Зюзин 3. Соленые слезы любви

Хельги Нордкап
                -1-   

  Зюзин в судьбу не верил. Нет, ну как все – верил там, в черную кошку, в пальцы, в “тьфу, тьфу, тьфу и по дереву постучать”, в то,  что во время сессии нельзя бриться и в то, что для отпугивания коварной неудачи следует,  когда никто не видит три раза прокрутиться в левую сторону. Обязательно – в левую.… Но вот в то, что судьба – это просчитанный на много ходов вперед проект – не верил. И правильно делал.  Потому что если в это верить, то очень легко спятить.

   К окончанию института Зюзин имел очень неплохие шансы на распределение. Выбор был, но очень хотелось чего-нибудь романтического, может быть даже героического. Судьба же, в которую Зюзин по серости не верил, подослала перед самым распределением в зюзинский ВУЗ вертлявого и картавого противного старичка, который отрекомендовался пятикурсникам “замначальника отдела” одного очень престижного и таинственного околокосмического НИИ.  Дедок бойко вербовал, расписывая прелести скоростной научной карьеры, и даже в качестве лотерейного бонуса обещал шанс на полет в космос. Перед Космосом зюзинское сердце дрогнуло, и он нетвердой рукой брауншвейгского рекрута поставил крест в дьявольском договоре с судьбой.

   В следующем кадре фильма про свою жизнь Зюзин обнаружил себя сидящим за канцелярским столом с наперекосяк приделанным к нему станком для чертежной доски. В помещении пахло духами “Лесной ландыш” за шесть рублей и стоял непереносимый женский гвалт. В секторе, куда добрый старичок завербовал Зюзина, находились кроме него еще пятнадцать разнообразных девиц от двадцати до тридцати. Однополых же с Зюзиным представителей разумной фауны больше не наблюдалось.
 
   Женское поведение всегда оставалось для Зюзина необъяснимым.  Но в чисто женском коллективе он оказался впервые. Вообще, этот фокус вряд ли удалось бы раскрыть не только Зюзину, но и более дотошным зрителям – при том, что на оборонные специальности ВУЗов набирались при поступлении почти одни мальчики, оборонные НИИ почему-то  были перенасыщены женским полом.

  Девушки в присутствии одного единственного мужчины ведут себя странно. Через неделю они начинают воспринимать его как вполне однополую с собой подругу, только некрасивую и невезучую. А некрасивая и невезучая подруга это – мечта каждой девушки.  Таким образом, Зюзин, с одной стороны, быстро влился в коллектив в качестве подруги, а с другой стороны резко разочаровался в своей судьбе. У него даже родилась мысль поискать в НИИ того старичка и набить ему морду, но поиски не увенчались успехом. Судьба-с…

   Девицы, освоившись с присутствием Зюзина, целыми днями галдели про свои женские проблемы, а через некоторое время уже начали вполне спокойно примерять при нем колготки и прочие прибамбасы. Кличка  “Зюзя” как-то незаметно проникла из зюзинского прошлого в настоящее и то и дело кто-нибудь из девушек, похлопывая себя по лайкровому блестящему заду, спрашивал, встретившись взглядом с молодым специалистом:

- Ну как, Зюзя?  Нравится?

   Зюзин краснел и прятался за чертежную доску.

   Постепенно Зюзин поднаторел в разных женских вопросах, узнал много интересного про белье, чулки и аборты.  Зюзину уже казалось, что кроме самоубийства у него остался только один выход – прогулять пару недель, чтобы его уволили, наконец, ,  из этого гадюшника. И он уже почти решился, когда девицы вдруг переключились на обсуждение диет.

   По сравнению со всей прочей гинекологией темка была достаточно нейтральной. Зюзин отдыхал на ней душой и даже стал прислушиваться. Многое ему как человеку незнакомому с проблемой веса было ново и интересно.  В тот день лабораторные фурии обсуждали проблему соли. Зюзин даже отвлекся от своих чертежей – так ему стало интересно. Он никак не мог понять, почему какая-то соль может так влиять на размер ляжек и животов. Но волновало не только это. Что-то еще – какое-то смутное воспоминание, какие-то приятные ностальгические образы щекотали воображение Зюзина при слове “соль”. Образы эти никак не хотели поворачиваться к Зюзину лицом, плавали в пространстве, кружили теплыми аморфными тенями , приятно пахли, задевая за какие-то там зюзинские душевные струны.  Зюзя пытался угадать эту музыку, но никак не мог. И вдруг вспомнил…


                -2-


   Зюзина отправили в пионерский лагерь. В первый раз. То ли в третьем, то ли в четвертом это было классе – уже не вспомнить. Только как всегда у Зюзина вышла проблема . Не нашлось отряда, где бы он пришелся остальным точно по возрасту. Можно было поехать старшим в отряд к малышне, а можно – младшим туда, где все были старше его на год-два. Зюзина как-то всегда больше тянуло к старшим.

