехал поработать на месяц в Самарканд. Поработав там месяц, я понял, что в этом городе можно неплохо зарабатывать, играя в ресторане и на местных свадьбах, и снял небольшую квартирку в центре города. Довольный этим обстоятельством, я позвонил своей будущей жене и хотел её обрадовать тем, что мы теперь сможем жить и работать в городе Самарканде. Уже много лет спустя я понял, что положительного ответа ожидать не стоило: ну как же можно из столицы уехать жить в жаркий далёкий Самарканд!
Ну а дальше всё случилось, как и должно было случиться – мы поженились, и днём нашей свадьбы стал мой день рождения. Так что теперь всегда в мой день рождения мы празднуем и день нашей свадьбы. И хотя прошли уже более тридцати лет нашей совместной жизни, мы так до сих пор и не поняли, кто кому сделал подарок в этот день: я – ей, подарив свой день рождения, или она – мне, согласившись в ЗАГСе стать моей женой в этот день.
Мы с ней совершенно разные люди: она в декабре может ходить по холоду в шлёпанцах на босу ногу или выйти после душа на заснеженную улицу, я же, только увидев это, уже дрожу в ознобе, я люблю солнце. Она любит больше домашний уют, а я – путешествия, палатки и костры. Она любит долго взвешивать все свои решения, а я часто принимаю решения моментально. Но, наверное, это и помогает нам быть рядом, а главное, я свято верю в то, что она – моя Счастливая Звезда, и именно рядом с ней у меня всё получается, и меня минуют все несчастья и неудачи на моём жизненном пути.

Твоя счастливая звезда
Меня в пути оберегает
И от беды меня спасает –
Твоя счастливая звезда.

Твоя счастливая звезда –
От всех опасностей спасенье
Приносит мне лишь вдохновенье
И от тревог мирских забвенье
Твоя счастливая звезда.

  Эту песню я написал недавно, а тогда... Тогда я этого ещё не понимал…
И только необычное чувство захлестнуло меня в тот миг, когда я узнал, что у нас будет ребёнок и скорей всего девочка. С того самого момента меня не покидало чувство непонятного ожидания. Видя в метро или в автобусе маленьких детей, всегда пытался представить какой же будет она, наша дочь. О том, что мы назовём её именем моей мамы – в этом у меня сомнений не было!
Жене совершенно случайно досталась путёвка в санаторий для будущих мам в Сокольниках. Я навещал её почти каждый день. И в один прекрасный день я ей купил блинчики в магазине «Кулинария» неподалёку. А когда я позвонил своей тёще, и она задала мне вопрос, что же я везу «вкусненького» маме моих будущих детей, то, совершенно не задумываясь, я сказал: «Сегодня я везу ей домашние блинчики из нашей кулинарии». Этот каламбур мы часто потом вспоминали с улыбкой. Но особенно часто я вспоминаю тот день, когда услышал по телефону голос её мамы, дрожащий от волнения, и слова: «Боренька, сегодня ты стал папой».

ДЕТИ

Какое-то теплое чувство сразу же зародилось во мне – я сразу стал понимать, что где-то есть этот маленький комочек, за который я теперь в ответе, и этот комочек впоследствии принёс нам всем много радости. А теперь этот комочек, закончив два колледжа в Нью-Йорке и в Бостоне, работает профессиональным менеджером в большой и престижной организации в Северной Каролине. Кто знает, может когда-то и у этого комочка будет такой же комочек, который, глядишь, вырастет и станет президентом США!
Но, как говорится, лиха беда начало. Прошло всего три с половиной года, и в нашей семье опять появилось пополнение. Я очень надеялся, что это будет мальчик, и уже придумывал ему разные имена, но всё получилось по-другому: родилась опять девочка. Вот такими они у нас выросли в нашей семье, как говорил известный киногерой: «девочка и девочка».
Младшая дочь очень любит животных, и решила себя всю посвятить им: она – ассистент ветеринара, работает в одной из крупнейших клиник для животных в Нью-Йорке, а в свободное время любит вместе с такими же, как сама защитниками животных, ходить на всевозможные митинги в защиту животных. Да и дома у нас питомцев хватает. Я их часто в шутку также называю своими «детьми»: это два попугая и наша рыжая любимица – кошка Сюзи.
Дети – это цветы жизни, но книга моя, в первую очередь, о музыке, и именно о ней я продолжу свой рассказ в следующей главе.

НАЧАЛО

Колыбелью своих музыкальных начинаний я могу считать свою родину – это древний южный город Баку, который в то время был удивительным сплавом национальностей, культур, народов и веяний. Музыка звучала везде – в каждом доме, по радио, по только что начавшему набирать популярность телевидению. Почти в каждой семье было пианино, учиться в музыкальной школе было довольно-таки престижно, а самым элитным вузом считалась Бакинская Консерватория. Именно там, в библиотеке, работала моя тётя Ревека Савельевна Локшина, и именно к ней обратились мои родители, когда мне было шесть лет от роду.
По просьбе моей тёти проверку моего музыкального слуха провёл один из ведущих профессоров Бакинской Консерватории. Не помню, конечно, как это было, но профессор вынес суровый приговор: слух слабый. Он посоветовал начать с учёбы на скрипке, так как, по его мнению, игра на этом инструменте намного улучшает слух.
И вот вскоре после этого прослушивания можно было увидеть такую картину: по улице идёт мужчина с мальчиком, у которого в руках совсем маленький скрипичный футляр со скрипкой-«восьмушкой». И если на лице мужчины (а это был мой папа) была написана гордость и радость, то у мальчика (это был я) особенной радости не наблюдалось. Так как, наверное, у всех детей, кто начинал играть на скрипке, не было особенной радости, когда шершавый смычок двигался вверх и вниз по струнам, издавая что-то похожее на звуки тормозящего колеса паровоза.
Но папе, конечно, казалось, что я вырасту и научусь играть примерно как Паганини или, в крайнем случае, как Ойстрах, поэтому он делал все, чтобы я занимался как можно больше. Для этого он даже «воспользовался» своей инженерной мыслью и придумал необычно изобретательный, но в некотором смысле «садистский» способ: чтобы я не прижимал к грифу скрипки запястье (это не разрешалось техникой игры), он подвешивал иголку на нитке, которая колола меня всякий раз, когда я начинал поднимать руку! Тогда я, конечно, не понимал, что всё это он делал только из-за бесконечной любви ко мне, и порою даже плакал от обиды, потом мама всё-таки уговорила его больше не подвязывать к скрипке своё «адское» приспособление.
Когда я учился уже в третьем классе, произошло необычайное событие – мы купили пианино. Трудно поверить сейчас, что в те годы, чтобы его купить, нужно было записываться в длиннющие очереди, выстаивать, отмечаться, порою давать взятки и т.д. Но, как бы там ни было, этот миг наступил: мама поехала в город Борисов в Белоруссии, где был завод по выпуску пианино и роялей, оплатила заказ, и вскоре у нас появился сверкающий лаком волшебный инструмент по имени «Беларусь».
С тех пор наши соседи в полной мере ощутили, что такое жить рядом с будущим музыкантом. Я порою играл очень подолгу и зачастую очень громко. А вернее не играл, а подбирал – это было моё любимое занятие. И вот, наконец, я с большим трудом и не без помощи своего педагога по «Общему фортепиано» (оставить) написал своё первое музыкальное произведение – поэму «Море». Когда я показал эту поэму своему педагогу, то оказалось, что «волны», по которым я плыл, унесли меня совсем не в ту сторону – мне было сказано, что моя музыка похожа на аналогичные произведения Римского-Корсакова и Дебюсси. …Хотя я вроде бы их никогда и не слышал.
Но лиха беда начало – вскоре начали появляться и мои первые песни, ноты некоторых из них я храню до сих пор. Слова я брал из газет и журналов, а потом и сам начал писать несложные тексты. К тому времени я уже заканчивал седьмой класс по скрипке, и близился следующий этап моей жизни – музыкальное училище.

В ПУТИ

Чтобы попасть в это престижное заведение, нужны были три вещи – знания, знакомства или деньги. Так как третьего у нас с мамой не было, то в ход пошло первое и второе. Я начал заниматься с частным педагогом, а мама попросила своего двоюродного брата Семёна Ильича Халдея, который занимал большую должность в одной из городских служб, позвонить директору училища и попросить за меня. Не знаю, что из этого сработало, только после изнуряющих и сложных экзаменов я, наконец, стал студентом Музыкального Училища по классу теории музыки.
На самом первом экзамене был интересный случай, о котором долго потом говорили и студенты, и педагоги. Возле аудитории, где проходил труднейший экзамен по музыкальной литературе, стояла толпа абитуриентов, и вдруг открылись двери, и оттуда буквально вывалился сам директор училища, разрывающийся от смеха, а следом вышел я – весь сияющий от счастья.  А дело было так. После того как я ответил на все вопросы, то взял и  совершенно непосредственно спросил у авторитетной комиссии из шести человек: «...а сколько мне поставили?» Вот после чего и произошла эта сценка. Причём не забудьте – мне тогда было всего четырнадцать лет.
Группа у нас была небольшая, всего шесть человек, но преподаватели были довольно сильные, и дали нам всем хорошую школу по всем предметам, особенно по такому трудному как «Гармония». Я довольно быстро научился решать гармонические задачи. И поэтому многие из моих знакомых студентов по классу духовых инструментов быстро стали моими закадычными друзьями. Это было не удивительно: я за них часто писал задачи по гармони, и они всегда были в восторге – как это я в коридоре за пять-десять минут могу написать то, что они делали бы весь вечер и то не без ошибок!

ПЕРВЫЕ ШАГИ НА ЭСТРАДЕ

Учили нас классической музыке, но в то время значительная часть населения всё-таки больше любила эстрадные песни. И мы – несколько друзей ещё со школьных времен – начали что-то задумывать, и наконец, у нас появился первый ансамбль. Как сейчас помню, что вместо барабана использовались глобус и две вилки, а вместо усилителя – обычный магнитофон, в который включали банальный микрофон-мыльницу. Кое-какие инструменты мы время от времени одалживали. Но до сих пор я помню это чувство – когда все смотрят на тебя, а ты играешь, и людям нравится, все танцуют, и вокруг праздничное настроение, которое слегка кружило голову даже без вина.
То, что мы играли тогда, пользуясь магнитофоном и глобусом, сейчас уже трудно себе представить, но я помню только твисты и песни бакинского композитора Полада Бюль-Бюль Оглы, который тогда был необычайно моден среди молодёжи. Позже уже появились «Битлз», и мы стали их самыми страстными поклонниками на всю жизнь, но тогда мы постепенно «крепчали», стараясь слушать больше запрещенной музыки «оттуда», из-за границы. Доставать пластинки с записями джаза, «Битлов» и зарубежной эстрады было очень трудно и очень дорого, поэтому мы старались переписывать друг у друга на магнитофон всё, что возможно. Словом, переписывание на магнитофонах, а также коллекционирование хорошей музыки, в основном джаза – стали для нас всех очень необходимым делом.
Не забуду никогда свою первую работу. Мне было всего четырнадцать лет, и я просто любил играть и аккомпанировать на пианино другим музыкантам эстрадные и джазовые мелодии. Об этом узнал мой двоюродный брат Славик Эленбоген. В то время у них в институте организовали настоящий оркестр из взрослых уже музыкантов. И вот он как-то попросил меня нарядно одеться и приехать к ним в институт. Это было довольно далеко, но мама, скрепя сердце, всё-таки отпустила меня.
Каково же было моё удивление, когда руководитель оркестра предложил мне с ними сыграть, так как их пианист заболел. Помню, что мы играли знаменитые «Опавшие листья», разные блюзы, твисты и т.д., и это было всё как во сне – огромный зал, масса танцующих, настоящее пианино и настоящий оркестр, в котором я играл со всеми на равных. В тот вечер мне заплатили шесть рублей, и моей радости не было границ. Несмотря на то, что поздно ночью мне пришлось брать попутку и заплатить почти половину заработанной суммы, хорошо помню, как я вернулся домой – уставший, голодный, но гордый, и отдал маме все оставшиеся деньги со словами: «Это моя первая зарплата»!

«В КИНОТЕАТРЕ МУЗЫКА ИГРАЛА»

Славный город Баку был признанной кузницей талантов. В нём родились не только многие звёзды современной эстрады, но и джазовые музыканты, которые потом прославились на весь мир. Ещё в то далёкое время моей юности их имена мы произносили с благоговением, так как джаз для нас был очень многим. На нём мы росли, его мы старались играть, кто как мог, его мы любили слушать. И так как пластинки с джазовой музыкой были тогда огромной редкостью, то часто приходилось слушать игру известных джазовых музыкантов... в кинотеатрах.
Дело в том, что тогда у нас в городе при всех центральных кинотеатрах («Низами», «Вэтэн», «Азербайджан» и др.) существовали эстрадные оркестры, которые выступали с небольшими 20-минутными программами перед началом каждого киносеанса. И у зрителей была возможность перед сеансом не только побывать в буфете и угостить себя мороженым или лимонадом, но и послушать выступления эстрадных коллективов. А там играли порой очень яркие музыканты, многие из которых стали потом легендами джаза не только в Баку, но и далеко за его пределами.
Каждый раз, приходя в кино с папой или мамой, я с огромным удовольствием слушал эти оркестры и ужасно завидовал этим людям из оркестра, так легко импровизировавшим на своих инструментах. И всегда эти выступления производили на меня большее впечатление, чем последующий просмотр кинофильмов. И, наверное, поэтому вскоре и у меня появилась возможность создания небольшого эстрадного оркестра, о котором пойдёт мой рассказ дальше.

АНСАМБЛЬ «ЧАЙКА»

Следующим большим этапом в моей музыкальной жизни стало то, что в одном из бакинских домов культуры – в «Клубе каспийских моряков» организовали музыкальный эстрадный ансамбль «Чайка» – первый ансамбль, которым я стал официально руководить в возрасте шестнадцати лет. Этот ансамбль должен был выступать для моряков-каспийцев, а также на на праздничных вечерах. У нас в клубе была огромная красивая сцена со светом, а также более-менее приемлемая аппаратура. В общем-то, это был настоящий эстрадный вокально-инструментальный ансамбль или, как ласково называли тогда такие коллективы, ВИА.
В клубе у нас часто выступали профессиональные коллективы, а мы подолгу сидели в зале и слушали их репетиции, приходили на концерты. Так, например, мы познакомились с ансамблем «Норок» из Молдавии и с их руководителем – приятным парнем по имени Михай Долган, который дал нам исполнять свою песню «О чём плачут гитары», очень популярную в то время. Кстати, совсем недавно, находясь в Москве, я случайно услышал её, проходя мимо какого-то киоска, уже в современной обработке. И, конечно же, купил этот диск и с удовольствием ощутил, что почти все слова я помню наизусть по сей день. Знал ли я тогда, исполняя эту песню, что пройдёт много лет, и многое свяжет меня с Молдавией: мой зять Глеб, его семья, а также и один из моих близких теперешних друзей – Павел Марков – все коренные кишинёвцы!
Мои первые гастроли в жизни тоже были связаны с ансамблем «Чайка» – мы ездили выступать в Красноводск и в Астрахань. Именно в Астрахани был курьёзный случай, над которым мы все долго посмеивались. У нас была необычная концертная форма – брюки и блуза в матросском стиле. А так как я отпускал длинные волосы а-ля «Битлз», то некоторые из особ женского пола в зале не могли понять – какого же пола этот музыкант, стоит ли подходить к нему за автографом (что многие делали), или же это всё-таки девушка. Вот в перерыве они и спросили нашего конферансье, который первый вышел со сцены в вестибюль: «А на органе у вас кто играет – парень или девушка?» Меня, конечно, это не смутило, и я бы ни за что не постригся, даже потеряв во внимании юных жительниц Астраханской области – так мы все в то время хотели быть похожими на наших кумиров – группу «Битлз».
Ещё один интересный случай произошёл позже, на фестивале самодеятельных оркестров, в жюри которого был мой педагог по композиции – известный в Баку музыкант и композитор Азиз Азизов. Из-за того, что мы много репетировали, я часто пропускал тогда уроки по композиции, потому что Азизов был очень требовательным, а я не всегда успевал должным образом подготовиться. Сам он окончил консерваторию по трубе и композиции, по классу знаменитого на весь мир композитора Кара Караева, и был человеком весьма необычным. Он своими руками собирал легковые автомобили и любил раз в год сплавляться по экстремальным горным рекам, играл джаз (который не очень принимало тогдашнее советское общество) и руководил одним из первых киноконцертных оркестров в Баку – оркестром кинотеатра «Азербайджан».
На конкурсе самодеятельных оркестров нашему ансамблю «Чайка» присудили первое место за мои аранжировки для вокально-инструментальных ансамблей. Мы тогда исполняли песню «Тёмная ночь» и азербайджанскую народную песню «Бярибах». И вот в момент вручения наград я с волнением поднимаюсь на сцену под аплодисменты огромного зала, и мне навстречу для вручения грамоты и приза выходит мой педагог Азиз Азизов. Я, конечно, смутился здорово, так как прогулял много его уроков. Но он, со свойственной ему доброй и широкой улыбкой, поздравил меня, пожал руку, а затем, слегка наклонившись, чтобы никто не услышал, быстро на ухо сказал мне: «Боря, я тебя поздравляю, мне очень понравились твои аранжировки, но всё-таки не забывай, что ты должен приходить на уроки».
Я, конечно же, ему это пообещал. А много лет спустя, когда он уже работал главным дирижёром Бакинского оркестра Радио и Телевидения, я встретился с ним, приехав в Баку из Москвы, и показал ему некоторые записи своих произведений в исполнении знаменитого тогда в СССР оркестра Владимира Силантьева. Ему всё понравилось, и мы ещё долго с ним тогда просидели за традиционным бакинским чаем, вспоминая наши уроки и, конечно же, тот случай на фестивале.

АЗИЗ БАЛАБЕКОВИЧ

Хотя репертуар для наших концертов мы выбирали сами, но, тем не менее, руководство нашего клуба осуществляло необходимый тогда идеологический надзор за тем, что мы исполняли. В этом отношении нас курировал заместитель директора, художественный руководитель клуба Азиз Балабекович Мамедов. Это был человек довольно добродушный, весёлый, он очень нас всех любил, но, в то же время старался «блюсти» нас во всех отношениях – и по части музыкального репертуара, и по части жизни вне сцены. Курьезные случаи, которые случались с Азизом Балабековичем, мне никогда не забыть. Кстати, он и сам их всегда вспоминал с улыбкой. Расскажу вам лишь некоторые из них.
Поехали мы как-то с ансамблем в Дом отдыха каспийских моряков, выступили там, в пансионате, а назавтра были приглашены провести день в их филиале в Набрани – есть такой живописный уголок на берегу моря. В этом пансионате была своя небольшая свиноферма, и хозяева решили угостить нас свежим шашлыком из свинины. И вот мы все, накупавшись в море, садимся за накрытые столы, и нам подают шашлыки. Азиз Балабекович с удовольствием берёт себе несколько кусочков, наливает стаканчик водки, но кто-то из нас напоминает ему, что он мусульманин, и не может есть свинину. На что Азиз Балабекович ответил: «Я хочу всем сказать, что у меня жена – русская, и я не националист. И вообще – это баранина, а не свинина. А баранину по шариату мне есть можно» И с этими словами приступает к трапезе... Хохот наш был слышен по всей округе!
Что касается нашего репертуара, то он очень любил, когда мы исполняли только народные песни и песни советских композиторов, но однажды мы взяли в репертуар песню популярного польского ансамбля «Червоны гитары», которая называлась «Полуночный экспресс». Из этой песни мы сделали сценку, в конце которой все музыканты нашего ансамбля постепенно засыпали, сама музыка затихала, и свет на сцене гас. То есть поезд постепенно уходил в ночь... На очередном собрании нашего коллектива Азиз Балабекович так отозвался об этой песне: «А что это у вас за новая песня появилась? Я её совсем не понял, особенно, что произошло в конце – все, понимаешь ли, вдруг засыпают. Что вам здесь место, чтоб спать? Вот Борис заснул, это я понимаю: он, наверное, творчески задумался, это совсем другое дело. А все остальные, пожалуйста, больше на сцене не спите». Все мы, услышав это, просто со стульев попадали от смеха, но и сам он, поняв, что сказал что-то не то, тоже начал смеяться вместе со всеми.
Одной из первых наших серьезных гастролей стала поездка в Астрахань. Местное отделение пароходства предоставило нам на несколько дней прекрасный белоснежный катер, на котором мы останавливались в разных местах красавицы-Волги, к нам подходили суда, экипажи поднимались к нам на катер, и мы выступали для моряков со своей программой. Всё это было прекрасно – Волга, красота вокруг неописуемая, остановки на купание и рыбалку... Нас сопровождали несколько человек из местной комсомольской администрации, ну и, конечно же, наш неизменный Азиз Балабекович.
Он наблюдал, чтобы мы, сходя на берег, вели себя достойно, не знакомились особенно с местными девушками, не пили много пива после концертов и т.д. Он, конечно, этим своим присмотром нас всех немного «достал». И тут вдруг случилось нечто, после чего руки у нас развязались на все сто процентов. С группой местных комсомольцев нас сопровождала девушка по имени Наташа, этакая волжская русская красавица: высокая, статная, разговорчивая и вообще такая «вся из себя» молодёжная активистка. Однажды ночью Азиз Балабекович решил её «навестить» в ее каюте (до сих пор не ясно – то ли по собственной инициативе, то ли с её согласия). И вот, спускаясь по лестнице (а катер наш в это время шел по Волге), Азиз Балабекович то ли от качки, то ли потому, что выпил немного с капитаном, потерял равновесие и упал с лестницы.
Утром всех нас обошла весть о том, что мы срочно плывём к ближайшему поселку, где есть госпиталь и где Азизу Балабековичу наложат гипс – он-таки сломал ногу, этот бакинский Дон Жуан. Весь остаток поездки он спокойно сидел на стуле со сломанной ногой, ходил с палочкой и молча улыбался, а мы все, конечно же, радовались, что остались без идеологического надзора. Когда же мы заговорили на эту тему с нашим капитаном, веселейшим Иваном Петровичем, то он отозвался на это по-своему: «Не так страшно, что ваш Азиз ногу сломал. У нас как-то были артисты в гостях, так один из них ночью, после того как сильно напился, решил в гальюн зайти, и за борт вывалился, и мы его потом полночи отлавливали».
Много интересных случаев было в то время, всего не припомнишь... Однако годы учёбы в музыкальном училище подходили к концу, и надо было думать, как дальше продолжить моё музыкальное образование.
 
