Матримониалка. О чем молчат путешественники часть 1
Никто не считал, сколько путешественников и миссионеров пропало в племенах и по какой причине. Известны только несколько имен, в частности, Джеймс Кук, которого съели аборигены.
Вот какую тайну, взяв с меня слово, что я ее не разглашу, поведал мой друг и путешественник К.Л., побывавший и в лесах Полинезии, и в дебрях Африки, и в бассейне Амазонки. Его повествование – собирательный образ того, что на самом деле происходило с ним и происходит с другими путешественниками.
Однажды, когда я поджаривал себе кусочки банана, подошел вождь племени масоку Нь-ян-нуй (Тот, который поднимает всех с утра) с обезьянкой. Его длинные и густые волосы были охвачены обручем, на шее висело ожерелье из чёртовых пальцев, перемешанных с человеческими зубами. Его собственные зубы были обточены и заострены на манер леопардовых. Грудь и живот украшали два ряда шрамов, некоторые были нарисованные.
– Путешественник, – сказал он, – дарю тебе эту обезьяну на жаркое.
Я уже протянул руку, но Нь-ян-нуй взял обезьянку за ноги и ударил с размаху головой об угол хижины. Размозжив ей подобным образом череп, он положил её к моим ногам. Сделал он это так мгновенно и виртуозно, что я не успел его остановить. Опасное постоянство демонстрировать передо мной садистские наклонности, но я вежливо принял подарок.
Объяснение поступка было не очень длинным, но логичным для среднего ума:
– Мясо змеи делает глаза блестящими, мясо енота разгоняет кровь, а мясо обезьяны дает красоту телу, - уточнил он.
Затем вождь, занявший место напротив, продолжил говорить нараспев:
– Путешественник, ты никогда раньше не бывал на нашей земле, и я хорошо знаю, что заставило тебя прийти к нам издалека.
– Интересно, что?
– Подарить нам для счастья подарок!
Туземцы, как наши чукчи, сами торопились ответить на свои же поставленные вопросы. Мне оставалось только вставлять между ними утвердительное “да”. В дальнейшей жизни в племени я неоднократно пользовался этим литературным приемом и получал нужную информацию.
– Да, да, – не стал переубеждать я его, подавая упаковку из пуговиц и набор иголок.
Сначала старик упорно увертывался от подарка, но я видел его горящие глаза, как перед бутылкой у испытывающих глубокое похмелье алкоголиков, и проформу отказа. И когда вождя удалось убедить взять презент, он высказал благодарность:
– Вот чему меня учили старики много лет назад, когда я сам был ещё юношей, – сказал он. – Относись к людям хорошо и старайся сделать им добро, особенно если это чужеземец, пришедший издалека, или человек покинутый и одинокий. Старики говорили мне, что если я буду так поступать, то и бог Дуссонго меня не забудет, поможет и вознаградит за добро, которое я сделаю.
Эти достойные каждого гражданина слова, на века заслуживающие закрепления в камне, меня умилили.
– Да, да, конечно, – повторял я и заставил принять вождя еще два набора.
Вождь положил обе руки мне на голову и несколько раз провел ими по волосам.
– Сын мой, – торжественно начал он, что-то новое, – ты живешь среди нас, ты стал настоящий масоку, ты такой же сильный, как леопард, такой же умный, как кролик, такой же красивый, как обезьяна. У нас не принято быть одному. Постель твоя пуста и холодна. Тебе подобает иметь молодую и сильную жену, которая бы наблюдала за твоим имуществом, вела хозяйство и присматривала за детьми. Ты должен иметь один с нами общий дом...
Он долго повторялся в том же духе, и слезы иногда выкатывались из его глаз.
– О вождь, благословенный богами и духами, любимый народом масоку, почитаемый всеми видами животных и растений, притягивающий своей мудростью сколопендр, скорпионов и тарантул, располагающий к себе все мелкие твари, и прочая, прочая, прочая, не рано ли говорить об этом? – я без колебаний отверг его просьбу.
