Дохренолог

Южный Фрукт Геннадий Бублик
   Дворник Михеич со стуком поставил опустошенную стопку на крышку от пианино, скукожился всем маленьким личиком — «Как середа — на пятницу», прокомментировал пенсионер Волозов, — привычно шумно занюхал выпитое кукишем и потянулся за ломтиком селедки. Председатель домового комитета тов.Бататов, с неодобрением наблюдавший процедуру закусывания, попенял дворнику:

   — Петрович, вот вечно ты своей мимически-шумовой демонстрацией внутренней реакции организма весь кайф перебьешь. Уж дождался бы, пока мы с Петровичем тоже выпьем, — кивнул председатель в сторону пенсионера Волозова.

   — Ёптить медь, — извиняющеся отозвался Михеич, соря на колени крошками изо рта, — это все оттого, что организм у меня хворый. Который день не можется мне.

   При этих словах дворника, осторожный председатель встал и передвинул стул к торцевому концу рояльной крышки — за закуской тянуться далековато, но глядишь, и дворницкая зараза не достанет.

   — Петрович, ты не забывай, ты в коллективе живешь, с руководством общаешься. Подвергаешь наше здоровье опасности. Чтобы завтра же в поликлинику сходил, проверился.

   — Да не заразное у меня это, — попытался успокоить высокое начальство дворник, — у меня, ёптить медь, как посидим хорошо, так наутро такой сушняк во рту, будто двор неделю неметеный. Был я третьего дня у лепилы — Михеич по лагерной привычке нет-нет да и срывался на жаргон, — да толку никакого. Я вот как понимаю? Нет у тебя способностей к мозговой деятельности — и иди себе в дворники, как я. Или в Думу законы писать, они все одно не работают, их законы. Так нет же, лезут людей живых лечить. ДокторА, — презрительно протянул последнее слово Михеич. — Захожу я, значит, к одному такому белохалатнику, важный, толстый, объясняю ему обстоятельно, мол, по утрам у меня сухость во рту. Про то, что при этом и бодун голову долбит, ясен пень, молчу. Он меня выслушал и говорит: Это вы не по профилю попали. Я — терапевт, а с вашими жалобами к узкому специалисту надо, к дохренологу.

   — Я стараюсь не взорваться на его тупость, терпеливо снова объясняю: Ёптить медь, доктор! На хрена мне дохренолог? У меня во рту сушит, а не с конца капает. У меня почитай два месяца бабы в контактах не было. А он уперся: Нет, талдычит, к дохренологу вам надо. Мол, диабет у вас возможен. Зачем только государство стетоскоп таким лепилам доверяет в руки? Я и не пошел ни к кому больше.

   От хохота друзей крышка музыкального инструмента свалилась с ящиков, служивших ей ножками — пенсионер Волозов едва успел подхватить бутылку. А вот нарезанная ломтиками селедка пряного посола оказалась на полу и перед тем, как отправить ее в рот, потом приходилось сдувать налипшие соринки.

   — Эн-до-кри-но-лог, Михеич! — даже по слогам, слово, произнесенное сквозь неудержимый смех, далось пенсионеру Волозову с трудом. — Он не по концам специалист, а по всяким тонким внутренним болезням. Ты не поймешь, но с женщинами эти болезни не связаны.
 
   — Ёптить медь! — сердито откликнулся Михеич. — Я ему и говорю, доктору этому, что не было у меня женщины целых два месяца, а он меня все одно к энтому дохренологу направляет. Прямо зла не хватает!

   — Петрович, ты возьми в привычку, наутро полулитровую баночку капустного рассола в заначке держать и сухость как рукой снимет. Петрович, — это уже к пенсионеру Волозову, — давай-ка, разливай, выпьем за здоровье дохренолога, — живот тов.Бататова заколыхался от нового приступа смеха.