Дневник для сына

Георгий Спиридонов
   Наша восьмиподъездная пятиэтажка как раз напротив роддома, на него выходят все четыре окна квартиры. Я часто наблюдаю за тем, как счастливые отцы забирают в «жигули» или «москвичи» новорожденных и их мам.
   - Смотри, любуйся, - говорила моя мама. - Скоро подрастёшь и тоже понесёшь своего ребёночка домой.
   - Жаль.
   - Что жаль?
   - Ведь малышей на машинах домой везут, а мне только дорогу до подъезда перейти да на второй этаж подняться. Меня вы с папой, сами рассказывали, даже в сентябрьский дождь на руках несли.
   - Под зонтом. Только тогда роддом был чуть левее, в одноэтажном корпусе, где теперь кардиологическое отделение.
   - Метров триста до нашего подъезда, - прикинул я. - А теперь всего полсотни. Ни капли романтики.
   - Садись за уроки, романтик. С отцом твоим мне хоть в приоткрытую форточку, да поговорить приходилось, а этот роддом неудобный – кричи-кричи в окошко, чтоб супружница выглянула...
   - Мам, теперь сотовые телефоны появились, можно по ним общаться!
   - Так это для богатых, а где работягам на мобилу дорогую, да ещё на две, денег набраться? Мы на городской-то телефон еле накопили, да и то потому, что точек в кои веки прибавилось. Ладно, хватит болтать, за учебники берись, сам знаешь – тебе только отличные оценки нужны.
   Да, знаю, сколько раз родаки мне об этом талдычили. Подчиняюсь и учусь почти отлично, в самом деле, у них не хватит денег на моё будущее платное высшее образование. Вот и зарабатываю «пятёрки» на бюджетную учебу. Да ещё отец настаивает на техническом вузе в Нижнем, в котором сам он получил чуть ли не красный диплом, лишь по сопромату хорошей оценки не досталось. «И в жизни тебе сопротивления обстоятельствам не хватает», - зло шутил мой дядя Витя, старший отцов брат.
   Дядя тот же политех окончил с одними «тройками» на два года раньше, но преуспел в должностях, дорос до начальника кузницы, отец в другой кузнице так и оставался технологом. Только какая разница: когда завод ещё чуть-чуть дышал, братьев сократили в один день.
   Отец устроился возить кирпич из Навашина, чтобы побольше заработать, умудрялся в сутки иной раз сделать три рейса: семьдесят км туда и обратно плюс загрузка-разгрузка. Когда и этих денег стало не хватать, через переехавший в наш город «Тюменьмонтаж» устроился водилой на северный газовый комплекс. Не выпивал, не курил, крепок телом, только семечки уважал в дальней дороге, из-за своего прежнего высшего образования вскоре стал мастером буровой установки.
   При её взрыве погиб...
   Я уже учился в девятом классе, заниматься, видимо, от горя, стал хуже, а в одиннадцатом оказался в твердых троечниках.
   - Что ж ты делаешь, - ругалась мама. – Отца на тебя нет!
   - Мам, - возражал я, - он же хотел, чтобы Аня в вузе училась, вот пусть сестрёнка и готовится. А я, как папа раньше, буду деньги заколачивать. Мне дядя Витя обещал хорошее место в их фирме, а учиться можно и в вечернем техникуме.
   Так и получилось. Даже после службы в армии четыре года все деньги отдавал маме, чтобы Ане на учёбу копила, а на пятый встретил Соню, с которой когда-то вместе в одну школу ходили, она занималась на три класса ниже, и ей досталось в отличие от меня сдавать это дебильное ЕГЭ. Вроде тогда к ней особо и не приглядывался, видно, не созрел ещё для постоянных встреч с девушками, так, свижусь с одной пару раз, скучно становится, с другой через три прогулки надоедало… А с Соней случайно оказались в «Спартаке» в соседних креслах на модном американском фильме «Аватар», о котором реклама все уши прожужжала. Ещё до начала сеанса я для Сони успел второе (своё она, вижу, вот-вот уничтожит) мороженое купить. А сам для храбрости перед входом в уже затемняющийся зал почти залпом выпил крепкого пива.
