Глава 17. Несельскохозяйственные промыслы
Извоз
Извозом назывался в те времена подвоз крестьянами леса, дров, угля, кирпича, камня, песку, сена, овощей и т.п. в города, к железнодорожным станциям и другим крупным транспортным и торговым объектам. Занимались им глубокой осенью, когда установится хорошая погода, а также зимой (Меньшиков А. Материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области. Владивосток, 1914. Т. 5. С. 372
Пионерами этого вида промысла стали в нашем районе крестьяне деревни Угловой. Так получилось, что её рождение совпало с началом строительства Уссурийской железной дороги, для которого требовалось немало людей и транспортных средств. Дорога прошла через надел Углового и естественным образом (По свидетельству Ф.Ф.Буссе, цены перевозки грузов, в период сооружения Уссурийской ж.д. с 1891 по 1894 годы, существенно возросли. (Буссе Ф.Ф. Переселение крестьян морем в Южно-Уссурийский край в 1883-1896 гг. СПб., 1896. С. 164)) втянула в строительство почти всех здешних крестьян. Занимались угловцы в это время, в основном, перевозкой строительных материалов и других грузов к строящемуся железнодорожному полотну.
К 1894 году наш участок дороги был закончен и крестьяне, уже по привычке, потянулись за заработком в город Владивосток. Это было время бурного развития города. По всему Владивостоку строилось множество производственных зданий, больших и малых жилых домов, гостиниц, магазинов. Возводились портовые сооружения и склады на берегах бухт и заливов. На прилегающих к городу сопках росли укрепления. И всюду требовались сильные кони и крепкие телеги крестьян. Другого грузового транспорта в городе просто не было.
Неудивительно, что жители Углового почти поголовно втянулись в оказавшийся таким доходным извозный промысел, забросив многие другие традиционно крестьянские дела и заботы (16 живших в Угловом к весне 1896 года семей засеяли всего 5,75 десятин земли, то есть, в среднем, по 0,36 десятин на семью (РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 5. Д. 576.). О пристрастии к нему угловчан говорит, в частности, такой факт: в 1902 году здесь приходилось по 2 телеги на двор, в Кневичах — по 1,6 телеги, в Кролевце — по 1,3 (РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 4. Д. 2173. Л. 8). В 1910 году это соотношение изменилось. Телег стало, соответственно, три, две и две на одну семью (Меньшиков А, Материалы... Т. 1. С. 308). Извозом в этом году промышляли в Угловом 46 % семей, а в Кневичах и Кролевце — ни одной (Там же. Т. 2. С. 343).
Во Владивостоке угловцы занимались, преимущественно, ломовым извозом, группируясь в артели и беря подряды по доставке интендантских грузов, перевозке частных грузов от пристаней к складам и т.д. Подряжались они небольшими артелями в 10-15 подвод и к подрядчикам по вывозке леса с мест его заготовок до ближайших железнодорожных станций. Работали в основном сдельно. Заработок, в среднем, достигал 5 — 7 рублей на пару лошадей (Там же. Т. 5. С. 372). Специально для перевозки тяжелых грузов угловчане завели себе крепких, сильных и выносливых лошадей из породы битюгов, а также окованные телеги на железном ходу.
Крестьяне Кневичей, Кролевца, Суражевки первое время практически не участвовали в извозном промысле, но всё изменилось с началом строительства поблизости угольных шахт. Последним требовалось с каждым годом всё больше и больше деревянных крепежных стоек, и вскоре вся крестьянская округа, вооружившись топорами и пилами, обеспечивала лесом зарождающуюся угольную промышленность будущего Артема. Угловцы, кроме того, возили к станции уголь с Надеждинских и Угловских шахт. Жители Шевелёвки больше предпочитали морские сообщения. Морской извоз, называемый чаще каботажем, появился здесь в 1906 году, одновременно с возникновением выселка Амбабозы, ставшего морскими воротами Шевелёвки.
Одним из первых этим делом занялся бывший ссыльный, Ананий Ларионович Илларионов;. Еще на Сахалине он научился у живших там японцев строить малые морские суда. Потом занялся и соболиным промыслом. На собственной шхуне возил шкурки в Шанхай. Вырученные там деньги позволили открыть лавку. Бизнес шел хорошо. Все рухнуло с началом русско-японской войны. Бросив имущество, Ларион вынужден был эвакуироваться во Владивосток. Потом осел в Шевелёвке, где вместе с другими «сахалинцами» основал выселок Амбабозу. Здесь и пригодились навыки корабела.
