Деревенское мороженое

Василий Дубакин
                Посвящается отцу

Зимнее новогоднее утро – ясное, тихое, в морозной дымке.

Береза за окном укуталась густым пухом. Стоит как невеста - не шевелится, белая, тонкая.
Иной отважный воробей не удержится, сядет на ветку - и сбросит с нее облачко снега.
Сидит, чирикает от радости, весело ему, и мне забавно смотреть.

За березой елка большая. Ну, та иначе убрана: на раскидистых лапах - белые подушки.
На нее воробей не летит – боится. Елка темная-претемная, внутри ничего не видно. В ней совы прячутся и белки.

Из форточки тянет свежим ядреным морозцем.
Тихонечко попискивают снегири – радуются холодку.
Они за ним с Севера прилетели. Куда мороз - туда и они.
К весне мороз уйдет – и они за ним на Север на долгие летние месяцы - ждать красавицы-зимы.
Сидят на рябине как яблочки румяные, ягодки клюют.
А наедятся рябины, так у них животики еще красней становятся.

Кот вспрыгнул на подоконник, распластался, щурит глазищи и тоже любуется снегирями.

Громко хрупает снег под валенками тетки за окном.
Вот она затопала на веранде: отряхивает снег - и вваливается в клубах белого холодного пара, замотанная в серый пуховый платок поверх ватника.
На руках - охапка березовых дров в снегу.
- Сейчас затопим, - бодро говорит, сбрасывая поленья перед печью. – Березовые жарко горят. Ох, и морозно сегодня на дворе.
Отставляет большую черную заслонку и сует поленья внутрь.
Чиркает спичкой, чиркает еще, и до меня доносится приятный запах серы.

Дрова слабо потрескивают, разгораются, и скоро от печи идет теплая волна.
- Ну что, завтракать будем? – спрашивает тетка, и несет с веранды разные закуски.
 Я вяло жую яйцо с черным хлебом, тыкаю вилкой в творог – есть не хочется.
Зимой в деревне и так скучновато, да еще сладкого не хватает.
Летом хоть вишен поешь или слив, а то черемуха поспеет, так мы с нее по целым дням не слезаем.
А зимой все время молоко да творог, яйца да сметана, картошка c капустой, огурцы, грибы соленые, ну разве яблоки моченые, так и те сладкими не назовешь.

Редкие зимние гости везут что подешевле: карамель, леденцы, а то баранки.
Идет, бывало, с автобусной остановки кто-то из родни - в каждой руке по сумке, да еще рюкзак спину согнул.
А на шее - связка баранок или сушек.
Считалось, что в деревню надо ехать с баранками к самовару, чай пить. Шоколад в деревне был как-то неуместен.
Другое дело варенье из малины или земляники…

Тетка задумчиво смотрит на меня, достает со шкафа толстую поваренную книгу и раскрывает на столе.
Любо мне, когда берется она за поваренную книгу.
Значит, задумала приготовить что-нибудь новое, вкусное, хотя и то, что тетка готовит обычно, тоже очень вкусно.
- Что бы нам с тобой сготовить,- говорит она, переворачивая страницу за страницей. - Ты ведь, я вижу, по сладенькому соскучился.
-Глянь, тут вон и пудинги всякие и  кремы и муссы и желе. Ты что хочешь?
Я начинаю представлять себе пудинг, а у меня получается что-то тяжелое и непонятное, будто из доменной печи это.
Потом я думаю о муссе и представляю Муську из соседней деревни.
Девочка она красивая, но довольно вредная.
Нет, мусс я не хочу. Вот крем я знаю хорошо. Ел я однажды пирожное с заварным кремом. Охотник привозил. Вот это было вкусно. С тех пор слова заварной крем действуют на меня завораживающе.

- А вот, погляди-ка, мороженое.- радостно сообщает тетка.
- Тут молоко нужно или лучше сливки, этого у нас хоть отбавляй, яичек курочки тоже нанесли, сахарок - есть, ну ванили щепотку отыщем обязательно.

Жизнь сразу становится интересной.
Сначала нужно найти подходящий бидончик.
Ну, бидончиков алюминиевых в чулане много.
Летом мы с ними за малиной ходим, а сейчас они без дела лежат.