КОНСЕРВАТОРИЯ
 
Чтобы продолжать свою эстрадную деятельность в родном городе Баку, мне пришлось выбрать заочное обучение по теории и истории музыки. А поскольку факультет такого рода был только в Ленинграде и Новосибирске, то я выбрал, конечно, Ленинград, решив, что это не так далеко, и там не так холодно, как в далёкой Сибири. К тому же, Ленинград, как называли тогда Санкт-Петербург, считался самым красивым городом в СССР, городом с богатыми музыкальными традициями. Климат, правда, оказался, там не очень приятным, часто было очень влажно и туманно. Но многие певцы, закончившие ленинградскую консерваторию, стали мировыми знаменитостями, ведь проучившись и пропев в театрах в ТАКОМ климате, невольно закалишься на всю жизнь. Впрочем, рассказывают, что многие итальянские знаменитости, приехав в Санкт-Петербург (тогда еще, видимо, на лошадях) выйдя из повозки и вдохнув туманного влажного воздуха, сразу же отказывались от гастролей и отправлялись обратно домой.
Однако климатические трудности всё-таки не помешали мне сдать одиннадцать трудных экзаменов и поступить на первый курс знаменитой на весь мир ленинградской консерватории имени Римского-Корсакова. Заочное обучение тогда существовало для того, чтобы люди могли и учиться и работать, выезжая два раза в год на сессии и предъявляя справку с работы. Что я успешно и делал. К тому времени я устроился работать в ресторан «Аташкях» в пригороде Баку, недалеко от посёлка Разина, где мы тогда жили с мамой, и удачно совмещал работу в ресторане с обучением в консерватории.
Сказать честно, работа в ресторане в музыкальных кругах считалась совершенно непристойным занятием, таким же, например, как пение в церкви или в синагоге. И если работу в ресторане ещё как-то терпели, то тех, кто пел в церкви или в синагоге, обычно под разными предлогами сначала исключали из комсомола, а затем даже выгоняли из консерватории. (Знал бы об этом Римский-Корсаков, который её когда-то основал).
Кстати, о певцах и вокалистах. Со мной в консерваторском общежитии, где я жил во время сессии, часто жили вокалисты из Грозного, из Чечни. В то время там должен был открыться оперный театр, и ректор нашей консерватории, профессор Серебряков, лично поехал в Грозный и набрал для обучения человек тридцать молодых ребят. Голоса у всех были прекрасные – звонкие и сильные, как у итальянцев из Ла Скалы. Но к последнему курсу из них дошёл только один певец – баритон Абдулла (не помню его фамилии). Остальных или выгнали за хулиганство, или посадили, или в армию кто-то ушёл, чтобы не посадили, и т.д. Уж очень задиристые и горячие ребята были. Как пойдут куда-то в кино или на танцы – знай, без драки не обойдётся, недаром с Чечнёй до сих пор в России проблемы…
В то время многие из нас любили что-то собирать, коллекционировать. Вот и я начал собирать ноты, книги по музыке и пластинки. Из Ленинграда я возвращался обязательно с полным чемоданом этого богатства. Однажды был случай, когда я потратил на это все свои деньги, подумав, что у меня ещё осталась «заначка». Однако от неё осталось у меня всего-то пять рублей. На моё счастье обратный билет на поезд «Ленинград-Баку» у меня уже был, а чтоб не умереть с голоду, я потихоньку тратил оставшиеся деньги. По пути домой в купе со мной ехали бакинцы, которые, узнав, что я возвращаюсь после сессии, принялись меня угощать, так что за три дня, проведённых в поезде «Ленинград-Баку», с голода я не умер!

ЛЕНИНГРАД

Ленинград для меня навсегда остался не только городом моей учёбы, но и одним из самых романтических и волнующих воображение мест в моей жизни. Разве можно забыть эти белые ночи, эти просторы улиц и площадей, красивейшую загородную резиденцию русских царей, Петергоф с потрясающими по красоте фонтанами и многое другое. К одной из своих ранних песен я даже придумал слова, среди которых были следующие:

Всё мне интересно
В городе чудесном,
Словно новой песне
Каждой встрече рад.

Белыми ночами,
Вечными мостами
Встретились мы снова,
Милый Ленинград.

Одним из самых больших моих впечатлений было знакомство с наши педагогом по оперной драматургии Олегом Дмитриевым. Этот убелённый сединами педагог и музыкальный критик когда-то видел и Чайковского, и Рубинштейна. Так как он был оппонентом по моему дипломному проекту, то мы с ним иногда встречались и гуляли по старым улицам Ленинграда. Я его слушал, как говорится, с открытым ртом, а он мне рассказывал: о музыке, о Ленинграде, о консерватории, об оперном театре и о многом другом. Я, например, от него узнал правду о последних часах жизни Чайковского. Оказывается, он умер не от холеры, как это описывают во всех учебниках, а после того, как съел жирные блины и запил холодной водой. Стало ему вдруг плохо, он позвал слугу и сказал, что его знобит. Ну, слуга и налил ему горячую ванну, откуда Чайковский уже не вышел...
  Но что это мы всё о грустном? Жизнь всё-таки продолжалась, и, наконец, наступил долгожданный момент, когда мне вручили такой желанный, заслуженный и долгожданный диплом ленинградской консерватории по классу теории и истории музыки. У меня было очень сильное желание пойти в один из самых «крутых» в то время ленинградских ресторанов – в «Асторию»  – завернуть этот диплом в целлофан, положить в тарелку и обмыть шампанским… В голове у меня уже были другие планы: мне 26 лет, я – свежеиспеченный композитор и аранжировщик, меня ждала в Москве невеста и новая жизнь.
  Когда мои бакинские друзья-музыканты узнали о том, что я собрался переезжать в Москву, один из них, популярный среди нас гитарист по прозвищу Эдуля, которого мы очень уважали, сказал: «Подумай хорошо, зачем тебе переезжать в Москву? Какая бы она ни была, здесь в Баку тебя многие знают. Здесь ты без работы никогда не останешься, тебе всегда есть, где встретиться с друзьями, посидеть, послушать музыку, попить чаю или чего-нибудь покрепче. Ты приедешь в новый, чужой город, где тебя никто не знает, как же ты сможешь найти там работу, найти свой круг, где ты сможешь отдохнуть, поговорить о музыке?». В чём-то, конечно, он был прав, но всё оказалось совсем по-другому. Вскоре я всё-таки оказался в Москве, и там начался новый этап моей жизни. Об этом – следующая часть моей книги.





ЧАСТЬ 2
Московские окна

МОСКВА

  Вопреки прогнозам Эдули прошло буквально несколько месяцев, а я уже работал в московском кафе «Пилот», пел, играл на электрооргане и помогал расти своей быстрорастущей семье. К тому времени у меня уже было несколько друзей-музыкантов. Этому правда предшествовала моя свадьба, поступление в оркестр Московской милиции, и много разных других событий.
  А первый блин всегда комом, этого мне, конечно, не удалось избежать при переезде из Баку в Москву. На самолёте я вёз с собой много багажа, и среди этого багажа был и чемодан с овощами и фруктами для семьи моей невесты, и чемодан с дорогими мне вещами, среди которых  —  недавно полученный мной диплом консерватории, мои произведения для оркестра, золотые кольца для свадьбы и т.д. Так вот перед тем, как я зарегистрировался на рейс, кто-то из друзей, провожавших меня, посоветовал отдать кому-то из пассажиров этого же рейса одно из моих мест и взять бирку на это место. Таким образом, и доплачивать за багаж не придётся, и в Москве по приезде можно получить свой чемодан. Однако не тут-то было. Прилетев в Москву, я свой чемодан так и не нашёл. Потом уже, после нескольких приездов в аэропорт, после многих звонков и визитов, я узнал, что пассажир, которому я доверил свой чемодан, на рейс опоздал, поэтому мой чемодан был выдан ему обратно. И так как в день отъезда из родного города мы с провожавшими меня друзьями уже были «подшофе», то я, конечно, не подумал отдать чемодан с фруктами вместо чемодана с дорогими мне вещами. Диплом я, конечно же, восстановил, для свадьбы купил другие кольца, но чемодан всё равно было жалко. И ещё больше было жаль, что поступил так необдуманно. Но всё это как-то быстро забылось с началом моей жизни в столице. Ведь меня ждали большие дела…
 
ПЕРВАЯ РАБОТА

Вскоре после приезда в Москву я нашёл своего армейского друга, неплохого музыканта и в дальнейшем солиста оркестра радио и телевидения, Колю Пономарёва, который в то время работал в оркестре московской милиции. Руководитель оркестра как раз искал человека для создания вокально-инструментального ансамбля при Дворце милиции, что находился в то время у метро Новослободская. Попасть на работу в московскую милицию было очень престижно, ведь там давали красные «корочки»: удостоверение, с которым везде и всегда был зелёный свет, а также и бесплатное жильё после трёх лет службы. Я принялся сдавать многочисленные документы, проходить медкомиссию и прочее, чтобы попасть на «заветное» место. Проверка моих документов заняла три месяца. Пришлось даже слетать в Баку за какими-то справками. Но через три месяца я получил отказ по причине того, что мой папа когда-то был в заключении. После того как я прошёл длительное интервью с офицером по кадрам мне, к огромному удивлению, сообщили, что взять на службу меня не могут, потому что мой папа в сталинские времена, оказывается, сидел в тюрьме.
Через несколько лет от папиной родной сестры я узнал , что этого никогда и в помине не было. А что касается моего непоступления в такой «желанный» оркестр московской милиции, то я понял, что виной оказалась моя национальность, но вслух мне этого, конечно, сказано не было.
  Однажды с одним из моих приятелей из этого оркестра милиции мы пошли на концерт популярного тогда во всём Советском Союзе джаз-оркестра под управлением Константина Орбеляна из Армении. Каково же было моё удивление, когда на сцене я увидел одного из моих знакомых бакинских музыкантов: гитариста Сережу по прозвищу Чачо, моего соседа и приятеля по городу Баку. И вот в перерыве подошёл я к нему в артистическую повидаться, а он меня сразу познакомил с одним из музыкантов оркестра, саксофонистом Эдуардом Курчаковым. Узнав, что я пою, играю на нескольких инструментах и делаю оркестровки, Эдик сразу же сказал мне, что может время от времени рекомендовать меня на замену в оркестр, где он сам вечерами работал. Так я впервые начал работать в одном из музыкальных ансамблей при известной организации МОМА – Московской Организации Музыкальных Ансамблей. С этого момента работа в ресторане стала на много лет моей основной работой в городе Москве.

МОМА

  МОМА, или как музыканты ласково называли «МАМА», – была полностью коррумпированной организацией – попасть туда можно было или по знакомству, или за деньги. Ансамбль, в котором я работал, был заинтересован во мне, так как я удачно влился в коллектив из четырёх человек. Ещё я знал множество кавказских песен, и у нас стали появляться клиенты кавказской национальности, что приносило нам уже больше типов (чаевых) за каждый вечер.
Так как я хотел официально оформиться на работу, мне пришлось пойти на прослушивание, которое проходят все музыканты, желающие поступить на работу, чтобы доказать свои музыкальные способности. Как сейчас помню, зал при МОМА в саду «Эрмитаж» и комиссию примерно из десяти человек. Вот поднимается один из администраторов (дирижёров) и объявляет всем, что, мол, такой-то молодой человек хочет поступить на работу, мол, какие есть предложения и прочитал вслух информацию обо мне – где учился, где женился и т.д. После некоторого молчания кто-то сказал: «А пусть сыграет что-то на рояле». Я вышел на сцену, сел за рояль и начал играть разные мелодии из популярных тогда песен Джо Дассена, импровизируя на ходу. Примерно минут пять меня не останавливали, но потом предложили остановиться. Я немного был взволнован, так как не знал, какое вообще впечатление может произвести моя игра на эту изысканную публику, и вышел из зала в ожидании решения комиссии.
  К моему удивлению, меня вскоре вызвали и, поблагодарив за игру, объявили, что я зачислен в штат МОМА музыкантом. Когда позже я рассказывал об этом многим друзьям-музыкантам, то мало кто верил, что я просто вот так сыграл, и меня сразу взяли на работу. Может быть, я был одним из очень и очень немногих, кого взяли без денег и без «блата».
Так началась моя работа в МОМА. Я очень рад, что работая в ресторане, мне пришлось познакомиться с музыкантами, профессиональный уровень которых был очень высок. Многие из них не только в ресторанах работали, а ещё и записывали свои произведения или участвовали во многих проектах. И одним из них стал мой хороший друг и прекрасный музыкант – Илья Словесник, о котором я расскажу позже.
 
МУЗЫКА 80-х

  Работа наша оплачивалась не очень дорого. Основной наш доход составлял «парнос», то есть чаевые. И чем лучше играл какой-то ансамбль, чем больше был его репертуар, тем больше ходил народ на этот ансамбль и тем больше заказывал музыки и «платил денег в оркестр». В то время более всего были популярны два течения: это музыка диско – группы «Boney-M», «Abba», «Arabesque» и другие, а также – белогвардейские песни и романсы. Эту музыку мы и исполняли для наших клиентов, среди которых встречались особо богатые, которые оставались позднее, просили «закрыть» ресторан, платили и официантам, и музыкантам за услуги, и мы только для них играли, пели и… «сходили с ума». Это называлось «ночниками». И одним из прародителей этой идеи «подпольных праздников» был известный автор-исполнитель Михаил Звездинский. Работа, конечно, была довольно утомительная, так как приходилось оставаться после того, как уже было отработано пять-шесть часов основной программы. Но заработанные деньги компенсировали всё, и мы с удовольствием оставались, когда появлялась такая возможность.
  В то время, конечно, не было такого огромного количества песен и групп как сейчас, но каждая новая вышедшая популярная песня быстро просачивалась в рестораны с пластинок, радио или телевидения. Мы сразу собирались на репетицию, чтобы выучить эту песню, и вскоре исполняли её перед нашей публикой.
  После нескольких лет работы в московских ресторанах я понял, что многие оркестры МОМА хотели бы исполнять больше кавказских песен и танцев, поскольку кавказская публика была достаточно щедра на чаевые. Однако «кавказский» репертуар многих коллективов оставлял желать лучшего. И мне пришла в голову идея, которую я вскоре воплотил. Я напечатал на пишущей машинке сборники кавказских песен, заказал на них переплёты, придав им товарный вид, записал на кассету по одному куплету каждой песни и сделал комплекты, состоящие из сборника и кассеты. После этого начал предлагать их приобрести разным ансамблям и музыкантам. Как потом развивались события в сфере исполнения шедевров кавказской музыки в московских ресторанах, я не знаю, но почти все комплекты с успехом распродались. Это было моим дополнительным заработком или, как говорят американцы, – now how.
  Но постоянная работа в МОМА была моим хлебом насущным. Продолжая работать в ресторане, я, тем не менее, стремился к своему личному творчеству, хотя ещё не понимал каким оно должно быть и поэтому стремился сотворить что-то своё. И вскоре мне это удалось. Произошло знаменательное для меня событие: премьера моей песни на Всесоюзном Радио! И было это в 1980-м году…

ПРЕМЬЕРА

  Очень хотелось бы чтоб все читатели этой книги знали: я ни в коем случае не хочу показать себя каким-то знаменитым композитором или известным на весь мир музыкантом. Нет, нет и ещё раз – нет. Главная цель этой книги – рассказать о моей жизни, которая, как и у многих моих ровесников, друзей и близких, сложилась не совсем обычно, о той эпохе, когда происходили огромные перемены, и о том, какую роль в ней занимала музыка: музыка, которая мне помогала жить (работа в ресторанах, на торжествах, свадьбах, на концертах), и музыка, которую я сочинял, чтобы сделать свою творческую карьеру.
  Чтобы добиться успеха в этой карьере в то время существовало много способов. Это – возможность пробиться на Всесоюзное Радио и Телевидение, записать пластинку на Всесоюзной фирме грамзаписи «Мелодия», а также стать членом Союза Композиторов, получив вместе с билетом возможность появления отзывов о тебе в прессе и т.д. Поэтому началом своего творческого пути как профессионального композитора я считаю именно тот памятный день, когда мою песню впервые приняли к исполнению на художественном совете (худсовете) Всесоюзного Радио.
До этого, конечно, я тоже писал музыку и песни (в музыкальной школе, в самодеятельных ансамблях, в армии), но первую песню, исполненную на радио знаменитой советской певицей Валентиной Толкуновой, я могу смело считать началом своей творческой деятельности. Мне было уже почти тридцать лет, но, тем не менее, моя жизнь в музыке как профессионала только начиналась. И началом этому был тот худсовет, который и принял (разрешил) исполнение моей песни в эфире. Чем-то особенным для всех молодых и начинающих музыкантов, певцов и поэтов были тогда худсоветы. В них полностью властвовали мэтры советской музыки и культуры, и каждый худсовет, которые я прошёл в своей жизни, был для меня в то время как «страшный суд». Насколько легче сейчас в современном шоу-бизнесе: главное, чтобы были деньги, тогда свои песни и записать можно, и выпустить, и показать на телевидении. Но тогда на пути всех стоял непоколебимый и безжалостный орган правосудия тогдашней советской культуры – худсовет.
 


ХУДСОВЕТ
 
  Худсоветы в то время были везде – во всех творческих организациях, и членами этих худсоветов были известные поэты, композиторы, а также редакторы или сотрудники тех организаций, где проходили эти худсоветы. Нужно было сначала записаться на худсовет, затем ждать несколько дней или даже недель, затем придти сыграть или спеть своё произведение. После чего худсовет выдаст свой «приговор»: разрешить исполнение в эфире (на грампластинке, на телевидении) или нет. На мой взгляд, обычно к молодым и неизвестным авторам все члены худсовета относились одинаково: так же, как относится шах к тому незнакомому мужчине, который вдруг забрел в его гарем в поисках женщины. Сравнение может и не очень удачное, но так оно, в принципе, и было. У каждого знаменитого поэта или композитора уже было «все схвачено» в самых разных средствах массовой информации, и каждый новичок воспринимался, прежде всего, не как творческая личность, а как новый потенциальный конкурент, который в какой-то момент может пробиться и стать популярным.
  Потом времена изменились, и всё стало по-другому. Но тогда всё было именно так, и я был просто новичком на этом поприще, который, робея, зашёл в одну из студий Всесоюзного Радио на улице Качалова в Москве, сел за рояль, открыл ноты, дал второй экземпляр вместе с текстом песни членам худсовета и начал петь. Каково же было моё удивление, когда после худсовета мне сообщили, что моя песня прошла и будет записана и передана на Всесоюзном Радио. Моей радости не было границ, особенно когда я узнал, что эту песню будет исполнять Валентина Толкунова, очень известная и любимая публикой певица. Слова этой песни, которая называлась «Колыбельная», написал слепой чеченский поэт Ахмед Хамхоев, я нашел его стихи в одном из поэтических сборников, которые часто тогда покупал в книжных магазинах. Стихи и музыка вроде бы не вызвали у членов худсовета особых опасений в плане возможной конкурентоспособности, и они вынесли свой вердикт, после чего вскоре состоялась запись этой песни, и она прозвучала в эфире.

ЮРИЙ СИЛАНТЬЕВ

На записи фонограммы «Колыбельной» я впервые познакомился с известным в то время дирижёром, руководителем оркестра Всесоюзного Радио и Телевидения Юрием Васильевичем Силантьевым. Это был удивительный человек, он, по мнению многих артистов, был не таким уж сильным как музыкант и дирижёр, но довольно интересным как личность и в достаточной мере работоспособным и выносливым, этакой «рабочей лошадью» советской эстрады.
  Ему всегда чем-то нравились мои аранжировки (я как-никак всё-таки прошёл хорошую школу оркестровки в армии и консерватории), и в дальнейшем его оркестр исполнил и записал несколько моих оркестровых пьес. Был интересный момент, когда во время репетиции одного из моих произведений гитарист не совсем правильно исполнил свою партию. Тогда я, знавший хорошо гитару (как и много других музыкальных инструментов), попросил у Юрия Васильевича попробовать исполнить партию гитары. Он мне разрешил это сделать. Было очень приятно, когда после записи весь оркестр мне аплодировал.
Запомнился мне и другой случай. Идёт репетиция одной из моих пьес, а в перерыве подходит к Силантьеву знаменитый московский композитор старшего поколения Сигизмунд Кац и говорит: «Вот, Юра, посмотри, пожалуйста, в газете «Вечерняя Москва» в честь Всесоюзного субботника была напечатана моя песня  «Красная суббота», и в ней есть такие запоминающиеся слова:

«Красная суббота
Ударная работа»...

На что Юрий Васильевич сразу же ответил: «Сигизмунд, а с каких это пор евреи по субботам стали работать, да ещё и песни такие распевать?» После этих слов оркестр буквально грохнул от хохота. Вот таким он был Юрий Васильевич Силантьев, простой и непосредственный человек, известный на всю страну дирижёр, «трудоголик» в музыке, всегда открытый с молодыми и начинающими музыкантами.
 
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ

Сейчас во всем мире основным показателем в шоу-бизнесе является не талант музыканта, артиста, исполнителя, а то, сколько денег вложено в то, чтобы его «раскрутить». В то далёкое время, в восьмидесятых, в СССР всё было иначе. Иметь талант и деньги было не так важно, как иметь связи, причем не только в области культуры, но и в любых других сферах жизни. То есть было много талантливых поэтов и композиторов, ими было написано много хороших стихов и песен, но к этому ещё нужны были связи, знакомства и т.д. Деньги тоже играли значительную роль, но открыто они не выплачивались, а просто давались взятки, покупались дорогие подарки и т.д. У каждого известного артиста, композитора, поэта была своя «крыша» – свои редакторы и сотрудники в медийных средствах (как сейчас их называют). И этих сотрудников, редакторов известные на весь СССР артисты, поэты, музыканты, композиторы и «уваживали» – это были разного рода подарки и услуги, включая и взятки натуральными деньгами. На этих отношениях были построены тогда многие уровни власти в тогдашнем Советском Союзе, и это не миновало ни музыку, ни все остальные виды искусства.
  Несмотря на это, всё-таки были в моей жизни и такие люди, которые отнеслись с симпатией и уважением к моему творчеству, невзирая на то, делал ли я им какие-то услуги или нет. К таким людям, несомненно, можно отнести и редактора радиостанции «Юность» Юрия Руднева, с которым нас связывали дружеские отношения. Нельзя не вспомнить и Онегина Гаджикасимова, редактора Всесоюзного Радио и известного в то время поэта-песенника, хотя с ним я познакомился, когда он уже не работал на радио, а я был исполнителем восточных песен —  Борисом Тимуром, Онегин написал для меня много текстов. Он симпатизировал тому стилю, в котором я тогда работал, и пытался свои прежние связи использовать для того, чтобы мои восточные песни звучали в эфире как можно чаще.
  Но перед тем как я стал писать свои восточные песни, был ещё период творческих поисков, о котором надо также рассказать. И рассказывая об этом хочется упомянуть о моих соавторах-поэтах того времени. Одним из самых именитых был московский поэт-песенник Михаил Танич.