Сразу же построил шлюпку и стал за плату перевозить грузы в Шкотово, Владивосток и обратно (Воспоминания Т.Н. Певчук. Личный архив автора). Дело оказалось прибыльным. Вскоре к нему присоединился еще один бывший сахалинец. В 1910 году они на двоих получили от каботажа доход в размере 2226 рублей (Меньшиков А. Материалы... Т. 5. С. 456). А. Меньшиков называет каботажников Шевелёвки выходцами из Черниговской губернии (Там же. С. 172). Возможно, это действительно так.
Суда строили в шлюпочной мастерской Илларионова. Груз возили и свой, и из соседних бухт. В основном, это сельдь, сельдяной тук, рыбий жир, кирпич, овощи и т.д. Стоимость перевозки составляла от 5 до 8 копеек с пуда. Шаланды обслуживались наёмными матросами с оплатой помесячно или с пая. В последнем случае, матросы шаланды (3—5 человек) получали половину тарифа, а другая половина шла владельцу судна (Там же).
Промысел этот оказался очень прибыльным. Крестьяне деревни Лифляндия, начавшиеся заниматься каботажем значительно раньше шевелёвцев, утверждали, что он намного выгоднее земледелия и позволяет полностью обеспечить семью. Единственным фактором, осложнявшим жизнь крестьян-каботажников, являлась жёсткая конкуренция более опытных и сплоченных китайских и корейских моряков (Там же. С.174). Однако покровительство местной администрации к российским судовладельцам отчасти выравнивало шансы сторон (В частности, в 1910 году Правительство запретило иностранным судам малый каботаж у российских берегов.(История Дальнего Востока в период феодализма и капитализма (XVII в. — февраль 1917г.), М.: Наука, 1991. С. 313)).
ЛЕСНЫЕ ПРОМЫСЛЫ.
До начала освоения района Артема русскими все возвышенные места долины реки Батальянзы и склоны окружающих ее сопок были покрыты густыми смешанными лесами с преобладанием годных для строительства хвойных пород. Здесь «...вековые кедры, ели, бархат, перемежались с кряжистыми дубами, ясенем, липой, где под их густыми кронами теснились черемуха, рябина, орешник... И все это было сплетено дальневосточными лианами, диким виноградом, китайским лимонником, актинидией. Там и сям преграждало путь колючее «чертово дерево» (Не строительный, преимущественно лиственный лес был представлен, помимо названных пород, кленом, березой, осиной, вязом, ильмом, ольхой, амурским орехом, вербой, тополем и другими деревьями. (Закревский А.Ф.. Становление г. Артема. Архив ИКМА. Неопубликованная рукопись. 1990. Л. 9)) (Лях Н. Записки полярника. Новосибирск. 1962). С появлением здесь переселенцев, везде, где только ступала их нога, сразу же раздавался стук топора и грохот падающих лесных гигантов. Первоначально древесина использовалась крестьянами почти исключительно для строительства жилых домов, хозяйственных построек и изготовления необходимого инвентаря.
Со временем, по мере сокращения площади лесов в районах, непосредственно примыкающих к Владивостоку, начинает развиваться и настоящий лесной промысел среди населения наших деревень. Первыми, разумеется, освоили его угловцы. До 1909 года в нем, в той или иной степени, участвовали почти все жители этого села. Близость железной дороги позволяла им получать максимальные доходы при минимальных потерях времени на транспортировку леса (В 1908 году практически Все угловские семьи участвовали в вывозе дров из казенного леса к линии железной дороги, занимаясь этим не менее полутора месяцев в году (в основном в зимнее время). Их чистый доход составлял, в среднем, по 500 рублей на семью или по 10 рублей на одну лошадь. (РГИА ДВ Ф. 702. On. 5. Д. 205. Л. 475))
Суть промысла заключалась в сбыте лесных материалов в быстро растущие города и на ближайшие рудники. В город, как правило, поставляли древесный уголь (Меньшиков А. Материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области. Саратов, 1912. Т. 4. С. 419), дрова (Дрова шли по 20-28 рублей за кубическую сажень, а бревна — по рублю за погонный вершок, при длине бревна 9 аршин. (Там же. С. 423)) и брёвна для строительства домов.. Хозяева шахт охотно покупали у крестьян стойку для подземных работ (Там же. С. 423).
Однако лесные запасы собственных надельных земель довольно быстро истощались и с каждым новым годом крестьянам приходилось всё чаще брать разрешение на порубки в ближайших казённых лесах, платя за это попенно (Уже в 1908 году весь построечный лес угловцы вынуждены были покупать на казённой лесной даче, а на своих участках рубить лишь дрова для собственных нужд. (РГИА ДВ Ф. 702. On. 5. Д. 205. Л. 475)). Новые расходы значительно сократили число желающих заниматься данным промыслом. Уже в 1910 году доход от него получали только 13 угловских семей (Меньшиков А. Материалы... Т. 2, С. 342). Зато по крайней мере три из них занимались этим делом уже вполне профессионально, по-крупному, используя, в том числе, и наемный труд. Но даже внутри этой группы доходы оставались далеко не одинаковыми. Одна из семей получила львиную долю - около 10 тысяч из 12 тысяч 900 рублей общей прибыли. Ещё одна, используя всего двух работников, смогла нарезать лишь 150 бревен на общую сумму 600 рублей. Остальные заработали на лесном промысле за год от 133 до 560 рублей (Там же. С. 440).