Возвращается из леса отец и начинает помогать.
- Лед нужен, - заявляет он, глядя в поваренную книгу. - И побольше.
Где бы нам с тобой льда добыть. – говорит он, задумчиво глядя в окно.
- А пойдем-ка на пруд. На пруду мы его возьмем сколько захотим. Только одевайся получше. Морозит сегодня.

Я надеваю ватное пальтишко, валеночки, кроличью шапку, тетка наматывает мне на шею длинный шарф, и мы идем к пруду.
Отец несет широкую деревянную лопату в одной руке, в другой лом.
Я тащу ведро.

Пруд давно уже занесен глубокими сугробами, и с бережков они нависают как барханы в пустыне. 
Ноги уходят в него где по колено, а где и выше.

Отец дурачится и подбрасывает пушистый снег лопатой высоко в воздух, и белый шлейф летит на меня, превращая в снежного человечка.
Мне и зябко и смешно.

В середине пруда снега меньше, поземкой повыдуло, и скоро появляется зеленоватый лед с застывшими в нем блестящими пузырьками.
Он еще совсем прозрачный, и вода под ним прозрачная.
Сквозь видны густые темные водоросли.

Летом, когда мужики бредень тут тянули, весь берег ими завалили.
А вот в них вроде рыбка мелькнула.
- Смотри-ка, не спит еще карасик, - говорит отец. - И лягушки вон тоже не спят. Видишь, как по дну разгуливают. Они зимой обычно в ил зарываются и спят до весны, пока  лед не растает. -

Отец начинает колотить лед, льдинки летят во все стороны, и я отворачиваюсь, чтобы какая в глаз не попала.

Падает снег.
Крупные мягкие хлопья его то плавно кружатся по спирали, как белые перышки, то мечутся во все стороны, будто испугались чего-то.
Или просто потолкаться хотят друг с дружкой.
Замерзли ведь совсем, погреться хотят.

Я разглядываю снежинки, прилипшие к рукавицам, и удивляюсь, что они разные.
Снег идет все гуще и гуще, и мир вокруг исчезает в его плотном белом коловращении.
Кажется, домик наш теперь далеко-далеко, уж и огонек еле виден, а рощица за прудом и вовсе пропала за белой стеной.

Теперь и отец стал похож на снежного человека.
Он перестает колоть, и я помогаю бросать куски льда в ведро.
Они холодные и скользкие, ведро гремит и дребезжит и быстро наполняется. 
Отец подхватывает его, кладет лопату и лом на плечо, и мы торопимся домой.

Теперь нужно подобрать кадушечку для льда, где мы будем бидончик с мороженым крутить.
Лезем в погреб.
После мороза на открытом воздухе кажется, что в погребе довольно тепло, хотя его кирпичные стенки покрыты сизым инеем.

Кадушечки наши с припасами все тут: какие побольше - с капустой или с огурцами, маленькие - с мочеными яблоками или зелеными помидорами.
-Вот эта подойдет, - говорит отец, поворачивая хорошенькую липовую кадушечку, – тут яблочки только на дне остались.
Он достает одно, мокрое и сморщенное, и подает мне.


Красное яблочко облеплено кристалликами льда.
Я кусаю его с хрустом, а отец тянется к другой кадушечке, над которой торчит круглый как мяч гладкий камень.
Он осторожно поднимает его, вынимает деревянную крышку, покрытую белой тряпицей, и восторженно говорит: - Хороши грибочки, - и пробует подцепить круглую шляпку то ли подосиновика, то ли белого. Но она скользкая и к тому же склеилась с другими такими же шляпками и ножками.
- Была бы вилочка, мы бы с ними совладали, - с сожалением говорит отец – а так придется до ужина подождать. А помнишь, как мы их собирали летом. Ух, и много же грибов было в этом году.
Он перекладывает остатки яблок в другую кадушку поверх капусты, ставит липовую себе на голову и лезет наверх.
Мне весело, и я стараюсь не отставать.

Снег уже не идет.
Завечерело, и все вокруг наливается глубокой синью.
Кажется, даже морозный воздух посинел.
Посиневшие сугробы выросли еще больше, а дорожку от погреба совсем занесло.

