В следующее воскресение Роберт ждал её на автобусной остановке. Был дождь, он стоял в резиновом плаще под большим чёрным старым зонтом с длинной ручкой, под который и нырнула Лизавета прямо в объятия. « Я уже скучаю без вас, Лиза», - произнёс он, целуя её руку. « Как он старомоден и прекрасен сейчас», - подумалось ей, - и если бы на нём были надеты ещё блестящие калоши, то было бы совсем ретро», - весело отметила она и легко взяла Роберта под руку.
Он открыл дверь квартиры и пропустил её вперёд себя. « Курит в квартире», - отметила Лиза, почуяв совсем лёгкий запах сигарет. Роберт умело помог снять плащ и провёл её в комнату: « Осваивайтесь, а я пока на кухню». Лиза остановилась посреди комнаты, огляделась по сторонам и села на диван.
Вся комната была уставлена книжными шкафами, а на стенах висели книжные полки. В самом углу у окна теснился маленький письменный стол со стареньким компьютером, над которым по стене располагался целый иконостас из фотографий. В самом центре висел черно-белый довольно больших размеров портрет молодой красивой женщины. « Наверное, бывшая жена в молодости», - подумала Лиза. Потом она подошла к ближнему шкафу, чтобы понять его пристрастия, разглядывая тем временем сквозь стекло толстенные фолианты, многочисленные толковые и орфографические словари, подписные издания, толстые журналы: «Да, чтиво серьезное. Не исключено, что и экзамен на интеллект мне придется здесь держать. Ну, а квартирка-то явно холостяцкая», - отметила про себя Лиза, но ей понравился порядок, который царил здесь: « Всё на своих местах, вроде, ну, а уют - это уж рук женских дело», - заключила про себя гостья.
В это время с подносом в руках появился Роберт, который стал выставлять прямо на журнальный столик, придвинутый к дивану, свои кулинарные изыски в виде полуфабрикатов из соседнего супермаркета. Он налил хорошего сухого вина, произнес коротенький тост: за встречу и за продолжение. Оба были смущены и не знали о чем говорить. Казалось, что после того телефонного звонка и воскресной прогулки, они уже всё узнали друг о друге, и этот визит был уже следствием подсознательного решения каждого из них.
Она чуть пригубила вина, поковыряла вилкой в тарелке, поблагодарила за угощение и вышла на лоджию. Дождь уже кончился, и было свежо. Он подошёл к ней и встал так близко, что она невольно почувствовала тепло его тела и услышала ровное дыхание. Роберт обнял Лизу за плечи и прошептал: « Переезжай ко мне жить», - так неожиданно для обоих перейдя на «ты».
Пауза. Он, конечно, не ждал сиюминутного ответа, понимая, что так сразу всё не решается и каждому из них еще нужно утвердиться в мысли, что они действительно нуждаются друг в друге. Лиза ничего не ответила, но всё это было ей явно приятно. Она посмотрела ему в глаза и прижалась щекой к плечу. Ей нравилось, что он такой крепкий, сильный, и она вдруг действительно почувствовала себя слабой, беззащитной маленькой женщиной. Может это и есть то плечо, в котором она так нуждалась, и которого явно ей не хватало.
Все тяготы жизни приходилось переносить в одиночку, и быть опорой сначала постаревшим и больным родителям, потом младшей сестре поневоле становясь сильной, и ответила сама себе: « Я не хочу больше быть сильной. Я устала». Её молчание он понял, как знак согласья.
В назначенный день они встретились у Финляндского вокзала, вблизи которого находиться районный ЗАГС. Держась за руки, они поднялись на второй этаж, где подают заявления. Несколько пар уже ожидало своей очереди. Молодых среди них практически не было и Лиза с Робертом не выглядели, по крайней мере, самыми старыми. Почти у всех клиентов этого заведения настроение было приподнятое, на лицах блуждали ироничные улыбки, обращенные к самим себе. Все старались делать вид, что это простая формальность для них и что, конечно, не первый заход у каждого.
Лиза тоже пыталась преодолеть скованность, шутила, подтрунивала над собой. Не первой молодости женщины пытались спрятать свой возраст кто-то излишком косметики, кто-то не в меру короткой юбкой или слишком раскованным поведением. Женихи прикрывали свои лысины длинной прядью волос от уха до уха. Но как не ухищряйся, никуда не спрячешь приметы наступающей старости: будь то разросшиеся косточки, выступающие из узконосых туфелек, и уже далеко не идеальные осанки, или просто непомерные животы у некоторых невест и женихов.
