Мой лепший друг Игорь Аносов

Вадим Прохоркин
На снимке: Калужский техникум ж.д.транспорта. 1946 г. В центре преподаватель Ключников В.В., справа от него с книгой в руках - автор, над Ключниковым правее - Игорь Аносов, крайний слева во втором ряду - Валентин Никитин.

С 1943 по 1947 год я учился в Калужском техникуме железнодорожного транспорта (бывшее Казенное техническое училище).  На первом курсе в нашей группе насчитывалось более сорока студентов, но в процессе учебы часть из них отсеялась, и к выпуску осталось чуть более тридцати. Больше половины студентов были 1927 и 1926 года рождения. В последние годы войны юношей этих годов рождения призывали на фронт, а студентов техникума не трогали, поскольку железная дорога - её называли родной брат Красной Армии - нуждалась в кадрах не менее чем фронт.

Со всеми однокурсниками моей группы у меня сложились ровные отношения, а наиболее близкие завязались лишь с двумя: с Валентином Никитиным и Игорем Аносовым. С Валентином нас сблизила обоюдная любовь к книгам. Он где-то откапывал редкие издания, не всегда доступные в библиотеке. Помню, что у него я брал для чтения «Одноэтажную Америку» Ильи Ильфа и Евгения Петрова, «Записные книжки» Ильи Ильфа, рассказы Зощенко и многое другое. В те годы я увлекался поэзией, читал, помимо Пушкина и Лермонтова, которых очень любил, стихи Апухтина, Надсона, Майкова и многих других наших классиков, а из зарубежных – Гёте, Гейне, Шиллера, Беранже и некоторых поэтов из числа французской Плеяды.
Я и сам баловался сочинением стихов. Наша преподавательница русского языка и литературы, по прозвищу «Сильва», задавала выучить наизусть большие отрывки из пушкинского «Евгения Онегина». И под влиянием этого пушкинского шедевра я сочинил «онегинской строфой» юмористическую поэму о студенте, которая начиналась словами:

О, Боже мой, какая мука
Очей над книгой не смыкать.
Не лезет в голову наука,
Коль хочется ужасно спать.
Рот корчит горькая зевота
И сильно подвело живот.
И педагог-то идиот
Хрипит как старая шарманка
Никто не слушает его,
Как видно, всем не до того
(Вот душ студенческих изнанка).
Мы все науки обожаем,
Но изучать их не желаем.

Так думал молодой повеса,
Своей судьбы не господин.
Что выйдет из того балбеса
Бог знает только лишь один…

И дальше в том же духе.
Стихи, конечно, прескверные, но однокурсникам, которым я их показывал, нравились, и кое-кто, в их числе и Игорь, даже переписали их себе в тетради.
Но я отклонился от темы. А с Игорем мы сошлись на основе взаимной симпатии. Игорь был веселым, разбитным, коммуникабельным парнем, из тех, про которых говорят, что они – душа компании. Он знал много разных смешных историй, мог рассказать и свежий анекдот. Одевался он по тем временам, как говорили, стильно, видимо донашивал одежду своего покойного отца, который был каким-то начальником в Управлении НКВД. У Игоря была довольно неплохая библиотека, и именно у него я брал для прочтения томик  стихов Сергея Есенина. Игорь был начитан, эрудирован, хорошо играл на аккордеоне и на танцевальных вечерах, которые устраивались в техникуме, лихо отплясывал фокстрот и мало кому известную линду. Иногда на эти вечера он приносил свой аккордеон, и когда духовой оркестр делал перерывы, играл танго и фокстроты. Конечно, он пользовался симпатиями у девушек. И не удивительно, что он находился в романтических отношениях или, как тогда говорили, дружил с одной красоткой. Но эта дружба самым неожиданным образом вдруг оборвалась. А причиной тому послужило одно весьма пикантное происшествие. Игорь провожал девушку домой, и вдруг путь им преградила лужа, оставшаяся после недавно прошедшего дождя. Они решили лужу перепрыгнуть, и, взявшись за руки, по счету раз, два, три оба прыгнули. Вот тут-то и случился конфуз, имеющий латинское название флатуленция: во время прыжка девушка издала довольно громкий пук, она смутилась, густо покраснела и со слезами на глазах убежала. После случившегося она стала избегать встреч с Игорем, нигде не появлялась, а на его телефонные звонки не отвечала. На этом их дружба и закончилась.

После окончания техникума всех выпускников, в их числе и Игоря, распределили по разным городам нашей обширной страны. Несколько выпускников были оставлены в Калуге, и лишь я один получил распределение в Москву на должность бригадира вагонного депо станции Москва-2. Подозреваю, что тут постаралась моя мама, работавшая в Управлении Московско-Киевской железной дороги.

По прибытии на место работы мне дали место в общежитии, находившееся в десятке метров от депо. Интересно, что для того, чтобы получить московскую прописку, с меня потребовали представить справку, что во время войны я не находился на временно оккупированной немцами территории. Искать в этом здравый смысл – напрасное занятие, такое тогда было время. Ведь когда была оккупирована Калуга, мне было всего 13 лет, неужели в таком возрасте во мне могли подозревать немецкого пособника? Был здравый смысл или его не было, но за справкой пришлось ехать в Калугу (экземпляр справки, как исторический документ, хранится у меня до сих пор).

Не успел я проработать и нескольких дней, как неожиданно в депо появился Игорь. Он разыскивал меня. Я обрадовался встрече. Оказалось, что Игорь, не без вмешательства «мохнатой руки», тоже получил направление на работу на станцию Москва-2 на Пункт технического осмотра вагонов (ПТО).