Отец снова берется за лопату и разбрасывает снег по сторонам.
Потом он очищает лавочку перед домом и устанавливает на ней кадушечку.
- А пойдем домой сначала чайку попьем, - говорит отец – а уж потом за мороженое возьмемся.

В избе жарко.
Натоплено на всю ночь.
Пальцы у меня на руках начинает приятно покалывать.

На столе чашка с медом, ломти хлеба в миске, глиняная кринка с молоком. Тетка цедит в стаканы кипяток из самовара у печи и передает нам.
Потом доливает мне в стакан молока, чтоб не горячо было и подвигает чашку с медом поближе.

Я макаю хлеб в мед и, с трудом вытягивая и оставляя крошки на его поверхности, тороплюсь отправить в рот, чтобы стол не закапать.
Отец с теткой беседуют о дровах.

- У меня все готово, - объявляет тетка. Вон бидончик стоит на веранде, остывает.
- Ну, одевайся, - говорит отец и добавляет, - А давай книгу возьмем. Будем читать, чтоб не скучно было. Есть у меня хорошая книга про одного очень умного кита, которого Моби Диком звали.
Я уже знаю, что Моби Дик – удивительный кит, который жил в северных морях, и охотно соглашаюсь.

Окна на веранде внизу густо заиндевели, а сверху покрылись сверкающими узорами.
Отец забирает бидончик, прихватывает кусок кошмы, и мы выходим во двор.

Высокое черное небо залито лунным светом.
Ближе к горизонту видны отдельные звездочки, которые дрожат от холода.
Снег в лунном свете искрится повсюду и громко хрупает под валенками.

Отец насыпает лед сначала на дно кадушечки, устанавливает бидончик и потом плотно набивает лед со всех сторон.
- Ну вот, пусть немного схватится. 
Он покрывает лавочку кошмой, усаживается на нее и открывает книгу.
Я пристраиваюсь рядом.

Отец читает про удивительные приключения кита, а я смотрю на мерцающие звездочки над горизонтом, на сверкающее под луной снежное поле.
Сначала мне кажется, что там вдалеке прыгает зайчик – и вот пропал, потом, увлеченный рассказом о ките, я вижу перед собой будто холодную блестящую поверхность ледовитого океана. Тот куст, бросающий длинную тень посредине поля, кажется мне китобойным судном, которое гонится за Моби Диком, которого не видно, потому что он под водой.

Отец  одной рукой держит книгу, а другой крутит и крутит бидончик.
- Ну-ка давай теперь ты, - говорит он. – А то у меня уже спина затекла.
Я встаю с лавочки и начинаю вращать бидончик влево-вправо, влево-вправо, а отец посыпает лед солью.
Лед под солью быстро тает, несмотря на мороз, и приходится время от времени подкладывать нового льда.

У меня начинает мерзнуть нос. Пальцы даже через варежки  все больше чувствуют холод бидончика.
- А давай-ка глянем, что там получается, - говорит отец и приподняв крышку, вглядывается внутрь бидончика.
Он встряхивает его и радостно говорит, - Смотри-ка, почти готово. Немножко осталось покрутить.

Мне жалко, что многое еще неясно в судьбе Моби Дика, когда мороженое пора нести на кухню.
Но в то же время мне не терпится его попробовать, и я спешу за отцом.

На столе горит керосиновая лампа, а вокруг расставлены блюдечки.
Отец водружает бидончик на середину стола и снимает крышку.
Кухню заполняет вкусный морозно-сладкий запах ванили.
Тетка берет большую деревянную ложку с длинной ручкой, ухватисто выворачивает здоровенный кусок и кладет мне на блюдечко.

Желтоватая пористая масса дивной сладостью растекается во рту, наполняя душу счастьем.
Свет от керосинки, оставляя в тени углы кухни, освещает добрые лица отца и тетушки, которые тихо беседуют о сене, которое в этом году очень хорошее и нравится корове…

Я уже засыпаю, а в глазах все мелькают снежинки и кадушечки и звездное поле, а потом мне кажется, что мы идем по городу, и мама покупает мне большое-пребольшое эскимо, а оно похоже на китенка…