   В отряде к нему отнеслись нормально, даже хорошо. Плохо было только то, что Зюзину нечем было выделиться. Все старшие приехали в лагерь не первый раз и уже были чем-то знамениты. Кто-то умел шевелить ушами, кто-то мастерски играл в настольный теннис, кто-то крутил “солнце” на турнике. Зюзин умел только совать в рот зажженную спичку, но успеха это ему не принесло – фокус со спичкой умели делать даже девочки, а вожатый, поймав Зюзина за этим иллюзионом, отправил его на целый вечер на скучный пожарный инструктаж.

   А еще в отряде был Славик. Славик этот очень нравился Зюзину – он был абсолютно нормальным парнем, сильным и авторитетным – именно таким, каким мечтал быть и Зюзин, да у него не очень получалось.  А скорее всего Зюзину нравился не Славик…Нет, Зюзин никогда не признался бы даже самому себе, что ему нравится сероглазая девочка, которая дружила со Славиком. Девочку звали…Марина? – нет,-Таня…нет-все-таки Марина… Со Славиком дружили все девочки, но вот эту Зюзин почему-то всегда провожал глазами и ему было при этом тепло и приятно.
 
   Славику не нужно было ничем выделяться. Бывают такие люди – они и так уже выделены жизнью. Но судьба ведь раздает свои бублики не глядя. Кому-то все, кому-то – ничего. Так вот этот Славик еще умел делать фокус, который во всем лагере не мог повторить никто. На спор или напоказ он высыпал в столовой себе в рот целую солонку соли и съедал  ее.  Зюзин как-то попробовал съесть чайную ложку этой соли, но его вырвало и больше он не пытался.
 
   Зюзин некоторое время поразмышлял над возможными путями своего продвижения в обществе, но его анализ оказался на удивление коротким и однозначным. Выходило, что времени у Зюзина нет.  Даже для того, чтобы банально научиться курить. И поэтому требовался подвиг. Зюзин, лежа на спине во время тихого часа, перебирал возможные варианты подвига.  Он последовательно  кого-то спасал, на кого-то нападал,  выпрыгивал со второго этажа и даже угонял лагерный автобус. Но во всех этих сценах что-то беспокоило Зюзина, что-то было в них единое, переходящее из подвига в подвиг. Хотя, впрочем, Зюзин давно понял, что это было. Просто ему не хотелось в этом признаваться.  Насмешливые серые глаза… они как из зрительного зала наблюдали за каждым зюзинским подвигом. И тогда Зюзин решил – нужно быть проще. Будем жрать соль.

   Зюзя знал, что стоит ему разозлиться,  и он сумеет.  Во время обеда он просто подсел к столу Славика, где уже сидела, развесив уши и сероглазая Марина. Просто так подошел со своим стулом, сел и сказал:

- Спорим, я тоже съем соль?

  Славик молча, словно ферзя на шахматной доске, передвинул к Зюзину полную солонку.  Зюзин высыпал соль себе в горсть, запихал все это в рот и запил славиковым компотом. Потом посидел и, пока еще не пришли ощущения,  взял из рук Сероглазки ее компот и , шумно вздохнув, выпил и его.  Вполне осознавая, что это его последняя улыбка в жизни, Зюзин встал, улыбнулся обществу за столом, сказал:

- Вот так.  Спасибо за компот.

 И ушел. Умирать.

   В тот раз Зюзин не умер. Хотя, плохо ему было ужасно. После этого случая он года полтора вообще не мог видеть соли на столе и почему-то совсем не мог есть черного хлеба.  Кстати, как рукой сняло и любовь. Больше Зюзин не думал никогда о сероглазой девочке. И в лагерь этот больше судьба его не приводила.

               
                -3-

   Зюзин вынырнул из глубины воспоминаний детства  уже совсем другим. Он смотрел на галдящих девиц и не узнавал их. Нет, не случайно все произошло. Что-то такое должно быть… И вот эта девушка…Марина…серые глаза, смеющееся лицо… Прячась за своей чертежной доской, Зюзин раньше и не разбирал какие у кого глаза. Продолжали говорить о соли.

   Зюзин молча встал, взял со стола свою чайную кружку,  вышел, спустился на этаж ниже, зашел в пустую еще предобеденную столовую и  стырил со стола полную солонку. Потом он  набрал под краном  в кружку воды и вернулся к себе в лабораторию.

   Девицы не унимались. Зюзин подошел к сборищу и громко сказал:

- Вот ваша соль. Смотрите.

   Потом он высыпал солонку себе в руку и проглотил всю соль, смачно запив ее водой. В гробовом молчании он вернулся к себе на место и уткнулся в чертеж.  Зюзин не понимал, зачем он это сделал. Видимо, ему просто нужен был поступок. А впрочем, откуда мы знаем? Ему – виднее…

   Он повернулся к ней, когда почувствовал, что она сидит рядом. Она смеялась – глазами, уголками губ, пепельные волосы ее блестели,  как шелковая портьера дома у зюзинской мамы… Она сказала:

- Зюзя, так это – ты?

                -4-

   Начальник отдела терпеть не мог семейщины. Поэтому после свадьбы Зюзина легко перевели в другой институт. В пределах того же министерства. А в космос полетел кто-то другой…