В несколько лучшем положении по отношению к запасам леса находились жители Кролевца, Кневичей, Суражевки и Шевелевки. До самой революции, и даже несколько позже, они разрабатывали почти исключительно собственные лесные ресурсы. Причем первоначально крестьяне этих деревень были озабочены не тем, куда сбыть древесину, а тем, как расчистить от леса возможно большую площадь земли под пашню. Чаще всего они использовали для этого корейцев, сдавая им лесные участки на три года под разработку бесплатно (На таких условиях пользовались землей в 1906 году 40 корейских семей (75 человек) в Кневичах и пять (до 40 человек) — в Кролевце. И те, и другие арендовали на общественных землях по 100 десятин на всех. (РГИА ДВ Ф. 702. Оп. З. Д. 302. Л. 332)).
С той же целью отдельные домохозяева и целые сельские общества сдавали порой весьма значительные площади своих наделов посторонним лесопромышленникам. Так, в 1906 году, за обязательство выстроить в селе хорошую деревянную церковь, отдали одному подрядчику под вырубку и очистку 210 десятин леса кневичане. Понятно, что лес для строительства подрядчик брал на том же арендованном им участке, сводя к нулю, при этом, и транспортные расходы, поскольку брёвна крестьяне возили сами (Там же).
Возможно, сдавали свои лесные угодья купцам—подрядчикам и жители Кролевца. Об этом, в частности, говорят дореволюционные названия падей в верховьях Б.Сан-Паузы (ныне — ручей Пушкаревка): Жариковская и Латышева (Воспоминания И.И.Бурковского. Личный архив автора), совпадающие с фамилиями известных во Владивостоке купцов того времени.
Спрос на древесину рос постоянно в течение всего дореволюционного периода существования сёл нашего района. Причина - всё возраставшие масштабы строительства Владивостока, шахт, железных дорог. Если в 1901 году во Владивостоке стояло 950 домов, то пять лет спустя — уже 3295 (Алексеев А.И., Морозов Б.Н. Освоение русского Дальнего Востока (конец XIX в.— 1917 г.). М.: Наука, 1989. С. 12). Причем это были преимущественно деревянные строения. Немногочисленные каменные здания украшали тогда только центр города. Громадное количество лесоматериалов уходило на изготовление стоек и шпал, строительство рудничных и станционных зданий, посёлков, ж.д. мостов.
Непрерывный, стремительный рост лесозаготовок вызвал к жизни и лесоперерабатывающую промышленность южного Приморья. Уже в середине 60-х годов XIX века во Владивостоке был пущен первый казённый лесопильный завод, а к началу XX века их в городе и его окрестностях действовало уже целых три (Там же. С. 238). Кроме того, один завод располагался близ устья реки Суйфун, а на Седанке с 1896 года работала спичечная фабрика купца Суворова (Приморский край. Краткий энциклопедический справочник. Владивосток: Изд-во ДВУ., 1997. С. 423). В конце первого десятилетия прошлого века к этим предприятиям прибавился фанерный завод Скидельского на Океанской и деревообрабатывающий завод В.В.Пашкеева в селе Шкотово.
Прилегающие к Владивостоку леса не могли выдержать такого мощного давления на них строительной деятельности человека и быстро отступали к северу. К концу 70-х годов на обращённых к бухте Золотой рог склонах сопок нельзя было найти ни одного деревца до самых вершин (Хисамутдинов А.А. Владивосток. Этюды... С. 97). В начале 80-х лес был полностью вырублен уже на расстоянии пяти верст к северу от города и в довольно широкой полосе берега Амурского залива до нынешней станции Океанской (РГИА ДВ Ф. 28. Оп. 1. Д. 78. Л. 38). Таким образом, в 80-е годы крупные лесозаготовки развернулись у самых границ нынешнего Артема, а в следующее десятилетие захватили лесные угодья села Углового и соседние с ними районы. К 1910 году и они были уже истощены (Меньшиков А. Материалы... Т. 4. С. 423).
