Тихий плес.
Недалеко от нашего города, в семидесяти километрах проселочной дороги, на берегу реки Юрюзань стоит старинная русская деревушка Александровка, зажатая с двух сторон могучими хребтами – красавицей Зигальгой с одной, угрюмой и холодной Бихтой с другой стороны.
Зигальга несколько дальше от деревни, зато Бихта над ней прямо-таки нависает.
Даже в солнечный день,летом, поглядишь на каменные россыпи, на черные массивы елей и сосен – становится неуютно и зябко. Но зато дичи сколько там! Впрочем, речь не об охоте. В 2-3 километрах от Александровки, на реке, есть плес – о нем и рассказ.
Давно мы с отцом слышали о глубочайших омутах в верховьях Юрюзани, о множестве непуганых хариусов на тамошних перекатах, о килограммовых окунях на плесах.
Короче, о том, о чем мечтает каждый рыбак!
Не было,на чем туда добраться. По безнадежно разбитой грунтовой дороге ходили только трактора, да мощные «Уралы» с «Зилами».
Но в 75 году появился у нас тяжелый мотоцикл «Днепр», и вопрос с транспортом отпал.
Выучили «Правила дорожного движения», поездили с бывалым мотоциклистом на его «Восходе», и к началу лета стали обладателями прав на вождение.
За две недели мы с отцом стали считать себя лихими и опытными наездниками, что и подвигло нас на решение махнуть на поиски плесов в верховьях Юрюзани. Едем!
Сворачиваем с асфальта на грунтовую дорогу, вытягиваем в горку, и едем прямо на Суку, невысокий,поросший елями хребет. Подножье Суки березовое, осиновое, ольховое.
Болотистые, кочками покрытые низинки. Между болотами нижними и ельниками верхними – пояс покосов.Огромные поля с валунами по краям,или посередине.
Но хребет выходит к дороге лишь краем, и вскоре исчезает, а мы подьезжаем к Петропавловке.
По обе стороны дороги стоят дома, сидят на завалинках дедки да бабки, стучат топорами, машут косами их взрослые дети да внуки, приезжающие на выходные, ходят гордо петухи, лежат прямо на дороге ленивые овцы, позвякивает камушками перекат – прямо на берегу Юрюзани стоит деревня.
Но позади уже Петропавловка, и мы останавливаемся у моста через Большую Колгозу, небольшой,горной речушки, впадающей в Юрюзань. Попили холодной водички , посмотрели на хариусков маленьких и снова в путь.
До села Тюлюк 19 километров, и все это время едем вдоль хребта Нургуш. Голые макушки скал, вкрапления еловых пятен, а подножье – заросшие ольховником вырубки. Нургуш слева, а справа, через Юрюзань, хребет Зигальга, и как раз от Петропавловки хорошо видна ее самая высокая точка – гора Поперечная, где брусника, голубика да черника в изобилии всегда водится. Но уж больно высоко и далеко лезть!
А вот и Березяк, тоже в Юрюзань впадающий. Русло в валунах, воды мало,мелеет. А раньше по нему лес, говорят, сплавляли. А уже и мост через Тюлючку проезжаем, вьезжаем в село Тюлюк. Интересно он расположен! С одной стороны села Нургуш подступает, через дорогу громадная Зигальга нависает, седая от россыпей, под ней
незаметная бежит Юрюзань. С третьей стороны две горы стоят,одна красивее другой – Большая и Малая Иремель. Ну а с четвертой стороны Бихта. Угрюмее и чернее хребта я не видел.
Переезжаем за Тюлюком мост через Юрюзань, и Бихта совсем рядом, словно сердитый, неприветливый мужик провожает тебя взглядом. И ведь долго смотрит – до самой Александровки.
Пошли ключи. Каменный, Мягкий, Сухой, Морган. Названия полностью соответствуют их виду,характеру.
Каменный весь завален камнями, шумит, играет бурунами, а вода какая вкусная!
Мягкий течет по болотине, среди трав высоких, да ельника молодого. Сухой, чуть солнышко пригреет – пересыхает. Ну а Морган моргает. Петляет по ельнику непролазному, кружит. А потом вдруг на полянку выскочит – вот он.
Вот и Александровка! Большая деревня – три улицы. Даже магазин есть. Правда работает раз в неделю, когда товар привозят.
Отьехали от деревни два километра, свернули на поле некошеное, едем потихоньку.
Какие запахи – кислица растет, душица, кипрей, зверобой и клевер.
Проехали поле, остановились на горке, заглушили мотор. Внизу Юрюзань течет медленно. Приехали!
