Вкус осени, III глава

Ан Артуа
III глава


Андрей чувствовал себя идиотом. Сначала сам протянул руку помощи, притащил горе-героя в квартиру, запихнул в ванную, а потом за чаем и слова выдавить из себя не смог. Лишь наблюдал, как Максим набивал рот сладкими пирогами и с удовольствием отхлебывал из кружки с синим гжельским цветком. Иногда прерывал молчание, что-то спрашивая. Андрей односложно и комкано, будто язык подрезали, отвечал.
Этот новый знакомый казался ему странным. Не потому, что в нем было что-то не так, а потому, что сам Андрей реагировал крайне нервно на каждый жест гостя. Максим с неприличным любопытством рассматривал его, словно впитывая каждую черту, мысленно расставляя галочки напротив пунктов. Казалось, что в Максима встроены сенсорные датчики – не убежать, не скрыть, не обмануть. Смолкин думал о том, что в этой хлесткости взгляда есть ноты, делающие Кирина старше. Старше, чем Андрей. И это сбивало с толку, заставляло чувствовать себя нагим и уязвимым. А еще заполошным. Хотелось наплевать на укоризненный цокот часов, на резкий звон донышка чашки о блюдце, на близость маминого запаха на кухне, на морозом пронизывающий взгляд, на собственную неспособность успокоиться. И обхватить влажную шею пальцами, крепко сжать до красных отметин, потянуть на себя, прикусить полную нижнюю губу со вкусом кисло-сладких яблок, забрать дыхание поцелуем… А потом… много чего хотелось, но Андрей угрюмо молчал, даже не пытаясь разрядить обстановку и желая поскорее распрощаться. Не видеть, забыть, стереть ластиком образ. Он дал ему свои старые вещи, запихнул грязную одежду в целлофан пакета и практически вытолкал за дверь. Выдохнул под клокотание сердца.
Чтобы через неделю вновь прилипнуть подошвами к сырому асфальту. Наверно, это был некий знак – дождливый полумрак улиц для нечаянных встреч.
Максим стоял, прислонившись к сырой красной стене, и обнимал стопку газет. Он снова вымок, как выдра, но будто не ощущал никакого дискомфорта. Андрей остановился в нескольких метрах, наблюдая за парнем. Вокруг него суетились люди – мелькали монетами ладони, руки хватали газеты. Он чуть улыбался, что-то говорил покупателям, вскидывал голову, щурил глаза от падающих с небес капель.
Андрей простоял полчаса, ожидая, когда бумажная стопка растает, и Максим освободится. Толпа прохожих размазалась по серым улицам, мелькая разноцветными шапками зонтов. Осталась всего пара газет, когда Смолкин решился подойти. Он и сам не знал, зачем снова идет навстречу, теперь уже азартно и вместе с тем малодушно. Не смог отказаться от пересечения взглядов, от щемящего любопытства.
Беспредельное. Было в этом что-то злое и радостное одновременно.
– Привет, герой.
Максим вскинул голову, затравленно оглянулся по сторонам и сдержанно улыбнулся.
– И тебе здравия.
Мимолетная искра страха в глазах, но Андрей успел рассмотреть, уловить, зацепиться. Было в этом натюрморте «Кирин и газеты» что-то неправильное. Возможно, если бы не собственные спутанные мысли и эгоизм пристального внимания, то Смолкин сразу увидел бы картину в целом. А так – увяз в мелочах: в каплях на скулах, в линиях губ, в развороте плеч под влажной тканью.
– Ты чего здесь?
Андрей вдохнул сырого воздуха, впуская в себя уверенность. Посмотрел свысока, как ястреб смотрит на мышиную слабость в бессмысленном беге через колоски. Дернул уголками губ, провел рукой по волосам в привычном жесте.
– За лекциями ходил, тут недалеко. Но это неинтересно. А вот чем ты тут занимаешься – вопрос.