Примерно с этого времени объектом усиленного внимания лесопромышленников Владивостока становятся лесные наделы Кневичей, а позже Суражевки и Кролевца. Все это, а также начало бурного строительства шахт, не могло не привести к значительному развитию лесной промысловой деятельности местных крестьян (Уже в 1909 году в Кролевце было заготовлено на продажу 500 бревен, 800 досок и 200 кубических сажен дров. (Данные экономического положения крестьянского населения Приморской области в 1909 г. С. 36)). В те же самые годы здесь была проложена Сучанская железнодорожная ветка и сеть грунтовых дорог. Именно они сделали доступными лесные богатства долины реки Батальянзы, освоению которых препятствовали ранее сопки и широкая полоса болот — зыбунов.
Несколько раньше начали использоваться возможности самой реки, её озер и притоков, пригодных для сплава леса и судоходных тогда на значительном своем протяжении. Сплавом занимались, как правило, корейцы и китайцы, принимавшие лес у крестьян в определённых, удобных для этого местах.
По рассказам старожилов, жители Кролевца возили бревна на речку «пристань», впадавшую в озеро Сан-Пауза (Кролевецкое озеро) (Воспоминания Ф.Ф. Гавриленко. Личный архив автора). Судя по карте, эта речка называется теперь ручей Кролевец. Её нижнее течение в те времена имело достаточно глубокое и широкое русло для формирования небольших плотов, перегонявшихся затем катерами в Шкотово и во Владивосток. Несколько таких паровых катеров с корейскими экипажами имел на реках Батальянза и Майхэ Михаил Патюков (Там же).
В верховьях рек и ручьев, куда не доходили катера, крестьяне часто спускали бревна самосплавом, что приводило к скоплению лесоматериалов на берегах реки и представляло в высокую воду серьёзную опасность для деревянного моста, соединявшего берега Батальянзы
между Кневичами и Кролевцом (Дальний Восток: маршруты и описание путей Приморской области (Приложение ко 2-му тому). С. 449).
Сплав начинался здесь сразу после завершения ледохода, обычно 8-10 апреля, а заканчивался во 2-й половине ноября, когда реки и озера покрывались льдом (Сводка лесофенических наблюдений за 1916 г. //Приморский хозяин. 1917. N° 5-8. С. 52). До снега лес возили на специальных раздвигающихся в длину телегax-кручалах, а зимой — укрепляя одним концом на санях и волоча другой по заснеженной земле (Воспоминания И.Н. Иванова. Личный архив автора). Всякие перевозки сухим путем прекращались в распутицу, которая наступала обычно в середине марта и продолжалась до начала следующего месяца (по старому стилю).
С улучшением путей транспортировки леса связан и рост объемов его вывоза за рубеж (Экспорт леса на юге Приморья стал налаживаться с 1907 года. В 1910 году было вывезено уже 1,36 миллиона куб. футов древесины, в 1913 году — уже 1,4 млн., а в 1916 г. — 1,8. (История Дальнего Востока... С. 315)). Впрочем, по сравнению с сегодняшним днем они были невелики (В 1914 году на экспорт из Владивостока было отправлено лишь около 500 тысяч пудов приморской древесины (Ткаченко Я. Ф. Влияние путей сообщения на экономическое развитие Уссурийского края // Русское Приморье. 1922. № 1)).
Лесные промыслы крестьян включали в себя не только продажу бревен и дров, но и первичную обработку лесоматериалов. Строевой лес распиливали на доски и бревна, и сами доставляли покупателю, подрядившись заранее. Дровяной лес пилили, по большей части, самостоятельно, но некоторые нанимали китайцев или корейцев, платя им по 4 — 5 рублей за кубическую сажень дров (Меньшиков А. Материалы... Т. 5. С. 371).
Первоначально такие лесозаготовки производились в непосредственной близости от своих селений или берегов сплавных рек, но после исчерпания там запасов строевой древесины переместились на склоны окаймлявших долин , невысоких хребтов. К началу 20-х годов строевой лес на кролевецком участке можно было найти уже только в верховьях Широкой, Латышевой и Жариковой падей (Воспоминания И.Н. Иванова...), а Кневичи вообще полностью лишились его запасов на своем наделе (Закревский Ф.И. Становление г.Артема. Неопубликованная рукопись. Архив ИКМА. 1990. Л. 9).
РЕМЕСЛО.
Ремесло зародилось в нашей деревне достаточно поздно. Во всяком случае, для Углового эта отрасль хозяйства не характерна почти до 1909 года. Причина этому вполне понятна. Мастерские Старцевских рудников и близость Владивостока, с его промышленностью и довольно развитой сферой услуг, отпугивали потенциальных ремесленников угрозой неодолимой конкуренции Однако со временем, по мере роста численности населения, количества дворов, рабочего скота и хозяйственного инвентаря, все острее начинает проявляться потребность в собственных кузнецах, плотниках, бондарях (Правда, в большинстве случаев они занимались своим ремеслом только в свободное от полевых работ время (Переселенческое и крестьянское дело в Южно-Уссурийском крае. Отчёт о командировке чиновника особых поручений переселенческого управления А.А. Риттиха (с приложениями). СПб., 1899. С. 64)).
