— Не читай в туалете!
Мы с резиновой Крысой вздрогнули и закричали о ответ:
— У нас только картинки. Это суперагентский комикс.
— Немедленно выходи! — завопила мама. — Мы опоздаем на самолет!
Мама очень взволнована. Она даже не проверила, вымыла ли я руки, потому что стояла среди кучи вещей и кричала: "Всё!!! Я никуда не поеду!"
— Но, дорогая, — сказал папа. — Ты хотела показать малышке Милан.
В прошлом году по дороге из Альп мама уже пыталась показать мне Милан. В тот раз она нырнула в магазин посмотреть босоножки. А мы с папой успели познакомиться с двадцатью пиццами и поваром Матео, когда в кафе вбежали бумажные пакеты на маминых ногах. Мама кричала, что умирает, чтобы мы пошевеливались, и что босоножек в этом городе нет, хоть босиком улетай. В этот раз я мечтаю познакомиться с костюмом суперагента. Потому что пока у меня есть только суперагентские носки.
Мама не любит летать. Ей кажется, что мы обязательно разобьемся, багаж потеряется, а на наших местах будут сидеть чужие люди.
Только один раз на моем месте сидела чужая сумка, но мы с ней смогли договориться. Я летать люблю. В аэропорту я взвешиваюсь сначала с ручной кладью, а потом без. Мне нравится смотреть, как взлетают самолеты, а потом сидеть у окошка и взлетать самой. Но мне по душе и поезд, особенно если ехать долго и считать в окнах справа коров, а в окнах слева — птиц. Я люблю и такси, и автобусы, и ролики.
В Дюссельдорфе у нас стыковка рейсов. Это означает, что всем, кто летит дальше Дюссельдорфа, нужно выйти и подождать другой самолет. Ждать интересно: можно посмотреть на самолеты из разных стран, намекнуть папе про игрушки в Дьюти-фри и узнать, чем кормят в здешних кафе. Кафе в аэропорту повсюду. И от одного вида кружевных салфеточек начинаешь умирать от голода. На витринах под лампами лежат целые груды бутербродов. Они не плоские, как делает мама, а в круглых или вытянутых булках и украшены орешками, помидорами и салатом. Рядом с бутербродами загорают пиццы на больших фанерных листах. А около кассы навалены слоёные булочки с джемом и фруктами. Я поняла, что не могу лететь дальше, пока не съем хотя бы крошку.
Мама снова заволновалась.
— Ты только посмотри на эти цены! У меня билет столько стоит, сколько один бутерброд в их кафе!
Папа сказал, что мы сэкономили на билетах и, наверное, можем позволить себе небольшой завтрак. Чтобы влезло поменьше еды из кафе, мама вручила мне бутерброды с паштетом, которые приготовила еще дома. Через кальку было видно, что паштет изнемогает от жары. Со стонами о скором разорении мама купила нам с папой чаю и по булочке с персиком. А сама присела на краешек стула, будто не при чем, но почему-то постоянно отхлебывала из наших чашек и щипала булочки.
Сначала существенное — я принялась за бутерброды. Потом вкусное — я съела свою булочку и еще половину персика с папиной, которую не успела съесть мама. Допив остатки чая, я поняла, что Дюссельдорф — отличное место!
На табло появилось предупреждение о скором вылете нашего самолета. Мы заторопились на посадку, как вдруг увидели нечто необычное — под стеклянным куполом находилась церковь. Как настоящая, только игрушечная. Её окружали маленькие деревья с кронами из губки и малюсенькие человечки.
— Конструктор? — спросила я.
— Макет собора, — ответил папа. — Видишь, собирают деньги на его реставрацию. — И он показал на табличку.
Текст на табличке был написан по-немецки, потому что мы были в Германии. И по-английски, потому что английский ; язык международного общения. Так считает мама, Би-би-си и сборщики денег. А я пока знаю только французский, так что ничего не поняла.
