Он дома.
И это достаточно приятное для него место проживания на земле, хотя не всем оно нравится.
А ещё сейчас декабрь, или… январь…в общем зима на дворе. Рассветает уже не так поздно, и с пяти часов до света можно кое- что сделать в доме; еду приготовить для всякой живности, в компьютер буковок- зёрнышек пораскидать, и, чтобы успеть выйти во двор с первыми лучиками зари. А, перебегая с вёдрами наперевес до сараев, успевает мельком полюбоваться небесными перламутровыми переливами облачной воды и света. Но…Засмотрелся, и с разлёта падает, влетев по колено в снежный передув. Вёдра, галоши в разные стороны. И вчерашний запас воды быстро и бесследно утёк. Одевает ледяную чвакающую обувку и за работу. В процессе разогреется.
Теперь придётся размораживать колонку, что во дворе. Да, это обычный, каждодневный ритуал при сильных, ветреных морозах, но, обычно, чуть позже. А сейчас, приходится выливать в чайники последнюю воду из бани, разбивая толстый слой льда в бочках, и для резерва приносить несколко вёдер снега. Пока вода греется, решил почистить картошку на супчик, да и в погреб слазил за консервированием. Пришлось греть целых пять чайников, пока не зажурчала вода в колонке. А потом сел дочистить лук к французскому супчику.
И вот он снова поднимается, и с вёдрами направляется к своей уже заждавшейся тёлочке. Увидя его, она разворачивает своё нежно- кофейного цвета тельце и тянется мордочкой к рукам. А в них охапка разнотравья, ароматная, без горчинки. Насыпает сенца в кормушку, и начинает кипяточком из чайника подтеплять водичку в ведре. Потом, добавляет туда немного вчерашних щичек для вкуса. Перемешивает так, что пойло слегка пенится. Видит, как косится тёлочка на этакую вкуснятину, что французским коровам и не снилась. Он пока не думает о том, что меньше чем через годик, подросшая уже коровка, станет давать молоко, как прежде её мама, вкусное, жирное. А уж из него можно и топлёночку с пенкой в печи сделать, да и по случаю приезжую французскую прессу во френчах кофейком с молочком угостить.
Кстати приезжал к нему как- то американец со своим самонагревающимся термосом, и здоровой едой из пакета. Но только, когда попробовал вчерашних щичек, тут же свою зелёную жижку отставил, и съемши одну тарелку, попросил другую. А потом продолжил искушать себя разваренной картошечкой в зелени и масле с селёдочкой, а там и салатики с соленьями на закусочку пошли. Но…
Потом он, пока вода не замёрзла, занёс несколько вёдер в дом, залил баки в бане, и растопил её. После вывез навоз в огород, подчистил в курятнике, подсыпал зернеца. А тут и кошечки дворовые повылазили из закутков, пять штук. Повёл их всех домой погреться и перекусить. А тем, что они не доели вчера, покормил подросшего цыплёнка, который вывелся очень поздно, так что пришлось всю зиму откармливать в тепле в ежемесячно надстраивающемся коробчонке. Раньше его боялись даже иногда выпускать наружу, чтобы котята не съели. А сейчас, когда он вырос в долговязого петуха, даже большие кошки разбегаются, когда его на немного выпускают побегать по дому.
И вот дошло дело и до очистки двора.
Выходит на крыльцо, рукой поправляет волосы, берёт в руки широкую лопату и за работу. Через полчаса спина не разгибается, руки гудят. Останавливается отдохнуть. Вся улица перед ним до самого горизонта. Деревня, простор. Стоит, улыбается, думу, думает. Потом, вдруг срывается и домой. Точно. Уже фиксирует клавишами свои мысли- разлетайки. Только не быстро получается. Компьютерик старенький, защита бастует, экран постоянно зависает, выбрасывая пачками предупреждения о возможных напастях. Ну и, главное, не признает никаких мышек, что сподвигает на клавишное творчество, кончающееся частенько полными глюками, которые после перезагрузки ещё долго огрызаются иностранными, «матерными» окошками. На этот раз обошлось. И он уже снова разгребает снежище.
А, о кофе он и не вспоминает. Водички бы родниковой, другой здесь нет, только отвлекаться некогда. Так иногда снежком похрустишь, и легче становится. Хорошо, когда обходится на дню одной чисткой. Бывало, так заваливает, что и три раза приходится выходить, а потом до самого вечера, вытягивая жилы, возит всё это в кубовом коробе в сад.
И не волнует его, какой нынче месяц, когда темнеет- рассветает, переводят время туда- сюда или нет. Он не знает, какое нынче число, день недели долго вспоминает. Зато радуется каждому дню, и благодарит Бога за то, что рассветы всё- таки наступают. И счастлив он не тем, что появляется какое-то время для неги и расслабления. Он счастлив всегда, ибо в радости пребывает его Душа, видя, как тело постоянно трудится, а мысли добрые и светлые. Нет в нём ни зависти, ни обид, даже желать себе ничего не желает. Единственное, что иногда омрачает его, это хамоватое отношение взрослых детей к его жене, их матушке, когда они приезжают из города, накаченные негативом до предела. Постепенно за выходные они мягчеют, затариваются провизией, маминой нежностью, его примером доброго и смиренного жития, и снова улетают в горнило жизни.