   Отважился на проводы. Было тепло, конец мая, Соня жила в частном доме за больницей. Мне казалось, что над всеми тамошними улицами струился аромат цветущей сирени. Этот запах сильнее недавнего пива кружил голову, вызывая сладостные грезы, а порой и сладострастные мысли. Обнял девушку, прижав к себе, чувствуя её мягкие груди.

   Я по многолетней привычке сидел у кухонного окна и глядел на роддом. Там работала акушеркой моя супруга Соня, но теперь она не сотрудница - вчера разрешилась сыном.
   Около роддома стояли «тойоты» и «ауди» - кажется, недавно тут кучковались только «копейки» и «москвичи» ижевского разлива. Вот как время бежит. Мобильные ныне у всех, даже у моей мамы, которая так и не научилась самостоятельно записывать номера.
   - Мам, скоро и в роддом ходить не надо будет: поставят в каждую палату по веб-камере, и наблюдать всё можно в Интеренте.
   - А передачки носить как, - не поняла она моей шутки.
   - Как-как. Заказал нужное по тому же Интернету в соседнем «Магните», служба доставки всё и принесёт.
   - Когда Соню выпишут?
   - Обещали послезавтра. Дел-то – через дорогу перейти.
   - Да с ней полроддома подруг припрётся. Иди-ка ты в «Магнит» за шампанским и продуктами. Не забудь в куриный магазин за окорочками зайти, я гостям их вкусненько с картошечкой да приправами натушу. Да побольше всего бери, поди, и твой дядя с супружницей завалится, сваты придут, ещё, может, кто. Водки для мужиков не забудь.
   Когда с тремя фирменными пакетами покупок вернулся домой, мама уже тщательно убиралась в маленькой комнате.
   - Здесь теперь будет детская и ваша с Соней. Мы с Аней – в соседней маленькой, но если она не захочет, когда приедет из института, то пусть в зале спит, на вашем диване. Сегодня к вечеру обязательно из Нижнего приедет, я её на кухне заставлю навести чистоту. А тебе, Денис, надо разобрать всё в прихожей и во встроенном шкафу, ненужное, особенно с верхних полок, надо выбросить.
   Так и сделал, набрав лишних вещей на два мусорных пакета. Осталась верхняя полка. Там старые отцовы валенки, его же побитая молью шапка и какие-то бумаги в папке с тесёмками. Решил посмотреть. В ней - разные вырезки из газет на тему воспитания, в тонкой тетради нечто вроде дневника, какие-то брошюрки. Валенки и шапку вынес с остальным мусором, а папку, снова завязав тесемки, отложил, чтобы прочитать вечером. Интересно, что папа в тот дневник записывал?

   Вечером вновь открыл папку. Партийный билет члена КПСС с уплаченными по август 1991 года взносами. Да, мало получал технолог кузнечного цеха. Вырезки из разных газет, некоторые абзацы подчёркнуты красным карандашом. Несколько брошюр: по работе дальнобойщиков в условиях Севера, эксплуатации газопроводов, технике безопасности при эксплуатации буровых установок. В брошюрку, посвящённую сорокалетию Навашинского завода стройматериалов, вложена ксерокопия статьи о бывшем главном инженере этого предприятия. И в брошюрке, и в статье подчёркнуты красным карандашом одинаковые строчки. О том, что прикованный к постели заболевший главный инженер стал писать дневник. В нём, тут как раз и подчеркнуто отцовским карандашом, «советы четырнадцатилетнему сыну Виктору о том, как следует вступать в жизнь молодому человеку, а главное, стремиться к знаниям».
   И, наконец, простая ученическая тетрадь с записями отца, на обложке, это я ещё днем прочитал, крупными буквами выведено: «Дневник», на первой странице надпись с посвящением Денису, то есть мне.
   Но дальше все страницы были белыми, видно, папа хотел что-то записывать, но, выходит, тогда его срочно вызвали в Новый Уренгой, откуда он не вернулся… Интересно, что же хотел написать отец, какие думал дать мне советы? Я тогда заканчивал девятый класс.
   Возможно, его пожелания повлияли бы на мою дальнейшую судьбу, если бы он оставался живой, да и я под его контролем не стал бы троечником и хранил бы теперь в шкафу диплом политеха, а не удостоверение сварщика-универсала.