– Послушай, упрямый человек! – Всё это вождь стал тянуть очень медленно, потом остановился и продолжил слова ещё медленнее: – Ты добр, Путешественник, об этом знают все масоку. Ты давал нам много подарков, чтобы всем было хорошо. Ты справедливо обращался с нами – этого не забудут масоку. Путешественник – ты наш друг и брат! Но нам совсем не безразлично видеть, как ты сохнешь без женщин, как страдаешь от одиночества…
Меня постигала участь всех путешественников, оказавшихся в моём положении, и которые почему-то обходят эту тему, не донося до читателей этот важный момент в их отношениях с племенами. Стыдно было не перед читателями, а перед своими женами.
– У меня там, – я поднял палец в небо, – есть жена.
– Это ничего, – успокоил вождь.
– Я не собираюсь жениться на туземке! – Этими решительными словами я хотел окончательно завершить разговор.
– У нас других нет, – услышал я фразу. – Все девушки чёрные. Они не белые – это правда. Но те, которые есть, не подадут повода для твоего разочарования. У них масса преимуществ – они ночь делают ещё темнее и оттого нежнее и приятнее…
Я перебил:
– А белые девушки – день ещё светлее и оттого ярче и насыщеннее!
– Это когда и так светит солнце! – возразил старик.
– А ночью всегда мешает луна! – меня захватил спор.
– Чёрная ночь, это, означает, сладко спать! – не успокаивался Нь-ян-нуй. – Опять-таки, чёрные девушки хороши перед белыми в том, что ночью они есть, но их словно нет. Они растворяются в тьме. Попробуй убить черную девушку ночью копьем – не получится, а белую – легко. Белые девушки ночью – это как палка в глазу. А это немаловажно, когда пора заснуть, а что-то мешает.
– Зато белые девушки лучше всех делают белое дело, а чёрные девушки не унимаются делать чёрное дело! – съязвил я.
– Чёрные девушки видны как на ладони, их хорошо контролировать днём, на работе, в поле во время сбора хлопка… – продолжал перечислять преимущества Нь-ян-нуй.
– А белых девушек хорошо контролировать ночью, в постели! А это существеннее всего для мужчин, – съиронизировал я.
У вождя затряслись руки.
– Смотри не упусти чёрную девушку днем, ибо в ночи держи белую девушку крепче руками, чтобы не пропала! – воскликнул он.
– Там, где чёрная девушка потеряется, белая – всегда найдется! – не унимался я.
– Поэтому играй в прятки только с чёрными девушками!
– Мужчины не любят долго искать!
Вождь проиграл спор и решил поведать большую тайну, для этого он прислонился к моему уху.
– Чёрным девушкам не надо мыть свои ноги!
На что я тут же ответил:
– Белый алмаз дороже черного!
– Чёрные девушки никогда не уходят с поля раньше захода солнца!
Тут уже я прикусил язык, не зная что ответить. И всё же в этой перепалке я не утерпел сказать всю правду, чтобы открыть глаза вождю на существенную разницу, но главную.
– Белые и чёрные девушки отличаются друг от друга как день от ночи!
Вождь только захлопал глазами, но тут же взял себя в руки.
– Какая проблема, закрываешь глаза, и день превращается в ночь!
– Пробовал. Белая девушка всегда стоит перед глазами.
Это была сущая правда – моя жена Рая была постоянным добрым гением.
– Не будем спорить, – сказал вождь. – Это беспредметный разговор. Пусть каждый выбирает черную невесту белым днем, а белую черной ночью! Согласимся на том, что все чёрные и белые девушки красивые, одинаково хорошо рожают и воспитывают детей. А что еще мужчинам надо?
– Масоку, однако, не знают, что когда белая женщина любит, чёрная отдыхает от зависти! – добил я его окончательно.
После этого убийственного довода вождь оцепенел, но тут же зловеще-мистически воскликнул:
– Не спотыкнись о черную кошку днем, а о белую – ночью!
Его угрозу я посчитал серьезной и прикрыл рот на замок.
Нь-ян-нуй опять стал прилагать все усилия, чтобы уломать меня, потому что до некоторой степени я сам не был ни к чему расположен.