МИХАИЛ ТАНИЧ

  Каждый начинающий и не очень известный композитор старался написать песню на слова кого-то из мэтров поэтического жанра, знаменитых на всю страну поэтов. Не всем это удавалось, так как у всех уже были свои композиторы, известные и раскрученные. И мало кто из знаменитых поэтов снисходил до того, чтобы дать стихи малоизвестным новичкам этого жанра. Но с одним из таких поэтов мне посчастливилось поработать – это был Михаил Танич.
Михаил Исаевич был, наверное, самым знаменитым в СССР поэтом-песенником, он был человеком, прожившим интереснейшую жизнь, перенёсшим и лагеря, и тюрьмы, и достигшим огромного всенародного успеха. Однако этот огромный успех не помешал ему сотрудничать с таким не очень известным автором как я.
  Нельзя сказать, что у нас было много совместных песен, но одна из наших песен —  «Ходжа Насреддин» в исполнении группы «Гюнеш» из Туркменистана попала в точку. Она взяла первую премию как лучшая песня в национальном стиле на фестивале «Золотое яблоко» в Алма-Ате, за что группе «Гюнеш» и её руководителю Ришату Шафиеву вручили приз – автомобиль «Запорожец». Помню, как по этому поводу Михаил Исаевич шутил: «А нам с тобой, Боря, могли бы хотя бы по одной покрышке от Запорожца вручить...» Некоторые песни, написанные нами с Михаилом Таничем, были записаны на пластинке певицей Натальей Ступишиной, а некоторые –  вошли в мои альбомы.
  Я очень рад, что когда в Москве у меня появилась небольшая домашняя студия звукозаписи, то фонограммы первых песен необычайно популярной до сих пор группы Михаила Танича «Лесоповал», написанные моим тогдашним приятелем Сергеем Коржуковым, я сделал «своими руками». Одной из них была песня «А белый лебедь на пруду», которая стала очень известной и любимой многими в то время. Эта песня затем многократно выходила на разных дисках группы «Лесоповал», но самый первый раз Сергей записал её для показа на худсоветах именно на моей домашней студии.
А вот песня «Эй, Карабах» на слова того же Михаила Танича так и не прозвучала по Всесоюзному Радио, сколько я её не показывал и на худсоветах, и отдельно разным редакторам. На неё был наложен особый запрет, так как в то время в Нагорном Карабахе (автономной области в Азербайджане) происходили события, впоследствии унёсшие сотни жизней и не прекращающиеся до сих пор. И хотя в этой песне пелось о том, что скоро всё должно прекратиться, и в Карабахе должны подуть ветры перемен, песня все равно была запрещена.

ПЕСНИ И ПОЛИТИКА

Ещё раз с запретом на исполнение я столкнулся, когда снял свой первый клип – на песню «Письмо Другу», который мы сняли с моей группой «Шабэс». Это было уже в начале 90-х, но еврейский вопрос стоял тогда очень остро, люди начали очень активно уезжать в эмиграцию, стояли в очередях возле посольств США и Израиля. Тогдашнее правительство совсем не хотело, чтоб эта тема просачивалась в СМИ. Поэтому, кому бы я не показывал свой клип на Центральном телевидении, все в один голос говорили: «И песня хорошая, и клип хороший, но показывать мы её не сможем по одной простой причине – «еврейская тематика»…»
Сейчас многие известные певцы поют песни на еврейские темы, снимают клипы в еврейском стиле, выпускают диски, но тогда никто из знаменитостей не осмеливался записать клип или выпустить песню о евреях, Израиле, эмиграции и т.д. И я был тогда одним из немногих, кто об этом рассказывал в своих песнях. Но об этом чуть позже.
С содержанием некоторых моих песен порою случались некоторые казусы. Один из них в корне изменил моё отношение к текстам песен и вообще к собственному творчеству. Известный поэт-песенник того времени Михаил Львов дал мне несколько своих текстов и один из них назывался «Салют в Никарагуа». Тема Никарагуа была очень востребованной, так как в то время в этой южноамериканской стране шла революция, и Советский Союз её всячески поддерживал. Стала появляться масса произведений на эту тему. Когда я увидел текст Михаила Львова, то сразу же написал песню, и перед тем как сообщить об этом самому поэту, показал её сначала своему близкому другу, композитору-песеннику Илье Словеснику. (О нём подробней я расскажу позже). Тогда он прослушал эту песню и серьезно так меня спрашивает: «Боря, а ты вообще сам переживаешь за Никарагуа, тебя вообще волнует судьба этой страны?» Я отвечаю: «Конечно же, нет, что я там потерял?» А он говорит: «Зачем же ты пишешь песню на тему, которая тебя не волнует? Пиши лучше такие песни, которые тебе близки по душе, по настроению, на те темы, которые ты хорошо прочувствовал». Я сильно задумался над его словами, и с тех пор дал себе слово, что только так и буду делать. После этого появились мои первые восточные песни, за ними и еврейские альбомы, но прежде я расскажу о некоторой другой моей музыкальной деятельности.

АРАНЖИРОВКИ И НЕ ТОЛЬКО

  Помните фразу из любимого многими фильма «Место встречи изменить нельзя»? «Так вот каждый сможет, а ты вот «Мурку» забацай!» Примеряя эту фразу к моей тогдашней жизни, можно было выразиться так: песни писали многие, но нужно было и на жизнь насущную зарабатывать и кормить свою семью, а моя семья к тому времени состояла уже из четырех человек. Поэтому приходилось зачастую не только играть и петь в московских ресторанах, но и браться за любую работу, связанную с музыкой.
  И одной из самых моих любимых, хотя и нелёгких работ, требовавшей не только специальных знаний, но и усидчивости, была аранжировка (оркестровка) для различных ансамблей. Это был неплохой кусок хлеба. Но чтоб его «съесть», нужно было сначала получить заказ, затем обсудить его с дирижёром оркестра, затем написать ноты, выписать партии для каждого инструмента и, наконец, принести всё это для исполнения. Сколько же радости приносили мне каждый раз полученные за мои труды почтовые денежные переводы! (Именно так тогда выписывались деньги за сделанные работы такого плана).
  Независимо от того для кого я делал оркестровки – для небольших ансамблей или огромных эстрадно-симфонических оркестров – я получал от этого несравненное удовольствие, так как всё время «слышал» и «видел» оркестр наяву. Ведь я никогда не использовал фортепиано или другие инструменты для написания аранжировок, а писал всё это просто по слуху. В то время ещё не было компьютеров, и все ноты писались вручную. Почерк у меня был не очень хороший, а для каждого инструмента нужно было аккуратно, без ошибок, выписывать отдельные партии. И моим главным «нотописцем» была моя жена, у неё это получалось отменно – прямо как в типографии. Ну а сами партитуры с оркестровками мне приходилось писать и в перерывах на работе в ресторанах, и по ночам. Помню, как часто придя с работы, писал оркестровки на маленькой кухне московской коммунальной квартиры, где мы жили какое-то время. Так вот, представьте себе: коммунальная квартира (в них жило по нескольку семей сразу), ночь, кухня, я сижу, сгорбившись над нашим малюсеньким столом и «колдую» над очередным своим «шедевром» для оркестра цирка или оркестра имени Утёсова. Вокруг бегают тараканы, часто заползая в страницы, чтобы познакомиться с содержанием написанного…
Следующая сценка:  выходит наш пьяный сосед-таксист с начатой бутылкой вина в руке и говорит мне «Что ты всё время пишешь и пишешь, давай отдохнём, выпьем, это ведь намного приятнее!» Я ему отвечаю «У меня, видишь ли, срочный заказ, надо через два дня уже относить на репетицию». Он долго ещё канючит и, в конце концов, сам выпивает эту бутылку, так и не поняв, что это за жертва такая, ради которой я отказался с ним выпить! А одна из главных опасностей была в том, чтобы не забыть свою партитуру на этой коммунальной кухне, уходя под утро спать. Наши «добродушные» соседки могли её запросто чем-нибудь залить, и много дней моей кропотливой работы пошли бы насмарку.

ЛЕОНИД УТЁСОВ

  Благодаря своей деятельности оркестровщика я, к своей огромной радости, познакомился с оркестром под управлением легендарного Леонида Утёсова, который в то время уже отпраздновал своё 85-летие и почти уже не поднимался на сцену. Очень редко он лишь прослушивал со своей дочерью Эдит прогоны программ и финальные репетиции. Для этого оркестра я писал не только оркестровки — солисты этого известного коллектива.исполняли и несколько моих песен.
  Помню, как все сразу вставали с мест при появлении Леонида Осиповича: и те, кто сидел на сцене, и те, кто сидел в зале... Этот человек, который уже с трудом ходил и говорил, всё равно хранил в себе огромное чувство юмора, обладал потрясающим чувством такта и неизмеримой добротой. Очень рад, что некоторые мои оркестровки были им отмечены. Например, когда на репетиции прозвучала моя аранжировка русской народной песни «Степь да степь кругом» он спросил про автора и, когда ему показали на меня, очень тепло отозвался в мой адрес.
  Позже, когда я впервые побываю в его родном городе Одессе и когда посвящу этому городу альбом своих песен, со мной незримо будет присутствовать образ этого великого одессита. И я уверен, что некоторые свои песни я написал именно под влиянием творчества незабвенного и любимого всеми, Великого Леонида Утёсова.
 
ИЛЬЯ СЛОВЕСНИК

  Я думаю, что должен отдельно рассказать об этом необычном человеке и музыканте, моём близком друге, с которым нас и по сей день связывает не только музыка, но и общее прошлое —  поездки по стадионам с концертами в бывшем Советском Союзе, работа в московских ресторанах, а также интерес к рыбалке, творческие связи и многое другое. Забежав вперёд, скажу, что именно благодаря ему моя семья оказалась в США, и именно он в первые, самые трудные дни в этой новой для нас стране помог и с жильём, и с работой, и встретил нас в аэропорту Кеннеди в 1992 году. Но это всё уже в Америке...
  А тогда, в далёком 1980 году, я впервые встретил его, когда он пришёл работать к нам в ансамбль московского ресторана «Лазурный». Он, как и я, был начинающим композитором, который в свободное от ресторана время пробовал писать и «пробивать» свои песни, выпускал свои пластинки и т.д. Впоследствии, когда я стал писать свои восточные песни, его тоже увлекла тема Востока, и он предложил мне записать вместе с ним и с певицей Раисой Саед-Шах одну из моих песен — «Восточный базар». Мы втроём провели большую и интересную работу, обсуждая на студии каждый такт, каждую исполненную ноту и очень кропотливо прослушивая всё записанное. Увы, эта работа так и исчезла в недрах Всесоюзного Радио. Наш «Восточный базар» так и не принял своих покупателей. Но всё равно я как всегда получил огромное удовольствие, от работы с Ильёй. Ведь что-что, а музыкант он сам по себе интересный, неповторимый. Илья был и остается во многом совершенно уникальным человеком. Мне всегда нравились и его песни, и его необыкновенный, слегка хриплый голос, которым он исполнял не только свои песни, но и песни «ресторанного» репертуара.
  Весьма неторопливый по своей природе, он порою бывал во многом необычным и даже эксцентричным. Только он мог мчаться по вечерней Москве со скоростью 120-130 километров в час, а потом вместо штрафа торжественно вручить подошедшему офицеру-гаишнику свою пластинку. Только он мог зайти в банкетный зал, полный нашими уже изрядно выпившими клиентами-грузинами, со скрипкой в руке и спросить их: «Ну, что играем, генацвале?». Только он мог не побояться прыгнуть в горящую повозку, которая загорелась на одном из наших концертов на стадионе в городе Фрунзе, и проехать на ней почти весь круг, исполняя при этом свою песню до тех пор, пока не было потушено пламя.
  Многим окружающим его людям он казался порой немного резким, ироничным, но для меня он всегда был и остаётся человеком, к мнению которого я всегда прислушиваюсь, особенно в том, что касается музыки. Вместе с ним мы часто говорили о музыке, показывали друг другу свои песни, строили планы и проекты, мечтали о больших концертах и интересных записях.
  Многими моими музыкальными планами и начинаниями я делился с Ильёй. Однажды сказал ему, что хочу записать свой первый альбома как автор-исполнитель восточных песен.  Илья сразу же этот план одобрил и пожелал мне успеха в моём новом и необычном начинании.
 
ТИМУР, ИСПОЛНИТЕЛЬ ВОСТОЧНЫХ ПЕСЕН

  Шёл 1985 год. В советскх СМИ «властвовали» одни и те же композиторы, певцы и артисты, из которых почти всем была открыта дорога на радио, телевидение, фирмы грамзаписи и т.д. Но в то же время начали появляться первые домашние студии звукозаписи, и это стало возможным потому, что в СССР стали завозить и перепродавать появившуюся тогда на Западе новую аппаратуру – синтезаторы, министудии, автобарабаны и другие электроинструменты. То есть, если раньше такая аппаратура была доступна только на государственных студиях звукозаписи, то теперь всё это (правда, не в таком количестве и не того качества) стало появляться и у отдельных людей.
  У многих исполнителей и артистов впервые появилась возможность записать свою музыку, минуя худсоветы, и распространять свои записи, минуя государственные магазины и официальные фирмы грамзаписи. Так начали появляться на свет первые «неофициальные» альбомы. Это были группы «Машина времени», «Аттракцион», «Круг», «Аквариум», исполнители Игорь Тальков, Владимир Асмолов, Юрий Лоза, затем и группы «Ласковый май», «Мираж» и многие другие.
  Сразу же появились и распространители этих альбомов и кассет, у которых кроме своих каналов сбыта были также и свои киоски в людных местах. Среди них особенно рьяным в этом деле в столице был Валерий Ушаков, известный многим артистам и музыкантам. С его лёгкой руки и появился мой первый альбом под псевдонимом Борис Тимур. Я записал его на домашней студии Андрея Синяева, достаточно популярной в то время в Москве. Вы сразу же спросите – наверное, нам много платили за записи такого рода альбомов. Я отвечу, что если и платили, то чисто символически. Вся прибыль оседала у «распространителей» нашего творчества, зато популярность некоторых исполнителей резко возрастала. Ярким примером того стала группа «Ласковый май».
  Песни этой группы, большинство из которых написаны моим хорошим знакомым Сергеем Кузнецовым, преподавателем из детского дома города Оренбурга, звучали повсюду. Они были настолько популярны, что один раз переезжая на автобусе по Северному Казахстану (где на много километров вокруг была настоящая пустыня), остановившись на заправку посреди голой степи, мы услышали песню «Ласкового мая» из одинокого домика путевого смотрителя. Разве только что в космосе не звучали эти песни!
  Мои песни, конечно же, не были так популярны как песни «Ласкового мая». Но из того самого первого моего альбома две стали «народными». Их стали исполнять в ресторанах, на свадьбах. Впоследствии их записали несколько известных певцов. Это песни «Шеш-Беш» и «Джана» («С гор спустилась нежная прохлада»).
  Многие не раз интересовались у меня, почему я выбрал именно такой, необычный в то время, жанр восточной песни в стиле шансон и почему я взял такой псевдоним – Борис Тимур. Я отвечал, что родился и вырос на Кавказе, в Баку и с детства впитал в себя восточные мелодии и мотивы, а исполнять восточные песни под фамилией Вишнёвкин было бы не очень убедительно, поэтому я и выбрал себе псевдоним Тимур, по имени одного из древних правителей на Востоке. Так меня и объявляли многие ведущие концертов: покоритель Востока – Тимур! Не думаю, что на самом деле был достоин таких громких титулов, но я твёрдо знал, что занимаюсь своим любимым делом, за которое мне порой неплохо по тем временам платили. Но прежде, чем я стал самостоятельно исполнять свои песни на больших концертах, мне ещё пришлось поработать артистом Москонцерта.

МОСКОНЦЕРТ

  В конце 80-х годов в тогдашнем Советском Союзе началась перестройка. Процесс, как говорится, пошёл, и никто не мог его остановить. Наряду с переменами в разных областях общественной жизни многое стало меняться и в культурной среде. Вместе с появлением «самодеятельных альбомов» многих начинающих солистов и коллективов произошли изменения и в концертной жизни страны.
  До этого вся концертная деятельность каждого города и каждой республики шла через официальные государственные организации – местные филармонии, Росконцерт, Госконцерт, Москонцерт и разные другие «концерты». Там на учёте официально и состояло большинство артистов и коллективов. Я к этому времени уже успел уйти из ресторана и поступил работать в Москонцерт – музыкантом оркестра, где солистами были Ирина Мальгина и Эмин Бабаев, которые в своём репертуаре имели и мои песни. Главной причиной моего прихода сюда было то, что они зачастую выезжали за границу, – а это тогда было особой мечтой не только многих музыкантов, но и вообще каждого советского человека. Железный занавес ещё не был снят полностью, и все, кто побывал за границей, привозили оттуда массу всяких вещей, чтобы перепродать их и заработать на этом.
  Я также не избежал этой участи. С Ириной и Эмином мы побывали в Восточной Германии (ГДР), где выступали перед советскими военными. А в перерывах между концертами рьяно «закупали» в местных магазинах всё, что попадало под руку – обувь, галантерею, парфюм и т.д.. Результатом этих закупок были несколько увесистых чемоданов, которые я еле дотащил до своей квартиры по прибытии в Москву. На деньги, вырученные после продажи вещей, купленных в этой поездке, мы жили три-четыре месяца.
Основной работой в Москонцерте много зарабатывать не приходилось. Ставка у артистов оркестров была невысокой. Время от времени, когда нужны были деньги, чтобы купить всё необходимое для семьи, я занимался частным извозом на своей машине — это был мой второй заработок. Так за один-два вечера я зарабатывал необходимые для жизни деньги, а остальное время посвящал своему творчеству, которое вскоре пошло в новом для меня русле.
  Дело в том, что через некоторое время после начала работы с Эмином и Ириной я получил предложение от известного аккордеониста-виртуоза Юрия Дранги (также солиста Москонцерта) о создании с ним совместного инструментального дуэта. Так появились мои произведения для аккордеона, которые составили основу вышедшего вскоре музыкального видеофильма «Соло для аккордеона с компьютером». Чтобы этот ролик сняли и показали на Центральном телевидении, нам пришлось отдать круглую сумму определённым людям. Так, в общем-то, было принято в те времена, и мы не стали исключением.
Этот ролик несколько раз показали на Центральном телевидении. Но не это было главным в наших планах с Юрием Дрангой. Главное, чего мы хотели – это начать выступать самостоятельно в кооперативных концертах, чтоб зарабатывать больше денег. И об этом необычном новшестве в музыкальных кругах того времени пойдёт речь в следующей главе.


КООПЕРАТИВНЫЕ КОНЦЕРТЫ

  Несмотря на то, что мы с Юрием Дрангой сделали всё возможное, чтобы начать выступать совместно дуэтом, у меня всё-таки лучше пошло исполнение восточных песен под псевдонимом Тимур, и меня вскоре начали приглашать на гастроли организаторы многочисленных тогда кооперативных концертов.
Представьте себе, когда оголодавшего козла вдруг запустили в огород со свежей капустой, как он себя там повёл бы, по вашему мнению? Примерно так повело себя новое поколение свежеиспечённых администраторов, которые начали устраивать в Советском Союзе первые кооперативные концерты. Много чего «кооперативного» стало появляться в то время – кафе, магазины, спортивные залы, детские сады. Это участь не избежала и концертов. Чтоб не вдаваться особенно в детальные объяснения, что же означает термин «кооперативный», могу просто и коротко объяснить: кооперативный значит частный. То есть, в советское перестроечное время впервые после нэповских времён начал пояляться частный сектор, и для артистов и музыкантов того времени кооперативные концерты стали приносить совсем другие заработки, чем в прежние времена.
  Всё стало теперь зависеть не только от «раскрутки» того или иного артиста, но и от того, где будет проходить сам концерт. Ведь в Советском Союзе были такие глухие места, где некоторые артисты вовсе не бывали. И местные жители, чтоб побывать на таких вот концертах, не жалели любых денег на билеты. К примеру, если обычный билет в кино стоил от 30 до 80 копеек, то билеты на кооперативные фильмы (а такие тоже были) стоили уже как минимум 1-2 рубля.
  Многое в организации кооперативных концертов также зависело и от администраторов: как они договорятся на месте с хозяевами концертных площадок, как продумают маршрут, каких артистов соберут в команду, кому вовремя «дадут на лапу», чтобы именно им, а не другим, дали возможность организовать «праздники» музыки для народа. Первыми маршрутами наших «кооперативных» гастролей стали города азиатских республик: Актюбинск, Алма-Ата, Фрунзе, Джамбул, Чимкент, Уральск, Шевченко и т.д.
  Выступали мы в основном на стадионах, и каждый наш приезд был целым событием в спокойной жизни этих городов. Вдоль стадионов выстраивалось огромное количество лотков, где сразу же готовилось, жарилось и парилось громадное количество вкусной еды. Затем всё это поедалось, выпивалось многочисленной публикой, которая спешила на такие долгожданные и необычные концерты того времени. Основным составом этих концертов были известные по распространяемым кассетам группы: «Ласковый май», «Мираж», «Комбинация» и другие. Ну а чтобы «разбавить» концерт, разогреть публику к выходу знаменитостей, приглашали «средне-раскрученных» в то время артистов таких, например, как я.
Много интересных случаев происходило на этих концертах, в которых особенно усердствовали наши администраторы, а их было не меньше четырёх–пяти человек. Так, например, каждый раз к моему выходу они обязательно готовили или осла, или повозку, или ещё что-то, что подчёркивало бы восточный колорит моего выступления. Признаюсь, не всегда удобно было ехать на осле и в то же время петь. И меня (а вернее – ишака) часто сопровождал какой-нибудь мальчик, который показывал ослу правильную дорогу к сцене, а также помогал ему не останавливаться, когда это было не нужно.
  Однажды мы были на концертах в столице Киргизии городе Фрунзе, и с нами познакомились местные молодые ребята, владельцы кооперативного кафе. Они принесли к нам в гостиничный номер дыни, виноград, ну и, конечно же, много водки и коньяка. Вскоре в этот номер собрались почти все участники наших концертов, и началась «тусовка» – тосты, песни, шутки и т.д. Многие из присутствующих стали есть сочные и несравненные по вкусу местные дыни и запивать их коньяком. Только мы с моим другом Ильёй Словесником пили водку, так как я опасался, что смесь дыни и коньяка ни к чему хорошему не приведет (это я знал, ещё живя в Баку). Однако все остальные нашему примеру не последовали. Назавтра картина была следующая: троих из группы «Ласковый май» отвезли в госпиталь, некоторые просто не смогли выйти на выступления (они были будто «привязаны к «туалетам»). А трое ведущих нашего концерта выходили объявлять номера по очереди, так как надо было успевать между номерами вовремя побывать там, куда сам царь пешком ходил! Прошу прощения у читателя за нескромные примеры, но тогда это можно было назвать так: «И смех, и грех».
  Отношения между работодателями (администраторами) и артистами были не всегда гладкими. Ведь контракты порой делались просто устно, а бумаги, подписанные артистами, часто не имели никакой юридической силы. Поэтому некоторые концерты по разным причинам вдруг прерывались, мы сидели в номерах гостиниц, ожидая оплаты, а вместо этого нам вручали только деньги на билет до дома. Случалось даже угрожали в ответ на наши требования выплаты зарплаты и обещали выплатить деньги за выступления уже позже, задним числом.
  И вот один раз после такого вот неожиданного срыва я с грустью сидел в номере в казахском городе Актюбинске и жаловался своему приятелю, необычайно весёлому конферансье из города Кисловодска, Сергею Пилояну на то, что, мол, жаль, что наши гастроли прервутся. А мне так хотелось ещё выступить в Уральске и порыбачить там в свободное от концертов время на реке Урал. Для этого у меня с собой были и спиннинг, и нехитрые рыбацкие снасти. Сергей вошёл в моё положение и сказал: «Раз уж так получилось, то перед тем как лететь к себе в Москву, давай заедем ко мне в гости в Кисловодск, и я обещаю тебе, что ты будешь там ловить самую настоящую форель».
  Ну, какой же заядлый рыбак от такого вот откажется? И назавтра мы уже приземлились в Кисловодске. Приезжаем домой к Сергею, который был очень душевным и гостеприимным человеком, и я сразу же прошу его отвезти меня на место лова форели. Он просит меня не спешить и оставить пока удочки дома. «Мы сначала на разведку поедем», – сказал он мне. Садимся мы с ним в машину, приезжаем в центр Кисловодска, подходим к местной филармонии, а прямо за ней находится кафе «Форель». Заходим мы с ним в это кафе, и он заказывает две порции жареной форели. Я ему говорю: «Сергей, я же приехал сюда её ловить, а не кушать», а он мне в ответ: «Слушай, дорогой, зачем тебе мучиться, ловить? Сейчас вот принесут уже готовую, пожаренную, и мы с тобой хорошо посидим, выпьем, покушаем и т.д.»
Я всё-таки настоял на том, что хотел бы именно порыбачить, а не кушать уже пойманную кем-то рыбу. Тогда он вызывает директора этого кафе и спрашивает его, как позвонить управляющему форельным хозяйством Кисловодска, т.е. туда, откуда им поставляют свежую рыбу. А директор кафе и отвечает: «Недавно в этом хозяйстве двоих рыбаков поймали и дали каждому по пять лет. Зачем ты своего друга хочешь тоже вот так вот наказать?» Кончилось всё тем, что вместо рыбалки мы провели остаток дня в этом прекрасном кафе, поедая вкуснейшую форель и запивая её белым вином.
  Тогда я не знал, что с Сергеем Пилояном нас ещё раз сведёт судьба. Именно благодаря его инициативе гастроли моей группы «Шабэс» прошли на довольно популярных тогда в СССР курортах – в городах Кисловодск, Пятигорск, Ессентуки…
А тем временем восточная тема в моём творчестве сменилась на новую – я начал писать песни на еврейскую тему и вскоре организовал одну из первых в то время еврейскую эстрадную группу «Шабэс».







