Зорька тащит сани рывками, из-под копыт разлетаются комья снега.
Перед носом лошадиный зад. Пахнет сеном и навозом. Сани дёргаются, покачиваются.
На дворе "лихие девяностые"- середина дистанции. Держу путь в «старинное колхозное село Дунилово», как значится в одном путеводителе времён развитого социализма.
Дунилово затерялось где-то в стороне от Иванова и под боком у Шуи. В селе, наперекор генеральной линии партии, напоминают о заповедях Христовых два монастыря – Успенский и Благовещенский, и восемь каменных храмов – такой мини Суздаль, только не попсовый. Ещё в селе есть пекарня, в которой выпекают хлеб в дровяной печке, а неподалёку ещё одно село Введеньё с действующим Николо-Шартомским монастырём.
В общем, захотелось съездить, поглядеть всё своими глазами.
Вокруг искрятся на солнце вспухшие поля, залаченная льдом речка Теза.
Раздольно!
Испытываю наплыв какой-то беспечной свободы.
Возница, местный мужик лет пятидесяти, в тулупе и солдатской ушанке со следами от кокарды. Не тратя времени попусту, в который раз обрисовывает ситуацию в выгодном для себя свете: Повезло тебе, парень, если б не мы с Зорькой, шагал бы пешачком все семь килОметров с гаком.
- Да понял я, понял: тормознёшь у магазина, выпишу тебе премию,- демонстрирую сообразительность.
-Ну, дак,- предвкушает мужик,- вишь мороз-то как щёлкает.
Снег слепит всеми цветами радуги. Впереди коченеют домики, сараи, заборы. Над сугробистыми крышами жиденькие столбики печного дыма - рождественская акварель, да и только!
- Вчера мылся в бане, потом выпил, как водится, малёха- сегодня башка шумит,- с бесшабашной открытостью излагает возница.
-Значит, выпил не малёха, а в аккурат.
Мужик вздыхает в ответ, лезет в карман за «Примой», закуривает и, не на долго уходит всебя.
-Погоди, тормози, сфотографирую панорамку села по-быстрому,- лезу я за «Никоном» и насаживаю трубу телевика.
- Валяй, деревня у нас нарядная.
-Ну, а в Москве как живут? Скока денег плотют?- расстреливает вопросами мужик.
-По-разному живут.
-По телевизору буровят, что у вас там одни кооператоры, ларёшники, да олигархи.
-Не преувеличивай, у нас там и нормальных полно.
-Вот, совхоз втихаря прикрыли, куды всё добро подевали? Трактора попродовали, теперь фермы на кирпич разбирать начали – кто на дом, кто на гараж тащат. Чего ж наш главный в Москве смотрит?! Нешто не видит, што всё разваливается?!
- Вернусь в Москву, спрошу у главного.
-Ага, спроси. По телевизору всё плетут – плетут, а лучше не становится. Да и откуда лучше-то будет?! Не помолитца, не напитца!
- Может, дом глядеть едешь? Тут с Москвы дачники напокупляли изб, теперь обряжают стариной всякой.
-Мне без надобности, к приятелю на пару дней еду.
-Как звать-то приятеля тваво- я тут всех знаю,- живой огонёк появился в глазах у мужика.
- Да он не местный, архитектор из Иванова, здесь дом от тёщи остался.
- Витька Плешаков штоль?! Как же знаю Витьку, ему мужики раньше всё иконы старинные таскали.
- Точно, он говорил, что иконы собирает.
-Летом надо было приезжать– грибы, ягоды, а щас, вишь, как выстудило.
- Покажешь Витькин дом?
- Мимо церквы ехать будем, покажу - изба с синими наличниками, как раз, напротив стоит.