– Какой пример ты подаёшь, – продолжил он во время моего молчания. – Хочешь белую женщину. А если все мужчины не захотят черных женщин, то что будет тогда?
– И что будет? – переспросил я, думая, что он скажет о не родившихся по этой причине детях, что жизнь на Земле остановится.
Но ответ оказался простым.
– Все мужчины будут одиноко сидеть по хижинам. И будут ждать.
– Чего ждать?
– Случая. Как ты. Когда чёрные девушки побелеют. И произойдёт ужасное.
– Что произойдёт?
Я ждал ответа с придыханием.
– Мои черные жёны окажутся мне не нужны, и все остальные черные женщины окажутся никому не нужны. – Вождь разочарованно вздохнул, а затем заплакал.
О! Вождь, оказывается, не чужд философии! И я спросил:
– Вы чего-то опасаетесь?
– Я гляжу далеко-далеко вперёд и думаю, что все захотят от них отделаться, а у кого не было женщин – у тех и не будет никогда.
– И чем это опасно?
– Мужчины и женщины будут жить обособленно и быстро одичают и превратятся в обезьян.
– Ну и что дальше?
– Придут люди из другого племени и побьют этих обезьян камнями. Я не могу допустить этого!
– Я тоже не позволю так обойтись с народом масоку, тоже буду защищать обезьян! – я решительно дал обещание.
Нь-ян-нуй с надеждой посмотрел на меня.
– Это правда?
– Правда, – ответил я.
Но я увидел сомнение на лице вождя, сказавшего затем:
– А не лучше ли не доводить проблему до абсурда?
– Что вы имеете в виду?
– Лучше жениться и дело с концом!
Нь-ян-нуй, желая подтвердить свои слова вескими аргументами, проворно повел меня через всю деревню к одной хижине, откуда вызвал молодую, здоровую, довольно привлекательную девушку. Что он ей сказал на ухо, я не понял. Она же поглядела на меня застенчиво и, улыбнувшись, юркнула назад.
Когда мы вошли в полумрак хижины, эта девушка тихо вскрикнула и бросилась к выходу. Вождь загородил ей выход. Она пыталась выскочить то с левой стороны, то с правой, но каждый раз натыкалась на умело выставленное колено. Наконец, она перестала биться и утихомирилась, постелила дерюжную подстилку и на неё выложила куски жареного мяса, напиток, фрукты, горкой возвышался вареный рис. Походка у девушки была лёгкой и быстрой. Она села рядом с вождем, напротив меня, и я посмотрел на её тонкие чёрные руки, на её тёмные уширенные, как мне показалось от страха, глаза.
Она потупила взгляд и… зардела!
Точно хамелеон. Меня не обманешь – я уже научился отличать оттенки чёрной кожи, как когда-то белой. Неуловимый переход одного цвета в другой, как возникающие цвета побежалости при нагреве стали.
Я погрузил пальцы в рис, Нь-ян-нуй тоже принялся за еду. Наконец, вождь взглянул на меня.
– Открой шире глаза, посмотри зорким взглядом орла на эту горлинку, и потом не говори “нет”.
Я ещё обратил внимание на её длинные с воронёным отливом волосы.
Вождь объяснил:
– Девушка что надо, ядреная, крепкая, в соку, можешь взять мою дочь себе в жены. Хоть прямо сейчас!
– У меня там, – я снова поднял палец вверх, – есть жена.
– Две жены лучше, чем одна, – не понял он высоты моего полета и тогда повел к другой хижине, из которой выглядывали уже две половозрелые папуаски.
– Эти могут приготовить любую пищу, – пояснил вождь.
Любую мне не надо. Пришлось высказать новый козырь.
– Я плохой охотник. Неумелый и неудачливый охотник не имеет право на брак, да и ни одну девушку не отдадут за такого замуж.
Я и в самом деле был плохой охотник и рыболов, потому что сами туземцы и сама природа развратили меня своими легкодоступными подношениями, и мне не надо было ломать голову о пище насущной, хотя в племени мне ничего не стоило поставить на широкую ногу современное производство мяса и рыбы.
– Это не страшно, – ответил Нь-ян-нуй.