Максим потер пальцем мокрую полоску ресниц, оттягивая ответ. Потом, не найдясь, пожал плечами и бесшабашно сверкнул улыбкой.
– А ты че – ревизор?
– Не, я «почтальон Печкин, принес заметку про вашего мальчика».
– Ага, взял шефство, значит. Ну, ясно.
– С тобой, видимо, по-другому нельзя – снова вляпаешься без присмотра. А у меня высокая общественная сознательность и чувство вины.
– Серьезно? Это ты зря, Андрей. У меня никакого стыда и сбежавшая впопыхах совесть. – В глазах Максима читалась провокация. Вот оно. То самое, что заставляло всматриваться, вызывало желание препарировать скальпелем, собирать стеклышки разноцветной мозаики. Кирин проверял, расчерчивал круг доступа. Он сам уже переступил черту и теперь манил заветным фантиком за собой.
– Вижу. Воспаление легких заработаешь – бабушка будет очень рада.
Максим поморщился, неловко переступая с одной ноги на другую. Андрей самодовольно улыбнулся: немного надавил, а сколько удовольствия.
Кирин хотел было что-то ответить, наверняка едко и колко, чтобы запомнилось, отшатнуло. Но невзначай посмотрел в сторону, а потом резко встрепенулся, сгруппировался пружиной – ни следа от вальяжного разгильдяя. Атмосферу разорвал громкий окрик:
– Опять ты! А ну стоять! – рявкнул усатый мужичонка в милицейской форме, больше похожий на престарелого колобка из сказки – такой же румяный щеками, с короткими пухлыми ножками и арбузным животом.
В следующее мгновение Максим смял газеты и крепко схватил Смолкина за руку:
– Бежим!
Андрей даже подумать не успел. Лишь дернулся за Кириным – взял старт. Перепрыгивая лужи, сбивая прохожих, они бежали сквозь ливневую стену, заряжая адреналином кровь. Мужичонка что-то кричал им вслед, но через грохот пульса в висках не пробивалось и звука. Андрей только видел, как Максим иной раз оборачивался – хитрая открытая улыбка до ушей и блестящие карие глаза. Погоня явно его забавляла. Смолкин почувствовал, что сам почему-то невменяемо счастлив. Просто так. Без особой видимой причины. Он даже не знал, куда они бегут и почему. И едва успевал сворачивать в очередной переулок – от усача они давно уже оторвались, укрылись в бетонных застенках города.
Вдруг Максим остановился. Андрей по инерции пролетел еще несколько шагов вперед и затормозил кедами о мокрый асфальт.
– Что… это… было? – пытаясь отдышаться, еле выдавил он.
Кирин выбросил газеты в траншею и махнул рукой, подмигивая.
– Пошли.
Смолкину ничего не оставалось, как следовать за этим странным безумным парнем. Он посмотрел по сторонам – оказалось, что они добежали до какой-то стройки. Вдалеке на лесах сновали рабочие, с открытых этажей сыпались голубые с золотом сварочные искры. В этом блоке было тихо.
Максим подошел к забору из рабицы, дождался Андрея, а потом шустро перелез на другую сторону.
– Ну? Особого приглашения ждешь? – усмехнулся Кирин.
Смолкин подергал сетку – выдержит ли? И, зацепившись, перемахнул.
Дождь усилился, выбивая на лужах большие пузыри. Максим зашел в серую постройку без окон, без дверей, но с крышей. Андрей юркнул за ним. Стены приглушили шум дождя и скрыли от посторонних глаз.
У окна на полу были расстелены газеты с грязными коричневыми краями, а на них пенопластовые подушки. Кирин плюхнулся на импровизированный диван, порылся в карманах, достал влажную пачку сигарет и спички. Несколько раз чиркнув, подпалил отсыревшую сигарету, затянулся.
Андрей пнул маленький камушек, опустился рядом, уперся локтями в колени и посмотрел на Кирина.
– И часто ты устраиваешь соревнования с защитниками правопорядка?