Рядом с табличкой находился прозрачный ящик для денег и еще одна табличка ; металлическая, с пупырышками. Какой-то код!
— Это шрифт Брайля, — объяснил папа. — Он придуман для слепых. Пальцами они потрогают табличку и узнают, что здесь написано.
— А для маленьких девочек с деньгами на мороженое есть табличка снизу, — сказала мама.
Я посмотрела, но таблички не увидела. Наверное, сняли.
Тогда я закрыла глаза и потрогала пупырышки.
— Каждая буква — это комбинация выпуклых точек, — услышала я папу. Вокруг стоял гул тысячи звуков: диктор делала объявления, в животе у меня урчало, где-то вдали ревели самолеты. Пахло мамиными духами, путешествиями и слойками. Среди привычных звуков и запахов было уютно. Вот проехала тележка с чьим-то багажом. Я подумала, что не могу знать наверняка, именно ли багаж повезли, а не арбузы или мертвые головы. От таких мыслей сделалось жутко. Я убрала руку с таблички и дотронулась до мамы. Но в темноте по соседству с мертвыми головами все равно было страшно. Если бы я не смогла открыть глаза в ту же секунду, аэропорт наполнился бы зомби, это точно. Но я смогла и спасла всех.
— В современном мире остается все меньше людей, исключенных из жизни общества, — продолжал папа. — Для слепых есть специальные книги, набранные шрифтом Брайля, и даже компьютерные программы.
— Ну, включил свою Википедию, — развеселилась мама.
— И кстати, изобретатель шрифта для слепых Брайль сам был слепым.
— А ослеп, между прочим, от того что, поранил глаз шилом. Так и бывает, когда за детьми нет пригляда, — и мама выразительно посмотрела на нас с папой.
— Не преувеличивай, пожалуйста, — сказал папа. — Что с ней может случиться здесь, в сердце Европы?
И тут я поняла, что со мной случится прямо сейчас, в сердце Европы, под приглядом родителей. У меня было подозрение, что паштет не подружился с персиком. Но теперь он требовал его незамедлительной репатриации.
— Я быстро! — сказала я и рванула прочь.
В туалете все сияло. Стены, зеркала, машинки для сушки рук. Проход к кабинкам закрыла поломойная машина. Она с тихим урчанием ездила туда-сюда и наводила глянец. Было необходимо срочно найти другой туалет. К счастью, в таком громадном аэропорту полно туалетов. К несчастью, они находятся очень далеко друг от друга.
Я бежала и выла. Будто самолет пронеслась мимо кафе, стоек регистрации и магазина Дьюти-фри. Наконец влетела в кабинку, плюхнулась на унитаз и поняла, что спасена.
Я потянулась за бумагой и тут же одернула руку — передо мной находилась книга для слепых. Почему-то она была закручена в рулон и, конечно, очень походила на туалетную бумагу. Но шрифт Брайля отчетливо проступал. Я потрогала бумагу пальцем. Голубые буквы-пупырышки складывались в непонятные мне слова. Интересно, это рассказ? Вряд ли роман, ведь люди не проводят в туалете много времени. Не должны проводить. Так считает мама. А можно ли слепым читать в туалете?
Мама бы сказала, однозначно, нет. Это вредно и можно испортить зрение. Но слепые не могут испортить зрение, потому что нельзя испортить того, чего нет. Значит они вполне могут читать и в туалете. А раз так, то могут быть и специальные книги для этого. Это хорошо, что в Дюссельдорфе так заботятся о слепых... Что?! Я в туалете для слепых?! И похоже, здесь кончилась бумага. А мне бы поторапливаться на посадку. Как же быть? Вытираться книгой — это свинство!
Я приоткрыла дверь и выглянула из кабинки. Пожилая дама с мокрым лицом и зажмуренными глазами ощупывала руками раковину. В полуметре от нее лежали темные очки. Наверно, она искала их. Бедная слепая женщина! Точно, я в туалете для слепых!