К концу 1909 года здесь было уже три кузницы (Данные экономического положения крестьянского населения Приморской области в 1909 г. С. 36). Трудно сказать, когда появилась первая из них. Возможно, в 1908 году или даже раньше, поскольку источники начала 1909 года фиксируют проживающего в Угловом постороннего мастерового (РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 5. Д. 205. Л. 505), а два года спустя одна из кузниц принадлежала постороннему белому человеку (Меньшиков А, Материалы... Т. 2. С. 442). Если это действительно тот самый мастеровой, то его звали Франц Леонович Литвинов. Жил он тогда одиноко, арендуя дом в селе за 96 рублей в год (РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 5. Д. 205. Л. 505). На своем кузнечном ремесле зарабатывал, по сельским меркам, неплохо. В 1910 году его доход составил 600 рублей.
Был в селе и другой кузнец, как видно более искусный, чем первый, так как заработал в том же году на 200 рублей больше. Третий имел заработок только 240 рублей (Меньшиков А. Материалы... Т. 2. С. 442). Как видно, занимался он промыслом от случая к случаю, в свободное от основной работы время, поскольку был еще и земледельцем, в то время как два других кузнеца посевов не имели.
Можно ли определить их фамилии? Что ж, попробуем. Вот условие задачи: второй кузнец прибыл в село в промежутке между 1895 и 1900 годами, а третий - в 1883-1895 годах (Там же. Т. 2. С. 442). Известно, что в 20-е годы прошлого века в Угловом было два кузнеца из числа старопоселенцев: Алексенко и Кужель (Воспоминания А.П. Лях. Личный архив автора). Согласно списку домохозяев 1908 года, Степан и Ефрем Алексенко приехали в 1895 году, а Иван Кужель — в 1899 (РГИА ДВ Ф. 702. Оп. 5. Д. 205. Л. 488). Совпадения дат вселения настолько точные, что вряд ли могут оказаться случайными. В то время профессия и навыки кузнеца передавались, как правило, по наследству.
Итак, задача решена: вторым угловским кузнецом в 1910 году мог быть И.Кужель, а третьим — один из братьев Алексенко. В 20-е годы их кузницы располагались в разных концах села: Кужеля — у въезда в село со стороны Кневичей, в районе нынешней остановки Геологической, а Алексенко — у южного въезда со стороны Владивостока, справа от тракта, на левом берегу реки Песчанки, рядом с квасным заводиком Габриеля (Воспоминания А.П. Лях...).
Около 1910 года в селе Угловом, помимо кузнецов, появились среди крестьян плотник и два мастера по кирпичному делу. Кроме того, проживал посторонний мастер по дереву. Зарабатывал он более чем в 10 раз больше плотника из крестьян (В 1910 году местный плотник заработал 50 рублей, а посторонний — 540 рублей. (Меньшиков А Материалы... Т. 2. С. 344.)). Жили в селе и еще три ремесленника, но чем они занимались, пока установить не удалось. Двое из них были посторонними (Там же).
В Кневичах кузница появилась раньше, чем в других сёлах района. Её наличие отмечено уже в начале 1903 года (РГИА ДВ Ф. 1. Оп. 4. Д. 2173. Л. 8) 1910 году она принадлежала постороннему белому и давала доход 500 рублен в год. Кроме настоящей кузницы, в этом и предыдущем году здесь действовали четыре небольших кустарных мастерских по железу. Доход их был относительно небольшим и являлся подсобным к основному занятию крестьян. Примерно столько же (Хозяева кустарных мастерских по железу и плотник получили в 1910 году доход, в среднем, по 30-40 рублей. (Меньшиков А. Материалы... Т. 2. С. 344)) зарабатывал и местный плотник (Там же). Старожилы упоминают и портного — Ивана Олейника (Воспоминания П.С. Мокриенко. Личный архив автора). Имена, профессии и доходы остальных двух кневичанских ремесленников (Меньшиков А. Материалы ... Т. 2. С. 344) на сегодняшний день не известны.
В селе Кролевец ремеслом, в той или иной степени, промышляли в 1910 году 13 здешних крестьян и один посторонний белый. Помимо этого, две кролевецкие семьи держали кузницы (В 1909 году в Кролевце имелось даже 3 кузницы. (Данные экономического положения... С. 36)), одна из которых дала доход в 360 рублей (Меньшиков А. Материалы... Т. 2. С. 442). Попробуем уже испытанным выше способом вычислить их фамилии. Известно, что один из них прибыл сюда примерно в 1895 - 1900 годах, а второй значительно позже - между 1906 и 1910 годами (Там же).