Тот опалил взглядом, глубоко затянулся, выпустив в тяжелый воздух дымное колечко.
– Бывает. Понравилось? – неожиданно уколол, улыбаясь лишь прищуренными глазами.
Смолкин хмыкнул в ответ.
– Да не особо, – из вредности соврал. – Чего убегали-то? Газеты ворованные?
Одна эта мысль казалась абсурдной. Андрей не мог себе представить, как это вообще можно провернуть, да и зачем? Глупость какая-то.
Максим запрокинул голову, обозначив острый кадык и резкий подбородок, низко загоготал.
– Не. До такого даже я бы не додумался, – отсмеявшись, произнес он.
– И в чем тогда подвох? – допытывался Андрей.
Макс сделал последнюю тягу и бросил бычок – тот, ударился о противоположную стену и, мелькнув затухающим огоньком, упал на пол.
– Вот скажи мне, ты болельщик? Спорт любишь?
– Иногда в футбол гоняю, – пожал плечами Смолкин.
Максим наклонился вперед и заговорчески прошептал:
– Ну так вот. Я покупаю в киосках свежий выпуск «Советского спорта» сразу после матча. И… накручиваю копеечки. Когда в киосках тираж заканчивается, люди идут ко мне. Ну? Сечешь?
Андрей округлил глаза от шока и выдохнул:
– Да это же… статья[1]… – последнее слово произнес придушенно, захлебнувшись нахлынувшими эмоциями. Он подумал, что этот пацан, и правда, совсем не дружит с головой. Надо же быть таким отчаянным! Ходить по тонкой проволоке на высоте.
Но больше всего он был удивлен своими чувствами в тот момент – вместе со страхом в сознании мягкими вспышками сияло восхищение. Смелостью школьника, жизнью на грани, той, которую он не мог себе позволить. Потому что знал, что есть вещи, о которых лучше даже не думать. Чтобы не возникало соблазна.
Макс вытянул ноги и закинул руки за голову.
– Черт… Теперь придется менять точку. Семеныч живьем с меня не слезет. Первым делом бабке растреплет, – с досадой в голосе проворчал он.
Смолкин последовал его примеру и улегся рядом на скрипучий пенопласт, уставившись на серый в разводах потолок. Он мог бы многое спросить, но один вопрос звенел в голове ярче остальных.
– А зачем ты мне это рассказал? Не боишься, что я…
Андрей хотел поддеть, подцепить, поиграть немножко. Он бы ни за что не сдал Кирина. Но мотивация самого Максима была не понятной. На наивного дурачка парень не смахивал.
Смолкин почувствовал, как он на мгновение напрягся, вытянулся в струну, а потом, будто принял для себя какое-то решение, расслабленно потянулся и закрыл глаза.
– А я люблю, когда по справедливости. Считай, что теперь мы квиты.
Андрей перекатился на бок, чтобы видеть Макса. Он, как животное, инстинктивно – на раз – ощутил разлившуюся в воздухе опасность, весь подобрался, напружился мышцами. Смолкин рассматривал острый профиль, широкую надменно вздернутую бровь, резкую скулу и мягкие губы. Он видел, как Максим сглатывает слюну, дернув кадыком, как подрагивают пушистые ресницы, как вздымается дыханием грудь. Рассматривал ушную раковину и две маленьких родинки чуть ниже – на шее.
Молчание, которое никто не в силах был разорвать первым. Или, скорее, каждый понимал, что – нарушь его – пути назад уже не будет. Может быть, надо было встать и уйти – подальше от этой стройки, дождливого дня, опасных признаний. Подальше от этого отчаянного парня. Но вопрос всё же слетел с губ:
– В смысле?
Макс медленно открыл глаза и повернулся. Смолкин невольно замер – слишком близко.
– Ты знаешь мой секрет, я знаю твой. Вот и говорю – квиты.
Андрей исподлобья посмотрел на Максима – он уже знал ответ, но природная рациональность вынуждала довести мысль до точки, не оставлять недосказанности.