Полдень. Жарко. Стрекот кузнечиков слился в одну тонкую, звенящую ноту, жаворонок висит над нами, машет быстро-быстро крылышками, лай далеко где-то слышен, аромат бесподобный идет – но полное ощущение тишины. Переговариваемся громко с отцом, но голоса тонут в тишине, как мухи в меду.
Сьехали вниз, объехали болотце, заехали за кусты и остановились. Лучше места не придумаешь! За кустами полянка, которая заканчивается крутым, в метр высотой, берегом реки. Юрюзань здесь делает крутой поворот, вдаваясь в наш берег небольшим заливчиком. Есть и открытая вода, есть покрытые водорослями куски, камышовые заросли кое-где. Рыба плещется зазывно.
Торопливо достаем снасти, наживку – и к реке! Одновременно забрасываем удочки, ждем.
Поплавок у меня дернулся, еще раз, и быстро пошел в глубину. Подсекаю, тащу! Краем глаза вижу, как отец, метрах в пяти от меня стоящий, уже снимает с крючка что-то крупное.
А у меня увесистый окунь, как и у отца моего, впрочем. И пошла рыбалка! Клевал окунь весело, азартно – несмотря на полдень.
Через час, когда садок наполовину наполнился, отец уходит искать перекат, пескарей наловить. – Будем, - сказал, - пробовать щуку на живца ловить.
Через полтора часа вернулся. В котелке, кроме десятка пескарей, лежали три солидных хариуса. Утер мне нос папаша!
Закидушки, донки забросили в реку по всему берегу, а отец, сняв тонкий поводок, нацепил пескаря на удочку и ходит по берегу, водя беднягу под каждым кустом и корягой, если они в воде. Но все-таки день в разгаре, клев кончился.
Разбираем вещи, готовим дрова, чистим картошку, открываем тушенку ( рыбу мы варить на природе не любим – везем домой и хвастаем ).
К вечеру все готово. Суп сварен, спальные места приготовлены – на охапку травы
положили пару телогреек, а укрываться будем тонким одеялком.
Отец берется за удочку, опять бедного пескаря по кустам таскает.
Я постоял с удочкой полчаса – не клюет. Пошел проверять закидушки и донки. Первая, что стояла рядом, была пуста – пескарь сбежал. Вторая, натянутая тетивой, едва не звенела. Чуть подсекаю для верности, и тащу. На поверхность воды поднимается щука, чуть ослабляю леску. Рыбина резко машет башкой, скрывается в глубине. Я опять вытягиваю ее наверх, пока она этому удивляется, тащу и выбрасываю щуку на берег. Грамм на 800 тянет рыбка!
На двух последующих пусто, а вот на трех донках, подряд, сидят окуни, один из которых тянет грамм на 500, иглы плавника торчат как вилы, в пасть чуть не кулак можно засунуть.
Дальше проверить не успел, где-то в кустах отец довольный смеется, к себе зовет. Бегу, сломя голову, к нему. Подбегаю, и – Боже ты мой! На леску 0,25 отец подтянул к берегу какого-то крокодила – зеленого, метрового, с карими глазами. Лежит на мели, часть головы из воды высунув, на нас смотрит.
Была мысль прыгнуть рыбине на голову ногами, не прыгнул, испугался.
Отец доволен, держит щуку на натянутой леске, приглядывает, куда бы ее вывести.
Но мы, видимо, надоели ей. Спокойно развернулась,чуть мотнула головой, и ушла в глубину. Отец сел на зад, держа в руках удочку с оборванной леской.
С тех пор мы с ней не встречались, но были единодушны в том, что мясо у этой щуки невкусное и жесткое.
Когда стемнело, подвели итог. Три щуки – одна на 1,5 кг, и штук тридцать окуней. Да еще три хариуса отцовых, которых мы сразу же посолили, уж больно нежная рыба.
Долго ели суп, пили чай, слушали плески рыб. Вальдшнепы иной раз протягивали, кряковая пронеслась тенью, ну а потом за дело принялся коростель. Засел он рядом с нами, в кустах ивняка, густых и жестких. Отец под его скрип скоро задремал, я же, наоборот,не мог заснуть. Вылез из-под одеяла, нашел какой-то корень, метнул – короткая пауза, и птица опять заскрипела. Куски глины, палки – все перекидал, пытался в куст залезть, чуть глаз не выбил веткой – все бесполезно.
Убедившись в этом, лег у костра, гляжу в небо, звезды чуть на голову не садятся, спутник пролетел, а коростель все не устает.
И так много лет подряд. Как родной стал. Приезжаем и ждем вечера. Суп поели, чай попили – и ложимся коростеля слушать. Дядюшку моего к этому делу приобщили. Тоже понравилось, даже ложиться стал поближе к кусту.
Вот такой он, Тихий плес за Александровкой.