Из всех известных в 1920-е годы кролевецких кузнецов (Воспоминания И.Н. Иванова...) к числу первопоселенцев можно отнести только Шевченко и Прудкогляда. Учитывая более важное «стратегическое» положение двора Прудкоглядов (на пересечении дорог, ведущих в Кневичи и Суражевку (Там же)), предпочтение, видимо, следует отдать ему. Что же касается второго кузнеца, то им мог быть Соловьев, фамилия которого появляется в метриках Кролевецкой церкви как раз в 1909 году (Метрические книги Кролевецкой церкви). Эта кузница находилась на берегу реки Б.Сан-Пауза (теперь Пушкаревка), у начала дороги, напрямую ведущей через верховья Малой Сан-Паузы к деревням Радчиха, Андреевка и Многоудобное (Воспоминания И.Н. Иванова...).
Суражевка, фактически образовавшаяся только в 1907 году, не успела привлечь к себе достаточного внимания дореволюционных статистиков и исследователей приморской деревни. О ремесленных промыслах в этом селе сохранились лишь скудные данные за 1915 год. Попробуем дополнить их рассказами старожилов и изысканиями местных краеведов.
В.Преловский, впервые написавший о Суражевке в местной прессе 14 октября 1967 года, утверждал, что первые кузницы здесь были построены Аверьяном Зайцевым и Яковом Секирой. Зайцев, по его мнению, открыл свою кузницу уже после Гражданской войны. Однако местоположение последней заставляет усомниться в такой датировке. Дело в том, что располагалась она на левом берегу ручья, пересекающего главную улицу в самой середине нынешнего поселка. Между тем, в конце 1907 года, по свидетельству того же Преловского, дом Аверьяна Зайцева находился на западном краю Суражевки.
Примеры Углового и Кролевца подтверждают, что все сельские кузницы того времени тяготели, как правило, к окраинам селений, как бы замыкая участок дороги, соединяющий два населенных пункта между собой. Такое их расположение вполне понятно, если учесть, что одной из важнейших функций данного вида ремесла являлся ремонт колесного транспорта и подковка лошадей. Думается, положение усадьбы А.Зайцева в 1907 году не было случайным и явно указывает на его намерение заняться кузнечным ремеслом.
Тем не менее, уже в следующем году реальность опрокинула все эти предполагаемые расчеты. Стремительно растущая Суражевка выплеснулась на правый берег ручья и продолжила свое расширение вдоль дороги в западном направлении. Кузница Зайцева оказалась, таким образом, в самой середине села, а на краю образовалась другая — Якова Секиры, ставшего главным конкурентом и, надо полагать, злейшим врагом первого кузнеца. В статье Преловского, как бы мимоходом, упоминаются довольно существенные детали, позволяющие предположить наличие ожесточённой конкурентной борьбы, завязавшейся между двумя представителями этого очень важного в жизни тогдашней деревни ремесла. Состояла она, видимо, в следующем:
Пользуясь более выгодным местоположением своей мастерской, Я.Секира перехватывал всех идущих и едущих на восток потенциальных заказчиков кузнеца. К тому же, именно от его дома начиналась и новая, возникшая позже «Улочка», которая, ответвляясь под прямым углом от основной дороги, давала начало важной тропе, идущей по левой кромке долины реки Сан-Паузы к ее верховьям и далее на Сатизское, Многоудобное, Радчиху и другие села Майхинской долины.
Чтобы совсем не лишиться заказов, Зайцев вынужден был, вероятно, до предела снизить стоимость своих услуг (отсюда упоминание Преловского о якобы бесплатном обслуживании им своих односельчан). Естественно, никакой выгоды такая работа принести ему уже не могла. Возможно, он действительно вскоре свернул кузнечную деятельность и возобновил её вновь только после окончания Гражданской войны.
О других видах суражевского ремесла статистика располагает более точными сведениями. В 1915 году она зафиксировала здесь не менее трёх семей местных кустарей. Одна из них занималась кирпичным, другая — бондарным, а третья — столярным промыслом (Населенные и жилые места Приморского района (крестьяне, инородцы, желтые). Перепись, 1 — 20 июня 1915 г. С. 12). Кстати, данные за этот год почти не указывают наличия ремесла в других селах волости, если не считать единичного сообщения о семье, лепившей кирпичи в селе Угловом.
Возможно, ремесленная деятельность там в это время действительно была приглушена с появлением поблизости рудничных мастерских, способных удовлетворить все нехитрые потребности здешних крестьян. Были и другие причины, но о них пойдет речь несколько позже.