– Что за секрет?
Макс растянул губы в ироничной усмешке, а потом прошептал:
– За который тоже – статья… – Неторопливо вытянул руку и забрался ладонью под Андрееву жилетку, обжег прикосновением прохладную кожу. – Вот за это [2].


***

На дачу к Серпухову они ехали порознь. Максим любезно сообщил Секирину, что поедет на своей «бэхе». И теперь компанию Андрею Сергеевичу в машине составлял лишь Егор.
Смолкин еще вчера был невменяемо зол, даже на Лене выместил свое отвратительное настроение – поссорились из-за ерунды. Но сегодня уже немного успокоился – снова надел непроницаемую маску.
Ему было жаль, что последний год они с женой, за редким случаем, общались исключительно так. Но что-либо изменить Андрей Сергеевич был не в силах. Ночью он все размышлял – единственное, что давалось ему в жизни с огромным трудом – это отношения. Вечно он поступал так, как не стоило, выбирал жесткую позицию, говорил невпопад, ранил любимых…
Как-то Лена даже повела его к модному московскому психологу – он занимался вопросами семьи. И, хотя Андрей уступил, чувствовал на сеансах себя невероятно глупо и немощно. Все эти тесты, личные вопросы, обсасывание мелочей снова и снова вызывали у Смолкина дикую мигрень. Ему претило это вмешательство в собственное нутро, разжевывание заурядных ситуаций, понимающие кивки психолога. Что незнакомый человек мог знать о нем? О Лене, об их отношениях, их истории? В конце концов, это элементарно смущало, заставляло почувствовать себя виновным во всех грехах этого мира. И он сказал себе – к черту! И психологу с Леной повторил.
Вот и Секирин не унимался, все пытался раскопать, растревожить. Когда самому Андрею хотелось похоронить воспоминания о тех счастливых сумрачных днях.
– Андрюх, ну че ты в самом деле, как не родной? Когда уже успели-то?
Смолкин вывернул руль, обгоняя на повороте потрепанный «мерин».
– Это дело давнее и темное, тебе о нем знать не положено, – улыбнулся он.
– Да ладно… – ржал Секирин: – Если бы я знал, что вы находитесь в состоянии холодной войны, я бы его не приволок.
– Кому ты врешь, Секирин? – с издевкой протянул Смолкин. – Будто ты ко мне всех только по приглашению тащишь. Кстати, что ты сам о Кирине знаешь?
– Да то же, что и все, – пробубнил Егор, отвернувшись к окну.
– Не ****и. Рассказывай по-хорошему, иначе выкину у лесополосы на обочине, к твоим подружкам.
Егор подавил смешок и прочистил горло. Уже сам факт такого интереса друга к владельцу клуба будоражил кровь. Андрей всегда был скрытным, что часто мешало вовремя узнать о его проблемах – привык справляться самостоятельно. Может, поэтому и был, по сути, одинок.
– Да я в курсе только бабских сплетен. Кстати, ты бы тоже знал, если бы не нажрался как свинья на пятидесятилетии Лапинского.
Андрей нахмурился. То, что они оба присутствовали на фуршете предпринимателя, он помнил и без Секирина. Правда, слабо мог воссоздать картину в деталях – водка тогда была вкусная и настроение соответствующее.
– Какая связь?
– Так Лапинский нас тогда с Кириным и свел. Вернее, как оказалось, мы оба его до этого момента знали. Только ты его не признал, видимо, по причине того, что высокопреосвященство было в говно. С тех пор пересекаемся по делу и без. Я пытался воскресить твою память на следующий день, но ваше благородие было занято похмельем.
Смолкин вздернул брови в искреннем изумлении и мельком посмотрел на Секирина – не шутит ли? Тот был серьезен.
– Весь внимание.
– Макс тогда только из Европы вернулся. Кажется, из Лондона. Его долго не было видно после смерти Павлюченко.