ГЛАВНАЯ ТЕМА

 Я по паспорту – еврей,
 А душой – бакинец.
 А всей Родины моей
 Взглядом не окинуть.

 В Томске в армии служил,
 В Питере учился,
 В Кисловодске водку пил,
 А в Москве женился.

 А родился я в Баку
 У самого моря.
 По-еврейски я – Барух,
 А по-русски – Боря
 (Из песни «Бенефис»)

В конце бурных 80-х годов я понял, что уже исчерпал себя как автор восточных песен.  И стал понимать, что есть что-то такое, что живёт во мне и просится наружу. Это была тема моего народа – еврейская тема. Сразу же скажу, что всю свою сознательную жизнь и в детстве, и в юности, и в школе, и в армии я всегда старался скрыть свою национальную принадлежность, боялся ходить в синагогу, говорить открыто, что я еврей и т.д. Думаю, что это делал не только я, но и многие мои сверстники. Быть евреем было не очень хорошо, так как национальная политика государства была антисемитской.
  Это проявлялось во многих областях и жизни, и культуры тогдашнего Советского Союза. Например, было время, когда ансамбли в московских ресторанах, исполнявшие еврейские мелодии, полностью увольняли за нарушение репертуарной политики. А в некоторых бывших советских республиках (например, на Украине) некоторых музыкантов даже открыто судили за исполнение еврейских песен и мелодий. Но вместе с тем всё-таки было несколько коллективов, работавших в то время в жанре еврейской музыки – это московский театр «Шалом» под управлением Александра Левенбука, московский камерный театр на Таганке под управлением Александра Певзнера, ансамбль «Тум-Балалайка» и ансамбль аккордеониста Яна Табачника из Украины. То есть все еврейские группы Советского Союза конца 80-х годов можно было легко пересчитать по пальцам, но, совершенно не осознавая этого, я и не подозревал, что скоро стану создателем ещё одной такой группы – группы «Шабэс», а случилось это так.
  В один прекрасный летний день, находясь на рыбалке в Подмосковье, среди зелёных лугов и белых берёз, наслаждаясь зеркальной гладью Осташковского водохранилища, я вдруг захотел написать песню о глазах, которые непрестанно смотрят на нас из глубины веков. Смотрят на то, что мы делаем, как мы живём. Смотрят из нашего детства, из мира, в котором когда-то жили наши Предки. И эти огромные красивые глаза, конечно, не могли быть никакими другими, кроме еврейских. Такими, как у моей жены или моих дочерей. Сразу же, как будто кто-то напел мне музыку, и появились слова:
 
Еврейские глаза, еврейские глаза
Они порой бездонные как море...

Всё остальное время до приезда с рыбалки домой эта музыка и эти слова преследовали меня неотступно. Вскоре я обратился к моему соавтору, известному поэту-песеннику Борису Шифрину с тем, чтобы он написал мне текст песни, основываясь на тех словах, которые мне «явились» свыше. Через несколько дней родилась песня «Еврейские глаза», которую можно считать одной из самых моих известных и популярных песен. Она и дала начало новому направлению в моём творчестве, а также возникновению группы «Шабэс».
  Вначале самой группы как таковой ещё не было, я просто к этому времени уже смонтировал свою небольшую домашнюю студию, и там вовсю кипела работа. Одна за другой появлялись песни. Вскоре я записал первый альбом песен на стихи Бориса Шифрина под названием «Шабэс», который стал очень быстро расходиться по рукам. Через некоторое время с группой музыкантов мы начали гастроли по Советскому Союзу, назвавшись многозначимым для каждого еврея словом – «Шабэс» (Шабэс, Шабат – в переводе означает святой для евреев день субботу).
  За короткое время существования группа «Шабэс» объездила больше пятнадцати городов, дала около ста концертов. Но мало кто знал тогда в Союзе подлинную информацию о нашей группе, так как в то время было всего несколько коллективов, работающих в аналогичном направлении. Многие думали, что мы из Израиля, из Одессы (ну, конечно же...) или даже из Алма-Аты. Меня во многих афишах часто объявляли как израильтянина, но, тем не менее, в конце каждого концерта всегда было одно и то же: зал аплодировал стоя в течении как минимум пятнадцати минут. На глазах у многих были слёзы – тогда я понимал, что всё то, что я создавал, было не напрасно и это было в то время очень нужно людям.
  Много лет спустя, живя в Нью-Йорке, побывав как шоумен в разных городах и на разных мероприятиях, концертах и торжествах, получая много писем и звонков от людей, я узнал, что с песнями группы «Шабэс» многие тогда уезжали в новые страны, эти песни помогали им выжить в трудных условиях. С этими песнями рождались их дети, и эти песни бывали с ними и в радостные, и в тягостные минуты жизни! Это меня всегда радовало и давало стимул к созданию новых песен.
А группа наша распалась в 1991 году, мы разъехались по разным странам и городам, с кем-то мы время от времени видимся, с кем-то нет, кто-то уже, к сожалению, ушёл навсегда. Но я очень верю, что каждый из нас помнит все наши концерты, наши поездки и выступления и самое волнующее из них было в моём родном городе Баку. Я до сих пор храню у себя дома на самом видном месте связку небольших пластмассовых ключей. Их мне подарили на том самом памятном концерте молодые парень с девушкой, которые весь концерт выходили на сцену и танцевали с нами. Они взяли у меня микрофон и сказали, что дарят мне ключи от своих сердец! Это ли не главная награда в моей жизни?
  Сейчас всё это кажется таким далёким: я смотрю на фотографии с концертов, и мысли уносятся в мир воспоминаний, и порою даже не верится, что всё это было когда-то наяву. Перед глазами встают далёкие картинки моей тогдашней жизни… Как же всё-таки необычны были некоторые из них!

ЗВЕЗДА

  Эту историю я даже хотел положить в основу сценария художественного фильма, но как-то руки не дошли этим заняться. В начале нашей деятельности я подумал, что надо бы иметь атрибуты нашего стиля на каждом концерте. И после некоторых раздумий мы с нашим администратором придумали сделать две вещи: огромную шестиконечную звезду, которая будет висеть на заднике во время концертов, а также две меноры, которые будут время от времени зажигаться по краям сцены. С менорами как-то быстро всё решилось, и через несколько дней мы их уже имели, заказав в одной из небольших мастерских по металлоремонту. А с шестиконечной звездой Давида пришлось повозиться – никто не смог взяться за это дело. Наконец, после многих переговоров наш администратор всё-таки сумел договориться, чтобы её изготовили на заказ в одной из мастерских при Олимпийском комплексе в Москве – здесь часто проходили большие концерты знаменитостей, поэтому местные мастера хорошо знали, как делать любые декорации.
  И вот мы едем забирать эту огромную (примерно три метра в диаметре) шестиконечную звезду. Выносили её втроём, так как она оказалась довольно громоздкой и тяжёлой. Дотащили её еле-еле до Олимпийского проспекта, поставили на землю. Пытаясь голосовать, поднимаем руки, чтобы нас кто-нибудь подвёз. Тогда в Москве таким образом можно было остановить и легковую машину, и грузовик, и даже автобус. Но видели бы Вы, с каким изумлением в глазах проезжали мимо нас абсолютно все машины!
  Я сразу подумал о сценарии фильма, где одна из сцен могла бы быть о том, как еврейская группа артистов едет на поезде, проходит через огромный вокзал, неся огромную звезду Давида, как изумлённо смотрят на неё окружающие и т.д. К сожалению, замыслу этого фильма так и не суждено было осуществиться, а у нас впереди было ещё много концертов, и на некоторых из них происходили весьма интересные случаи.

ОБЩЕСТВО «ПАРУС»
 
  Вскоре после начала существования группы «Шабэс» у нас появились спонсоры, которым я до сих пор безмерно благодарен за всё, что они сделали для нас, поддерживая и морально, и материально. Это была, впрочем, не какая нибудь еврейская организация, а просто недавно созданное в сибирском городе Омске кооперативно-акционерное общество «Парус» со штаб-квартирой в Москве. Эта компания занималась прокатом кооперативных фильмов, заодно «опекая» и раскручивая небольшую группу начинающих в то время исполнителей шансона, к которым относилась также и наша группа. Благодаря спонсорам у нас вскоре наметилось солидное турне по городам Сибири – Томск, Кемерово, Новокузнецк и Омск. Многие подумают: а откуда там столько евреев, чтобы приходить на наши концерты. Я замечу здесь, что на наши концерты приходили не только евреи, и принимали нас одинаково хорошо даже там, где евреев жило не так много. Одним из таких мест был славный город Омск.
И вот там, в родном городе наших спонсоров, у нас было три незабываемых концерта. Под занавес последнего из них я попросил нашу ведущую объявить о том, что мы благодарим организаторов концертов — акционерное общество «Парус». Но сразу попросил её не запутаться и не сказать вместо «Общество «Парус» — «Общество «Память». Многие знают, что в то время эта была самая известная в Советском Союзе антисемитская организация, начинавшая просто как литературно-историческая организация и превратившаяся затем в крупнейший очаг антисемитизма. И вот в конце концерта наша ведущая с гордостью выходит вперёд и объявляет, что группа «Шабэс» от всей души благодарит своих спонсоров – акционерное общество...  «Память»! Зал, только что гремящий аплодисментами, вдруг сразу затих, и образовалась пауза, после которой я, сразу же исправив это неприятное объявление, сказал, что это ошибка, и объявил наших настоящих спонсоров. Вот бы узнал об этом кто-нибудь из самого общества «Память»…

ДЕНЬ ТАНКИСТА

  Один из наших концертов проходил в Доме Культуры при санатории танкистов в прекрасном и зелёном курортном городе Ессентуки на Северном Кавказе. Приятный такой городок, весь утопает в зелени, в парках, запах цветов и хвои стоит повсюду, люди ходят пить воду из минеральных источников – в общем, полная идиллия. Как же не пойти на такое событие – приезд настоящей еврейской группы. На нашем концерте, как я помню, сидели даже на полу и на ступеньках лестницы в зале. В самом конце нашего выступления, пока наш ведущий (им был мой старый знакомый Сергей Пилоян) был на сцене, подходит ко мне администратор этого зала и говорит: «Боря, я совсем забыла, что сегодня День Танкиста, и было бы неплохо, если бы ты сам поздравил всех присутствующих здесь танкистов с праздником». Я, конечно, пообещал ей это сделать. Выхожу на сцену и перед последней песней объявляю, что наша группа «Шабэс» поздравляет всех присутствующих здесь советских танкистов с Днём Танкиста и желает им всего самого наилучшего. После этого начинается последняя песня нашего концерта, а ею была как всегда наша лихая песня «Встретимся в Израиле». Для того времени, когда «еврейская тема» стояла очень остро, такой музыкальный подарок все присутствующие там танкисты вспоминали, наверное, ещё очень и очень долго!

АФ ИДЫШ...

Кроме великого русского языка, на котором я говорю, пою и порой даже могу «остро» выразиться «парой ласковых», я в своё время легко говорил (и даже преподавал в музыкальной школе) на азербайджанском, хорошо понимал армянский язык, но, к сожалению, никогда не говорил на еврейском – ни на идыш, ни на иврите. Хотя в нашей семье дедушка и родители хорошо говорили на идыш, я не унаследовал от них владения этим уже вымирающим на сегодня языком, но у меня было большое желание некоторые свои песни группы Шабэс исполнять именно на еврейском. Так вскоре я познакомился с артистами Московского театра «Шалом» Иосифом Левковичем и Геннадием Абрамовым, которым взялся помочь записать музыку к их сольным выступлениям.
Иосиф Абрамович Левкович, потрясающий еврейский актёр и знаток идыш, взялся перевести для меня слова песни «Земля Обетованная». Для перевода слов нескольких других песен он посоветовал мне обратиться к известному советскому еврейскому поэту Хаиму Бейдеру, руководившему в то время газетой «Наша Родина», которая выходила на идыш.
И вот вскоре у меня появилось несколько текстов моих песен на идыш, чему я был очень рад. Не могу судить в полной мере, насколько сильны были эти тексты в плане своей выразительности, но, тем не менее, часто в своих концертах я исполнял некоторые песни и на русском, и на еврейском, что было мне очень приятно. Я думаю, если в то время были бы живы мои родители или бабушка с дедушкой, то им было бы по сердцу услышать такое вот исполнение «аф идыш» (на идыш).
Иосифу Абрамовичу Левковичу я очень благодарен не только за идею перевода моих песен, но также и за то многое и полезное, что я узнавал от него при каждой нашей встрече, на репетиции или записи. Мы часто встречались с ним и с другими артистами театра «Шалом» в его большой красивой квартире в центре Москвы, чтобы обсудить планы различных сольных выступлений. Эти встречи для меня были как бы соприкосновением с неувядающей еврейской культурой – ведь Иосиф Абрамович хорошо помнил и Соломона Михоэлса, и знаменитый еврейский театр ГОСЕТ, и других известных еврейских артистов и режиссёров.
Вскоре творческие узы связали меня ещё с одним из немногих тогда еврейских коллективов. Московский Камерный Музыкальный Театр на Таганке, которым тогда руководил Алик Певзнер, включил мои песни в один из своих спектаклей. В этом же театре я познакомился с будущим участником группы «Шабэс» – c нашим ярким «неистовым» еврейским танцором Семёном Шапиро. Кстати, самый первый концерт группы «Шабэс» прошёл именно в здании этого театра на Таганской площади. Очень хорошо помню этот концерт. Я волновался не потому, что выходил на сцену (ведь я и раньше выступал на больших площадках), просто это было первое выступление с «песнями моей души», и я совсем ещё не знал, как они будут приняты публикой. Потом было ещё много концертов и гастролей группы «Шабэс». И кроме того первого памятного концерта одним из, может быть, самых ярких событий для нашей группы стала «Еврейская дискотека» в городе Москве – это достаточно необычное для тех далёких времён мероприятие, о котором я расскажу в отдельной главе.

ЕВРЕЙСКАЯ ДИСКОТЕКА

Московским Домом Кино на Красной Пресне руководила тогда очень яркая личность – человек по имени Давид, фамилии которого я, к сожалению, уже и не вспомню. Как мы с ним тогда пересеклись, не помню тоже… Но у меня и у него одновременно появилась идея, сделать для тогдашней еврейской молодёжи вечер встречи, который мог бы называться так: «Еврейская дискотека». Давида настолько заинтересовала мысль провести это необычное в то время мероприятие, что он выделил для этого всё огромное здание Московского Киноцентра. Постепенно эта затея обрастала всё новыми задумками и, в конце концов, этот вечер стал не только выступлением нашей группы «Шабэс», но и настоящим праздником еврейской культуры в Москве.
Народу собралось в тот вечер не так уж много – примерно две-три сотни зрителей, но это были, на мой взгляд, настоящие ценители еврейской музыки и культуры. Посудите сами: на втором этаже в кинозале шли фильмы «Попугай, говорящий на идыш» и «Скрипач на крыше», в вестибюле в помещении буфета стояли телевизоры, по которым транслировались отрывки выступлений Офры Хазы и других израильских артистов, а в вестибюле первого этажа вовсю развлекала публику наша группа «Шабэс». Мы исполняли не только свои песни, но и любимые многими мелодии в стиле «Хава Нагила» или «Семь Сорок». В каждом зале при этом стояли крепкие ребята из охранного агентства, которых устроители праздника наняли, чтобы не было случайных инцидентов с «непрошенными гостями» из уже упомянутого общества «Память»...
За это выступление мы получили не очень большие гонорары. Но оно запомнилось мне тем, что у нас была возможность – просто попеть, поиграть, поимпровизировать прямо на публике, без всякой помпезности, с которой проходят иные концерты. Вся публика тоже получала при этом удовольствие, плясала и пела вместе с нами. В общем, вечер удался на славу!

ВСЕГО ТРИ ПРОЦЕНТА

Ещё одним знаменательным для нашей группы событием стало моё знакомство с режиссёром-документалистом Григорием Черновым, который основал «Киностудию Независимых» и был одним из немногих советских кинодеятелей, кто снял в то время фильм об Израиле. Этот часовой документальный фильм назывался «Рай и три процента» и был посвящён израильским кибуцам – именно в таких сельскохозяйственных израильских коммунах, по мнению авторов фильма, живёт и трудится три процента населения Израиля. Посмотрев этот фильм, я подумал, что наша шоу-группа могла бы составить интересный творческий тандем с авторами фильма. После чего формат наших концертов немного изменился. Ребята-документалисты сделали для нас несколько кинозаставок с видами Израиля, я написал специальное попурри на темы израильских песен. Теперь все наши концерты начинались на фоне киноэкрана. Сначала попурри из израильских песен исполнялось на фоне видов Иерусалима, Тель-Авива и израильских кибуцев. Потом шёл сам фильм, а по его окончании мы выходили на сцену со своей программой, и первой неизменно звучала моя песня на стихи Бориса Шифрина – «Земля Обетованная».
Не знаю, как бы сейчас это всё выглядело, когда каждый крупный концерт имеет своё видеосопровождение. Сочетание музыки и видео уже перестало быть чем-то особенным для сегодняшнего зрителя. Но тогда, в начале 90-х, когда ещё и плазменных экранов не было, такое сочетание впечатляло нашу публику. Тем более что многие в то время понятия не имели о том, как выглядит Израиль, ведь эта тема тогда была еще в какой-то мере под запретом.
Теперь каждый российский гражданин может свободно поехать и посмотреть Землю Обетованную, уже давно нет громадных очередей в Израильское консульство в Москве. А в Израиле ежегодно устраиваются большие концерты российских звезд эстрады. Но нетрудно догадаться, что наши тогдашние концерты в сопровождении фильма «о трёх процентах» были событием неординарным, в какой-то мере смелым и достаточно неадекватным для того времени. И я, конечно, в какой-то мере горжусь тем, что был одним из первых и немногих первооткрывателей «еврейской темы» в российском шоу-бизнесе и открыл «дорогу» в Иерусалим для всех тех, кто впоследствии стал писать или петь об Израиле на русском языке. А это такие известные артисты, как А. Розенбаум, И. Кобзон, А. Пугачёва, Ф. Киркоров, О. Газманов, Т. Гвердцители, Е. Валевич и многие другие.
 
ЕХАТЬ

Моя работа с группой «Шабэс» была, наверное, одним из самых счастливых моментов моей творческой жизни. Такой душевный подъём и вдохновение я редко когда еще испытывал. Было много разных интересных планов и проектов концертных программ… Но в какой-то момент с ними пришлось расстаться, так как остро встал насущный вопрос: «Ехать или не ехать?» Вопрос этот вскоре решился, наша семья уехала в Америку, а группа наша распалась, просуществовав всего два года.
Не знаю, по какой причине уезжали тогда многие другие, но могу сказать о себе и своей семье: три события послужили тому причиной. Первое – это ужасное экономическое положение в Советском Союзе того времени, когда приходилось по три часа стоять за хлебом и менять бутылки с полученным по талонам вином на картошку и яблоки на базаре.
Второе – страшные слухи о еврейских погромах, расходившиеся по Москве в феврале 1991 года. Ясное дело: раз нечего есть и пить, раз люди, почти потерявшие терпение, негодуют на существующую власть, то рано или поздно найдутся «крайние», на которых будет сорвана вся злость народа, и этими крайними, как мы опасались, станут еврейские семьи. Хорошо помню, что в багажнике машины я всегда возил две полные канистры с бензином, чтобы в случае чего – доехать с семьёй до границы. Дома у меня на обувной полке около входной двери всегда лежал небольшой топорик для самообороны, а по вечерам нам часто звонили родственники и знакомые и предлагали забрать к себе детей, если вдруг это «что-то» начнётся.
  Третьей причиной было то, что я не видел никакого будущего для себя, как для музыканта и артиста в то время в Советском Союзе. Моя публика активно разъезжалась в разных направлениях, мои песни на радио и телевидении боялись брать по причине не той тематики. Мне казалось, что в другой стране я смогу раскрутиться со своим репертуаром. Как это получится, я, конечно, не знал, но очень верил в это.
  Вскоре и мы, и родители моей жены стали обладателями израильских виз и загранпаспортов и начали готовиться к поездке. У меня вместе с одним из моих друзей, барабанщиком из группы «Шабэс», который тоже собирался выехать в Израиль, появилась тогда интересная идея – купить небольшой грузовичок, погрузить туда все наши вещи, включая моё пианино и его барабаны. Дальше мы своим ходом едем в Израиль, останавливаясь по пути в европейских городах, даём небольшие концерты. А потом, приехав в Израиль, открываем свою небольшую фирму по грузоперевозкам. Идея эта так и не осуществилась, потому что в одном из московских центров подготовки Алии (центр эмиграции в Израиль) я узнал, что советские грузовые машины запрещены для эксплуатации в Израиле.
  Кстати, очень интересным и необычным для того времени были эти центры подготовки Алии в Москве. Они находились в разных концах города, в простых частных квартирах, порою в очень небольших. Но народа там собиралось не так уж мало: мы смотрели фильмы, чаёвничали, беседовали, узнавали много полезного о предстоящей эмиграции друг от друга. Там, например, я впервые услышал и взял переписать кассеты, которые храню до сих пор – это были записи моей любимой певицы из Израиля – Офры Хазы, которые я слушаю везде, где только могу, где б я ни был и как бы себя не чувствовал. Её волшебный голос для меня – главное лекарство от всех недугов. 