– Еще я незадачливый рыболов, – препирался я, – в мой садок не идёт рыба.
– Ты молодой, у тебя все уловы впереди.
Я снова был непреклонен, сказав:
– Но считается, что это главные недостатки мужчины, которые старики за назидательными беседами внушают остальным.
– Охотник, проявляющий ловкость леопарда в лесу – это хорошо! Но ещё лучше, проявляющий проворство и неутомимость леопарда в постели!
– Но и там я плохой леопард!
Вождь важно кивнул.
– Ничего-ничего, зато ты хороший какаду – умеешь сладко говорить, ни один воин не может сравниться с тобой и ни одна девушка не откажется от союза с тобой.
– Предложенные девушки мне не нравятся, – скромно заявил я, – поэтому прошу оставить меня в покое.
Нь-ян-нуй не удовлетворился ответом.
– Почему? Они очень даже плодовиты! Каждая принесет тебе много детей.
Надо было срочно придумать оригинальное объяснение.
– Мне надо подумать, – дал окончательный ответ я.
Тут вождь довольный покинул меня. Он ещё не знал о нашей российской бюрократической проволочке, что “надо подумать” может длиться сколь угодно долго.
Обстановка, когда предлагают самым бесцеремонным образом девушек, пугает меня, хотя понимаю, что делается это из добрых дружеских побуждений, даже если не брать во внимание, что туземцы, как дикий народ, не знают других удовольствий, кроме половых.
После этого случая вождь неоднократно ловил меня на улице и ещё не раз обращался ко мне со странной просьбой.
Сначала его интересовало моё физическое состояние:
– Я думаю, что ты всё также в постели резвок, как на охоте хорек с мышкой, и говорлив так же, как болтлив попугай на дереве?
Я останавливался и прислушивался к его просьбе.
– Бери, бери в жены одну, две, три, – как заученную молитву твердил он мне, – сколько пожелаешь девушек.
Я с неизменной вежливостью отказывался, и на этот раз сказал:
– Все женщины ломаки, кривляки и на сладкое падки!
– Как! – вскричал Нь-ян-нуй. – Ты разве не встречал ещё женщины, которая была бы добра, верна и постоянна?
– Встречал, но женщины много болтают, слишком шумливы, длинны на язык, а я этого не переношу.
Я прикусил язык, увидев добрый блеск в его глазах.
– Есть такая невеста, которая тебе подойдет! – радостно заявил он и поспешно убежал.
На этот раз я лег спать с сильнейшей головной болью; малейший шум был для меня несносен. Я лежал, глаза закрыв. Долго не засыпал: может, час, может, два. Головная боль, апатия, странный гул в висках.
Надсадно кричал какаду. Почему, именно, над моей хижиной? Как он выбрал именно моё дерево и меня в качестве слушателя? При помощи какой логики? Невозможно было ее оправдать другой логикой…
Проклятый какаду!
Странно. Я вынужден был ворочаться из-за наглости маленького крикуна.
Скоро в деревне все стихло, и я заснул в напряжённом состоянии. Во сне я услышал низкий свист у самого уха и, приподняв голову, увидел вползающего в моё бунгало огромного питона, скользнувшего с ветки дерева. Я потянулся за ружьём. Я многократно стрелял из него, а питон только всё сильнее стягивался кольцами вокруг меня. Я проснулся весь в поту. Какое ружьё?! У меня нет ружья! На мне лежала рука, давившая грудь. Рука как рука, теплая и мягкая. Я не осознал ситуацию, повернулся и снова задремал. На этот раз был разбужен шорохом, и опять не придал ему значения. Но шорох был настойчив, во сне я почувствовал удушающее прикосновение на шее и нары сотряснулись, как будто кто-то тяжело приналег на них, качками проверяя на прочность. Находясь ещё между сном и действительностью, я протянул руку.
Я не ошибся. Как только коснулся тела человека, его рука схватила мою. Человек был совершенно голый, мягкотелый, в довершение всего – женщина. Было не так темно от пробивающейся сквозь щели луны, что женское тело я различил не только на ощупь, а лицо ночной визитерши не показалось мне безобразным.