А теперь вернемся вновь к Шевелёвке и Амбабозе. Ремесло здесь было представлено, преимущественно, теми его отраслями, которые обслуживали каботаж и рыбный промысел — главные занятия местного населения. Для обеспечения морских перевозок было даже налажено производство некоторых видов небольших судов. Кроме мелких шлюпок, в шлюпочной мастерской Илларионова, в 1906-1911 годах было построено 10 кунгасов, грузоподъемностью от 250 до 350 пудов каждый (Меньшиков А. Материалы... Т. 5. С. 374). Доход, полученный ее хозяином в 1910 году, составил 410 рублей (Там же. С. 456). В 1912 году пять шлюпок было построено уже на заказ (Там же. С. 374). Сам Илларионов рыбным промыслом не занимался. Время, свободное от каботажа, полностью уходило на работу в мастерской.
Глядя на Илларионова, некоторые шевелёвские крестьяне вскоре сами научились делать для себя небольшие лодки. Лес для строительства брали на своем наделе. Спрос на такие изделия из года в год расширялся, но недостаток денежных средств и хорошего строевого леса ограничивали возможности крестьянского судостроения.
Особенности рыбного промысла способствовали здесь развитию также и бондарного дела. Работали бондари исключительно на местный сбыт. Делали бочки и бочонки для сельди, кадки, ушаты, деревянные вёдра и прочую утварь. Клёпку для них били сами в своих надельных лесах (Там же). Ремеслом в Шевелёвке занималось в 1910 году 8 семей, которые в сумме, за год, заработали на этом 496,9 рублей (Там же. С. 456). В 1915 году здесь, помимо трёх бондарей, уже было два столяра и еще две семьи занимались кирпичным промыслом (Населенные и жилые места... С. 64). Кирпич, вместе с продуктами рыболовства, возили на продажу в г. Владивосток (Меньшиков А. Материалы... Т. 5. С. 172).
ПРОДАЖА ТРУДА (ОТХОД).
Крестьянское хозяйство в наших местах никогда не было полностью натуральным. В той или иной мере оно с каждым годом все более втягивалось в товарообмен с городом и ближайшими промышленными предприятиями края. В качестве товара, при этом, выступала не только сельскохозяйственная продукция, но и знания, умения и рабочие руки самих крестьян.
Уже первые поселенцы села Углового, по свидетельству старожилов, часто покидали деревню на приработки, устраиваясь в городе дворниками у богатых хозяев, или шли в «золотари» (ассенизаторы) (Криволапое Б. У ворот Владивостока//Выбор. 1991. 26 марта), вывозя за город нечистоты из отхожих мест. В 90-е годы многие уходили на строительство Уссурийской железной дороги и КВЖД. Чернорабочие шли, преимущественно, на постройку фортов в окрестностях Владивостока. За лето они зарабатывали чистыми по 15-20 рублей в месяц. Зимой часть из них возвращалась домой, а часть расходилась на лесозаготовки или оставалась на поденные работы в городе.
И в следующем десятилетии желающих подработать не стало меньше. Список домохозяев Углового за март 1909 года указывает, как минимум, восемь крестьян, числившихся в отходе (Попов, Георгий Иванов, Федот Откидач, Макар Старчук, Василий Козлов, Яков Рогов, Даниил и Григорий Полищуки. (РГИА ДВ Ф. 702. On. 5. Д. 205. Л. 488)), и еще троих (Аким Барботько — служащий на Уссурийской ж.д.; Петр и Кирил Язим. (Там же), уже фактически поселившихся во Владивостоке и в другиx местах, хотя и имевших одновременно, хозяйство и скот в родном селе.
Некоторые крестьяне специально старались пристроить самых малопроизводительных или, наоборот, наиболее грамотных членов своих семей в город на заработки в качестве прислуги, заводских учеников, рабочих, служащих. Порой отдавали «в работу» даже детей.
Когда Александру Ивановну Олейник отец впервые отвез «продавать» во Владивосток, ей не было ещё и девяти лет. Девочка была отдана прислугой в дом какого-то офицера, где стала нянькой двух его маленьких дочерей. Когда они подросли, и нянька им стала не нужна, Саша, по воле отца, стала выполнять те же обязанности в семье какого-то инженера, потом — у чиновника, и под конец — в доме богатого владивостокского купца. Только когда ей исполнилось 16 лет, она, выйдя замуж, перестала приносить регулярный доход своему отцу.
