Питерским спортбанщикам посвящается.
Когда в Питере наступала зима и сугробами заваливало все сады и скверы, когда дворники с лопатами и машины «хап-хап» с трудом расчищали проезды по улицам, жизнь в городе не замирала. Трамваи и троллейбусы перевозили граждан от одного муравейника по строительству коммунизма к другому, а потом доставляли их в парк культуры и отдыха имени С.М.Кирова. Там трудящиеся проводили свой досуг занимаясь зимними видами спорта. Кто-то скользил на коньках и лыжах, кто-то катался на финских санках по льду замёрзших прудов, а кто-то мог промчаться и на тройке вороных лошадок. Но и любители летнего многоборья не бросали своих увлечений. Для этого под чутким руководством родной коммунистической партии в центре города Ленинграда в бывшем Михайловском манеже, где при царе конногвардейцы оттачивали мастерство верховой езды, устроили Зимний стадион. Мороз ни мороз, а там вечная весна. Молоденькие девушки, с прыгающими во все стороны сиськами, бегали по дорожкам, а парни с истошными криками метали копья и толкали ядра. А в самом торце манежа устроили площадку для баскетбола, волейбола, борьбы и бокса. Приходи, товарищ! Готовься к труду и обороне СССР!
Директором этого стадиона Областной Комитет Коммунистической Партии СССР назначил своего проверенного человека - Виктора Георгиевича Руденко,по матери он был еврейского племени, человека преданного делу партии как Лев Троцкий, политически грамотного, женатого и скромного в, открытом для народа, быту. Дома за ширмой Виктор Георгиевич, конечно , слушал ГОЛОС АМЕРИКИ из Вашингтона и курил кубинские сигары, доступные тогда из за дружбы СССР и Кубы. Виктор Георгиевич всегда ходил по стадиону в элегантном костюме с изысканным галстуком итальянского шёлка и с очень важным видом. Простым прохожим могло показаться, что здесь под землёй ракетный завод, а бегают люди в майках и трусах для отвода глаз. Но люди осведомлённые понимали, что олимпийские медали советских спортсменов - это идеологическое оружие и ковать его нужно со всей ответственностью. Я примкнул к этому бурному течению и учился в очной аспирантуре Ленинградского научно-исследовательского института физической культуры на секторе высшего спортивного мастерства старшего научного сотрудника Валентина Алексеевича Булкина и целыми днями пропадал на Зимнем стадионе, исследуя параметры подготовленности спортсменов и оказывая им посильную помощь. Спорт тогда был делом политическим, отражающим успехи социалистического строя перед ненавистным, загнивающим империализмом. Руденко с полным правом чувствовал себя причастным к когорте верховных жрецов советского Олимпа. И в этом мало кто сомневался, особенно неизменно встречая его фамилию в списке руководителей спортивных делегаций. И даже выезжающих в капиталистические страны, для чего требовалось в доказательство верности Родине разве что не оставить все свои внутренние органы. Менялся он в лице только тогда, когда приходила делегация из Обкома партии, комсомола и других властных структур. Нет, они не занимались прыжками в высоту. Они уже преодолели нужную планку и выполнили правильный норматив. Они приходили к Руденко для восстановительных процедур после тяжёлого трудового дня. Это по их высочайшему повелению, Виктор Георгиевич построил на Зимнем стадионе восстановительный центр для спортсменов-олимпийцев. По-русски этот восстановительный центр был простой баней. Баня в народе издавна читалась хорошим средством восстановления растраченных физических и моральных сил. Бань в городе Ленина было предостаточно. Известный изобретатель Массарский умудрился придумать даже баню в чемодане. Носи и мойся, где вздумается. Но Виктор Георгиевич, как дальновидный член партии, понимающий кто и зачем будет париться в этой бане, построил её на манер римских, с невиданной для советского человека роскошью. Хоть там и не было подводных горячих источников как в итальянских термах, хоть и построили её во дворе стадиона в здании старого гаража, а ещё раньше – каретника, но впечатление на отдыхающих баня производила неизгладимое. Пройдя гардеробную, вы попадали в каминный зал для трапезы, оттуда арка вела в огромный, роскошный бассейн с голубой не Невской водой и стенами из Пудоского песчаника, имитирующего горные склоны, по которым струились прозрачные ручьи. Из холла с бассейном открывались две потайные дверцы. Одна вела в жаркую преисподнюю, названную парилкой, а другая вела в уютный турецкий будуар, именуемый массажным кабинетом. Условия для разврата были превосходные.