– Ты кто? – спросил я.
Она странным образом смотрела на меня.
– Кто ты? – повторил я вопрос.
Она продолжала упорно молчать.
– Как ты здесь оказалась?
Ее молчание затянулось, а я не встречал более тупой девушки, чем эта. Наконец, я догадался.
– Скажи, “а-а”.
Она попыталась воспроизвести звук, но у неё кроме мычания ничего не получалось.
– Ты – немая?
Она утвердительно закивала головой.
– И что ты тут делаешь?
Она почесала затылок, раздвинула ноги и показала на свой голый живот.
– Тебя кто прислал?
Она молчала.
– Нь-ян-нуй?
Она утвердительно закачала головой.
– Не мешай спать, ступай домой! – прогнал я её.
Я сочувствовал вождю – его мечты сделать меня своим родственником никак не сбывались.
На следующее утро я уже не вспоминал о ночном эпизоде, но туземцы – я не мог не заметить – были просто шокированы моим равнодушным отношением к женщинам, явно не зная, как явление прокомментировать.
Похоже, вождя не очень устраивало моё поведение, поэтому на этом притязания его не закончились, и он предпринял новую попытку женить меня. Это произошло после сбора болотного риса, на что ушло у туземцев два месяца.
Не знаю латинского названия грибка, который причиняет болезнь кокосовым пальмам, от которой листья сначала желтеют, затем делаются красными, и дерево хиреет и погибает.
Вождь долго плакался при мне.
– Много, много пальм покраснели – это их смерть, а нам – голод, – не на шутку рыдал он в три ручья и предложил:
– Мы просим тебя жениться вот на этой. – Он подвел меня к пальме, стоящей посередине деревни.
Новая напасть, связанная с их верованиями.
– Что я должен сделать, чтобы пальма выздоровела? – спросил я.
– О, это настолько маленькая процедура, что и говорить-то не о чем, – услышал я.
Я еще подумал, что в наших условиях развели бы лекарственный раствор и полили бы им почву, что я уже и собрался было проделать.
Вождя не удовлетворили мои приготовления, и он сказал:
– Надо по-настоящему, по-мужски оплодотворить пальму.
Уже собирался народ поглазеть. Законы гостеприимства не позволяли мне отказать вождю, но не самолюбие помешало, а моя любовь к моей незабвенной жене Рае.
– Мне можно жениться только на березах, деревьях с белой корой, – насилу отказался я.
– Мы найдём тебе такое дерево, – с радостной улыбкой пообещал вождь.
Несколько дней я пребывал в страшном волнении.
Деревьев с белой корой у них, к счастью, не оказалось.
Тогда они эту пальму выдали замуж за маленького мальчика, так как свободных женихов не было. В брачной церемонии, которая длилась три дня и сопровождалась большим весельем с плачем и причитаниями, принимали участие все жители. Жениху оказывали величайшее уважение и почет, как будто он идет на смерть ради подвига.
Но пальма засохла, развод уже был пустой формальностью без гулянья, и мальчик, как бы, просто вернулся к своим родственникам.
Последующие ночи я провел относительно спокойно, был неплохо адаптирован к шуму какаду, был в меру бдителен. Однако, не обошлось без участия со стороны вождя, пользуясь темнотой ночей, приводить в исполнение те матримониальные планы, которые недавно потерпели фиаско. Не раз за ночь слышались шорох в дверях и женские голоса, но я уже их заранее просчитывал и игнорировал своими постоянными предупреждениями в форме моих окриков очередной визитерше:
– Не мешай спать, ступай домой!