После школы дядя Витя пристроил меня учеником к самому лучшему на фирме работяге, я даже в армии был сварным в ремонтной мастерской и теперь зарабатываю больше остальных, но и устаю тоже больше всех. Понемногу, чтобы снять эту усталость, стал выпивать после смены с ребятами, пару раз кто-то более трезвый провожал меня домой. Отец бы не одобрил… Да и Соня уже ругаться начала. А ведь в отличие от школьных товарищей я водку-то попробовал лишь в мае, когда девятый заканчивал. Потом, глядя на приятелей, ещё и пивом увлекся.

   Я ни разу не болел, крепко сложен, хотя даже в армии старался любым способом избежать обязательной утренней зарядки вплоть до примитивного прятанья под кровать. А тут вдруг начались такие головные боли, что просто ужас.
   Молоденькая участковая врачиха напугала: по всей видимости, что-то с сосудами головного мозга. Направила к психотерапевту. И посоветовала подыскать работу, не связанную со сваркой в загазованном помещении, и чаще бывать на свежем воздухе.
   Ни массаж, ни мази, ни специальная зарядка от шейного остеохондроза не помогли. Не знавший про свое давление, я теперь четко усвоил, каким оно должно быть. Но таких положительных цифр автоматический тонометр, который купил по совету врача, чтобы трижды в день записывать результаты показаний, не давал.
   - Нет, тебе, Денис, работу менять ни в коем случае нельзя, - возразил дядя Витя. – Где ещё столько получишь? Да что-то по телеку снова про будущий кризис стали болтать. Не к добру.
   Дядя Витя договорился со знакомым заведующим неврологическим отделением, где мне с утра ставили капельницы, а к десяти я выходил на смену. Зато много, к радости Сони, стал гулять с десятимесячным Димой: спущу со второго этажа коляску, потом вынесу сынишку – и во дворе до самого его сна. Даже, кажется, головные боли стали меньше. Или уже привык к такому состоянию?
   Всё больше радовался Димочке. Каким он мне показался сморщенным, словно старичок, когда взял его на руки в первый раз, теперь же этот родной человечек стал гладок и светел лицом, наверное, будет в меня широкоплечим и в маму толстощеким, с карими большими глазами. Уже свободно поворачивается в коляске, уцепится руками за её борта и привстает, глядя на окружающий мир.
Наш двор хорошо знает, а вот стоит отъехать чуть подальше, в незнакомое для него место, он сразу чувствует это, смотрит по сторонам очень внимательно, словно запоминая на всю жизнь этот нам давно надоевший городской пейзаж. О, сколько ещё открытий чудных ждет тебя, Дмитрий Денисович!
   Соня довольна – после смены до позднего вечера я нянчусь с Димочкой, давая ей возможность заняться своими делами и немного отдохнуть от дневных хлопот, да и мне так приятнее помочь супруге. С удовольствием, если Соня занята с бельём или на кухне, купаю малыша. Интересно, каким он вырастет? Не повторил бы мой хоть и не очень для меня опасный, но всё же некрасивый водочно-пивной путь. Кстати, вот уже десять месяцев я не пригубил ни кружки «Окского», ни грамма спиртного. Может, он поступит в тот институт, куда прочил меня отец и который заканчивает его тетка Аня, так пока и не привыкшая в короткие дни приездов домой побаловаться с племянником.
   В очередное мытье сынишки у меня закружилась голова, изнутри в самую макушку словно гвоздь вошёл. Я от неожиданности выпустил ребёнка, упав на плиточный пол, но тут же поднялся, успел протянуть руки в ванную под малыша. Дима даже не успел испугаться, думая, что я так с ним играю.
   Об этом решил умолчать, чтоб не беспокоить близких, а вот если случится ещё раз, придется снова идти в поликлинику.
   На следующий вечер с сынишкой на прогулку отправились в Зеленый парк. Я там иногда видел старика с темно-лиловым носом картошкой, нездоровым цветом серо-коричневого лица с глубокими морщинами, видно, чем-то болен. Но старикан не сдается, теперь по вечерам здесь занимается пробежкой, потом разными упражнениями, затем делает несколько пеших кругов по периметру парка. «Поздно пить боржоми, - подумал я об его усилиях вернуть здоровье, - надо было беречь здоровье смолоду».
   Старик в это время проходил мимо нас к воротам и заглянул в коляску посмотреть на малыша. Димочка испугался его вида и заревел, что было впервые за всё время наших прогулок.