ПЕРЕЕЗД

  Подготовка наша к выезду в Израиль уже шла полным ходом, когда вдруг неожиданно позвонил мой друг Илья Словесник, который в то время уже жил в Америке и работал в одном из самых известных русских ресторанов на Брайтон-Бич. Он сказал мне тогда: «Зачем тебе ехать в Израиль, несмотря на то, что это – «Земля Обетованная», там всё время очень неспокойно и там очень трудно найти себе работу. Я тебе вышлю приглашение, и попробуйте всё-таки приехать сюда по гостевой визе. А если получится приехать, то уже останетесь навсегда».
  Всё так вскоре и случилось – он прислал нам два приглашения, и мы, разделившись с семьёй «пополам» (по ребёнку на каждого супруга), получили гостевые визы в США и перед нами встал вопрос выезда. Это был не простой вопрос. Билетов в Нью-Йорк в конце 1991 года ни за какие деньги вообще в продаже не было. Мы пытались использовать все возможные и невозможные связи, какие только тогда имелись, но всё было безнадёжно.
И вот после нового 1992 года вдруг появилась новость: билеты в США можно купить свободно, без очереди, в любой кассе Аэрофлота, только стоить они будут во много раз дороже. Узнав об этом, я стал распродавать всё, что у меня было из аппаратуры, родные и близкие помогли нам, кто чем мог, и вскоре мы стали обладателями четырёх счастливых билетов – авиабилетов в Нью-Йорк. Только недавно, разбирая свои документы, я увидел, что до сих пор храню эти билеты. Наверное, потому, что мало кто знает, с каким трудом они нам тогда достались.
Сейчас, когда каждый может легко в любое время заказать билеты в Интернете в любое место, мало кто может понять, какого невероятного труда стоило достать билеты для выезда из Советского Союза – будь то билеты в Америку или в те города, через которые люди уезжали в Израиль. Ведь недаром в одной из моих песен есть такие слова:

В самолёте Москва-Будапешт
Даже за год свободных нет мест
И поэтому только лишь месяц спустя
Наступает моя алия.
 (из песни «Встретимся в Израиле»)

  Ну а наша семья, став наконец-то обладателем четырёх «счастливых» билетов и оставшись практически без денег, решилась на самый смелый поступок – несмотря ни на что начать новую жизнь в чужой для нас стране с чистого листа, без знания языка и без американского образования.
И вот наступил день нашего отъезда, который дополнительно убедил нас в том, что мы всё сделали правильно.
  У нас было с собой много вещей, а у меня ещё было и две скрипки, и целый портфель электронной аппаратуры – студийный микрофон, ревербератор, секвенцер и другие необходимые вещи, принадлежности для моей музыкальной студии. Я, конечно же, предусмотрел, что могут быть проблемы с вывозом этого хозяйства. И, предварительно заручившись необходимыми письмами от спонсоров группы «Шабэс» и «Киностудии Независимых», приехал за неделю до отъезда в аэропорт «Шереметьево-2» и взял подписанное зам. начальником таможни письмо о том, что, мол, я еду в гости в творческую командировку и при мне будет электронная музыкальная аппаратура. Там же был перечислен список аппаратуры, и была подпись этого большого человека, заверенная печатью.
  Каково же было моё удивление, когда таможенник, просматривающий наш багаж в день отъезда, не разрешил нам взять с собой ровно половину вещей. На письмо, которое я ему сразу же показал, он мне сказал: «Кто тебе это письмо давал, к тому и иди – пусть он тебя и пропускает, а я не пропущу». Лицо этого таможенника я запомнил на всю жизнь, я его без труда узнал бы и сейчас...
Но как часто бывало в моей жизни, мне и в этот раз помог случай. В числе провожавших нас был мой троюродный брат, и в одной из сотрудниц таможни он вдруг случайно узнал свою знакомую. Она какими-то правдами и неправдами помогла провезти с собой две мои скрипки и секвенцер – специальный музыкальный компьютер, который помог мне первое время зарабатывать на хлеб, делая оркестровки и фонограммы для известного Нью-Йоркского оркестра Сэма Майклсона.
А пока что наша семья, взволнованная до предела, уже сидит в самолёте, и он поднимается над Москвой, в которую мы попадём потом только через тринадцать лет. Знал ли я, когда два года назад писал свою песню «Эмигранты», что сам окажусь в этом «…самолёте, под крылом которого убегает Россия»?
  Хорошо помню, как наш самолёт сделал посадку в Северной Ирландии, и мы вышли пройтись по аэропорту. Всё, впервые увиденное там, нас страшно поразило – и киоски Duty Free, и сверкающие чистотой залы, и даже… туалетные комнаты. Мы часто вспоминаем всей семьёй, как дети тогда захотели чего-то вкусненького, и мы купили им по стакану соды (это было что-то вроде фанты) и пачку «иностранных», диковинных для них в то время леденцов, как они подолгу разглядывали каждый из них и только потом клали их в рот. Это были первые «ощущения» новой жизни, а в полном размере мы ощутили ее через несколько часов уже в самой Америке.




















ЧАСТЬ 3
За океаном

«Раскидала нас жизнь по Земле, раскидала.
 Никогда нам к родным берегам не вернуться опять.
 То, что нажито было годами, мы наспех бросали,
 Чтобы снова с нуля всё начать, всё сначала начать».
  (из песни «Много ли надо»)

АМЕРИКА

  И вот, наконец, мы в Америке, ещё не до конца понимая, что платить за всё надо не рублями, а долларами, что говорить нужно не на русском, а на английском, и что благодаря доблестной Советской таможне мы попали сюда почти раздетыми! Самые первые мои сильные впечатления от Америки – это красивые машины, белки и попугаи на деревьях в январе месяце, а также огромный ассортимент музыкальных инструментов в соответствующих магазинах.
  Прошли первые несколько дней, в течение которых мы покупали необходимые для жизни вещи взамен оставшихся на границе, ну и, конечно же, начали думать всерьез (как в романе Чернышевского) что делать? Надо было как-то начать работать. И вот уже через несколько дней я сижу на репетиции оркестра при ресторане «Джон Эллис», куда я попал благодаря связям в музыкальных кругах моего друга Ильи Словесника. Дело в том, что пианист при оркестре этого ресторана по имени Гарик (прекрасный музыкант) должен был уйти в другое место, и ему требовалась замена. У него был отменный слух, прекрасная техника и тонкое чувство ритма. Поэтому каждый перерыв он проводил в баре, вливая в себя изрядное количество коньяка, по той простой причине, что ему совсем не нравилось, как звучит их оркестр. Порою, он и меня щедро угощал дорогим тогда для меня коньяком и рассказывал мне интересные вещи об Америке, Нью-Йорке и особенностях работы в русских и американских ресторанах.
  Я познакомился с ними, когда наступил день прослушивания, после чего хозяева ресторана должны были решить, брать ли меня на работу. Это была супружеская пара, выходцы из Грузии. В то время на месте был только хозяин, который и проводил прослушивание. После того как я сыграл и спел несколько песен, включая и грузинские народные, хозяин спросил меня: «Борис, а ламбаду можешь?» Ну что ж, ламбаду так ламбаду, я успешно играю ему ламбаду. Он говорит, что ему вроде всё понравилось, но его жена скоро приедет и тоже меня обязательно послушает.
  На следующем прослушивании такая же картина. Приезжает его супруга, я исполняю почти всё то же самое и для неё, и теперь уже она спрашивает меня: «Борис, а ламбаду можешь?» Вероятно, для хозяев ресторанов тех пор главным было, может ли музыкант сыграть ламбаду. Но, тем не менее, по разным причинам я в этот оркестр не попал. Хотя хозяева того ресторана  часто приглашали меня в дальнейшем поиграть у них на разных вечерах (наверное, за моё умение играть ламбаду!)
 
НА БРАЙТОН-БИЧ ХОРОШАЯ ПОГОДА

  Первым местом моей работы в Америке стал ресторан «Голубая лагуна» на Брайтоне, где я начал зарабатывать свой первый насущный музыкантский «хлеб». С этим местом у меня связано несколько интересных воспоминаний. Но о них чуть позже, а пока я расскажу о своих двух последних альбомах, выпущенных перед переездом в Америку.
  Оба альбома были написаны под впечатлением двух событий – моя грядущая эмиграция и моё посещение города Одессы в 1985 году. В Одессе я был всего один раз, но за то короткое время, которое я там был, она произвела на меня неизгладимое впечатление, и я стал страстным поклонником Одессы на всю жизнь. Этот город, который многие описывали и в книгах, и в фильмах, известен на весь мир своим синим морем, тёплым солнцем, красивыми и гордыми девушками, ну и, конечно же, своими жителями-одесситами и их неповторимым юмором. Только в Одессе я понял, что всё услышанное вокруг – это не просто анекдоты, а совершенно житейские факты и фразы. Вот, например, некоторые сценки, которые случились прямо на моих глазах.
Полный трамвай, идущий с пляжа, стоит на остановке с открытыми дверями. Пожилая женщина собирается туда войти, а маленький мальчик лет десяти говорит ей: «Женщина, водитель трамвая сказал, чтобы больше сюда никто не входил, а то двери не закроются». Трамвай отправляется, женщина так и остаётся на остановке. Но… водитель трамвая, конечно же, ничего такого не говорил.
Киоск на улице, где продаётся разная снедь, напитки и т.д. Подходит мальчик лет двенадцати и спрашивает: «Женщина, и почём же эти пирожки с мясом?» Ему отвечают: «Пятнадцать копеек, мальчик», а он в ответ: «Да ведь они тухлые». А ему в ответ: «Мальчик, сам ты тухлый, и вообще иди отсюда, пока я на тебя ещё не обиделась».
  В сквере на Дерибасовской, где я любил сидеть вечерами, часто собиралась солидная пожилая публика, кто-то играл на гитаре, на скрипке, и некоторые пары иногда даже выходили танцевать. И вот к одной женщине подходит слегка подвыпивший мужчина и просит её мужа, сидевшего рядом, разрешения пригласить на танец его жену: «Мужчина, я имею честь пригласить Вашу жену на танец». В ответ на это сама женщина, которую он приглашает, говорит ему следующее: «Мужчина, имейте себе инфаркт, только отстаньте от нас в покое, и вообще сделайте уже так, чтоб Вас все искали».
  А знаменитый одесский рынок – Привоз, где буквально каждая услышанная фраза была просто незабываемой. Ну, например, мужчину, торгующего мелкой рыбой, спрашивают: «Как называется эта рыбка?» Тот презрительно смотрит и, ухмыльнувшись, отвечает: «За ваши деньги этого можно было и не спрашивать». Или вот женщина, идущая с тяжёлыми сумками, устала и положила свои сумки на чей-то прилавок, оттуда сразу доносится: «Женщина, ну к чему мне здесь ваши базары, у меня своих – полная куча».
  Ах, эта незабвенная, солнечная и весёлая Одесса, она мне на всю жизнь дала огромный заряд юмора и оптимизма, и я, по натуре своей человек не лишенный этих качеств, не мог не посвятить этому городу страницу своего творчества. Так появились на свет мои «одесские» альбомы «Наедине с Одессой» и «Здравствуй, Брайтон». Многие спросят, а причём тут Брайтон, а я им тут же и отвечу: «Ну, кто-таки не знает, что Брайтон – это маленькая Одесса?!» А если кто не верит, пусть приедет и убедится. В каждом моём последующем альбоме была хотя бы одна песня, посвящённая Одессе. Слова для них я уже писал сам, а вот слова для моих «одесских» альбомов написал известный московский поэт-песенник Юрий Гуреев (Гуревич). Спасибо ему огромное за его прекрасные и остроумные стихи не только от меня, но и от огромного количества слушателей этих песен!

МЕЧТЫ О СЦЕНЕ

  Приехав в Америку, я был окрылён мечтами о сцене, так как надеялся встретить здесь своего слушателя, на которого были рассчитаны мои последние альбомы (особенно «одесские»). Я думал, что почти с первых дней меня станут приглашать если не в большие концертные залы, то уж в маленькие залы клубного типа наверняка. Каким же я был наивным! Примерно через два-три месяца я понял, что это никому здесь не нужно. Главным в жизни люди считают заработать себе на жизнь, а не ходить на концерты. А если уж ходить, то на больших мастеров эстрады, «классиков», бродвейские шоу и т.д.
  Я пытался организовать свои гастроли в Чикаго и Детройте с одним из администраторов. Уже начал готовить программу, нашёл музыкантов для участия в концертах. Но они, к сожалению, не состоялись. Билеты не пошли. И это было понятно! Ведь чтобы люди пришли на концерты, надо было потратить кучу денег на рекламу. А у меня не было ни денег, ни спонсоров, которые бы мне их дали.
  Но я не отчаялся, а попытался что-то сделать, так сказать, «малыми силами». В марте я организовал в ресторане «Голубая лагуна» свой небольшой концерт в честь праздника Пурим, на который пришло небольшое количество народа, но все они были уже знакомы с моим творчеством. Концерт прошёл в прекрасной тёплой и дружеской обстановке. В дальнейшем в этот ресторан понемногу стали приходить люди, которые знали обо мне. И в ближайшие несколько месяцев я всегда имел при себе свои кассеты, которые старался продать гостям ресторана. И, хотя брал за них не так много денег, но это было важной частью моего дохода.
  Вот представьте себе такую картину: субботний день, Брайтон-Бич кипит как улей, народ вышел пройтись по магазинам, а некоторые заходят пообедать в рестораны. В одном из таких небольших ресторанов даже днём играла музыка. Это играл я, и играл совершенно бесплатно, по своей инициативе и с разрешения хозяев ресторана. А всё, что я должен был здесь заработать – так это те чаевые (типы), которые мне дадут гости. В тот момент, когда я играл и пел, по залу ходила одна из моих дочерей и предлагала посетителям мои же кассеты. В общем, настоящий бизнес на семейной основе! Знал бы я, что так будет, когда строил свои планы о приезде в Америку…

ВСТРЕЧИ

В один из вечеров в ресторан, где я работал, зашёл известный певец Вадим Муллерман, который хорошо знал хозяев. Они познакомили его со мной, и я узнал, что Вадим исполняет несколько моих песен, и вскоре у него в Нью-Йорке состоится сольный концерт. Он пригласил меня участвовать в этом концерте и сказал, что включит меня и в объявления, и в саму программу. Я, конечно, поблагодарил его и с радостью согласился.
  Однако чем ближе был концерт, тем меньше мне хотелось в нём участвовать. Ведь чтоб попасть в самый известный тогда среди русскоязычной публики «концертный зал» Lincoln High School, мне надо было потратить несколько долларов на автобус. А если бы я решил ехать со своим музыкальным инструментом, чтобы аккомпанировать себе, то это стоило бы ещё в два раза дороже. Поэтому в конце концов вместо того чтобы поехать и выступить на концерте Муллермана, я просто решил поехать днём в ресторан и там поработать. Ведь на концерте мне не светило никакого заработка. Это был, наверное, один из немногих случаев в моей жизни, когда мне пришлось променять аплодисменты публики на несколько заработанных долларов.
  После этого хозяйке ресторана позвонил возмущённый Муллерман и сказал, что я поступил некрасиво, отказавшись приехать на его концерт. На что, как я знаю, хозяйка ресторана ответила, что концерты концертами, а заработать на хлеб насущный я могу только у неё в ресторане.
  Но нет худа без добра: какую-то положительную роль концерт Муллермана в моей жизни всё-таки сыграл. Мою фамилию в объявлении случайно прочитал один из моих старых бакинских друзей Слава Манахимов, живший в это время в Америке. Он позвонил Муллерману и тот ему сообщил, где меня можно найти. И вот представьте себе картину: я играю в ресторане, (народа в зале не очень много) и вдруг вижу в дверях темноволосого человека с пронзительно-чёрными глазами, который стоит и пристально, не отрывая взгляда, смотрит на меня. И продолжается это довольно-таки долго. Мне в голову уже начали лезть самые дурные мысли о том, что, наверное, это пришёл какой-нибудь мафиози и хочет, чтобы я каждый вечер ему «отстёгивал» и т.д. Наконец этот человек начал ко мне приближаться, всё так же, не отводя глаз. Но чем ближе он ко мне подходил, тем больше казалось мне знакомым его смуглое лицо с горящими «кавказскими» глазами. Он подошёл ко мне, улыбнулся и назвал меня по имени. И мне ничего не оставалось, как сразу же узнать его по голосу, и мы стали прямо на сцене обниматься, не веря, что вот так неожиданно судьба свела нас много лет спустя в другой стране.
  В то трудное время каждая новая встреча не была лишней, и вот уже мой заново найденный друг помог устроиться моей жене на работу, а также выручал меня несколько раз, подвозя на разные выступления и концерты. Мы с ним потом часто вспоминали тот момент, когда он зашёл к нам в ресторан. Ведь я много слышал об итальянской мафии в Америке, а Слава и сейчас внешне выглядит как настоящий южанин, кто же знал тогда, что он из Баку, а не из Сицилии!
  Встречи... встречи... О, как много их здесь было, порою самых неожиданных, а порою самых долгожданных. И одна из встреч сыграла в моей «музыкальной» жизни не самую последнюю роль.

ЛЕВ ЕЛИСАВЕТСКИЙ

  Когда я был ещё юношей и только начинал заниматься эстрадной музыкой, у нас дома в Баку случайно оказался известный музыкант и певец, один из участников популярной и любимой в то время бакинской группы «Гая» Лев Елисаветский. Моя мама попросила меня тогда что-то сыграть и после того как я «наимпровизировал», Лев сказал моей маме, что видит во мне задатки талантливого музыканта. Если б он знал тогда, что судьба сведёт нас с ним вплотную уже здесь, в далёкой Америке.
  Побывав на моём первом самостоятельном выступлении в ресторане «Голубая лагуна» и прослушав меня уже как зрелого артиста и музыканта, Лев решил помочь мне и впоследствии открыл путь совершенно в новом для меня направлении. Я понял, что оказывается можно работать не только в «русских» ресторанах, но и во многих других местах «музыкального рынка» Америки.
Лев любезно предоставил мне возможность изучить мелодии, танцы и песни, называемые здесь «американскими стандартами». Это популярная в США музыка и песни на английском, испанском, итальянском языках, которые очень востребованы на многих «party» (вечеринках), проходящих не только в разных учреждениях, синагогах, домах для пожилых людей, но также и просто в частных домах. В ближайшие три-четыре месяца всё свободное время я потратил на то, чтобы выучить эти «американские стандарты».
  Сам Лев выступал и выступает до сих пор во многих самых разнообразных местах и делает это виртуозно, непринуждённо и артистично. Первое время, когда я только начал пробовать этот новый для меня вид деятельности, он брал меня с собой поработать вместе. А позже просто давал мне возможность поработать самостоятельно, посылая меня в те места, куда он не успевал поехать сам, так как был всегда довольно востребованным в этом жанре артистом.
  Я вспоминаю одно из самых первых своих выступлений, где надо было делать объявления  и общаться только по-английски. Этот был уютный небольшой зал с видом на океанский залив в одном из красивейших мест Нью-Йорка, Ривердэйле. Как только я объявил, что недавно приехал в Америку, и это одно из самых первых моих выступлений такого рода, то все встали с мест и дружно зааплодировали. Я так и не понял до конца, почему они это сделали, то ли просто, чтобы поддержать меня, то ли потому что им нравилось моё исполнение популярных песен и мелодий, но я старался всё оставшееся время полностью выложиться. Как я понял потом, моё старание не ускользнуло от внимания благодарных слушателей – в дальнейшем мне стали звонить и приглашать работать в разные места в дневное время и по воскресным дням, ну а по вечерам я продолжал работать в ресторане.
  Помню, что в какой-то момент, почувствовав себя уже несколько более опытным в новом для меня деле, я наскоро напечатал на компьютере свои программки и разослал примерно 700-800 конвертов в разные адреса – в религиозные центры, дома для пожилых, клубы для эмигрантов и синагоги. Уже через три дня мой «now-how» заработал – меня пригласили поиграть в Квинсе для пожилой солидной публики в один из центров для престарелых, которых в Америке очень много. Я с радостью принял приглашение, приехал туда, занёс в зал инструменты, начал играть. Открывается дверь, заходит публика, и я с ужасом понимаю, что все они... китайцы. Как я понял уже через несколько минут, мои опасения были напрасны. Они мило и непосредственно танцевали под популярные мелодии, а когда я заиграл «Подмосковные вечера», то даже подпевали мне, но только… на китайском.
  Заканчивал свои выступления я неизменно одной и той же песней – «God Bless America» – при этом весь без исключения зал вставал и пел эту песню вместе со мной. А у меня, когда я исполнял эту песню, что-то першило в горле – ведь, несмотря на то, что эта страна стала нашим пристанищем, нашей новой Родиной, получить официальное разрешение и жить в ней легально было очень трудно, и об этом, наверное, нужно рассказать в отдельной главе.

ВСТАТЬ! СУД ИДЁТ!

  Не знаю, о чём думали те, кто писал законы для этой прекрасной и желанной для многих страны, но где-то, наверное, произошёл «сбой в программе», как часто говорят программисты. Все без исключения люди, услышав нашу историю легализации в Америке, просто не верят и утверждают, что такого просто не может быть. Но оно, к сожалению, всё было и было действительно так...
  Приехав сюда и не имея достаточной суммы, чтобы взять хорошего иммиграционного адвоката, мы по совету добрых людей обратились с просьбой составить для нас эмиграционные документы к одной женщине, которая никакого отношения к этому вообще не имела. Просто она знала основные законы и положения, хорошо владела английским, могла заполнять все официальные бумаги и знала, куда и кому всё это отправить. На первом этапе всё шло прекрасно – нам прислали социальные номера, право на работу, и мы стали ожидать вызова на интервью. Нам казалось, что раз мы по национальности евреи, то Америка должна нам дать политическое убежище без проблем. Так считали в то время не только мы, но и многие другие, кто приезжал тогда в США. И так как поток эмигрантов возрастал с огромной силой, то, придя спустя пять лет на интервью без сильного адвоката и без убедительного кейса, мы не прошли интервью, и наше дело передали в иммиграционный суд США.
  Так что мы, убегая от всех невзгод начала 1991 года, после всех страхов перед погромами, теперь вдруг попали в статус участников депортационного процесса. Вот такие вот гримасы судьбы! Невольно вспоминаются слова из моей песни «Эмигранты»:
 
И ностальгия заноет в груди,
и стянет рукою бесстрастной:
Ну, где же найти тебя, где же найти –
Наше еврейское счастье?