Между тем вождь проявлял чудеса настойчивости и изобретательности во что бы то ни стало женить меня. Очередной случай произошел на свадьбе. Нь-ян-нуй подошел к невесте, намотал её волосы на свою руку и сказал речь, обращаясь к ней:
– Забудь своих родителей и уважай родителей мужа, удовлетворяй его во всём. Знай о новых обязанностях жены, не кичись, не прыгай перед мужем и не перед мужем тоже, не выплывай из воды раньше мужа, не говори мужу “нет”, и “да” тоже попусту не говори, не обгоняй мужа на тонкой тропинке, замри перед змеёй впереди мужа, не дрыгай ногами, не икай, не пускай пузыри, не оттопыривай губы и уши, не надувай щёки, не хватай первая жирный кусок, не отворачивайся, но и не гляди прямо, не отставай далеко, но и не забегай вперёд…
Во время речи этого бесконечного набора кодекса вежливости и учтивости вождь часто натягивал волосы и дергал невесту за них, мне показалось даже – больно. Он рвал их так усердно при некоторых особо важных наставлениях (а они почти все были важными), что бедная девушка корчила гримасы и привскакивала на месте, ежилась и тихо всхлипывала. Тогда же я понял, откуда у туземцев получаются прекрасные жены, и почему они отличаются терпимостью и покладистостью. Да потому – как наиболее запуганная суевериями часть населения. И поэтому они кротки в отличие от наших женщин и моей жены Раи.
Затем читали свои нравоучения другие старики, как бы соревнуясь между собой на лучшее наставление, которые сводились к простому:
– Уступай, уважай, знай, не кичись, не обгоняй, не спотыкайся, долго не спи, рано вставай, поздно ложись!
И я снова и снова удивлялся мужеству девушки, вытерпевшей многочасовые мучения с волосами до конца.
Подвели девушку ко мне и намотали её волосы на мою руку. Я понял, что тоже должен сказать на этой свадьбе пару слов. И я произнес неизвестные для туземцев слова:
– Будь скромной, порядочной, честной, расторопной, несуетливой, остальное само собой приложится.
Я поймал себя на мысли, что тоже помимо своего желания машинально причинил невесте боль. Возможно, она корчилась по инерции или так ей было положено.
Церемония закончилась, жених встал рядом с невестой и прислонился лбом к её лбу. Вождь взял у невесты руку и вложил в мою.
– Сегодня владей ею.
Тут же нашлись добровольные помощники, которые приготовили постель, и мне с девушкой через стенку хижины пришлось слышать постоянные подзадоривания криками и плясками. Все в деревне не смыкали ночь глаз и требовали того же от нас.
Это было почетно вдвойне, потому что вождь отказался от права первой брачной ночи в мою пользу. Ситуация была щепетильная, но в данном случае я не рисковал ничем, имея в наличии средства контрацепции.
То ли вождь был настойчив, то ли я потерял бдительность, но всё же в мою жизнь неожиданно вошла жена. Это произошло следующим образом. Я поднялся в свою хижину и в полутьме увидел сидевшую на моих нарах девушку, перебиравшую в руках что-то. По огоньку на лице стало понятно, что она курит. Я подсел к ней, чтобы лучше рассмотреть ракушки на её груди.
– Покури из моей трубки, – предложила она мне.
Я ответил:
– Не курю.
– Ты оттого отказываешься, – сказала она, – что боишься коснуться моей трубки.
– Нет, не боюсь, – я взял трубку из её рук и немного затянулся. Образовавшийся дым вызвал спазмы в горле, и я громко закашлялся.
Не зря говорят, что курение опасно для жизни, а капля никотина убивает лошадь. Моё курение оказалось принципиальной тактической ошибкой. Описав дугу, у моих ног зарылось в пол копье. Я не знал, что по обычаям племени, если юноша подсел к девушке и покурил с ней трубку, значит, этим он дает согласие на брак с ней. Я выглянул в дверь. Ощетинившиеся копья на улице и злобные лица туземцев отбили во мне любое нежелание привести жену в хижину. Так, мое незнание обычаев вылилось в то, что мне силою пришлось жениться, иначе бы дикари прогнали меня из селения в лес, где я бы неминуемо погиб.
У неё было звучное имя Квай-ква (Та, которая журчит ручейком между камней). На свадьбе вождь больно накручивал у невесты волосы на свою руку, натягивал их вверх, и говорил речь. И я невольно прислушался к его удивительно знакомым в мировой практике словам. Они звучали примерно так в моем переводе:
– Брак согласовывается молодыми на земле, а заключается на небесах…
Как стары эти слова! Ничто не ново под луной!