Надо заметить, что даже обеспеченные, высокопоставленные советские чиновники не имели для секса тех условий, в которых естество раскрепощается так, что готово к яркому семяизвержению. Для этого нужна полная и безоговорочная свобода сознания. А где, простите меня, её может добыть советский человек. Тотальная слежка, доносительство, тесные квартирки, забитые хламом, тонкие картонные стены с естественной прослушкой, соседи и даже родственники, которые напрочь отбивали желание животного совокупления. Случалось, что в пылу страсти, раскричавшийся самец провоцировал соседей на вызов квартального милиционера, а тот, охраняя покой и порядок строителей коммунизма, мог и застрелить. Так и случилось с моим приятелем Юрой Каморным. Я уж не хочу унижать воспоминаниями тех советских граждан, которые зажимая друг другу рот на тахте за шкафом, чтобы не разбудить престарелых родителей, молча, без слов восторгов и признаний, в кромешной темноте, с трудом отыскав половые органы, делали советских детей, защитников отечества и продолжали род нечеловеческий.
Другое дело в бане на Зимнем стадионе. Один вид этой римской цитадели, успокаивающий огонь в камине, журчание воды по скалистым стенам и клубы пара в парилке возбуждали жар соблазна так, что совокупиться хотелось тут же и с кем угодно. Обворожительная медсестра Оля Шишацкая, розовощёкие и пышногрудые официантки из местного кафе "Спринт", накрыв столы скатертью самобранкой, исчезали за кулисами, вильнув попкой и разжигая аппетит. Но об этом тоже позаботился всепонимающий Виктор Георгиевич и, если гости приходили без сопровождения прекрасных дам, вызывались такие массажистки, что смотреть на них без слёз умиления было невозможно. Они являлись в белоснежных халатиках на голое упругое тело, что знатокам было понятно сразу, а туповатым, не видящим никого, кроме собственной разжиревшей жены в панбархатном пеньюаре, после того, как пар делал их одеяние прозрачными. Кто пробовал заниматься совокуплением с малознакомыми женщинами в советское время, наверное помнит, как даже в том укромном уголке, который удавалось отыскать у верных друзей, было нечеловечески трудно преодолеть стыд и раздеть свою партнёршу в трусах с начёсом и себя самого в тёплых кальсонах и приступить к потаённым действиям на чужой, проломанной кушетке с опасением издать нечаянный вопль восторга. Другое дело в бане у Виктора Георгиевича. Всё происходило так естественно и непринуждённо, что закутанные в простыни и пропечённые адским жаром нимфы бросались в прохладный бассейн и оставались совершенно обнажёнными. Углекислый газ в Советском шампанском доделывал своё дело с формулой крови и помрачённое от него и окружающей роскоши и свободы сознание милашек позволяло им выделывать такие кренделя, которых вы не найдёте даже в самой подробной камасутре. Сильна была тяга у советских людей ко всему тому, чего они не видели из-за железного занавеса.
Настоящие оргии в бане устраивались по ночам, когда Виктор Георгиевич крепко спал в своей супружеской постели и думал, что ночной сторож Юра Верёвкин бдительно следит за порядком на объекте. Но было совсем всё наоборот. К утру, надо отдать должное Юре, всё в бане было приведено в идеальный порядок и первые гости из Обкома или БДТ, сделав для виду несколько упражнений, погружались в сладкую негу лёгкого пара, даже не представляя себе, каким адским жаром он был ещё несколько часов тому назад.
За умение предоставить эти неземные наслаждения нужным людям Вите Руденко сходило с рук всё. Даже трагическая гибель в бане одного из отдыхающих была сведена к нулю в виде постановки на вид по партийной линии. Но, если я обращался с просьбой принять Никиту Михалкова с Сережей Мирошниченко или Валера Матвиенко с Ильёй Резником праздновали очередной успех, вопросов никаких не возникало. Комсомольская и партийная дружба оставалась крепче стали. Руденко вправе был рассчитывать на взаимность и на то, что по понятиям, он был человеком системы.