  Мы, конечно же, сразу взяли хорошего адвоката, который начал защищать нас в суде, и с этого дня половина всех наших доходов стала уходить на его содержание, а также и на все сопутствующие расходы. Он составил большой кейс, собрал много документов, чтобы на слушании доказать, что нас действительно преследовали в СССР. Мы пробовали отодвигать наше слушание под разными предлогами, но, тем не менее, время от времени всей семьёй приезжали в суд, где каждый раз проводили почти целый день, и вновь уезжали, совсем не зная, что будет дальше.
  И опять, как всегда, мне помог в жизни счастливый случай, и опять не без помощи музыки. В то время один из моих приятелей, который был прекрасным певцом и пел в своё время даже со знаменитым оркестром Константина Орбеляна, попросил меня сделать несколько фонограмм. Я, конечно, не чурался никакого заработка, но знакомый мой был очень придирчив к каждой ноте моих оркестровок, и я довольно-таки холодно отнёсся к его просьбе – постоянно кормил его «завтраками», говорил, что занят и т.д. Только потом я понял, что тем самым отталкивал всё дальше от себя мой «счастливый шанс».
  Когда, в конце концов, я всё-таки сделал для него фонограммы, мы вдруг разговорились, и он мне рассказал, что сын его близкого друга профессионально занимается подготовкой иммиграционных кейсов на гринкарту для особо одарённых людей. Он, якобы, проработал много лет в одной из престижных адвокатских контор в Вашингтоне и так наловчился в этом, что теперь всё делает сам, и вроде бы это у него успешно получается. Я, конечно, взял у него телефон, поговорил с этим человеком, отдал ему все свои документы и стал ждать…
  Никогда не забыть, какова была наша общая радость, когда через несколько месяцев нам пришло официальное письмо о том, что мы одобрены к получению американской гринкарты и сможем в такой-то день приехать и получить её. Мы ждали этот день с огромным нетерпением, и вот уже в наших паспортах гордо красуется настоящая печать, свидетельствующая о том, что мы – постоянные жители США! Радости нашей не было границ! Но вся она вскоре быстро испарилась, так как на очередном слушании нашего депортационного суда нам объявили, что все наши печати являются недействительными (хотя их поставили в этом же здании). Проблема была в том, что пока наше дело слушается в суде, только суд может разрешить заполнять какие-либо документы или получать какой-либо статус. Мы опять были в тупике: уже десять лет эта великая страна, родина эмиграции, не может признать нас за «своих» – мы были невыездными в СССР, а теперь на много лет стали невыездными здесь. Моя жена не смогла даже поехать на похороны своей мамы в Израиль, то есть поехать она бы смогла, но вот впустили бы ее обратно – это вопрос!
  Спасителем для нас оказался не кто иной, как президент Билл Клинтон. Он, уже уходя со своего поста, подписал специальный Указ под названием «Life» (жизнь), по которому все, кто подавал любые прошения десять лет назад и раньше, имели право получить американскую гринкарту. Об этом мы узнали на очередном слушании суда, и сразу же начали новый кейс, который ещё через два года закончился тем, что мы, наконец, получили долгожданное право на жительство в США и стали счастливыми обладателями американских паспортов. Нам не верилось, что мы сможем выезжать за пределы Америки, что нам не надо теперь жить в постоянном страхе за своё будущее, и что дети наши смогут теперь указывать в анкетах своих учебных заведений, что они не граждане Советского Союза, которого, кстати, тогда уже не существовало, а граждане Америки. Мы поделились нашей неизмеримой радостью с нашими друзьями и близкими, и я поспешил обрадовать этой новостью одного из самых близких мне людей в Нью-Йорке – «маму» Римму.

МАМА РИММА

Часто говорят: «мать, как и Родина, у человека – одна». У меня же в Америке появилась ещё одна «мама», и ей я хочу посвятить эту главу.
С ней связана одна из самых ярких и незабываемых страниц моей жизни в Америке – работа в ресторане «Кавказ», который когда-то был на Брайтоне одним из самых «вкусных» и «весёлых» ресторанов. Но не только едой славилось это совсем невзрачное на вид место, не только ради музыки приходили сюда люди провести вечер. Главным был тот, кто принимал здесь гостей, являлся душой и сердцем этого заведения – легендарный на Брайтоне человек Римма Мелик или в народе просто Мама Римма.
Её называли так, потому что она всегда могла выслушать, понять, обогреть, накормить, успокоить, дать нужный совет и справедливо рассудить людей в любых ситуациях. Всех, кто приходил к нам в ресторан, она принимала с открытой душой и весёлым сердцем, любила выпить, потанцевать, повеселиться. Почти все, кто приходил в ресторан, независимо от национальной и социальной принадлежности, называли её Мама, и она этим гордилась, говоря, что на Брайтоне у неё столько сыновей, что их пересчитать просто невозможно.
  К нам в ресторан часто приходили заезжие знаменитости, чтоб отведать шашлыки и восточные блюда, которые здесь отменно готовили. Часто Римма просила их спеть что-то, и они охотно выполняли её просьбы. Поэтому в разное время на крохотной сцене ресторана «Кавказ» c нами пели и Кобзон, и Розенбаум, и Азиза, и Бока и многие другие известные артисты. Такие концерты и посиделки обычно заканчивались уже глубокой ночью. И это совсем не удивительно: благодаря хозяйке «Кавказа» Маме Римме здесь царила самая непринуждённая и дружеская атмосфера, и вместе с музыкой звучали и шутки, и анекдоты и смех. Ах, какие это были неповторимые времена!
  Но я думаю, что одним из главных достоинств мамы Риммы было то, что она относилась к музыкантам не как к «лабухам», а считала их людьми: она заботилась о том, чтобы оркестр был сыт, чтобы все клиенты относились к музыкантам с уважением. Да и просто очень любила угощать музыкантов, которые часто заходили к нам «на огонёк».
Кроме того, что мама Римма была хозяйкой ресторана, у неё было ещё одно «хобби» – она любила перепродавать вещи, которые ей часто приносили. Таким образом, наш ресторан становился похож на этакий небольшой комиссионный магазин.
  Много интересных случаев было связано с этой её деятельностью, и о них нельзя не рассказать. Например, сижу я себе вечером на сцене, играю для немногих гостей. Компания из нескольких человек расплачивается, уходит, и кто-то из гостей на стуле случайно оставляет свой пиджак. Римма его находит и откладывает в сторону, чтобы, когда за ним вернутся, просто отдать хозяину. Проходит несколько дней, она про это забывает, и этот пиджак попадает вместе с другими вещами на обзор покупателей и, в конце концов, она его всё-таки продаёт.
Так было не раз. И когда кто-то приходил за оставленными вещами, он сразу же спрашивал, где его вещь, не продана ли она ещё. Однажды один из наших знакомых возвращался даже из соседнего штата, так как случайно оставил дорогие очки, и, пока ехал, несколько раз успел позвонить с просьбой, чтобы его очки отложили, и чтобы Римма случайно не успела их продать до его приезда.
А вот, например, такая картина. Поздний вечер, пустой ресторан, Римма устало сидит за своим столом и как обычно раскладывает пасьянс, дожидаясь того момента, чтобы наконец уже закрыться и уйти домой. Вдруг заходит кто-то из местной публики и предлагает ей платье со словами, что оно стоит 800 долларов, но отдаётся просто за половину цены: за 400. Римма делает печальное лицо и объясняет, что, мол, бизнес не идёт, денег нет, пустой зал, какие там 400, оно даже и 200 не стоит. С неё просят тогда хотя бы 150 долларов. Но Римма отвечает в своей излюбленно-шуточной манере: «Слушай, не морочь мне голову, мне это платье и даром не нужно. Иди отсюда пока я совсем не разозлилась!»
  Следующее предложение уже 100 долларов. И в этот момент Римма, сняв очки и отодвинув от себя карты, на полном серьезе говорит слова, ставшие потом хитом: «Слушай сюда, у нас в ресторане трёхзначных цифр не бывает»! При этих словах я чуть «не упал» со своего стула, а те немногие, кто был в ресторане, дружно загоготали. Платье же это она купила тогда всего за 25 долларов.
  Не знаю, почему и за что, но меня и она, и её муж Павел, прекрасный повар и кулинар, всегда любили и прощали мне даже то, за что в других ресторанах в Америке увольняли в считанные секунды. Был случай – я однажды опоздал на работу почти на 3 часа, так как играл в другом месте и не успевал раньше, а в это время у нас сидела компания цыган, требовавшая музыки – я думал, что это будет мой последний день работы в ресторане. В конце рабочего дня я всё ожидал, когда Римма ко мне подойдёт и озвучит свой «приговор», но этого так и не последовало.
Когда остальные двое музыкантов нашего оркестра, почувствовав, что я часто ухожу на другие мероприятия и могу скоро просто закончить с работой в ресторане, попросили хозяев взять вместо меня другого человека, то и Римма и её муж неожиданно встали на мою защиту. Я это ценил и ценю до сих пор, считая Римму своей второй мамой. Несколько раз в год я обязательно нахожу время, чтобы поздравить её с праздниками – Новым Годом, днём её рождения и днём Матери (есть такой праздник в Америке).
  Но всему хорошему когда-то приходит конец: ресторан «Кавказ» пришлось закрыть, так как он себя не оправдывал, и требовалось много денег, чтобы его восстановить, отремонтировать и обновить. Такими средствами хозяева, к сожалению, не располагали и приняли решение о его закрытии. До сих пор храню прощальный снимок: посреди пустого зала стол, за которым вместе с музыкантами и хозяевами сидят с грустными лицами известные многим и Миша Гулько, и Виктор Шульман, много лет проработавшие в «Кавказе». Я посвятил Римме, кроме песен, которые сочинил специально для нашего любимого ресторана, ещё и целую поэму на много страниц, которую вручил ей и зачитал в тот грустный прощальный вечер. Хорошо знаю, что она это произведение хранит и при первой возможности читает своим друзьям и знакомым.
А на месте ресторана «Кавказ» теперь находится банк. Каждый раз, бывая на Брайтоне и проходя мимо, я мысленно переношусь внутрь этого здания, где когда-то я пел и играл. Теперь на этом месте стоят кассовые машины и сидят клерки. Люди заходят сюда уже не вкусно поесть или повеселиться, а просто уладить свои финансовые вопросы. Мне же в то время финансовые вопросы приходилось решать по-своему.
 
УЛЫБАЙТЕСЬ, ВАС СНИМАЮТ

Еще за несколько лет до своего закрытия ресторан «Кавказ» с появлением многих других «русских» ресторанов стал терять клиентов, работы становилось всё меньше, и я стал подумывать о том, чтобы заняться ещё чем-то, чтобы прокормить свою семью, а также время от времени платить нашим иммиграционным адвокатам. Однажды случился поворотный момент в моей жизни – в нашей семье впервые появилась видеокамера «Hitachi», и мы стали записывать на неё все важные моменты нашей семейной жизни.
Но, как творческого человека, меня, конечно, не могла не увлечь идея создания своего собственного видеофильма на темы моих песен. Поскольку вновь приобретённая видеокамера позволяла делать нехитрый видеомонтаж, то вскоре работа закипела вовсю. Тему для своего музыкального фильма я выбрал простую «Здравствуй, Брайтон». В него вошли в основном мои «одесские» песни. А видеосюжеты для фильма я брал из всего, что видел вокруг, в нём снималась и вся моя семья, и друзья-музыканты, и знакомые моих друзей.
Помню один курьёзный момент, произошедший при съёмке песни «Полуночный ресторан». Я воссоздал в гостиной своего дома некую атмосферу ресторана – накрытый стол, на нём шампанское, водка, нехитрые закуски, фрукты и т.д. Кроме этого я решил использовать в сценке хрустальные рюмки, в которые якобы наливается водка. Я как бы выпиваю рюмку за рюмкой, подходит скрипач, играет для меня и для моей спутницы (её играла моя жена), а я всё выпиваю и выпиваю, затем вдруг поднимаюсь на стол и начинаю с залихватским видом звать кого-то из зала... и тому подобное.
Так как хрустальные рюмки у нас в семье в то время ещё не появились, то я попросил своего друга, скрипача Альберта Асрияна (о нём я расскажу позже), который тоже принимал участие в этой съёмке, принести из дома свои хрустальные рюмки, благо таковые в их семье имелись. И вот идёт съёмка отдельных моментов: я сажусь на стул, промахиваюсь, падаю на пол… подходит ко мне с моей «спутницей» романтический скрипач и играет что-то… я вдруг снимаю с себя пиджак, изображая из себя уже пьяного гостя, залезаю на стол, махаю рукой, топаю ногой, пытаясь станцевать что-то типа «цыганочки»... И тут хрустальные рюмки, принесённые мне специально для съёмки, падают и разбиваются!
Съёмка была тут же прекращена. Мы начали оценивать «убытки» нашей деятельности. Но тот кадр, когда рюмки падают и разбиваются, вошёл в фильм, и это был один из самых интересных кадров!
Как говорится с «миру по нитке», и вот уже мой фильм смонтирован, и я дал объявления о нём в «русских» газетах, а также послал его экземпляр на РТН, единственное русское телевидение в Америке в то время. К моему огромному удивлению этот фильм и отдельные песни из него были несколько раз показаны на экранах телевизоров, а так как в фильме была и моя реклама, то меня стали чаще вызывать на разные концерты и торжества. Но главный плюс от создания фильма был не в этом.
Поняв, что у меня неплохо получается делать несложный монтаж, я параллельно дал небольшое объявление о предложении своих услуг в качестве видеооператора. Как сейчас помню самый первый заказ: меня пригласили снять день рождения малыша, а мне как назло надо было  ехать на работу, и к тому же вдруг машина моя закапризничала и отказалась заводиться.
Выручает, как и всегда, моя жена – я вызываю ей такси, она едет снимать это небольшое торжество. Так вот началось одно из самых интересных моих творческих начинаний в Америке – видеосъёмка, в которой мне помогала часто и моя жена и старшая дочь, обе они, оказывается, обладали операторским дарованием. Так появилась на свет наша небольшая семейная видеокомпания, которую мы назвали «Видеосервис». В течение почти 10-ти лет, которые мы занимались этим видом бизнеса, он не только вырос, но и принёс мне, как творческой личности, немало приятных моментов. Ведь в каждый фильм, который я снимал и монтировал, я вкладывал и свои музыкальные знания, и свой вкус, и чувство ритма. Поэтому наши фильмы люди смотрели много раз с большим удовольствием, а также рекламировали их своим друзьям и знакомым.
Постепенно мы начали приобретать новую аппаратуру, свет. Вскоре уже наш нехитрый видеоинвентарь трудно было унести в руках, приходилось нанимать отдельных людей, чтобы помогали нам в съёмках. А съёмок к этому времени было уже достаточно, и это были не только дни рождения, свадьбы и торжества, а также и отдельные рекламные ролики для разных бизнесов, видеоклипы и др.
Но, несмотря на увлечение новым и необычным для себя видеобизнесом, меня не покидало желание продолжать писать музыку. И вот вскоре появляется мой первый альбом в Америке «Последний шанс».

«ПОСЛЕДНИЙ» ЛИ ШАНС?

Поняв после первых лет жизни в Америке, что пробиться своим творчеством вовсе нелегко, и что мне уже, наверное, не придётся заниматься в этой стране артистической карьерой как основной своей работой, я всё-таки решил попробовать записать очередной альбом и получить «последний шанс» пробиться на большую сцену в роли автора-исполнителя, хотя тогда я ещё до конца не понимал, где это будет: то ли в Америке, то ли в России, то ли где-то еще… Это пока трудно было себе представить, а своё название альбом получил по одной из песен, посвящённой моему любимому месту отдыха – городу Атлантик-Сити. Это небольшой городок в двух с половиной часах езды от Нью-Йорка, в котором волны Атлантики ласково омывают песчаный берег, вдоль которого выстроились в ряд больше десятка отелей, казино и других увеселительных заведений. Я очень люблю ездить туда, чтобы отдохнуть, подышать свежим океанским воздухом, ну и, конечно же «испытать судьбу» в каком-нибудь казино. Каждый раз мне кажется, что у каждого человека всегда есть свой последний шанс, который ему дан в жизни, в игре, в судьбе. Вот эта идея и легла в основу моей песни, которая и дала название альбому.
Я сам очень верю в судьбу, так же как верю во все «последние шансы», которые судьба даёт людям. Мне самому в жизни судьба улыбалась очень часто, и я верю в то, что этот последний шанс в жизни каждого имеет своё место. У меня часто случалось так, что когда уже всё вроде бы потеряно, никакой надежды нет, то по чистой случайности вдруг что-то изменяется, обстоятельства вдруг меняются к лучшему и фортуна вновь улыбается мне. Таких случаев в своей жизни я смогу насчитать с добрый десяток, поэтому сама идея названия для альбома была мне достаточно близка.
После того как мой альбом любезно выпустила московская фирма «Артель Восточный Ветер», я не ожидал особой реакции на него – ведь к этому времени в российском шоу-бизнесе уже появилось огромнейшее количество новых певцов, групп, исполнителей, и мой альбом просто «утонул» в этом мощном потоке. Примерно в это же время появилось модное обозначение того жанра, в котором я писал свои песни – его назвали «шансон», и я с удивлением увидел на страницах появившегося в то время интернета как меня уже успели окрестить «русским шансонье с еврейским уклоном».
После выхода моего альбома «Последний шанс» я уже так и думал, что он действительно мой последний альбом. Не в том смысле, что вот уже жизнь кончается и больше ничего не будет, просто я думал, что нет особого смысла больше писать песни, так как моя артистическая карьера на большой сцене вряд ли будет продолжена, тем более что к тому времени я занимался уже совсем другим делом, никак не связанным с музыкой.
Однако на самом деле я глубоко ошибался – впереди у меня будет ещё один, как я думаю, самый удачный на сегодня мой альбом, который я написал после того, как впервые побывал в стране своей давней мечты –  Израиле.

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ

 Земля Обетованная
 Любимая, желанная
 Прекрасна как весна
 Прекрасна как мечта,
 Как чудный сон.

 Земля Обетованная
 Любимая, желанная
 Но я в другом краю рождён,
 Но я в другом краю рождён.
 (из песни «Земля Обетованная»)

Как вы думаете – какими чувствами может быть охвачен человек, впервые попавший в Израиль, сочинивший и певший столько песен о стране, в которой никогда не был и в которой так мечтал побывать хотя бы раз?
Что может ощутить артист, написавший и столько раз спевший свою песню «Ерушалаим» на своих концертах, впервые попав к стене плача?
  Как может себя чувствовать исполнитель песни «Еврейские глаза», впервые в своей жизни посетив знаменитый музей Холокоста Яд-Вашем?
С каким настроением может гулять по набережной израильской столицы автор песни «На пляже Тель-Авива»?
Столько лет я думал об этой стране, мечтал попасть туда, писал о ней песни, но побывать там мне удалось только после долгих-долгих лет ожидания, ведь оказавшись после приезда в Америку в статусе кандидата на депортацию я не мог никуда выезжать пока не получу вид на жительство. И когда, наконец, заветная гринкарта была получена, то самое первое место, куда мы выехали – это был Израиль, там у меня были родные, друзья, там находились дорогие мне могилы близких, с которыми я не смог проститься по той же причине пребывания в «невыезде».
  Трудно сказать, какие чувства меня одолевали тогда, в марте 2004 года, ведь после этого я ещё раз побывал в Израиле, но каждый раз не могу понять: чем же так притягивает меня эта небольшая жаркая страна с огромным количеством своих проблем, со своим необъяснимым и героическим народом, заслуживающим самых высоких похвал и наград за умение выжить в условиях постоянной угрозы войны, терроризма и тому подобного? Тем не менее, именно в Израиле я постоянно ощущал, что чувствую себя спокойно, расслабленно, умиротворённо – как будто уже сто лет жил здесь до этого. Ведь есть, наверное, какой-то волшебный смысл для меня в том, что именно эта Земля моих предков и дала мне силы вернуться к своей Музыке и продолжить свою дискографию – вскоре после приезда в Америку я начал работу над вторым «американским» альбомом, который был назван «Твоя счастливая звезда». Написал его уже после того, когда испытал свой «Последний шанс», когда уже практически ушёл со сцены, когда думал, что уже все мои песни написаны и обо всём основном мною уже давным-давно спето...

ТВОЯ СЧАСТЛИВАЯ ЗВЕЗДА

Самые первые песни из этого альбома были навеяны моим пребыванием в Израиле, и после того как я впервые прослушал диск полюбившейся мне израильской певицы кавказского происхождения Сарит Хадад. Думаю, что некоторые песни даже могут быть похожи на некоторые её хиты, но это только потому, что уж очень часто я слушаю её песни. Сюжетами других песен из моего нового альбома стали особенно яркие события моей жизни (например – свадьба моей старшей дочери) или просто некоторые интересные встречи.
Например, песню «Нёмчик» я написал про одного человека, на пятидесятилетии которого я играл когда-то в начале своей музыкальной деятельности в Америке. Это торжество, которое проходило в городе Олбани, в трёх часах езды от Нью-Йорка, запомнилось мне надолго, так как жена Наума (так звали юбиляра) преподнесла ему при всех «скромный подарок» – ключи от нового микроавтобуса: она вышла на сцену и робко сказала, что любит его, и, зная, что у него страсть к новым машинам, протянула ему маленькую связку ключей от нового минивэна. После этого весь состав гостей на ближайший час полностью покинул зал – они рассматривали новую машину и высказывались о том, какой всё-таки прекрасный подарок сделала Науму его любящая жена. Юбиляр (кстати – бывший одессит) вместе со всеми радовался, но потом, подойдя ко мне, сказал на ухо, чтоб никто не слышал: «В принципе я конечно очень рад такому роскошному подарку, но теперь мне придётся выплачивать кредит уже не за одну машину, а за две».
  У этого интересного самого по себе человека была довольно-таки необычная история. В Одессе у него был свой небольшой ресторанчик, и он неплохо готовил, имел свою клиентуру. Приехав же в Америку, он не смог заняться тем же самым как ни старался и долгое время находился в подавленном состоянии, пока не нашёл себе другую специальность – он стал мастером по крышам и весьма преуспел в этом деле. Я же, слегка изменив биографию Наума в своей песне, написал песню «Нёмчик» и не думаю, что за это Наум сильно на меня обиделся.
  Почти все песни моего последнего альбома посвящены сюжетам из моей жизни, и я со своим другом Ильёй Словесником, на студии которого проходила запись песен и музыки, долго думал, как его назвать. Сначала я назвал его «Каждому – своё», но потом, вспомнив, что эти слова были написаны над воротами одного из лагерей Освенцима, отказался от этой идеи и переименовал его по названию самой первой песни, которую я посвятил своей жене – «Твоя счастливая звезда».
Интересный случай произошел, когда я записывал вокальную партию к песне «Город далёкого детства». Так как эта песня про Баку, то я решил привнести некий бакинский колорит и решил отметить запись этой песни как-нибудь по-восточному. Мы с Ильёй накрыли «скромный» кавказский стол – было много зелени, чуреки, горячий хингал, ну и, конечно, коньяк, для того чтобы мой голос звучал в норме. Мы хорошо поели, выпили немного и приступили к записи вокала. После того как всё было записано, мы с удивлением обнаружили, что весь материал, оказывается, был записан на тот небольшой вставной диск компьютера, который обычно в конце записи размагничивается. То есть всё то, что мы записали, было стёрто. Мы долго смеялись и сетовали на то, что нельзя так сытно и вкусно есть перед записью.
Однако нет худа без добра: на следующий день я пришел, и мы записали эту песню совсем в новом плане, который понравился нам намного больше первоначального – в таком виде эта песня и попала в альбом. Совсем недавно я собрал всю свою музыку на один диск и думаю, что могу смело считать свой последний альбом самым лучшим и по качеству (здесь большая заслуга Илья Словесника), и по содержанию, и потому, что почти все темы песен из этого альбома мне очень и очень дороги.
Так как этот альбом на мой взгляд получился очень даже удачным (хотя я себя никогда не считал великим певцом), то я решил каким-то образом заняться его раскруткой. Вот здесь, наверное, пришла пора рассказать о том, какую роль в моей жизни и музыке играет коммерческая сторона, то есть рассказать о моём отношении к деньгам и о том, как они в моём понимании соотносятся с музыкой.
 