Когда подошла очередь Роберта и Лизы и их пригласила инспектор, то первыми словами Роберта во время заполнения заявления были слова: « Для меня это вообщем-то экспромт, т.к. я нормально отношусь и к гражданскому браку, дело ведь не в штампе, а в отношениях».
Лиза подняла на него глаза, но так и не поняла, почему он эти слова сказал именно сейчас. Потом она об этой фразе надолго забыла. Она уже была когда-то любовницей в течение двенадцати лет, и человек, которого она любила, был женат и не собирался уходить из семьи. Лиза очень страдала тогда, и её самолюбие было ущемлено двусмысленностью положения. И поэтому, приняв для себя решение соединить свою судьбу с Робертом, она прямо заявила ему, что считает неприличным в таком возрасте быть любовницей или ещё хуже сожительницей.
Лиза очень изменилась за последнее время, стала более задумчивая, сдержанная в проявлении эмоций. А по вечерам она закрывалась в своей комнате, вытаскивала бельё из шкафа и просматривала, что взять с собой, а что оставить Милочке. Она примеряла стоя перед зеркалом свои ночные рубашки. Лиза питала страсть к ночным сорочкам, и их у неё было так много, что про многие даже просто забыла, и сейчас с удовольствием примеряя, говорила себе: « Вот и пригодилось».
К выходу на пенсию Лиза основательно подготовилась, понимая, что, не работая, вряд ли чего можно будет приобрести на эту мизерную пенсию. Она загодя поменяла старенькое, но всё ещё белоснежное постельное бельё на новые современные цветные комплекты. Потом заменила старые одеяла и подушки на новые пуховые.
В её шкафу стопками стояли красивые махровые полотенца. Куда она берегла их? Лиза готовилась к тихой спокойной старости. Ей нравилось спать в своей просторной, тёплой постели на добротном белье, в красивой ночной сорочке, в своей светлой уютной спаленке. С вечера она набирала в кровать свои любимые книги и журналы, выбирала то, что сегодня по душе и лёжа предавалась чтению.
У неё было много альбомов по искусству. По молодости она ходила после работы в Эрмитаж на цикловые лекции, а в выходные уже водила Милочку, передавая ей полученные знания. Страстью последнего времени была поэзия « серебряного века». Лиза покупала в старой книге всё, что видела по этой тематике, ходила в библиотеку, подолгу сидела в читальном зале. Она пыталась раскрыть тайну Ахматовской « Поэмы без героя», по крупицам собирая воспоминания её современников. А когда закончила читать «Записки об Анне Ахматовой» Лидии Чуковской, заплакала, что надо отдавать книги в библиотеку. Лизе нравилось отгадывать, кому посвящен каждый стих великого поэта и, глядя на дату написания, она могла с точностью сказать, кому адресовано это посвящение.
Ей было совсем не скучно жить, потому что у неё был свой внутренний мир, и она была самодостаточным человеком. На личной жизни она давно поставила крест и не страдала вовсе. Она умела радоваться просто жизни, а всю свою нерастраченную материнскую любовь Лиза полностью тратила на заботу о младшей сестре. И вот вдруг такие большие перемены совершенно неожиданно ворвались в её жизнь.
В Загсе в качестве свидетелей со стороны Роберта присутствовали давний его знакомый с женой, да Милочка. После регистрации впятером они сели в такси, мгновенно доставившее их в дом Лизы. Стол был элегантен: хорошая посуда, тонкие фужеры, хорошее вино, добрая закуска, букеты цветов.
Нарядная невеста хлопотала, ухаживая за гостями, подавала и убирала: и не понятно было, чей это праздник - её или младшей сестры, которая как почётная гостья сидела за столом, и вовсе не рвалась помочь Лизе. Роберт нервничал, гости тоже немного испытывали неловкость, предлагая помощь. Одна Лиза ничего не замечала, видимо, в их доме это было привычным делом. Потом суета закончилась, все немного расслабились, потекли хорошие беседы, поздравления, тосты, в результате и невеста с женихом, и гости - все остались довольны вечером.
На утро он ушёл на работу, а Лиза должна была до вечера собрать свои вещи хотя бы на первое время. Она положила с собой пару комплектов постельного белья, халатики, ночнушки, полотенца, несколько книжек, которыми была увлечена последнее время, милые сердцу безделушки. Лиза неторопливо перебирала свои вещи, которые были ей дороги, к которым привыкла. И вдруг совсем неожиданно увлажнились глаза и опять закрались сомнения, зачем все это нужно: не поторопилась ли она и не лучше ли просто остаться друзьями и по возможности помогать друг другу, и как она оставит сестру, у которой кроме неё нет никого. Но тут же вспомнила воскресение на Ладожском озере, как ей было тогда хорошо с ним, легко, она улыбнулась и сказала себе: « Довольно ныть».