Поселился Игорь у своей тётки, родной сестры его матери. Тетка была замужем за большой партийной шишкой в Институте Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б). У них была шикарная квартира в элитном доме на Кутузовском проспекте и дача в Серебряном бору.
ПТО находился в отдалении от депо, так что в процессе работы мы с Игорем почти не виделись.  Но после работы Игорь звонил мне в общежитие и мы чуть ли не часами занимались с ним трёпом. А по выходным дням он частенько назначал мне встречу в Москве, и мы, нагулявшись, шли к его тётке обедать. Тётка, весьма чванливая особа, из тех, о которых говорят «из грязи, да в князи», расспросив меня о моих совсем не высокопоставленных родителях, симпатией ко мне не прониклась, и, считая меня плебеем, просто меня терпела, как друга её любимого племянника. А её молчаливый муженек, которого не всегда можно было застать дома, как мне показалось, совсем не обращал на меня внимания. Игорю, как я понял из разговоров его тетки, была уготована сладкая жизнь: высшее образование, престижная работа, невеста из высокопоставленной семьи, квартира в элитном доме.

Вместе с Игорем я бывал не только у них в квартире, но и на даче в Серебряном бору. А однажды на служебной легковой машине мы все вместе ездили в Тушино на авиационный парад. В их доме я чувствовал себя скованно,  стеснительно, как говорят, «не в своей тарелке», и  постоянно боялся сказать или сделать что-то не так.

На столе у тётки частенько появлялись разные деликатесы, но  я стеснялся  взять лишний кусок. Однажды подали ветчину, которую я не пробовал с довоенных времен. Я положил себе в тарелку один кусочек и долго на него смотрел, не зная, как поступить - разрезать его ножом или положить целиком в рот. Положил целиком, но кусок оказался жилистым, и я не мог его никак разжевать. Вид у меня был сконфуженный, и под пристальным, презрительным взглядом хозяйки я с трудом проглотил кусок не разжеванным. В другой раз к обеду подали жареные грибы. Это были первые грибы и, наверное, дорогие. Тетка раскладывала грибы по тарелкам, и тут я смущенно сказал, чтобы  она мне много не накладывала, а в ответ услышал: «А я много и не положу». Лучше бы я промолчал.

Однажды мы с Игорем случайно узнали, что в соседнем со станцией поселке по выходным дням в клубе устраиваются танцы, и мы с ним договорились в первый же выходной день туда сходить. Так и сделали. Собравшаяся в клубе молодежь встретила нас, чужаков, очень радушно. Танцевали в клубе под радиолу. Но Игорь прихватил с собой аккордеон, и почти весь вечер, расхаживая по клубному залу, к удовольствию  молодежи, играл танго, фокстроты и вальсы. Нас провожали как дорогих гостей и приглашали приходить снова, но придти в клуб снова не получилось.
 
В августе 1948 года по семейным обстоятельствам я перевелся в Калугу, и следующая встреча с Игорем состоялась только через два с половиною года. В марте 1950 года я был призван в армию. Эшелон с призывниками сделал остановку на станции Москва-2. Наш вагон оказался вблизи от ПТО. Работает ли еще там Игорь? Наверняка, тётка с дядькой уже пристроили его на теплое местечко. Но, к моему удивлению, оказалось, что Игорь по-прежнему работал в ПТО. Нашей встрече он очень обрадовался, и пока эшелон стоял в ожидании отправки, мы вволю с ним наговорились.

А следующая и последняя с ним встреча состоится уже через 20 лет, в 1970 году. Я был участником двухдневного семинара в Москве, проходившем в здании Академии имени Дзержинского. В последний день семинара я позвонил Игорю по телефону, который мне дал кто-то из наших бывших однокурсников. Игорь обрадовался моему звонку, велел немедленно ехать к нему, и разъяснил, каким транспортом лучше добраться.

Все задумки его матери и тётки были претворены в жизнь. Игорь имел высшее образование, работал на хорошей должности в каком-то ведомстве, жил в престижной квартире в доме с консьержкой на Кутузовском проспекте и был женат на дочке какого-то высокопоставленного партийного чиновника. Но не имел детей и, как мне показалось, совершенно не был счастлив. Жены, которую мне очень хотелось увидеть,не оказалось дома, и внятно объяснить её отсутствие Игорь мне не смог, так что я заподозрил, что в семье у него не всё ладно.

Игорь угощал меня выдержанным коньяком и разными деликатесами. За разговорами мы много выпили, и я остался у него ночевать. Утром, мы тепло распрощались, и я с похмельной головой  поспешил на Красную площадь. Нам, участникам семинара, должны были устроить экскурсию в Мавзолей Ленина и в квартиру Ленина в Кремле.  Я был не брит, но в парикмахерской при гостинице Москва была большая очередь, а другой поблизости  не нашел. Так, небритый и с помятым лицом, я и пошел на свидание с вождем пролетариата. Как мне показалось, никто не заметил ни моей небритости, ни моего помятого лица.

Вечером я уже сидел в поезде, увозившем меня в наш далекий гарнизон.

В моей старой записной книжке сохранился адрес Игоря: Аносов Игорь Петрович, Кутузовский пр. 30/32, кв.635, 13 подъезд, 9 этаж, тел. Г-9-29-70 (исправлено на 24-9-29-70). Позже сделана приписка: умер. Кстати, между домом, в котором проживал Игорь, и домом, в котором проживал Брежнев (№ 26), находился всего лишь один дом - № 28.