Она сказала это и улыбнулась как-то совсем беззащитно и жалко, как человек, который знает, что смертельно болен.
И глаза у неё стали ещё темнее и глубже, словно тени в подворотне глубокой безлунной ночью. А выражение лица… Мне больно видеть, когда у кого-нибудь такое лицо, а тем более у лучшей подруги.
-А…ты что? – только и смогла проблеять я.
У меня вдруг кончились сразу все слова. И сердце, как это говорят обычно в таких случаях…сжалось. Именно сжалось, превратилось в маленький комочек, величиной, наверное, не больше шарика от пин-понга.
Сжалось, взлетело к самому горлу и…защекотало там, запершило...
-А… - опять начала я, понимая, что надо ведь что-то сказать. Но что? Что?
- Нет, ну, правда. У меня-то, если по сути, никогда нормального мужика и не было. Да и не будет уже никогда. Всё как-то так…
Она помолчала, щёлкнула дешёвой пластиковой зажигалкой, затянулась очередной сигаретой, выпустила дым.
Странно, я так часто вижу её с сигаретой, но до сих пор не знаю, какую марку она любит. Просто сигареты…просто тонкие и длинные, похожие на зубочистки. Она почему-то всегда оставляет длинный окурок и на нём никогда нет следов помады. Вот это я знаю.
Руська небрежно стряхнула пепел.
- Ты же сама говоришь, что разницы никакой. Правда, я не совсем себе представляю, как это, но думаю, что с тобой всё получится. Ты же в этом деле крута.
- Я?
- Ну, да.
- Кто тебе сказал? – смутилась я.
- Ну, ты же говорила, что Она даже рыдает каждый раз. Разве это не показатель?
- Ну…это показатель только того, что она очень горячая.
- Как и ты.
Руська рассмеялась и затушила сигарету в пепельнице.
- Да ну тя! Очень смешно!
- Нет, я вполне серьёзно. Ты моя подруга. Если тебе тяжело…если тебе это так надо, то я могу…
- Прекрати! – взорвалась я. – О господи, как ты могла подумать, что я тебе намекаю на…
- А почему не я? Если тебе всё равно, то почему не я?
- Потому что ты моя подруга! Вот почему! – заорала я.
- Так тем более.
Она улыбалась совершенно спокойно, а я вскочила и стала метаться по крохотной шестиметровой кухоньке, как загнанный зверь.
- Ты понимаешь, что несёшь? Ты же моя подруга!
- Тем более, - она оставалась такой же невозмутимой. Зажигалка в её руке опять чиркнула, выпуская на волю маленький сине-жёлтый огонёк. – Тем более. Ты же можешь нарваться на кого угодно. Я же знаю, какая ты импульсивная, порывистая.
Её спокойствие добило меня окончательно. Я плюхнулась на стул и почти простонала:
- Руська, прекрати. Ты сама-то понимаешь, о чём говоришь? Ты моя подруга. И вообще…ты же натуральна, как кусок хозяйственного мыла. Тебе мужик нужен, а не…
- Ну и что? Ты сама мне говорила, что все женщины по сути своей би.
- О боже! Нет!
- Ну, как хочешь, - безразличным голосом сказала Руська.
Таким безразличным, словно хотела ещё добавить что-то типа: наше дело предложить, ваше – отказаться.
Она отвернулась от меня, с минуту помолчала и как ни в чём не бывало вдруг предложила:
- Мороженого хочешь?
- «Буржуя»?
- Люблю эту химию!
Мы ели мороженое и смеялись над какой-то комедией, полулёжа на Руськином «тренажере».
- Ммммм, на втором месте, - Руська закрывала глаза и хохотала.
- А на первом?
- А то ты не знаешь!
- Ааааа, ну да, конечно.
Я облизывала ложечку и думала: «Все женщины би. Правда что ли? Это я что ли такое сморозила? Хм..."