Лиза с головой окунулась в семейную жизнь. Ей было приятно заботиться о муже. Она радостно ждала его с работы. Он приходил очень усталый, и она ужасно переживала, что ему все еще приходится работать, и неоднократно заводила разговор на эту тему: « Не беспокойся, - говорила Лиза, - проживем, будем во всем экономить, пора уже подумать о своем здоровье».
Ей доставляло удовольствие ухаживать за ним. Роберт же был благодарен ей, т.к. почти забыл, что такое домашний уют, хороший обед, горячие пироги, безупречно поглаженные рубашки, прожив почти десятилетие холостяцкой жизнью. Постепенно Лиза превратила его квартиру из кабинета в уютное гнездышко.
Она была рукодельницей, и поэтому повсюду появились салфеточки, вышитые или связанные ее руками. На подоконниках она развела целую оранжерею, где красовались семполии, амаранты, азалии, а со стен спускались цисусы и нефролеписы. Она терпеть не могла клеенки, поэтому даже на кухонном столе у нее была постелена красивая скатерть, всегда стояли цветы в красивой вазочке. Она любила и умела сервировать стол, заваривала по всем правилам чай, превращая этот процесс в целую церемонию.
Ей казалось, что сбылось то, о чем она когда-то мечтала и каким она себе представляла замужество. Но иногда она все же задавала себе вопрос: полюбила ли она мужа или просто встретились два одиночества? « Да, - отвечала она себе, - мне хорошо с ним». Она понимала, что в таком возрасте не может быть страсти и красок, присущих молодости, но зато брак в зрелом возрасте ей казалось более надежный и ответственный. Стал ли муж ей родным человеком, Лиза тоже не могла с уверенностью сказать. Пока все немного напоминало игру в семью, и оба они очень старались играть по правилам, пытаясь не допускать ошибок, присущих молодым семейным парам.
Но сомнения ее все-таки не отпускали. Иногда она сравнивала это быстрое с замужество с экстримом, когда человек, находившийся долгие годы в застое, вдруг захотел встряхнуться и получить по полной программе адриналин, даже рискуя получить серьезную травму. Тогда она задавала себе вопрос: « А что, собственно, я теряю, - и сама себе отвечала - ничего».
Через день Лиза ездила к сестре. Она заходила по пути в магазин, где покупала продукты для Милочки. Она готовила ей обед, тут же включала стиральную машину и закладывала накопившееся белье, а в следующий приход гладила его. Удивительное дело - откуда столько сил бралось у неё на всех. В выходные дни уже Милочка приходила к ним на обед. Если они шли куда-то в гости или в театр, то Милочка тоже всегда была с ними. Лиза ощущала себя вполне счастливым человеком и даже не замечала, как Роберта уже начало тихо раздражать такое частое присутствие в их жизни младшей сестры.
Как-то по весне, во время эпидемии гриппа, у Роберта вдруг резко поднялась очень высокая температура, пришлось вызвать врача. Кроме температуры не было никаких других симптомов, и врач выписал традиционный антигриппин. Но температура продолжалась держаться целый месяц. Врачи не знали, что делать. Анализы крови указывали на воспалительные процессы в организме, но никакие препараты не помогали. Затем начались хождения по специалистам, обследования, больницы, которые не подтверждали ни одного диагноза.
Сначала это было гематологическое отделение, затем онкологическая больница. Там провели компьютерную томограмму, и опытный доктор выявил подозрение на аневризму брюшной аорты, но его смущала такая высокая температура не свойственная этому заболеванию. А Роберт Иванович к этому времени уже ходил с палочкой, сильно похудел, начались сильные боли в пояснице. Третьей больницей был «Первый Медицинский институт», кафедра сосудистой хирургии. Опытный профессор, сделав обследование УЗИ, сообщил Елизавете Николаевне, что если больной не умрет через два дня, то на понедельник будет назначена срочная операция по поводу аневризмы брюшной аорты.
Лиза молила Бога, чтобы только ничего страшного не случилось с мужем. Все это время, она была полностью поглощена заботой только о нем. Иногда ею овладевало отчаяние, и она уже не надеялась на лучшее, глядя, как он сдает, но Елизавета Николаевна делала все, что было необходимо для больного. Каждый день она ездила к нему в больницу. Она готовила и привозила домашнюю еду, разговаривала с докторами, она практически проживала с ним в больнице.