ВОРЫ В МАЖОРЕ И В МИНОРЕ

Когда я изучал в Ленинградской консерватории историю музыки, то вроде бы никогда не встречал упоминаний о том, сколько, например, Бах или Бетховен получали денег за свои произведения, которые стали бессмертными. Или кто, например, знал, почему начали писать свою музыку Моцарт, Шуман, Чайковский: просто так, для удовольствия или чтобы потом зарабатывать и выступать на концертах? Или что двигало к созданию своих произведений Глазунова, Прокофьева, Шостаковича? Страсть к музыке, стремление себя выразить или желание обогатиться?
Если на эти вопросы многие в наше время могут ответить с трудом, то в последние несколько десятилетий в связи с развитием шоу-бизнеса информация о том, сколько зарабатывают на том или ином альбоме популярные композиторы и артисты весьма доступна. Любой человек при желании может это узнать из средств массовой информации, из интернета.
Понятно, что деньги это важнейшая часть нашей жизни и от них зависит очень и очень многое: здоровье, благополучие, комфорт, успех и многое другое. Но я думаю, что нет в наше время такого автора, который создавая своё произведение, не думал бы, что он создаёт очередной шлягер, который обогатит его на всю оставшуюся жизнь. И сам я, конечно же, не составляю исключения в этом плане, но думаю, что не покривлю душой, если скажу, что деньги для меня никогда не были основным критерием в творчестве. Ведь после попытки написать песню про Никарагуа, я дал себе обет – писать всё только от души!
Вообще-то не очень красиво считать чужие деньги… Но трудно сказать, сколько денег разные люди в разное время заработали, продавая мои кассеты. Например, один мой хороший знакомый, который одним из первых открыл на Брайтоне киоск по продаже аудиокассет с «русской» музыкой, как-то в сердцах поведал мне следующее: в Америку он привёз с собой альбомы нескольких исполнителей и начал свой бизнес с их продажи. Мои кассеты по его словам продавались очень бойко, а когда я спросил его о том, где же мой авторский гонорар за проданное, он с улыбкой развёл руками и показал на свой киоск: «Вот видишь – всё это пошло на развитие «русского» музыкального рынка в Америке!»
В начале 90-х в Нью-Йорке было всего несколько мест, где продавались аудиокассеты с «русской» музыкой, и в каждом из них обязательно продавались мои кассеты. Когда я обратился за помощью в одну из адвокатских контор, то мне сказали, что если продажи моих кассет принесли мне убыток в три и больше тысячи долларов, то тогда можно заводить дело. Но откуда я мог узнать, какую выручку получают эти продавцы-нелегалы от продажи именно моих кассет? Ведь вся торговля осуществлялась наличными.
Один мой знакомый музыкант, живший в Америке достаточно долго, посоветовал мне вообще не связываться с этими торговцами, так как делать это пробовали, по его сведениям, многие, но никто так и не смог ничего добиться. Я всегда в аналогичных вопросах придерживался некой пассивной политики невмешательства. Даже когда известнейший всем певец записал мою песню «Еврейские глаза», указав автором музыки не меня, а совершенно другого человека, я не обратился в суд, чтобы добиться справедливости. Не потому, что я такой добрый, а именно потому, что к песням своим относился в первую очередь не как к средству обогащения.
Об одном случае использования моих авторских прав другими исполнителями стоит рассказать отдельно – он получился почти криминальным. Как-то один известнейший певец, (кстати, тоже, как и я, бакинец), с которым мы были хорошо знакомы, записал в Америке на свой диск мою песню, не предупредив меня об этом и не спросив на это разрешения. Все записанные на этом диске песни были без указания авторов, там были указаны только названия, и через некоторое время после выхода этого диска мне стали звонить странные люди и спрашивать действительно ли я – Боря Вишнёвкин? Долгое время я не мог понять, что означают эти звонки, но потом понял, что таким образом мой номер телефона пытается разузнать тот самый известный певец, который вскоре мне позвонил.
С волнением в голосе он объяснил, что к нему обратился в Москве некий очень нахальный тип и, объявив себя администратором одного известного автора-исполнителя, потребовал денег за песню с этого диска, которая принадлежит его подопечному. «Администратор» угрожал большими неприятностями, если певец не возместит все убытки за якобы «сворованную» песню. Автором песни, о которой шла речь, как вы уже догадались, был я, поэтому история эта мне особенно «понравилась»: один человек предъявляет другому претензии за использование чужой песни, выдавая её за свою!
Так как я хорошо знал позвонившего мне певца и ситуация, в которую он попал, показалась мне действительно серьезной, то я решил помочь ему и выслал по мейлу несколько документов, указывающих моё авторство записанной им песни. После чего вроде бы всё уладилось и странных звонков ко мне больше не поступало. Вот какие курьёзы случаются в наше время!

НАША КОМАНДА

За время жизни в Америке четыре события произвели на меня самые сильные впечатления, и почти все они связаны с музыкой – моё первое посещение Бродвейского шоу, концерт Тома Джонса, выступление ирландской танцевальной группы «Ривердэнс» и матчи чемпионата мира по футболу 1994 года, на которых мне лично удалось побывать.
Очень интересно проходят в Америке любые большие спортивные события: люди приезжают заранее, располагаются на огромные стоянках вокруг стадионов, жарят шашлыки, слушают музыку, играют в футбол, поют песни, кричат что-то в поддержку своих любимых команд и т.д. Словом, настоящий праздник – праздник настоящих фанатов футбола... и желудка. После этого мне приходилось ещё несколько раз бывать на футболе, на матчах моей любимой команды «Manchester United» (кстати, так получилось, что мой зять Глеб также страстный поклонник именно этой команды), и я всегда поражался этой огромной, красочной картине. Это музыка стадиона: крики, азарт, песни, шум ударных инструментов и т.д. Наверное, любой человек, попавший на стадион, не сможет усидеть там спокойно, разве что он вообще равнодушен к футболу.
Но была у меня в то время ещё одна команда  – не футбольная, а музыкальная, с которой мы в разных составах часто разъезжали по многим городам Северной Америки, работая на различных торжествах, и это было время прекрасное и незабываемое.
Как говорят, от тюрьмы да от сумы никогда не зарекайся. Я всегда в это свято верил, и жизнь много раз мне доказывала, что оно так и есть. Ещё живя в Москве, я часто ездил в метро и наблюдал не раз, как музыканты едут на «халтуру» – так, шутя, музыканты называли свои «внеурочные» выступления, в основном, на свадьбах. Они возили с собой небольшие усилители, умело упакованные вместе с микрофонными стойками или синтезаторами, им приходилось это носить при любой погоде, так как машины тогда были не у всех. Небольшие составы набирались на каждое торжество и потом, отыграв, все расходились, поделив свой нехитрый заработок и ожидая следующих работ.
Всегда, когда я видел этих музыкантов, то думал: неужели и мне когда-нибудь придётся так же разъезжать по разным торжествам, везя с собой нелёгкие инструменты, чтоб зарабатывать музыкой на жизнь? Кто же знал тогда, что через много лет такая участь ожидает и меня? Только ездить придётся не на метро, а на машинах. И пунктом назначения были не отдельные места в Москве, а близкие и далёкие районы большого Нью-Йорка, Бостона, Кливленда, Вашингтона и т.д. Это были незабываемые дни, так как наши выступления приносили нам не только заработок, но и просто удовольствие от общения, от исполнения песен, от того как нас принимал зал и радовало то, что каждый вечер был проведён именно так, как мы и хотели. Я специально написал, что это были выступления, а не работа, потому что всегда, когда перед тобой огромный и нарядный зал, украшенный цветами и огнями, когда вокруг нарядные и праздничные люди, то это, конечно, больше похоже именно на выступление, а не на работу. Некоторые моменты тех незабываемых дней запомнились мне особенно.

НОВЫЕ ТУФЛИ

В двух часах езды к северу от Нью-Йорка есть небольшой городишко Хартфорд, и именно туда однажды мы поехали вдвоём с моим другом и видеографом Павликом Марковым. Я проводил там свадьбу как человек-оркестр, а Павлик снимал это на видеокамеру, чтобы сделать потом фильм, заказанный молодожёнами. Незадолго до этого я купил себе не очень дорогие, но достаточно изящные туфли специально для выступлений и взял их с собой, чтоб первый раз обуть.
Всё было как обычно, небольшая свадьба была очень весёлой, гости совсем не скучали до тех пор, пока в конце вечера в зале вдруг не погас свет. Высыпав на улицу, мы поняли, что света нет во всём квартале, случай довольно-таки редкий для Америки, но, тем не менее – света не стало, и свадьба неожиданно прекратилась. Гости решили расходиться, так как вечер, в общем-то,  уже заканчивался, а ждать света можно было очень долго.
Я переодел в темноте свои новые туфли, чтобы не ехать в них на машине, положил их рядом с аппаратурой, затем взял всё необходимое и вышел к машине. Всё остальное Павлик пообещал подготовить сам. Я ждал его на улице, чтобы укладывать в машину наш нехитрый инструмент – камеру, стойки, клавишные, колонки и т.д.
Через час после того, как мы отъехали от места, я вдруг вспомнил про новые туфли и спросил Павлика, брал ли он их с собой? Он, конечно, этого не помнил, нам пришлось остановиться, всё обыскать, но туфель нигде не было. Возвращаться за ними мы, конечно, не стали, но долго шутили потом по поводу того, что туфли остались выступать на свадьбе без хозяина. Жалко, конечно, их было, но что тут поделать, когда света нет, и приходится собираться в темноте – неизбежны издержки производства!

ПЯТИДЕСЯТИЛЕТНИЙ ПРЫГУН

Ярким и необычным получился вечер, на котором мы выступали как-то в городе Олбани, что в трёх часах от Нью-Йорка, где холодным февральским вечером собралась небольшая компания отметить 50-летие одного мужчины. Особенностью было то, что юбиляр был хозяином местной гимнастической школы, и, воспитывая молодых гимнастов, сам оставался в отличной форме. Кроме того, он был ещё и одессит, поэтому нетрудно представить в какой большой «сабантуй» превратилось это небольшое торжество. Я всегда очень долго готовился к каждому выступлению и, проводя программу, говорил разные спичи и тосты в честь виновников торжества. В этот же раз почти всё, о чём я говорил, сразу же комментировалось нашим юбиляром, весь вечер он прыгал и скакал по залу, и вообще чего он только не вытворял!
В какой-то момент он решил сделать сальто назад с переворотом, многие подходили к нему и просили его этого не делать, так как он был уже подшофе и мог получить серьезную травму. Однако мастерство всё-таки взяло верх: он-таки ЭТО сделал под гром аплодисментов не только гостей, но и изумлённых американцев-официантов. Они такое нечасто видели, пусть знают наших одесситов!
Этот вечер запомнился ещё и потому, что возвращаться нам пришлось в очень сильную метель. Наш видеограф Павлик вёл старенький гружённый доверху олдсмобиль со скоростью около 30 миль в час, и казалось, что не будет конца снежной буре и нашей поездке. В конце пути снег настолько усилился, что я посоветовал ему просто выключить фары и ехать только на габаритных огнях, чтобы хлопья снега его не слепили. Он это сделал, и мы все поняли, что фокус получился. Так что к Нью-Йорку мы подъезжали именно так: без огней и в одиночестве – таких как мы в это время на трассе больше не было…

ПОЛУНОЧНАЯ ПИЦЦА ИЛИ О СЛИЯНИИ КУЛЬТУР

Недаром об Америке часто говорят как о беспрецедентном примере страны, в которой слилось огромное количество рас, наций, традиций и культур. Случилось так, что я сам стал свидетелем подтверждающего это факта в полной мере.
Дело было в одном небольшом городке неподалёку от Нью-Йорка, где проходило два совершенно разных по масштабу музыкальных события: концерт знаменитой на весь мир рок-группы, на который съехалось около 20 тысяч человек из разных штатов, и празднование юбилея жительницы этого городка, которая пригласила 50 человек гостей и вашего покорного слугу в качестве человека-оркестра.
Сначала юбилярша зарезервировала банкетный зал в одном из небольших близлежащих отелей, но из-за огромного наплыва зрителей на рок-концерт ей в последний момент в этом отказали. Она осталась один на один с вечной дилеммой «Как быть?», пока кто-то не подсказал, что раз уж так сложилось, то нет лучшего выхода, чем снять в городке несколько столиков в пиццерии и провести там торжество. Так я узнал, что вместо зала в отеле «пати» будет проходить в одной из местных пиццерий в центре этого небольшого городка.
И вот представьте себе картину: поздний вечер, торжество с моим участием в самом разгаре, все пляшут, веселятся, я время от времени выхожу со скрипкой, чтобы исполнить любимые нашей публикой танцевальные мелодии типа «Фрейлэхс» или «Хава-нагила». И вдруг на улицах этого небольшого городка появилось огромное количество народа, который уже проголодался после концерта и был настроен зайти куда-то перекусить. И поскольку все заведения к тому времени уже были закрыты, то народ начал разбредаться по «точкам» фаст-фуда, и в «нашей» пиццерии появилась огромнейшая очередь за пиццей – очередь выходила на улицу и растянулась на несколько кварталов.
Я и мои гости поняли, что «безбилетных» зрителей «немного» прибавилось. Люди брали свою нехитрую еду, ели её стоя и с неподдельным интересом смотрели, как веселятся гости. Многие очень активно хлопали в ладоши и веселились, когда звучали еврейские хоро или цыганские куплеты. Некоторые, самые смелые, даже присоединялись к танцующим,  в общем, получилось настоящее слияние культур!
Когда это необычное торжество закончилось, и я начал выносить аппаратуру к выходу для погрузки в машину, народу в пиццерии было ещё море, и мне приходилось с огромным трудом протискиваться сквозь жующую публику. Я очень надеялся, что на меня ничего не уронят и ничем не обольют, и как понял потом – совершенно напрасно. Кто-то не увидел, как я иду со своими колонками, уронил кусок пиццы прямо на меня, испачкав мне одежду. Не знаю, правда, кто больше пострадал в этом инциденте: мой костюм или человек, уронивший пиццу. Ведь стоять в очереди за новой порцией ему нужно было бы опять очень долго! Но это меня в тот момент не волновало, так как я уже ехал домой, вспоминая с улыбкой все перипетии прошедшего вечера.

МАЭСТРО, ГДЕ ЖЕ ВАШИ БРЮКИ?

  Я должен справедливо заметить о себе, что я, как и многие музыканты, немного рассеян. Поэтому всегда, когда я собирался ехать на выступления со своей командой или просто в качестве человека-оркестра, то обязательно писал огромные списки необходимых вещей, чтобы ничего не забыть. Но и при этом порою случались-таки неожиданные проколы.
  Однажды мне предстояло три дня подряд играть на нескольких мероприятиях, и места эти были удалены друг от друга. Первое место (город Олбани) находилось неподалёку от знаменитого озера Джордж, и мне пришла в голову идея: приехать на один день пораньше, остановиться на озере, отдохнуть там, порыбачить, а затем уже продолжить свою «концертную» поездку. Так как вещей было очень много (включая и мои рыболовные принадлежности), то я договорился с одним моим товарищем – Эмилем, у которого был огромный грузовой вэн о том, чтобы организовать эту поездку вместе: он вместе со мной отдохнёт, порыбачит, а заодно поможет мне с моей многочисленной аппаратурой.
И вот тёплым майским утром мы едем на север, в сторону озера Джордж, на огромной, полностью груженой машине, в которой согласно моему списку есть всё и для выступления, и для рыбалки, включая как обычно и продовольственные запасы.
Один день на озере пролетел незаметно, рыбка ловилась, и даже уха моя любимая была сварена, но праздник закончился, и теперь предстояло три напряжённых рабочих дня в разных городах и на разных торжествах. На следующий день мы разгружаем аппаратуру в первом из трёх мест, я соединяю все кабели, настраиваю звук, устанавливаю стойки, колонки, и вроде бы всё идёт как обычно. Вот уже гости начали собираться, я беру свой костюм и направляюсь в соседний зал переодеваться, настраиваясь на своё выступление, которое уже через 10 минут должно начаться. И вот, переодеваясь в свой неизменный концертный смокинг, я с ужасом обнаруживаю, что весь костюм мой на месте... только брюк нет. Вероятно, я просто не проверил чехол с одеждой, когда собирался дома. Вот ведь случается так: всё взял – и аппаратуру, и спиннинги, и крючки, и поплавки, а вот брюки для выступления не взял. К счастью, у моего приятеля брюки как раз нашлись, их я и надевал на все оставшиеся выступления. После этого случая я уже не доверял своим спискам и всё всегда проверял досконально уже тогда, когда вещи были в машине.
 
О ЧЁМ ПЛАЧЕТ СКРИПКА

Несмотря на то, что моя учёба по классу скрипки в музыкальной школе не приносила мне удовольствия, тем не менее, в моей жизни скрипка занимает не последнее место: то ли потому что учиться на ней было трудно, то ли потому что в детстве я очень любил читать книгу о великом Паганини. Я очень хорошо помню те моменты в моем детстве, когда мы с папой  прогуливались по нашему прекрасному городу Баку и изредка встречали высокого красивого человека с печальным лицом, курчавыми седеющими волосами и со скрипичным футляром в руках. Мой папа всегда останавливался с ним поговорить, так как это был его двоюродный брат и мой дядя Давид, который играл на скрипке в одном из бакинских кинотеатров. Я никогда не слышал, как он играл, однако на всю жизнь у меня сложился такой вот необыкновенный образ скрипача-виртуоза: по моим представлениям это обязательно должен быть высокий, черноволосый с проседью человек, у него обязательно должен быть нос с горбинкой и печальные пронзительные чёрные глаза.
Сохранив этот образ в своей душе, я не мог обойти его в своих песнях: так появились мои песни «Полуночный ресторан» и позже – «Изгнанник».
По приезде в Америку судьба вновь свела меня со скрипачом, который соответствовал моему образу скрипача-виртуоза. Мы с ним учились ещё в Баку, работали вместе в группе «Шабэс» в Москве, на наших концертах он часто с успехом исполнял мою скрипичную пьесу «Элегия», да и многие другие скрипичные партии наших концертов не обходились без его участия. Это Альберт Асриян.
Когда нам было по 14–15 лет, мы вместе учились в бакинском музучилище, вместе с сокурсниками играли в футбол возле бакинского музея Ленина, участвовали в ансамбле «Чайка», выступали на первых наших концертах в Баку, Астрахани, Красноводске. Это были чудеснейшие, беззаботные годы. Когда спустя много лет мы случайно встретились в Москве, куда он переехал с семьёй из Баку, то я сразу же предложил ему работать вместе со мной в группе «Шабэс». Бывая вместе на концертах в других городах, в моменты отдыха после концертов мы обязательно находили время, чтобы вспомнить те наши первые концерты, увлечения джазом, «Битлами» и т.д.
Вскоре после приезда в Америку мы встретились уже в Нью-Йорке, и опять стали сотрудничать, играли вместе в ресторане «Кавказ» выступали на разных торжествах и концертах. Начав работать в ресторане просто как клавишник и певец, Альберт чуть позже сделал себе прекрасную концертную программу на скрипке, где сочетались и классика, и народные кавказские мотивы, и современная музыка. Особенно виртуозно получался у него «Чардаш» Монти и знаменитый молдавский «Жаворонок». Принимали его всегда и везде только «на ура», и он составлял всегда самую яркую часть наших выступлений. После закрытия ресторана «Кавказ» его талант продолжал блистать на вечерах и концертах в Нью-Йорке, а вскоре он организовал свой семейный ансамбль, который становился всё более популярным. Всё было хорошо, и я радовался его успехам. Пока вдруг не пришло страшное горе: жестокая болезнь унесла его в считанные дни – он ушёл в расцвете сил и таланта, так и не доиграв свои последние ноты...

Песню свою об этом я пока ещё не написал, хотя часто в голове у меня появляются стихи, которые может быть когда-то станут песней:

Замолкла скрипка
И стихло всё вокруг
Так в мире тихо
Когда уходит друг...

Уходят, уходят с годами друзья, уходят музыканты и артисты старшего поколения – те, которые учили меня музыке, исполняли мои песни и дирижировали. Светлая им добрая память!