— S'il vous plait, — проблеяла я. — Пожалуйста, papier.
Не оборачиваясь, женщина протянула мне другую книгу, очень похожую на ту, что у меня уже была. Видимо, французский не является языком международного общения. Но дама могла бы догадаться, что я пришла не в библиотеку.
Я забралась на унитаз и попыталась дотянуться до верха перегородки, посмотреть, есть ли бумага в соседней кабинке. Дохлый номер. До верха доставали только кончики пальцев. Я хотела подпрыгнуть и подтянуться, но риск сорваться и угодить ногой в унитаз был велик. Это по плечу только мастеру спорта по прыжкам в спущенных штанах.
Я дала суперзадание Крысе: проникнуть в соседнюю кабинку, привлечь к себе внимание и добыть бумагу.
Черная молния пронеслась над перегородкой и исчезла. Резиновый хвост в моей руке натянулся до предела. Послышался визг. В панике Крыса метнулась наверх. В соседней кабинке раздались грохот и смех.
— Pleace, help, paper! — произнесла я почти все английские слова, которые выучила за два года в школе. Повторила по-французски, и по-русски на всякий случай. После этого операцию посчитала завершенной.
В дверь постучали. Я приоткрыла. Через щелку просунулась бумага. Снова шрифт Брайля! Это были тоже страницы книги! Большого же ума надо быть, чтобы на призыв о помощи давать книгу!
Я хотела сказать, что мне нужна обычная бумага, но пока думала, как это сделать, услышала, что дверца захлопнулась. Застрять в туалете — провал для суперагентов!
Еще одна идея — даже без штанов можно дойти до раковины или в другую кабинку. Я снова высунула голову, проверяя обстановку. Возможности для маневра не было — две старушки мыли руки. Даже перед слепыми я не решусь бегать с голой попой. Мы с Крысой тихо укрылись в нашей кабинке.
Я посмотрела на воду в унитазе, но тут же отказалась от этой затеи. Сколько людей в день пользуются этим туалетом! Сколько там болезней и микробов! Но если честно, ни одного не было видно.
Итак, я оказалась в очень сложной ситуации: ни чистой воды, ни бумаги, ни того, кто мог бы помочь. Нам с Крысой придётся жить здесь вечно. Пройдут годы, мои каникулы кончатся, самолеты улетят в свои страны, а мы будем сидеть здесь ; бесштанные и состарившиеся! А что мы скажем, когда придет уборщица? Впрочем, мы ее не увидим, так как ослепнем и будем по книгам учить шрифт Брайля. Резиновая Крыса была готова разрыдаться от таких перспектив, но я вовремя предупредила ее: "Даже не думай! Не сметь плакать, потому что у агента Эрики есть план!"
Мы вышли из туалета — свободные и счастливые. Миссия выполнена. Крыса мной гордилась и завидовала моей смекалке.
В коридоре было полно полицейских — не так уж спокойно в этом сердце Европы.
— Эрика! Куда ты пропала? — закричала мама, распихивая толпу и устремляясь ко мне: — Мы ищем тебя по всему аэропорту! Вся полиция Дюссельдорфа здесь! Мы думали, тебя украли! Наш самолет улетел без нас!
Убедившись, что я цела, она схватила меня за руку, чтобы не выпустить больше никогда в жизни. Мама нервно сжимала и разжимала свою ладонь, будто моя рука была из губки. Пришлось подсунуть ей резиновую тушку Крысы.
— Зато теперь мы поедем на поезде, здорово, да?
Мама посмотрела на папу, потом на полицейских и сказала:
— Поедем, когда закончим объясняться с полицией.
В поезде было хорошо. Я забралась с ногами на кресло и считала справа коров и слева птиц. На шестой корове мама пришла в себя, а на пятнадцатой птице спросила:
— Эрика, а где твои шпионские носки?
— Суперагентские, — поправила я. — Они остались в Дюссельдорфе.
И мы с Крысой даже не покраснели.