И вот наступил день операции. Лиза с раннего утра уже была в клинике, она как могла, поддерживала мужа, болезнь которого так вымотала, что ему уже было все равно, что с ним будут делать, лишь бы поскорей все кончилось. Боли в пояснице уже не отпускали ни на минуту, а температура все так же держалась.
Она села возле кабинета профессора, который оперировал Роберта Ивановича, достала газету, чтобы хоть как-то отвлечься, но ничего не шло на ум. Все ее мысли были с ним.
На хирургии стояла громкая тишина, слышались лишь звуки побрякивания ведра - это мыла за поворотом корридор санитарочка. Лиза прислонилась затылком к стенке, закрыла глаза.
"Переживаешь?"- вдруг услышала она. Перед ней стояла санитарочка, пожилая женщина."Не бойся, все будет хорошо, это самый лучший профессор в мире" - произнесла она, подхватив свое ведро.
И вот в конце корридора она увидела бодро шагающего профессора, радостный, он приблизился к ней и пригласил к себе в кабинет. Он достал из стола эластичную трубочку, искусственный сосуд, и, показав ее Лизе, начал на листке бумаги рисовать схему сосудов и аорты, рассказывая при этом ход операции: « Сейчас его осталось только зашить, и он будет жить еще долго». « А разве не вы его должны зашивать?» - от волнения пришли на ум только эти слова. « Зашивать это самое простое в хирургии, но не менее оветственное», - улыбнулся профессор.
По его лицу было понятно, что операция прошла благополучно. И Лиза сразу расслабилась, и тут же на глазах навернулись невольные слезы. « А почему так долго держалась температура?» - спросила она. В организм попал вирус, который размножился прямо в тромбе, тромб распирал аорту, истончая ее», - популярно объяснил ей профессор.
Она не знала, как и благодарить этого пожилого доктора преданного своему делу, верного клятве Гиппократа, и совершенно бескорыстного человека. « Вот ведь, оказывается, еще не перевелись такие люди, для которых спасение жизни человека, является высшей наградой за его труд», - с благодарностью думала Лиза.
И вот наконец-то закончились полугодовые мучения. А еще долгих полгода выхаживала Лиза мужа. Долгое время ему ничего нельзя было делать даже по дому, и она все хозяйские заботы взяла на себя, оберегая и щадя его. Он был благодарен ей и признателен и, целуя ее руки, каждый раз произносил: « Ты мой ангел-хранитель».
Вот и пришел конец трудовой деятельности Роберта Ивановича. Но, как и прежде, он вставал рано, эта привычка осталась теперь уже навсегда, почти пятьдесят лет трудового стажа сделали свое дело. Зато теперь он так полюбил подремать днем после обеда.
Похудевший за время болезни, он очень быстро набирал свой вес и даже сверх того. Он ложился на диван с газетой и тут же засыпал. Лиза тормошила его словами: « Ты посмотри, как растолстел, ты стал похоже на Тимофея».
Она стала придумывать ему всяческие низкокалорийные диеты, пропагандировала раздельное питание. Она заставляла делать утреннюю зарядку и добилась того, что за год он сбросил пятнадцать килограммов и бросил курить. Она считала это своей заслугой.
Елизавета Николаевна обладала недюжинной волей. Каждое утро она выливала на себя таз с холодной водой, получая от этого огромную радость. Ей нравилось это состояние, когда вначале у тебя происходит спазм в солнечном сплетении от полученного шока, а потом постепенно мышцы расслабляются, а тело становится красным и горячим.
А по вечерам они предавались чтению. Роберт Иванович любил лежа в постели читать ей вслух. Она лежала на его руке, маленькая, хрупкая, прижавшись к нему, и ощущая теплоту его тела. Поначалу она слушала его с любопытством, потом были моменты, когда она незаметно засыпала, и когда он обнаруживал это, тихонько будил ее, а потом через каждые пять минут спрашивал: « Ты не спишь?»
Потом она стала тяготиться навязанным чтением, так как у нее были свои пристрастия, ее больше тянуло к поэзии, и она любила уединиться и предаваться чтению Ахматовой, Пастернака, Блока, меньше любила Цветаеву, хотя знала о ней все. Она понимала, что просвещенному человеку нужно читать и Чаадаева, и Герцена, и Карамзина. Но она противилась именно навязыванию обязательного чтения. « Ты знаешь, я уважаю твой выбор, но ты оставь и мне время для моего чтения. Я уже в таком возрасте, что можно не бояться, что на меня что-то может повлиять дурно, и в оставшиеся годы хочу заниматься уже тем, чем мне хочется», - говорила Елизавета Николаевна мужу. « Ну и читай всякую ерунду», - тогда недовольно отвечал он, - можешь и Донцову почитать, я не стану возражать». « Даже если Донцову», - перечила Лиза мужу.