   - Ой, извините, - пролепетал старик и чуть ли не бегом удалился от нас.
А я после этого случая долго не мог заснуть. Всё думал о больном старичке с темно-лиловым носом. Жизнь ведёт нас к неминуемой старости. И я скоро буду увядать на глазах у подрастающего сынишки. Этот старик наверняка долгие годы пил без отдыха, курил без меры, может, ещё к каким порокам был склонен. Вот на нашей лестничной клетке живёт восьмидесятилетний дедушка Василий, как мы все его зовем, хотя он уже прадедушка, так он, словно молодой, чуть ли не бегом спускается с пятого этажа, кожа гладкая и светлая, только седые с желтизной волосы и пигментные пятна на обоих висках выдают возраст. И уж точно дед Василий жил по-иному, чем тот старикан из парка.
   Завтра же с утра обязательно начну заниматься зарядкой, и не просто руками махать, а по-настоящему, как минимум полчаса. А ещё бы, права та юная врачиха, надо найти дело без этой сварочной загазованности, только где ещё такой заработок найду?
   Состояние здоровья начинает меня беспокоить. Подолгу не могу заснуть. Только-только от высокого давления избавился, так вчера, оказывается, в ванной у меня было очень низкое. В чём причина? Да плюс ещё давняя гемофилия, любое кровотечение вредно, даже удаление зуба опасно для жизни, вот ведь как. Может, отец в так и не начатом дневнике что-то полезное хотел мне посоветовать? Как раз эта проклятая гемофилия обнаружилась у меня в шестнадцать лет.
   Любопытно, а каким в шестнадцать будет мой Дима. Ныне в жизни всё так быстро меняется. Когда я пошел в школу, в ней не было компьютеров. А теперь ими владеют первоклашки. Папа с мамой начали жить при социализме, а я про него читаю в учебнике истории. И вообще, что через шестнадцать лет будет с моей семьей, с нашей страной, полной различных недостатков. Мне запомнились слова дяди Вити, сказанные за застольем на дне рождения мамы: «Какая нищета, какой кризис! Мы такая страна, что могли бы экспортировать радость, как апельсины, помогать другим странам, могли быть народом, дарящим надежду…».
Надо бы занести эти слова в компьютер. С тех пор, как Аня уехала учиться в Нижний, я понемногу освоил его, даже в блокноте решил вести записи для себя. Но потом бросил, надоело, да и нет у меня мудрых мыслей. Зато Соня все документирует, что касается Димы. Изменения в весе, росте, в поведении, когда начал ползать, подниматься самостоятельно в детской кровати… А уж фотографий с нашей недешёвой мыльницы сколько – целая, чуть ли не по дням фотолетопись. А я что, должен отставать от Сони!
   Решено, буду вести дневник о тебе, Дима! Но не записи наблюдений за подрастающим сыночком, а дневник советов. Да-да, дневник советов. Как это раньше такая чудесная мысль мне не пришла в голову! Нужно сделать то, что не успел мой папа для меня. Конечно, я всегда готов подсказывать Димочке, как надо себя вести, чтобы беречь свое тело, быть здоровым, воспитанным, грамотным… Правильно сказал, кажется, Гельвеций: «Вся моя жизнь – одно длинное самовоспитание». Так вот пусть Димочка в первую очередь будет учиться самовоспитанию.
   И ещё одна веская причина для такого дневника – мои скачки в давлении и гемофилия. Сверхвысокое давление и вдруг кровоизлияние в мозг, которое может закончиться неизвестно чем, неожиданно низкое опасно не меньше, да ещё гемофилия чертова… Так что вдруг может случиться так, что не будет меня для сына. Но зато надёжной памятью останется дневник. Завтра же заведу в «Моих документах» особую папку «Дневник для Димы» с припиской – открыть в день шестнадцатилетия.
   Пусть читает то, что я ему напишу, мотает на ус. К этому почти взрослому возрасту он всё должен понять правильно. Хорошо, если со мной к тому времени плохого не случится, тогда мы все вместе прочитаем с моими комментариями, а если чего не миновать, так эти записи сыну должны вдвойне помочь.
   Ну вот, решение принято, да и, наконец-то, потянуло в сон. Сколько на моих со светящимся циферблатом? Три утра! Пора, пора спать. Но всё равно сегодня встану в полшестого, чтобы начать зарядку.