Примерно такой же была судьба и всех её сестер. Одна из них, по прозвищу Химка, позднее, вместе с Ксенией Поддубной и другими девушками своего села работала вышивальщицей тканей в магазине Кунста и Альберста во Владивостоке (Воспоминания П.С. Мокриенко...). Там же служил «мальчиком на побегушках» за 25 копеек в день сын Самсона Еремича Антон (Еремич А.С. Земля моя кневичанская // По пути Ленина. 1972. 22 июня). Всего, в 1910 году в Кневичах, Кролевце и в Угловом отдавали детей в прислуги 20 (в Кневичах — 10, в Кролевце — 8, в Угловом — 2 семьи. (МеньшиковА. Материалы... Т. 2. С. 345)) семей (Меньшиков А. Материалы,.. Т. 2. С. 345).
В целом, по Южному подгороднему району этим видом заработков пользовалась тогда практически каждая десятая семья переселенцев (Приморская область в сельскохозяйственном отношении (очерк по материалам основного статистического обследования сельского населения Приморской области). — Владивосток, 1913. С. 21). Впрочем, такой вид семейного бизнеса, по-видимому, постепенно сокращался, по мере роста благосостояния основной массы здешних крестьян.
Большинство отходников старались получить в городе какую-нибудь рабочую специальность. Квалифицированные рабочие имели в те годы достаточно неплохие заработки. Во всяком случае, с точки зрения крестьян (Заработок плотников, столяров, каменщиков, штукатуров достигал за строительный сезон 250 рублей. Чистыми оставалось не меньше 100-140 рублей. (Меньшиков А. Материалы... Т. 5. С. 368)). Первым из кневичан в 1904 году был принят учеником слесаря в военном порту Василий Степанович Подопригора. Ему исполнилось тогда лишь 13 лет. Потом он работал слесарем на подвесной канатной дороге при строительстве крепости Владивосток, а после открытия в Угловом шахт устроился на одной из них (Воспоминания Т.А.Стецюренко. Музей ДДТ).
Проторенным им путем пошел, было, в 1913 году и пятнадцатилетний Тимофей Арсентьевич Стецюренко, но, не выдержав материальных лишений, вернулся через полгода в родное село. В сентябре 1914 года там же, только учеником токаря, устроился на работу ровесник Тимофея Михаил Петрович Поддубный, обучаясь одновременно в ремесленной портовой школе. Воспользоваться плодами этой учебы до революции он, правда, не успел, поскольку в 1917 году ушел добровольцем на Германскую войну (Автобиография М.Поддубного. Архив ИКМА).
В Кролевце, благодаря карьере Антона Адамовича Коваля, особой популярностью пользовалась профессия портового грузчика. Уйдя на заработки сразу после женитьбы, в 1907 году, он, несколько лет спустя, оказался владельцем семи деревянных домов на 1-й речке во Владивостоке и жил от сдачи квартир в наем. Переехав затем в Петропавловск—Камчатский, Коваль некоторое время успешно занимался бизнесом, но был вынужден навсегда покинуть этот край, оказавшись под подозрением в убийстве своей любовницы-артистки (По слухам, соперницу столкнула в прорубь его законная жена). Вернувшись в 1916 году, он открыл собственное торговое заведение в родном селе.
Возможность жить за счет продажи своего труда, судя по всему, привлекала тогдашнюю молодежь (В начале 1911 года заработки рабочих в Угловом имели 5 семей, в Кролевце — 10 семей, в Кневичах — 18 семей. Их средний суммарный заработок составил около 204 рублей в год, различаясь от 10 до 400 и более рублей на семью. (Меньшиков А. Материалы... Т. 2. С. 345)). Порой в рабочие уходили даже дети вполне состоятельных сельских хозяев. Сын зажиточного первопоселенца Кневичей Петр Иванович Сорокопут сразу после женитьбы ушел в 1913 году из хозяйства отца и стал работать путевым обходчиком на разъезде Озерные Ключи (Воспоминания Ю.В. Соколова. Личный архив автора). И все же, подавляющее большинство сельчан не видело причин отрываться от своих крестьянских корней ради заработка на стороне. Даже в 1920 году прилегающие к Угловой промышленные предприятия почти не получали рабочей силы из ближайших к ним деревень (Полевой П.И. Горнопромышленность Уссурийского края //Русское Приморье. 1922. № 7. С. 4).
Впрочем, продать свои рабочие руки в те годы можно было не только в городе, но и в самом селе. В той или иной мере наемный труд использовался в хозяйствах почти всех здешних крестьян (В 1910 году из 95 семей в Угловом нанимали на сенокос корейцев — 76 семей, китайцев — 2 семьи, русских — 17 семей. В Кневичах из 134 семей нанимали корейцев -111 семей, русских — 18 семей, китайцев — ни одной. В Кролевце из 106 семей 94 семьи нанимали корейцев, одна семья — китайцев. Русских не нанимали. (Меньшиков А. Материалы... Т. 2. С. 192)).