Она же хотела наверстать то, что ей было недоступно в молодости. Кроме поэзии она читала довольно сложные вещи. За последнее время прочла Кафку, его «Процесс», прочла «Улисс» Джойса, такую сложную вещь и толстенную книгу, только потому, что Анна Ахматова прочла ее шесть раз, открыла для себя Олешу, и трижды прочла его единственный роман « Зависть», а затем его « Ни дня без строчки».
«Ты только послушай, какие потрясающие метафоры, это ни с чем не сравнимо», - и теперь она уже читала ему: «День сворачивал лавочку. Цыган, в синем жилете, с крашеными щеками и бородой, нес, подняв на плечо, чистый медный таз. День удалялся на плече цыгана. Диск таза был светел и слеп. Цыган шел медленно, таз легко покачивался, и день поворачивался в диске». « Да неплохо», - говорил Роберт, - дальше не надо, ты мне мешаешь». Но в чем они безоговорочно совпадали, это были, пожалуй, Сенека, да еще Шопенгауэр. Наверное, потому, что они писали о житейских мудростях, о жизни, о смерти.
Теперь их жизнь протекала размеренно, без суеты. Они чаще стали выезжать за город на электричке. Это был их любимый Павловск или Царское село. Особенно им нравились эти поездки ранней осенью, когда все было золотым и деревья и газоны, на которых словно золотые монеты толстым слоем лежали чистые ярко-желтые и бронзовые листья кленов. Они брали с собой бутерброды, термос с чаем или кофе и целый день гуляли и дышали свежим воздухом.
А каждое лето Лиза с Робертом теперь уезжали в деревню к его брату Игорю Ивановичу, который, продав квартиру в городе, купил очень хороший дом в области, и они туда с женой переселились на постоянное жительство. Неудавшееся фермерство брат компенсировал большим огородом, который возделывал с любовью и радовался хорошим урожаям. В свободное от работы время, все вместе ходили в лес за грибами, катались в лодке на озере. Мужчины ловили рыбу, а женщины готовили уху, сушили и солили грибы. Возвращались они из деревни всегда отдохнувшие и посвежевшие.
Однажды у Лизы случился гипертонический криз. Роберт тогда перепугался и вызвал Милочку прямо с работы. Она, опытная медсестра, шприцом откачала из вены около ста граммов крови, дала понижающие давление препараты и таким образом привела сестру в норму. Тогда Роберт вместо благодарности в запале высказал Милочке все, что о ней думает: « Неужели, Мила, ты сама не можешь себе сварить обед, постирать белье? Лиза старше тебя на десять лет и она не может по гроб быть твоей прислугой».
Милочка опешила от неожиданности. Пробормотав что-то, вроде, что она не просит об этом, заплакала и убежала, хлопнув дверью. Лиза же была в шоке от поведения мужа. «Как ты посмел говорить такие вещи моей сестре?» - взволнованно говорила Лиза, - неужели ты не понимаешь, что она совершенно одна и кроме меня у неё никого нет? Она умеет делать все, но она уже тоже немолодая женщина. И кто кроме меня может позаботиться о ней», - заливаясь слезами, продолжала Лиза. « Прекрати плакать, Лиза, опять нагонишь давление», - защищался Роберт.
Оба замолчали, но Лиза никак не могла успокоиться и уже мысленно продолжала свой монолог. « Почему-то он пользуется моими услугами, как само собой разумеющимся, и уже не спрашивает, не устала ли я?»
На утро он все-таки попросил у нее прощения. Она приняла его, но не преминула сказать: « Ты знаешь, я давно хотела сказать тебе, что мне совсем не нравиться каждый день смотреть на портрет твоей бывшей жены, но я терплю. Мне кажется, что она постоянно смотрит на меня. Я всё понимаю, что тебе дорога память, но у тебя теперь жена - я. Ты можешь просто положить фотографии в альбом и любоваться ими хоть каждый день». Лучше бы она и не говорила этого. Лицо Роберта побагровело от гнева, и он очень четко и членораздельно произнес: « Не тронь святое, это мое прошлое и эти фотографии будут висеть всегда на этом месте».
Далее продолжение.http://www.proza.ru/2012/01/28/1694