В 1981 году, летом, как снег на голову приехала в Ленинград делегация из города-побратима Осаки, что в Японии. В числе прочих мероприятий протокола, впервые в истории спортивных состязаний, делегация страны восходящего солнца привезла команду японских каратеистов. В Юбилейном состоялся товарищеский матч с ленинградскими любителями восточных единоборств. На Зимнем прошли показательные выступления. И вскоре была сформирована делегация для ответного визита. Вместо неблагонадёжных каратеистов, которые из фанатизма могли сбежать в Шао-Линь, решено было отвезти в Японию команду дзюдоистов, проверенных боевых товарищей Володи Путина. Путин в то время работал в Управлении КГБ СССР по Ленинграду и Ленинградской области и курировал вопросы спорта, искусства и религии. Его закадычный друг Вася Шестаков был включён в состав делегации как тренер, вместо директора КШВСМ Саши Семёнова, а вот Виктор Руденко попал в эту престижную делегацию по мало понятным для большинства причинам. Руденко, как и все советские люди, считал путешествия самой престижной наградой и уже побывал в Болгарии, Венгрии, Германии и даже во Франции. Но вот чтобы доехать до загадочной, далёкой Японии – такого в голове советского человека даже не зарождалось. Это тебе не фунт изюма у грузина на Владимирском рынке купить. Собрав дрожащими от радости руками сумки и кошельки, делегация на самолёте улетела в Японию. Город Осака с потрясающим воображение синтоистским храмом, с видом на безбрежный океан и морем неоновых огней манил наших спортсменов магазинами электронной продукции. Приём в Мэрии по случаю приезда советской делегации продолжился в…бане. Правда баня напоминала больше императорский дворец в пять этажей со множеством мраморных парилок, огромными бассейнами с горячей водой, фонтанами, волновыми аттракционами, садами для отдыха, миловидными массажистками, ползающими по спинам клиентов и тщательно разминающих их огрубевшие пальцы на ногах. Руденко почувствовал себя неважно и попросился на воздух. Его на лифте доставили на террасу и усадили в кресло под пальмой, которая заслоняла своими ветвями звёздное японское небо. Здесь же на террасе японские побратимы накрыли стол. Пили соке и закусывали суши. После того, как Виктор пришёл в себя, он загрустил и стал отдаляться от коллектива. Совсем помрачнел Виктор после культпохода с советской делегацией в театр Кабуки. Видимо его ожидания от встречи с Японией не оправдались. Он удалялся на прогулках в укромные уголки Осаки, прятался в тени её древних парков и, наверное, читал там наизусть японские трёхстишия. Но всё-таки оставался в поле зрения путинских дружков. Ничто не ускользнуло от их зоркого, всевидящего ока.
Долго ли, коротко ли длилось заморское путешествие, но сразу по возвращении Виктора Георгиевича «потащили на ковёр» в Райком партии. Из доноса стало известно, что Руденко в городе Осаке опозорил честь страны Советов народных депутатов и позволил себе унизить японского рабочего барскими капиталистическими замашками. На нетрудовые доходы он нанял рикшу и демонстративно ездил на бедном японском труженике по улицам Осаки, клеймя позором облик советского гражданина. Витю Руденко выгнали поганой метлой из партии коммунистов, сняли с должности директора Зимнего стадиона и заклеймили позором. Какое-то время Витя, не поднимая от стыда своих карих глаз, ходил на работу в волейбольный клуб "Автомобилист". Там тоже была баня под вывеской "восстановительный центр", но пуганный заяц, как известно, на молоко дует. Или куста боится? Да, Витя делал и то, и другое. Потом Витино сердце не выдержало презрения товарищей из ОК КПСС и, лично Григория Васильевича Романова, Владимира Яковлевича Ходырева, Валентины Ивановны Матвиенко, Сергея Александровича Храброва, Александра Ивановича Полукеева, Владимира Владимировича Путина, Василия Борисовича Шестакова и... лопнуло. Память о Викторе Георгиевиче Руденко будет всегда жить в сердцах его соратников по строительству коммунизма в одной, отдельно взятой, теперь уже не существующей, стране. Спи спокойно, дорогой товарищ!