МОЁ БОГАТСТВО

Многим известны слова известной песни Вахтанга Кикабидзе «Мои года – моё богатство». Говоря о своём творчестве, я бы их перефразировал вот так: «Моя семья – моё богатство». Ведь многие мои песни были созданы именно благодаря тому, что рядом со мной была моя семья, которая постоянно согревала меня теплом, заботой и радостью, и о которой я также постоянно думал, заботился и старался дать ей всё, что мог. Несмотря на то, что дети мои уже давно выросли, а виски, как в той же песне поётся, «покрылись сединой», я благодарен своей семье за постоянное внимание к моему творчеству, а также за неизменное участие и помощь во многих моих творческих начинаниях и проектах. Создание многих моих песен неразрывно связано с моей семьёй. Ведь ещё много лет назад творческий процесс, проходящий ежедневно в нашей московской квартире, ощущался во всех её точках. Поэтому каждую новую песню моя семья слушала помногу и часто, иной раз даже были какие-то нужные подсказки, ведь со стороны зачастую слышится лучше.
 А порой мы все вместе даже создавали некие «шедевры» звукозаписи прямо на месте, не отходя от кассы. Например, когда я записывал песню «Восточный базар», мне необходим был шум базара, и для этого мы все вместе решили попытаться его создать и записать. У меня была тогда небольшая мини-студия с несколькими дорожками для записи, и мы распределили все наши голоса по разным «участкам» большого базара. Один кричал: «Урюк, пахлава, лимон, изюм», другой вместе с ним: «Инжир, инжир сладкий, пальчики оближешь», третий: «Баклажан, баклажан, редиска, памдор свежий», а я уже низким басом старался: «Дыня, арбуз сочный, ароматный...» и т.д. Так мы с небольшим опозданием повторяли несколько раз, пока наши голоса вдруг не превратились в один шумный и неповторимый голос восточного базара. Если эта песня где-то звучала, а ее, кстати, иногда передавали по радио, то каждый из нас старался угадать, где именно его голос слышен во вступлении к песне, там где «шумит» восточный базар!
Когда уже в Америке я стал снимать и монтировать свой фильм «Здравствуй, Брайтон», то помощь моей семьи была снова бесценной и незаменимой. Съёмки многих кадров были бы просто невозможны без участия моей семьи, ведь бюджет этого «видеошедевра» был равен нулю, и сам фильм был скорее не коммерческий, а для собственного интереса: как же вот так, одной видеокамерой, попробовать создать свой музыкальный фильм. Но надо сказать, что в принципе замысел удался, и во многом из-за того, что рядом была моя семья, периодически появляясь и в иронической песне «Доллары», и в весёлом «Шлемазале», и в разудалом «Полуночном ресторане». До сих пор все свои новые песни или клипы я сначала показываю своей семье. И хотя они уже давно не участвуют в съёмках или записях моих песен, но являются самыми первыми зрителями и слушателями всего вышедшего из-под моего пера. А моя жена, несомненно, обладает огромным талантом фотографа и видеооператора и до сих пор занимается видеосъемкой во время наших путешествий: ведь кто знает, что пригодится для новых видеоклипов!

ПЕСНЯ ОСТАЁТСЯ С ЧЕЛОВЕКОМ?

Многим слушателям моих песен, наверное, интересно знать, пишу ли я ещё песни и каковы мои творческие планы. Дело в том, что мой альбом «Твоя счастливая звезда» был и будет для меня как бы зеркалом моей души, отражением моей жизни и личности. Тема каждой песни в этом альбом мне очень дорога и символична – и тема Израиля, и память о маме, и воспоминания о моём городе Баку, и бессмертный еврейский анекдот, и свадьба дочери... Всё это было написано как выражение моей души. Поэтому пока я не склонен опять браться «за перо», так как не знаю пока, какие темы меня ещё «возьмут за живое». В последней песне альбома недаром звучат слова, с которыми я хочу быть ближе к моим слушателям:
 
Я снова с вами, мои друзья
В огромном зале лишь вы да я
И этот вечер я вам дарю
За эту встречу благодарю.

Пусть будут песни, пусть будет смех
Пусть будет в жизни во всём успех.
Я вместе с вами и рад душой –
Всем вам спасибо, что вы со мной!

Несмотря на то, что в последние годы я не так много времени посвящаю своему творчеству, моя музыка все равно остаётся со мной. Хотя я сейчас не пишу новых песен, но уже начал работу над своим новым инструментальным альбомом, который будет называться «Секвенции». Это будет инструментальный альбом в стиле лёгкого джаз-рока, в котором я хочу сам для себя и для всех моих слушателей просто от души «наиграться»: в этом альбоме будут в основном лирические мелодии с солирующими клавишными типа электро-пиано, органа, клавесина, это будет музыка для отдыха, для дороги, для релаксации. Это совершенно новый для меня жанр, и на данный момент он является для меня самым реальным способом самовыражения в музыке. Кстати, одну из пьес этого альбома я планирую записать со своим армейским другом, заслуженным артистом России, трубачом Сергеем Гершеновичем. Как это получится (ведь я в Нью-Йорке, а он в Новосибирске), покажет время. Но я думаю, что при современном уровне развития техники проблем с этим быть не должно.
О том, как появилась у меня идея создания инструментального альбома, стоит написать отдельно, это может показаться в какой-то мере вымыслом, но это действительно было так. После окончания работы над «Счастливой звездой» у меня наступил период, который можно назвать периодом творческого упадка, да и в жизни были некоторые тяжёлые моменты, связанные с уходом близких людей и другими переживаниями. Этот период длился уже несколько месяцев, когда мне вдруг приснился сон: я захожу в роскошный музыкальный магазин и выбираю себе рояль и играю на нём...
Не знаю, с чем этот сон был связан, может, просто где-то услышал какую-то интересную музыку, но… на следующий день я действительно поехал в музыкальный магазин и стал присматривать себе новый клавишный инструмент, с натуральным звучанием рояля и других музыкальных инструментов. Вскоре у меня появился любимый до сих пор клавишный инструмент Roland, на котором я и начал запись своего нового альбома. Как говорится «сон в руку»!


ИЗ «ГОЛУБОГО НИГДЕ»

Какой же артист без зрителя? Это как небо без птиц, река без рыбы или поцелуй без страсти. В своей жизни мне довелось петь и играть перед разными аудиториями. Это были и многотысячные стадионы, и небольшие элитные компании, русскоязычная публика и американцы, говорящие на испанском или даже на китайском языках. При этом я всегда надеялся в конце каждого выступления получить то, что больше всего любят получать все без исключения артисты. Это не деньги (как может быть подумали некоторые из вас), а просто горячие аплодисменты, которые к этому повествованию никак нельзя присоединить. Поэтому в этой главе мне хотелось бы как-то восполнить это, опубликовав здесь некоторые отзывы – что-то  вроде зрительских аплодисментов в мой адрес. Это реплики от разных людей, которые я разыскал в «голубом нигде», как иной раз называют интернет. Пусть не смущают вас некоторые неувязки или опечатки в тексте, ведь это просто общение людей на форумах, простая переписка, порою торопливая, порою ненавязчивая, но, на мой взгляд, самая непосредственная во всех отношениях.

www.shanson-e.tk
Mannam Долгожитель
«Снимаю шляпу перед Б. Вишневкин и гр. «Шабес»!!!
Хотелось бы подарить цветы, но руки связаны интернетом...»

www.shanson-e.tk
ГОРЕЧЬ Пользователь
Спустился с гор и узнал о Вишнёвкине. Стоящий шансонье.
www.shanson-e.tk
kingdmd новичок
«Всем привет! С песнями Бориса познакомился еще в детстве, у батька была кассета!!!! Он слушал её в машине!!! Была она очень долго, но потом пропала, это был сборник из «Шабес 1» и «Шабес 2», причем там были песни про соседа Соломона (отличная от той что выложена), про тамаду, азохенвэй (о ней тоже писали на форуме) и другая версия мишпухи!!! Очень ищу эти песни!!!! Кому повезло больше чем мне, прошу помощи!!!!! «

www.shanson-e.tk
ALEXHALL
«Коллеги. А где бы взять его первые альбомы, когда он пел под псевдонимом Тимур?
Больше 20 лет не слышал, а хотелось бы…»

www.shanson-e.tk
passage008 Деятельный
«Уважаемый и почитаемый всеми, кто любит шансон, Борис Вишнёвкин! Очень рад, что Вы продолжили свой творческий путь. Шансон он и в Африке шансон, независимо от носа и глаз. Вы для меня в одном ряду с Северным, Иноземцевым и другими столпами!
К сожалению, СД Ваших в Москве нет, но пока есть наш форум – народ будет иметь возможность слушать Вас! С уважением! Миша»




www.jewniverse.ru/forum
Автор: michael smolyak Понедельник, 16 января 2006, 21:40
«Если кто знает об алма-атинской группе (если я не ошибаюсь) группа «Шабес» – поют на идиш и русском или вперемешку. Очень хорошие песни. К сожалению, имею только на кассетах и в очень плохом качестве. Не могу найти на других носителях. Плиз, помогите»

www.sovross.ru
"СОВЕТСКАЯ РОССИЯ" N 17 (12360), 13 февраля 2003 г.
Отечественные записки
***
КУРОРТНЫЕ ПЕСНИ
«Еврейские глаза, еврейские глаза,
Средь тысяч глаз
В толпе я вас узнаю.
Еврейские глаза — мамины глаза,
Пред вами я колени преклоняю.
Они глядят на мир сквозь сто веков,
Пылают страстно в сладостной истоме,
В них видятся пожары и погромы
И раны от ударов и оков».

  Песню эту пел директор культурного центра с фамилией Иванов, и я, усмехнувшись, подумал о том, что вот напишешь с такой же долей хлещущего трагизма и любования какие-нибудь «Русские глаза» — обвинят в национализме, русопятстве или засмеют: да где они, русские глаза? Мол, поскреби любого русского — найдешь татарина с узкими глазами. На это и я, правнук пленного француза Теодора Борма, наверняка с немецкой, а может, и с другой кровью в жилах, не знаю, что возразить...

http://www.shanson-plus.ru/forums/
Сергей Шаляпин. Группа: Пользователи
«Ребята, очень нужны песни про Юлю:
1. Шахерезада – Юля
2. Оскар Камионский – Юлия
3. Лена Темникова – Юля
Выкладывайте на ifolder

Юрчик. Группа: Пользователи
«Cуществуют такие песни про Юлю:
«Братья Улыбайте – Юлия любит Юрия
Илья Рассветов – Юлия
«На-На» – Юлия
НОЧНОЙ ПАТРУЛЬ – ЮЛЬКА

genn Группа: Приват
«А у Вишневкина – самая лучшая....(если согласиться с тем, что Юлия = Джулия)»




www.shanson-e.tk
Darkman Местный
«Раньше не увлекался почти что музыкой вообще.. но вот в последнее время заразился этим делом... особенно шансоном, еврейскими (Yiddish) песнями.. песнями с еврейским уклоном, юмором и т.д. Так что раньше не слышал про Бориса Вишнёвкина вообще (извиняюсь, Борис и народ).Но послушав его альбомы.. – могу сообщить.... что сразу стал ценить его уникальные исполнения (и гр. «Шабес»). Так держать, Борис! Looking forward to your Next / Upcoming album! (жду Вашего следующего альбома)»

www.shanson-e.tk
Isabella Неугомонная
Боря, твое творчество знают, как видишь, и в Москве, Тель-Авиве, Берлине и в Одессе и многих и многих странах и городах, где находятся русскоговорящий человек, а он, как ты знаешь, есть везде, так что не удивлюсь, если скоро получим сообщение с Марса, что и там знакомы с творчеством Бори Вишневкина»

http://nostalgie30-80.com/forum/
***
А у Вас есть эти песни? Или Вы их тоже безуспешно ищите? (-) Натка 19-08-2004 10:18
Увы, нету. И вопрос поднимал на Форуме, покамест глухо. Alxndr 20-08-2004 00:41
Я нашла только за деньги – на disc.dp.ua (-) Натка 26-08-2004 23:01
Re: А может, это группа «Шабес», которую я давно ищу в сети. Кстати, «Еврейские глаза» из их репертуара, как и «Дорогие мои евреи». Igor 03-01-2005 02:29
Группа «Шабес» вроде была в 80-х годах. Сделали альбом, и как в воду канули. ЛЮДИ, ПЕРЕТРЯХНИТЕ СВОИ СТАРЫЕ ЗАПИСИ, может, найдётся у кого хотя бы случайно? (+) Alxndr 04-01-2005 02:49

www.shanson-e.tk
sharaburin
«Борис, спасибо за эту тему. Я, где-то в 80-х услышал на рынке «Шалопая» и тут же приобрёл кассету. Так началось моё знакомство с творчеством Бориса Вишнёвкина. И когда я собирался в Израиль, не последнюю роль сыграло то, что «На пляжах Тель-Авива есть всегда в продаже пиво». Жду с нетерпением новых песен и желаю дальнейших творческих успехов».

http://russhanson.ru/forum/viewtopic.php?p=325774
aliosha333 Moderator. Добавлено: 25.01.2010 16:21 Заголовок сообщения:
«Я вообще прусь от Вишневкина. В своё время мне очень нравились песни Тимура. А когда первый раз услышал «Шабес», то какое-то ощущение было чего-то знакомого типа де-жа-вю... Инфы же в те времена никакой не было. А потом уже узнал, что это тот самый исполнитель. Да мне кажется, что если б Вишневкин спел бы даже ханты-мансийские песни, то это всё равно бы было КЛАСС! А песня Ерушалаим – это прям гимн настоящий!!!»

www.shanson-e.tk
Ильял
14.06.2008, 07:02
«Очень хотелось именно теперь послушать и, возможно, даже скачать как можно больше песен замечательного певца и автора песен Бориса Вишнёвкина. К сожалению, я только на этой неделе впервые по русскоязычному Первому радио (так эта радиостанция называется) услышал песню
( что-то вроде «Ой-вэй»), и мне на форуме этой радиостанции подсказали, что возможно эта песня – песня Вишнёвкина Бориса. Буду очень благодарен, если его песни вновь станут доступны для прослушивания и для скачивания. Заранее благодарю!!!»

www.shanson-e.tk
Isabella Неугомонная
«Боря, спустя годы, люди с Прибалтики, Америки, Германии, Израиля и, конечно же, России спрашивают о твоих альбомах и все как один хотят знать за группу «Шабэс», так как извини, но ходят легенды что вы группа из Сибири и Ростова-на-Дону, и нигде ничего нет действительно информативного. А ведь так хочется узнать кто вы и откуда, ну а как же иначе, это ведь первые вопросы у евреев и я, конечно, тоже не исключение.

Я никогда не забуду впечатления от твоих трех кассет, которые мне принес послушать знакомый. Кассеты, которые привезли люди, репатриировавшиеся в Израиль. Кассеты, скажу тебе, были еще «того качества», ведь их записывали и слушали, как в свое время самиздатом перепечатывали и зачитывали до дыр «Собачье сердце» Булгакова и «Архипелаг ГУЛаг» Солженицына. Но услышав «Еврейские глаза» и всю еврейскую тему, что проходила на этих кассетах я получила просто эмоциональный шок и слушала и переслушивала эти кассеты, пока они конечно благополучно не скончались.
И только на кассете объявлялось Боря Вишневкин в сопровождении группы «Шабэс».
И все! Ни фотографии, ни названия песен, ни даты выпуска, ничего! Как будто все это был сон, не могу сказать, что сладкий, как несладка сама еврейская судьба, но то был жизненный сон, потому как песни твои были не просто исторические, а жизненные и очень душевно от всего большого еврейского сердца спеты и, конечно же, не могли они оставить не только меня, а и никого равнодушным или спокойным, и по сегодняшний день слушая твои песни, слёзы накатываются на глаза.

Ты выразил в твоих песнях всю сущность, иногда трагическую, порой комическую, но всегда жизненно правдивую о нашей жизни, в которой слезы от родовых мук и болей дают рождение ребенка, то есть слёзы и радость они всегда в нашей жизни идут рука об руку. Боря, было бы очень здорово если бы смогли переиздать все ваши записи, ведь, скажем, я не слышала ни одной песни Тимура, это ты мне, и, наверное, многим твоим поклонникам открыл новость, да вот только нет возможности прослушать и познакомиться. И с большим нетерпением жду твоего нового альбома.

Хочу поблагодарить тебя за твое творчество, в которое ты вкладываешь душу и сердце, и пожелать тебе успехов, удачи, счастья, здоровья, благополучия и нового расцвета твоего творчества, потому как оно нужно людям».

С МЯЧОМ И УДОЧКОЙ

Да, приятно прочитать вот такие трогательные отзывы о себе много лет спустя после того, как «отгремели» концерты группы «Шабэс», когда на смену моим первым восточным песням «Шеш-Беш», «Тюбетейка» или «Ходжа Насреддин» пришли новые красивые песни с восточной тематикой молодых артистов. Я всегда считал и считаю музыку своим главным призванием в жизни, но не могу не упомянуть здесь о своих увлечениях, которым я верен уже много лет. Это футбол, путешествия и рыбалка.
Пристрастие к футболу началось ещё с детства, когда мы гоняли мяч в узких бакинских двориках и играли «двор на двор» или «класс на класс». Потом «болезнь» футболом перешла уже в стадию «хроники». Я стал следить за всеми чемпионатами мира и болел сначала в Баку за бакинский «Нефтяник», а потом в Москве – за московский «Спартак», а теперь по счастливой случайности вместе со своим зятем Глебом мы горячо интересуемся английским футболом и страстно болеем за нашу любимую команду «красных дьяволов», за «Манчестер Юнайтед».
Как вы думаете, если бы знаменитым знатокам из клуба «Что? Где? Когда?» принесли чёрный ящик и спросили: «Здесь лежит то, после чего на Земле появилась новая болезнь, которой до сих пор болеют миллионы людей. Что в чёрном ящике?» Они бы, наверное, сразу догадались, что там лежит футбольный мяч – такой круглый, такой небольшой, но привлекающий огромное внимание многих людей, в том числе и внимание вашего покорного слуги. Когда я смотрю футбол, дверь в мою комнату домочадцы сразу же закрывают, потому что я реагирую на происходящее очень громко и, по их мнению, неадекватно, и если любимая команда забивает гол, то крикам радости нет пределов!
Поэтому нетрудно представить, что одним из самых больших моих впечатлений было посещение Чемпионата мира по футболу в Америке в 1994 году. Этих дней я не забуду никогда: перед тем, как команды вышли на поле, я чувствовал себя так, как будто мне самому сейчас предстоит выступать перед этой многотысячной разноликой и разноязычной толпой. А на одном из товарищеских матчей, которые проводил в Америке наш любимый «Манчестер Юнайтед», мы побывали с моим любимым зятем Глебом. Каково же было наше удивление, когда диктор объявил, что эту встречу будет открывать сам великий Пеле. С его появлением встали все трибуны, и слёзы на глазах у многих совсем не казались неожиданностью – мало кому, наверное, в жизни посчастливилось увидеть и услышать вот так близко легендарного бразильского футболиста, признанного короля футбола!
Что же касается другой части моих увлечений – рыбалки и путешествий, то об этом более подробно я хочу написать в другой своей книге, которая будет называться «Extra time». Такое не совсем обычное название я придумал потому, что древние мудрецы считали: время, проведённое на рыбалке, в зачёт жизни не идет. Может поэтому, когда у меня появляется свободное время, я укладываю в машину свои нехитрые снасти, беру термос с бутербродами и снова еду на свидание с природой. И независимо от того, каким будет мой улов, я обязательно получу удовольствие от свежего воздуха, плеска воды, азарта ожидания улова и... Об этом я расскажу уже в моей новой книге, а пока что хочется немного пофилософствовать.

ЭПИЛОГ
Метаморфозы времени

Недавно в одном из телевизионных шоу публике был задан такой вопрос: «Что вы считаете своей Родиной?» Ответов было не так много – там, где родился, там, где живу, то, за что пойду воевать без сомнений, и то, где жили мои предки. Я бы рискнул ответить на этот вопрос немножко по-другому: Родина – это там, куда тебя всегда тянет, и для меня лично на сегодня это всего два места – город Баку и страна Израиль. Пусть ни в коем случае не обижаются мои друзья и родные, живущие в России, Америке, Германии, Латвии или в Канаде, но я говорю так потому, что просто чувствую эту тягу в своей душе больше всего. Поэтому основными дисками в моей «аудио-коллекции», кроме многочисленных джазовых записей, являются записи Сарит Хадад, Офра Хазы, Брилиан Дадашевой или Айгюн.
Может, эти два места связаны с восточной музыкой, к которой я питаю тягу с детства. Может, оба они находятся под ярким южным солнцем. Но всегда, когда я слушаю азербайджанскую или израильскую музыку, то одинаковые ощущения чего-то родного и близкого сразу приходят ко мне и, оглядываясь назад на череду прожитых лет, невольно вспоминаешь мудрые слова Шолэм-Алэйхема: «К чему романы, если сама жизнь роман». С этих слов я начинал свое повествование, и если взглянуть ещё раз назад, то понимаешь, что тот путь, который прошло наше поколение – поколение рождённых в пятидесятые – может составить основу самых необычных романов и сюжетов.
Буквально за 30–40 лет мир обрушился в прямом смысле этого слова, приходили и уходили государства, появлялись и исчезали целые направления в музыке и в культуре. Многие семьи, которые несколько поколений жили в одних и тех же местах, вдруг были вынуждены их покинуть и обрести свою новую Родину в Европе, в Израиле или в Америке.
Менялись границы. Я, например, за это время стал «гражданином» трёх государств: родился в Азербайджане, в бывшем СССР, затем жил в Москве, в России, потом уехал в Америку с советским паспортом, а за это время Советского Союза уже не стало, и я остался просто гражданином России.
Менялись технологии. Я горжусь тем, что одним из первых в СССР осваивал музыкальный компьютер и делал на нём аранжировки. Сегодня же даже многие школьники могут на компьютере записывать свои треки и создавать ремиксы.
Менялись носители музыкальной информации. В своё время многие из нас гордились своими коллекциями кассет и грампластинок, теперь же на небольшом диске размером со спичечный коробок можно хранить содержимое целого музыкального магазина.
Менялось отношение к музыке. Песни, за исполнение которых в 80-е годы музыкантов лишали работы и свободы, сейчас можно услышать даже на правительственных концертах. Мир перевернулся: со сцены Кремлёвского Дворца съездов Иосиф Кобзон поёт «Хаву Нагилу», а ему вторит ансамбль Российской Армии. Кто же мог себе это представить ещё тридцать лет назад?
Менялось восприятие музыки. То, что раньше называли блатными песнями, и чего чуралась тогда вся музыкальная интеллигенция, теперь называют «шансоном», и этот жанр стал настолько популярен, что фестивали шансона звучат на самых крупных концертных площадках. Кстати, в книге «Энциклопедия российского шансона», вышедшей недавно в городе Калининграде, есть и страница обо мне.
Менялись способы создания музыки. Если раньше приходилось вручную писать аранжировки, затем искать оркестр, ансамбль и студию чтоб записать свои песни, то теперь всё это заменяет одна или несколько музыкальных компьютерных программ. В этих же программах можно найти любые тембры любых музыкальных инструментов, можно записывать музыкальные треки голосами других людей и т.д.
Менялись возможности авторов. Когда-то в СССР надо было иметь хорошие связи и платить много денег, чтобы попасть в какие-то программы и передачи, сейчас же благодаря интернету тебя могут увидеть сразу миллионы людей.
Да, культура и мода необратимо меняли нашу жизнь, удивительные метаморфозы происходили в мире, в политике, в обществе, в жизни многих из нас, но, тем не менее, лишь она одна всегда помогала мне найти себя, помогала мне выстоять в любой ситуации, обрести покой и найти себя – это музыка, Музыка Моей Души! В конце этой книги мне хотелось бы пожелать всем своим слушателям – прошлым, настоящим и будущим то, что я всегда говорил в конце каждого концерта моей группы «Шабэс»:

- Пусть всегда в вашем доме будет маленький праздник
- Пусть слёзы на ваших глазах будут только от радости
- Пусть всегда над вами будет мирное небо
- Пусть ваши дети будут иметь все то, что вы им пожелаете
- Мира вам, счастья и радости!
Ваш Боря Вишнёвкин
Апрель, 2010 Нью – Йорк