– А он-то каким боком?
Сергей Генадьевич Павлюченко был довольно популярным человеком в узких кругах. Все знали, что свое немалое состояние он сколотил благодаря искусству. Еще в советские годы скупал на черном рынке предметы антиквариата и каким-то образом умудрился ни разу не сесть за валютные махинации. У Павлюченко был талант от бога, как говорили в кулуарах. Мастер своего дела. Общеизвестен был и тот факт, что у Сергея Геннадьевича не было ни семьи, ни детей. И только немногие знали, что старый хитрый лис предпочитает мальчиков помоложе.
– Слушай, мне кажется, у тебя климакс, Андрюх, – скорчив гримасу, доверительно пробасил Секирин.
– ****ь, да я нихера не понимаю в твоей сказке! Говори по существу, – рявкнул Смолкин, пытаясь хоть как-то уложить информацию в логическую цепочку.
– Говорю. Макс Кирин – тот самый таинственный любовник Павлюченко, которому он завещал все свое добро после смерти. После судебных разбирательств с ниоткуда возникшими родственниками покойного, Кирин исчез из поля зрения на год. И вдруг, объявился у Лапинского. Кстати, вы тогда с Максом даже визитками успели обменяться, так что контакты у него были. Правда, увидев твое состояние, он понял всю безнадежность этого жеста. А сейчас у него вышла нестыковка со сделкой, пришлось выкручиваться. Решил через меня. Кстати, я сам не знал, что у Павлюченко с Максом голубая любовь – думал, внебрачный сын его. Ну, Макс и Макс – он же по фамилии никогда не представлялся. Он и всеми делами старика последние годы заправлял, только не светился на людях особо. Да и вообще…
Егор еще что-то говорил, но Андрей уже увяз в собственных мыслях. С таким же успехом Секирин мог выстрелить ему в висок. Конечно, он знал Павлюченко, не раз бывал у него в загородной резиденции. Но Макса никогда не видел. Старик прятал своего любовника от мира десять лет, порождая множество слухов, в том числе и о физическом недостатке партнера, и о том, что «искусствовед» удерживает парня насильно.
Одно то, что Кирин все это время находился под боком, было насмешкой судьбы. Даже на приеме у Лапинского не узнал. Анекдот. Только Андрей ничего забавного в этом не находил. Он впервые остро и болезненно осознал насколько слеп – не видит даже того, что творится прямо под носом. И вся эта информация была бы Смолкину безразлична, если бы не…
Он так мастерски отрекся, перечеркнул, затоптал в пыль все воспоминания, чувства, вину. Он думал, что сумел убежать даже от самого себя. Но жизнь снова устроила им свидание. Расплата за проступки молодости.
А теперь ему предстоит делать вид, что все в порядке. Что ничего, ровным счетом ничего, выходящего за рамки, не происходит.
Воображение услужливо подкинуло фантазию – домашнее порно с участием Кирина и старика. Покоробило, выбило воздух из легких…
Он даже не заметил, как в гневе вжимает педаль газа в пол.
– Эй! Эй! Андрюх, давай доедем живыми до Можайска? – окрикнул Секирин.
Смолкин вздрогнул, медленно выдохнул и сбавил скорость. Волевым усилием заставил себя успокоиться – понервничать еще успеет при встрече с Кириным.
Андрей Сергеевич мысленно пожелал себе пережить без потерь эти выходные.
До Можайска они добрались к полуночи.


______________________________________
[1] УК РСФСР от 27.10.1960 г., статья 154 «Спекуляция». Отменена 154 УК РСФСР 28 февраля 1991 г., до принятия нового УК РФ 1996 года.
[2] Ч. 1 ст. 121 была исключена из УК РСФСР 3 июня 1993 года[5], мужеложство, как таковое, перестало быть составом преступления в России, но сохранилось как признак состава в стт. 132, 133, 134 нового УК РФ, принятого в 1996 г. (с) Википедия