-А чё, не к бане едешь?! Вчера надо было приезжать- по субботам бани натоплены, намоешься до скрипу, дома после баньки выпьешь- хорошо! А в городе чево?! Фабрики закрывают, зарплату по полгода не плотют. А тут огород, скотинка своя… Мы по осени в город на базар свезли свинину продавать, а вон как вышло – подошли сразу к нам рекетиры эти, давай свои порядки устанавливать. Ну, мы им по дешёвке всё отдали, ноги в руки и домой. Потом, слышь, здесь видал их – самовары старинные искали, да иконы; заодно Ваську отмудохали: он, мудозвон, наобещал им икон, а у самого давно уж и нет ничего, все Витьке тваму знакомцу снёс.
Холодно, воздух звенит, приглядишься – струится. Красотища –фотошоп отдыхает!-верчу головой по сторонам, мешает налезающая на глаза ушанка.
-Синее всё вокруг, как озябшее,- щурится возница,- это вам дачникам всё красиво, а тут сад поморозить может.
Неторопливо, как-то в перевалку, подкатил к остановке рейсовый «ПАЗик» с замёрзшими окнами. От автобуса в деревню зашагал мужик, было слышно, как скрипят его валенки. Улица с хрустальными на морозе берёзами, привела к магазину.
- Ну, пошли за премией,- улыбаюсь вознице и неловко выбираюсь из саней.
После улицы магазин обдал теплом и запахом свежего хлеба. Продавщица взвешивает бабке в пуховом платке карамельки.
- И «Примы» дай ещё пачку, а то у маво курево всё вышло,- вспомнила бабка, звеня мелочью об обтёртый прилавок.
-Здорово, Нинка!- грянул мой возница с порога.
-Здоровей видали!
На полке, рядом с пирамидкой из каких-то рыбных консервов и томатной пастой в стеклянных банках, ждал своего часа коньяк, портвейн и водка.
-Здорово, баб Мань!- улыбается мужик покупательнице.
- Может коньячку?- демонстрирую я серьёзность намерений.
- Не баре, и водочкой обойдёмся!– держит себя в рамках примируемый.
- Ну, хозяин–барин,- соглашаюсь я, и нацеливаюсь на бутылку шуйской.
- Вот, Нинка, спонсора к тебе привёл,- куражится мужик.
-Дайте герою труда вон ту бутылочку,- отсчитал я деньги.
Помахав продавщице бутылкой, довольный мужик развернулся к выходу.
Дверь визгнула растянутой пружиной, впустив ещё одну укутанную во всё тёплое старуху.
- Вот сидела–сидела в избе, телевизор не кажет, мастера надо опять из городу звать, думаю, дайкось схожу к Нинке в магазин,– отскакивали слова от вошедшей.
-Тебе чего, баб Нюра, тоже конфет свесить?
-А свесь ка, Нинка, давишних, уж больно понравились,- улыбается бабка раскрасневшимся лицом.
-Носков-то тёплых навязала, баб Нюра? А то, гляди какие холода завернули,- продавщица насыпает совком на чашку весов конфеты.
-Да куды стоко много,- подняла брови домиком покупательница.
Я выхожу из магазина вслед за возницей.
-Давай, садись, поехали!- подгоняет меня мужик.
-Хороший попался мужик, понимает, что и как,- проваливаюсь я в сани.
Почуяв близость дома, Зорька бодрыми рывками потащила нас по деревенской улице.
Из-за снежных перин едва виднелись резные наличники. К калиткам ниточками тянулись коричневые от печной золы, тропки. Скукоженные гроздья рябины багровели из-под снежных шапок.
На первый план выплыла церковь с обгрызенными кирпичными углами, с проржавевшими ошмётками железа на куполах.
- Вона Витькины хоромы!– ткнул варежкой возница,- ну, бывай здоров!
Дойдя почти до калитки Витькиной избы, кричу: Мужик! Мужик!
-А самовар я ещё в прошлом годе дачникам продал!- раскатисто стреляет в ответ из лилового тумана улицы.
Коломенское. Февраль 2012.